Джентльмены и игроки

Весна 1986г.

Собрание длилось еще долго, но Родольфус больше не следил за обсуждением других важных вопросов. Лестрейндж машинально кивал, иногда сосредоточенно хмурился и даже вставил парочку общих фраз, но все его мысли были заняты девочкой, с которой он даже не был знаком. Не желая привязываться к ребенку или признавать его существование, Родольфус никогда не называл ее по имени. Имя превратило бы девочку из ошибки в живого человека, которого нельзя было и дальше игнорировать. Раздался новый взрыв хохота, Родольфус с готовностью выдавил ухмылку и даже одобрительно похлопал по столу, пытаясь вспомнить сколько девочке лет. Роман с ее матерью начался в начале семидесятых, после того, как Лестрейнджу любезно объяснили, что ему нет места в супружеской спальне. Вторым открытием, которое он сделал вскоре, стало то, что обида и ревность объединяет двух одиноких людей куда сильнее, чем пресловутая любовь. Их отношения долгое время оставались совершенно платоническими: невинная переписка, совместные конные прогулки, репетиции для домашних концертов и робкие случайные прикосновения; прежде чем их влечение переросло в всепоглощающую страсть. Пожиратель смерти поднял голову и встретился с изучающим взглядом вира Розье. Старик, словно зная о его тревогах, расплылся в улыбке святого мученика, способного вынести жестокость окружающего мира, не теряя при этом собственную мягкость духа. Стало очевидно, что он был посвящён в их маленький щекотливый секрет, который учился на одном курсе с его сыном. Лестрейндж тяжело вздохнул, проклиная себя за беспечность — нужно было давно догадаться, что для Матиаса Розье семейные узы были важнее правил приличий. Если расчеты Родольфуса были верны, то выходило, что в этом году девчонке исполнилось тринадцать, а следовательно, в запасе имелось еще целых четыре года. Он осторожно перевел взгляд на Милорда, избегая с ним зрительного контакта и прикидывая удастся затянуть проект на несколько лет. Все же работа предстояла колоссальная: реклама, пресс-конференции, строительства, подготовка испытаний и многое-многое другое. При желании можно было с легкостью растянуть процесс на десятилетия. Темный Лорд склонил голову на бок, внимательно слушая финансовую сводку от Эйвери, и Родольфус нервно сглотнул, догадавшись, почему ему доверили реализацию идеи. Будь повелитель уверен в успехе «Голодных играх», то он бы лично контролировал проект вместо того, чтобы давать трибуну полную свободу в действиях. Выходит, в случае неудачи в глазах международного сообщества и соотечественников виноват будет один человек — Родольфус. Лестрейндж невольно сжал кулаки, понимая, что готов расшибиться в лепешку, но обязан выйти победителям. А девочка… В конце концов, вероятность того, что она станет участницей настолько мала, что об этом было глупо беспокоиться. — Нам нужно поговорить, — прозвучал голос Беллы в его голове. — Встречаемся на нашем месте. И возьми пару уроков окклюменции. С твоей защитой справится и второкурсник. Родольфус, встретившись с ней глазами, едва заметно кивнул и, поставив блок, с удовольствием вышвырнул супругу из своего сознания. Беллатрикс, не ожидавшая столько негостеприимного приема, осуждающе тряхнула головой и поправила кудри, эффектно рассыпавшиеся от энергичного движения их владелицы. Родольфус отвернулся с плохим предчувствием, не желая любоваться тем, что ему не принадлежит. Если Белла снизошла до него и заманивает своими чарами, то жди беды. Собрание подошло к концу и волшебники, кланяясь, стали покидать библиотеку. Родольфус, игнорируя болтовню Малфоя, последовал за ними, но в холле отстал от остальных и свернул в коридор, ведущий в дворцовый парк. Сад Василиска был непередаваемо прекрасен. Лучшие садовники и скульпторы мира создавали главную жемчужину дворца Темного Лорда. Вечнозелёные тисовые аллеи образовывали затейливые геометрический узоры, а аккуратные бирюзовые дорожки с белыми бордюрами напоминали венецианские каналы. Вдоль них располагались мраморные статуи, неизменно изображающие схватки волшебников с магическими тварями самых различных размеров и конфигураций. Расстилались бархатистые лужайки, придавшие всему пейзажу свежесть, и окаймленные группами могучих дубов и ив, где птицы находили свое убежище и по вечерам радовали свои песнями. Многочисленные клумбы радовали глаза яркими красками. Каменные беседки, увитые петлистыми розами и виноградными лозами, придавали саду облик изящной и живописной гармонии, а красивые озера со скалистыми островами вносили в общую картину баланс холодности и сдержанности. Сквозь все это великолепие спускался каскадный фонтан, украшенный скульптурой Василиска и облицованный изумрудным мрамором. По периметру его в два ряда окружали колонны удивительной формы: снизу они были отделаны чешуйчатой лепниной, ближе к середине, переходящей в многослойные подковообразные арки. Родольфус занял лавочку у озера, по которому неспешно и вальяжно плавали величественные лебеди и ныряли с плесками простые, но уютные утки. Картина была настолько умиротворённая, что мужчина позволил себе вытянуть ноги, закрыть глаза, подставив лицо встречному ветерку, и ни о чем не думать, а только ощущать на себе легкие прикосновение прохлады. — Еле оторвалась от проповедей дяди Матиаса, — пожаловалась Беллатрикс, как всегда, разрушая его спокойствие, и присела рядом. — Дети спрашивали обо мне? Вопрос прозвучал безразлично, как бы между прочим и ни материнской заботы, ни ласки не слышались в нем, но Родольфус уловил легкие вибрации в ее голосе. Лестрейндж, специально медля с ответом, проверил карманные часы и нехотя, точно делая одолжение, нахмурился, словно пытался вспомнить события восстания гоблинов. — Кажется, нет, — соврал он, со злорадством наблюдая, как вытянулось лицо Беллатрикс, но все же решил сжалиться над ней и признался: — Я и сам давно был в Лесси. Они помолчали, каждый занятый своими мыслями. Родольфус с удивлением осознал, что они с Беллой, несмотря на частые встречи, сильно отдалились друг от друга и давно двигаются в противоположных направлениях. Они стали чужими и незнакомыми; именно чужими — слово было точное. Чужое было все — лицо Беллатрикс с виноватой складкой у рта и напряженно сощуренными глазами, медленно надвигающимися на нее. Неужели, будет просить о разводе? — Твой отец пригласил меня на ланч, — нарушил тишину Родольфус, припоминая последние статьи о Темном Лорде, но насколько ему было известно, курс в прессе оставался прежний — у Повелителя не было личной жизни, так он денно и нощно посвящал себя британским волшебником и борьбе за чистоту крови. — Мы решили, что будет лучше, если с тобой поговорю я, — сказала Беллатрикс, беря мужа за руку. — Все же мы всегда хорошо ладили и тебе будет легче услышать это от меня. — она немного помолчала, проведя пальцем по сапфиру в его обручальном перстне, и начала издалека: — Тебе известно, что мой отец является последним представителем мужской линии Благороднейшего и Древнейшего дома Блэк. После его смерти прервётся наш род, который был основан в девятьсот одиннадцатом году. Забавно, правда, что тогда большая часть земли была не изучена, а Блэки уже были, — Беллатрикс делано рассмеялась, но Родольфус, который начал подозревать куда она клонит и не собирался облегчать ей роль переговорщика, лишь сдвинул брови. — Знаешь, когда я смотрю на семейный гобелен, меня всегда восхищает то, что моему рождению предшествовала длинная вереница талантливых и амбициозных вельмож, политических деятелей и завоеватель. Более тысячи лет наш род успешно удерживал свое роскошное место под солнцем, а теперь канет в историю. — А я в такие моменты всегда думал, что все что от нас останется — это имя на фамильном древе, — задумчиво признался Родольфус. — И какой длинной или, наоборот, короткой ни была бы жизнь, черточка между датами всегда одинаково маленькая. Белла внимательно слушала с неподвижным лицом и, когда он закончил, лишь тряхнула кудрями: дескать, все это ерунда. — Ты всегда был прирожденным философ и оптимистично смотрел на мир, — улыбнулась она и как бы вскользь, словно делилась пустыми светскими сплетнями, сообщила: — Тиберий Мальсебер готовит законопроект, согласно которому допускается наследование потомкам по женской линии при отсутствии претендентов-мужчин. Беллатрикс замолчала, следя за реакцией Родольфуса. Тот усмехнулся, вынужденный признать, что все было красиво обыграно. Удивительно, каким разносторонним человеком оказался Мальсебер. Его, не имевшего личной выгоды и не связанного родственными узами с Блэками, неожиданно стали волновать вопросы наследования. А ближайшее заседание Визенгомота, на котором, судя по всему, Мальсебер предложит проект, состоится в конце мая, перед днем рождения Беллатрикс. Темный Лорд умел делать оригинальные подарки. — Очень занимательная история, — притворно-внимательно покивал Родольфус и совершенно невинным тоном спросил: — Только вот никак не пойму, чем я могу помочь легату Мальсеберу в его трудной, но благородной затее? — Все ты понял, — фыркнула Беллатрикс, покачав головой. — Я хочу, чтобы Райс стал Блэком. — Ни за что, — отрезал Родольфус. — Во-первых, при живом отце сын не может носить другую фамилию, а я не думаю, что мой дорогой тесть переживет меня. Во-вторых, — он выдержал паузу, наслаждаясь моментом, — ты сама поклялась подарить моему роду наследника или как там было? — мужчина нахмурился, вспоминая слова клятвы, и не смог сдержать смех. — Точно! Ты поклялась подарить наследника своему мужу, Родольфусу Кассиусу Лестрейнджу. Так что, — он извиняющее развел руками, — ничем не могу помочь. Есть три вещи, за которыми можно наблюдать вечно — как горит огонь, как бежит вода и как избалованная принцесса Белла Блэк получает отказ. Она немного покраснела и нахмурилась, сжав губы, а в глазах читалось разочарование. Заметив этот взгляд, Родольфус вздохнул, зная, что чувство вины вытеснит злорадство. Постепенно маска обиды сошла с лица Беллатрикс, а гневный румянец сменился восковой бледностью. — Пожалуйста, Руди, — мягко сказала она, ласково погладив супруга по плечу. Руди. В детстве с такой же нежностью в голосе мать называла его так. После того как ее не стало, Родольфус похоронил и домашнее прозвище, которое сейчас болезненно резануло слух. Со стороны Беллы это был запрещенный прием, пробирающийся к самому сердцу и сжимающий его. — Нет, исключено, даже не проси, — отмахнулся он, отодвигаясь на край скамьи, и припомнил раскидистое семейное древо Блэков, сообразив, как побольнее уколоть Беллатрикс. — А почему ты провозгласила нашего сына «великим» наследником? Если хочешь, я бы мог лично сообщить Миллисент Пруэтт приятную новость, — обманчиво-любезно предложил Родольфус, не сдерживая злорадную улыбку, и наигранно нахмурился, делая вид, что пытается вспомнить: — У нее же, кажется, несколько сыновей? Тогда мы можем быть спокойны за рыжее будущее Благороднейшего и Древнейшего дома Блэк. — Миллисент Пруэтт потеряла право на наследство, когда стала Молли Уизли, — скривилась Беллатрикс, а ее прекрасное лицо перекосило от презрения. — Тогда в поисках наследника нам придется спуститься, — ехидно сказал Родольфус, продолжая мило улыбаться. — Я так понимаю, что против кандидатуры твоего племянника будут Малфои? — вопрос был риторическим, но мужчина все же выдержал паузу, которая была необходима, чтобы он смог решиться на издевку. — Жаль, что мы не поддерживаем связь с Андромедой, а то можно было бы… — Прекрати, — предупреждающе зашипела Беллатрикс, но Лестрейндж не мог упустить шанса подразнить ее. — Твой любимый Барти был бы отличным кандидатом, но какая жалость, что его бабка была младшей дочерью, — притворно тяжело вдохнул Рудольфус и весело подмигнул: — Но я уверен, что под твои руководством малыш Долгопупс вырастет настоящим Блэком. Белла наградила его взглядом, полным такой ненависти, что мужчина сразу стушевался и поднял руки ладонями вверх в знак полной капитуляции. Всем было известно, что в гневе Белла Блэк становилась опасней Венгерской Хвостороги. — Прости, я перегнул, — примирительно сказал Родольфус, пытаясь сообразить, как выкрутиться. — Даже если бы я согласился, то мой отец… — Ты никогда не задумывался — почему ты не Сирилл? — перебила Беллатрикс, чьи глаза все еще метали молнии. — На протяжении четырех поколений первенцев в твоей семье называли Сириллами, а тут вдруг родился Родольфус. Думаю, твой отец сразу понял, что ты не достоин носить это имя или решил сберечь его на будущее, — после этих слов она поднялась и уже собиралась было уйти, но потом будто бы мимоходом бросила на прощание: — Спроси у него — зачем нам сейчас поднимать вопросы о наследования.

***

Из апартаментов Рабастана, которые занимали два с половиной этажа, открывался прекрасный вид на площадь Мерлина. Признаться честно, вид — это было единственное, что нравилось Родольфусу в жутком жилище брата. Экстравагантный интерьер полностью соответствовал кровожадной натуре Рабастана. Освещение гостиной от сотен разноцветно мигающих свечей создавало атмосферу хаоса. В центре комнаты стоял массивный камин из черного камня, выполненный в виде распахнутой пасти дракона, на чьих клыках блестели алые капли. Большие диваны причудливой формы и кресла с мягкими подушками стояли по бокам от камина, приглашая гостей расслабиться и насладиться теплом. Стены гостиной были всюду увешаны великолепными, но слишком уж мрачными картинами неизвестных авторов. Сюжет их порой приводил то в восторг, то вызывал отторжение. На многих из них были изображены сцены жертвоприношения. Местами художники расписывали дьявола во плоти, который заманивал грешные души в свой котел, совершая над ними суд. В целом, картины вызывали апатию, и через некоторое время заставляли чувствовать себя неуютно, даже настороженно. По обеим сторонам камина располагались две широкие лестницы, на перилах которых были вырезаны барельефы со сценами охоты. Они поднимались на второй этаж, сходясь мягкими линями и открывая парадные комнаты. А прямо над ними, под самым потолком, находилась могучая статуя какого-то древнего божества. Эта статуя будто бы нависала над вами, всем своим видом показывая всю суровость и грозность. Родольфус провел взглядом по комнате, остановившись на брате. Младший лениво растянулся на диване и с полным умиротворением на лице потягивал мартини (во всяком случае Родольфус надеялся, что это был всего лишь мартини). Басти, как и их отец, был невысокого роста — всего лишь пять с половиной футов, да и пышная копна кудрявых волос цвета каштана добавляла пару ему несколько дюймов. Сияющие прозрачно-голубые глаза и угловатые, висящие над ними вразлёт, смоляные брови делали его похожим на купидона, но массивная нижняя челюсть, выступающая вперед, портила всю картину. — Я думаю, отец планирует жениться, — поделился своим выводом Родольфус, пересказав брату разговор с Беллой. Слова жены не то, чтоб задели его (вся же от Беллатрикс мужчина слышал вещи и похуже), но заставили задуматься. Сигнус Блэк был в отличной форме и умирать в ближайшее время точно не планировал, да и старики Блэки были здоровы, и им действительно не было никакого резона поднимать вопросы наследования именно сейчас. Выходило, что в отказе Родольфуса от Форт-Лесса был заинтересован кто-то третий. — Имеет право, — флегматично пожал плечами Рабастан и широко зевнул, потянувшись. — Все же теперь он официально вдовец. — Вдовец, — задумчиво повторил Родольфус. — Ты не жалеешь, что мы пропустили похороны? — Чтобы жалеть нужно знать, что потерял, упустил, а я ее даже не помню, — ответил Лестрейндж-младший после минутного размышления. — Да и правдивое безразличие всегда лучше лживой скорби. Родольфус кивнул, соглашаясь с братом. С какой стати они должны горевать по человеку, которого совсем не знали? А с другой… Из его памяти давно стёрлось лицо матери, но Родольфус помнил ее руки. Ее добрые, нежные руки часами плавным движением гладили его по голове. Иногда ее пальцы, холодные и ласковые, застревали в еще по-детски вьющихся волосах, и мама останавливалась. Но, едва выпутавшись, снова продолжала гладить их с тем же медленным и убаюкивающим теплом. А еще Родольфус помнил, какое радостное возбуждение его охватывало, когда перед сном мама спрашивала: «Как сильно ты меня любишь, Руди?». И маленький Руди изо всех сил кричал: «Очень сильно! Вот так сильно! Вот так!» — и так широко раскидывал руки в стороны, что едва не падал с постели. Господи, как же он завидовал брату, что тому не досталось и этих крох воспоминаний. — Иногда я жалею отца, — признался Родольфус, отведя взгляд в сторону. — Как он только пережил тот скандал тогда. — Не сравнивай отца с собой, — фыркнул Рабастан, закатив глаза и стукнув брата по плечу. — Наш старик, кроме себя, никого никогда не любил, — он поднялся, поставил демитас на поднос и, откусив за раз половину эклера, продолжил с набитым ртом: — А я даже рад, что старик надумал жениться. Мужчинам в нашей семье не везет с женами, так что лучше пусть он страдает, чем я. Тем более, сколько ему еще осталось на этом свете? Родольфус покачал головой, не разделяя беспечности младшенького. Он смог бы смириться с новой хозяйкой Лесси, но допустить, чтобы ее сопляку досталось фамильное состояние, было невозможно. — Я оставлю у тебя мундир, — сказал он, поднимаясь и расстегивая пуговицы. — Мне нужно заглянуть кое-куда. Не хочу, чтобы узнали. Басти, по-своему поняв его, рассмеялся и уважительно похлопал брата по спине. Он щелкнул пальцами, призывая эльфа (человеческая прислуга у Рабастана не задерживалась), и распорядился принести один из своих пижонских пиджаков и клетчатую кепку. — Да ты помолодел, — похвалил Рабастан, с трудом сдерживая смех, когда с переодеванием было покончено, и подмигнул: — Не переусердствуй кое-где. Попрощавшись с братом, Родольфус спустился по внутреннему лифту, заплатив лифтеру три кната за проезд, вышел на улицу. — Едем на Блугейт-Филдс в Басби, — приказал Лестрейндж извозчику, забравшись в экипаж. Мужчина откинулся на бархатное сидение и потер виски круговыми движениями пальцами рук. У него сильно разболелась голова, тяжесть прошедшего дня и очередного трудного разговора давили на плечи невидимым грузом. Родольфус, поудобнее устроившись на подушках, незаметно задремал. Сон выдался беспокойным, полным тревожных мыслей и смутных образов, так что, проснувшись от толчка, он чувствовал себя совершенно разбитым. Родольфус огляделся по сторонам, не сразу поняв, где находится. Богатый район сменился бедным: улицы стали узкие и запутанные, появились дома с облупившейся штукатуркой, на дороге стал попадаться мусор, брусчатка изрядно разбита, облупленные вывески заколоченных магазинов, а сам воздух, казалось, пропитан здесь угольной гарью до такой степени, что щиплет глаза. Родольфус увидел двух Пожирателей и сильнее натянул козырек на лицо. Патрульные не прогуливались, улыбаясь и здороваясь с прохожими, как в приличных районах, а, напротив, стояли, внимательные и напряженные, глядя по сторонам во все глаза. С экипажем поравнялась стайка детей-попрошаек. Наглые, грязные и голодные. Они, подпрыгивая, нахально пытались схватиться за дверцу и с воплями протягивали коробочки. — Угости их хлыстом, чтобы они наконец заткнулись! — крикнул Родольфус кучеру, устав от шум, и, не удержавшись, послал жалящее заклятие в одного из рыжих близнецов с особо наглой ухмылкой. Кучер, тяжело вздохнув, нехотя взмахнул хлыстом так, чтоб не задеть детишек. Родольфус уже собирался сделать ему замечание, но, к его удивлению, этого оказалось достаточно и попрошайки отстали. Нищие ужасно раздражали Лестрейнджа. От них воняло мочой, они были заразными, и что самое главное, они все равно оставались волшебниками. Магия сама открывала свои великие тайны ублюдкам, не способным оценить ее красоту, в то время как, в уважаемых семьях рождались сквибы. Эти ленивые крысы отказывались признать власть чистокровных, плодя грязь и заражая мир своей хворью. Достаточно было посмотреть по сторонам, чтобы убедиться в его словах. Еще года два назад окраины Басби были скромными, но чистыми кварталами, но рабочие, опьянённые милосердием Темного Лорда, подожгли фабрику — эти идиоты лишили сами себя работы. Правительству пришлось принять меры: аресты, выписывали слишком высокие штрафы, урезали продуктовые карточки и отменили дошкольные занятия. И тихие кварталы, зарастая мусором, превращались в трущобы. Экипаж остановился у одного из обшарпанных низкорослых многоквартирных домов, которые серой стеной уныло тянулись вдоль дороги. Родольфус соскочил с подножки, забрызгав брюки рыжей жижей. Дальше он двигался осторожно — каждый шаг по тротуару это риск поскользнуться на грязной лужице, которая скрывала в себе нечто мерзкое. Внутри оказалось чисто, но пахло затхлой сыростью и плесенью. Родольфус невольно повел носом и сразу же скривился, вспомнив, как в детстве он с сестрами Блэк залез в семейный склеп (воздух там был более свежий). Он поднялся на второй этаж и громко постучал в нужную дверь. Ответом ему была тишина. И когда мужчина уже занес было руку, чтобы постучать снова, в глубине квартире сердито закопошились и послышалась возня, а затем и звук отпираемого засова. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге возникла невысокая волшебница лет тридцати. Она была еще красивая, но похожая на увядающий цветок. Тёмно-карие миндалевидные глаза на пренебрежительном, надменном лице, смотрели на него с холодным отчуждением, а густые светло-каштановые волосы эффектно сбивались локонами набок. Несмотря на аккуратное, но явно не новое и простое платье, волшебница держалась с достоинством королевы, которая снизошла до общения с пажом. — Здравствуй, Андромеда, — широко улыбнулся Родольфус, по-хозяйски проходя внутри и оглядываясь по сторонам. Квартира была маленькой и скромно обставленной, но при этом было безупречно чисто. Крохотная гостиная, со вкусом обставленная изящной, хоть и старой, слегка покосившейся мебелью, выглядела даже элегантно. Одну из стен сплошь покрывали книжные полки, гнувшиеся под тяжестью книг в старинных кожаных переплетах. И даже заколоченный камин не портит интерьер — на досках были нарисованы две удивительные бабочки, окруженные прекрасными цветами, сквозь которые пробивался солнечный свет. — А здесь довольно мило, — вынес вердикт Родольфус, присаживаясь на диван. — И почему я раньше тебя не проведывал? — Возможно, потому что тебе ни разу не удалось хотя бы разоружить меня? — предположила Андромеда, вопросительно приподняв брови и продолжая буравить его фирменным взглядом Блэков. — Я всегда тебе поддавался, — признался мужчина, перебросил ногу на ногу, и изучающе уставился на волшебницу. — Кажется, последний раз мы с тобой виделись года два назад? Когда я уговорил суд не ломать твою палочку, а лишь наложить на нее ограничение? — Как это было благородно с твоей стороны, — ехидно протянула Андромеда. — Полагаю, ты вломился ко мне за благодарностями? — она фыркнула и сделала книксен. — Спасибо, Лестрейндж, я очень признательна тебе за то, что ты разрушил мою жизнь. Спасибо тебе за то, что из-за такого ничтожества, как ты, погибли настоящие волшебники: Фрэнк и Алиса Долгопупсы, Сириус, мой Тед. — Я и пальцем не тронул никого из твоего списка, — напомнил Родольфус, поморщившись. — Не тронул, — согласно кивнула миссис Тонкс. — Не тронул, потому что привык прятаться за спиной Беллы. Родольфус дернулся, словно от удара, и, подскочив, и одним прыжком оказался рядом с девушкой, опасно наклонившись над ней. На короткий миг на лицо Андромеды легка тень страха, но в следующее мгновение она выглядела совершено спокойной, только ее рука, будто бы сама, потянулась за подсвечником. — Не провоцируй меня, — предупредил Лестрейндж, отодвинув подсвечник, сделал шаг назад, и неожиданно для самого себя объявил: — Я готов признать девочку. — Ни за что, — отрезала Андромеда, испугавшись по-настоящему. — Я не позволю тебе лишить ее отца второй раз. Родольфус с трудом удержал тяжёлый вздох. Поступок, на который он почти решился, являлся социальным самоубийством, но, разумеется, никто и не думал оценить его необдуманный порыв. Чертовы, чертовы гордые Блэки, готовые помереть с голода или лишить будущего собственное дитя, лишь бы сохранить фамильную честь. Лишь бы не быть должниками такого ничтожества, как Родольфус Лестрейндж. — Это…это невозможно, Дольф, — затараторила волшебница, побледнев и сбросив маску снежной королевы. — Дора никогда не простит нас. Она редко говорит о Теде, — Андромеда кивнула на семейную колдографию, сделанную, видимо, незадолго до битвы в Министерстве: Тонкс вальсировал с девочкой с ярко-красными волосами, — но Дора всегда была папиной дочкой. И тебе известно, что мой побег нанес меньший урон по репутации семьи, чем, если бы правда раскрылась. Какой же это был бы удар для maman, — она покачала головой, переведя дыхания. — А бедный papa? Я не представляю, как бы он пережил бы такой скандал. — Ты святая, — заключил Родольфус, потрясённо смотря на бывшую возлюбленную. — Переживаешь за родителей, бросивших тебя на произвол судьбы. Боишься за репутацию семьи, которая отказалась от тебя, — он замолчал, взвешивая каждое свое слово, и предупредил, боясь сболтнуть лишнего: — Мы разрабатываем новый проект и таким детям, как Нимфадора, грозит опасность. Статус чистокровной волшебницы, пусть и незаконнорождённой, обезопасит ее, — после небольшой паузы мужчина выдвинул последний аргумент: — Все-таки она — моя дочь и я смогу защитить ее. — Если станет известно, что Дора — твоя дочь, то ее придется защищать от Беллатрикс, — горько усмехнулась Андромеда и обречено вздохнула, словно ей в который раз приходилось растолковывать простые истины строптивому и неразумному ребенку. — А это никому не под силу. Особенно тебе. Так что я советую тебе оберегать свою дочь, а мою оставь в покое. — Ты же знаешь, что наш брак с Беллой всегда был формальностью, — нахмурился Родольфус, пропустив последнюю фразу мимо ушей. — Ей плевать на меня. — Дурачок, — почти ласково сказала волшебница. — В детстве Белла едва не столкнула меня с лестницы лишь за попытку поиграть с ее плюшевым дракончиком, которого она сама потом отдала на растерзания дроморога из домашнего зверинца. Никто не имеет право трогать ее игрушки без разрешения хозяйки. Возразить было нечего, поэтому на несколько минут Родольфус потерянно впал в ступор, судорожно попытавшись придумать достойный ответ. Вот только в голову все равно ничего не шло, да и как тут возразить, если ему и самому был известен в мельчайших подробностях отвратительный характер Беллатрикс. Господи, будь проклят тот день, когда он связался с девицами из Благороднейшего и Древнейшего дома Блэк.