Жара

***

Почему я теряю дар речи?

Что не знал я о девичьем теле?

Мою силу бы в мирные цели

Твои ноги мне бы на плечи

"Искры" - Дайти Танк (!)

      Миша сидит в комнате, поджимает колени к груди и думает, в насколько отвратительной ситуации оказался из-за собственных ошибок. Их много, они давят на совесть и самооценку, разбирают её по кусочкам, как пазлы наоборот.       Во-первых, он под домашним арестом и может выходит на ужин после того, как остальная семья закончит есть. Отец таким способом пытается показать, насколько положение Миши в семейной иерархии опустилось и не подниматься без выполнения некоторых условий. И никакая жалось не пролезла в стальное сердце Юрия Михайловича. Он оказался строг в своём решении и пару раз бросил в Мишу ложку горячую, когда он попытался на кухню зайти. Юрий Михайлович называет старшего сына и кобелём, и идиотом, и похотливой псиной, но никак не бедным и несчастным. Наверное, будь на месте Миши омега, реакция была бы совершенно иной.       Во-вторых, вся деревня наполнилась слухами, соседи неприятно шептались и интересовались, чего это Миша никого в дом не привёл и сам не выходит. Спрашивали, неужели он оказался подлецом и пытался сбежать от ответственности. Таких никто не любил, их считали позором и не давали ни им, ни их родителям спокойной жизни.       В-третьих, Миша не знал, как объяснить, что подлец не он, а тот омега-дикарь, оставивший метку, и сбежал в неизвестном направлении. Эта новость, мягко говоря, шокировала Юрия Михайловича, не готового к тому, что его сыном-альфой попользуются, а после выкинут, как щенка подзаборного или котёнка ненужного.       В-четвёртых, того омеги-дикаря и след простыл, будто его и не было, а тот жаркий секс – не более, чем плод буйного юношеского воображения. Однако пульсирующая метка давала о себе знать и отвешивала звонкие пощёчины.       В-пятых, отношение к меченному альфе было ничуть не лучше, чем к укушенному омеге. Нравы суровые, считалось, что если от меченного отказались, то он ничего не стоил и не мог даже нормально карьеру построить.Считалось, что метка показывала нисколько зрелость, сколько семейность и готовность заботиться о партнёре и потомстве, а ещё зависимость от этого. А если меченный шастал один, то он был безответственным.       Так что ничего хорошего в жизни Миши на данный момент нет. Пришлось раз двадцать объяснить отцу, что произошло. Он не сразу принял это, но орал и злился долго, говорил, будто сын думал не той головой и должен был дать отпор. На оправдания почти не реагировал, пока не поговорил с одним из стариков, который тоже по молодости был укушен омегой-дикарём и прожил с ним долгие сорок лет (омега умер от оспы пять лет назад). Лишь благодаря незнакомцу Юрий сумел войти в положение сына и даже посочувствовал ему, а потом пообещал найти наглеца, клыки ему голыми руками повырывать, а потом и на цепь посадить.       «Я эту сучку голыми руками в котёнка превращу! Подумать только – трахнул и убежал!» - вопил Юрий Михайлович.       Пусть Миша и обижен до глубины души, но ничего плохого для того омеги-дикаря не хочет. Он же наверняка оказался заложником организма, не мог нормально контролировать себя в течку и просто набросился на первого, попавшегося альфу. Им, к сожалению, оказался Миша, такой же буйный подросток, чьим разумом руководят гормоны.       Метка неприятно пульсирует, нагоняет на душу тоску и шепчет настойчиво, что того омеги-дикаря не хватает, как воздуха или воды. Этот юноша, согласно воспоминаниям, был прекрасен, его тело хотелось ласкать и покрывать поцелуями, а то, что он полностью взял инициативу на себя, подчинил и будто показал, что главный тут он.       Оказалось, что прогибаться под властью омеги не так уж и унизительно, а, наоборот, невероятно приятно и горячо…       Миша в жизни не признается никому из знакомых, в том числе и близкому другу, по прозвищу Поручик, в том, как ему понравилось быть под омегой и чувствовать себя максимально уязвимым и отчасти жалким, немощным. Он бы очень хотел снова испытать это, стать жалким именно перед тем дикарём, чтобы тот снова назвал своим и прижал к земле…       В голове сразу вырисовываются соответствующие картинки, вгоняющие в густую краску. Конечно, забыть жилистое полосатое тело того дикаря невозможно – он был идеальным, не похожим ни на одного из омег в деревне. Те были либо слишком худыми, либо полными, но не имели ничего похожего на сильное тело, вынужденное постоянно тренироваться. Наверняка тот дикарь постоянно подвергался физическим нагрузкам, потому и выглядел горячо…       Миша поджимает губы, ложится на кровать набок и жмурится. Сейчас не самое время, чтобы фантазировать о минувшем, тем более что за стенкой родители, а в комнату в любой момент может ввалиться Лёша, а в его возрасте вид мастурбирующего старшего брата навсегда впечатается в подсознание и будет всплывать в самых страшных кошмарах.       Однако в голову крадётся противная похоть, которой Миша подчиняется, засовывает руку в штаны и принимается оглаживать вставший колом член. Тот неприятно пульсирует, вспоминая, насколько горячо и узко было в том дикаре.       Его образ будто сам собой вырисовывается перед глазами. Миша уже видит мускулистый полосатый торс, покрытый шрамами, замечает подобие серьги в ухе, ощущает приятный дикий запах и слышит грозное, утробное рычание.       Оно отдаётся вибрацией где-то в горле, заводит сильно. Если бы дикарь, действительно, был тут – Миша бы моментально обнажился и подчинился. Ни одно живое существо не способно в полной мере вкусить желание Миши.       Он переворачивается, утыкается лицом в подушку, вымученно скулит, привстаёт на четвереньки и представляет, как стоит над задом дикаря, обнимает его за талию, кусает за загривок, оставляя метку, и втрахивает в матрас, заставляя и рычать, и стонать, и мычать, и протяжно, жалобно, громко мяукать, как малого котёнка.       Пошлое воображение дорисовывает дикарю большой полосатый хвост, который трясётся листом от удовольствия и желания. Миша представляет, как наматывает этот полосатый хвост на руку, тянет на себя, а омега от неожиданности, удовольствия и желания получить большего выпячивает зад сильнее, прогибаясь в пояснице.       Фантазия рисует то, как зрачки омеги расширяются и перекрывают собой голубую радужку. Придётся трахать дикаря перед зеркалом, чтобы в полной мере рассмотреть весь спектр эмоций на его лице… или морде? Как правильно?       Не важно.       Внезапно вспоминается, что кошки умеют мурлыкать и приятно вибрировать. Дикарь был оборотнем тигром, наверняка тоже мог мурчать. Он бы точно не сумел сдержаться. Когда бы Миша вогнал бы в него свой член по самые яйца.       Сперва омега взвизгнет, а потом примется мурчать, что есть мочи, а его вибрация распространится сперва по всему организму, а потом и по члену Миши. Того током пробьёт, его растрясёт, и он моментально кончит и не выйдет, позволит узлу разбухнуть, скрепить и оставить сцепленными на добрые десять-пятнадцать минут.       Фантазии яркие.       Они заставляют кончить с громким стоном.       Миша открывает глаза, поднимает голову и видит, что испачкал в семени и штаны, и простыни, и даже подушку. На той ещё остаются следы от слюней. Адская, ядерная смесь, которую придётся, ой, как долго отмывать.       Однако член снова наливается кровью, а желание бьёт по мозгам с новой силой, потому руки снова принимаются за «дело».       Это гон.       Гон, вызванный меткой от омеги-дикаря.       Раньше гон проходил бурно, но не настолько мучительно.       Сейчас Мишу трясёт, ему теперь недостаточно простой дрочки, ему необходим именно тот подкаченный полосатый омега…       А его рядом и в помине нет.       Он где-то там бегает в джунглях, возможно, и вертит полосатым хвостом перед другими полосатыми альфами, до которых Мише далеко.       Он с горечью понимает, что физически вряд ли сможет потягаться хоть с одним альфой, подобным тому дикарю. Те красивые, яркие, сильные и не ограничены слабым, тощим телом. На такое омеги смотрят только тогда, когда под рукой больше никого нет и по мозгам бьёт течка. Она и превращает всех «лягушек» в принцев.       В случае Миши – в тигров.       Ему делается больно и обидно, а слёзы сами противно брызжут из глаз, колют зрачки и нагоняют тошноту. И он ревёт, стоя на четвереньках и с набухшим пульсирующим членом в руках. Со стороны выглядит позорно.       Так оно и есть.       Самое ужасное – Миша не в состоянии успокоится.       Он ревёт в голос, как маленький ребёнок, понимает, что его бросили, что им бездумно воспользовались, как вещью. А Миша ведь в жизни другим людям плохо не делал! Он всегда помогал нуждающимся и слабых не обижал (отец не в счёт).       Внезапно дверь открывается, внутрь вваливается Юрий Михайлович и на выдохе заявляет:       - Мы нашли его!

***