Наслаждение.

Лань Сичэня было сложно назвать очень впечатлительным человеком. Он многое поведал на своём веку и уже успел натренировать на зависть всем выдержку, в которой его превосходил только Ванцзи. Но услышав предложение Цзинь Гуанъяо, он, мягко говоря, был обескуражен. В миг застыв подобно статуе, не в силах вымолвить ни слова, Лань Сичэнь взирал на сидящего перед ним. Лицо его вспыхнуло пунцовым, а эмоция сменяла одну за другой. Вдохнув и выдохнув, Лань Сичэнь всё же начал: — Ты хочешь, чтобы мы… Чтобы я.? Цзинь Гуанъяо кивнул. Лицо его оставалось спокойным и безмятежным. — Не хочу осрамить способности эргэ, но порой мне не хватает… Остринки. На миг замявшись, подбирая нужное слово, сказал Цзинь Гуанъяо. Он всем видом показывал, что не желал обидеть или упрекнуть Сичэня. Возможно, он даже репетировал что скажет перед самим разговором и как можно мягче это подаст. Лань Сичэнь ничего не сказал, лишь опустил взгляд. Он и сам понимал, что их постель была всё же… Пусть и не холодной, но и не горячей. Тёплой. Как такового опыта у Лань Сичэня не было, так что он многого не знал и старался действовать очень аккуратно, со всей нежностью обращаясь с Цзинь Гуанъяо, на чью долю и так выпало многое. Тот никогда не жаловался, лишь улыбался и говорил, что его эргэ самый лучший на свете. Но было наивно полагать, что после стольких однообразных ночей… Цзинь Гуанъяо не станет скучно. Он не сказал это прямо, дабы не расстраивать и не ранить Лань Сичэня, но он сам это понимал, без каких-либо уточнений. — Если для тебя это слишком, то мы можем отложить или вовсе этого не делать. Меня всё устраивает. Ты же знаешь… Да, Сичэнь знает. Знает, что Мэн Яо ради его комфорта пожертвует своим и не только. Пододвинувшись ближе к Цзинь Гуанъяо, из-за чего в месте, где они сидели, кровать провисла ещё больше от тяжести двух тел, Лань Сичэнь взял одну из рук Цзинь Гуанъяо в свои, взглянув ему прямо в глаза. — Знаю. И я не против, но, А-Яо… Ты… Действительно хочешь, чтобы я тебя связал? Мы можем поменяться, меня это устраивает… К тому же я не хочу… — Эргэ, я хочу. С нажимом на последнем слове, для большей убедительности, сказал Цзинь Гуанъяо. В его глазах явственно читались уверенность и упрямство. Он точно знал, что делал и говорил. Щёки Лань Сичэня залились ещё большим румянцем. С одной стороны он до потери разума боялся сделать Цзинь Гуанъяо больно неосторожным действием, доставив дискомфорт. Особенно если учесть, где он вырос. Было чудом, что он не чувствовал отвращение к половому акту. А с другой… Вид, что уже вырисовывался в воображении, полностью обнажённого Цзиня, связанного и задыхающегося от удовольствия, издающего стоны и кричащего «Эргэ!» был волнительным и возбуждающим. И он тоже хотел… Обдумав всё ещё раз, Лань Сичэнь вздохнул и сказал: — Хорошо. Но при условии. Если будешь чувствовать боль, либо будет туго, и любой другой дискомфорт… — Эргэ, я не яшмовая дева. Лукаво улыбнувшись, отшутился Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь только сильней нахмурился, строго сказав: — А-Яо, это не смешно. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Тебе не должно быть больно. Лань Сичэнь себя не простит и возненавидит. Даже если сам Цзинь Гуанъяо не станет на него злиться. — Я знаю эргэ. И обязательно скажу. Ласково и обнадёживающе улыбнувшись, сказал Цзинь Гуанъяо и прислонился своим лбом ко лбу родного человека. Лань Сичэнь слегка неуверенно кивнул.

***

Сев на кровать, Лань Сичэнь взглянул на обнажённого Цзинь Гуанъяо, убедившись, что тот не передумал. Взгляд его был столь же твёрд, как и во время их разговора. Он выжидающе и внимательно следил за Лань Сичэнем. В предвкушении. У Нефрита дёрнулся кадык. Не объяснимо как, но даже будучи полностью в своих одеяниях — Мэн Яо сам настоял — тот до сих пор мог заставить смутить и возбудить всё его естество. Он словно смотрел сквозь одежду. От чего Сичэнь ощущал голым себя. Вид обнажённого тела завораживал и пленял. Цзинь Гуанъяо природой была присуща худоба. Но не болезненная, как у бедняков. Она придавала ещё больше изысканности и элегантности его всегда грациозным и аккуратным движениям. А под слоем одежд прятались стройные фигура и бёдра, от одного взгляда на которые Сичэнь терял голову и готов был петь им оды с серенадами и посвятить не исчисляемое количество картин. Не менее прекрасным был вид слегка выпирающих ключиц, которые Лань Сичэнь так любил целовать, оставляя… — Эргэ, можешь начинать. Я готов. Послышался голос Цзинь Гуанъяо, мягко улыбающегося. Невольно засмотревшись на него, Лань Сичэнь и сам не заметил, как забылся. Если смотреть со стороны, то он откровенно и бессовестно пялился. Неловко и виновато улыбнувшись, Сичэнь взял уже заготовленные верёвки и преступил к делу. Действия его были медленными и аккуратными, стараясь сделать узлы не слишком тугими, но ограничивающие движения. При этом не забывая спрашивать и уточнять у самого Цзинь Гуанъяо, как он себя чувствует и его ощущения. На что получал нежную улыбку. Начав с рук, привязав их к друг дружке и к изголовью кровати, Лань Сичэнь продолжил сплетать узоры на теле Цзинь Гуанъяо. Перейдя на грудь, он невольно задел верёвкой один из сосков, от чего Мэн Яо резко вздохнул и облизнул пересохшие губы, на миг сжав связанные ладони в кулаки, словно хотел чего-то коснуться, но не мог. Он внимательно следил за руками Лань Сичэня, время от времени щурясь, подобно лисе, выискивающую добычу. Да и говоря честно, Сичэнь ей себя и чувствовал, не смотря на то, что сейчас у него была вся власть. Когда он дошёл до живота, Цзинь Гуанъяо втянул его, немного напрягся, но уже через секунду отпустил себя, расслабив мышцы и продолжив ожидать, когда его эргэ закончит с верёвкой. Лань Сичэнь в свою очередь, пристально всё это время наблюдая за выражением лица и реакцией тела своего возлюбленного. Уловив напряжение, он тут же остановился, взглянув тому в лицо. Цзинь Гуанъяо нежно улыбнулся, во взгляде читались лёгкая насмешливость и полное доверие. Для большей убедительности он чуть качнул головой, делая знак: «Всё в порядке, можешь продолжать». Уверившись в этом, Лань Сичэнь опустился ниже. Проходя между бёдрами, он действовал с особым вниманием и осторожностью. Цзинь Гуанъяо вновь резко вздохнул, но в этот раз во вздохе считывался мелодичный стон. Ощущения были непривычны и новы, что вызывало смесь чувств не только в Лань Сичэне, но и в самом Цзинь Гуанъяо, даже больше. И среди них отчётливо ощущалось удовольствие. Его безумно завораживало и возбуждало собственное беспомощное положение и что у Сичэня есть над ним абсолютная власть. Сжав пальцы на напряжённых ступнях, Цзинь Гуанъяо немного поджал ноги, из-за чего верёвки в районе бёдер и таза затянулись, слегка надавливая на чувствительные места. Всё его естество окатило новой волной возбуждения, заставляя твердеть, а из губ вылететь тихому, словно песня мелодичному стону. Цзинь Гуанъяо невольно выдохнул: — Ах… Туго… Услышав это слово, Лань Сичэнь оледенел. Подобно изваянию из нефрита, он застыл, не в силах заставить себя пошевелиться. Всё нутро обуяла паника, а перед глазами красными иероглифами мелькали вопросы: он ошибся? Слишком сильно перевязал? Но он ведь действовал аккуратно… Так ведь? Или нет? Или Мэн Яо на самом деле… Рука сама порывалась развязать все узлы, но её остановил мягкий, слегка наполненный тревогой голос: — Эргэ, всё хорошо? Заметив реакцию Лань Сичэня, Цзинь Гуанъяо сразу насторожился, вглядываясь в его очертания лица, дабы уловить любую эмоцию. Лань Сичэнь тут же осыпал его потоком вопросов, проговорив их буквально на одном дыхании: — А-Яо, где туго? Насколько? Тебе больно? Скажи честно, ты ради меня смолчал? Если хочешь, то можем всё остановить, я просто заварю нам чай и… — Глава Ордена Лань. Цзэу-цзунь. Поток слов тут же остановился, как если бы маленькую речку лишили её источника. Заместо них на Цзинь Гуанъяо обрушился взгляд полный непонимания, беспокойства и растерянности. Лань Сичэнь смотрел на него, не в силах сказать и сделать что-либо. Хмурость на лице его возлюбленного исчезла, подобно упорхнувшей птице, не желающей проводить всю зиму в холодах и летящей в тёплые края. Лицо Цзинь Гуанъяо смягчилось, взгляд смотрел одновременно и с заботой и некой суровостью. Словно отец смотрящий на провинившегося сына. — Эргэ, я говорил, что не яшмовая дева. Я попросил сам, потому что искренне этого хотел. И сейчас хочу. Спокойно, как и ранее, но уже без игривости и мягкости сказал Цзинь Гуанъяо. В этом была их проблема, не только того, что касалось их постели. Порой Лань Сичэнь, пусть и не вольно, но был излишне осторожен с Цзинь Гуанъяо. Будто перед ним был всё тот же пятнадцатилетний подросток. И пусть ему очень нравилась нежность его эргэ, являющаяся одной из ключевых вещей, за которую он любил этого человека, но отрицать дальше, что иногда он перегибал палку, Цзинь Гуанъяо больше не хотел. — Я просто боюсь, что тебе будет больно… Тихо сказал Лань Сичэнь. — В том и проблема. Ты излишне меня опекаешь. А мне этого не нужно. Вздохнув, и на миг прикрывая глаза, подытожил Цзинь Гуанъяо, после чего взглянул на Сичэня без тени суровости: лишь любовь и нежность. — Я люблю своего заботливого и трепетного эргэ. Я люблю твою романтичность и нежность. И так же я ценю, что ты видишь меня настоящего. Улыбнувшись, сказал Цзинь Гуанъяо. — Но так же я люблю своего страстного, властного эргэ, без робости берущего меня практически каждую ночь. Сменив мягкий тон, на более заигрывающий, он хитро взглянул на Сичэня. — А-Яо… Щёки Лань Сичэня залились румянцем. — Да и не думаешь, что после всего мной пережитого, я буду плакать от каких-то верёвок? Особенно когда сами Боги одарили эргэ руками, что поистине окутаны золотом умельца. — А… А-А-Яо… Язык Лань Сичэня начал заплетаться, а щёки стали походить на два созревших красных плода. — Давай ты завершишь начатое и мы просто вернёмся к своим ролям. А чтобы тебе было спокойнее… Помолчав несколько секунд в задумчивости, Цзинь Гуанъяо сказал: — Если мне будет дискомфортно, то я скажу «Пион» и мы прекратим, хорошо? Помолчав какое-то время, Лань Сичэнь внимательно смотрел на лицо Цзинь Гуанъяо, будто изучая его. Спустя минуту он кивнул и вновь приступил к процессу. Наконец, завязав последний узел на ступне Цзинь Гуанъяо, Лань Сичэнь посмотрел оценивающим взглядом на свою работу. Картина была волнующей. Красная верёвка на бледной коже смотрелась ещё ярче, подчёркивая все достоинства Цзинь Гуанъяо. Казалась, что она обжигала кожу, подобно пламени. Вид Мэн Яо был беспомощно невинным, но не исключал статности, что обычно выражалась в каждом его движении. Вдохнув воздух, Лань Сичэнь протянул руку, положив её на алеющую щёку, медленно приблизившись лицом к лицу напротив. — А-Яо… — Эргэ… Поцелуй меня… Прошептал практически в губы Цзинь Гуанъяо. На его просьбу немедля ответили. Какие-либо мысли покинули головы обоих мужчин. Они отдались морю страсти, поглотившему их полностью.

***

Оторвавшись друг от друга, оба заклинателя тяжело дышали, пытаясь восполнить недостающий воздух. Перед глазами до сих пор стояла пелена слёз и страсти. Отогнав от себя её и восстановив дыхание, Лань Сичэнь взглянул на Цзинь Гуанъяо. Тот выглядел не лучше него, ещё более растрёпанным и измученным, но… Очень счастливым. Для большей верности Сичэнь с беспокойством спросил: — А-Яо… Как ты себя чувствуешь? Тот, взглянув на Лань Сичэня затуманенным взглядом, с заплетающимся языком взмолился: «Эргэ, эргэ… Развяжи, развяжи…». Переполненный беспокойством, Сичэнь тут же исполнил мольбу, кинув верёвки на пол. Цзинь Гуанъяо, получив возможность двигаться, застал его врасплох и набросился с поцелуями, начав снимать одежду, последующей вслед за верёвкой. — А-Яо! Ты.! — Ш-ш-ш-ш-ш… Приложив указательный палец к губам Лань Сичэня, Цзинь Гуанъяо сверкнул на него глазами, в которых горел пожар как часом ранее, но с более необузданной силой. Из роли замученной жертвы он переключился на роль мучителя, всем видом показывая, что намерен исполнять свою месть всю ночь напролёт, насладясь ей сполна. Волна возбуждения вновь прошлась по Сичэню, что заставило ходить кадык. Приблизившись максимально близко к его лицу, Цзинь Гуанъяо зашептал ему в ухо, опаляя мочку: — Доверься мне, эргэ… Как я тебе… За этими словами последовал глубокий, страстный поцелуй.