Ещё не готовы

      Чуе было трудно думать о Дазае. Он попросту не мог понять, что чувствует по отношению к нему. С одной стороны, он действительно ненавидит его за предательство, а с другой... Он просто не может ненавидеть своего омегу. Осаму всё ещё его, метка на плече Накахары не исчезла, но... Метка не ноет, она просто есть, и это уже начинало забываться. Многое изменилось с того момента, как Дазай ушёл из Портовой Мафии. В том числе, сам Чуя изменился. Теперь он взрослый, самодостаточный альфа, которому не нужен постоянный секс даже во время гона — он прекрасно обходится парой качественных секс-игрушек. Накахара перестал переживать о поиске партнёра на всю жизнь, ему уже не интересны отношения и всё такое. К тому же, Чуя пересмотрел свои взгляды на жизнь и больше не думает о детях. Он, всё же, исполнитель, у него много и других забот.       Дазай не сказал бы, что ему трудно думать о Чуе, он часто это делал, даже очень часто. Было как-то легче от того, что они поссорились и не успели помириться к моменту бегства Осаму из Портовой Мафии. Конечно, четыре года без Накахары были сложными — Дазай глотал такие дозы блокаторов во время течек, что со временем стал невосприимчив к ним, и пришлось прибегнуть к помощи Йосано, которая, с трудом, кстати, достала для Осаму более сильные препараты.       Но Дазай не жалеет, что ушёл.       Ему действительно стало лучше в Агентстве. Осаму изменился, пересмотрел свои взгляды. Он повзрослел, начал помогать другим, брать на себя ответственность и морально вырос.       Тем не менее, Дазай не может перестать думать о Накахаре, раз за разом прокручивая в своей голове их разговор на балконе.       Осаму всё думал о том, могло ли быть по-другому, и каждый раз приходил к выводу, что могло бы, но тогда это осложнило бы многие другие вещи. Если бы они решили оставить малыша, Дазаю пришлось бы предавать мафию на первом же месяце беременности, а потом с ребёнком на руках устраиваться в Вооружённое Детективное Агентство. Наверняка, великодушные коллеги помогли бы ему с сыном или дочкой, но всё равно было бы трудно. А сейчас малышу было бы уже три года. Наверное, хорошо, что Осаму тогда всё же прервал беременность, ведь он не смог бы тянуть на себе целых две жизни, как родитель-одиночка. Если бы Чуя был рядом, было бы, разумеется, легче, но Дазай не мог не уйти тогда, четыре года назад.

***

      Накахара стоит у настежь открытого окна на своём балконе. Он не курит в этот момент — он только что выкурил пару сигарет, и ему этого было достаточно. Сейчас Чуя просто, не двигаясь, смотрит в темноту улиц, кое-где освещаемую фонарями. Он не думает ни о чём. Он не считает, что ему есть о чём думать. Его жизнь в данный момент времени вполне размеренная, спокойная. И пусть в ней иногда и мелькает раздражающий нюанс в виде Осаму Дазая, противоречивые чувства Чуи к нему постепенно сводятся к абсолютно нейтральным.       И вдруг, грудь Накахары обвивают знакомые руки, а на макушку, не скрытую шляпой, ложится чужая голова.       Ублюдок Дазай просто взял и бесшумно проник в его квартиру, да? Что ж, это вполне в его стиле.       Чуя не отталкивает, но и не поворачивается к бывшему напарнику лицом. Не то чтобы Накахара так сильно хочет видеть Осаму. Он просто продолжает неподвижно стоять ещё какое-то время, пока, всё же, не вздыхает:       — Зачем ты пришёл?       — У меня течка, — в такой же нейтральной интонации говорит Дазай.       — Я не собираюсь трахать тебя только поэтому, Дазай. Мы ничем друг другу не обязаны, — строго и не особо довольно отвечает Чуя.       — Но мы ведь всё ещё пара, — Осаму ласково проводит кончиками пальцев по метке чуть в стороне от ключицы Накахары, а потом берёт его ладонь в свою и подносит к собственной шее, слегка поддев бинты и дав чужой руке коснуться старого шрама от зубов.       Чуя даже удивился. Он думал, раз Дазай знает способы, то давно свёл метку, но нет ведь. Накахара совсем легонько поглаживает нежную кожу, а после резко убирает руку.       — Уходи, Дазай.       Он говорит уверенно, бескомпромиссно.       — Я хочу ребёнка, Чуя.       Накахара должен удивлённо замереть, но его злит эта ситуация.       — Знаешь, что, Дазай? Иди к чёрту! Найди себе другого альфу, который захочет и сможет заделать тебе детей. Проваливай, — сквозь оскал едва ли не рычит он, отвечая Дазаю тем же, чем сам Дазай ответил ему тогда, во время их последнего откровенного разговора.       Но Осаму прижимается к нему только крепче.       — Мне не нужен другой альфа, мне нужен ты, Чуя, — тихим, нуждающимся голосом произносит Дазай то, что Накахара когда-то не смог, съедаемый обидой.       Кажется, теперь они поменялись местами.       — Я ненавижу тебя... — вздыхает снова Чуя.       — Хочешь поговорить о том, почему нам нужно завести ребёнка?       — Давай, говори, Осаму.       Но некоторые вещи, всё же, не меняются.       — Сейчас самый подходящий момент. В Йокогаме всё спокойно, поэтому у нас меньше работы. К тому же, теперь, когда мы в разных организациях, будет проще заботиться о малыше, и мы сможем скрыть его существование хотя бы от одной из сторон, — понятно, что Дазай имеет ввиду Портовую Мафию, — Никто его не тронет под нашей защитой.       — Это всё равно не причина, — говорит Накахара. Он хочет оттолкнуть Осаму от себя, развернуться к нему лицом и посмотреть в глаза, но Дазай будто прилип к нему, не давая двинуться.       — Верно, это не причина. Даже не повод. Единственная причина завести ребёнка — это наше желание сделать это.       — Я больше не хочу детей. Тем более, от тебя, Дазай.       — Не правда, — в секунду заключает Осаму, — Иначе, мы бы не разговаривали об этом сейчас.       — Нам всё равно нельзя заводить детей, — Чуя с силой сжимает челюсти, чтобы не ударить кулаком прямо по оконному стеклу.       — Почему? — тон Дазая явно наигранный, но он звучит так трогательно, уязвимо, что у Накахары внутри будто что-то переворачивается, — Почему, Чуя?       — Потому что нельзя и всё! — у него самого сжимается сердце, но Накахара всё равно отказывает. Он понимает, что восемнадцатилетний Чуя на его месте уже рыдал бы от счастья, но ему давно не восемнадцать, — Чёрт возьми, Дазай! После того, что ты сделал, ты предлагаешь просто закрыть глаза на всё это и сойтись обратно, сделав вид, будто мы не расставались на четыре года из-за тебя? Ты, блять, серьёзно?!       Накахара наконец вырывается из объятий, чтобы зло посмотреть прямо в карие глаза.       Но Осаму остаётся совершенно спокойным:       — Да, серьёзно.       И в Чуе мгновенно вспыхивает самая настоящая ярость.       Он пинает ногой ближайшую стену, да так, что балкон на секунду всколыхнуло, и хватает Дазая за воротник, совсем немного приподнимая его, не сопротивляющегося, над землёй.       — Ты действительно худший омега на всей этой сучьей планете! — едва ли не кричит Накахара, не заботясь о том, что может потревожить соседей.       — Но ты любишь меня.       И эти уверенные слова Осаму заставляют злость Чуи в момент угаснуть и отпустить Дазая.       Конечно, блять, Чуя его любит, хотя Осаму не даёт ни малейшего повода для этого.       — Так почему мы не можем завести малыша, если оба хотим этого?       Дазай нарочно повторяет слова Накахары.       А Накахара нарочно припоминает слова Дазая:       — А как же то, что мы будем плохими родителями? — фыркает он и скрещивает руки на груди.       И Осаму вдруг смеётся. Искренне и громко, почти минуту. После, вытирает влагу, оставшуюся в уголках глаз, и говорит:       — Мы повзрослели, Чуя. Даже если кажется, что мы всё те же, мы изменились. И даже если мы не будем лучшими родителями, мы ведь всё равно будем стараться, а это главное. Вместе мы сможем, — Дазай нежно улыбается, и вдруг протягивает к Накахаре руки, — Ну же, обними меня, Чуя!       И Чуя сдаётся.       Он делает шаг вперёд и крепко сжимает своего Осаму в объятиях. А Дазай только жмётся ближе, поглаживая такие мягкие рыжие волосы.       — Я больше не боюсь, — уверенно шепчет Осаму, — Если и ты не боишься, то мы готовы.       — Готовы?.. — одними губами переспрашивает Накахара.       — Уже готовы, — Дазай только сильнее ластится, но Чуя вдруг отстраняется, чтобы взглянуть ему в глаза и нежно поцеловать в губы.       Простое касание. Без продолжения с языком и укусами. Но это именно то, что нужно было им обоим в этот момент.       Закончив с этим, Осаму с довольной улыбкой подходит к окну, наклонившись, подпирает голову рукой и смотрит в тёмное небо, где можно разглядеть пару звёзд даже при обилии мешающегося света от лампочек.       Накахара встаёт рядом и обнимает Дазая одной рукой.       — Ты хотел бы мальчика или девочку? — вдруг спрашивает Осаму с озорной усмешкой, но в глаза не смотрит.       — Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, зачем спрашиваешь? — с лёгким раздражением вздыхает Чуя.       — Хочу услышать это снова! — Дазай радостно хихикает.       Накахара закатывает глаза, но всё же прижимается к Осаму сзади, целует место, где под бинтами спрятана метка, и говорит:       — От тебя хочу двойню.       Ещё несколько секунд они просто наслаждаются моментом, а затем Дазай поворачивается и утягивает Чую, своего любимого Чую, в долгий страстный поцелуй, который они то и дело прерывают, чтобы вдохнуть немного воздуха через рот, а после снова вернуться к сладким губам друг друга, по которым так скучали всё время разлуки.

***

      — Ты соврал про течку, — с удивлением отмечает Накахара, стянув чужие брюки сразу вместе с бельём, — Я совсем не чувствую твоего запаха.       — Не соврал, просто я на сильных блокаторах, которые не дают никому унюхать, как я схожу с ума от гормонов, — отмахивается Осаму, отводя взгляд в сторону. У них так давно был секс в последний раз, что Дазай попросту отвык от этого, — А ещё у меня давно перестала нормально вырабатываться смазка. Но, я полагаю, что у Чуи дома целый ящик игрушек для гона, так что проблем с этим не будет, — он усмехается, но Накахара способен заметить некоторое стеснение своей пары, поэтому позволяет себе с некоторым раздражением цыкнуть на дурацкую шутку, близкую к правде, чтобы таким образом немного успокоить Осаму, но в остальном ведёт себя более чем уравновешенно и спокойно.       Чуя, совершенно не стесняясь своего обнажённого тела, идёт к шкафу, чтобы из нижней полки достать флакон со смазкой на водной основе с запахом омежьих феромонов. Это просто хорошо помогает во время гона тем альфам, которые по каким-либо причинам не могут провести этот период со своей парой, и, слава Арахабаки, Дазай никак это не комментирует.       Вернувшись на кровать, Накахара устраивается между длинными ногами Осаму и выдавливает себе в ладонь обильное количество смазки. Наверняка, больше, чем нужно, но так даже лучше. Чуе всегда нравилось, когда Дазай был прямо-таки чересчур влажным.       Накахара осторожно вводит сразу два пальца. Ладно, про течку Осаму не соврал — он принял его совсем уж легко, не издав ни звука, хотя Дазай вряд ли за последние четыре года пользовался секс-игрушками для омег, он слишком горделивый для этого.       — Чуя, не обязательно меня так тщательно растягивать, начинай уже, — заговорил Осаму спустя некоторое время, когда Накахара добавил третий палец.       — Обязательно, — невозмутимо отвечал Чуя, занятый делом, — Последняя наша сцепка была очень давно, и мой узел стал больше, тебе может быть больно.       — Я потерплю боль, если это поможет быстрее сделать меня беременным... — Дазай отворачивает голову, очаровательно краснея в щеках.       Накахара беззлобно усмехается и нависает над партнёром, одной рукой продолжая разрабатывать местечко, о котором грезил каждый чёртов гон.       — Не нужно торопиться с этим, Осаму. Я хочу не только подарить тебе ребёнка, но и доставить удовольствие, — Накахара целует частично скрытые белоснежными повязками плечи (выше не дотягивается), и расплывается в довольной улыбке, когда Дазай всё же уступает и весь обмякает в его руках, начав тихо поскуливать.       Уже добавляя четвёртый палец, Чуя практически ложится на Осаму, чтобы оставлять ещё больше поцелуев и в целом быть ближе. Дазай в ответ только обвивает крепкую спину своими длинными руками.       Но Накахара внезапно замирает и спрашивает:       — Можно я сниму их?       Чуя просит об этом серьёзно, он знает, что это очень деликатная тема, ведь даже в восемнадцать лет Осаму не снимал бинты во время секса, но раз сейчас они решили полностью открыться друг перед другом, то, возможно, Дазай разрешит это сделать?       Несколько секунд они смотрят друг другу в глаза, а после Осаму неуверенно кивает.       Накахара, выдохнув с облегчением, целует его в губы. Он аккуратно вынимает из Дазая пальцы, вытирает остатки смазки на ладони о простынь и начинает не торопясь развязывать многочисленные белые ленты, скрывающие столь желанное тело, попутно лаская Осаму в чувствительных местах, чтобы полностью расслабить.       Дазай кажется невероятно уязвимым, пока совершенно обнажён. Возможно, он действительно такой есть. Да, скорее всего, раз даже дуновение чужого дыхания на бледной коже заставляет его вздрагивать. Но Чуя знает, что Осаму всё равно чувствует себя защищённым рядом с ним, потому что сам Чуя уверен, что сможет защитить свою пару от чего угодно. И их будущего малыша тоже.       Дазай так трогательно стонет, когда Накахара всё же входит в него, что альфа не может сдерживать счастливую улыбку. Он начинает с нежных, крайне осторожных движений вперёд и назад, давая Осаму заново привыкнуть к этому. Чуя не будет грубым сегодня, хотя знает, что Дазаю это нравится. Он просто хочет, чтобы зачатие малыша в их сознаниях ассоциировалось потом с чем-то приятным, ласковым и предельно чувственным.       Тем не менее, Осаму всё же надрывает голос, дрожа всем телом и кончая, когда Накахара вгоняет в него узел.       Завалившись вместе набок, Чуя бесконечно целует Дазая, гладит его спутанные тёмные волосы и даже пару раз проходится языком по шее и груди, пока они отходят от оргазма.       Осаму тихо просит Накахару остаться внутри хотя бы до утра, немного смущённо рассказывает, какого ощущать внутри себя сперму, и жмётся всё ближе, хотя, казалось бы, ближе уже некуда.       Они засыпают прямо так — на влажных простынях, не выключив в квартире свет, не закрыв балконную дверь и всё ещё сцепленными, потому что узел Чуи даже не думал спадать.

***

      Сейчас у Дазая и Чуи всё хорошо, отношения более-менее наладились, хотя Осаму продолжал нарочно бесить Накахару каждый божий день, они регулярно встречаются, даже ходят на свидания, у Дазая теперь есть ключи от квартиры Чуи, чтобы он не взламывал дверь каждый раз, когда захочет увидеться, и, главное, они уже третий месяц ждут ребёнка.       В мафии не знают об этом. Могут только догадываться, судя по поведению Накахары, но никаких доказательств, как всегда, нет.       А вот в Агентстве знают. Разумеется, Осаму не планировал сообщать об этом коллегам, пока беременность не будет видна, но не учёл, что один из его коллег — великий детектив, который закричал на весь офис о том, что Дазай ждёт ребёнка, как только увидел его в то утро, когда Осаму сделал тест и тот оказался положительным. Конечно, Дазай немного смущался от того факта, что все теперь знают, что он в положении, но все без исключения детективы оказались очень милы, начав заботиться о нём, как могли, и даже злой-злой Куникида стал относиться к нему куда мягче, больше не позволяя рукоприкладства. В общем, Осаму довольно быстро принял такие положительные изменения на работе, и даже стал иногда требовать большего, пользуясь тем, что ему не могут отказать в чашечке чая, вкусности с чужого стола или вообще дополнительном выходном дне, потому что Дазай «плохо себя чувствует и боится, что если будет заставлять себя работать, это отразится на малыше». И всё же, выходить на задания хоть иногда ему было необходимо, ведь его способность часто была единственным ключом к успешному выполнению миссии, если врагом был эспер. Но не то чтобы это было так уж сложно, Осаму ещё не на том сроке, чтобы отсиживаться в стороне.

***

      Сегодня довольно спокойный день, как и большинство в последние три месяца. На улице уже темно и Накахара возвращается домой.       Он не ожидает ничего необычного — он знает, что сейчас Дазай встретит его у двери, чтобы пошутить несколько новых шуток, которые придумал за целый день на своей работе, а Чуя просто будет закатывать глаза и затыкать его поцелуями.       Но когда Накахара открывает дверь, его приветствует только тишина.       Чуя напрягается.       Он оглядывает коридор, освящённый лампой, и ближайшие открытые комнаты, сразу замечает на бортиках ванны кровавые разводы, а на полу дорожку красных капель, тянущуюся из ванной комнаты в спальню.       Паникуя, забыв закрыть за собой входную дверь, Накахара мгновенно влетает в комнату и видит Осаму, сидящего на полу, прислонившегося спиной к стене.       Его рубашка снизу окровавлена, светлые брюки, даже не застёгнутые, просто подтянутые вверх, тоже, в руках он держит какой-то кровавый свёрток, пропитывающий бинты на его руках багровыми разводами и странного вида сгустками слизи, а Дазай только прижимает его к своей груди и совершенно потерянным, непонимающим, испуганным взглядом смотрит в никуда, замерев в ужасе, даже не дыша.       Осаму переводит взгляд на шокированного Чую и вдруг вздрагивает, запрокидывая голову наверх и заливаясь истерическим смехом, который совсем скоро сводится к беспомощным рыданиям.       Чуя не может ничего сделать, не может ничем помочь. Он может только сесть рядом и прижать Дазая к себе, различая в его скулящем плаче сдавленное: «Почему?.. Почему, Чуя?.. Почему?..», и не находя ничего, что мог бы сказать в ответ.       Возможно, им просто не суждено иметь детей.