Помоги мне выбраться отсюда...

С момента возвращения ребят прошло несколько дней.

      — М-м-м… И как же она, блин, обалденно пахнет! — говорит Джон, аккуратно забирая ароматную и ещё горячую пиццу с соседнего сидения автомобиля. Погодка сегодня выдаётся неплохой, хоть уже который день и стоит жара. И потому особенно сейчас Джон рад оказаться в лесу, где ощутимо прохладнее, прямо около дома своего друга, который, к слову, не выходил на связь уже как два дня.       — И вот чё этот Линч не отвечает, как обычно, а, хрен до него дозвонишься! — в своей привычной манере возмущается Джон, заглушая машину и доставая ключ из замка зажигания. — Не, я понимаю, мы все устали после путешествия в метро, но можно было хотя бы написать, что мол: «Джон, мне нужен отдых! Прости, я не хочу сейчас ни с кем разговаривать. Мне нужно подумать там… осмыслить». Но не так же блин!       Переставая привычно читать нотации в воздух, Джон наконец-таки вылезает из машины, чуть хлопая дверью. Он, всё же не сумев устоять перед соблазном, ещё раз чуть приподнимает крышку пиццы, чувствуя приятный аромат. Прикрывая глаза, он делает глубокий вдох, из-за чего чувствует влагу во рту и то, как внутри зажурчал проголавшийся желудок. Вовремя останавливаясь, он закрывает крышку, прекрасно понимая, что просто голодный.       Волнения за друга все эти дни его почти не терзали, ведь он прекрасно понимает, что Линч не настолько глупец, чтобы вновь запускать портал и прыгать в него. Он ведь нестабилен! Куда, а главное — к кому Егор собрался попадать, прыгая в глючный портал! Поэтому все те пару дней, что они были порознь у Джона прошли более менее спокойно: по приезде он первым делом хорошо умылся, плотно и не совсем полезно поел, хорошенько выспался и даже смог немного продебатировать с Дейлом. И его, правда, даже почти не напрягал тот факт, что журналюга вообще не отвечает последние два дня, ведь он помнил, как тот при нём отзвонился Лили, чуть-чуть поговорил с родителями и, возможно, не было бы Джона рядом, он позвонил бы и ему. Далее Линч пошёл в душ, а Джон поехал к себе домой, желая так же быстрее смыть с себя всю накопившуюся грязь и кровь. И его, конечно же, почти ничего не смущало и не напрягало до того момента, пока он, начав насвистывать какую-то мелодию, не развернулся лицом к дому журналиста и не побрёл в его сторону, заметив явные изменения.       — Чё за нафиг..? Чё, ремонт опять что ли устроил?.. — в непонимании хмурясь, говорит писатель, мельком смотря на какие-то приклеенные к окнам листы бумаги. Решая не строить какие-то очередные догадки, он спешит зайти внутрь дома, потому что едва заметное чувство тревоги чуть начинает колыхаться внутри.       — А?.. Какого… хрена.? — удивлённо проговаривает Джон, открывая двери и видя полнейший ужас, происходящий в доме. Всюду: на стенах, на зеркалах, на потолке, на окнах, на полу — везде валяется и висит, прикреплено и брошено несоизмеримое число разных, больших, маленьких и коротких исписанных бумаг, что заполоняют весь дом журналиста. На каждой что-то написано или начёркано. Абсолютно на каждой.       — Линч.? — в замешательстве говорит Джон, настороженно проходя по коридору и не переставая оглядываться. Он растерян. Он совершенно не понимает, что за эти пару дней успело случится в доме журналиста, что могло произойти с ним самим.       — Что за… Линч! — пребывая в недоумении, окрикивает своего друга Джон и спустя пару секунд тишины в ответ снова кричит своего друга, пока небольшое волнение начинает сжимать что-то в груди. — Линч?!       — Джон! — звучит откуда-то из дома, и названный моментально поворачивается на звук, начиная идти в спалю-рабочий кабинет журналиста. — Я… я здесь! В комнате! Здесь я, здесь я…       — Ты… ты что здесь… — пытается сформулировать свою мысль Джон, настороженно шагая в сторону звука. Не переставая оглядываться и смотреть на весь ужас, на весь хаос, что устроил журналист в своём доме, он идёт по коридорам в полном непонимании.       — Ты какого… Линч.? — не успевшая утихнуть тревога, вновь берёт верх, стоит только Джону взглянуть на журналиста. Потрепанный брюнет, неряшливо одетый в свою домашнюю одежду, ходит и рассматривает свои записи и бумажки, которыми так же была обклеена вся комната.       — Смотри здесь у нас… в общем я просчитал… что… — моментально начинает что-то говорить Линч, пока Джон в полном не понимании стоит и оглядывается, словно он очутился в этом месте впервые и до этого момента оно ему было вовсе незнакомо.       — Ты какого, мать его, устроил… — пребывая в шоке, говорит писатель, осматривая комнату брюнета. Здесь так же, как и в коридоре был сущий кошмар. На кровати, на полу, на полках стеллажа, на столе валялись бумаги. Эти же бумажки были приклеены к шторам, к стенам. Да даже на чёртовом компьютере была открыта какая-то статья!       — Иерархия, Джон! Иерархия! — со странной интонацией отвечает Линч, показательно махая рукой и демонстрируя свои многочисленные и хаотичные записи. — Ты что не видишь?       — Да я то вижу… — ошарашенно бормочет себе под нос писатель, до сих пор не въезжая в происходящее. Голова у шатена идёт кругом, пока его взгляд метается от одной записи к другой, что сливались для него в один бесконечный хоровод текста. Странное и опасное предчувствие не оставляет писателя, а тревожный звоночек так и бьёт в голову, но Джон умело его игнорирует.       — Фиолетовая земля… я-я-я-я прошерстил… — сбивчиво говорит Линч, прикладывая руку ко лбу, видимо, чувствуя как его голова начинает болеть, — прошерстил интернет, плюс… Плюс все наши приключения… все упоминания земли… Ну… не все, конечно… но я работаю над этим!       — Твою же ж… — смог лишь выдавить из себя писатель, наблюдая за журналистом, что вновь залезает и слезает с постели, а после начинает гоношиться по комнате. Сердце Джона пропускает тревожный и чувственный стук, отдающийся в голову, которая вмиг начинает пухнуть от миллионов мыслей, что приходят в неё.       — Я работаю! М-мы изучим каждый клочок планеты, слышишь? Каждый клочок! — запинаясь говорит взлохмаченный брюнет, метясь из стороны в сторону; он словно не слышит Джона, находясь где-то там, далеко в своих безудержных мыслях. — Будем… будем работать сутками! Все эти люди: Вовка, Василич, Лиза… Лукас — никто из них не должен жить так! Этого не должно было произойти! Слышишь?       — Понятное дело… Линч, но… — ошарашенно шепчет Джон, с ужасом продолжая слышать бредовые повторяющиеся слова друга. Нервно сглотнув, Джон начинает медленно подходить к Линчу, проходя в глубь комнаты. И только сейчас он детальнее видит своего друга. Журналист выглядит ужасно: потрёпанные и взлохмаченный волосы, совсем бледная кожа. Кажется, словно черты лица стали острее. Из-под неряшливо висящей на нём рубашки видны выпирающие кости ключиц и плеч.       — Мы остановим фиолетовую землю! Мы остановим её! Остановим, остановим, остановим… — бредово продолжает шептать журналист, нервно двигая своими исхудалыми руками. Каждое его движение было то слишком резким, то слишком медленным. Линч выглядел слишком худо, слишком бледно, слишком болезненно.       — Может, мы пожрём?.. — говорит писатель всё ещё ступая в сторону друга, напряжённо наблюдая за каждым действием Линча. Тяжёлые мысли блуждали у него в голове. И эти мысли он не решался озвучивать даже себе.       — Да некогда жрать, Джон, ты меня слушаешь вообще или нет?! — истерически повышает тон голоса журналист и резко оборачивается к писателю, делая выпад в его сторону, из-за чего тот делает испуганный шаг назад. — Мы должны… должны работать! мы… должны искать… должны остановить!.. Должны остановить!       — Линч… Ты меня пугаешь… Т-ты… Ты в порядке? Ты сколько спал вообще сегодня-то? — голос Джона дрожит, но он не обращает на это внимания. Со страхом наблюдая за неумолкающим и что-то бормочущим себе под нос Линчем, писатель чувствует, как в сердце начинает неприятно покалывать. Холодные мурашки пробегают по всему его телу, как только он слышит ответ.       — Что.? — резко Линч замирает на пару секунд, переспрашивая вопрос шатена, который видит, как глаза журналиста на мгновение застывают на его облике. — Спал?       И этого мгновения Джону хватает, чтобы осознать то, что происходит с брюнетом. Тревога захлёстывает Джона окончательно, спирая грудь и сводя лёгкие. Сердце начинает биться быстрее. А страх ударяет в голову писателя.       — Да я… я… не помню… — потерянно отвечает Линч, пока в его глазах читается дикий испуг. Словно он сам не до конца осознаёт происходящее. Всё внутри журналиста рвётся и метается. Сам он словно потерял грань, потерял связь с реальностью. Блуждая по тревожным закуткам своего разума, что твердил лишь бред о произошедших ранее событиях.       — А когда спал вообще помнишь?.. — продолжает Джон, пока волнение захлёстывает через край. Он протягивает руку желая докоснуться до журналиста, что словно загнанный зверь не может найти себе места и панически метается туда сюда по комнате. Джон видит, как руки Линча дрожат, как растерянно он бегает взглядом по комнате, желая зацепить его хоть за что-то. Джон с ужасом осознаёт, что журналист не спал уже очень давно, не ел уже очень давно, что у Линча в голове, как и дома полный беспорядок. С испугом понимает, что тревожные мысли полностью захватывают разум брюнета, и он не может выбраться из этого ада в своей голове. Джону страшно за Линча.       — Да... — головная боль резко пронзила голову брюнета, и он пошатнулся, хватаясь одной рукой за голову, а другой опираясь на стол. И застывая в такой позе на секунды. Джону показалось, будто он прямо сейчас свалится в беспамятство.       — Линч… — испуганно шепчет писатель, видя, как журналист чуть ли не теряет сознание, и желая подойти, чтобы в случае чего поймать его. Кажется, будто вот-вот и брюнет точно упадёт в обморок.       — Не знаю… — шепчет Линч, а после вновь приходя в себя отрывается от стола и рывком подходит к Джону, начиная вновь истерично и сбивчиво говорить. — Да какая… какая, блин, разница, Джон! Сейчас… Сейчас это не важно!!! Фиолетовая земля… вот что важно!       — Линч.! — встревоженно говорит писатель на повышенных тонах. — Ты можешь успокоиться?       — Мы должны! Должны остановить… — продолжает бредить журналист, словно не слыша писателя вовсе.       — Плохи дела… — испуганно шепчет писатель, отходя назад и хватаясь за голову в попытках утихомирить бьющееся сердце, — плохи, мать его, дела…       — Я их составлял… Здесь всё! Всё! Мы остановим её! — всё так же говорит журналист в беспокойном бреду, подходя к окну, занавешенному темными шторами, на которых так же были многочисленные бумажки с записями…       Паника охватила писателя, сердце бешено колотиться в груди. Холодный пот пробегает по телу. Дыхание сводит. А перед глазами мутнеет. Джон не имеет понятия, что делать… Перебирая беспорядочные и пугающие мысли в своей голове, он осознаёт, что впервые видит Линча таким… Таким потрёпанным, с огромными мешками под глазами из-за недосыпа, бледного, исхудалого. Брюнет сам на грани срыва, кажется ещё чуть-чуть и он свалится наземь, погружаясь в пелену чёрного мрака навсегда. Простояв в немом ужасе ещё несколько секунд, Джон понимает, что продолжаться так больше не может… Он не должен поддаваться панике, ему нужно как-то успокоить брюнета. Даже если придётся применять грубую силу.       Опираясь на стену коридора и слыша шуршание грёбанных бумажек, он аккуратно кладёт голову на деревянную поверхность. Выпуская из рук коробку с пиццей, что осторожно приземляется на пол, он закрывает глаза. Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Вдох… Концентрируясь на своём дыхании, он отчаянно старался не слышать бормотания журналиста… Выдох… Отчаянно пытается не думать о плохом… Вдох… Безнадёжно пытается унять своё сердце… Выдох… И набравшись воли, он резко открывает глаза и рывком отходит от стены, переходя порог комнаты брюнета.       — Линч… Линч! — пару раз на пробу позвал Джон друга, на что тот ожидаемо не отреагировал… — Егор, мать твою!       И журналист резко замер, испуганно переводя взгляд на писателя. Непонимание, смешанное со страхом, отразилось в зелёных глазах.       — Успокойся, блин, успокойся! — прикрикивает Джон, начиная шагать в сторону брюнета. — Ты слишком грузишься по этому поводу, ты не должен… не должен… доходить до вот этого всего!       — Но… Джон… Джон… Как ты н… — хочет было возразить Линч, напугано смотря на писателя, а после сжимаясь от того, как Джон его прерывает.       — Замолчи, Егор, слышишь, замолчи! — на высоких тонах голосит писатель, подходя ближе, и, хватая Линча за плечи и чуть встряхивая, он заставляет смотреть его прямо себе в лицо. — Ты должен успокоиться, Линч! Ты не в себе, слышишь?!       Егор лишь всё так же испуганно смотрит на него, без толики понимания в глазах.       Джон смотрел на него в ответ, он смотрел долго, смотрел пристально. Джон заглядывал в зелёные глаза, желая увидеть в них осознание… Но не видел. Отчаяние начало постигать писателя, ему даже на мгновения начало казаться, что он потерял своего друга навсегда, будто Егора больше нет. Больше нет того журналиста, с которым он путешествовал, с которым он проводил вечера, с которым он общался, с которым он отдыхал, с которым он чувствовал себя нужным, с которым он будто ничего не боялся, зная, что Егор всегда ему поможет, как и писатель поможет Линчу, прикрыв спину в бою или подстраховав… Ему казалось, будто этого Егора больше нет, словно он потерял его и потерял навсегда… И Джон не мог более смотреть в его глаза, рывком обнимая журналиста, он отчаянно надеялся, что тот придёт в чувства, что он ещё сможет увидеть привычный блеск в глазах напротив, что Егор не покинул его, что на место журналиста не пришёл чёртов бредовый параноик, захвативший разум Егора. Но в груди лишь печально зажгло, когда он не почувствовал объятия в ответ.       Словно перед ним уже не Егор, словно его давно уже нет, перед ним лишь сумасшедший, погружённый в себя и в свой бред, абсолютно не воспринимающий реальность. Джону страшно. Он боится, боится за своего друга так, как никогда раньше. Все их совместные воспоминания всплывали в разуме писателя, а осознание того, что этого человека больше нет рядом, казалось, причиняли ещё большую боль.       Продолжая безответно и отчаянно обнимать Егора, уткнувшись в его макушку носом, писатель чувствовал как кружится его голова, будто всё, что происходит здесь, не реально, будто с Линчем всё хорошо, а всё происходящее лишь глупый бред, тупая шутка! Сердце бешено стучало, выдавая себя окончательно. Он с ужасом осознавал, что уже и его начинают поглощать опасливые мысли, чувствовал, что бессилен и не способен помочь другу.       Как вдруг до его ушей доноситься тихий душевный всхлип. Всхлип Егора. С не пониманием распахнув свои глаза, он хочет было взглянуть на брюнета, как тут чувствует крепкие объятия. Горький всхлип повторяется.       Егор прижимается к нему что только есть мочи, а Джон лишь может ошарашено стоять. За предыдущим всхлипом последовал ещё один, и ещё один, и ещё.       Джон крепче сжимает Егора в своих нежных объятиях. Держит его, пока тот содрогается, дрожит всем телом. Цепляясь за Джона, словно за единственную соломинку жизни в округе, Егор не перестаёт всхлипывать. И каждый его последующий всхлип становится всё громче и ярче. Джон не отталкивает, не отвергает, он прижимает его к себе, обнимает. Писатель прекрасно осознаёт, что Егор нуждается в нём. Забивая на любые свои принципы и морали, он осторожно прикасается своей рукой к волосам брюнета, начиная аккуратно гладить его по голове.       Вскоре писатель чувствует, как начинает промокать его свитер, но он старается не обращать на это внимания, утешительно поглаживая Егора по спине и волосам, прижимая к себе ближе и сильнее, давая выйти всему тому, что сидит внутри Линча уже не первые сутки. Джон не хочет его потерять и не потеряет.       Не прекращая объятия, Джон осторожно садится на ковёр, пристраивая Егора рядом, не переставая нежно ворошить его волосы на голове, аккуратно и успокаивающе проводить рукой по спине. Со временем начиная слышать чуть утихающие всхлипы.       Немного отстранившись, Линч с каким-то страхом отражения, непринятия, страхом будущего и неизвестного смотрит в глаза Джону. Слёзы не перестают литься по его опухшим и красным щекам из его глаз, зелёный оттенок которых становится ещё ярче из-за влаги.       — Джон… Мне страшно… Я боюсь, боюсь, что мы не сможем это исправить… вдруг… вдруг… Лили, Лукас… они же… они же… — сбивчиво говорит Егор, вновь начиная захлёбывается в собственных слезах, вновь начиная безудержно рыдать. Утыкаясь лицом в грудь Джона, зарываясь носом в свитер, ища поддержку и принятие.       — Знаю, Линч, знаю… — шепчет Джон, вновь прижимая рыдающего журналиста к себе и начиная медленно гладить его по голове, перебирая своими пальцами, мягкие шелковистые волосы, коими они оставались даже после нескольких дней, что брюнет их скорее всего не мыл.       — Мне тоже страшно… я тоже не хочу, чтобы с ними такое произошло… Но понимаешь, мы не можем рисковать своим здоровьем, слышишь? Если мы будем работать сутками, не давая себе поесть и банально поспать, мы уж точно не сможем решить эту проблему? Ты понимаешь это, Егор? — осторожно и нежно шепчет писатель на ухо журналисту, не переставая утешительно и ласково его поглаживать, выражая поддержку в этом жесте.       Вновь лишь тихо плача куда-то в плечо Джону, Егор осторожно кивает. Продолжая крепко обниматься с Егором, Джон задумался о том, смогут ли они вообще изменить ситуацию… В их ли это силах? Болтон сказал, что они понадобятся ему в будущем, не мог же он всё предусмотреть? Если там, в будущем, в их будущем, апокалипсис всё же случится и Болтон всё предусмотрел, смогут ли они что-либо изменить прямо сейчас? Должны ли они что-то менять или продолжать ходить на поводу у дяди Егора? Нет, определённо не должны, они правда должны постараться что-нибудь придумать и самим решить эту проблему, должны как-то предотвратить апокалипсис. Джон ни за что не станет идти на поводу у кого-либо. Никогда. И ни за что.       Захваченный раздумьями, Джон совсем не замечает, как крепкие объятия Егора ослабли, всхлипов больше не было слышно, а свитер более не намокал. Встревоженно чуть отодвинув от себя расслабленного в своих объятиях журналиста, он посмотрел ему в лицо и лишь с облегчением понял — Егор уснул.       Осторожно вставая, он старается не потревожить чуткий сон брюнета. Убрав все бумаги, что были разбросаны на кровати, он расстелил её. После аккуратно, взяв Линча на руки, кладёт его на постель, заботливо укрывая тёплым одеялом. Находясь около него пару минут, он смотрит на зеленоглазого. Наблюдая, как веки и тёмные реснички чуть подрагивают во сне, как медленно и спокойно поднимается грудь брюнета, он невольно улыбается. Вскоре Джон разворачивается и подходит к рабочему столу журналиста. Выключая компьютер, он подходит к выходу из комнаты, поднимая уже остывшую пиццу, и желает было выйти из комнаты, как вдруг его останавливает тихий шёпот.       — Спасибо, Джон… — доносится из уст журналиста, когда он с чуть приоткрытыми веками смотрит на шатена.

— Спи, Егор, спи, — заботливо шепчет Джон, выходя из комнаты.

Наконец-то Егор ощущает душевный покой, умиротворённо погружаясь в сон. Джон помог ему сбежать из своих жутких мыслей. Теперь всё будет хорошо. Они вместе.