Священный отряд

Когда разведчики высыпают в коридор, Зик быстро хватает Майка за руку. Тот, как и все они, в полном недоумении. — Шнуруйся. Нужна подстраховка в лагере. — Зик кивает на окно. — Времени мало. Упустим. — Кого? — Майк вскидывает брови. Зик его порядком заебал, а что поделать. — Титана. Капитан сейчас выманивает, чтоб без бессмысленных жертв. Никто не должен знать, если она увидит упм, то не выдаст себя, побоится. — И че мне ее одному ловить? — Майк растерянно смотрит вокруг. В столовой никого нет, кроме Пик. — Нет. Если она попытается кого-то сожрать в лагере, то надо ей пыл охладить. Но это вряд ли. Скорее всего следом побежит, на то и расчет. Майк выбегает в коридор. Сука, аборигены… Пик хватает сумку из-под стола и кивает ему на окно, они быстро вылезают, обходя корпус гуськом. Гувер с Брауном в полной боевой готовности покорно ждут рядом с лошадьми. — Ты уверен? Прямо на сто процентов? — Гувер ворчит, пока Пик помогает Зику шнуроваться. — Ты же даже тормозить не умеешь. Тем более в темноте. — Поймаешь меня, значит. — он облизывает губы. — Или че, не поймаешь? Мне нужна высота для броска. Хер его знает какие там габариты. — И че ты думаешь, что топор ее остановит? Хуйня план. — Гувер хмурится. — Нет, но координацию она может потерять, если по загривку пиздануть и до тела пробить мясо. Держитесь на расстоянии, чтоб она тросы не оборвала. Если там отвердение по всей морде, то пиздец. Перекусит и не подавится, собирай вас потом по частям, бесславно павших во славу Эрвина. — Зик запрыгивает в седло, остальные следуют его примеру. — Мы с Пик с правого бока, вы оба с левого. Браун. Фейрверки на тебе, а то Гувер, бедный, пока огонь своими кривульками дрочить будет, уже всех пожрут. Пик меланхолично сует ему перемотанную пачку и зажигалку, последнюю Райнер аж целует в порыве чувств. Пять лет с огнивом, а тут — цивилизация! В темноте все это на динамит похоже. — Себя не подожги, умоляю. Только они отъезжают от лагеря, как темноту прорезает желтая вспышка света и слышится яростный рев. Кадеты орут, Ханджи что-то громогласно командует. Попалась, манда. Кони несутся к полю, Зик только успевает закинуть топор за спину, как из леса вылетают Леви и Криста. Наверное. Не видно ж ничего, небо заволокло густыми облаками. Следом за ними метрах в тридцати несутся челюсти, даже не очень большие. Зик ждет, пока они поравняются и пускает коня в галоп, Пик поджигает первый заряд и кидает в воздух, взрыв грохочет, белые всполохи быстро-быстро мигают, освещая спину титана. Елена бы сказала, что это не просто фейерверк, а мечта эпилептика. Да-да, малышка, это чтоб тебе было лучше видно куда бежать, а то не дай бог Аккермана из вида потеряешь и свернешь не туда. Взрыв слева, Зик щурится. У самого скоро припадок начнется от этой сраной дискотеки. Надо в темноте встать на лошадь и не проебаться с прицелом… Как-то в его голове это было попроще. Ветер в ебальник дует, сзади слышится конский топот. Наверняка Майк или Ханджи. Сука, да не мешайте вы профессионалам, сраные любители! Есть ощущение, что шанс у него будет только один. Титан жилистый, небольшой, страшно прыгучий, между ней и Аккерманом уже метров десять. Расстояние сокращается с катастрофической скоростью. Пик поджигает, взрыв, вспышки, Зик, как еблан, проверяет крепления упм. Ну, помолимся. Подтянуть ноги наверх, подскочить, оттолкнувшись от седла и пустить крючья вперед. Туда, где должна быть жопа титана. Хорошо бы в него никто взрывчаткой не попал… Его срывает с лошади, ветер сильнее, ощущение, будто он летит в бесконечном вечном к своей смерти. — Дайте свет! — орет, надеясь, что хоть кто-то услышит за таким ветром. Имир набирает скорость мощными прыжками, преодолев половину холма, Леви уже скрылся за верхушкой. — РАЙНЕР, СВЕТ! Вспышка. Он перехватывает рукоять топора и пару секунд примеривается, прикидывая, где тело девчонки, а потом кидает со всей дури из-за спины. Имир спотыкается и кубарем летит вниз, утаскивая Зика следом. Да ебаный ты в рот. Зик тянет тросы на себя и падает в густую траву, сгруппировавшись в последний момент. Одно ребро, второе, сотрясение… Могло быть и хуже. Пик хватает его у самого края гигантской ямы, на дне которой распластался титан. Гувер с Брауном четко и слаженно подрезают сухожилия, пока Имир воет на одной ноте, проткнутая четырьмя штырями. Не в нужных местах, но похуй. Топор зато красиво торчит. Пик вчера полночи яму копала, пока Зик на стреме стоял, а парни таскали запчасти от забытых всеми ловушек. В полевых условиях такое не смастерить из говна и желудей, не заставлять же Эрена превращаться в землекопа из великого спасителя человечества? — ТЫ СОВСЕМ ПСИХ? — Майк орет с вершины холма. Зик лежит с закрытыми глазами, слушая, как приближаются лошади. — ТЫ, БЛЯТЬ, НА ТИТАНА С ТОПОРОМ ПОЛЕЗ И КРОТОВ ЗАКОЛДОВАЛ, ЧТОБ ОНИ ЭТО ВЫРЫЛИ? СУКА, КАК? — А ты думаешь зачем я куриц в разведку притащил? Это все они. — слабо улыбается. Голова раскалывается. — Лапками своими пушистыми копали ночами, пока вы спали. Пик ласково гладит его по голове, Зик пускает все силы на регенерацию. Лишь бы его еще минут пять никто не трогал, и следа тогда не останется. Когда Леви и Криста, дав полукруг, подъезжают к провалу, все уже кончилось. Разведка, кто пеший, а кто верхом, стоит на краю обрыва, смотрит на отрываясь, не зная, что дальше делать, ждёт приказа. — Откуда… — у Кристы сейчас не хватает слов. Сзади толпы проталкивается обеспокоенная Ханджи, судя по всему осматривает, все ли целы. Встречается взглядом с Леви. Весьма красноречивое «поговорим, когда разберемся». — Так, ну разошлись, разошлись. — она протискивается сквозь первый ряд, начиная спускаться по крутому склону. Гувер с Брауном дежурят внизу. Очень спокойные, собранные, даже Райнер, которого в последнее время мотыляло от радости до паники за какие-то доли секунды. Сидит у дымящегося плеча титана, ждёт, смотрит, правда, совсем не на Ханджи, а в другую сторону, куда наверх тянутся постромки. Зое спрыгивает на землю, на ходу доставая нож. Упма у нее с собой нет, только сигнальный на поясе. Нож с силой врезается в загривок, титан глухо взрыкивает и замирает. Не потому, что подох, а просто перестал сопротивляться. Яма с шипением наполняется паром, разведчики стоят, вытянув шеи. Для большинства это, пожалуй, уже никакая не тайна, но в темноте кто-то мог и не разглядеть. Хруст сухожилий, влажное хлюпанье разрезаемой плоти. Криста впереди сдавленно охает — из тумана выныривает Ханджи, держа за пояс полубессознательное тело. — Вы же сказали, что это праздник… — голос дрожит, Леви приходится стиснуть ее плечо, чтобы быть уверенным, что Ленц не дернется. Но та как будто даже не замечает, — Имир… Имир! Она порывается вперед всем телом, девушка в руках Ханджи вздрагивает, поднимая наверх глаза. — Криста?.. Главное, ты в порядке… Ленц коротко всхлипывает. — Вы же убьете ее теперь, да? — ее голос звучит неожиданно холодно, — Или будете ставить на ней опыты, что может быть даже хуже. Так, капитан? Она не двигается. — Для начала просто поговорим, — Леви смотрит, как Райнер с Бертольдом помогают Ханджи вылезти наверх, таща за собой Имир, — Если она заодно с Леонхарт… — Она бы никогда, слышите, никогда! — Криста резко оборачивается, тут же с силой впиваясь пальцами Аккермана, — Никогда бы нас не предала! — Полегче, Ленц, — приходится грубо заломать назад ей обе руки, чтоб истерить прекратила. Леви морщится: девка пытается выкусить из него клок зубами, пока он спешивается и тащит ее до стоящих группкой Жана, Саши и Конни. — Постарайтесь, чтоб не сбежала, — Леви передает ее в руки Кирштайну, стараясь держать пальцы на безопасном расстоянии. Женщины в гневе страшные существа. Жан кивает. — Он как, живой? — Леви присаживается рядом с Пик, бросив поводья. Та вздыхает и только утвердительно кивает головой. Конь останется топтаться рядом, заглядывая через плечо. Мда. Тут, конечно, форменная драма. Зик растянулся на траве, крови нигде нет, но глаза не открывает и рожа очень страдальческая. С такой обычно безвременно гибнут при температуре тридцать семь. — Сам встать сможешь? — Зик в ответ мотает головой. Потом поднимает руку и показывает два пальца. — Чего два? — Леви закатывает глаза, — Две извилины тебе понадобилось, чтоб додуматься гарпун в титана на полном ходу воткнуть? Оказалось, что две — это настоятельная просьба отъебаться на две минуты, которую Аккерман не в состоянии выполнить даже после столь блестяще проведенной операции по захвату крота. Леви, кажись, в эту полемику лезть сейчас не собирается, только уточняет у Пик, нет ли переломов, и подхватывает Зика на руки. — Забери его лошадь пожалуйста тоже, ладно? — Леви перехватывает его под задницу, чтобы удобней было. — Можешь так не страдать, все равно нет носилок, так что возвращаться придется верхом, — Леви тащится к лошади, успевшей отскакать метров на десять, вслед за почуявшей волю Совестью, — До казармы я тебя при всем желании не донесу. Слышится — недоволен. Хули блять недоволен, у бедного Аккермана спина к чертовой матери треснет. — Я до последнего момента не верил, что это сработает. А потом Криста мне глаза чуть не выцапала, когда увидела, кого из титана достали, — Аккерман проползает последние метры, — Ханджи нам теперь головы оторвет за самодеятельность, но оно того стоило. Ты молодец, — он ласково притирается лбом к чужому плечу, пока никто не видит, и останавливается рядом с лошадью, — Давай, ногу ставь, иначе как мешок картошки тебя повезу. Зик все же делает Аккерману великое одолжение, сунув ногу в стремя и перекинув через седло другую. Даже сидит секунд десять ровно, пока Леви усаживается вперед и только потом заваливается ему на спину, придавив капитана едва ли не мордой в гриву. Ну а хули, он раненый герой, ему можно. — Руками держись тогда. И рожу сделай, чтоб никто нихуя лишнего не подумал, — Леви снимает плащ, перекидывая его Зику за спину и привязывая себе за пояс. — Можешь выебываться так хоть сутки. До кровати я тоже тебя донесу. Они доезжают назад самыми первыми. Зик делал вид павшег воина, пока лошадь скакала, даже случайно облапал капитана в темноте. Излечить несчастного может только рука в чужих штанах, или смерть будет бессмысленна и бесславна. А воин должен погибнуть в бою, чтобы его в нужное место на небесах распределили, иначе хуйня. — А мне премию выпишут за поимку титанши? А за новую технику метания топора? — Зик сам спрыгивает с коня и утаскивает Леви в комнату, пока никто не видит. Обезьяна нашла мышь и украла в свое логово. Совесть, кстати, залезла в карман и копошится там довольная. — Ещё хочу премию за то, что качественно трахаю капитана. Прям доплату за каждый раз. — Зик закрывает дверь на ключ и занавешивает окно шторами, чтоб никакая падлюка нос не сунула. Лампу поджигать не хочется, поэтому он в полной темноте опускает Леви на пол, обнимает крепко-крепко, нюхает макушку. — И тогда моя личная жизнь разорит разведку, — Леви обнимает его в ответ, чуть улыбнувшись и ткнувшись носом куда-то чуть выше груди. Сам-то блять нихуя не лучше: там внизу Майк и Ханджи с кадетами, а он тут с главной звездой вечера обжимается. И не сказать, чтобы сильно торопится. — Я думал, что обоссусь. В воздухе. Если бы было больше времени, то сделал бы это из принципа. Хорошо, что я попал в нее. Если бы не попал… — Зик заглаживает его по спине. Сейчас вдруг понял, что испугался за Леви. — Останься на десять минут. Потом беги, пытай, допрашивай. Потом. Взять его лицо в ладони, смотреть в глаза. Очень малодушно хочется остаться. Послушать Пик и забить хуй на Марли, переметнуться на сторону острова. Бабушка и дедушка уже прожили свою жизнь, а здесь он может быть полезен. Хотя бы пять лет прожить свободным человеком, не элдийцем, не оружием. Просто человеком. — Если бы ты знал, что скоро умрешь, что бы делал? Остался бы в разведке? — большими пальцами гладит по щекам. — Отказался бы от человеческого, чтобы всех спасти? Или попробовал наслаждаться жизнью столько, сколько получится? — Типа как если бы тяжело заболел? — Аккерман хмурится. — Не знаю. Зависит от времени, которое мне останется. Если, скажем, год, то останусь в разведке. Если пара недель, то нет, — он тихо фыркает, — Куплю коричневые портки и попробую добраться до Шиганшины. И дальше потом на юг. Одному и без каравана мне будет легче, раз обратной дороги нет. Можно будет сил не жалеть и забраться подальше. Может, хоть напоследок узнаю, что там. Должно же там что-то быть. Вдруг там где-то целый титаний город, Ханджи вон верит, будто они разумны. А, ну и да, — Аккерман лезет пальцами под чужую рубашку, гладит ладонями по спине, — Раз уж терять к тому времени будет нечего, то перед отъездом с тобой потрахаться на стене. Маршрут заодно прикину. У Леви очень понятная логика. Зик знает, что Пик хочет наслаждаться жизнью, а Райнер собирается всех спасти. И оба этих решения сделают их несчастными. Можно ли найти вариант, где тебе хорошо? Очень короткое время хорошо. Но так, чтоб потом не жалеть. Зик наклоняется, бодает его носом, как кот, желающий ласки. Хочется ему помочь. Не разведке, а вот ему. Кажется, что он совершенно тупой хуйней занимается со своими навыками. Узнать бы еще, кто его так сражаться научил и перенять опыт, но это потом, это успеется. — И чего ты вообще ворчишь. Мне кажется, что план титану в жопу гарпуном зарядить был охуенный прямо скажем. По крайней мере, моя теория насчет топора сработала, значит, я смогу придумать что-то еще. Я бы хотел на титанов со стены посмотреть. Можно же зацепиться как паук и висеть, пробовать, реагируют ли они хоть на что-то. Звуки там, может, запахи. Есть ли у них вообще обонятельные рецепторы? Можно канистру ацетона сверху вылить. Короче, чем более идиотский план, тем меньше вероятности, что сорвется, потому что на дураков не обижаются. Я бы и стены расковырял. В этой глуши никому они нахер не нужны. А ещё… — Леви прерывает его поток сознания поцелуем, мол, заебал пиздеть. И правильно. Он сам себя тоже невероятно заебал. Мечется, мотыляется туда-сюда, непонятно только, чего добиться хочет. Валить надо сейчас. Брать девчонку, братца, вынести нахер Стохесс и валить очень далеко. Вот только… Если мама все еще за стенами? Не лучше ли скормить ей братца? Нужно лишь убедиться, что это наверняка она. С другой стороны, а вдруг она, получив силу титана устроит им полный пиздец? Непонятно. Нужно придумать какое-то решение. Срочно. Но сейчас, в темной комнате, пока он самозабвенно целуется с Леви, ему глубоко похуй. Утром побеспокоится. Как вернуть ей первоначальный облик? Как вернуть блядского голубя после превращения? Как? Нет такого механизма, нет инструкции, от крика они не возвращаются. — Есть еще что-то, что я могу сделать? Чтобы облегчить твою жизнь здесь. Еду я организовал, крота поймал, ловушки придумал. Что еще? Я продолжу учить тебя стрелять. Но что еще? — Так говоришь, будто меня в тюрьме тут держат, — Леви протягивает руку, чешет Зика под подбородком, словно кота. Надо хоть немного приятного делать, пока возможность такая есть. Потом шутки будет мерзкие шутить, и расхочется. — Мне ничего не нужно сверх того, что уже есть сейчас. Ну если конечно ты не сраный волшебник и не можешь сделать так, чтоб в экспедициях никто не умирал. Но это даже у Эрвина не вышло, так что пока есть титаны, это несбыточные мечты. Под окнами топот, ржание и голоса. — Леви! Кто-нибудь видел капитана Леви? — это Ханджи. Если он за пару минут теперь не найдется, так она пожалуй даст себе труд вспомнить, в чьей компании он от ловушки уехал. — Она из тебя душу вынет попытками выяснить, как смог это всё провернуть, — Аккерман переходит на низкий шепот, смотрит снизу-вверх не отпуская, — Так что если не хочешь написать пару десятков страниц отчета в простой письменной форме, у тебя еще есть шанс притвориться мертвым. Я прикрою. И вечером приду. Спизжу с кухни свой пирог с незабудками и приду. Может быть, даже с вином. На пару раз премии должно хватить. — Пусть вынимает. Если после ты заездишь меня, как сильнейший солдат человечества. — Зик едва слышно смеется ему в губы. — Мне нравится мысль, что ты побеждаешь меня только тогда, когда я позволяю. Хотя ты сильнее. Быстрее. И сильно ловче. Но все равно этого недостаточно. — медленно опускается вниз, обняв руками за пояс и тычась лицом в ткань. Приручать. Осторожно, по шажку, приручать беспардонно и нагло. Всегда стараться или становиться на колени, или поднимать на руки, чтоб смотрел сверху-вниз. Показать, показать насколько важно, что Леви решает сам, а он готов покориться его решению. Нет приказов, нет желания задавить, нет никаких уебанских игр. Нравится, что Леви треплет его по лохматой башке, ласково, как собаку. Крепче сжать его руками, прижаться щекой и закрыть глаза. — Позволишь мне помочь тебе победить всех титанов? — поднимает на него глаза. — Я буду тебе хорошим компаньоном. Придумаю план, чтоб наверняка сработало. Ни у кого не получилось, а у нас получится. — Леви пальцами ведет по щеке, Зик ластится, трется. Больная хуйня какая-то опять. Главное не захотеть его сожрать. Хотя… Он уже хочет. В этом главная проблема. — Наравне. Без всякой ебучей иерархии. — Что ты имеешь ввиду, говоря, что поможешь мне победить всех титанов. Их десятки, сотни, может быть даже тысячи. За все время существования корпуса разведка едва ли убила больше двухсот. Думаешь, существует способ? — Леви немигающе на него смотрит. — Только не говори, что парами горохового супа их всех отравим. — Ты правда так и не понял? Кто-то поместил титанов в стены. Кто-то отправил сюда женскую особь и остальных. С точки зрения армии есть мясо типа меня, есть офицеры типа тебя, и есть тот, кто всем этим управляет. В королевстве есть король, есть аристократия и есть народ. Вы все это время убиваете солдатиков. А я хочу найти и убить генерала, тогда и войско бесполезно. Понимаешь ход мыслей? Понять бы только, как эту падаль обезвредить. Но я пойму. Любое ружье можно разрядить. Аккерман выпутывает его из ремней, целует, ластится. Остается только нежно гладить по голове, улыбаться, наслаждаться моментом. Слышно, как кадеты внизу продолжают ломиться в дверь под вопли Ханджи, это почти смешно. Криста теперь его заебет. Но это ничего. Это не страшно. Страшно, что Леви сейчас снова по непонятно какой причине на него разозлится и вечер превратится в допрос, хотя нихуя такого он не сказал. Это просто, блять, логично. — Для начала я хочу понять как они находят людей. Некоторые плотоядные рыбы чуют жертву по колебанию тепла в воде. Летучая мышь теряет координацию, если закрыть ей уши. Зрение хищных птиц превосходит человеческое почти вчетверо. Какой орган чувств ключевой? Может быть надо перемазаться в навозе, чтоб стать невидимым? Или понизить температуру тела? Может быть, нужно сделать зеленый костюм, чтоб они на фоне травы не замечали? Почему они не толпятся вокруг ключевых городов, которые выходят за пределы стен? Но тут, допустим, если мы предположим, что титаны могут распознавать друг друга и если все стены состоят из титанов, как в Стохессе, то маленькие боятся больших. Но как они понимают? Тут или запах, или температура тела. Слух и зрение исключается из уравнения. Но если температура тела, то почему тогда животных не жрут? Даже коты теплее человека. — Зик смотрит в стену. Мысль развивается сама, ему приятно так вот думать в Аккермана. Самым красивым ему уже не стать. Но вот самым умным вполне можно попытаться. — Нужно сварить говна. — он моргает. — Блять, только не бей меня. Мне нужно, чтобы в городе кто-то купил колбы и холодильник для возгонки. Самые большие, какие найдутся. Но лучше у стеклодуев заказать. Потом надо взять из выгребной ямы некоторое количество содержимого, смешать с водой и кипятить, пока не выпарится… Аммиак. Эта такая летучая, страшно вонючая хрень. Обоняние у любой твари отобьет. Если в рот вылить, то там рецепторы по пизде пойдут на какое-то время. Никакая регенерация этот запах не перебьет. Если после они не будут пытаться тебя сожрать, то можно просто сделать аммиачные снаряды и кидаться ими в титанов, чтоб не приближаться. И уже потом добивать. Как тебе идея? — Зик переводит взгляд на Леви. У того на лице написано, что охуенная идея кипятить дерьмо и ссаки кадетов не вызывает должного энтузиазма. Ну да, это не под героическую агитку убиваться за стенами, это скорее похоже на бред сумасшедшего. Впрочем, к этому все уже должны были привыкнуть. — Ты знаешь как порох для пушек производят? Они закупают мочу и дерьмо в населенных пунктах, а потом делают селитряники. Без селитры порох не получится. Так что я не ебанутый, из говна пулю сделать можно. — Зик закусывает губы и беззвучно смеется. — Тот, кто занимается производством пороха в королевстве может по праву носить звание вонючего принца. Он наклоняется и подхватывает Аккермана на руки. Так гораздо удобнее. И сегодня не должен выебываться, все же, ему тут крота поймали, хули, спрашивается, может не понравиться. — Прикинь если яма с говном человечество спасет? Вот это я охуею. В дверь барабанят. Да чтоб тебя. Зик напоследок мягко целует Леви, потому что безумно хочется. Отодвинуть щеколду, впуская Ханджи, тут же закрыть за ней дверь и снова запереть. Леви так и замер посреди комнаты, задумчивый, невероятно красивый в полумраке, едва касается губ кончиками пальцев. — Я напишу тебе хоть десять отчетов, если можно сначала сожрать кусок своего пирога. Че я, зря эти косички ебучие делал. И где моя сестра? Никакого пирога Зику, разумеется, не дали. Ханджи заметила, что творец должен быть голодным, так думается быстрей и четче. Но если творцу угодно, он может быть не только голоден, но и отлуплен стопкой бумаги, которую она сейчас принесет. Торг был закончен сокращением отчета с десяти страниц до двух разборчивым почерком с безапелляционной выдачей жратвы сразу по его завершении, вне зависимости от его итоговой симпатичности начальству и наличия дополнительных вопросов. Выходной не раньше конца недели («Зик, имей совесть» — «так вот же она» — «не дерзи»), топор изъять и вернуть сестре для дальнейшего хранения дома, потому что доказать, что это родовая реликвия не вышло, а холодное оружие таких параметров в расположении запрещено. «Полторы недели назад я отбывал наказание в наряде по кухне вместе с Имир. Меня застиг старый враг: гороховый суп. Чтоб не сдаваться неприятелю без боя мне пришлось выйти в коридор, дабы выпустить злого духа и не смущать даму. Закончив свое черное дело, я покурил самокрутку на улице (попрошу не обвинять меня в табакокурении в помещении, это грязная ложь и клевета). Тихо прокравшись обратно на кухню в надежде напугать свою бедную спутницу, я увидел, что у Имир дымятся пальцы, а сама она спешно стирает кровь с ножа. Чтобы не выдать себя, я тихонько ушел обратно на улицу и снова начал курить, пока она сама не пришла, возмущенная, что я не исполняю наказание. Я долго думал что сделать с этой информацией. Мне было страшно, что если её схватят, то она кому-то навредит. Я не имею полномочий чтобы выдумывать планы и у меня нет здесь подчиненных, поэтому я решил сделать все сам, чтобы доказать, что меня не просто так взяли в разведку. Проклятый гороховый суп не давал мне покоя ни днем, ни ночью, что подтолкнуло меня на размышления о том, что теплый воздух легче холодного, и я походя вспомнил конструкцию летающего фонарика. Но не об этом сейчас, моя прекрасная госпожа. Мучаясь ночами от скверны, я ходил в поле копать яму, потому что вечерняя тренировка не выматывает меня достаточно, и копал яму до тех пор, пока не захочу спать от усталости. Потом привезли штыри для ловушек, и я подумал, что можно попробовать заставить Имир выдать себя, тогда бы мне не пришлось испытывать чувство вины, если я ошибся и она просто курила. Я заметил, что Имир близка с Кристой и быстро закончил ловушку. Я сказал об этом капитану Леви и попросил его помощи. Мне показалось, что Имир превратится, если не будет чувствовать угрозы, так и случилось. Я попросил помощи у своей сестры и двух кадетов, которых отчего-то все сторонятся и мы загнали ее, как загоняют большого зверя. Прошу вернуть мне мой топор, который подарила моя любимая сестра на родительский день и выделить увольнение, чтобы я мог сутки провести с ней и заработать немного денег в городе, иначе вскоре ей придется питаться гороховым супом, а теперь мы знаем, к каким последствиям это приводит.» Зик откладывает перо. — У тебя есть еще вопросы? — Только один, — Ханджи с нескрываемым ехидством откладывает бумаги, — Леви, почему у тебя новобранец тут в письменной форме жалуется на недостаточность тренировок? Будь так добр, исправь это досадное недоразумение. *** В подвале темно и тихо, и пахнет влажной картошкой. Ну нет у разведки специального пыточного подвала, а двести килограмм наверх таскать было не с руки. Сгниет еще. За прошедшие сутки в подвале образовался письменный стол, заваленный неприятно чистыми бумагами и короткими заметками, состоящими в основном из протоколов колкостей в сторону Майка, разведки и гнусных карликов. Леви с Зиком устроились на лавке для посетителей, красноглазая Ханджи за столом, Майка к чертовой матери выгнали досыпать после того как тот едва не спалил их всех, опрокинув лампу, которую должен был держать перед троном Имир. — Итак, протокол допроса, день второй, — Ханджи быстро царапает пером по пергаменту, усиленно стараясь не зевать, — Присутствующие Ханджи Зое, Леви Аккерман, Зик Фингер. Протокол ведет руководитель исследовательского отряда Х.З. — А одного дня вам не хватило, чтобы понять, что рассказывать нечего? — Имир сидит на стуле со скептическим видом, откинувшись на спинку и уставившись в потолок, — Я не помню, как стала титаном, ясно? И не помню, как потом добралась до стен. Леонхарт ничем не помогала, кроме как советом ебало попроще сделать. Если вам нужно найти козла отпущения, так придумайте какую-нибудь байку сами. — Чего ты хочешь? — Зик прерывает образовавшуюся тишину. — Ты ведь чего-то хочешь. Давай поторгуемся. — на Леви не смотрит, только на Имир, что пялится в потолок. Разведчики быстро смекнули, что надо что-нибудь титану отрубить, чтоб не обратился. Молодцы. Имир чуть улыбается, раскачивается на стуле. Её ступни дымятся — через пару часов снова придется рубить. — Гарантия безопасности для меня и Кристы. — облизывает губы. Занятно. — А если мы Кристу будем пытать? Вы в сговоре? — Зик щурится. Ханджи молчит, выглядит совсем измученной. Страшно представить, который это час допроса для нее. — Она ничего не знает. Но если будете ее пытать, мне придется рассказать про Марселя. И его прошлое. — Имир замирает. Зик коротко выдыхает. Держи себя в руках. Сука. Сука-сука-сука. — Что за Марсель? — Ханджи продолжает записывать. Кто бы ее спать отвел. Совсем уставшая, но продолжает работу. Кому ещё этим заниматься кроме нее, в конце концов? — Мальчик. Двенадцати лет. Хороший мальчик, прилежный. Учился в школе на высший балл, выполнял все, что от него потребуют взрослые. Умер пять лет назад. — Имир равнодушно пожимает плечами. — У него был брат-близнец. Тоже отличник. Не знаю, жив ли. Для стороннего наблюдателя все это выглядит, как бред. Но не для Зика. Она знает. Она получила воспоминания Марселя и добралась до самых недр. А значит, она знает все. Знает имена, знает, кто и когда отправил их на остров. Знает, что Браун и Гувер чудом избежали казни, знает про отряд, знает про задание. Зик стремительно бледнеет. Нет. Нет-нет-нет, он не готов сейчас убить их всех. Только не Леви. Единственное хорошее, что он нашел на острове, единственное, что останавливает его от реализации изначального плана. — Я не совсем понимаю… — Марсель. — Имир перебивает Ханджи. — Они не причинят тебе никакого вреда. Ты не должен бояться. Ты должен постараться ради брата, ведь он оказался недостаточно хорош, хотя его оценки были выше твоих. Я не поеду с вами, потому что вам необходимо повзрослеть и справиться самим. Я буду ждать. Я сделал все, чтобы вы выросли смелыми. — Имир говорит, и чем дальше, тем сильнее пульс ощущается во всем теле. Его слова на перроне. Зик отчего-то их запомнил, так они были чужеродны и глупы, хотя тогда казалось, будто он вещает с высокомерной мудростью. Опасная и глупая иллюзия. Он отворачивается, смотрит в пол. Держи себя в руках. Держи себя в руках и все будет хорошо, даже если ты разворотишь этот чертов подвал лучше не станет, там наверху полсотни обученных бойцов, а зверь слишком медленный, чтобы им противостоять. Малолетняя сука знает об этом. Знает и наслаждается собственной властью. — Этот мальчик важен для тебя? — Ханджи продолжает записывать. Перо тихо поскрипывает. — Нет. — Имир прикрывает глаза. — Мне на него глубоко плевать. Я просто хочу к горячей воде и электричеству, и чтоб Криста была вместе со мной. — Электричеству? Что это? — Ханджи поднимает голову, внимательно всматриваясь в безразличное лицо Имир. Надо же. Ты хочешь домой. Хочешь в цивилизацию, и девочку забрать вместе с собой. Чтобы все были счастливы с красной повязкой и жили не очень долго, но счастливо. — Название пирога. Никогда не слышали? — Имир, наконец, встречается взглядом с Ханджи. — В виде молнии. На востоке все его пекут, вы не знали? Черт. Черт-черт-черт. Это не входило в план. Кто знал, что девка мало того, что научилась перекидываться, так ещё и воспоминания исследовала с такой тщательностью? Зик поднимается. Взгляд стекленеет, он подходит к Имир и с силой тянет за волосы назад, вглядываясь в карие глаза. Не боится, стерва. Зря. Воспоминания не отражают суть, всего лишь показывают отпечаток людей, которых уже не существует. Время меняет всех. — Ханджи, не для протокола. — тяжелый вздох. — Тебя ведь скинули со стены, я прав? Судили за инакомыслие и казнили. Расскажи. — голос становится очень спокойным, почти ласковым. — Ты все очень хорошо помнишь. Расскажи про казнь. И я испеку тебе любой пирог, какой пожелаешь. Имир молчит, на лице столько ярости и одновременно ненависти, что можно позавидовать. Юность всегда восторженно-нервозна, кажется, что ты бессмертен и всех непременно победишь. — Расскажи о тех, кто был вместе с тобой. Мятежников отправят в Рай, так ведь они говорили? Мятежники будут вечно страдать за свои преступления. Они поставили тебя на колени. Перед этим пытали несколько дней. Ты не видела что произошло, но чувствовала боль. Я ведь прав? Так это было? — лицо Имир совсем близко, она хочет отстраниться, но Зик не дает. Рука сжимается на затылке до боли, он чувствует, как каменеют мышцы, как с каждым словом в голосе все больше стали. Марлийский капитан полез наружу и сейчас нет никакого желания его останавливать. — И имя у тебя такое звучное. Как тебя зовут на самом деле? Имир всхлипывает. Болезненно. Ну конечно, кто же забудет собственную казнь. — Я не понимаю… — Понимаешь. — второй рукой вцепиться в подбородок. — Все ты понимаешь. Если будешь продолжать выворачиваться, я просто выебу Кристу у тебя на глазах. И буду делать это, пока ты не начнешь говорить то, что я хочу от тебя. Расскажи, как ты стала титаном. И я лично принесу тебе и горячую воду, и пирог, и все, что пожелаешь. — Зик резко отстраняется. Дыхание сбилось, сердце будто бьется во всем теле. Он поворачивается на Леви и обмирает: незнакомый взгляд. Изучающий, настороженный. Ты не сдержался. Вышел из-под контроля, показал то, что показывать нельзя. Не милый дрессировщик, не дурак с тупыми шутками, не трогательный и непонятый королевский наследник. Снова кто-то другой. — Ханджи, на пару слов, — Леви поднимается с места, — Зик, присмотри тут, я тебе доверяю. Зое смотрит на него из-за стола с плохо скрываемым бешенством. Зик буквально чувствует, как ей хочется в этот момент свернуть Леви шею, а вернее, запихнуть в него обратно слова, сказанные секунду назад. Хоть что-то начало получаться, хоть что-то. Нет, надо было испортить и это. Леви выдерживает взгляд. Ханджи молча кивает, откладывает перо и выходит из-за стола, быстрым шагом идет к лестнице, походя тараном двигая Аккермана, чтоб шевелился. Люк хлопает. — Ты первый полез. — Имир щурится, злобно дернувшись на стуле. Леви с Ханджи наверху о чем-то переговариваются, отсюда и не слышно. — Будешь выебываться — я вашу компашку сдам. — И похоронишь всех. — Зик задумчиво рассматривает собственные пальцы. — Кристу в первую очередь. Убеди меня. У нее другого шанса на нормальную жизнь не будет. Докажи, что ты на нашей стороне. — На вашей — это на стороне марлийцев? Нет уж. — Имир отворачивается. — Лучше умереть. — Разве? — Зик оборачивается. — А если у меня рука с инъекцией дрогнет над кроватью Кристы? Думаешь, мы с собой не взяли? Ошибаешься. Ты здесь чужая. Они никогда тебя теперь не примут, как не примут и дома. Но если ты докажешь, что достойна чести быть воином, то я могу гарантировать безопасность как тебе, так и Кристе. Твоя путевка в будущее. С электричеством, приличной жизнью, деньгами в конце концов. Только имя надо будет поменять, боюсь, за нынешнее тебя насмерть забьют. Богиня Имир. — он издевательски кланяется. Имир зло скалится. Думает. Выбор без выбора, вариантов у тебя теперь нет, дорогая. Не заикнулась бы про Марселя, может, и не получила бы пиздюлей. — Посмотрим, как хорошо ты умеешь рассказывать полуправду. — Смотри внимательно, капитан Йегер. *** Солнечный свет наверху неприятно режет глаза. — Ну? Леви пинком закрывает подвальный люк. Ханджи даже не дергается, просто пристально продолжает сверлить его взглядом. От этого даже не по себе. Только сейчас доходит, что он, еблан, не заметил, что привычная добродушная Ханджи словно куда-то исчезла. Пока Аккерман жрал ночами пироги с духом леса и кроликов с ним стрелял, кое-кто работал. Работал честно и хорошо, как и всегда, и теперь стоит с видом, будто сейчас ему врежет. Не помогаешь, так хотя бы не мешай. — Пытаешься вычислить, сколько картошки можно сложить в мои мешки под глазами? Двести тринадцать и труп одного маленького капитана. Ого. Действительно злится. — Ты слышала когда-нибудь об этих казнях культистов? — Аккерман понижает голос, пялясь на грубые доски крышки подвального люка. Если он окажется прав, то возможно они так и останутся. — Я думала об этом, еще когда Эрен сказал. Для меня тогда это тоже новостью было, — она задумчиво кусает губы, — технически это возможно. Но протяженность стен сотни километров. Мы не можем знать, что происходит по всему периметру. Леви фыркает. — Я один знаю способы убить человека попроще, чем скинуть его с шестидесяти метров, попутно рискуя собственной задницей? — Ну почему, еще знает наш маленький любитель публичных казней. — Которых он, кстати, никогда не видел. Потому что не было никакого мятежа против королевской семьи. Ханджи едко, неприятно смеется. — Потому ты иначе бы знал, да? — Эрвин бы знал. — И сказал бы об этом тебе? Леви длинно с шумом выдыхает. Вот ведь блять. Пару лет назад он бы с уверенностью ответил да. Тогда казалось, что между ними троими нет вообще никаких секретов. Тогда они могли говорить открыто. Теперь это растворилось бесследно, так, словно и не было никогда. Ханджи вздыхает. — Ладно. Сейчас-то ты что предлагаешь? — Оставить их там до возвращения командора. Вызовем Эрвина, это явно вопрос государственной важности. — Он не приедет, Леви, — Зое устало трет глаза, — В этот раз — нет. Мы одни. — она роется в карманах, доставая крошечную бумажку, свернутую трубочкой, и протягивает ее Аккерману, — Ты думаешь, я не пыталась? Я отправила ему донесение еще до того, как нашла вас с Зиком. Это все, что я получила в ответ. Леви быстро разворачивает записку, вчитываясь в аккуратный командорский почерк. «Вернусь при первой возможности. Больше никаких подробностей голубями: это не должно попасть в чужие руки. Работайте. Э.С.» Аккерман продолжает пялиться на бумажку, хотя больше там нет ни строчки. Видимо, все настолько плохо, что даже информацию о пойманном титане могут вывернуть против них, раз хочет попридержать коней с оглаской. И потому отчет Зика остался лежать в ящике стола Ханджи, как и все его возможные версии. И никаких увольнений до приезда Эрвина больше не будет, она вообще никого не выпустит из расположения. Даже на базар будут ездить только с проверенными кадетами, а лучше с теми, кто не любит болтать. — Если ты знала, так почему отпустила Пик? — А что мне было делать, за ногу ее во дворе привязать? К тому же, Пик умная девочка. А еще у нас ее брат. — Ага, в подвале. Прямо сейчас. — Ты ему больше не веришь? Аккерман сжимает зубы. Верит, не верит, какая разница. Есть информация, а есть пустопорожняя болтовня. И пока они ничего не могут проверить, у них на руках остается только второе. — Не знаю, блять. Вот у тебя все это в единую картинку складывается? Все то, что нам втирают два дня подряд. — Нет. — Вот и у меня, блять, нет. Они какое-то время молчат. Аккерман начинает наматывать круги по периметру люка. — Все какие-то ебучие куски. Причем никто же из них не врет. Как это нахуй возможно? Если этот Марсель — один из тех ребят-циркачей, то Имир откуда может об этом знать? — Подслушала, — Ханджи пожимает плечами, — Если просто бродить по улицам развесив уши и обладать некой удачей, то можно узнать много разного. — То есть, Имир оказалась ровно в той же деревне что и Зик, подслушала его разговоры с труппой, а потом, через пять лет именно он вычислил в ней титана, и это абсолютно никак блять не подозрительно. А еще пироги в форме молний. Это как вообще: в форме молний? Длинная изогнутая колбаса? — Успокойся, великий сыщик, — Ханджи ловит его за плечи, неожиданно тепло улыбаясь. Леви останавливается, поджав губы. — Я придумала. Поеду в Стохесс, потрясу культуристов за бубенцы. Если даже в нашем небольшом отряде набралось столько людей, пострадавших от их рук, то реальных жертв будет намного больше. Хоть какие-то записи должны были остаться. Я их найду. Ладно? — она с силой встряхивает его. Аккерман неуверенно кивает. Ему нихуя не нравится этот появившийся блеск в глазах Зое. Это, блять, искра какого-то охуительного плана, причем она уже точно знает, что собирается делать. — Что, одна? — Леви смотрит на нее с неодобрением. Прирежут еще ночью в каком-нибудь переулке за излишне острый язык, хули делать-то потом. — Пик поможет, она хорошо город знает, — Ханджи буквально светится, — Заодно топор отвезу, не успела отдать. Майк вокруг него круги вьет, очень ему это орудие возмездия нравится. Не успела она, ага. Еще одна продавщица на рынке пиздежа. Про то, что с допроса вчера сбежала провожать сестрицу Зика и вовсе забыла, похоже. — Кстати, Аккерман, — Ханджи лучезарно улыбается, — Экспедиции стоят дорого. А я твою задницу две недели уже прикрываю. Сечешь? *** — Извините, люк случайно захлопнулся, — Ханджи бодро идет вперед, размахивая перед собой затхлый воздух, — Ну и духота. Леви тащится следом, мысленно пересчитывая количество жалований, которое он только что проебал. Ханджи, конечно, уверяла, что это в долг, что она обязательно все вернет, а только хуйня это все из-под коня, из-под жеребенка обдристанного. Никаких теперь обезьяньих улунов. — Вы жрать не хотите? — Ханджи улыбается, оглядывая Зика с Имир, — А то тут капитан весь мозг мне выел своими пирогами, не знает, как молния выглядит, — она весело фыркает, — Вот вы ему и расскажете. Леви встречается взглядом с Зиком. Нет, с тобой мы вечером поговорим и при других обстоятельствах. Я тебя не сдал, я тебе все еще доверяю. Посмотрим, доверяешь ли ты настолько же мне. Имир молчит. Смотрит в пол. Зик сидит на лавке, расслабленный, почти веселый. То, к чему все привыкли, то, что все видят каждый божий день. Никакой больше ярости, никакой злости, только расслабленное спокойствие. — Я бы не отказался от еды. — он потягивается, хрустит спиной. Имир медленно поднимает голову. — Я выросла на улице. Меня подобрали добрые верующие и сказали, что я — живое воплощение их богини. Имир. Это её имя, не мое, своего у меня никогда не было. Они поклонялись мне как божеству, а я подыгрывала, потому что была еда и постель. Они считали, что богиня создала все сущее, заключив сделку с дьяволом. Говорили, что титаны — её рук дело, а значит, они тоже имеют в себе божественное начало и им надо поклоняться. Когда нас накрыла военная полиция мне сказали, что казнят, потому что я организовала секту. Они долго пытали меня, пока я не рассказала все, что знаю, а потом потащили на стену. Вы идиоты, если думаете, что они скидывают вниз, чтобы убить человека падением с высоты. Они скидывают человека, чтобы его сожрали титаны. Заживо. И не осталось никаких следов. Зачем закапывать тело и утруждаться, переживать, что какой-то пес случайно откопает, или местный житель заметит подозрительный холмик? Лучше избавиться от улик полностью. Помню, что в том месте на многие километры нет никаких населенных пунктов. Хоть заорись. Я орала, очень громко, только толку от этого. Перед тем как столкнуть вниз мне что-то вкололи в позвоночник, а очнулась я уже… Такой. Всем вкалывали какую-то фиолетовую жидкость. Я уверена, что это эксперименты на людях. Кто выживет, а кто нет… Может, они хотели титанов нами отравить, я не знаю. У меня несколько лет из памяти просто выпали. Помню, что когда пришла в себя, видела на небе какое-то подобие гигантского белого дерева, а ещё помню, что мне маленькая девочка тело из песка лепила. Может быть это был сон, но казалось, будто это была реальность. Она буквально заново меня сделала. Я перебралась через стену, решив, что это мой второй шанс. Деревня была маленькая, но очень уютная. Меня поселила к себе семья, в которой был мальчик Марсель. Мне кажется, у нас образовалась некая… Связь. На духовном уровне. — она чуть улыбается. — Я понимаю, что Зик меня сразу узнал. Я тоже его узнала, но делала вид, что это вообще меня не касается, потому что мне было сложно объяснить, откуда я вообще взялась в деревне и какого черта выжила. Но когда стену прорвали, мне ничего не стоило просто обратиться в титана и побежать ко второй стене, хотя я могла всех спасти. Так что прости, очкарик, что игнорировала твои попытки поговорить наедине. Но твоя труппа — на твоей совести, не на моей. Я не обязана всех спасать. — она сфыркивает с лица челку. Ханджи сосредоточенно записывает ее рассказ, мрачный Леви в углу сверлит взглядом Зика. — Такова правда. Другой нет. В связке с Леонхарт я призналась, чтобы вы оставили Кристу в покое и полностью переключились на меня. Её жизнь гораздо важнее моей. И нет, она не титан. Я готова за нее сражаться до смерти. Потому что она заслуживает всего самого лучшего, никак не гнить в зубах титана на очередной экспедиции. Ради Кристы я готова пойти на сотрудничество, если вы обещаете ее защищать. — И чем же так примечательна Криста? — Зик облизывает губы. — Происхождением. Я была фальшивой богиней, а она может стать настоящей, если того пожелает. Но она должна сама выбирать себе будущее, а не под давлением. Так будет правильно. Поговорите с ней сами, только не давите. Мне бы не хотелось защищать ее ещё и от вас. Её заберут, если узнают, ей причинят вред и объявят самозванкой… Кристе нужна защита и поддержка разведкорпуса гораздо больше, чем мне. Если ребята из культа стен узнают о ней, то, боюсь, что и её ждет прыжок на ту сторону. Она сбежала из-под их чуткой опеки пять лет назад и обратно не хочет. Хорошо выкрутилась, стерва. Просто отлично. Зик поднимается и подходит к Леви, иронично искривив губы. — Как хорошо, что мы живем в мире, где всем насрать на кровь, правда, капитан? Я приготовлю поесть. Думаю, вы и без меня тут отлично справитесь. Уже поздно вечером Аккерман привычно переступает оконную раму и просачивается внутрь. В комнате Зика темно: никого нет, зверей тоже, даже Совесть куда-то слиняла в форточку. Мда. Леви проходит дальше и садится на край кровати намереваясь ждать столько, сколько потребуется. Гипнотизировать запертую дверь приходится еще с полчаса, пока с той стороны не послышится скрежет в замке, негромкий матерок, и внутрь с шумом не ввалится Зик с охапкой чертежных бумаг. Ханджи сегодня в делах, всю работу по трем проектам на него одного свалила, а Моблит в химии не силен. Леви не шевелится и молчит. Дожидается, пока Зик свалит все на стул у порога, закроет дверь и его, наконец, заметит. Рад, удивлен? Или просто до кровати хотел добраться с квадратной от сидения задницей, и просто поспать, а тут этот капитан охуевший, привыкший уже вламываться без стука. Аккерману, в целом, плевать, даже если выгонит, он не расстроится. Но стоит пока молча, прислонившись спиной к двери, тоже, видимо ждёт. — Я был неправ, — Леви смотрит себе под ноги в пол, — Насчет всей этой темы с кровью. Ну, что разницы нет никакой, и всем на это насрать, а ты просто выебываешься. Кто ж сука знал, что все эти байки про чистоту крови не просто аристократическая отмаза, чтоб сестру ебать было удобнее, у этого действительно последствия есть. Удобно так думать и не вспоминать старую сказочку про древний род воинов, предавший короля, изгнанный и стертый с лица земли доживать свой век тараканами в столичной клоаке. Ты ведь выбрался. У тебя же все получилось. — Ханджи разговорила Кристу. Она, кстати, и не Криста вовсе, а Хистория. Хистория Райсс, — он поднимает взгляд на Зика, — Чудом избежала смерти пять лет назад, потеряла мать, сменила имя, и так жила, пока не попала к нам. Сестра Фриды Райсс, прямая наследница престола. Прямая, но нихуя не единственная. Хер его знает, сколько у Райссов было детей и куда они все исчезли после прорыва стены Мария. Леви не помнит даже, была ли тогда коронация, дела поважнее были, чем со вдохновенным еблом в тронном зале яйца высиживать. Не только у его, абсолютно у всех вообще. — Об этом пока знаем только мы втроем и Имир. Криста попросила пока никому не говорить, расскажет сама, когда будет готова. Имир Ханджи выпустила из подвала тоже. Не так, чтоб совсем на общих правах, просто переселила в комнату рядом со своей под замок. Вернется Эрвин — будем решать, что дальше. Но даже так лучше, чем сидеть там в темноте вместе с картошкой. Аккерман поднимается с кровати, доставая из кармана обернутый платком сверток. — Так что извини, что не воспринял твои слова всерьез, — подходит, вкладывает сверток в чужую руку, — Там мышь. Ну посмотри, бля. Стоит, дожидается, пока Зик развернет. Он на мышь эту ебуче-летучую половину вечера извел. Без руководства Пик дело оказалось значительно сложнее, замеси блять, дай отдохнуть, тестом этим сырым еще обожрался, пока консистенцию подобрал. А по итогу все равно получилась ебанина какая-то зубастая с крыльями, вспухшая, как от водянки. Но зато, конечно, со всей душой. — Это не Совесть, если что. Это я. Ты говорил, что похожи, — Аккерман скалится и тычет себе в скулу, мол, сравни, — Так что можешь ебальник ей откусить, если хочешь. Ну или вот тебе более изящное орудие убийства, — Леви лезет в карман и извлекает оттуда блестящую, наполированную десертную вилку. — Я ее во дворце спиздил. На первом своем приеме, под таким впечатлением был. Потом правда выяснилось, что для всего цивилизованного мира вилки нихуя не роскошь, но тогда я только ложками жрал и искренне думал, что спер сокровище. У твоих родственников, получается, спер. А это нехорошо. Вот, возвращаю. Аккерман смотрит на Зика долгим немигающим взглядом, потом просто делает шаг вперед и крепко обнимает. — Извини. Просто хотел сказать, что я тебе верю.