В тени короля

***

Тихий стук колёс по дороге подёргивал за собой тонкие нити сознания. Словно из глубины, я медленно выплывал на поверхность. Просыпаться было трудно, будто кто-то крепко держал меня за руки и не пускал. Слабость тянула вниз, головокружение только усиливало ощущение, что я нахожусь не на земле, а где-то между сном и реальностью. Однако боли почти не было – только слабая, тупая, как от старых травм или как после изнурительной тренировки. Это уже было удивительно: ещё недавно любое движение вызывало мучительный огонь в теле. Я чувствовал давление на всём торсе, словно был перебинтован с головы до ног. Даже руки и ноги были плотно стянуты, что вызывало странную смесь облегчения и лёгкого дискомфорта. Но это не было чем-то угрожающим – скорее напоминанием о том, что тело всё ещё восстанавливается. Тряска кареты была неожиданно мягкой. Звуки колёс и кочек приглушались, словно карета была не обычной, а оснащённой чем-то особенным. Тишина внутри транспорта также удивляла. Ни голосов, ни шорохов – только редкие скрипы дерева и неслышимое дыхание кого-то рядом. Я лежал. В полный рост. Для кареты это странно. Обычно там не предусмотрено место для таких вольностей. Подавать признаки пробуждения я не спешил. Лучше понять, что происходит, прежде чем дать знать, что я уже в сознании. Воспоминания медленно всплывали, как будто кто-то открывал книгу на случайной странице. Госпожа Дот'те. Она говорила о каком-то профессоре, чьей ассистенткой она была. Его заинтересовал мой Глаз Бога... Значит, они перенесли меня сюда? Тишина длилась недолго. Внезапно глубокий, слегка хрипловатый голос разрезал воздух. Голос звучал устало, но в нём не было ни капли сомнения или мягкости. — Надеется на то, что мы не поймём разницу между спящим и проснувшимся человеком – слишком наивно, — проговорил он с едва заметной усмешкой. — Вставай, Филипп. Нам есть о чём поговорить. Меня пробрал холодок. Нет смысла притворяться дальше. Я открыл глаза, и первое, что попало в поле зрения, – высокий потолок из тёмного дерева. Его поверхность была гладкой, но местами проглядывали тонкие, почти незаметные линии, словно его покрыли многослойным лаком. Внутри царил полумрак: свет был холодным, сизым, словно пробивающимся через толстую пелену облаков. Я моргнул, чувствуя странную лёгкость в теле, будто меня только что вытащили из глубокой воды. Медленно поднявшись, я сел, борясь со слабостью и внимательно осматривая пространство. Пространство, в котором я находился, больше походило на уютную, но аскетичную комнату, чем на транспорт. Это была… карета, но не такая, какую я видел в книжках или в фильмах из прошлой жизни. Стены были покрыты обоями нежного синего цвета, затейливо украшенными тонким узором, напоминающим цветочные лозы. Пол, потолок и массивный каркас были выполнены из тёмного дерева, почти чёрного, с красивой текстурой и безупречным лоском. Спереди располагались две двери с узкими окошками, и именно они выдавали в этом месте транспортное средство. Лёгкая тряска и скрип упругих колёс подо мной подтверждали догадку. Но сама карета была необычайно просторной. Пространство делилось на две зоны. Передняя часть была пустой, словно оставленной для перемещения, а задняя, где я находился, представляла собой полноценную зону отдыха. Сиденья из мягкой ткани, украшенные золотистым шитьём, шли вдоль стен буквой «П». По центру стоял квадратный стол с закруглёнными углами, покрытый темно-синим бархатом, на котором виднелись несколько тёмных следов от не то чашек, не то тяжелых предметов. Слева от меня сидела госпожа Дот’те. Её фигура была такой же статной, но расслабленной: капюшон скрывал большую часть лица, а руки, скрещенные на груди, делали её позу закрытой. Синие пряди волос выбивались из-под капюшона, падая на плечи, и их оттенок перекликался с цветами интерьера. Её взгляд, даже в полусонном состоянии, казался пронзительным, а строгий наряд с серебристыми деталями усиливал ощущение, что каждая её деталь продумана до мелочей. Справа находился мужчина, который наверняка был тем самым Профессором. Его образ вызывал уважение и лёгкий холодок. Высокий, с идеальной осанкой, он излучал сдержанную силу. Волосы серебристо-голубого цвета были аккуратно уложены, а лицо обрамляла короткая борода, подчёркивающая его возраст и опыт. Очки с тонкой оправой блестели в слабом свете, а его строгий белый плащ с красной подкладкой дополнял образ человека науки и влияния. В одной руке он держал странный чёрный прибор, напоминающий монокль, а в другой – мой Глаз Бога. С трещиной, наполовину потускневший, он выглядел так, будто находился на грани полного угасания. Именно так и описывала его Клерви. — Где я? — спросил я, прежде чем успел себя остановить. Мужчина перевёл взгляд на меня, подняв бровь, но не торопился с ответом. Его лицо сохраняло ледяное спокойствие, но взгляд был цепким, изучающим, словно он анализировал каждую мелочь в моём поведении. — Первый вопрос и такой глупый, — хмыкнул он, не переводя внимательного взгляда с меня. Его голос прозвучал сухо, с оттенком едва уловимого раздражения, как у учителя, вынужденного отвечать на неудачную реплику ученика. — Есть куда более подходящие вопросы. Вот их и можешь задать. А на глупости я отвечать не стану. Он словно проверял меня – оценивая, насколько я способен справляться с ситуацией. Его поза была расслабленной, но в этом спокойствии сквозило что-то пугающее, почти хищное. — «Реально профессор какой-то», — пронеслось у меня в голове. Строгий и, скорее всего, старомодный. Таких я видел раньше в прошлой жизни: людей, привыкших командовать, требовать абсолютного подчинения и ничего не прощать. — Я… Я понял, что нахожусь в неком транспорте и еду из Дома Очага в неизвестное место, — начал я, чувствуя, как дрожь пробегает по спине. Однако я заставил себя говорить дальше, пусть даже голос звучал чуть тише, чем хотелось бы. — Знаю, что вы профессор, который прибыл в Дом Очага для инспекции. Вы планировали выставить претензию «Матери» за сокрытие факта появления у одного из воспитанников Глаза Бога. Причём необычного экземпляра. Мои слова эхом отразились в напряжённой тишине. Мужчина, казалось, слушал внимательно, но на его лице не дрогнуло ни единой мышцы. Девушка в капюшоне, сидящая рядом, тихо усмехнулась, будто услышала что-то смешное, но ничего не сказала. — Отсюда вытекают следующие вопросы, — продолжил я, стараясь говорить чётко. — «Кто вы такие на самом деле?», «Куда мы едем?» и «Что вам от меня нужно?». Мужчина слегка наклонил голову, будто прислушиваясь к моему тону, затем коротко кивнул, видимо, принимая эти вопросы. — Уже намного лучше, — произнёс он, будто лениво отметив мой успех. Затем он небрежно откинул инструмент, который держал в руках. Я ожидал, что он упадёт на пол, но вместо этого тот исчез в тусклой синеватой вспышке. Секунду я растерянно смотрел на место, где он ещё недавно был, но мужчина уже продолжал: — Всё же группа «Короля» обучается и воспитывается куда строже и лучше остальных групп под личным контролем Матери. Поэтому я и требую большего. Запомни это и учитывай в дальнейшем, Филипп. Его взгляд задержался на мне, давая понять, что он не позволит мне забыть этих слов. — Но ещё стоит запомнить то, что чтобы получить что-то – нужно что-то отдать, — добавил он. — Сейчас я говорю об информации. Ответы на вопросы. Я кивнул и, выдохнув, сказал: — Я внимательно вас слушаю. — Замечательно. Итак, этикет всё же требует начать с того, что меня зовут профессор Дотторе. Учёный. Исследователь, — начал он. Теперь его голос звучал по-другому, сухо, почти равнодушно, словно он читал лекцию. — Моя область исследований тесно связана с изучением элементальной энергии, артерий земли и Глаз Бога. С этими словами он поднял мой Глаз Бога и повернул его так, чтобы я мог лучше разглядеть. — Этот экземпляр крайне интересен. Необычен. Я бы сказал, что он единственный в своём роде. Профессор смотрел на артефакт так, будто впервые видел его. Хотя по тону было ясно, что он изучил его вдоль и поперёк. — Думаю, ты понимаешь, что за свою жизнь я успел увидеть и изучить самые разные вещи. Глаза Бога, их свойства, их историю. Но именно этот экземпляр заставил меня задуматься. Он помолчал, позволяя своим словам осесть в воздухе, прежде чем продолжить. — В наших… кругах Глаза Бога больше не интересны для масштабных исследований. Они изучены вдоль и поперёк. Но я придерживаюсь другого мнения. Именно поэтому ты сейчас здесь. Живой. А не лежишь мёртвым в мешке на складе, ожидая захоронения или транспортировку к моим менее образованным коллегам. Я с трудом сглотнул. Его слова звучали спокойно, почти нейтрально, но за ними скрывалась угроза. — Что именно вы хотите от меня узнать? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Я уже успел поговорить с Дот’те и Крукабеной, — начал он, сделав акцент на этих именах. — И в целом понимаю, что произошло. Он откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. — Во время пожара в мастерской у тебя появился Глаз Бога. «Матерь» сразу же забрала его, не сообщив об этом никому, даже тебе. Но куда интереснее другое: две противоположные стихии. Одна из них мертва, как у человека, переставшего дышать. Это странно. Он прищурился, будто ожидая моей реакции. — У меня есть мысль, что ты пережил клиническую смерть. Тебя вытащили с помощью редких зелий и магии. Есть ли у тебя свои мысли на этот счёт? Мысли? Они-то были, и они же могли объяснить, почему одна половина этого артефакта тусклая и мёртвая. Однако вывалить информацию о прошлой жизни я пока не был готов. Это могло бы всё перевернуть, изменить мою условную ценность в глазах профессора, но это был мой единственный козырь на самый крайний случай. Я не являюсь носителем какой-то невероятной информации или тайной магии из иного мира. Школьная программа, да и всякие мелочи для простой жизни в современном городе и пригороде. Всё. Того, что могло бы заинтересовать или выиграть мне время, катастрофически мало, а то и вовсе ничего. Я сглотнул, чувствуя, как тяжелеет атмосфера в комнате. — После пожара я потерял память, и по словам моего окружения стал вести себя иначе и как будто взрослее, — осторожно начал я, чувствуя, как дрожь едва заметно пробегает по голосу. — Может, в момент появления у меня этого артефакта старый я умер, а на его место пришла новая душа? Такого разве не может быть? Я долго об этом думал, и мне кажется, что так и есть. Профессор с любопытством наклонился вперёд, его глаза блеснули, словно он только и ждал подобного признания. Лицо его напоминало каменную маску – спокойную, но с тенью какого-то безмолвного напряжения. — Область духовная – крайне сложна и многогранна, чтобы говорить о ней в таком небрежном ключе, — начал он, его голос был холодным, как вода в глубоком колодце. — То, о чём ты говоришь, а именно замена души, лежит в плоскости Небесного Порядка. Говорить о том, что боги решили дать одной душе шанс, конечно, можно, но это уже нечто из рода фантазии. Он подался чуть ближе, и я заметил, как его пальцы нервно постукивают по краю стола. — Впрочем, доказательство этого всё же у меня есть и находится прямо в руках в то время, как у моей скептической стороны есть только исторические справки. В них подобных случаев никогда не фиксировалось, либо же… они просто не фиксировались. Мы имеем дело с первым таким случаем на практике, что… интригует, конечно же. Пауза. Его взгляд пронзал меня, заставляя чувствовать себя подопытной мышью под лупой. — Есть ли в этом процессе замены души некая закономерность? Условия? Можно ли искусственно породить ситуацию обретения Глаза Бога с последующим переселением души? Много вопросов, на которые ещё предстоит получить ответы. И в получении этих ответов мне и потребуется твоя помощь, Филипп. Я фактически спас тебя и уберёг от участия в сомнительном плане «Матери», о котором ты уже осведомлён, и рассчитываю получить с твоей стороны всю необходимую помощь в плане исследований и экспериментов. Я выдержал его взгляд, но не ответил сразу. В груди будто завязался узел – страх и неопределённость сжались в комок. Чтобы не поддаться давлению, я перевёл взгляд на девушку в капюшоне. Дот’те казалась абсолютно равнодушной к происходящему. Она устроилась на сиденье так, будто готова была заснуть в любой момент, её лицо выглядело расслабленным и скучающим. — Я благодарен вам, профессор, и готов помогать, но в Доме Очага у меня остались дорогие мне люди… Мужчина отрицательно покачал головой, и это движение выглядело странно мягким, почти задумчивым, как будто он не столько отказывал, сколько приговаривал. — Боюсь, в этом вопросе я тебе не союзник, — его голос звучал ровно, но в нём сквозила тень безразличия. — По крайней мере, пока у твоих «дорогих людей» не появятся Глаза Бога. Моя область влияния касается именно детей, у которых эти артефакты проявляются. Таков был контракт, который, к сожалению, на практике оказался крайне невыгодным. Он сделал паузу, глядя куда-то поверх моего плеча, будто оценивая сказанное или погружаясь в воспоминания. — В приюте Глаза Бога у воспитанников появляются очень… очень редко. Изначально выгодный контракт стал определённым бременем для меня и моих научных работ. Именно по этой причине я прибыл в Дом Очага сегодня и сумел надавить на Матерь как никогда прежде. Был в своём праве. Однако вопрос Дома Очага и его воспитанников – это ответственность именно Матери. Конфликтовать с ней я не намерен. Я уже получил всё, что хотел и даже больше, и официально признал, что инцидент исчерпан. Он говорил это спокойно, но его слова не оставляли сомнений: здесь не было места ни жалости, ни сентиментальности. Профессор словно подвёл черту под разговором, но тут же добавил: — Мы принадлежим одной организации, но связаны лишь контрактами и некоторыми общими обязательствами. Впрочем, по окончании всех тестов и экспериментов ты можешь сам лично пойти «вызволять» своих сестёр, — его глаза сверкнули, словно он бросал вызов. — Но должен понимать, что в таком случае наши отношения приобретут крайне негативный характер. Как и со всей организацией, которой Дом Очага принадлежит. Слова о личном вызволении заставили меня заострить внимание. Неужели он готов отпустить меня? Это звучало слишком невероятно. — Сам лично? — я чуть наклонился вперёд, словно хотел поймать на слове. — То есть вы меня отпустите? На этот вопрос вдруг подала голос девушка в капюшоне. Точнее, она усмехнулась, тихо, почти насмешливо. Её движение было едва заметным, но каким-то хищным. Она выпрямилась, и её лицо чуть вылезло из тени капюшона, как бык, готовящийся к атаке. Но профессор тут же бросил на неё строгий взгляд, и она замерла. Затем, к моему удивлению, будто стушевалась, натянув капюшон ниже. Этого момента я не понял, но мужчина уже отвечал: — Мой подход к работе отличается от остальных моих… коллег, — сказал он с лёгким оттенком гордости. — Я ценю человеческую жизнь, особенно ту, которая активно содействует и помогает мне. Всё же меня куда больше интересует Глаз Бога, чем ты сам. Он произнёс это так спокойно, что меня едва не передёрнуло. — Поэтому в худшем случае ты можешь потерять именно свой артефакт, но это маловероятно, уж слишком много мороки с этим. Куда более вероятный сценарий: ты обретёшь свободу с некоторой корректировкой памяти. Либо же встанешь в ряды нашей организации. Но между этими вариантами решать не тебе – всё будет зависеть от результатов, которые ты сможешь продемонстрировать, и информации, которую предоставишь в будущем. Я кивнул, почти машинально, чувствуя, как от его слов внутри всё сжимается. — Понятно, — сказал я сухо. — А что за организация? На этот раз он едва заметно усмехнулся. — Мой ответ пока что не даст тебе ровным счётом ничего, — голос его чуть потеплел, будто он с удовольствием избегал прямого ответа. — Скоро сам узнаешь. Мы как раз направляемся в мою резиденцию. Там есть всё необходимое для работы и изучения Глаза Бога. Его голос стал медленнее, будто он описывал нечто чарующее, хотя и холодное. — А также для спокойной и мирной жизни. Такой, какой у тебя быть не могло в стенах Дома Очага…

***

Путь в этом странном транспорте занял около пяти или шести часов – до самых сумерек. Всё это время внутри почти ничего не изменилось, если не считать медленно наступавшую темноту. Лампы, которые, казалось, должны были зажечься автоматически, остались потушенными, хотя их наличие не вызывало сомнений – несколько плафонов висели над столами и вдоль стен кареты. Атмосфера становилась всё более угнетающей, особенно на фоне молчания, которое, словно плотное одеяло, укутывало нас. Дот’те спала, или, по крайней мере, делала вид, что спит, её капюшон скрывал лицо, и лишь редкие движения рук выдавали, что она, возможно, контролирует что-то невидимое. Профессор, напротив, был полностью сосредоточен на своих бумагах. Иногда он искоса поглядывал на мой Глаз Бога, словно пытаясь разгадать какую-то сложную формулу или извлечь из него секреты, которые я сам не понимал. Просить вернуть мне артефакт я даже не думал – этот человек не дал бы мне ни малейшего шанса. Но жажда и голод взяли верх над осторожностью, и я всё-таки решился попросить воды и еды. Его ответ был лаконичным. Он щёлкнул пальцами, и на столе передо мной появились стакан воды и несколько крекеров. Сухих и черствых, но съедобных. Они напоминали те, что в армии хранят для экстренных случаев: безвкусные, но питательные. После того, как я съел их, профессор молча протянул мне несколько таблеток. Он ничего не объяснил, лишь коротко бросил: «Для восстановления». Я не стал задавать вопросов и послушно проглотил их, запивая водой. Сопротивляться было бессмысленно, да и сил особо не было. Со временем, когда приглушённый свет за окном стал почти чёрным, слабость взяла своё. Моё тело налилось тяжестью, а мысли, одна за другой, начали утекать, словно в тумане. Я решил не бороться с этим – смысла бодрствовать не видел. Закрыв глаза, я погрузился в беспокойный сон, который оказался гораздо длиннее, чем я ожидал. Меня разбудили внезапно. — Филипп, вставай, — раздался голос над ухом, а следом за ним я почувствовал, как чья-то рука грубовато тряхнула меня за плечо. Открывая глаза, я увидел нависающую надо мной Дот’те. Её лицо скрывал капюшон, а в тусклом освещении я заметил лишь алые глаза. Правда, с моей позиции, лёжа на сиденье, я сначала увидел не столько её лицо, сколько грудь, закрывающую половину обзора. — Мы уже приехали? — пробормотал я, всё ещё сонный, протирая глаза. — Да. Профессор поспешил к себе, как обычно, а тебя оставил на меня… как обычно. Вставай давай. Мне ещё карету нужно на стоянку отгонять, — с раздражением произнесла она, уже направляясь к выходу. Её слова пробудили меня окончательно. Новость о прибытии заставила моё сердце забиться быстрее. С одной стороны, я был рад наконец оказаться в новом месте – долгие дни в стенах Дома Очага сделали меня жадным до любых изменений. С другой стороны, я прекрасно понимал, что новое место не обязательно лучше. Здесь могло быть куда опаснее, чем я мог предположить. Тем не менее, я встал. Воздух внутри кареты, до этого тёплый и застоявшийся, теперь холодными потоками проникал внутрь через открытую дверь, заставляя меня поёжиться. На мне всё ещё была форма Дома Очага, сшитая из плотной ткани, но даже она не спасала от сырости и внезапного холода. Я осторожно подошёл к двери, держась за стол, и остановился, поражённый открывшейся картиной. Передо мной раскинулась круглая зелёная поляна, окружённая тёмным лесом. Прямо в её центре возвышался двухэтажный особняк, выстроенный в готическом стиле: остроконечные крыши, узкие окна с витражами, массивные дубовые двери. Углы здания украшали скульптуры, которые казались то ли демонами, то ли стражами. Поляну окружала мощёная дорога из чёрного камня, а по периметру стояли фонари. Их тусклый свет отбрасывал длинные тени, делая место одновременно красивым и пугающим. Позади особняка виднелись силуэты высоких гор, острые пики которых терялись в вечернем небе. Где-то вдалеке шумела горная река, и её запах — свежий и чистый – приятно освежал воздух. — Насмотрелся? — раздался голос Дот’те. Я обернулся и увидел её стоящей рядом с каретой. Она опиралась спиной на её стену, а свет фонарей подчёркивал её алые глаза, которые, казалось, светились в темноте. — Место красивое, но чувствуется подвох, — сказал я, спрыгивая с кареты на дорогу. Лицо девушки на мгновение изменилось – в нём читалось удивление. — Подвох будет всегда и везде. Лучше быть настороже, но без фанатизма, конечно… — спокойно ответила она. — Ничего странного не замечаешь? Её вопрос озадачил меня. Я непонимающе посмотрел на неё, пока она не кивнула в сторону моей ноги. И тут я осознал. Моя нога! Я же спрыгнул с кареты, прошёл по её салону, и не почувствовал боли! Нет, была лёгкая ломота, как от синяков, но та адская боль, которую я привык терпеть, исчезла. — Охренеть… — только и выдохнул я, разглядывая свою ступню, поворачивая её в разные стороны, словно не веря самому себе. — Охренеть, какие ты слова знаешь, — хмыкнула Дот’те. — Иди к центральному входу. Я скоро подойду. Она закрыла дверь кареты, и та тут же тронулась задним ходом. Дот’те шла рядом, направляя её в сторону небольшого строения, которое я заметил только сейчас. Гараж, как я понял. Он был выполнен в том же стиле, что и особняк, с чёрными металлическими воротами. Карета оказалась более необычной, чем я думал. Теперь, разглядывая её снаружи, я заметил её угловатую форму с редким золотым орнаментом. У неё были массивные колёса с железными спицами, а сзади – что-то наподобие двигателя, снабжённого парой труб. — Эта карета сама ездить умеет? — спросил я, не скрывая своего удивления. — Да, служебный транспорт. Ездовые животные не нужны, но направляющий всё равно необходим. Всю эту поездку я вела эту карету. Со стороны казалось, что я спала, но это не так, — произнесла Дот’те, отряхивая складки на своём плаще. — А полностью автономного режима нет? — спросил я, всё ещё разглядывая массивные колёса кареты, покрытые тонкой пленкой дорожной пыли. — Не-а, — она громко зевнула, прикрывая рот рукой, прежде чем продолжить: — Можно задать определённый маршрут с точными метрами и скоростью, но такие аспекты, как погода, препятствия на дороге и прочее – эта развалюха не осознаёт. Нужно всё держать под контролем, знать, как именно это делать. Она оглянулась на меня через плечо, и в её взгляде мелькнула насмешка: — Так что даже не думай сбежать с её помощью. Далеко не уедешь. Да и я сразу тебя поймаю. — И накажете? — моя улыбка стала шире, настроение заметно поднялось, особенно после того, как я почувствовал, что могу двигаться почти без боли. — А то, — хмыкнула она, на её лице появилась ленивая, но многообещающая улыбка. — Лучше не нарывайся. Делай то, что скажет старик. Она на мгновение замолчала, но продолжила уже тоном, который показался мне чуть более серьёзным: — Ему эти стекляшки важнее людей. И если он получит от тебя всё, что нужно, – может и правда отпустить на все четыре стороны. Он так уже поступал, поэтому я знаю, о чём говорю. Её слова заставили меня задуматься, но я всё-таки уточнил, чувствуя, что с ней можно говорить более свободно: — А сколько времени я могу тут проторчать? Ну хотя бы примерно? — От полугода до двух лет. Но это очень примерные цифры, — она сделала лёгкое движение плечом, словно отмахивалась от чего-то несущественного. — К тому же, у тебя случай уникальный, всякое может быть. Я переваривал её ответ, но всё-таки решился задать ещё один вопрос, хоть и понимал, что услышать приятного ответа не стоит: — И как-то просить или давить на него, чтобы помог с Домом Очага, смысла нет, правильно понимаю? — Правильно понимаешь. Тебе в первую очередь нужно о своей жизни думать, учитывая твоё положение, а уже потом о тех, кто остался в том злачном местечке. А вот давить на меня или на профессора даже не пробуй. Попробуешь хоть раз – и я тебе куда надо надавлю. Уж поверь, промахов у меня не бывает. Захочешь своевольничать – получишь тут свой Дом Очага в миниатюре. Понял меня? В её голосе чувствовалась угроза, от которой не оставалось никаких сомнений. Я лишь молча кивнул, чувствуя, как от её слов по спине пробегает холодок. — Молодец, — с удовлетворением сказала она. Её тон снова стал привычно ленивым. — А раз пошёл со мной, тогда будешь помогать мне с каретой. Её фраза застала меня врасплох. Я хотел было уточнить, что именно она имеет в виду, но, судя по её виду, обсуждать детали она не собиралась. Вместо этого она махнула мне рукой, указывая на дорогу к «гаражу», словно велела не задерживаться и просто следовать за ней.