Играя в кукол

Май 2005г.

      Серое небо нависало над парком аттракционов, придавая металлическим конструкциям карусели золотистый оттенок. Влажный весенний воздух пропитался запахом сладкой ваты и жареных каштанов. — Гуки, подержи мою сумочку, — женщина протянула потертую кожаную сумку с металлическими заклепками сыну. Искусственная кожа местами потрескалась, обнажая белую подкладку. Мальчик принял её с тяжелым вздохом, который, казалось, шел из самой глубины его детской души. — Аджоси, нам три билета на карусели.       Кассир медленно поднял голову. Его лицо покрывала сеть мелких морщин, а в уголках глаз залегли темные тени. Засаленная кепка съехала на затылок, открывая залысины с каплями пота. Он придвинул ближе потрепанный лист с ценами, и флуоресцентная лампа над окошком кассы отразилась в его очках. — На какие? — голос прозвучал хрипло и раздраженно, как будто этот вопрос он задавал уже тысячу раз за этот день.       Чонгук отвлекся от разговора взрослых, его внимание полностью захватило гигантское колесо обозрения. Металлическая конструкция возвышалась над парком подобно часовому, кабинки медленно двигались по кругу, поблескивая в лучах солнца, пробивающихся сквозь облака. Сердце мальчика замирало каждый раз, когда очередная кабинка достигала высшей точки. В его воображении он уже сидел там, наверху, глядя на город с высоты птичьего полета. — …ему уже восемь, он справится один, — голос матери вернул его к реальности. В нем слышались умоляющие нотки. — Аджоси, ну пожалуйста… я так боюсь высоты… я не могу с ним поехать…       Кассир потер переносицу под очками, оставив на стекле жирный след от пальца. — Маловат он. Одного без сопровождения не могу пустить, — в его голосе проскользнуло искреннее сочувствие, что делало отказ еще более горьким. — На колесо одному можно с пятнадцати.       Женщина опустила взгляд на сына. В её карих глазах отразилась материнская печаль, смешанная с чувством вины. — Гуки, прости. Но в этом году снова без колеса.       Плечи мальчика поникли, подбородок прижался к груди. Его пальцы машинально сжали ручки маминой сумки. — А хотите, я с ним прокачусь?       Звонкий девичий голос прорезал воздух, заставив Чонгука вздрогнуть. Он медленно поднял голову, и его глаза чуть не ослепли от ярко-желтого цвета. — Привет. Ты не против составить мне компанию?       Моргая, Чонгук постепенно различил знакомые черты. Это была Чхве Юна — выпускница средней школы, которую он иногда видел во дворе их школы. Её невозможно было не заметить — она всегда выделялась в толпе благодаря своей страсти к желтому цвету. Сегодня на ней была куртка цвета весеннего солнца, настолько яркая, что, казалось, она освещала пространство вокруг себя.       Юна была легендой школы — любимица учителей и младших классов. Её доброта и ответственность были известны всем. Для второклассника Чон Чонгука, как и для большинства мальчишек, она представляла собой недосягаемый идеал. Её появление здесь, в этот день, казалось каким-то чудом. — Гуки, ты не против? — голос матери прервал его размышления. Детское прозвище «Гуки» прозвучало особенно неуместно в присутствии Юны, и щеки мальчика залились румянцем. — Не против, — ответил он, пытаясь придать голосу солидности. — И, я — Чонгук. Чон Чонгук.       Мать и Юна обменялись понимающими взглядами. В глазах обеих мелькнули искорки сдерживаемого смеха, но Чонгук был слишком поглощен собственным смущением, чтобы это заметить. — Аджоси, продайте нам два билета на колесо, — мать протянула помятые купюры кассиру. Тот молча оторвал билеты. …       Кабинка колеса обозрения поскрипывала, медленно поднимаясь над землей. Металлическая конструкция периодически вздрагивала, заставляя сердце Чонгука замирать. Но не от страха — от близости к своей школьной богине. Юна сидела напротив, положив ногу на ногу, и беззаботно крутила в пальцах ярко-красный чупа-чупс. — Первый раз на колесе обозрения? — спросила она, улыбаясь краешком губ. — Д-да, — Чонгук попытался выпрямить спину, чтобы казаться выше. — О, тогда ты должен многое увидеть! — Юна подалась вперед, её глаза загорелись энтузиазмом. — Видишь вон то здание? Это Намсан Тауэр. А правее — река Хан. В солнечный день, как сегодня, она блестит как зеркало.       Её пушистые ресницы отбрасывали причудливые тени на щеки, когда она моргала. Чонгук завороженно следил за движением её губ, накрашенных блеском с запахом клубники. — А ты часто катаешься на колесе обозрения? — собрав всю свою храбрость, спросил он. — Каждые выходные, — Юна хихикнула, и этот звук напомнил Чонгуку перезвон маленьких колокольчиков. — Здесь так спокойно. Можно представить, что ты птица и летишь над городом. — Она достала чупа-чупс изо рта и указала им на горизонт. — А вон там, видишь красные крыши? Это наша школа. Отсюда она кажется игрушечной, правда?       Аромат её цветочных духов наполнял тесное пространство кабинки, смешиваясь с запахом карамели от конфеты. Чонгук глубоко вдохнул, пытаясь запомнить этот момент навсегда. — А ты смелый, — вдруг сказала Юна, внимательно глядя на него. — Многие дети боятся высоты. — Я ничего не боюсь! И я уже не ребёнок! — выпалил Чонгук, выпячивая грудь, но тут же смутился своей горячности.       Юна рассмеялась, но не обидно — тепло и искренне. — Ох, Чон Чонгук… Знаешь, иногда бояться — это нормально. Главное — не позволять страху останавливать тебя.       Кабинка слегка качнулась, и Чонгук инстинктивно схватился за поручень. Его пальцы случайно коснулись руки Юны, и он почувствовал, как электрический разряд пробежал по его телу. Он завис… ведь он коснулся той, что олицетворяла саму весну — яркую, свежую, полную жизни. Той, что в глазах восьмилетнего мальчика была воплощением совершенства. Юна что-то говорила, но мальчик был настолько поглощен своими мыслями и восхищением, что не разбирал ни слова. — Чон Чонгук, ты меня слышишь? Чонгук встрепенулся. — Я… я да… — пробормотал он, чувствуя, как горят уши. — Вот и хорошо. Тогда увидимся в школе, — Юна грациозно выскользнула из кабинки, достигшей нижней точки. Её желтая куртка мелькнула последним солнечным бликом. — Поторопись. Тебя мама ждёт. …       Остальные аттракционы пронеслись как в тумане. Чонгук механически улыбался матери, кивал в ответ на её слова, но перед глазами все еще стоял образ Юны, её улыбка, блеск глаз, желтое пятно куртки.       Спустя пару часов, когда сумерки начали сгущаться над парком, мать засобиралась домой. Её движения стали торопливыми, нервными. — Ох, Гуки, надеюсь, что мы успеем на автобус, — бормотала она, направляясь к выходу из парка. Внезапно мать остановилась, словно что-то вспомнив. — Знаешь, нам так придется обходить то здание, — она указала на серую громаду многоэтажки за оградой парка. — А это займет много времени и мы точно опоздаем на автобус. Но, я помню, через сквер есть другие ворота, прямо у реки. Пойдем? Сократим путь. — Хорошо, мама, — согласился Чонгук. — Я правда немного боюсь. Это же лес… — в её голосе появились игривые нотки. — Ты сможешь меня защитить? — Конечно! — воскликнул мальчик с внезапным приливом храбрости. — Смотри, какой я сильный! — он напряг худенькие руки, пытаясь изобразить культуриста. — Я ничего не боюсь, мам. — Тогда пойдём, — женщина протянула руку, и маленькая ладонь Чонгука утонула в её теплой руке. Пальцы переплелись в крепком пожатии.       Тропинка через сквер была достаточно широкой для двоих, но Чонгук старался идти чуть впереди, подражая взрослой походке. Его внимательный взгляд выхватывал разные детали среди деревьев: изящную беседку, выкрашенную в нежно-розовый цвет, массивные кованые фонарные столбы, разноцветные звезды, выложенные вдоль дорожки. А потом его взгляд зацепился за яркое желтое пятно у берега реки…       Чонгук застыл на месте. Его пальцы разжались, выпуская мамину руку. — Сынок, что случилось? Что ты там увидел? — Там Юна…       В его голосе смешались детское восхищение и неосознанный страх. Что-то было не так в том, как неподвижно лежала яркая желтая куртка на влажной земле у самой кромки воды. …       Полицейские сирены разрезали вечерний воздух пронзительным воем. Красно-синие отблески плясали на темной воде реки, превращая её поверхность в жуткий калейдоскоп. Чонгук с матерью стояли в стороне от суеты, наблюдая за четкими, отработанными движениями криминалистов в белых комбинезонах. Их фигуры двигались методично и размеренно, создавая странный контраст с общей атмосферой тревоги и хаоса. — Сонхва? — знакомый голос выдернул мать Чонгука из оцепенения. Невысокий мужчина в полицейской форме быстрым шагом направлялся к ним, его шаги глухо отдавались по влажной земле. — О, Ёншик, — женщина механически поклонилась.       Пак Ёншик, следователь центрального управления Сеула, остановился перед ними. В его взгляде читалась тревога — он слишком хорошо знал семью Чон. Жену и сына своего погибшего друга. По лицу было ясно, что он не рад встрече на месте преступления. — Почему вы тут? — вопрос повис в воздухе тяжелым камнем. — Чонгук… Чонгук её нашел, — голос Сонхвы дрожал, слезы превращали слова в прерывистый шепот. — Я очень напугана. Как же хорошо, что ты здесь, Ёншик.       Взгляд следователя переместился на мальчика. Восьмилетний ребенок стоял неподвижно, его глаза были прикованы к месту, где лежало тело Юны, окруженное белыми маркерами криминалистов. В тусклом свете фонарей его лицо казалось застывшей маской. — Да, ситуация… Чонгук, здравствуй. Как ты? — мягко спросил Ёншик.       Мальчик вздрогнул, медленно поворачивая голову к говорящему. В этот момент сходство Пак Ёншика с его отцом ударило по нервам — та же военная выправка, характерный запах табака, даже короткая стрижка напоминала отцовскую. От этого сходства к горлу мальчика подступил ком. — З-здравствуйте, — Чонгук поклонился и сделал шаг вперед. — Почему Юну не увозят? Она же умерла.       Его голос прозвучал пугающе спокойно. Ёншик нахмурился — несмотря на то, что мальчик уже сталкивался со смертью, такое хладнокровие в его возрасте удивляло. — Сейчас работают криминалисты, потом следователи, а после её увезут, — объяснил он, стараясь говорить ровно и профессионально. — Ей, наверное, холодно… — тихо произнес Чонгук, глядя на куртку, которая лежала недалеко.       Майский вечер действительно выдался промозглым несмотря на дневной зной. Речной ветер пробирал до костей, заставляя поёживаться даже полицейских. Влажный воздух пропитался запахом мокрой земли и речной тины. — Гуки… — всхлипнула мать, её плечи затряслись от рыданий.       Мальчик глубоко вздохнул и крепко сжал материнскую руку, точно так же он сжимал её на похоронах отца и во все те ночи, когда она плакала, вспоминая мужа. Его маленькая ладонь излучала удивительное тепло и силу. — Вы виделись с погибшей перед тем как… — Ёншик запнулся и откашлялся прочищая горло. — Она что-то говорила? Может, планировала с кем-то встретиться? — Нет, — Сонхва достала из сумочки бумажные салфетки, промокнула ими мокрые щеки. Её руки дрожали. — Она предложила прокатиться с Гуки на колесе обозрения… ему из-за возраста нельзя… вот она и предложила. Они круг проехали, а потом она попрощалась и ушла. — Ясно… А тебе, Чонгук? Она что-то говорила? «Что-то говорила?» В голове мальчика проносились обрывки разговора в кабинке, смех Юны, звук разворачиваемой обертки леденца, но все сливалось в неясный шум, не складываясь в четкие воспоминания. — Простите… — Чонгук виновато опустил голову, чувствуя, как предательски щиплет в носу. — Ну, ну… не переживай. Он в шоке, — обратился Ёншик к матери. Наверное позже что нибудь вспомнит, — он окинул профессиональным взглядом береговую линию. — Сонхва, вам нужно будет приехать в участок и дать показания. Сейчас тоже не уходите, следователь с вами побеседует. Я позвоню позже.       Потрепав мальчика по волосам, он направился к полицейскому ограждению, и его фигура растворилась в суете криминалистов и полицейских.       Чонгук наблюдал за происходящим отрешенно, люди двигались вокруг него размытыми силуэтами, их голоса сливались в монотонный гул. Мама была поглощена разговором со следователем, и мальчик, сам не осознавая как, оказался возле каталки, на которой уже лежало накрытое простыней тело Юны.       Его рука, движимая какой-то неведомой силой, потянулась к белой ткани, ухватив ее за край. Пальцы дрожали, когда он отодвинул простынь, открывая лицо девушки.       Яркость, которая так восхищала его несколько часов назад в кабинке колеса обозрения, исчезла без следа. Тушь темными разводами растеклась под глазами, на бледной щеке виднелась свежая ссадина, а губы, лишенные блеска, приобрели синюшный оттенок.       Взгляд Чонгука медленно скользил по её профилю, впитывая каждую деталь, пока не остановился на странной отметине. На мочке уха виднелся маленький треугольный след — деталь, которая впечаталась в его память навсегда.

***

      Сознание вырвало Чонгука из глубин сна рывком. Он резко сел на кровати, судорожно хватая ртом воздух. Легкие горели, а в груди растекалась тупая боль. Пальцы инстинктивно впились в спутанные волосы, сжимая голову в тщетной попытке унять пульсирующую боль в висках.       Юна. Снова Юна. Её образ, четкий и яркий, преследовал его во сне весь первый год после убийства. Тогда она являлась каждую ночь, пока не растворилась в тумане антидепрессантов и успокоительных, которыми мать пичкала его под монотонные молитвы господу. А теперь, пятнадцать лет спустя, маленький треугольный шрам на мочке уха Ары слился в его сознании с такой же отметиной Юны, превратившись в огромный след.       Чонгук зажмурился до цветных пятен под веками, пальцы с силой надавили на виски. В голове гудело и пульсировало, каждая мысль отдавалась острой болью, ударяясь о стенки черепа. Он потянулся к пластиковой таблетнице на прикроватной тумбочке. Дрожащими пальцами вытряхнул горсть разноцветных капсул на влажную от пота ладонь и закинул в рот, разжевывая горькую массу. Стакан с водой так и остался нетронутым, запотевшим от ночной прохлады.       Поднявшись на нетвердые ноги, Чонгук потянулся всем телом, разминая затекшие мышцы. Холод пустого дома пробрал до костей, вызвав волну мурашек по коже. — Так! Душ! — скомандовал он сам себе хриплым голосом, пытаясь стряхнуть остатки кошмара.       Потирая озябшие плечи ладонями и перепрыгивая с ноги на ногу по ледяному полу, он скрылся за дверью ванной.       Вода из душа текла едва теплая — титан снова остался не включенным с вечера. Чонгук встал под слабые струи, позволяя им смывать липкий пот и тревожные мысли. Намыливая тело, он размышлял о странной цепочке совпадений. Месяц назад он принял решение о переезде в Намвон. Вчера узнал, что здесь уже пять лет начальником криминального отдела работает Пак Ёншик. И вчерашняя работа над девочкой с загадочной отметиной на ухе — точной копией той, что была у Юны.       Он выключил воду, вышел из душа обматывая бедра полотенцем, подошёл к зеркалу и посмотрел в глаза своему отражению. Тьма снова сгущалась в его зрачках вбирая в себя вновь всколохнувшуюся боль. Капли воды стекали по лицу, смешиваясь с непрошеными слезами, которые он уже давно научился не замечать. — С новым днем тебя… Чон Чонгук.

***

      Кабинет капитана Пака тонул в сером свете пасмурного дня. Лампы дневного света отражались в стеклах шкафов, заполненных папками нераскрытых дел и в очках капитана. — Ты говорил с отцом девочки? У него есть алиби? — капитан Пак медленно опустил очки, его взгляд над металлической оправой был тяжелым и пронизывающим. — Я уверен, что он не имеет отношения к произошедшему, — Тэхён рассеянно поддел ногтем край потертой обшивки стула. Кожзам под его пальцами был теплым и мягким наощупь. — Ты знаешь правила. Родственники в первую очередь, — мужчина опустил взгляд в отчет, его пальцы сжали бумагу до характерного скрипа. — Это же надо быть такой мразью, чтобы такое сотворить с дитём! Что генетики говорят? — В базе нет этого ДНК, — кусочек обшивки наконец поддался и оказался в руке Тэхёна. Он бросил быстрый взгляд на капитана и незаметным движением отбросил улику своего вандализма. — Завтра сделаю запрос на забор материала у отца. — Почему не сегодня? — в голосе капитана появился холод. — Сегодня прощание с девочкой, — Тэхён выпрямился в кресле, его голос стал тише. — Думаю родителям, как бы там ни было, нужно попрощаться с ребенком. — А дело пусть стоит на месте? — капитан резко откинулся на спинку кресла. — Все опрошены. Видео с камер я лично просмотрел. Пока ничего, — каждое слово давалось Тэхёну с трудом, он знал, что капитан прав, но что-то внутри противилось этой версии. — Значит осталось проверить отца. — Да почему вы к нему прилипли, капитан! — Ким вскочил, его кулаки непроизвольно сжались. — Потому, Тэхён… — капитан побледнел, его лицо исказилось гримасой боли и отчаяния. — Если только на мгновение представить, что это был кто-то другой… Это значит, что в нашем городе есть человек, способный изнасиловать ребенка! Где гарантии, что он не захочет большего? — И вы хотите верить в то, что отец своими руками сотворил это с дочерью? — Тэхён подался вперед. — Вам не кажется, что вы закрываете глаза на многие факты? Поведение преступника слишком странное. Он держал её у себя три дня, насиловал, но кормил. Связывал, но позволял мыть волосы… и одежда была чистой и выглаженной. Он не просто скинул её с обрыва, он прежде делал инъекции очистителя надеясь, что она умрет… А обувь? Это же два типа поведения… — Да знаю я! Знаю… И это… Прекрати играть в профайлера! — капитан обиженно посмотрел на Тэхена. — Черт! — он с силой потер виски. Его следующие слова прозвучали тише, надломленно. — Я освобождаю тебя от всех дел на неделю! Неделю! И отца Ары проверь.       Папка с делом полетела через стол, рассыпая фотографии и документы. — Ладно, — капитан выдохнул, снял очки и устало протер глаза. — Сана сейчас где? Ты наказал ей быть осторожнее? — Она с подругами у дядюшки Ли, в книжном. Там за ними есть кому присмотреть, — в голосе Тэхёна проскользнула теплота. — Вот и хорошо. Не стоит ей одной ходить. — Значит вы верите… — Я не хочу в это верить Тэхён. Не-хо-чу! Но ты же не дашь старику спокойствия.       Тэхён бросил взгляд на часы. — Я поеду в церковь. Хочу осмотреться. Может кто подозрительный на прощании появится. А оттуда за Саной заеду.       Он поднялся не дожидаясь ответа капитана и быстро направился к двери. — Старший детектив Ким, — голос капитана остановил его у самого выхода. — Стул с твоей зарплаты вычту. А то повадились обивку портить. — Ну капитан… это же не я! — А на месте преступления я застукал тебя! — Взгляд капитана метнулся к предательскому кусочку кожзама на полу. — Все! Иди. — Да, чтоб вас, — Тэхён дернул дверь на себя, и в ту же секунду в него врезалось чужое тело.       Столкновение было неожиданным для обоих. Тэхён инстинктивно подхватил незнакомца за локоть, не давая упасть. Незнакомец выставил руку вперёд ладонью упираясь в грудь Кима и сделал шаг назад, пробормотав извинения.       В воздухе повис едва уловимый запах дорогого парфюма. Профессиональный взгляд детектива мгновенно считал детали: итальянская кожаная куртка, явно не из масс-маркета, атлетическое телосложение под небрежно накинутой вещью, узкие черные скини, тяжелые ботинки, неестественно бледная кожа, современная стрижка, платиновый пирсинг в ухе, на брови и губе. Весь его облик кричал о благополучии и достатке. Но воспаленные глаза парня, с сеткой красных капилляров рассказывали Тэхену совсем другую историю. — Гуки, сынок. Проходи, — радостный голос капитана разрезал возникшее напряжение.       Тэхён отступил в сторону, пропуская молодого человека. Его взгляд еще несколько секунд задержался на четком профиле незнакомца.

***

      Покинуть полицейскую стоянку сразу Тэхену не удалось. Сообщение капитана о том, что он совместно со своим неожиданным гостем едет с ним, вызвало глухое раздражение. — Зачем это? — буркнул он, поправив воротник пальто, расправляя несуществующие складки. Настроение, которое и так держалось только на оранжевом бурундуке, начало ползти вниз.       Где-то хлопнула дверь и через мгновение из-за колонны появились двое. Тэхен окинул взглядом приближающиеся фигуры. Капитан и молодой человек шли неторопливо, что-то обсуждая — крупный, грузный мужчина и стройный парень в дорогой кожаной куртке. Если бы Тэхен не был знаком с сыном капитана, то решил бы, что эти двое отец и сын. Много было похожего у этих двоих… в движениях, в манере держать голову, даже в том, как они синхронно обходили попадающиеся масляные лужицы. «Гуки… Так он его назвал?» — мысленно отметил Тэхён. «Слишком по-детски, значит капитан знает мальчишку давно». — Старший детектив Ким, знакомься, — капитан с кряхтением опустился на переднее сиденье. Кожа чехла протестующе скрипнула под его весом. — Это мой… эм, племянник. — Чон Чонгук, — представился парень. Его глаза в зеркале заднего вида встретились с глазами Тэхёна — темные, непроницаемые. Через мгновение он опомнился и склонил голову в формальном поклоне. — Рад знакомству, детектив Ким. «Лжешь. Не рад,» — Тэхён отметил напряжение в линии его челюсти, едва заметное подергивание века. — Взаимно, — процедил он сквозь зубы и вдавил педаль газа.       Пока машина петляла по улицам города, капитан вкратце излагал обстоятельства дела пятнадцатилетней давности. Парень на заднем сиденье безучастно смотрел в окно, его пальцы механически поглаживали серебряную цепочку на запястье. В этой отстраненности было что-то пугающе неестественное. Тэхён, сам не отличавшийся эмоциональностью с посторонними, ощущал холодок, пробегающий по спине каждый раз, когда ловил в зеркале застывший взгляд парня. — …Гуки работает в ритуальном агентстве. Этим… как его? — капитан пощелкал пальцами, морща лоб. — Гуки, кем ты работаешь?       Чонгук медленно повернул голову. Его взгляд на секунду расфокусировался, а затем он произнес ровным голосом: — Танатопрактик. — Воот, — протянул Пак, откидываясь на спинку сиденья. — Ишь слово какое мудреное. Он готовил Ару к сегодняшнему дню. «Так вот почему он здесь».

***

      Двери небольшой церкви были распахнуты настежь, но даже это не позволяло разбавить морозным воздухом тяжелый запах белых лилий. Тёмные деревянные скамьи заполнили скорбящие — черные силуэты на фоне яркого света, льющегося через витражные окна. Здесь было слишком много людей. Казалось, что ребенок за свои двенадцать лет не может иметь столько желающих попрощаться, но в небольшом городке, такая страшная история не оставила безразличных.       Цветные лучи света странно подчеркивали то, насколько мал был гроб, стоящий на небольшом пьедестале. Священник в белом облачении читал молитву, его голос эхом отражался от высоких сводов сливаясь с Ave Maria, которая царила под куполом церкви, пронизывая пространство печалью.       Тэхён встал у дальней колонны. Его взгляд скользил по лицам присутствующих, профессионально отмечая каждую деталь. Глаза нашли родителей девочки. Они сидели в первом ряду — мать в чёрном неподвижно смотрела перед собой, отец обнимал её за плечи, его губы беззвучно шевелились что-то говоря без остановки. — In paradisum deducant te Angeli… — голос священника дрогнул. — Отец учил меня, что смерть — это часть жизни. Естественный процесс. — Чонгук неожиданно оказался рядом с Тэхёном, заставив того вздрогнуть. — Но то, что я вижу сейчас… — он сделал паузу. — Это не естественно.       Тэхен посмотрел на парня. Его лицо все так же было непроницаемо. Только пальцы, сжимающие молитвенник, выдавали внутреннее напряжение. — Вы верите в Бога, детектив? — Чонгук перевел взгляд на витраж, где солнечные лучи расцвечивали изображение распятия. — В то, что каждому предписан свой путь? — Считаете это промысел божий? — почему-то спросил Тэхён.       Парень промолчал и шагнул вслед за поднимающимися с лавочек людьми. Все по очереди подходили к гробу, прощаясь. Некоторые клали рядом с телом маленькие подарки — плюшевого медведя, книгу, фотографии. Мать положила рядом с дочерью её любимую заколку с бабочкой. — Pater noster, qui es in caelis… — нараспев произнес священник.       Тэхён заметил, как дрогнули плечи Чонгука при этих словах. Что-то промелькнуло в его глазах — боль? страх? — но тут же исчезло за маской отстраненности.       Оказавшись рядом с телом Ары, Тэхён замер. Внутри он, так же как и капитан Пак, надеялся, что этого не повториться, но… Отметка — треугольник на мочке уха девочки, говорила о другом. — Она и правда есть, — глухо простонал капитан. — Теперь мы знаем, что это не отец.       Капитан не ответил, только печально поднял глаза к кресту и машинально перекрестился.       Служители подняли гроб. Процессия медленно двинулась к выходу.

***

      Тени от стрельчатых башен падали на снег острыми гранями, рассекая белое полотно на геометрические фигуры. Скорбящие остановились поодаль от убитой горем семьи, создавая вокруг них невидимый круг тишины и уважения.       Ветер гнал по промерзшей земле поземку вперемешку с почерневшими листьями, что не успели опасть до первого снега. Природа создавала свой танец смерти — снежные вихри и мертвые листья кружились у ног присутствующих, сплетаясь в призрачные воронки.       Толпа постепенно таяла. Люди, прячась от пронизывающего ветра в воротники пальто и курток, один за другим покидали кладбище, унося с собой частицы общего горя. В конце концов, у свежевырытой могилы остались лишь две фигуры — отец и мать. Их черные силуэты на фоне ослепительно белого снега напоминали знак препинания в книге жизни — траурную паузу, разделившую их существование на «до» и «после». Они застыли неподвижно, два темных обелиска среди зимнего безмолвия, а время вокруг них остановилось, превратив этот момент в вечность скорби. — Это красиво. — Простите? — Тэхён резко повернулся к Чонгуку. В горле пересохло. — Я говорю, что все это, если не задумываться о происходящем… это все красиво.       В его голосе не было ни тени иронии или цинизма — только странная, пугающая искренность. Тэхён почувствовал, как по спине пробежал холодок. В этих словах было что-то не правильное, извращенное и в то же время — пугающе точное.

***

— Детектив Ким, отвезите Чонгука к участку, он оставил там свое авто, — голос капитана звучал устало, но в нем проскальзывали командные нотки.       Чонгук дернулся, его пальцы сжали ремень сумки до побеления костяшек. — Наверное, не стоит… — начал он, но капитан оборвал его резким взмахом руки. — Ему по пути.       Тэхён прикусил губу изнутри, ощущая металлический привкус крови. Каждая клетка его тела протестовала против этой вынужденной близости. Он рывком открыл пассажирскую дверь, стараясь не встречаться взглядом с Чонгуком. — Запроси у главного управления данные по делу Юны, — Пак понизил голос до шепота. — Нужно сверить дела. — Они заберут дело себе? — Тэхён краем глаза заметил, как Чонгук замер у машины, его рука застыла на дверной ручке. — Не думаю. Наверное, пришлют кого-нибудь, но… — капитан шагнул ближе, его дыхание оставляло в холодном воздухе белые облачка. — Я выезжал на труп Юны в составе группы следователей. Там не было ничего… это до сих пор висяк. Они с удовольствием скинут на нас всю грязную работу. — Понял, — Тэхён сглотнул вязкую слюну. — Сынок, мы оба понимаем, что это все значит, — капитан прищурился, глядя на парковку, где остановилось такси. — Считаете Юна была первой жертвой? — Думаю, да. — Я запрошу информацию по всем открытым делам, где жертвам было от 12 до 15 лет. — Хорошо. Хорошо, — мужчина поежился и натянул черные кожаные перчатки на покрасневшие от холода пальцы. — Жду тебя завтра с отчётом. И передай привет Санé.       Капитан развернулся и зашагал к такси, оставляя за собой цепочку следов на присыпанном снегом асфальте.       Тэхён сел в машину, бросил короткий взгляд на своего пассажира и резко выдохнул. В салоне машины повисла удушающая тишина, нарушаемая только приглушенным гулом двигателя. — Сана — это ваша жена? — голос Чонгука прозвучал неожиданно мягко в замкнутом пространстве автомобиля. Но осознание бестактности вопроса отразилось в его расширившихся зрачках. И он тут же прикусил нижнюю губу, оставляя на ней красный след от зубов. — Дочь, — отрезал Тэхён, вдавливая педаль газа в пол.       Машина рванула вперед, вжимая их обоих в сиденья. «На кой черт мне все это…» — пульсировало в висках в такт ударам сердца. Присутствие Чонгука ощущалось физически — тяжелое, неправильное, опасное. Каждый его вдох, каждое движение отзывались в теле Тэхёна противоестественным напряжением, от которого сводило мышцы.

***

— Господин Сон! — звонкий голос Саны эхом отразился от высоких книжных стеллажей. — Нам снова нужна ваша помощь.       Чжихун оторвал взгляд от бухгалтерской книги. Три девочки-подростка заняли почти весь читальный уголок магазина. Их школьные принадлежности, тетради и книги расползлись по антикварному столу, занимая каждый свободный сантиметр полированной поверхности. Они корпели над проектом с обеда, периодически нарушая священную тишину книжного магазина взрывами смеха. — Конечно, госпожа Ким, — Чжихун растянул губы в улыбке, поднимаясь со скрипучего стула. Его длинная фигура отбросила тень на стену, уставленную книгами. — Что-то принести? — Да, — девочки обменялись заговорщическими взглядами и рассмеялись, их голоса слились в мелодичный перезвон. — И что же хотят принцессы? — в его голосе проскользнули бархатные нотки. — Принесите нам большую энциклопедию, — попросила Янг, самая тихая из троицы.       Её мягкий голос прошелся по коже Чжихуна электрическим разрядом. — Будет исполнено, — отвесив театральный поклон он направился к дальним стеллажам. — Но вам нужно поторопиться, юные госпожи. Наша лавка скоро закрывается. — Нам осталось написать определение и все! — хором ответили девочки. — Мы быстренько, — добавила Янг, и Чжихун почувствовал, как его пульс участился.       Спустя полчаса он наблюдал за их сборами. Они шумно складывали вещи в рюкзаки, перебрасываясь шутками и смехом. Янг аккуратно убрала последнюю тетрадь, когда входная дверь магазина тренькнула колокольчиком. — Господин Ким, добрый вечер, — Чжихун выпрямился, его поза стала неестественно напряженной. — Здравствуйте, Сон Чжихун, — Тэхён механически улыбнулся продавцу. — Сана… — Папа? Почему ты здесь? — в голосе дочери прозвучало неприкрытое удивление. Тэхён внутренне поморщился — неужели он настолько плохой отец? — Ну… у меня освободилось время, — его голос прозвучал извиняясь. — Мы отвезем девочек? — Сана посмотрела на отца с надеждой в глазах. — Конечно, — он придержал тяжелую дубовую дверь, пропуская пищащую от радости троицу вперед. Прохладный вечерний воздух ворвался в магазин. — Чжихун, спасибо, что присмотрели за ними. — Что вы. Это не трудно. Они замечательные… — его взгляд скользнул по спине уходящей Янг, задержавшись на ярко-желтой курточке. — Замечательные, — повторил он шепотом, когда дверь закрылась, и в пустом магазине его голос прозвучал слишком глухо, почти интимно.       Он продолжал смотреть на дверь, а его пальцы продолжали поглаживать корешок книги, оставляя влажные следы на потертой коже переплета. — Замечательные…