Пламенное небо

Где-то среди цветов, под синим куполом высокого неба, к которому тянулись вершины остроконечных гор… где-то там, среди тишины ветра и тепла солнца, шороха листьев и мягкости зеленой травы, что нежным благоухающим ковром расстилалась под ногами раздаются незримые глазу колокольчики смеха, что ласкают своим счастьем такое же невидимое пространство. Он бежит, он убегает, но лишь с одной целью — он хочет, чтобы его поймали. Юноша, чьи прекрасные длинные волосы на бегу развевает ласковый летний ветерок… это он смеется, это его смех имеет такое чистое счастливое звучание. Он убегает, но в его шагах слышится мольба: «Давай же, догони меня, догони, ну же…» Он бежит в темно-синем тонком ханьфу, его босые ноги щекочут стебли травы, солнце согревает раскрасневшиеся губы. Этот молодой господин очень юн, его тело переполняет жизненная энергия, а сердце — любовь. Он влюблен так сильно, что, кажется, и сам испускает свет, который влечет уже другое, не менее влюбленное сердце. Их окружает то, что обычно называют «летним» снегом. Белый пух, что отрывается от растений, сейчас кружит в воздухе подобно снежинкам, и цепляясь за черные волосы создает впечатление, будто и правда идет снег. Эти летние снежинки не тают, они ласкают кожу, они щекочут нос и их можно собрать, сложив в соломенную корзинку. — Люблю тебя, — шепчет юноша, в то время как его лицо озаряет счастлива широкая улыбка. — Люблю, люблю, люблю… Он был прекрасен. Его красота завораживала взор, потому что всё его существо походило на произведение искусства, в то время как в волосы вплетался летний снег, создавая картину изящного созерцания. Они были венчаны любовью, и всякий раз, когда они целовались, путь блаженства был выстелен алым занавесом теплых, чуть влажных губ, что касались друг друга так нежно, что начинали казаться чем-то неделимым. Алые бархатные лепестки, что покрывала влага нежнейшего тепла, сквозь которые сперва стыдливо, но требовательно пробивалась другая, более подвижная плоть, что начав во рту свой чувственный танец заставляла тело трепетать. На пояс, что подвязывал его талию, ложились ладони с красивыми тонкими пальцами, которые всегда боялись сжать сильнее, чтобы даже сквозь одежду не оставить на нежной коже хотя бы тень синяков. Но эти руки были бессильны перед желанием их владельца сжать эту талию как можно сильнее, чтобы еще плотнее прильнув к нему между их телами не оставалось и сантиметра свободного пространства. От движений этих рук в животе юноши распускались огненные цветы, что жадными языками пламени обжигали ему те части тела, которым было без разницы в какое время дня давать о себе знать. Этот стыдливый занавес приподнимался всякий раз, стоило этим рукам проявить хотя бы каплю пока еще сокрытых в тени недосказанности намерений. В ответ на эту недосказанность юноша всегда обнимал изгибами своих локтей чужую шею и чуть приподнимался на пальцы, поскольку был ниже. Он был счастлив смотреть в глаза, которые не видели красоту его лица, но смотрели прямо в душу. Этот человек желал его не глазами, потому что не мог видеть отчетливо, он желал всей своей огромной любовью, из-за которой он терял себя в этих объятиях. Он любил тепло его тела, и юноша отвечал ему еще более сильными чувствами. Они были счастливы в своем прекрасном, скрытым от глаз мире, который шептал им порывами ветра, ласкал горными водами и убаюкивал россыпью звездных тел в ночном небе. Они были счастливы, они любили друг друга, они дышали друг другом… На холодном снегу, чья поверхность была усыпана кровавыми лепестками, что больше походили на россыпь драгоценных рубинов лежали два обнаженных тела, на которые будто пепел спадал сероватый снег, что крупными хлопьями падал с такого же скорбно-серого неба. Тишина, что окружала их, была пугающее зловещей, меж безлистными деревьями завывал зимний ветер, и чем больше он срывался, тем громче скрипели под его давлением мертвые ветви, на которых словно бы уже никогда не вырастут цветы. Один человек, чьи волосы раскинулись на белом снегу подобно неподвижным змеям, и другой, чье дыхание было так слабо, что снег вокруг него практически не таял. Они лежали друг напротив друга в этой могильной тишине и не шевелились. Эти люди походили на увядшие цветы, что погружает в длинный сон этот бесконечно падающий снег. Так оно и было, и лежа на боку на той части тела, что смотрела в небо, уже образовался тонкий слой снега. Присмотревшись можно было заметить, что то, что ранее казалось кроваво-алыми лепестками на деле было кровью, что вытекала из их ран, будто мгновениями ранее кто-то изувечил их, и кровь из ран летела во все стороны. Рот юноши был перевязан черной лентой, и если бы его спросили, кто он такой, он бы не сумел ответить, и в этом была трагедия, ведь у того, кто лежал рядом с ним, глаза были перевязаны такой же лентой, он не мог видеть его… нет, он не мог узнать его. Сюэ Ян никогда не сможет ответить ему кто он, потому что эта черная лента на его губах — отнятые воспоминания о том, кем он был. Сяо Син Чэнь же никогда не узнает его, ибо черная повязка на его глазах — это восстановившееся зрение, то зрение, которым он никогда не узнает человека, который называл себя Чэн Мэй. Он может найти его, но эта «повязка» на губах юноши никогда не даст ему сказать: «Да, это я, Чэн Мэй…» потому что Чэн Мэя больше не было и его никогда не вернуть. Ни глазами, ни душой Сяо Син Чэнь не сможет найти того, кого искал, потому что этого человека больше не было. В этом мире осталась лишь его тень, имя которой — Сюэ Ян.

***

Два года спустя, клан Ци Шань Вэнь Принято считать, что северные земли чуть ли не родина снегов и вечного холода, однако место, в котором расположился Безночный город, было сродни исключению из закоренелых правил, а причиной тому было лишь одно — гора Луаньцзан, к которой он был приближен настолько близко, что земли в этих краях, бывало, плодоносили черными плодами, а на деревьях распускались черные листья и цветы, делая их похожими на шутку дьявольских существ. Это был богатый, изобилующий роскошными зданиями город, который казался багрово-алым, когда солнце приближалось к линии горизонта, и конечно же всё было из-за горы. Лава, что растекалась в её недрах, делала её похожей на приглушенный алый фонарь, когда на землю спадала ночь, и поговаривали, что под горой находились внутренние каналы, изобилующие некроэнергией, и что предки Вэнь Жо Ханя, который ныне претендовал на титул Верховного Заклинателя, обнаружили эти черные вены и присоединили их к городу, а если точнее, то прямо к своему дворцу, где, как говорят, происходило такое, что впору задержать дыхание и бежать без оглядки… — Чушь, — несколько презрительный тон голоса вынуди Мэн Яо в очередной раз закатить глаза. — Если бы эти черные вены, как ты говоришь, прилегали бы к дворцу, нас бы всех сожрало и переварило бы в мгновение ока. Тьма беспощадна даже с теми, кто впускает её в свое сердце. — Уж не оговорился ли ты часом? — его вежливая сдержанная манера речи зачастую очень сильно раздражала его собеседника, потому что он знал, что как только этот тип начинает балагурить подобными штучками, одно из двух: либо он планирует тихо всадить нож тебе в спину, либо, что еще хуже, сделать это спереди, но если спереди, значит он подставит тебя так, чтобы тебе вручили смертный приговор, который он, как любимчик Вэнь Жо Ханя, с удовольствием исполнит. — Говорил об этом не я, а люди. Я всего лишь посредник. — О, да что ты говоришь? — криво улыбнулся тот. — Ты не обладаешь силой ястреба, а посему голыми руками разорвать добычу не сможешь, если только она, полудохлая, сама не забежит тебе в сети. Ты больше похож на голубя, которому достаточно принести весточку, а то, что в этой весточке может быть чья-то смерть, тебя ведь не волнует, не так ли? Мэн Яо остановился и с некой раздраженностью посмотрел на говорящего. Улыбка не сходила с его губ, и он явно остался доволен своими словами, а посему подождав немного примирительно сказал: — Ладно, не обижайся ты так. Я даже подумать не мог, что внутри этого чудовища преобладает столь ранимая душа. — Уж кто бы говорил о душе, — тихо буркнул Мэн Яо, и успевший отойти от него юноша резко остановился и медленно обернулся к нему. Мужчина понял, что затронул ну очень неудачное слово, которое нервная система его собеседника воспринимала слишком чувствительно. Впрочем, как и всё, что касалось каких-либо недостатков или болезненных мест этой личности. — Ты что-то сказал? — мрачным, опасно приглушенным голосом спросил он и глаза его сверкнули. Мэн Яо молча скрестил свой взгляд с его, стараясь выдержать напор этой затаенной в его черных глубинах ненависти, что сочилась из черных зрачков и перескакивала на радужку, делая её почти неотличимой от них. Этого опасно сощурившегося человека в темных одеждах звали Сюэ Ян, и в Безночный город он попал несколько раньше, чем туда под предлогом служить «истинному» Верховному Заклинателю пробрался Мэн Яо. Его встреча с этим юношей произошла на прилегающем к дворцу полигоне в одну из довольно зловещих грозовых ночей, когда на город сошли сильные дожди, и яркие широкие молнии разрывали небо. Тогда он, который только-только попал во дворец вышел наружу с бамбуковым зонтиком, чтобы посмотреть вместе с остальными на человека, которого заставили принять наказание. Именно заставили, потому что он сопротивлялся и лягался до последнего, пока его хорошенько не избили, и лишь потом, привязав к столбу, приступили к настоящей пытке. Разорвав на нём верхние одеяния и обнажив белеющую в темноте спину рука одного из старших наставников занесла длинный кожаный кнут, и первым же ударом этот кнут рассек ему кожу и обнажил мясо. Человек, что был привязан к столбу буквально взревел словно дикий зверь, пока удары сыпались на него так же щедро, как и холодный ливень, от которого намок кнут, что сделало удары еще более травмоопасными. Как позже он выяснил, этот человек, который называл себя Сюэ Ян, прибыл в город примерно с той же целью, чтобы стать адептом дворцовой школы. Впервые попав на глаза Вэнь Жо Ханю он смело и дерзко требовал, чтобы ему позволили учиться, что такой, как он, принесёт им много пользы. Когда Вэнь Жо Хань с немного скучающим лицом спросил, чем же он такой особенный, Сюэ Ян ответил: «Потому что я готов пожертвовать тебе свое тело». Нет, не для плотских утех, и поняв это глаза Вэнь Жо Ханя слегка расширились. Этот никому неизвестный безродный щенок каким-то образом узнал о том, что творится внутри дворца, и что они там изучают, как и то, что для лучших результатов им были необходимы заклинатели с достаточно сильным Ядром, которые могли практиковать на себе слияние с темной Ци. То, что у этого без рода и племени было Золотое Ядро удивило и насторожило всех, но дикий своенравный щенок не казался ни шпионом, ни тайным лазутчиком. На вид это был довольно худой, с короткими волосами молодой юноша, что к тому же был без оружия и вообще без какой-либо родовой принадлежности. Единственное, что о нем удалось узнать, что он спустился с северных гор… Отнесшись к нему лишь как к очередному пушечному мясу, Вэнь Жо Хань повелел оставить никому неизвестного щенка и начать обучать его по мере возможного, но «щенок» оказался слишком диким, слишком своенравным и невероятно агрессивным. Он стал единственным, кто в первый же день синхронизации с темной Ци выжил и остался практически невредимым. Это посеяло очередные сомнения в душе Вэнь Жо Ханя, но едва он сумел что-то додумать, как этот Сюэ Ян, будто озверев, накинулся на других адептов и украв у кого-то меч попросту бросился калечить их направо и налево. От такого наглого безумного поведения его и привязали к столбу, когда его и увидел Мэн Яо. Вскоре, когда где-то на двадцатом ударе его спина превратилась в кровавое месиво, мокрого от пота, крови и дождя юношу отвязали от столба, и он безвольно упал на вязкую землю, приземлившись на неё лицом. Его верхние одежды были разорваны, и дождь смывал с его кожи кровь, обнажая глубокие открытые раны. Он лежал чуть согнувшись, руки его смотрели вперед, голова все еще прижималась к земле, мокрые волосы облепили ему лоб и щеки. Мэн Яо, что до этого лишь смотрел, отчего-то пожалел несчастного, и сойдя с лестницы вынужденно подошел к нему, закрыв его полунагое тело от дождя своим зонтом. Ему было велено сопроводить этого юношу в тюрьму, где тот должен был просидеть три дня и три ночи. Лишь почувствовав, что дождь больше не касается его кожи, Сюэ Ян медленно поднял голову, скрестившись по-прежнему упрямым злобным взглядом с глазами Мэн Яо, что пытливо всматривался в это человека уже понимая, что у того присутствует несломленная упрямая воля, благодаря которой он, будучи достаточно израненным все равно переживет те три дня и три ночи, что были уготованы ему в дворцовой тюрьме. Там, где его будут кормить лишь раз в сутки прокисшим рисом и давать грязную воду он выживет, потому что ненависть, что черным ничто расползалась в его глазах, ни за что не даст ему умереть. Неожиданно юноша улыбнулся кровавой улыбкой, потому что с губ его текла кровь, и увидев эту улыбку Мэн Яо понял, что пока он смотрел на него тот тоже присматривался к нему и явно увидел то, что нагнало на него волну веселья. Будучи недовольным, что этот полуживой пес умудрился скользнуть своим взглядом прямо ему в душу, Мэн Яо довольно изящно присел рядом с ним, и вытащив из рукава платок несколько медленно провел им по губам юноши. — Поднимайся, — без каких-либо эмоций сказал он, и юноша, чья голова медленно склонилась, будто ему тяжело было её держать, тут же попытался встать, но лишь зашевелившись раны на него спине тут же закровоточили с большей силой, и он сдавленно взвыл. — Не могу… Услышав, как звучит его голос, Мэн Яо испытал довольно странную палитру чувств. Ранее этот парень кричал и бранился так громко, что его голос казался довольно огрубелым, но теперь, когда он был спокоен, его голос сочетал в себе частицу юношеской незрелости, что было довольно странно, и какую-то хрипловатую нежность. Этот человек выглядел достаточно взрослым для подобной незрелости, но все же слишком молодым для подобного хрипловатого бархата. — Сколько тебе лет? — тихо спросил Мэн Яо и сам не счелся, как перекинул его руку через свое плечо и, пачкая его кровью свое одеяние, помог юноше подняться на ноги… Сейчас же перед ним стоял всё тот же человек, но разумеется за те два года, что уже давно минули, он изменился, причем не только внешне, но и внутренне. Чуть-чуть, всего немножко, но внутри это был уже не тот агрессивный щенок, потому что Сюэ Ян стал настоящим демоном и с лихвой пользовался всеми доступными его положению привилегиями. Мэн Яо, изучивший его вдоль и в поперек, с интересом присматривался к его мрачному, отдающему убийственной аурой облику. Сюэ Ян был одет, что называется, с иголочки, его одежда была пошита из лучших тканей, но чаще всего он любил одеваться в кожу, поэтому хоть что-то в его одеяниях должно было её иметь, например, как сейчас, это были черные наручи, ханьфу и обувь. Его волосы, что уходили ниже лопаток, лишь немногими прядями были собраны в плоский пучок, что по форме напоминал сердцевину цветка, ханьфу было небрежно распахнуто в области шеи, давая увидеть соблазнительно белеющую под ним кожу; опоясывающий талию пояс из черной кожи туго стягивал, делая его фигуру еще более привлекательной. Он был несколько нарциссичен, обожал красивую одежду и украшения для волос, часто уделял своему внешнему виду больше внимания, чем следовало бы человеку его характера. Сейчас в его волосах присутствовал сделанный из золота лепесток бамбука. Лицо юноши обладало довольно редким сочетанием агрессивной красоты и невинности, впечатление о которой он создавал благодаря своим большим черным глазам, что могли смотреть так, что у невольно смотрящего создавалось необъяснимое желание привлечь этого юношу к себе и пожалеть, чем Сюэ Ян порой пользовался, но нечасто. Он стал достаточно сильным, чтобы нападать как исподтишка, так и в открытую. Его губы и нос имели правильную четкую форму, густые черные брови прибавляли своего очарования, но когда он улыбался, это было… страшно. За годы проведенные вместе с ним Мэн Яо знал, что вся жестокость этого человека сопровождалась его улыбкой, поэтому если вы впервой видите её, вам может показаться, что все хорошо, однако нет, все очень плохо, бегите, пока он еще может вас отпустить. Довольно страшная привычка Сюэ Яна смеяться во время расправ была привита ему одним конкретным человеком, которого боялись все, но только не этот парень… — Явился твой дружок… Едва общение между ними вновь стало налаживаться, пока они шли довольно длинной дорогой, что вела к воротам во дворец, как Мэн Яо почувствовал, как по его спине поползли мурашки, и живо задрал голову на верхушки крыш. Его примеру последовал и немного удивленный его словами Сюэ Ян, что так же поднял взгляд и его лицо тут же переменилось, став достаточно серьезным, даже острожным. Неподвижно сидя на самом верху на них смотрел человек, чей силуэт казался нечетким, поскольку здание было довольно высоким, и своим телом он, казалось, закрывает солнце, что отсвечивало за его спиной. — Лаоши сегодня необычайно добр, — несколько приглушенно пробормотал Сюэ Ян. — Зная, как я не люблю солнце, он похоже, решил стать ширмой. — Что за чушь ты несешь? — скривился мужчина. Когда он начинал грубить, это было верным признаком того, что в такие моменты он более раскрепощен и не так сдержан, а значит показывает свое подлинное отношение и настроение. — И перестань называть его лаоши! Сам же знаешь, как это его злит. — Вот именно поэтому и называю, — криво улыбнулся Сюэ Ян, и не удержавшись чуть более громко расхохотался на полнившийся недовольством очередной закат глаз. В отличии от обозначений шицзунь и шифу, которые применялись как очень уважительное и вежливое обращение к своим наставникам, лаоши было наименее повседневным и простым, и использовалось в отношении любого мастера, даже самого низкого ранга. Личность, которая продолжала смотреть на них из крыши, никак нельзя было отнести к чему-то незначительному, и тут уж либо сам Сюэ Ян был достаточно смел или безумен, чтобы так легко подобное произносить, либо ему просто позволяли так себя вести. Мэн Яо был уверен, что придя во дворец Безночного города, судьба такому человеку, как Сюэ Ян, была одна — погибнуть внутри его кровавых стен, будучи пущенным в многоразовый расход для экспериментов Вэнь Жо Ханя, который не стал бы терпеть такого упрямства со стороны того, кто не имел ни рода, ни титулов, вообще ничего кроме как себя самого, тело и душу которого можно было использовать по-всякому, не только для темной Ци. До прихода Мэн Яо, Сюэ Яна почти никто не учил, никто им не занимался. Его просто использовали, потому что он мог выжить, и лишь в этом была его ценность. Так продолжалось какое-то время, пока в его жизни однажды не появился кое-кто. Это случилось в ту же ночь, когда его истязали кнутом, оставив на его спине глубокие раны, что в будущем грозились стать страшными уродливыми шрамами, если он, конечно, доживет до этого самого будущего. Ведя его в тюрьму Мэн Яо осторожно придерживал хрипло дышащего Сюэ Яна, что едва ли мог идти, а кровь, сползая с его спины, пропитала ему штаны и обрывки одежды, что висели вниз. Чувствуя, что задыхается кровью, он согнулся, мгновенно отлепился от Мэн Яо и прижался к стене. Как позже Мэн Яо выяснил, юноша сделал это, чтобы не заблевать его кровью. Почему? Этого мужчина не мог знать, однако именно такой простой жест посеял между ними зачатки доверительных отношений, что в будущем перетекут в довольно крепкую дружбу двух преступников. Снова присев рядом с ним и мягко поглаживая юношу по голове Мэн Яо уже было задумался как бы пронести в его камеру, к которой они даже не дошли, хоть какую-либо чистую одежду и по возможности одеяло, когда услышал, как из чёрной тени за решеткой тех камер, которые они проходили, кто-то шевельнулся. — Надо же, — в свете факелов пальцы, что обняли решетку, казались еще более зловеще белыми, нежели кожа Сюэ Яна. — Этого тоже вскоре съедят, да? Оба повернулись на голос, что ласково, даже вкрадчиво обратился к ним немного приглушенным шепотом, после чего прозвучал тихий смешок, что прокатился по коридору негромким эхо. Убрав пальцы с решетки этот кто-то снова спрятался во тьму, но ненадолго: резкий удар ногой выбил ту часть решетки, к которой он недавно прикасался, и отлетев железо с громким звуком ударилось об каменную стену. Мэн Яо тут же закрыл лицо рукой, поскольку в них с Сюэ Яном полетели камни и крошка, а тот, кто уже покинул камеру, медленно приближался к ним. Это был довольно высокий мужчина с длинными, но очень тонкими волосами, что были собраны в небрежный кривой хвост. На лице его, в области глаз, покоилась надломленная маска, в прорезях которой можно было увидеть взгляд, в котором нельзя было прочесть ни намека на безопасность. Тогда еще Мэн Яо не ведал, кто это был, и почему если он так силен его закрыли в тюрьме. Он ведь сломал свою клетку и выбрался… Лазутчик не знал, что этот человек любил прохладные влажные места, с удовольствием устраиваясь на отдых в подземных помещениях дворца, даже если это была тюрьма. — Охрана! — громко закричал Мэн Яо, и незнакомец, обратив на него свой взгляд тут же потемнел лицом и грубо схватив его за волосы впечатал лицом в стену, после чего легко отбросил, словно тряпичную куклу, и схватив за плечи Сюэ Яна прижал его спиной к земле, из-за чего юноша издал довольно болезненный крик: его раны были открыты, а пол в тюрьме был из камня. Человек в надломленной маске низко склонился над ним и как будто начал принюхиваться, постоянно ведя своим взглядом по его обнажённой коже. Кончику его носа не хватало каких-то сантиметров, чтобы коснуться плоти, но его лицо двигалось, а его дыхание Сюэ Ян ощущал сначала на животе, потом на груди, на шее и наконец на собственных глазах. — Ты такой же, как я, — пораженно протянул мужчина и задрожал всем телом. — Ты такой же… в тебе та же самая тьма… Не понимая, о чем он говорит, Сюэ Ян слабо зашевелился и тут же потерял сознание от новой волны боли, что лишила его чувств. Поняв, что он без сознания, мужчина, движения которого ранее были грубы и агрессивны осторожно поднял его и, взяв на руки, пошел вдоль коридора к выходу, вынося его из тюрьмы. Этого человека звали Чжи Шу, и в Безночном городе он был личностью столь известной, что в представлении не нуждался. Начнем с того, что это был не совсем человек, а… наполовину демон, причем на довольно подавляющую половину своей сущности. Он был рожден первым поколением семьи, то есть являлся первенцем Вэнь Мао, родоначальника клана Вэнь, причем старшим сыном, которого тот породил в шестнадцать лет с одной из плененных демонесс, которую по счастливой случайности не убили на ночной охоте, а пленили, сохранив ей жизнь. Вступив в такую опасную связь она принесла плоды: на свет появился мальчик с небывалыми силами, который выглядел как человек, однако внутри это была темная полубессмертная сущность. Чжи Шу был наполовину демоном, он если и старел, то невероятно медленно. На момент рождения Вэнь Жо Ханя это был все тот же молодой мужчина. Он прекрасно понимал, что на его судьбу выпала нелегкая участь, но будучи полукровкой он не желал спуститься в нижний мир, хотя и был очень могущественным существом, потому что… Чжи Шу был сильно привязан семейными узами, он любил Вэнь Жо Ханя и всю свою семью, и всё, о чем он просил, это иметь право всегда оставаться подле них, а посему на его долю выпала участь наблюдать как сменятся поколения этой могущественной семьи. Именно благодаря ему Вэнь Жо Хань и его предки открыли для себя тайны темного мира, что и позволило клану выйти на передовой уровень, и именно благодаря совету Чжи Шу их клан начал поглощать другие, делая их Орден чуть ли не государством в государстве, так как территории правления растягивались столь стремительно, что это начинало внушать опасения. Чтобы иметь полную уверенность во власти своей семьи, которая могла бы крепко держатся поколениями, Чжи Шу приступил к созданию того, что могло копить и направлять некроэнергию, но многое из задуманного проходило долгую проверку временем. Вот почему ему нужны были люди с сильным Золотым Ядром: Чжи Шу синхронизировал их духовный поток с темной Ци и смотрел как быстро она их поглотит. В Сюэ Яне он увидел то, о чем, пожалуй, ранее мог лишь слышать, потому что в реальности такое казалось невозможным: в теле этого юноши естественным образом протекали два потока энергии, один из которых был для темной Ци, другой для светлой. Обнаружив это в ту ночь, когда юноша попал в тюрьму, Чжи Шу не раздумывая взял его по свое крыло и сделал своим учеником, понимая, что к нему в руки попал редкий не огранённый алмаз, и именно благодаря этому мужчине жизнь Сюэ Яна кардинально переменилась. Его начали учить, направлять, заботиться о нем и воспитывать, но даже Чжи Шу не представлял какая история связана с жизнью этого юноши, что те два потока, что он в нем обнаружил, были рукотворным делом, причем самого юноши. Пока он не попал в Безночный город, поток для темной Ци, что называется, находился в спячке, но как только в тело юноши попала некроэнергия… С тех пор прошло два года. Под покровительством такой известной личности Сюэ Ян приобрел завидную неприкосновенность, и даже Вэнь Жо Хань порой вынужден был закрывать глаза на внешние проступки юноши. Предав его учению Чжи Шу обнаружил, что Сюэ Ян был безумно талантлив: стоило ему лишь начать, как меч, зелья или же заклинания становились ему столь доступными, что в это тяжело было поверить. Нигде не обучавшись фехтованию и заклинательству, он, начав с нуля, за каких-то два года достиг таких вершин мастерства, что уже самостоятельно без надзора практиковался с ходячими мертвецами, экспериментировал с темной Ци и убивал без сожалений, искусно приводя в исполнение любой приказ. Для многих казалось странным его связь с этим полудемоническим чудовищем, и многие подозревали, что такие их отношения носили даже интимный характер, потому что это ходячее воплощение теневого мира внушало страх и трепет всем, кому не посчастливилось узнать его поближе, и ранее малые зачатки нежности могли познать лишь те редкие женщины, с которыми он сдерживал себя чуть больше, нежели с теми, кого приходилось долго выхаживать после такой связи. Демоны всегда были воплощением страстной красоты, но лишь снаружи, где обманом и иллюзиями могли подкорректировать свой истинный облик, но внутри они так и оставались злобными тварями глубин скверны, чьи помыслы уродовало даже их дыхание. Чжи Шу был порождением человека и демона, а посему на его участь могло выпасть или внешнее, или внутреннее «уродство», но уже с детства было понятно, что этот ребёнок будет обладать невообразимой, почти мистической красотой. Его лицу не были присущи черты нежности, оно выглядело довольно мужественно: у него были высокие, хорошо очерченные скулы и внимательный, с колючей остротой взгляд, так что слишком долго смотреть в эти глаза не решался никто. Кожа его была необычайно бледна, но стоило ему выйти на солнце или тепло, как она приобретала соблазнительный жемчужный оттенок и даже немного сияла, делая его похожим на молодое божество. Глаза были большие, в тени черная радужка сливалась с зрачком, но так как зачастую его взгляд был слишком холодным и полнился настороженностью он сужал свои веки, что и придавало его лицу этой затаенной агрессивности. Никто никогда не видел на его лице ни эмоции удивления, ни радости, он даже никогда не улыбался, его губы всегда были сомкнуты, и он не говорил, если не считал нужным, поэтому даже когда его о чем-то спрашивали, он либо не обращал внимания, либо выразительно смотрел, но при этом его всегда алые губы были сомкнуты. В отличи от остальных членов семьи у него не было ни своего гарема, ни даже своей комнаты, хотя отдельные покои и имелись в наличии, но скорее для галочки, нежели как жилище. Чем он занимался, когда покидал дворец, так же никто не знал, а посему, когда он заявил, что берет безродного щенка под свое крыло, удивился даже Вэнь Жо Хань. — Ты хочешь сделать его своим наложником, что ли? — изогнув бровь, с интересом спросил он. Смотря ему прямо в глаза Чжи Шу предпочел оставить свои мысли при себе, но спустя пару дней, когда стало ясно, что этот человек действительно талантлив, сказал: — Мы похожи, — его низкий голос звучал на удивление нежно, что вынудило бровь Жо Ханя подняться в очередной раз. — Не понимаю как, но в нем ужились две отдельные системы для накопления Ци, как темной так и светлой. Его кровь чиста, он человек, но почему его тело устроено так мне пока непонятно. Он принесет много пользы, и только ему я могу передать свои знания. — Почему? Чжи Шу отвел глаза в сторону, прижав пальцы к губам, и чуть погрузив их в рот начал покусывать кончики зубами. — Природа его духовной сущности такова, что он как-то связан с тьмой, как и я, — тихо сказал он. — Но во мне кровь демона, а в нем присутствует довольно сильный эфир. Он словно был рожден чьей-то душой, а не телом… И всё же их отношения вызывали много вопросов. Как ранее оговаривалось, Чжи Шу не имел своего гарема, но он все же был здоровым, жаждущим удовлетворения своих потребностей мужчиной, и наверное, чтобы по большей части успокоить Вэнь Жо Ханя, пользовался его предложением беспрепятственно выбирать любую наложницу в стенах дворца, даже если она принадлежала чужому гарему. Главе клана было важно, чтобы такой член их семьи, как Чжи Шу, не имел нужды в чем-либо, и чем сильнее он был привязан к этой самой семье, тем лучше, вот почему мужчина так был заинтересован любыми способами радовать его темную душу. Вопросы о его отношениях с Сюэ Яном возникали еще и потому, что с его прибытием Чжи Шу не был замечен в близкой связи с женщинами, а Сюэ Яна он таскал за собой повсюду и большую часть своего свободного времени проводил именно с ним. Власть и положение Чжи Шу позволяли ему делать всё, что угодно, а юноша довольно быстро возвысился, заимев такое сильное покровительство. Поверить в то, что безродный пес добился всего этого лишь своими талантами, когда сам был без рода и племени и его некому было защитить, казалось трудным, особенно если учитывать, как развращены были слишком огромной властью представители семьи Вэнь… Лишь увидев его, уголки губ Сюэ Яна нервно дёрнулись, и спустя пару мгновений он всё же отвернулся, продолжая идти вперед. Мэн Яо, не задерживаясь, поравнялся с ним, и в полной тишине они продолжали восхождение во дворец. Он чувствовал, как демон прожигал его своим взглядом. Мэн Яо очень боялся этого человека, потому что он был невероятно умен, хитер и необычайно силен. Он всегда смотрел на него каким-то особенным взглядом, из-за чего по телу мужчины пробегала дрожь. Ему всё казалось, что Чжи Шу видит его насквозь и способен прочитать его мысли, или, что еще хуже, уже знает о них, и подобно сытому хищнику лишь выжидает момента, когда «игрушку» можно будет разорвать на части, а пока что просто играл, прожигая его взглядом. Если Чжи Шу ведал о том с какой целью Мэн Яо находился здесь, конец его мог быть страшен.

***

Он был жестоким. Невероятно жестокий обаятельный зверь скрывался за этим красивым молодым лицом с широкой надменной улыбкой. Если спросить человека какой сейчас год, он ответит в зависимости из воспоминаний, которые связывают его с событиями, произошедшими в какой-то конкретный год, то есть для отвечающего это будет именно тот год, с которым связаны его последние воспоминания, всё, что он сумеет вспомнить. Отними воспоминания за последний год, и его ответ будет очевиден. Каждый прошедший год жизни можно сравнить с вхождением в двусторонний коридор, а пространство между этими сторонами будет воспоминаниями. Но что будет, если человек начнет идти не вперед, а назад, оставляя позади своей памяти все больше этого пространства? Но Сюэ Яну не просто стерли память — они её уничтожили, то есть изжили под корень все пройденное им пространство и вернули его в точку отсчета. Когда сознание начало постепенно выравниваться, Жэчхи не стал говорить ему какой нынче год. Он хотел подготовить его к тому, как правильно должен будет всё объяснить, чтобы юноша не так испугался себя, но всё больше присматриваясь к своему телу Сюэ Ян понимал, что оно не может принадлежать мальчику. Спустя какое-то время он сбежал, как ему это удалось неизвестно, но он сумел тайно покинуть змея и выбраться в первый попавшейся населенный пункт. Первым, что он потребовал, когда вошёл в какое-то заведение было зеркало, посмотрев в которое он с ужасом отшатнулся, думая, что сошел с ума. Его лицо, оно было… как будто не его, совсем взрослое. Сомнений не было, это он, но гораздо старше, и поскольку в его голове были воспоминания лишь далекой давности, Сюэ Ян решил, что кто-то настолько сильно изымался над ним все эти годы, что он попросту забыл себя. Вне себя от жестокого бессильного гнева он озверел и перебил в том заведении всё, что только смог, пока его самого не избили и не вышвырнули вон. Поняв, что кроме жизни терять ему больше нечего, Сюэ Ян решил сделать ставку именно ею и отправился в клан Вэнь, который славился своим хваленым магическим искусством. Он желал стать тем, кто сам сможет распоряжаться своей судьбой, и кто сможет отомстить тем, кто его изувечил. Он ведь прекрасно помнил злодеяния клана Чан, и именно за эту нить своей истории он ухватился едва ли не зубами, поскольку ничего другого не имел шанса вспомнить… Попав под покровительство Чжи Шу, Сюэ Ян, казалось, наконец вытащил свой счастливый билет. Сам не зная, какой силой обладает, он принялся изучать себя и учиться всему, чего так страстно желал. Он был хитер и проворен, буквально на лету схватывал всё: фехтование, талисманы, заклинания, побочная ветвь его духовной Ци — за какие-то два года он сумел подчинить себе всё, что только хотел и что ранее было ему недоступно. Но его озлобленность и жестокость воплощала в нем одном столько чудовищной ненависти, что он буквально сходил с ума от переполняющей его пустоты. Считая себя никем, убеждённый, что в его жизни присутствовала лишь одна боль, теперь добравшись до силы он нещадно мстил любому человеку в котором видел хотя бы тень насмешки. То, что он делал, не поддавалось описанию, и хуже всего, что он имел полную свободу поступать как вздумается. Из-за покровительства Чжи Шу управу на него имел лишь один Вэнь Жо Хань и его семья, остальные вынуждены были мириться с безродным чудовищем. Щенком его больше не называли, покуда он успел отрастить себе зубы, которыми с силой впивался в любое горло, что негативно блеяло в его сторону. В его сердце была израненная пустота, которая причиняла ему нестерпимую боль, и потеряв способность к самоконтролю он терял себя в этой бездне, чего невероятно пугался. Бывало такое состояние накрывало его слишком уж неожиданно, и он, черные глаза которого так стремительно покрывала тьма, начинал кричать и хвататься руками за голову, пытаясь отползти от предполагаемого источника боли, который был неосязаем, потому что находился в нем самом. В такие моменты он безумел, его истошные крики были показателем того насколько сильную боль он испытывал, а она действительно была — трещины в его душе раскрывались, что и сводило его с ума от этой боли. Руками он пытался найти в этой тьме хотя бы один источник тепла, и Мэн Яо, однажды поняв это, старался как-то купировать эти помутнения тем, что давал Сюэ Яну крепко сжать себя в руках. Юноша, чувствуя теплое тело инстинктивно жался к нему сильнее, и задыхаясь собственным срывающимся дыханием держал глаза широко распахнутыми. Всё его существо дрожало так сильно, что его зубы громко стучали, и лицом он всё сильнее зарывался ближе к источнику столь нравящегося ему звука — биения внутри чужой груди. Первое время над ним сильно смеялись, когда его накрывали подобные состояния, и даже издевались над несчастным парнем, у которого на тот момент совсем никого не было, и он оставался с подобными приступами один на один. Адепты были так жестоки, что даже пинали его ногами со всех сторон, но придя в себя Сюэ Ян в долгу не оставался, и однажды Чжи Шу застукал его за очередной местью, где он, будучи с ног до головы залит кровью, попался на своем преступлении. Но мужчина не стал звать охрану, так же он не стал отчитывать его и даже не отправил в тюрьму: он спокойно подошел к нему, присел рядом, взял его руки в свои и вытер с ладоней кровь, после чего, будучи так близко к его лицу, протянул к нему пальцы и приподнял ими уголки его губ. — Этот мир не заслуживает твою улыбку, хотя она тебе очень идет, — спокойно сказал он, даже не смотря на все те ужасы, что были раскиданы вокруг них. — Твоему лицу очень идет улыбка, поэтому улыбайся даже тогда, когда самому больно. Они не должны знать, что у тебя на душе, а ты не позволишь себе проиграть, поэтому улыбайся, смейся, пусть твои глаза сияют. К тому же, если совершаешь убийство, не забывай подчищать за тобой. Что было бы, найди тебя дворцовая стража, а не я. То, что Чжи Шу смотрел на него не как на сумасшедшего, то, что он говорил с ним так, как будто понимает его чувства согрело царствующий в душе Сюэ Яна холод, а тепло его рук проникло под кожу, наполняя его пустоту чем-то, за что Сюэ Ян порывался схватиться руками и ногами, чтобы больше не потерять. Спустя пару секунд его лицо озарила широкая счастливая улыбка, а глаза и правда стали сиять. Уголки губ Чжи Шу тоже будто бы приподнялись, но он сам не умел улыбаться, а посему именно Сюэ Ян стал его «улыбкой». Юноша принял его слова буквально и с тех пор что бы он ни делал, месть в основном, он улыбался и смеялся. Панические атаки и неожиданная слепота больше его не беспокоили, и найдя в мужчине сильную опору, что восстановила его силы, он вылечился от этого недуга, чем был невероятно доволен. В его жизни было мало добрых моментов, а посему он вынужден был научиться улыбаться тому злу, что творил он и что учиняли ему самому. Его стали называть безумным социопатом, жестоким убийцей и безжалостным тираном, и хуже всего, что юноше это невероятно льстило. Его никто не любил, и сам он отвечал им тем же, он люто ненавидел любого, кто высокомерно посмотрел бы в его сторону, почему и срывался в столь импульсивный гнев, потому что не было кого-то, кто хотя бы сказал ему, что таким быть не нужно, не было того, кто мог бы удержать его от этого безумства, помочь ему выбраться из него. Он полностью поглотился той чернеющей пустотой, что царствовала у него внутри, и не было проблесков света в той тьме, которая разрушала его изнутри. Невинное сердце, потерявшее свою любовь, обратилось демоном возмездия и печали. Никто на целом свете не жалел чернеющую скорбь, не понимая истины столь горестной утраты, которая разбила душу и сожгла цветы, лишь пеплом укрывая согрела тонкую полоску кожи, которой ранее касались губы, и они им отвечали… Не помнил он ни о любви, ни о заботе, ни о чувствах. Холодная одинокая пустота билась у него в груди, обжигая невероятной болью, и теряясь в ней Сюэ Яну не оставалось ничего другого кроме как цепляться за единственное, что у него осталось — за месть, ненависть и отчаянное одиночество… — Сюэ Ян! — устав смотреть на то, как Сюэ Ян превращает мертвеца в кровавое месиво, Вэнь Жо Хань не на шутку разозлился. — Ты уже перестанешь или нет? В нем не осталось и капли темной Ци, убери от него свои руки! Юноша недовольно оскалился и сузил веки. Он не желал прерываться и жутко бесился, когда его окликали таким грубым образом. Встав и обернувшись он намеренно пнул остатки ногой и размазал их по каменном полу. Хотя он и был талантлив, и уже не раз доказывал свою пользу, однако же характер его оставался всё таким же скверным, заносчивым и дерзким. Вэнь Жо Хань никогда не стал бы мириться с подобным неповиновением, что бросали ему прямо в лицо, а посему нервно дернув уголками губ направил невидимую атаку в сторону парня и поднял его за горло в воздух. Лицо Сюэ Яна несколько изменило свое выражение, когда он почувствовал, как из него вытягивают энергию, но даже оказавшись в таком положении о пощаде он не намерен был просить. Его упрямство уже не один раз стоило бы ему жизни, если бы не своевременное вмешательство заботливой «няньки». — Жо Хань, этот юноша столь юн и незрел, что наверняка даже не успел «обрасти волосами»; не гневайся на этого щенка, — стоя в тени одной из колонн, подал голос Чжи Шу. Только сейчас поняв, что тот всё это время присутствовал, Вэнь Жо Хань хмыкнул и нехотя разжал ладонь, которой направлял свою энергию. Находясь на высоте нескольких метров тело Сюэ Яна с грохотом повалилось наземь, и он захрипел, так как больно ударился грудной клеткой. — Тебе, пожалуй, лучше знать, «оброс» он волосами или нет, — недовольно протянул он. — Два года прошло, а ты всё еще не обучил его правильным манерам. Мужчине и самому стоило догадаться, что Чжи Шу вряд ли оставит всё еще слишком дерзкого мальчишку наедине с ним, но то, что он намеренно не давал о себе знать, наблюдая как за парнем, так и за главой Ордена, вызвало в его душе несколько противоречивые чувства. Губы Вэнь Жо Ханя неодобрительно поджались. Он мог преподать парню урок, это было его право, но самого Сюэ Яна никак нельзя было назвать тем, кто был верен ему, почему и тот факт, что всё чаще он становился между Жо Ханем и Чжи Шу невероятно злил мужчину. Он не имел над Сюэ Яном полного контроля, не все его действия он мог отследить, а посему не мог быть уверен в чистоте его возможных помыслов. С недавнего времени этот парень всё чаще рассматривался им как всё более опасная помеха в его отношениях с этим членом семьи. Он не был в восторге от того, что тот так привязался к тому, кто преследовал только свои мотивы, потому что в такой близости с этим полудемоном мог находиться лишь тот, кто в первую очередь преследовал интересы самого Жо Ханя, что дало бы ему большую уверенность в контроле над всей ситуацией. — Для того, кого спускают с цепи, манеры не нужны, — довольно обыденно ответил Чжи Шу. — Однако принимая во внимание, что подобное поведение тебя расстраивает, я прослежу, чтобы в дальнейшем он не причинял тебе подобных хлопот. — Я уже это слышал, — низко выдохнул он. — Ты просто благоволишь этому зверью, хотя тебе уже давно следовало найти на него жесткую управу. Неужели он так дерзок, потому что ты всё еще не дал ему повода усомниться в его безопасности, а, Чжи Шу? Выйдя из тени, Чжи Шу с удовольствием подошел к Вэнь Жо Ханю и тихо перекинулся с ним парой слов. От его ответов, должно быть, лился мёд, поскольку глава клана улыбнулся, чем дал понять, что остался доволен, однако же глаза его всё с таким же гневом сверкнули в сторону Сюэ Яна, из-за чего Чжи Шу мягким движением пальцев коснулся его подбородка, возвращая его внимание на себя. Сегодня он был облачен в черно-красные одежды, причём верхний халат был очень свободен и плохо подвязан, из-за чего когда его надувал ветер, ткань довольно красиво переливалась алыми волнами. Волосы его как всегда были небрежно завязаны на затылке, потому что его ночные вылазки продолжались уже второй день подряд, и он даже не расчёсывался, просто времени не было, а посему вид его хоть и был небрежным, но не лишенным того мужественного очарования, которым он бередил душу неопытным девицам. Из оружия Чжи Шу не пользовался ни мечом, ни кинжалами, ни луком, ни даже музыкальными инструментами. Его оружием была, как бы правильней назвать эту вещь, длинная трость с плоскими концами. На первый взгляд казалось, что она из дерева, но на деле это был довольно редкий металл, природа которого вполне могла не принадлежать этому миру. В прямом положении его длина почти достигала ему плеч, и было довольно странным называть подобный «шест», который даже не имел острого наконечника, оружием. Это был Янхуа — пожиратель душ, секрет которого бы в том, что лишь при малейшем контакте с живым телом Янхуа вытягивал из него душу и полностью поглощал в себя. Эти души использовались Чжи Шу как энергия уже для собственного тела, и именно за свою смертоносность это оружие и получило такое имя. — Вставай, — помогая ему руками, Чжи Шу поднял всё еще хрипящего Сюэ Яна, губы которого уже увлажнила кровь. — Беспечный мальчишка, смерти ищешь?! Они шли вдоль длинного коридора, впереди был главный зал и войдя в него Чжи Шу грубо повернул Сюэ Яна на себя и встряхнул его за плечи. — Что ты творишь? — низко спросил он. — Сколько раз я тебе говорил: можешь распространять свои безумства на простых смертных, но только не на этого человека. — Потому что между мной и им ты выберешь его? — злым полушепотом изрек Сюэ Ян, и глаза Чжи Шу зловеще сверкнули. Он низко склонился к юноше и очень тихо прошипел ему в ухо: — Да. Сюэ Ян зло сжал зубы и тут же отпихнул его от себя. Видя его перекошенное от гнева лицо, Чжи Шу остался стоять на месте, немного склонив голову и скрестив руки на груди. Эта детская ревность, что больше походила на то, как родитель предпочитает одного отпрыска другому, более достойному, невероятно раздражала своенравного и сдержанного мужчину, потому что ребенок, что стоял перед ним, буквально сгорал от негодования и обиды. — Он велит мне вытягивать из них энергию, что я и делаю, однако, насколько я понял, мне не хватает манер, чтобы делать это красиво, правильно? — Закрой рот, — сквозь сжатые зубы выдавил Чжи Шу. — Тебе, вероятно, ума не хватает понять, что пока ты под его началом, ты не можешь творить все что вздумается. Ты хочешь силы, ловкости, мастерства, всё это я могу тебе дать, но зачем, а? Чтобы ты, впав в буйство, сразу же навлек на себя гнев сильных мира сего, потому что именно перед ними ты и захочешь повыделываться? Твой меч должен быть твоими намерениями, и даже если это месть, его движения должны быть холодными и сосредоточенными, ну как ты этого не поймешь?! Оставь свой гнев изливаться в любовных утехах, но не тогда, когда бросаешься в бой. Лед гораздо сильнее пламени, потому что огонь сжигает всё и требует еще, он ненасытен и жаден, а лед неподвижен, устойчив, его не сломишь даже с третьего заскока. Будь льдом, и ты увидишь, как все то, что рвет тебе сердце, исчезает без следа, закованное в эти надёжные холодные цепи. — Лаоши… — глаза Сюэ Яна виновато опустились. — Я тебе уже говорил, гвозди для своей отъезжающей крыши ищи там, где я их тебе оставил в прошлый твой подобный залет. — Это выше меня самого! — остервенело закричал Сюэ Ян. — Эти чувства, с которыми не могу совладать… и чем больше люди меня презирают, тем болезненней становится этому противостоять, я просто уже не могу жить, чтобы не вырвать у них из глотки их поганые слова в мою сторону, вот почему я злюсь! Моя месть все еще не свершена, и пока клан Чан жив, мне не найти покоя. Они у меня всё отняли, всё! Мне ведь даже неизвестно, что со мной происходило, пока я не очнулся в тех горах, и я не знаю, что они со мной делали! Чжи Шу с сожалением посмотрел на юношу. — Я знаю, — заключив его в неожиданно крепкие объятия, он позволил парню то, что успокаивало его больше всего — тепло другого тела. — Я знаю, как тебе больно, вот почему ты всё еще жив. Я пекусь о тебе, потому что мне понятна твоя боль. — Чжи Шу… — голос Сюэ Яна дрогнул. — Когда та повозка переехала мою руку, мне показалось, что вместе с мизинцем от моей души и тела отсекается что-то такое, в чем была заключена вся суть моей жизни. Мое сердце истекает кровью от чувства невыразимой утраты, и я не могу понять, что же это за утрата и где я мог обрести нечто столь сильное, что потерял. Даже когда думаю о родителях, понимаю, что всё равно есть что-то еще, потеря которого и вызывает такую страшную боль… Внутри меня вздрагивают мертвые цветы каких-то чувств и гниют, понимаешь? Мое тело гниет изнутри и мне больно… так больно, а я даже ничего не могу с этим сделать. По ночам я просыпаюсь от собственных криков и не могу успокоиться, я задыхаюсь в этом бесконечном страхе, я… боюсь, очень сильно боюсь. Я чувствую себя таким же неполноценным, как и моя рука. У меня совсем никого нет, я всё потерял… Мужчина легким движением ладони гладил его по чуть спутанным черным волосам, пока лицо юноши упрямо прижималось к обнаженному участку кожи на его шее и ключице. — Я тебе уже говорил: не можешь найти себя — значит создай заново… Сюэ Ян, всё, перестань дрожать, здесь совсем не то место, чтобы ты так дрожал. Он начал ласкать легкими поцелуями его виски и веки, касаясь их своими теплыми губами, и не счелся, как в какой-то момент прикрывший от этого глаза Сюэ Ян обхватил его лицо ладонями и довольно тяжело прижался своими губами к его губам, тут же начав требовательно их втягивать. Чжи Шу слегка закатил глаза, когда ему пришлось размокнуть свои губы и впустить юношу внутрь, и чем больше он ему позволял, тем слабее становился Сюэ Ян. Губы Чжи Шу по форме были такими, что привлекательно выдвигались вперед, будто всегда были готовы для поцелуя… Юноша уже почти обмяк в его руках, не переставая вытягивать из его губ всю влагу, плотно прижавшись к его телу так, что между ними уже не было разделяющего расстояния, когда чей-то надменный высокий смех вынудил Чжи Шу разорвать поцелуй и инстинктивно упрятать юношу за свою спину. — Так слухи не врали? — перекосившаяся от издевательского смеха физиономия Вэнь Чжао выглядела еще более уродливой. — Ученик знаменитого демона по утрам, и любимый наложник по ночам? Глаза Чжи Шу неодобрительно сузились, челюсть была плотно сжата, из-за чего его скулы казались еще более отчетливыми, во взгляде сверкало невыразимое гневное пламя. Это был младший отпрыск Вэнь Жо Ханя, самый бесполезный и ущербный из всех его детей. Сам Чжи Шу благоволил старшему, но младший… Когда-то этот недоносок (в прямом смысле этого слова, ведь он родился слишком преждевременно) будучи совсем ребёнком упал в холодный зимний пруд и сильно покалечился, обморозив себе всё тело. Его мышечная и нервная система пережили настоящий шок, и хоть он и выжил, однако было очевидно, что меч в руках он держать не сможет, и в отличии от брата совершенно не способен обрести величие. Но Вэнь Жо Хань любил и это маленькое ничтожество, а посему пёкся над ним как подобает любящему отцу и всячески баловал его, защищал. Хотя у младшего был мерзкий характер, и он, часто переходя границы, имел наглость задевать даже старших членов семьи, Чжи Шу понимал, что убить его было бы сродни милосердию, чтобы избавить семью от подобной постыдной опухоли, но случись что со старшим, клан придется возглавлять младшему. После смерти любимой жены у Жо Ханя больше не было детей, а их династия не имела права прерваться, хотя и продолжалась не от Чжи Шу. У того, несмотря на сотни прожитых лет, не было детей… — Зачем явился? — видя, что рядом с мерзким отпрыском отирается его неусыпный страж Чжу Лю, губы Чжи Шу сжались плотнее. — Как это зачем? — мерзкий голос парня постепенно действовал демону на нервы. — Я пришел взять плату за то оскорбление, что ты мне учинил! — Тебя не учили, — губы Чжи Шу скривились в подобии на полуулыбку, — что в приближающихся сумерках так разговаривать с могущественными дяденьками опасно, Вэнь Чжао. — Ты… — было осекся парень, и делая громкие шаги подошёл ближе. — Иди сюда! Уже не в первый раз он обращался с Чжи Шу как с опасным животным, которого держали на цепи, потому что мерзкий выродок знал, что тот ему ничего не сделает, и единственная причина этому была не в преданности или любви семьи, а просто чтобы не расстраивать Жо Ханя. Сюэ Ян за его спиной схватил его за руку, когда тот вознамерился исполнить «приказ», и несколько грубо высвободив её мужчина пошел вперед. Тот тоже не мог вставить свое слово, члены семьи были неприкосновенны, и Чжи Шу не раз говорил ему, чтобы не лез на рожон, дабы не давать причины жестоко с собой обойтись. Он учил его более холодной сдержанности, потому как месть так же подают холодной, и буквально склеивая сохранившиеся осколки ранее разбитой личности Сюэ Яна именно Чжи Шу был тем, кто восстанавливал столь ущербное духовное состояние парня, но работы еще было много, даже слишком… Не сводя с него взгляда, Чжи Шу, держа спину довольно прямой спокойно подошёл к нему, смотря на него с высоты своего роста. Он был очень высокий, и за всю свою жизнь не привык, чтобы кто-то смотрел на него свысока. Из губ Вэнь Чжао едва ли не сошла кровавая пена, так ему претило самодовольство этого человека, поэтому справедливо считая, что правда на его стороне, он резко и неожиданно влепил мужчине громкую пощёчину, от которой его голова дернулась в сторону. И Сюэ Ян и Вэнь Чжу Лю одновременно распахнули глаза, и предчувствуя, что парень сделает свой возможный роковой шаг, Чжи Шу выпрямил руку, веля ему стоять смирно. — По какому праву ты обесчестил тех наложниц, что были усланы в мой гарем? — визгливо спросил Вэнь Чжао. — Тебе что, этой безродной шлюхи не хватает? Как ты смеешь трогать моих женщин! Чувствуя непоколебимость своего положения, Вэнь Чжао начал избивать Чжи Шу, который пошатнулся от этих громких пощечин и внезапно схватил парня за грудки, из-за чего он громко и дёргано взвизгнул. Из губ Чжи Шу шла кровь, они были чуть распахнуты, давая увидеть плотно сжатые зубы. — И что с того, что я с ними поиграл? — низко спросил он. — Для меня в этом дворце не может быть чужого, здесь всё мое. — Ну так и имей эту паршивую дырку, а моих не тронь! — указывая пальцем на побелевшего от бессильного гнева Сюэ Яна, Вэнь Чжао заскрипел зубами. — Имей эту сраную дырку сколько влезет, сам же его выбрал! Не смей вставлять член, которым имел обрезанного рукава, в моих женщин, не смей! — Сукин сын… — затравленно прошипел Чжи Шу. Издав какой-то высокий звук в глазах Вэнь Чжао потемнело, и обрушив на него новые удары он принялся молотить мужчину ногами, когда тот повалился на пол. — Сволочь, сволочь! — громко сокрушался он. — Поколение, в котором ты мог править, уже давно умерло, а здесь ты всего лишь слуга моего отца, знай свой место, упырь! Непонятно почему, но Чжи Шу позволял себя избивать и даже не дергался, из-за чего с каждым таким ударом Вэнь Чжу Лю напрягался всё сильнее и сильнее. Он, к слову, совсем не понимал такой отважной глупости своего господина, ведь Чжи Шу был тем, кто подарил клану его наивысшее могущество, с ним редко спорил и сам Жо Хань, зачастую внимательно прислушиваясь к мужчине, и он мог легко убить, стоило лишь приложить небольшое усилие, но было очевидно, что и он понимал до чего же ущербен этот бесполезный, во всех смыслах, наследник… Неожиданно Вэнь Чжао с удивлением остановился и вопросительно поднял брови, когда быстро подбежав и присев на колени перед согнувшемся на полу телом, Сюэ Ян, смотря прямо ему в глаза развел руки в стороны, не давая ему продолжать избивать мужчину. — Не трогай, — дрожащим голосом сказал он. — Моё, моё, не трогай… Брови Вэнь Чжао, казалось, сейчас зайдут куда-то за линию лба. Прижатый к земле Чжи Шу стрельнул по нему повлажневшим от крови взглядом и чуть смежил веки. — Он ведь наверняка жесток с тобой, — неожиданно ровным голосом задумчиво заметил Вэнь Чжао. — Зачем ты защищаешь его? Голос Сюэ Яна стал тише. — С ним я совсем не боюсь, он заставляет меня забыть о страхе… Из-за положения его тела, халат юноши чуть задрался, обнажая белую кожу его ног, а подрагивающий свет в его глазах казался бликами затаенного, плохо сдерживаемого страха. — Но ведь ты и так безумен, разве же безумцы боятся? — криво улыбнулся Вэнь Чжао. — Да, — не двинувшись с места, честно ответил Сюэ Ян. Парень хмыкнул и высокомерно сказал: — Тогда ты займешь его место? Чжу Лю, дай мне меч с золотым наконечником. Глаза Сюэ Яна широко распахнулись. Только в клане Вэнь было известно, что демоны и другие сумрачные существа ущербны перед золотом, оно их, конечно, не убивает, но раны от него могут не зажить и причиняют безумную боль. Другие кланы не были осведомлены о таком, а посему их мечи чаще всего носили элемент серебра, что был смертелен лишь для низкоуровневых тварей. Вэнь Чжу Лю с неохотой достал для него меч, и только попав к парню в руки те мигом задрожали. Да, он был безумно слаб, и даже держать меч для него было тяжелой задачей. — Неужели ты действительно воспылал нежными чувствами к этому чудовищу? — было начал Вэнь Чжао и тут же отвел руку для удара. Сюэ Ян так и не сдвинулся с места, даже его руки не опустились, а глаза не мигая уставились на золотой наконечник. В одном лишь желании защитить то, за что цеплялась его душа, воплощалась вся его сущность, и неважно, есть у него воспоминания или нет, но неизменным всегда останется лишь одно — потребность крепко держать и не отпускать то, за что так отчаянно цепляется глубина его чувств, что превращает их в одержимость, которую такой человек, как нынешний Сюэ Ян, мог называть любовью… Вместо того, чтобы отразиться в его глазах, холодный блеск клинка внезапно сверкнул в глазах мужчины, что неожиданно резко пихнул его в сторону, тем самым подставившись под удар. Взгляд Вэнь Чжао пробрала дрожь, так как наконечник вошел Чжи Шу прямо в грудь. Он дернулся из-за удара, из его губ тут же сошла темная кровавая дорожка. Опрокинутый наземь Сюэ Ян, увидев это, затрясся всем телом, а Вэнь Чжао, который наконец понял, что сделал, выронил меч и пошатнулся назад. — Он сам подставился, — срывающимся голосом начал он, отступая назад. — Я… я хотел припугнуть парня. Я не хотел ранить этого… Его разум наконец-то просветлился, и поняв, что он совершил, парень кинулся бежать, его верный страж мрачно последовал за ним. — Чжи Шу… — медленно подползая к нему, Сюэ Ян дрожащими руками схватился за ворот его одежды и как мог попытался встряхнуть. — Что ты лежишь, вставай… вставай! Бросив взгляд на свои руки Сюэ Ян потрясенно застыл. Не раз и не два он проливал кровь, но сейчас, когда кровь именно этого человека покрыла его ладони он медленно поднес их к лицу, будто пытаясь рассмотреть, и в абсолютном шоке уставился на стекающие между пальцами кровавые сгустки. Под самим мужчиной уже собралась большая лужа крови, он неподвижно лежал, закрыв глаза, и совсем не отвечал на его зов. В глазах Сюэ Яна мгновенно потемнело. Он начал бессвязно кричать и в страхе отползать назад, глаза его были широко распахнуты, в них застыл всепоглощающий страх. Но этот занавес в его глазах правил бал ночи недолго, потому что поднявшись так же неожиданно, как и опустившись, он открыл Сюэ Яну другую картину: пыльная улица, яркий солнечный день. Сюэ Ян, руки которого уронили меч, так же смотрит на свои окровавленные ладони, а рядом с ним, задыхаясь, лежит какой-то человек, которому он пронзил живот. «Сюэ Ян… — тихо говорит он и тянет к нему руку. Его взгляд так нежен, но из-за него внутри юноши что-то трещит по швам. — Сюэ Ян…» Этих воспоминаний о своем первом убийстве он ужасно боялся, именно эта сцена всегда возникала в его кошмарах, и почему тот человек смотрел на него с такой нежностью, Сюэ Ян не знал, почему и страшился еще сильнее, будто он убил… убил кого-то, кто его бесконечно любил. Чжи Шу продолжал истекать кровью, паническая атака Сюэ Яна всё сильнее набирала обороты, и отходя назад он кинулся бежать. Глаза его то прозревали, то снова покрывались темнотой, и несколько раз он на всей скорости врезался в стены и колонны, но все же ему как-то удалось выбежать из главных ворот, но не увидев лестницу он оступился и с грохотом начал падать вниз, в процессе отбив себе все что только можно. Очутившись внизу, он, не преставая дрожать, хотел было кинутся бежать дальше, когда чьи-то руки твердо, но осторожно обхватили его, не дав вновь сорваться на бег. — Нет, нет! — истерически закричал он. — Не трогай меня! Ему казалось, что руки того самого человека, которого он убил, обхватили его и теперь не дают убежать, поэтому он закричал еще громче, его резкие хаотичные движения походили на борьбу какого-то сумасшедшего, который даже не видит, с кем сражается… Сюэ Ян впал в такую сильную истерику, что перестал слышать собственный остервенелый крик, взамен его вновь появился тот человек, он продолжает звать его, зов этого нежного голоса не исчезает из головы, из-за чего паника Сюэ Яна стала практически безумной, он продолжал кричать и вырываться, не имея сил успокоиться, не имея сил прозреть… — Сюэ Ян! — знакомый тон полнившегося уверенностью голоса слегка надломил эту стену кошмара, наконец-то пробившись через купол истошного крика юноши. — Открой… открой глаза! Это я. С лица юноши стекал пот, руки и скулы были перепачканы в крови, веки, губы и даже зубы дрожали. Сюэ Ян застыл, во все глаза уставившись в такие знакомые ему вытянутые зрачки, и радость его, казалось, не знала предела. — Жэчхи! — кинувшись ему в объятия, Сюэ Ян с жадностью поглощал знакомый травяной запах, которым была пропитана одежда змея. — Пойдем, пойдем скорее, он умирает! — Кто умирает? — Жэчхи взял его лицо в свои ладони и к Сюэ Яну наконец-то вернулось сознание. Его прежний радостный трепет сменился новой волной дрожи, страх мелькнул в глубине поблёскивающих зрачков. — Подожди… — взгляд юноши стал пугливей. — Что… что ты здесь делаешь, зачем ты пришел? Ты ведь знаешь, что он тебя недолюбливает, зачем ты пришёл?! Я же просил тебя… говорил, что сам буду выходить тебе навстречу за пределы города! — Сюэ Ян! — голос Жэчхи стал ниже. — Прошу, покинь это место. Уйдем со мной на восток. Я сумею тебя уберечь! Непонятно почему, но с глаз Сюэ Яна медленным потоком сошли прозрачные слезы. Когда он очнулся в тех укрытых снегом горах, Жэчхи был единственным, кто находился рядом с ним и ухаживал, по мере возможного восстанавливая его силы. Но он очень мало отвечал на его вопросы, из-за чего разум юноши полнился подозрениями, но так как змей не причинял ему вреда и действительно оказался безопасным, Сюэ Ян какое-то время еще побыл с ним, но желая получить ответы однажды решился сбежать от него. Жэчхи был очень напуган таким его неожиданным побегом, но примерно догадываясь, куда такой Сюэ Ян может держать путь, заставил себя успокоиться. Он действительно нашел его в клане Ци Шань Вэнь, но увидев, какие дела там творятся, не один раз пытался забрать юношу оттуда, но тот постоянно отказывался, к каким бы словесным уловкам не прибегал змей. Он прекрасно понимал, что юноша может себя выдать, и что в таком большом клане его скорее всего найдут, если уже не нашли, однако было кое-что, что настораживало змея даже больше… — Отойди от него, — еще более низкий голос угрожающе прозвучал в недолгой тишине. Стоя на лестнице, на них смотрел Чжи Шу. Зрачки Жэчхи резко сузились, однако взгляд его тут же стал немного потерянным, когда обернувшись на этот зов Сюэ Ян сделал такое лицо, будто на этой лестнице стоял чуть ли не его покойный отец. Словно в трансе уходя от змея он не почувствовал, как тот сильнее придержал его руку, но юноша, легко высвободив её, кинулся к мужчине, что тут же заключил его в объятия. — Я думал, ты… — дрожащим голосом начал он, из-за чего Чжи Шу вопросительно склонил голову. — Боже-боже, ну что за дети нынче пошли? — нежно журя его, он погладил юношу по голове. — Стоило ненадолго умереть, и ты тут же кинулся в истерику. Наконечник был уж больно болезненным, я невольно отключился под давлением такой боли. Стрельнув глазами на змея, всё добродушие Чжи Шу испарилось в мгновение ока, взгляд его стал значительно холоднее. Уголки губ нервно дернулись. — Лаоши… — увидев такую его реакцию, Сюэ Ян было начал говорить, когда неожиданно напоролся на непроходимую стену слов, что определённо были приказом. — Иди обратно во дворец, — став так, чтобы убрать его за свою спину, Чжи Шу, не мигая, продолжал смотреть на Жэчхи. — Но… — Домой! — уже чуть громче повторил он, и Сюэ Ян, понимая, что лучше не спорить, бросил обеспокоенный взгляд на змея, после чего, чуть прихрамывая, начал подниматься по лестнице. Лишь когда он ушел, полностью исчезнув за воротами, игры в гляделки закончились. Чжи Шу вздернул подбородок, оценивая мужчину с высоты своего положения, и начал медленно спускаться, придерживая ладонью все ещё открытую рану на своей груди. — Полгода назад я, кажется, дольно отчётливо тебе объяснил, что в твоих услугах мы более не нуждаемся, — довольно твёрдым тоном начал он. — Зачем явил сюда свою чешую? Остановившись на пятой ступеньке, он все еще окончательно не сошел с лестницы, а посему так и оставался в положении гораздо выше чем то, где находился змей. Чжи Шу чуть склонил голову, из-за чего сильная линия его шеи подчеркнулась несколькими прядями скользнувших вдоль неё волос. — Отпусти его, — низко сказал Жэчхи. — А он разве хочет уходить? — брови мужчины удивленно взметнулись вверх. Змей тут же нахмурился. Этот человек… нет, скорее уж существо было очень, очень опасным, и встретившись с ним впервые два года назад Жэчхи понял, что он один олицетворяет собой такую проблему, решить которую плохо представляется возможным. Змей сразу увидел, что он — настоящий кладезь тьмы, носитель колоссального количества темной энергии, способный управлять элементами огня и металла, а так же черпать энергии из различных стихий. Этому полудемону было несколько сотен лет, он принадлежал самому первому поколению семьи Вэнь. — Наверное, тяжело давать концерты с предполагаемого эшафота, — веки Чжи Шу несколько раз плавно опустились и поднялись, в немного печальном полумраке света факелов его длинные ресницы отбросили изящные тени на светлую кожу щек. — Ты уже не один раз словно выпрашиваешь у меня смерти, приходя сюда снова и снова, и словно паразита я вынужден тебя травить, потому что убить… А-Ян ведь расстроится, если я насажу твою голову на пику у дворца. Глаза Чжи Шу резко завлекло тьмой, и выражение лица его стало куда агрессивней. Он медленно, очень медленно закончил свое схождение с лестницы и став в немногих шагах от змея хищно уставился на него. — Он мой, — глаза его опасно сверкнули. — У него никого нет кроме меня, и он сам уже не уйдет. — Ты польстился на него?! — грозно выкрикнул Жэчхи. — Мерзкая демоническая тварь, что ты сделал с ним?! Впервые на губах мужчины заиграло движение, что приблизило их изящный изгиб к широкой довольной улыбке, и словно у заклинателя змей его голова плавно наклонилась к плечу, в то время как он не сводил взгляд с других глаз. — Всё, — тихим, едва ли не интимным шепотом ответил он и его улыбка стала еще шире. — Ты ведь и сам не мальчик, так что должен понимать, насколько может быть важна спелая дыра… Буквально задыхаясь в обжигающем его гневе, лицо Жэхчи задрожало, вертикальные зрачки в его глазах сузились так, что по толщине были не шире, чем тончайшие иглы. Когда ему всё же удалось найти Сюэ Яна в Безночном городе, самое страшное, чего он ожидал, что слабого, на тот момент, юношу ожидает незавидная судьба «ночного цветка», но из борделя его было бы вытащить легче, чем попытаться оторвать от этого мужчины. Жэчхи опоздал, Чжи Шу наткнулся на Сюэ Яна раньше, чем змей попал в город, и за два года все его попытки выкрасть или убедить Сюэ Яна уйти оказались бесплодными, потому что… юноша сам не хотел уходить. Этот демон нашел его первым, он с самого начала дал ему больше, чем когда Сюэ Ян очнулся рядом со змеем, и он вцепился в него гораздо крепче, из-за чего сейчас его улыбка внешне зачаровывала, а внутри устрашала, потому что за этим изгибом губ крылись те намерения, которые он, судя по всему, уже успел воплотить в жизнь. Дрожь в теле Жэчхи становилась всё сильнее, ему куда сложнее стало удерживать контроль. Видя, что он лишь прожигает его глазами, Чжи Шу самодовольно хмыкнул и повернулся к нему спиной, намереваясь обратно подняться в свой дворец, когда боковым зрением заметил яркую вспышку и его лицо успело лишь полуобернутся к змею, когда его накрыло плотоядной волной жадного пламени. Это действительно была огромная убийственная волна чистого огня с температурой плавления наиболее устойчивых к нему металлов. Даже землю рядом выжгло так, что та задымились, а камни просто расплавились. Наполнив эту атаку большей частью своего гнева, что и дал такой ошеломляющий результат, Жэчхи опустил руки и тяжело задышал. Будучи в человеческой форме он имел свой предел, а поскольку он больше не был драконом, частичную форму которого мог принять лишь в сумраке, то даже ему приходилось поостеречься и бессознательно не идти ва-банк. Его веки дрогнули, когда он увидел, что в постепенно просветляющемся дыме, немного подёргиваясь, словно от конвульсий смеха, голос абсолютно невредимого Чжи Шу издавал утробные горловые звуки, словно в глубине скалистых пещер искали выхода затаившиеся в них сумрачные ветра. — Закончил? — так как он был согнут в пояснице, его волосы распустились, спадая вниз тонкими, немного спутавшимися прядями, и прежде смотря в землю он медленно повернул лицо на змея, глаза его при этом сверкали как никогда. — Мой черед. Распахнув ладонь, он с размаху ударил ею по выжженной земле, и в тот же момент из неё вырвались черные плотные нити, из-за которых ему и дали прозвище Кукловод. Эти нити, входя в живую плоть, полностью её себе подчиняли, но если новой куклы не нужно было, то просто иссушали тело не только от энергии, но так и от самой крови, добираясь вплоть до мозга костей, в качестве вишенки на торте вытягивая и его. Жэчхи понимал, что это очень опасно. Нити были проворными и плотоядными, поэтому выставив барьеры он пересек их попытку добраться к себе. — Хочешь сразиться со мной за него? — спокойно спросил Чжи Шу. — Я не позволю себе проиграть. Оставив нити бесноваться, он было снова повернулся к месту боя спиной и всерьез вознамерился покинуть его, будто действительно спешил во дворец или же не считал нужным растрачивать свои силы, когда глаза его широко распахнулись, лицо настороженно вытянулось, и снова разомкнув ладонь в ней возник Янхуа, которого он, сжав двумя руками, направил за свою спину. Громкий тяжелый звон был способен оглушить, однако в оседающей пыли, что постепенно просветляла взор, Чжи Шу увидел, как его Янхуа скрестился с чем-то таким, что мгновенно вызвало на его лице смесь удивления и восторга. Жэчхи, к слову, тоже удивился. Он никак не ожидал, что использовав этот меч, в мире найдется оружие, способное выдержать его смертельный удар. — Прекрасный меч, — воспользовавшись его секундной заминкой, Чжи Шу в нетерпении провел несколько атак, не сводя глаз с лезвия. «Не может быть, — нервно думал змей. — Его отлили в сумраке, я наполнил его своей энергией, а какой-то… шест выдержал этот удар? Кто, черт возьми, ты такой…» Но не только неожиданное сопротивление Янхуа вызвало на его лице столько противоречивых эмоций. Этот полудемон с довольно легкой небрежностью перекрывал все его атаки, и хотя это был лишь второй раз, когда они сошлись в серьезной схватке, впервые змей решил поставить на этот бой практически всё. Он никак не ожидал, что какой-то полукровка обладает таким завидным потенциалом, и его опыт явно превышал какие-то четыреста лет жизни, к тому же это оружие, оно… от него веяло странной силой, а колебания эфира самого Чжи Шу будто издавали глубокий утробный вой. Змей подозревал, что это может быть и первоначальной его формой, однако для полного высвобождения силы она тоже не подходила, и поскольку сейчас они оба удерживали себя в человеческой личине, значит ни один не хотел идти до конца. Руки Жэчхи напряглись, когда Чжи Шу, сделав несколько резких движений, будто набирал скорость, внезапно рванулся влево, быстро обежал полукруг вокруг змея и отпрыгнув от земли отвел руку в согнутом локте так, чтобы удар Янхуа был практически прямой, когда он вновь её распрямит. И он действительно ударил прямо ему в грудь, из-за чего змей сразу почувствовал, как что-то невероятно могущественное миновало всё сопротивление его души и мгновенно добралось до эфира, тут же положив начало его извлечению. — Стоп, — взгляд Чжи Шу стал серьезней, и нехотя он убрал Янхуа. — А-Яна может расстроить твоя кончина, если тебя убью я. Это была большая удача для того, кого Янхуа поставил на колени, что он выжил, однако тот первородный страх, который буквально парализовал Жэчхи, стал для змея настоящей непосильной ношей. За всю свою долгую жизнь он, древнейшее создание, еще не ведал оружия такой силы, ибо всё живое этого мира, как бы оно ни было сильно, может испытывать такой страх лишь перед силой, что опережает само Творение. Такой страх ведают лишь перед самим рождением, когда ребенок покидает утробу, что ранее окружала его тишиной, теплом и защитой, а в момент рождения глаза ребенка резал яркий свет, причиняя им боль, его слух ранили громкие звуки, его тело соприкасалось с жестким холодным воздухом, и он, будучи столь ущербным не понимал, что происходит. Именно рождение было первым, что наполняло его первородным страхом, самым сильным, и этот страх мог соперничать лишь со страхом смерти. — Откуда… — голос Жэчхи практически хрипел. — Откуда у тебя такое оружие? — Нравится? — на лице Чжи Шу не было совершенно никаких эмоций, скорее уж выражение его лица походило на столетнюю глыбу льда, которая бесстрастно сносит как жар, так и холод. — Зато ты явно взял оружие не по себе. Судя по положению твоих ладоней во время боя, ты раньше сражался катаной, да? У китайских мечей лезвие короче, почему и рукоять не такая длинная, так что меч больше держат одной рукой, а вот у катаны рукоять довольно длинная, во многом самые удобные и сильные атаки ведутся с положением обеих ладоней на ней. Этот меч тебе совершенно не подходит… Подняв его из земли, Чжи Шу начал с интересом рассматривать его. Клинок был длинным и довольно плотным, что объясняло его тяжесть, лезвие имело идеально отполированный темно-стальной цвет с опасными зазубринами по бокам. В этом оружии таилось такое же обжигающее пламя, как и в недрах молодого звездного тела, поэтому чем дольше велся бой, тем сильнее меч нагревался, даже сейчас Чжи Шу чувствовал, как рукоять обжигает ему ладонь, но по большей части это происходило из-за невероятного сопротивления меча. Без сомнения, это был редкий и драгоценный меч, у которого была душа, однако тот, кто его создавал не предусмотрел, или просто не захотел наделять этот меч своей собственной волей, которая могла бы оказать куда большее сопротивление той руке, что сейчас его держала. Взгляд Чжи Шу скользил по нечитаемым письменам на лезвии, и он бы их не прочитал, поскольку не знал японского, но он принадлежал демонической расе, так что его глаза увидели скрывающуюся истину. — Чэн… Мэй? — медленно протянул он. — Какое глупое и уродливое имя. Владелец такого меча не может нести мир и совершать благие дела. Этот меч был создан, чтобы совершать расправы над теми, кто оскорбил его владельца или из-за которых он понес унижение и утраты. Но сам меч очень, очень хорош, так что я его забираю… Исподлобья смотря на него, Жэчхи видел, что Чэн Мэй в его руке затрясся и тут же покрылся тьмой, она буквально испарялась, что означало, что меч оказывал жесточайшее сопротивление, но так же, как и змей, проиграл. Это еще раз убедило Жэчхи, что это существо слишком могущественное и слишком опасное. Чэн Мэй был создан Сюань Юэ, был благословлён им; из чужих лишь те, кто имел с Сюэ Яном хорошие отношения, могли использовать этот меч, потому что в нем была душа, и меч видел и чувствовал все то же, что и его владелец. — Ты убьешь его и без того расколотую душу, — прохрипел змей. — Из-за тебя в его душе всходят семена зла, которых там быть не должно… Чжи Шу внимательно посмотрел на него. — А похоже, что я убиваю его? — спокойно спросил мужчина. — Он пришел сюда мертвым и понемногу оживает, что тут плохого? Покуда боль и ненависть его ослепили, то в окружающей его темноте он должен стать хотя бы сильным. Я могу дать эту силу и успокоить его безумие, а что можешь дать ему ты? — Ты не знаешь, кому он принадлежит! — прижимая ладонь к грудной клетке, которая чертовски сильно болела после встречи с Янхуа, закричал змей. — Если ты действительно перешёл границы, конец твой будет страшен! Он придет за тобой, он придет за всеми! Снова упав наземь, Жэчхи задыхался, жадно поглощая воздух. Чжи Шу медленно подошел к нему, присел рядом с ним и слабо погладил Жэчхи по голове. — И кто же придет? — его по-прежнему спокойный голос так раздражал, что из губ змея едва ли не сошла ядовитая пена. — Я догадываюсь, откуда в нем эта тьма, но ты ведь сам в курсе: сумрак вот уже как несколько лет закрылся в своей скорлупе, и даже те демоны, что остались снаружи, не могут вернуться домой. Склонившись к его уху, он довольным голосом прошептал: — Никто не придет, — кажется, с намеком на улыбку, хмыкнул он. — И никто из теневого мира не контролирует, что мы делаем. А-Ян теперь мой, и так всегда будет, потому что он мне очень нравится. Если такой, как ты, проиграл, то что мне до того, кем ты сейчас так остервенело бросаешься, а? Этот мир не заслуживает его улыбку, а вот я не умею улыбаться, а она ему очень идет, и мне безумно нравится смотреть на неё, поэтому я сделал его своей «улыбкой», понимаешь? Он больше не будет плакать, никто не увидит его слезы. Всё, что они увидят перед тем, как испустят дух, это его прекрасную улыбку и яркий, будто звон колокольчика, смех. Не зря ведь с закреплением положения Сюэ Яна при дворе вскоре пошла молва о том, что когда Чжи Шу «улыбался», кто-то умирал. Его «улыбка» шла с ним плечом к плечу, и многие боялись хоть как-то омрачить её сияние… Их взгляды сошлись, когда змей поднял на него глаза, но Чжи Шу не дал ему вволю полюбоваться собой: пару раз несильно, но унизительно похлопав Жэчхи по щеке, словно какого-нибудь пса, он зачехлили меч и перекинул его через свое плечо, в этот раз решив воспользоваться талисманом перемещения, потому что ему откровенно надоело возиться с этим существом, и не убил он его лишь потому, что кое-кого это бы сильно расстроило. Как он может позволить, чтобы его «улыбка» была омрачена скорбью? А вот Жэчхи продолжал молча лежать на земле, видя как на её поверхности вздрагивают тени пляшущего огня в линии расставленных факелов. Он понимал, что любое его вмешательство бессильно. Сюань Юэ действительно не давал о себе знать, сумрак оставался закрытым, охота на Сюэ Яна продолжалась, и даже его собственные дети искали «убийцу». Да еще и этот полудемон, которого ему оказалось не под силу победить. «Лунъю, что же мне делать… — с тоской закрыв глаза, подумал он. — Я оказался неспособен вынести на своих плечах ношу, что выпала на участь Сюэ Яна, чтобы облегчить его страдания. Он не хочет уходить, и он уже далеко не тот, кем был. Боюсь, его спасение мне не под силу. Я не могу спасти его от того, кем он постепенно становится. Прости…» Медленно поднявшись он пошатнулся и посмотрел на лестницу, ведущую к воротам дворца Безночного города, понимая, что это эта лестница ведет прямиком в ад. — Сюань Юэ… — тихо прошептал змей. — Где бы ты ни был, в каком состоянии бы ты не находился… как же ты можешь такое допускать? Неужели ты действительно не сумел оправиться, и слухи о том, что Янь-ван заживо погреб себя вместе с твоим телом в сумраке, верны? У этого мальчика ведь никого нет кроме тебя, никто по-настоящему не способен его защитить, не способен принять его любым вопреки всему, чтобы продолжать… любить, не отречься от него, каким бы он не стал. Ты видишь, во что он превращается, и какое могущественное чудовище рядом с ним… Два года были достаточным сроком, во всяком случае для серединного мира. Два года прошло с той ночи, когда Сюань Юэ был сокрушен в самой короткой и вместе с тем самой разрушительной битве, после чего бесследно исчез. Два года как душа и тело Сюэ Яна в одиночестве скитаются среди людского зверья, и сам он становится таким же монстром. Он был поруган настолько, что и правда, уж лучше бы смерть оборвала это чёрное безумие, в котором он изо всех сил барахтается, чтобы жить… нет, чтобы выжить. Того, кем он был, убили, а тот, кем он стал, не способен контролировать пламя, что сжигает не только других, но и его самого. Это пламя было с ним всегда, и имя ему — страх, страх одиночества, предательства и пустоты. Когда Сюань Юэ забрал его, своей любовью и нежностью он сделал всё, чтобы этот врожденный страх не имел над ним власти, однако сейчас, в связи с уничтоженными воспоминаниями Сюэ Ян в полной мере стал тем, кем должен был в тот самый день, когда ему было семь лет. То, чего бог самоубийц не допустил тогда случилось сейчас, и это зрелище было воистину печально. Сжигающий себя цветок, который бьётся в агонии страха и ненависти, и нет никого, кто смог бы залечить эти раны…

***

Ван Лин Цзяо была женщиной, которая обладала лишь двумя талантами, и сейчас, когда её нежные ладошки удерживали небольшой поднос с чаем и закусками, эти затянутые в тугой корсет два таланта мягко подпрыгивали при ходьбе. Воистину, обладая такими способностями не было ничего удивительного, что служанка жены младшего господина в одну из ночей юркнула ему в постель, когда драгоценной супруги не оказалось рядом, благодаря чему из служанки она мгновенно стала любимой фавориткой, с которой любвеобильный Вэнь Чжао не расставался ни на миг. Женщина прекрасно понимала, что эта любовь не вечна и продолжаться она будет до тех пор, пока не наступит момент прозрения, когда новые «таланты» заполнят дворец, а учитывая какими секретами делился с ней Вэнь Чжао, женщина уже страшилась момента, когда дворец заполнят новые женщины, которых приведут сюда в качестве военного трофея, поэтому по максимуму использовать отведенное ей время было наиболее правильным и мудрым решением… Поднос с её рук с грохотом рухнул на каменный пол, Ван Лин Цзяо вскрикнула и тут же оказалась обхвачена парой сильных и очень горячих рук, что буквально выволокли её из освещенного коридора поближе к угловой колонне, куда не доставало пламя свеч. — Нет, нет… — отчаянно шептала она, пытаясь вырваться из крепкой хватки. — Господин, прошу, моя репутация и без того на волоске. Резкий звук разорванной ткани вынудил женщину задрожать всем телом. Опрокинув её наземь, тот, чьи движения были так спешны и грубы старался обходится без прелюдий, поэтому не став возиться с подолом платья он попросту разорвал его и начал тянуть вверх, обнажая мягкие, белеющие в темноте бедра. — Что тебя не устраивает? — низкий, нисколько не приглушенный голос был спокоен, даже ленив. — Пока я ублажал его жену ты ублажала этого маленького ублюдка, что позволило тебе поиметь выгоду, а теперь я хочу поиметь тебя, что тут странного? — Кто же мог знать, что ваш член ей понравится больше, чем собственного мужа, — пытаясь отвлечь его внимание, Ван Лин Цзяо как могла сопротивлялась его движениям. — Зато как мне понравилось толкаться в том, что он так ревностно называет своим, — хищный оскал его губ обнажил зубы, которыми он уже вгрызался в плечо наложницы. — Давай, раздвинь ноги. Ван Лин Цзяо упрямо посмотрела на мужчину, хотя в темноте видела лишь часть его лица. — Но разве то, что вы хотите сделать сейчас, не обидит вашего любимца, этого Сюэ Яна? Мой господин, подобное предательство разобьёт мальчику сердце… Чжи Шу, который сам успел развести её бедра застыл и медленно поднял глаза на уровень лица наложницы. Женщина замолчала, губы её задрожали, так как эти глаза несколько раз сверкнули в темноте словно у демона, которым частично Чжи Шу всё же был. — Закрой свой рот, — взяв её за подбородок, пальцы Чжи Шу сильно сжались на нижней челюсти женщины. — Твоё беспокойство в этом вопросе… не кажется ли тебе, что как женщине которой я оказал величайшую услугу, тебе следовало бы покорно лежать на спине, пока я одариваю тебя своим величайшим вниманием, а? Я уже давно положил на тебя глаз, просто множество раздражающих дел отвлекли мое внимание. Ты же не думала, что заключив со мной сделку усядешься на два стула без особого давления вот на эту маленькую распутницу… Рука Чжи Шу нырнула между её дрожащих ног, и женщина сжала зубы, так как его пальцы хоть и были горячими, но увы были так же сухи, как и она сама. — Господин, смилуйтесь, — едва ли не рыдая, запричитала Ван Лин Цзяо. — Все женщины, которых вы одаривали своим величайшим вниманием, в итоге сильно калечились, я не могу допустить, чтобы мой внешний вид был испорчен! Для чего я тогда пошла на этот отчаянный шаг, чтобы завлечь младшего наследника в свои объятия! — Вот поэтому, — разводя её ноги шире, Чжи Шу вклинился между её бедрами своими, — я и воспылал желанием взять тебя прямо сейчас. Вэнь Чжао возбудил во мне потребность испортить чужое, но не волнуйся. Я очень постараюсь, чтобы ты смогла вновь начать ходить хотя бы через пару тройку дней… Отчаянно всхлипнув глаза женщины увлажнились, сбитая прическа вынудила её волосы рассыпаться вокруг головы, согнутые в коленях ноги без устали дрожали. Подавив в себе желание закричать, тело Ван Лин Цзяо пришло в движение из-за которого она чувствовала, как спина неприятно скользит по полу. Склонившийся над ней демон жадно вдыхал запах её волос и кожи, и за всё время своей пытки не издал ни единого звука, из-за чего коридор заполнило лишь приглушенное трение ткани, а вскоре и слабые влажные звуки. Лицо женщины постепенно расслаблялось, неожиданная слабость тормозила её мыслительный процесс, что не позволило ей понять, как из неё буквально выкачивают иньскую Ци, что вместе с нарастающим возбуждением скапливалась там же, куда начала активно приливать кровь.