Пламенное небо

Капкан, сомкнувшийся на сердце, может разомкнуть лишь тот, кто не боится пострадать от него же. Розы, шипы которых глубоко вонзились в плоть, сможет вырвать тот, кто не боится о них пораниться, и не просто не боится, а наперед знает, что другого выхода, кроме как испытать ту же боль, просто нет. «Ты страдаешь, а мне предлагаешь просто смотреть?»

«Ну так не смотри, брось меня!»

«Я не могу не смотреть… и не вмешиваться тоже уже не способен…» Сяо Син Чэнь как мог пытался догнать убегающего Сюэ Яна, но дистанция между ними не сокращалась даже на чуть-чуть, так стремительно юноша убегал. — Пожалуйста, остановись! Сяо Син Чэнь слышал всё и практически видел то размытое в его глазах черное пятно, что представляло из себя могущественного Владыку Страны Теней. Он слышал, какие слова он говорил, и мог поклясться, что слышал стук сердца Сюэ Яна, что был похож на то, как птицы, сойдя с ума, бьются собой о скалы, пытаясь умереть. — Убирайся! — низко закричал Сюэ Ян. — Проваливай, чтоб глаза мои тебя не видели! Сяо Син Чэнь продолжил гнаться за ним. «Кто-нибудь… — заливаясь слезами и практически падая с ног, в панике думал Сюэ Ян. — Пожалуйста, кто угодно, хоть кто-либо… спасите меня…» Этот неожиданный удар в самое сердце Сюэ Ян принял на себя полностью, и до последнего испытывая надежду даже не пытался хоть как-то увернутся от разрывающих его душу слов Сюань Юэ. Его лицо и голос… они были так холодны и так жестоки одновременно, жалили словно лед обнаженную кожу, тормозили кровь, раскаленными иглами вторгались в голову. Глаза слепило от слез, дыхание сбивалось, разные мысли копошились в голове. Он хотел… исчезнуть. — Какого черта?! — практически плевался Сюэ Ян, когда Син Чэнь всё же изворотился поймать его, схватив за руку. — Ты… что тебе нужно, проваливай! — Чэн Мэй, успокойся, — чуть задыхаясь от длительного бега, сказал он. — Давай поговорим. — Поговорим? — выпучив глаза, низко прошипел Сюэ Ян. — О чем? О чем ты можешь говорить с этим маленьким ничтожеством! Пока он говорил новый поток слез так и хлынул горячей волной с его глаз, обжигая разум и чувства, будто немым криком исходя из уголков его ресниц. — Его Превосходительство был прав, я проклят терять, терять даже тех, кто обещал любить меня! — Чэн Мэй! — Ну, а ты? — неожиданно став в позу, Сюэ Ян наклонил корпус и практически прильнул к Син Чэню, чем изрядно удивил его. — Что, тоже скажешь, что любишь меня? Скажешь, чтобы потом отказаться, бросить, как это сделал он? Ты хоть знаешь, что он сделал для меня, знаешь? Как он мог с таким лицом от меня отречься, если сам вытащил меня из ада, вырастил, и… любил. Проклятье, не трогай меня! Син Чэнь пытался хоть как-либо его успокоить, держал обеими руками и всё пытался вразумить, но дикий своенравный мальчишка, что утопал в бездне отчаяния не слушал его и продолжил кричать. Волосы его растрепались, одежда чуть съехала с плеча, обнажая кожу. Он был без меча, поэтому начал драться руками, в каждый свой удар он вкладывал такую свирепую ненависть, что буквально задыхался от каждого выпада. — Слушай сюда, — опрокинув его на землю и возвышаясь над Син Чэнем, голос Сюэ Яна полнился злорадным томлением. — Я вырос в бездне, в оплоте темноты. Я жил в Стране Теней, сумраке, там мой настоящий дом, и так будет всегда, а окружали меня существа точно такие же, как и тот, кто вселился в твои глаза! Криво разойдясь, его улыбка была столь жуткой, челюсти дрожали, из-за чего стучали зубы, покрасневшие глаза даже и не думали высыхать, их всё так же жгла соленая влага. — Демон, что ест твою плоть, и демоны, с которыми рос я — почти что одно и то же, Сяо Син Чэнь, — низко, очень низко продолжал говорить Сюэ Ян. — Я такая же нечисть, как и они, мы вообще одинаковы, я даже еще большее отрепье! Скажи, теперь-то ты меня будешь любить, теперь-то ты станешь относиться ко мне как раньше, а? Ненавидь меня, презирай меня, брань меня, сторонись меня, проклинай меня, ведь я был так близок с тем, что разрушило твою жизнь! Тяжело дыша он замолчал, и сквозь прищуренный, чуть дрожащий взгляд выжидающе смотрел на Син Чэня, который привстав молча слушал, пока не закончился этот поток гневной речи. Сюэ Ян ждал, что тот наконец «прозреет», теперь-то тайну не нужно скрывать, и что поднявшись он больше никогда не захочет знать его. — И что? — тихо спросил Сяо Син Чэнь, и темная пелена начала понемногу спадать с глаз Сюэ Яна. — И что, что ты вырос там? Ты же не демон, и никогда им не был. — Что? — отступив на шаг назад, едва слышно прошептал Сюэ Ян. — Ты… в своем уме вообще? — В своем, — поднимаясь, ответил Син Чэнь. — Не нужно пытаться быть хуже, чем ты есть на самом деле. Почему ты так хочешь казаться тем, чем ты не являешься? — Ты что, думаешь, я солгал тебе сейчас? — лицо Сюэ Яна перекосило от гнева, разум его вновь заволокло зыбким туманом новой волны ненависти. — Ты слышал, что я сказал? — Слышал, — сделав шаг к нему, ответил Син Чэнь. — И я не понимаю, почему должен ненавидеть или презирать тебя. Дай мне руку. По позвоночнику юноши пробежал холодок. Видя перед собой красивую, с чуть розоватыми кончиками пальцев ладонь, он почему-то испытал… страх, а рука продолжала быть вытянутой ему на встречу, в ожидании, когда он возьмет её. — Не надо… — тяжело выдохнул Сюэ Ян. — Оставь меня. — Чэн Мэй… От звучания его тихого, чуть поникшего голоса Сюэ Ян озверел, словно бы слышать его для него было жесточайшей пыткой. — Что же. Ты. Никак. Не Оставишь. Меня. В покое! — по слогам низко закричал он, и замахнувшись выхваченным из складок рукава кинжалом нацелился на Сяо Син Чэня и тут же остановился, застыв как громом пораженный. В глазах, что смотрели на него, не было и капли страха, ни даже малейшей настороженности, испуга или удивления. Глаза, которые смотрели на него, смотрели в… душу. Да, именно так, они смотрели прямиком в душу, проникали под кожу, видели все уязвимые места, всю скрываемую слабость, ущербность, неполноценность. Они видели, но при этом их выражение сменялось лишь на еще большую искренность, ещё большее внимание и как будто заботу. Сяо Син Чэнь смотрел на него так, будто бы всё, что бы ни позволил себе юноша, он ждал как нечто естественное. Он совсем не защищался, он… ждал, всего лишь ждал, и в этих глазах не было намерения оступиться или же убежать. — Ты… — тело Сюэ Яна начала бить крупная дрожь, будто этот кинжал был приставлен к его горлу. — Сумасшедший… Он так и не смог нанести удар, его рука медленно опустилась вдоль тела, а темные глаза парня так и продолжали смотреть на него, и от этого бесстрашного, полнившегося чем-то уж слишком знакомым ему взгляда, сердце Сюэ Яна разрывалось на куски. Син Чэнь смотрел на него как на того, от кого не мог и даже не хотел отрывать взгляд, и именно это так сильно испугало ошеломленного Сюэ Яна, ведь при всех тех недостатках и скверне, что он намеренно позволил себе выплеснуть в его сторону, сказав те слова, что должны были лишь оттолкнуть… его все равно не отвергли, словно ему было позволено всё, и всё прощалось. Он вспомнил, кто уже смотрел на него с подобной жертвенностью и совершенно не страшился боли, которая могла за ней последовать. Не отрывая взгляда, Сюэ Ян затрясся еще сильнее, эмоции в его голове били через край, и жуткий страх, захватив его в тиски, заставил юношу не отрывая взгляда от Син Чэня схватиться за волосы и издать какой-то отчаянный протяжный крик, словно он проигрывает чему-то, словно он не способен чему-то противостоять. — Не надо меня больше любить, я не хочу! — как умалишенный закричал он и было попытался снова убежать, но в этот раз Син Чэнь был готов, и резко рванувшись вперед схватил его, но так как Сюэ Ян царапался и кусался, как дикий зверь, вынужден был заломить ему руку и, повернув к себе спиной, прижать к своей груди орущего во всю глотку юношу. — Отпусти меня, не трогай меня! Вы все только обещаете, и ваше поведение как ловушка, чтобы поймать меня! — Это не ловушка! — чуть прикрикнув, Син Чэнь какое-то время барахтался с ним по земле, пока наконец, нормально усевшись, окончательно не пленил этого человека, крепко прижимая к себе. — Захочешь уйти потом — уходи, но сейчас я не отпущу тебя! — Он же клялся меня любить! — громко стенал Сюэ Ян, заливаясь слезами. — Клялся, но сам же и отрёкся. — Пусть так, — прижавшись щекой к его макушке, сказал Син Чэнь. — Ты больше не один, тебе незачем убегать. Но Сюэ Ян уже не слышал его. Окончательно потерявшись в себе, чувствуя тепло чужого тела, что практически оплелось вокруг него так крепко, почти душа, он разразился до того сильным криком, что казалось, будто он вот-вот выкричит собственную душу, до того сильным отчаянием он исходил. Син Чэнь крепко прижался к нему, смежив веки, и положил свою ладонь на его глаза, мгновенно ослепив его. «Быть единым целым, — как-то говорил Сюань Юэ, — безумно сложно, тяжко и невыносимо больно. Ты уже не принадлежишь себе, твоя душа смещена с другой, твое тело более не ведает свободы, как и сердце. Мы можем привязать себя к тому, что нас любить не будет, что нас лишь погубит. Любовь этого мира, Сюэ Ян, ведает лишь много боли, потому что она кем-то разбита, а нам достались лишь осколки. Притягиваясь они будут лишь сильнее ранить друг друга. То, что собой представляет истинная любовь, для нас, слабых и ущербных, и огромное благо, и великое горе…» — Всё хорошо, — хоть шепот Син Чэня и не мог прорваться сквозь купол этого крика, да и сам он почти оглох от его разрушительной мощи, но даже этого было недостаточно, чтобы замок из рук разошелся хоть чуть-чуть. — Всё будет хорошо, ты не одинок. Я буду тем, кто выдержит твою ненависть. Кричи, кричи сколько нужно, тебе станет от этого легче. Я буду рядом всё это время, потому что знаю, как тебе страшно… Он действительно знал эту боль, и ему так хорошо был знаком этот крик, как и его причина. — Я хочу станцевать с тобой, — едва слышно прохрипел Сюэ Ян, что своими криками сильно сорвал голос. — Что?.. — удивился Син Чэнь и постарался всмотреться в его лицо. Из-за того, как звучал его голос, сложно было понять к Син Чэню ли он обращается или же видит кого-то по ту сторону своих век. — Не танцуй для него, — в полубреду шептал юноша. — Не танцуй для него, не надо… не танцуй. Не хочу, чтобы они видели. Его бледное, покрытое влагой лицо источало лишь страдание, смешанное со всепоглощающей болью. Был ли он здесь, или же бредил… — Но я никогда никому не позволял смотреть, и танцевал всегда тоже один. — Тебя видел ветер… и танцевал с тобой… — продолжал шептать Сюэ Ян. — Не танцуй, не танцуй для него! Теперь Сяо Син Чэнь убедился, что обращаются точно к нему. Отчего-то уголки его губ дернулись вверх, ведь слова Сюэ Яна так были похожи на ревность к бесплотному призраку, что для него был не иначе как грозным супостатом, ворующим что-то ценное, чем вызвал на свою несчастную голову жестокую ненависть израненного противоречивыми чувствами сердца. — Долго ли ты думал об этом в таком ключе? — тихо спросил Син Чэнь, и отчего-то его руки сжались крепче. — Что ж, ладно. Если не с ним, тогда как же… с тобой? Я не возражаю. Сюэ Ян не знал, что танцам Син Чэня обучала Бао Шань Саньжэнь, и что для парня это не было ни искусством, ни представлением. В глубинах своего существования танец всегда был неким ритуалом, позволяющим высвободить волнения души и сердца, облачить их в форму движения и извлечь из себя подобно бесплотной боли, которую ни медитацией, ни стенаниями унять было невозможно. Сяо Син Чэнь танцевал, потому что в своей боли был безумно одинок, и не находил на неё отклика. Это была стена, которую он не мог обрушить, стена, не позволяющая ему понять себя и чего он хочет. Боль и страх были ширмой, не позволяющими увидеть истину, и нужен был кто-то, кто не отвернулся бы от этой боли, не побоялся бы её на себя принять, чтобы помочь победить. Танцуя, он использовал веера, потому что они призывали ветер, а в моменты глубокого погружения даже ранили его, разрезая словно невидимую вуаль. Танец высвобождал страх, и только так его можно было победить, извлекая из себя подобно смертельной нити, что оплелась вокруг горла, и изрезать её, более не позволяя себя ранить… Сяо Син Чэнь никогда не узнает, что эта техника танцев с веерами, призывающих ветер, ранее принадлежала Сюань Юэ, а Сюэ Ян, который считал, что никогда не узнает, как танцует бог самоубийц уже увидел его танец, воплощенный душой и телом Сяо Син Чэня. До тех пор, пока Сюэ Ян не утомился, а от сильных переживаний потерял сознание, Син Чэнь так и просидел с ним не отпуская ни на миг и крепко прижавшись к юноше, пока тот не обмяк в его руках. Его бледное измождённое лицо было влажным и соленым от слез, глаза покраснели и распухли, тело всё еще потряхивало, будто душа и правда желала вырваться из него. Он так и пролежал у него на руках, пока дыхание не выровнялось, пока сердцебиение не пришло в норму. А Син Чэнь был рядом, гладил его по голове, не переставая шептал тихие ласковые слова, и быть может от звука его голоса или же от столь нежной, почти что трепетной ласки, но Сюэ Ян погрузился в очень глубокий сон, и, пожалуй, впервые с того самого дня, как он сюда пришёл, это были не кошмары.

***

В глухой ночи я слышу голос твой, что слаще самого нектара; глаза твои сверкают ярче звезд, и я теряюсь среди их сияния…

Всю ночь Сюэ Яну снилось, что вокруг него крутится какой-то вихрь, и бог знает каким чудом его не начало мутить от продолжительности этой воронки, которой впору людской позвоночник в бараний рог скрутить. Но этот ветер, с таким приятным цветочным запахом, что обволакивал всё его тело будто вторая кожа, будто чье-то дыхание, и Сюэ Ян больше не находил нужды задавать вопрос «почему». Он просто лежал, пока вихрь бархатной нежностью касался его кожи, будто тончайший шелк. Реальность же немного отличалась от его сна, в котором он, окружённый тусклым сумрачным светом, ныне лежал практически купаясь в ярких, отливающих золотом лучах, потому окна в этой комнате не закрывались даже на ночь, и её хозяин не был приучен скрываться от солнца. Чистое, уютное, светлое — всего тремя словами можно было описать это немного аскетичное жилище, которое так сильно отличалось от комнаты Сюэ Яна, что больше была похожа на гримерку театрального актера, столько разноцветных вещей в ней было. Здесь же как будто отдавало зимой, всё было практически белым, не считая циновку и мебель. Постель, стены, оконные рамы — всё было белым, белая одежда была развешена в подобающем порядке, белая посуда размещалась на небольшом столе. Простыни, на которых почивали два тела, тоже были белыми, и единственным темным пятном оставался юноша в темно-синем нижнем халате, что оплетя собой лежавшее рядом с ним тело бессовестно дрых, пуская тонкий ручеек слюны, что сочился с уголка губ на чужое плечо, и лишь белая газовая занавесь, натянутая над ними будто пелена полупрозрачного тумана, колыхалась от слабых порывов теплого весеннего ветра, скрывая то, что происходило внутри. Одна его рука была просунута под спиной и обнимала за шею, другая придавливала сверху, закрывая в стальной замок объятий, нога неподобающе была закинута на чужой живот, пока своим собственным он прижимался к чужому теплому боку, лицо плотно вжалось в чужую шею. На горе не было колокола, который бы оповещал о начале занятий, обычно «будильником» выступали птицы, что начинали ярко щебетать в одно и то же время на рассвете, поэтому быстрый топот ног за дверью комнаты немедленно пробудил одного из лежащих на постели. Он осторожно потряс Сюэ Яна за плечо, но тот, чуть нахмурившись, лишь прижался плотнее и облизнул губы. — Будь умницей, — сонно прошептал он. — Дай мне еще поспать. Его халат до того неприлично задрался, что чем выше он подтягивал ногу, тем сильнее обнажались его бедра, а из-за солнца, что вовсю светило на их постель, юноша тут же почувствовал, как ему жарко, поэтому не особо церемонясь как сумел стянул с плеч надоедливую ткань и совсем не обратил внимание, что кожа все ещё чувствовала странный источник какого-то более живого и близкого тепла. — Чэн Мэй… — было попытался воззвать к нему Сяо Син Чэнь, когда неожиданно замер, так как Сюэ Ян навалился на него еще плотнее, почти что вылез на него, плотно прижавшись грудью к его груди. — Убью, — беззлобно пробормотал он, наверняка выражая свое недовольство тем, что ему мешали спать. — Будь умницей, — не без улыбки начал потакать ему Син Чэнь. — Слезай-ка с меня. В этот раз он тряхнул его чуть сильнее, на что любящий урвать лишний час сна Сюэ Ян разозлился, и наконец проснувшись сделал это с таким лицом, будто восстал из мертвых. Он частично поднялся, ладонь его вжалась в ворот одежды Син Чэня, и ощутив ею сердцебиение он резко сменил свои мысли из убийства на… растерянность. Открыв глаза пошире и подождав пару секунд, пока пелена с них сошла, Сюэ Ян удивлённо уставился на лежащего под ним… Сяо Син Чэня, что не спал и вроде как смотрел на него. — Аааа! — мгновенно дернувшись назад он с перепугу свалился с кровати, приложившись боком к циновке, и начал отползать. — Ты что здесь делаешь?! — Живу, — прямо ответил Син Чэнь, немного удивляясь его реакции. — В моей комнате?! — всё еще недоумевал Сюэ Ян. — Почему в твоей? В своей. — В смысле? Это же моя… Тут он наконец огляделся, белый цвет резко резанул ему по глазам так, что те чуть не заслезились вновь, и прикрывшись рукой он отвернулся от источника яркого света, пытаясь погрузить свои глаза в ночь. — Что случилось? — не слыша больше словесных метаний, заволновался Син Чэнь. «В этот раз хоть не голый, — крепко прижимая ладонь к губам, только и подумал Сюэ Ян, который все еще не смирился с тем в каком позорном виде предстал перед «двумя из ларца». — Поболтал бы я с тобой немного, быть может даже понежились бы на пару под теплыми лучами, и возможно даже разделили бы трапезу, но…» Учитывая всё произошедшее, хотя Сюэ Ян сейчас был спокоен, он уже точно знал, что должен делать. — Более нет нужды так сильно печься обо мне, Син Чэнь, — тихо сказал Сюэ Ян, поднимаясь и натягивая свое нижнее платье. — Сегодня я покину гору, и скорее всего отправлюсь туда, где родилась моя мать, я… очень устал. Сказав это он тут же прикинул, что возьмёт с собой, но кроме как меча больше на ум ничего не пришло, да и не нужно было, поскольку истинный заклинатель, да еще и такого уровня обучения, как Сюэ Ян, нуждался лишь в попутном ветре да верном друге, которым чаще всего был одухотворенный меч. Только он повернулся, чтобы открыть двери, когда внезапно сорвавшись с постели Син Чэнь запутался в одеяле и рухнул на пол, при этом его челюсть издала довольно громкий хруст. — Бог мой, ты как? — тут же забыв обо всем и подбежав к нему, Сюэ Ян помог ему подняться, слыша приглушенный, но очень болезненный стон. — Сильно ударился? Дай просмотрю… ох, ты весь подбородок об циновку стер, даже кровь пошла. И язык прикусил?! А-ну открой рот… боги, да на нем след зубов остался. Ты что, сумасшедший, так с кровати срываться! Пошарив глазами по комнате и не найдя ни одного кувшинчика с водой, ни одной склянки с мазью, Сюэ Ян мягко обхватил лицо Сяо Син Чэня двумя ладонями, чуть поднял его вверх, и пока задыхающийся от сильной боли парень лишь сдавленно мычал, мягко провел языком по месту ушиба, зализывая рану. — М-м… — Терпи, — безжалостно отозвался Сюэ Ян, но видя такие мучения, на лице слегка оттаял. — Ну же, будь паинькой, я еще не наигрался в злодея. Хи-хи-хи, ну всё, не дуйся, я же не со зла, просто так будет лучше. Вот, теперь полегчало? Он сказал это уже после того, как мягким, едва ли не бархатным движением своих губ коснулся ушибленного места, и даже закрыл при этом глаза, чтобы не жечь рану своим суровым взглядом, а потом поцеловал еще, и еще. И так он целовал его до тех пор, пока Сяо Син Чэнь не затих окончательно, даже дыхание его беззвучными потоками холодило лоб Сюэ Яна. — Знаешь, мне так мама в детстве говорила, — улыбнулся Сюэ Ян. — «У кошечки болит, у собачки болит, а у… Чэн Мэя ничего не болит», и целовала мою ранку. О, точно, она еще дула! И он правда начал дуть, аккуратно холодя чуть теплым воздухом ранку. Сяо Син Чэнь, что сидел тихо, как мышка, и боялся пошевелится неожиданно взял его за руку. — Не уходи, — стараясь «смотреть» в его глаза, не то уверенно, не то боязливо сказал он. Сюэ Ян сурово уставился на него в ответ. Они сидели посреди комнаты на циновке, солнце весело и ярко билось в оконные рамы, ветер вторгался внутрь всё бесстыдней, безостановочно колыхая газовую ткань. — Я не могу так жить, — только и сказал он, но не сумев противится все-таки отвел взгляд. — Если я хочу жить, имею в виду именно жить, то так жить точно не смогу. — Неужели ты не понимаешь? — в сердцах воскликнул Син Чэнь. — Этот человек не хочет, чтобы ты был частью его жизни, его мира в конце концов! Если он тот, о ком идет молва, то почему ты так стенаешь, что тебя добровольно выпустили на свободу?! — Потому что эта свобода лишь цепи для меня! — зарычал Сюэ Ян. — А то «заточение» было моим домом, моей самой великой надеждой. Сяо Син Чэнь, ты же… ничего не знаешь обо мне, о нем, и о сумраке. Ты не ведаешь, как он любил меня! — Именно потому, что любил, и позволил себе это сделать! — в ответ ему закричал Син Чэнь. — Разве так провинившихся выгоняют в ссылку, разве говоря им «не люблю» позволяют ранить себя в самое сердце стрелой с золотым наконечником? Для существ сумрака золото подобно яду, ты знал об этом? Сюэ Ян оцепенел. Он о таком точно не знал, и никто никогда не говорил ему о подобном. Он, конечно, был осведомлен, что младшие боги смерти и два Великих господина на дух не переносят золота, но Сюэ Ян думал, что это из-за верхних богов. Золото было кровью небожителей, и в нем был заключён очень сильный элемент материи, который хоть и не был смертелен для существ сумрака, но вреда мог нанести немалого, а уж если чистейшим сплавом попасть прямо в сердце… — Этот человек не хотел отпускать тебя и в первый день, — продолжил Син Чэнь. — Он так стенал, так плакал, когда держал тебя на руках, и было похоже, будто ты — вся его жизнь, которая утекает сквозь его пальцы. Я не слышал, чтобы над теми, кто оказался на горе, могли плакать как над мертвецами те, кто считался родной семьей, хотя ты был жив, но умирал на его руках. Он не хотел отдавать тебя, но сделал это потому что понимал, что должен отпустить. Я не ведаю истинной причины, но похоже этим он спасал твою жизнь, взамен калеча свою! — Тогда зачем он…! — жадно закричал Сюэ Ян, хватая Син Чэня за ворот одежды. — Потому что ты не можешь дать ему то, что он хочет! — отчаянно вскричал Син Чэнь, и Сюэ Ян застыл. — Ты не даешь ему возможности увидеть тебя… счастливым, радостным среди живых, среди новой семьи и друзей. Ты же… ты человек, и если он любит тебя, то я понимаю, почему ты здесь. Ты бы смог спокойно смотреть, как во мраке вечной ночи угасает дорогое твоему сердцу существо, когда у тебя есть возможность это исправить, отдать ему его должное место под солнцем! — Я просто хотел быть с ним, и всё! — голос Сюэ Яна надломился. — Просто быть рядом, и пусть даже бы я стал де… Тут его глаза буквально застыли на слепых глазах Син Чэня, что тревожно метались по его лицу, всё еще в бесплодной попытке рассмотреть. Демоном, да? Он хотел стать демоном, потому что это оставило бы его подле Сюань Юэ. Но хотел ли Сюань Юэ подобного исхода? Сюэ Ян выбрал смерть, но Сюань Юэ не уважил его выбор, чувствуя свою вину за возможные последствия, а Сюэ Ян посчитал его предателем за это. Юноша вспомнил с какой болью он смотрел на него в тот самый день, когда правда раскрылась, с какой отчаянной слабостью он срывал свое горе на Лунъю, который чувствовал вину не меньше, но все равно предал своего хозяина. Оборотни ведь так и не посвятили юношу в более глубокие тайны, обходясь методами, что скорее бы помогли ему развиваться как заклинатель, а не как демоническая сущность. Они любили его, и их любовь была безгранична. Они желали этого вовсе не из эгоистичных побуждений оставить Сюэ Яна подле себя. — Чэн Мэй, — чувствуя, как он начал дрожать, Сяо Син Чэнь коснулся его лица своей ладонью. Сюэ Ян мигом оцепенел. — Ты словно буря, что бьется о скалы. Трепет твоих чувств подавляется неукротимым желанием пробить это препятствие, чтобы гнаться дальше. Но, несмотря на то, что в тебе столько огня, защищает он, по-видимому, очень ранимое и любящее сердце. А вокруг сплошной огонь, как защищающий любовь венец, опасный венец, границы которого не пересечь никому. Твое сердце станет сильнее или слабее в зависимости от того, кто перешагнет за эту черту, либо же кого ты сам пустишь за её пределы. Кто-то из них будет умолять огонь потушиться. Кто-то станет угрожать, устрашать, кто-то примется сразу же гасить в тебе эту волю, в которой всё твое существо, и только тот, кто не побоится обжечься, только тот, кто, смело зайдя в огонь, своей храбростью подчинит его себе, помни, только он один действительно любит тебя. — Син Чэнь… — прошептал Сюэ Ян. — Его любовь к тебе так сильна, что он совсем не отступает от твоего пламени, что намеренно ранит его, понимаешь? — рука Сяо Син Чэня была такой теплой, а кожа столь нежной, что от этого почему-то хотелось плакать. — Но ты и твоя любовь, они… очень юны, очень незрелы, и ты злишься, ты всё воспринимаешь как предательство, и я понимаю тебя, но ты должен знать, ты должен понимать, что таким своим поведением ты ранишь не только себя, но и других. Тот, кто желал бы твоего унижения или слез, никогда не стоял бы на месте, видя, как к нему летит стрела, и уж точно бы не стоял словно каменное изваяние, пока она торчала в груди. Впрочем, даже если бы ты ранил меня, я чувствую, что тоже не сошёл бы с места… Только теперь, так тихо сказав эти последние слова, Син Чэнь закрыл глаза и отвернулся, будто больше не мог позволить себе «смотреть». Сюэ Ян же, глаза которого были широко распахнуты, кажется, не видел совершенно ничего, и лишь тонкая мелодия голоса, льющаяся ему в уши, держала его тело словно на ниточках, но когда она внезапно иссякла, Сюэ Ян почувствовал, будто потерял какую-то важную опору. Это Сяо Син Чэнь, замолчав, тихо поднялся и подошел к окну, привычно протянув руки солнечному свету. — Пожалуйста, не забывай… нас, — так тихо сказал Син Чэнь, что Сюэ Ян скорее угадал, нежели расслышал эту тихую мольбу, в которой между строк, кажется, одно слово было ложным, и намеренно заменено другим.

***

Когда Сюэ Ян вернулся в свою комнату, его ждал неожиданный и вместе с тем очень неприятный сюрприз, ведь едва раздвижные двери разъехались, как его взору предстал человек, что стоял к нему спиной и явно был погружен в созерцание содержимого двух драгоценных шкатулок с не менее драгоценными сокровищами. — Что ты здесь делаешь? — весьма грубо спросил он, за годы в сумраке привыкший к почти что благоговейному отношению к своим личным границам, которые безропотно мог пересекать лишь Сюань Юэ. Особое внимание находившегося внутри человека привлекли различные кольца, которых было много, и которых Сюэ Ян не любил носить. Он больше предпочитал украшения для волос, шеи или запястий, потому что на пальцах обычно носили кольца-печати из различных металлов, а вот перстни с камнями как бы больше подходили женщинам, и именно таких перстней в шкатулке было больше всего. Сюань Юэ любил многоцветие этого мира, а посему когда-то весьма увлекался добычей драгоценных камней, изумрудов и рубинов, последние были его самыми любимыми, из-за цвета. — Ты в курсе, что всё, чем ты владеешь, представлено в единственном экземпляре? — бросив на него взгляд через плечо, с легкой улыбкой спросила Саньжэнь. — В курсе, — низко ответил Сюэ Ян и закрыл дверь. — Кажется, манерам приличия тебя не учили. Какого черта ты… то есть вы, здесь забыли! Его грубость настолько подчеркивала очаровательность его светлого, пышущего юностью лица, что уже давно как Бао Шань Саньжэнь и вовсе не относилась к подобным выпадам серьезно. На гневный рык Сюэ Яна богиня лишь закрыла глаза и дернула бровями, будто сбрасывая с себя прозрачную дымку этой нелепой ненависти. Она понимала, что гнев по большей части идет либо от смущения, либо от невозможности дать иную реакцию исходя от уже принятых норм поведения человека, а так как Сюэ Ян считал себя здесь выкидышем, и не верил, что сможет прижиться, то все его ответы легко можно было предугадать. Он просто боялся вести себя иначе в страхе перед отвержением, поэтому избрав путь «лучшая защита — нападение», можно сказать был… был таким ребенком, которым умный человек просто не мог не восхититься. — Зато твои манеры безупречны, — чуть шире улыбнулась Саньжэнь, и сев на его кровать похлопала по её поверхности. — Присядь рядом со мной, пожалуйста, составь этой старухе компанию на несколько минут. Сюэ Ян слегка поморщился. Богиня была младше Сюань Юэ, а так как бог самоубийц своим рождением завершил эпоху Тысячелетней войны, то можно было представить сколько ему лет, и, собственно, сколько лет ей. Зловредные дети и без того называли стариков рухлядями, а если бы знали, сколько лет богам, то должно быть не поскупились называть их динозаврами своей эпохи. — Откажусь, пожалуй, — хмуро бросил Сюэ Ян и, обойдя кровать, стал перед комодом. — Сегодня я покину это место, и предупреждаю тебя об этом заранее, так как хочу, чтобы ты… то есть вы, открыли барьеры, дабы мне не пришлось ломится в них. — В таком случае ты больше будешь похож на муху, что бьется о стекло, — усмехнулась богиня. — Мои барьеры выстроены на энергии стихий, а не на заклинаниях. Пробить их не то что непросто, а более чем невозможно. Их может обойти только тот, кому я мысленно даю на это разрешение. — Ну так подумай обо мне, хорошо? — в ответ улыбнувшись ей (а можно было представить, что это была за улыбка и какие запоры она могла излечить) Сюэ Яна даже немного затрясло, так он старался придать своему лицу дружелюбия. Богиня, не сводя с него взгляда, всматривалась в его лицо, что в дневном свете как будто сияло, так прекрасна была эта светлая и наверняка очень нежная и мягкая кожа. Мальчик обладал агрессивной красотой, но в минуты покоя, а богиня могла в этом поклясться, более нежного лица просто негде было сыскать. Эта ярость, гнев, сжигающее внутри и снаружи отчаяние, ненависть — всё это было лишь внешними слоями, за которыми прячется сияние незапятнанного света, которое попав в этот мир было проклято страдать. Не зря говорят, что новорожденный ребенок радость в доме, и разве может быть иначе, если среди уже погребённых во всех прелестях жизни появляется такой вот кусочек чистого незапятнанного света… Богиня понимала, почему Сюань Юэ так страстно желал защитить Сюэ Яна, как и понимала, что тому пришлось закрыть глаза на то, за какими барьерами прятал свою любовь этот юноша. К сожалению, прежде чем Сюэ Ян испытал боль в свой роковой день, Сюань Юэ не успел его от неё оградить, а посему снедаемый чувством вины любил его еще сильнее, окутывал своим теплом еще больше и позволял всё, при этом прощая всё, даже то, что Сюэ Ян предал его. — Ты не уйдешь, — твердо и весьма спокойно сказала Бао Шань Саньжэнь. — Не уйдешь, потому что он этого не хочет, да и ты сам сомневаешься, стоит ли спускаться с горы. — Что? — нахмурившись из-за странности её слов, Сюэ Ян весьма ожидаемо ощетинился. — О Сюань Юэ ни слова, поняла? Я не хочу более слышать или видеть этот призрак моего прошлого, любовь которого сжирает меня и никак не может насытиться! — Ты бы оставил демона при Сяо Син Чэне, лишь бы он мог находиться рядом с тобой? — не дав его гневу и шанса разыграться на словах, в упор спросила Саньжэнь, выжидающим и довольно тяжким взглядом сверля его глаза. Сюэ Ян от неожиданности даже отступил на шаг назад, его нарастающий гнев мигом спал с его тела, взамен чего по коже пробежалась холодная отрезвляющая волна. Даже не сам вопрос, а содержание этого вопроса настолько выбило его из колеи, что юноша растерялся и даже испугался, однако страх его возник по причине того, что в словосочетании «демон» и «Сяо Син Чэнь» он интерпретировал эмоцию страдания, и тут же поглотившись ею просто замер, растерянно смотря на богиню. Его реакция вынудила её взгляд чуть прищуриться, а губы мимолётно приоткрыться, словно бы что-то в её мыслях нашло свое неопровержимое подтверждение. На то, каким потерянным в этот момент выглядел Сюэ Ян, даже было больно смотреть, потому что выражение его лица было схоже с тем, когда чему-то, что очень дорого сердцу, делают больно или заставляют плакать. — Син Чэнь?.. — только и пробормотал он, и первой более-менее связной мыслью было немедленно кинуться в комнату парня, потому что не поняв вопроса, но четко услышав его имя рядом со словом «демон», Сюэ Ян испытал страх. — О чем ты? — Правда же больно было слышать историю о том, как мальчика принесли в жертву ради чьей-то выгоды, и что теперь он обречён страдать, — склонив голову, медленно сказала Саньжэнь. — Что такая нечисть из сумрака будет вечно при нем, таком чистом и светлом человеке, который никому в жизни не делал зла, и как все дети родился чистым и безгрешным. — Не надо… — боязно прошептал Сюэ Ян, отступив еще на шаг назад. — Не трогай его. — Словами? — уже понимая, что идет в правильном направлении и выбрав правильный рычаг давления, женщина мысленно даже зааплодировала себе. — Или ты о наших безуспешных попытках извлечь этого демона, пытаясь оставить глаза нетронутыми? Мы бессильны, Чэн Мэй, а Син Чэню до самой смерти придется жить с тем, чем ты хотел стать для Сюань Юэ! На последних словах её голос окреп, и она резко встала, чем испугала и без того прижатого к стенке Сюэ Яна, чья слабость проявила себя так неожиданно, что не оставалось сомнений в том, к какому человеку она теперь привязана. Любопытно, конечно, было, осознавал ли он это, как и то, почему его уже начало трясти. — Ну, расскажи мне! — встряхнув его за плечи, твердо продолжала богиня. — Каково это, после стольких громких стенаний о жизни нечистью в Стране Теней, встретить такого как Сяо Син Чэнь, что с детства, как и ты, «обречен», и понять, что рядом с ним все твои прошлые фантазии о становлении демоном вынуждают тебя гореть от стыда и раскаяния! То, что ты почувствовал рядом с Син Чэнем, все эти годы чувствовал Сюань Юэ! Он не хотел видеть тебя таким, потому что понимал всю степень этого бесстыдства, этой бесовщины! Он так любил тебя, что при всей своей большой любви предпочёл бы умертвить себя, нежели ценой твоей души привязать тебя к сумраку, лишь бы никогда не расстаться с тобой. Всё, что он делал, было ради тебя и для тебя, даже если из-за принятых решений он уже ставил себя в качестве жертвы, жертвы принесённой на алтарь твоего бесстыдства, на которое другие не закрыли бы глаза, а он даже в этом видел твою боль и твою печаль, почему слабел еще больше, ведь ты не оставил ему выбора и ему пришлось заставить тебя «страдать», ведь твои глаза были слепы, ты метался при свете дня как безумец, ищущий выхода в темноте, а он, хоть и влюбленный, но зрячий, видел это и не мог тебя переубедить, как и уйти окончательно, потому что ты бы сгнил в этой тьме, и он бы не смог с этим жить! Сюэ Ян схватился за её запястья, пытаясь отнять её руки, но богиня, смиловавшись, перестала столь агрессивно сжимать плечи юноши. — Сердце Сюань Юэ разбито, — уже гораздо тише, едва слышным шепотом продолжила богиня. — А из-за того, что ты не можешь понять очевидного, он вынужден ранить себя еще сильнее! Себя и тебя, потому что нет иного выбора. Он уже отчаялся настолько, что обратил на себя не только твою, но и всеобщую ненависть, лишь бы адепты сострадали тебе и тем самым приняли тебя! Почему же ты, выросший под его крылом, не способен проявить милосердие его отчаянию? Всё, что бы он ни делал, всё это всегда было ради тебя!!! Сюэ Ян, — юноша вздрогнул, так как услышал свое настоящее имя. — Отпусти этот страх, позволь уже себе быть счастливым. Пойми наконец какую жертву ради тебя принесло сердце, которое, как считают в наших кругах, любить вообще не способно, однако же я могу поклясться тебе своим именем, что ни один человек, ни один бог в мире так не любит свое дитя, как Второй господин сумрака любит тебя, смертного человека. С уголков ресниц Сюэ Яна сорвалась весьма крупная прозрачная капля, что тяжело скользя по его коже исчезла где-то в области шеи. — Позволь ему утешиться твоим счастьем, — Саньжэнь умоляюще смотрела в его глаза. — Позволь ему увидеть тебя таким, как он и мечтал видеть свой цветок, что пышно раскроется, увенчавшись золотом солнечных лучей. Сюэ Ян… любовь всегда предопределяет страдание, потому что даже мы, боги, не способны её обуздать, однако вы, люди, при всей своей слабости и беспомощности каким-то образом пробуждаете её, и ваши души сияют в моменты глубокой близости, воспаряя на небеса. Вы можете пробудить её даже просто смотря друг на друга, всего лишь смотря, глаза в глаза… когда я говорила о глубокой близости я подразумевала именно это, потому что глаза, как зеркало души, растворяют вас друг в друге, и это… делает вас бессмертными, побеждает смерть. Пробудить в себе такую любовь, значит больше никогда не познать одиночества и обрести в своем существовании тот самый смысл, который вы так упорно ищете, пытаясь оправдать им все свои ошибки. Пожалуйста, делайте их, но продолжайте идти дальше… пожалуйста, делай их, Сюэ Ян, только не останавливайся, продолжал идти по своей тропе, и быть может случится так, что ваши тропы сольются в один путь, который вы пройдете вместе… В этих горах как будто правил элемент огня, вспыхивающий закатом на горизонте, а днем, когда голубое небо оттеняли лишь медленно плывущие облака, иногда казалось, что над Божественным пиком распростерлись бесконечные моря, на поверхности которых то и дело пенились волны. Сюэ Ян, уже какое-то время лежа в беседке, молча слушал как весело щебечут птицы, беснуясь среди молодых древесных цветов. Красивая беседка с загнутой крышей и красными опорами была сделана из металлической черепицы и железного дерева, так что попади в неё даже молния, а она выстоит словно неприступная крепость. На самом деле причина, почему так укреплялись подобные строения, была в том, что кое-кто, а именно славноизвестные близнецы, «играя» либо рушили все вокруг, либо как сумасшедшие скакали по крышам или, того хуже, впечатывали друг друга во все поверхности. Без какой-либо причины они могли просто начать толкать друг друга, а заканчивалось всё либо растрощенными костями, либо разбитыми лицами, либо, что еще хуже, испорченным имуществом, которое они сами же потом и чинили, но сейчас не об этом. Лежа на неудобной, твердой поверхности юноша распластался на ней словно лепесток, подобный тем, что уже срывал ветер. Он сменил свои нижние одежды на красное верхнее платье, и подол с рукавами так и разметались вокруг него, придавая ему вид падшего ангела, не пришедшего в себя после столкновения с землей. Слова Саньжэнь были довольно резкими, но не лишенными смысла, однако проблема была в том, что Сюэ Ян совсем не понимал, чего же он хочет. В какой-то момент ему казалось, что он должен страдать, но потом это чувство сменялось иным, более болезненным, где он должен был молчать… пока Син Чэнь был рядом. Он как-то упустил момент, когда это началось, но уже некоторое время мысли о нем не покидали голову Сюэ Яна. Когда богиня, выбрав довольно прямую формулировку, практически ударила своими словами в самое противоречивое место в его защите, Сюэ Ян осознал, что по какой-то причине потеря Син Чэня вызывает в нем больше страха, нежели потеря Сюань Юэ, так как уход последнего уже случился, а этот... этот всё это время был с ним, и... кто тогда останется рядом, если и Сяо Син Чэнь уйдет? Возможно внутренне он и понимал истину поступков Второго господина, только не признавался себе в этом, но хитроумная Саньжэнь решила ковать железо пока горячо, и путем мук совести направить мыслительный процесс Сюэ Яна в нужную, отвлекающую его от Сюань Юэ степь. — Идиот, — закрыв ладонями глаза, Сюэ Ян недовольно поджал губы. — Идиот!.. Появление в его жизни Син Чэня стало довольно серьезной революцией в нестабильном внутреннем состоянии юноши, ведь это было совершенно новое, неизведанное ранее чувство, и эта неизвестность пугала, потому что он не понимал, что происходит. По внутренним ощущениям чувство было такое, словно бы какая-то отсутствующая деталь встала на место, заполнив собой ранее пустующее место, брешь, и цикл его жизни словно заработавшие часы принялся бешено крутиться, запуская какой-то процесс. Сяо Син Чэнь был чем-то похож на Лунъю, на Жнецов, с ним тоже было приятно говорить, и он был отличным слушателем, был очень тихим, скромным, ненавязчивым, даже стеснительным. Но Сюэ Ян осознавал, что то, что он чувствовал к своим друзьям, и то, что он чувствует к нему, отличается чем-то таким, чего он как раз и не может понять. Ему как будто все время хотелось сокращать дистанцию между ними, быть ближе, едва ли не прильнуть в объятия, чтобы чувствовать тепло, запах, и… объятия в ответ. Это было похоже на то, как душа жаждет примерить свое тело, и, что совершенно естественно, она тянулась к нему, желая проникнуть внутрь или облечь его собой, потому что это её, оно ей принадлежит, и она хочет быть с ним одним целым. — Вздор! — резко садясь на своем месте, Сюэ Ян даже начал задыхаться. — Что за мысли, откуда?! У меня уже есть тело, и есть душа, у меня всего в достатке!.. Однако чего-то все-таки не хватало, и если в сумраке он еще не обращал на это внимание, то сейчас, когда они встретили друг друга, если Син Чэнь где-то отсутствовал, Сюэ Ян уже чувствовал какую-то недостачу, какую-то пустоту, и все его мысли тут же обращались к нему. Он совсем не понимал своих чувств, а посему и боялся так сильно, потому что не мог их себе объяснить, а что делать не знал. — Да какая разница?! — нервно бросил он, отводя глаза. — Мы же друзья, он хороший собеседник. Это нормально, что я скучаю без него, но это всё он виноват! Ему не палец, а хоть всю ладонь в рот положи, и хоть бы хны! И это капец как бесит! Он готов даже не закрыть на всё глаза, а попросту принять всё, будто это естественно! Агх, бесит, бесит! Запустив руку в волосы он стал раздраженно их оттягивать, и желая немедленно скинуть это напряжение отправился на поиски виновника своего испортившегося настроения, поклявшись себе, что сгонит на нем всю злобу, высказав всё накипевшее, как только найдет его. — Ах ты тварь проклятая! — внезапный крик из окна небольшого павильона вынудил Сюэ Яна остановится и удивлённо повернуть взгляд. — Хвостатая шлюха, чтоб ты сдохла! И тут же в распахнутое окно что-то с гневным рыком вылетело, а вслед ему полетели трёхэтажные маты. Несложно было догадаться из какого рта они лились словно из рога изобилия. — Твари, твари! — пиная уже черт знает какую по счету кошку, Шен метался по комнате словно сумасшедший. — Лао, ты заплатишь мне за это, причем не травой, как обычно, а своими яйцами, которые ты раз в году подкатываешь в свою ладонь, чтобы не звенели от напряжения! Сюэ Ян и сам не понял, почему его ноги повели его сюда, однако дикий вопль прыгающих по комнате кошек его изрядно развеселил. Внутри уже пахло соответствующе, будто шерстяные провели тут не одну ночь. — Слушай сюда, п*здун блохастый, — подняв одного за шкирку, Шен опасно сузил взгляд. — Если еще раз увижу, что ты своим похотливым языком возле моей миски с молочком хуедрысил, я заставлю тебя родить задницей, и это будет последний печальный опыт в твоей жизни, ты меня понял?! — Шен, — выглядывая из-за двери, Сюэ Ян даже улыбнулся. — Что случилось? — Что случилось?! — раздражённо бросил он. — Этот благочестивый проститут, который мой брат, снова тайком от меня приютил эти комки шерсти! — Не знал, что на территории храма водятся кошки, — подняв на руки молодого кота, Сюэ Ян погладил его по мягкой шёрстке. — Раньше в горах можно было найти разве что диких котов, но прежние адепты их раскормили и умаслили, так что, как видишь, размножились они не на шутку, и вот теперь совсем ручные. — Но их так много… — А Лао всякой твари пара, — вооружившись мухобойкой, Шен без зазрения совести стал лупить тех храбрецов, что решились потереться о его ноги. — Блин, обоссали всю циновку, теперь её придется отдирать и сменить на новую. — А где твой брат? Шен как раз отдирал вцепившегося в него когтями шипящего кота, которого тут же выбросил в окно (этаж был первый, ни один шерстяной не пострадал) и тяжело выдохнул. — Он… — сделал паузу близнец. — Медитирует в горах. — Медитирует? — Тебе чё-то не нравится? — скосив взгляд, недовольно буркнул Шен. — Три дня, и луна спадет, вот тогда и вернется. Он не стал говорить юноше, что еще за несколько дней до прихода Сюань Юэ у Лао обострился гон, потому что такое в принципе не выносилось за пределы их личного пространства. К тому же сказывалось отсутствие опиума, который в связи с определёнными обстоятельствами Лао не сумел раздобыть. Когда подобное происходило с Шеном, он просто сбегал в раскинувшийся на равнине город, и на долгую неделю закрывался в борделе, однако от брата его отличала бесхитростность в этом деле, так как он был простодушен до ужаса и мог удовлетвориться чем угодно, чего нельзя было сказать о довольно сложной личности Лао, которая преисполнялась насильственными порывами и желанием сломить, причинить боль. Его основной инстинкт был довольно жесток, практически плотояден, но в этом его вины не было. Его пробуждал гон, во время которого личность снимала ограничения и убивала самоконтроль. Это была физика тела, а если учитывать, что большую часть времени Лао проводил в борьбе со своей сущностью, то становилось понятным почему время гона у него было такое сложное. Жажда, что скрывалась в глубинах его сознания, и большую часть времени подавлялась, буквально топила его в себе именно за счет того, что сам Лао не желал найти себе постоянного партнера и вступать в такого рода связь. Он… стыдился подобной связи, стыдился близости, можно сказать стеснялся даже обнаженного тела. Эти два противоречия, постоянная жажда и стыдливость, не уживались друг с другом, что в итоге приводило к тому, что во время гона мог случится неприятный коллапс, если Лао надежно не прятался и не скрывался в глубине гор, поскольку отказывался спускаться в город и хотя бы попробовать помочь себе разрешиться от этого бремени. «За деньги тебе раздвинут ноги как угодно и на сколько угодно, — бывало, пытался вразумить его Шен. — Будут и такие, кто даже любит пожестче, кто выдержит, даже если ты потеряешь голову. В чем проблема, чтобы помочь себе естественным путем, а не стенать и искусывать себя в кровь, постоянно мучаясь и сдерживаясь. Хотеть близости нормально, такова наша природа, чего же ты стыдишься? Если тебя пугают твои предпочтения, то это лишь дело вкуса, и не проблема найти того, кто разделит твои желания…» Но Лао наотрез отказывался вступать в связь. Видимо сказывались последствия его печального первого опыта. Даже Шен не знал, что же такого сделал тогда с тем человеком Лао, что стал так ненавидеть свою сущность и самого себя в придачу. — Черт возьми, он вернулся! — резкий крик мужчины ворвался в уши Сюэ Яна словно удар палки об колокол. — Что за… Это вообще кот или кто? Судя по тому, насколько перекосилось лицо близнеца, в этой комнате было что-то сверх интересное, и юноша не отказал себе в удовольствии проследить взглядом туда, откуда почти что отпрыгнул Шен. Действительно, это было… чудно. Да, чудно, вот как можно было описать этого кота не используя матерный слог. Хотя, если уж быть совсем честным, то это мало походило на обычного кота. — Чего ты так на него смотришь? — едва сдерживая смех, пробормотал Сюэ Ян. — Он миленький. — «Он»? — вытянувшись в лице, скривился Шен. — Это гребанное «Нечто», а не «он»! Брат!!! Этот кот снова вернулся, убери его от меня! Лао здесь и в помине не было, им даже не пахло (имеется в виду опиум), но отчего-то насмерть перепуганный Шен звал именно его. Сюэ Ян и так и сяк разглядывал кота, однако с детства проявляя немалое любопытство ко всяким интересным странностям, да еще и выросший в сумраке, повидав немало ужасов, вид этого кота его даже умилял. Наверное, Шена так пугали его глаза, что почти вылезали из глазниц, и мало того, что радужка была нереально большая, почти расплываясь на всё глазное яблоко, так еще эти глаза и косили, продолговатые зрачки сходились на переносице, и он неотрывно наблюдал за двумя людьми в комнате. Его «мяу» больше походило на странный хрип с примесью, как бы получше описать этот звук, царапания иглы по стеклу, почти такой же рваный ультразвук, который мог свести с ума. — Брат, я убью тебя! — перепуганный насмерть Шен начал задыхаться. — Нет, сперва его! — Постой! — было крикнул Сюэ Ян, когда мужчина поднял ладонь, сформировав в ней какой-то вихрь, и не долго думая кинулся защищать кота. На его удивление вместо ожидаемого удара, что сделал бы ему больно, Сюэ Ян почувствовал, как его тело на крошечную долю секунды уменьшилось до песчинки, а потом снова вернулось в исходное положение. Открыв глаза он увидел себя возле обрыва, и судя по тому, какие здесь росли большие деревья, он находился в восточной части Божественного пика. — Ну, а ты какого поперся следом? — недовольный голос Шена, чья рука, обернутая в халат, уже держала несчастного кота, вынудил Сюэ Ян резко встать. — Что случилось? — Зачем ты полез со мной в перемещение? — недоумевал Шен. — Я думал, ты кота хотел убить. — На территории храма? Уволь, мне еще жить охота. Если Лао унюхает кровь, так просто отбрехаться не получится. Я переместил нас с ним сюда просто чтобы сбросить его с обрыва, всего-то. — Не трож несчастное животное! — было кинулся к нему Сюэ Ян, когда ранее меланхоличный кот выпустил когти, и словно предчувствуя, что здесь его точно никто по шёрстке гладить не будет, с громким шипением вырвался из рук близнеца и умчался куда-то в лес. — Ах ты тварь! — закричал ему вслед Шен. — Ну погоди, спущу на тебя свору собак. Я даже знаю, где их достать, а из этого леса ты не сбежишь! Не успел Сюэ Ян опомнится, как Шен исчез, снова задействовав тот странный вихрь в своей ладони. Оставшись один юноша осторожно ступил к краю обрыва, видя внизу словно потустороннюю черноту и тут же отошел, потому что склон был скользким и рыхлым. Неровен час еще и правда сорвется туда, как потом докажешь, что это было не самоубийство? Понимая, что, чтобы вернутся, уйдет несколько часов, Сюэ Ян решил, пока есть время, заодно изучить и этот лес, ранее в котором он не был. Вытащив из внутреннего кармана скрученный лист чистой бумаги он направил в него свою Ци и подбросил вверх, одновременно с этим выбросив следом небольшой огненный поток, который спалил лист дотла, а пепел направил в глубину леса. Не прошло и пяти минут как пепел вернулся, Сюэ Ян снова направил на него свою Ци, и вот на его руках уже лежал будто собранный заново лист бумаги, на котором тонкими завитками была выведена карта местности. — А этот лес и правда страшен, — видя сужающиеся дорожки и много рвов, пещер и углублений, Сюэ Ян криво усмехнулся. — В таком лесу только трупы и закапывать, их никто никогда не найдет. Просто идеальное место, чтобы спрятаться от мира, и, пожалуй, даже от богов. Пепел, на молниеносной скорости облетев всю округу, запомнил каждую её часть, вот почему карта была столь точной. Но, как и думал Сюэ Ян, кратчайший путь вернутся обратно лежит именно через лес, и судя по всему минуть густую чащу и один открытый склон не представится возможным. Что ж, делать нечего, да и боятся тоже. Эти горы были защищены огненной богиней, помимо неё и адептов другие люди здесь не водились, кого ему боятся? Разумеется, он не знал, потому что ранее не интересовался, что горы эти отнюдь не безопасны вдали от мест проживания адептов, потому что здесь активно практиковалась охота, и зверье, что затаилось глубоко в лесах, могло быть разное… Вдыхая немного разряженный, благоухающий древесными побегами воздух, Сюэ Ян неторопливо брел сквозь лес, в какой-то момент даже не заметив, что не выбирается из него, а просто гуляет, наслаждаясь блаженным одиночеством и тишиной. Этот лес и правда был немного странный, совершенно не было слышно птиц, лишь ветер, шуршащий в плотной зеленой листве высоких деревьев. Небо казалось таким высоким, что поневоле ощущаешь себя лишь крохотной песчинкой, прибитой судьбоносными волнами к неизведанному берегу, но именно созерцание этого бесконечного неба пробуждало чувство свободы, словно пока ты его видишь в жизни совершенно нечего боятся. Сколько бы ты ни бежал вперед, небесная гладь не закончится, и ты не то не хочешь осознавать, не то просто забываешься, однако именно в этой попытке достичь пределов неба ты и движешься дальше по жизни, подхваченный потоками своих разволновавшихся эмоций, что оживают и беснуются, что ведут тебя на встречу тому, что желанно твоему сердцу. Для Сюэ Яна было неожиданностью обнаружить, что после стольких недель, проведенных в столь тихом и спокойном месте его прежние желания как будто бы успокоились, и взамен ничем не обоснованной торопливости на него накатила волна спокойствия, которая избавила его душу от тяжёлых оков, перед которыми ранее он робел и испытывал ненависть. Теперь юноша наконец понял отчего Бао Шань Саньжэнь установила этот запрет покидать Божественный пик. Вначале Сюэ Ян выразил непонимание правомерности такого подхода, но потом вдруг осознал, что перед мудростью этой женщины надобно почтительно склонить голову, ведь вместо того, чтобы отпустить своих адептов в жестокий мир переносить невзгоды, позволить разложившемуся обществу выжать их без остатка, лучше пусть они с самого начала блуждают между небом и землёй, всю жизнь наслаждаясь простыми, чистыми и безмятежными радостями, самосовершенствуясь без всех тех преград, которыми так полнится человеческий мир. Здесь они абсолютно свободны от спешки, от давления, от непонимания, и даже от гнева, поскольку все ученики, будучи сиротами, хорошо знали цену верности, дружбе, преданности и… любви. Сюэ Ян никогда в жизни не видел столь нежных отношений между людьми, которые не стремились в чем-то победить друг друга, наоборот, они желали идти в ногу друг с другом, а если кто-то отставал они тоже тормозили, помогая и наставляя, даже если это задерживало их собственный путь самосовершенствования, ведь даже соблазнённые бессмертием они не желали возноситься в одиночестве, поскольку страх перед ним всегда будет жив в их сердцах, и уж лучше они предпочтут просто спокойно доживать свои годы на этой горе, нежели остаться наедине со своим превосходством. Здесь никому не нужен был статус, никому не нужна была власть, успешность, а иногда даже сила. Эти люди хотели любить и быть любимыми, всем сердцем, всей душой, быть одним целым и никогда не познавать одиночества. И Сяо Син Чэнь тоже хотел. «Почему… — теперь, когда он так глубоко размышлял обо всем, невольно к глазам Сюэ Яна подступило влажное тепло. — Почему он так добр ко мне, почему так терпелив… Я же обижаю его, я совсем не знаю, как себя вести, и оттого веду себя еще хуже! Мне так страшно, что я могу причинить ему боль, и я совершенно не знаю, как выгляжу в его глазах. Его голос был таким печальным, когда я сказал ему, что уйду…» Но хотел ли он уйти теперь, когда даже Саньжэнь вскрыла его затаенные глубоко в душе еще не осознанные чувства, дав им скромное, но вместе с тем весьма содержательное объяснение. Син Чэнь уже был дорог Сюэ Яну, и хоть это он осознавал, а потому, что был дорог, юноша и чувствовал тоску находясь в разлуке с ним. Сюэ Ян никогда не думал, что у него может появится причина, чтобы отвернуться от сумрака, и именно тот факт, что сумрак причинил непоправимое зло Сяо Син Чэню (хоть основная вина лежала на людях, но ранившее его оружие все равно было из Страны Теней) нашел связь с таким же ребёнком, которому причинили такое же непоправимое зло, и, кажется, именно из-за этого невидимые звенья сошлись, скрепившись в одну цепь. Сюэ Ян, которому нужна была сильная причина, чтобы наконец прозреть и перестань желать быть демоном, и Сяо Син Чэнь, который зная где и с кем обитал юноша не отвернулся от него, не преисполнился отвращения и ненависти. Они оба были связаны с тем, что могло бы посеять вражду между ними, но не посеяло. Почему? Именно благодаря тому, что они встретились на этой благословенной горе, в мире, где царила лишь гармония и красота, в мире, где правила бескорыстная и безусловная любовь. Лишь ощутив боль друг друга они не нашли в себе сил противиться желанию стать утешением, пропуская через себя эту самую боль другой души. Возникли бы такие чувства, встреться они соперниками или врагами в мире людей? «Я хочу… — закрывая глаза, мысленно шептал Сюэ Ян, вспоминая сон, в котором окружающее его тепло будто пыталось стать частью его души, нежно обволакивая собой, остановился и глубоко втянул в себя воздух. — Хочу, чтобы это стало явью, хочу ощутить его не во сне, не во сне…» Его губы задрожали, он коснулся их, слегка прищурившись, и лицо его приняло слабый пурпурный оттенок. «Хочу увидеть его, — сильный наплыв эмоций придал его лицу некой встревоженности. — Увидеть, и сказать, что не… не уйду, если он простит меня и всё будет как прежде. Я хочу снова держать его за руку, гуляя в предзакатном мареве и под луной, хочу, чтобы он говорил со мной, хочу, чтобы он научил меня ловить ветер и заигрывать с ним как в том танце…» — Чэн Мэй?.. — раздавшийся позади него голос вынудил спину Сюэ Яна покрыться холодом, будто он обнажённой кожей попал под раздачу суровых северных ветров, и это было странно, поскольку это случилось не от неожиданного возникновения за спиной, а потому что он этот голос узнал, а в привычке Сюэ Яна не было испытывать страх перед теми, кого он знал лично, а этот голос он знал. Уже напрягшись он повернулся и с безразличным лицом посмотрел на того, кто к нему обратился. — Ты далековато-то забрался от храма, — довольно ласковый голос Лао скользил по ушам какой-то сладостью, однако почему-то язык Сюэ Яна ощущал подозрительную горечь. — Заблудился? Провести тебя домой? Он выглядел немного странно. Обычно сдержанный и безразличный, сейчас он казался очень расслабленным, а лицо его, обычно невозмутимое и суровое озаряла слабая улыбка и сверкающие глаза. Такой опасный лихорадочный блеск Сюэ Ян видел лишь однажды, когда Жэчхи выволок его из дома и запер дверь изнутри, и даже находившийся рядом с ним Лунъю отчего-то не воспротивился, хотя обычно был очень бдителен к грубости змея… — Я просто гуляю, попутно изучая местную фауну, — совершенно обыденно ответил он и тоже улыбнулся. — Ну, а ты? Решил проветрить легкие после наветрия опиумных паров? — Если ты заметил, то уже давненько я не ходил с кисэру, — елейным голосом продолжал Лао и начал неторопливо к нему подходить. Его шаги были беззвучны, взгляд завлекающим, одна бровь с интересом дернулась вверх. — Не хочу, чтобы от меня дурно пахло дурманящими травами, когда ты рядом. — И что с того, что я рядом? — не сходя с места, Сюэ Ян наблюдал, как Лао с несоизмеримым любопытством начал нарезать вокруг него круги, и даже услышал, как тот ненавязчиво принюхался. — Кажется, теперь я дурно пахну, да? Он старался говорить как можно веселее, будто вот-вот должна была прозвучать какая-то шутка, над которой от души можно было бы посмеяться, однако не сходившая с губ Лао улыбка до того напрягала его, что пальцы Сюэ Яна нервно дернулись, и только это выдавало его напряжение. Став прямо перед ним, Лао неотрывно смотрел на его лицо, улыбка все так же не сходила с его губ. — Ты пахнешь замечательно, — склонившись к нему, мужчина втянул воздух возле его шеи, там, где была обнажена кожа. — Я почувствовал твой запах едва ли ты оказался здесь, и решил выйти поздороваться. — Я прервал твою медитацию? — склонив голову, невинно спросил юноша. Лао, кажется, не совсем понял, что он имеет в виду, однако реагируя на его голос, в котором не было и нотки недружелюбия или грубости, начал сиять еще больше. — Да, — широко улыбнулся он. — Медитацию… Хочешь в неё со мной? Его, как могло показаться, теплый взгляд скрестился с внезапно похолодевшим взглядом Сюэ Яна, который наконец-то понял, что же было не так. Несмотря на выражение его лица кое-что все же выдавало Лао, а именно… едва слышный стук зубов, на звук которого Сюэ Ян сразу же обратил внимание. Именно стук зубов без каких-либо сомнений выдавал затаившуюся или скрывающуюся одержимость, плюс добавить к этому немигающие глаза, и сразу становилось ясно — того Лао, которого он знал, или которым он себя выдавал… Сейчас. Здесь. Не было. — С удовольствием присоединюсь, — довольно низко изрек Сюэ Ян и глаза его блеснули черным пламенем. — Когда ко мне обратится тот Лао, которого я знаю, а не эта падшая сущность, которая сейчас в его теле. Лицо Лао настолько быстро сменило свое прежнее добродушное выражение, что контраст между теплотой и практически непробиваемым льдом, которым оно сейчас стало, пугало довольно-таки сильно. С его глаз мгновенно сошло прежнее тепло, и бывшие круглыми зрачки неожиданно вытянулись, став вертикально, хищный звериный оскал растянул его губы, демонстрируя Сюэ Яну удлинившиеся клыки. — Если доживешь до этого, лапуля, — опасным, не лишенным превосходства полушепотом изрек он и неожиданно его рука проехалась по лицу Сюэ Яна, ударив его, отчего он отлетел метра на два, и приложи Лао чуть больше силы, он вполне мог бы выбить парню челюсть. — Ой-ёй, да у тебя кровь… прямо как в тот день, когда ты сюда попал. Хоть Сюэ Ян и предугадал этот удар, однако ему не хватило скорости, чтобы увернуться, и именно это дало ему понять, что он имеет дело не с человеком, а с кое-чем посерьезней, потому что воспитанный под металлическими крыльями Сюань Юэ он просто не мог не успеть отразить удар человека, и только более развитая тварь была способна его задеть. Удар был сильным, у Сюэ Яна потемнело в глазах, и неторопливо подошедший к нему Лао перевернул его на спину, садясь прямо ему на живот, при этом низко склонившись он с куда более хищным взглядом обозревал его успевшее побледнеть лицо. — Ну, не сердись, — глубоко вдыхая запах крови, он высунул язык, и его острый кончик больно прошёлся по месту разрыва на коже. — Я так виноват, мне так стыдно… Сюэ Ян ощутил еще более сильную боль, в ушах звенело, а глаза все еще нечетко различали лицо Лао, из-за чего оно немного плыло перед его глазами. Всегда держа в рукаве кинжал Сюэ Ян выхватил его и без каких-либо сомнений глубоко всадил в бок мужчины, но тот обратил на это внимание только тогда, когда юноша прокрутил лезвие, из-за чего лицо его приняло немного озадаченный оттенок. — М-м? — опустив взгляд на рану, Лао, кажется, удивился её существованию. — Пожалуйста, не надо, я нетерпим к щекотке… Снова обратив на него свой взгляд мужчина побледнел на лице, и эта нездоровая белизна в паре с ярко полыхающими глазами, что приняли цвет медового янтаря, не на шутку испугали Сюэ Яна. Внезапно Лао резко подался вперед, и острая боль, пронзив шею юноши, вынудила его тело онеметь, а когда он почувствовал, что в него вспрыснулось что-то горячее, мигом подхватившись током крови, и вовсе оцепенел, широко распахнув глаза. Лицо Лао начало расплываться, невероятно жаркая волна метнулась током крови прямо к сердцу, и в один момент словно обуглила его, настолько этот жар был невообразимо горяч. Благодаря стараниям Жэчхи тело Сюэ Яна было невосприимчиво к органическим ядам (те, в которых использовались трупные жидкости, увы, не шли в счет), а посему если в него попадали какие-то разлагающие клетки токсины, его плоть тут же избавлялась от них или умерщвляла внутри себя, однако это вещество определённо не было ни ядом, ни парализующей жидкостью. Когда-то Шен часто задавался вопросом, как в месте, где старшие адепты были так сильны, Лао мало того, что удалось скрутить сильного, с довольно высокими заклинательскими способностями парня, но еще и получить в свое расположение его прощение и расположение даже тогда, когда он вознесся на Небеса и не пожелал расходиться врагами. Если бы он только был здесь, то наверняка сразу бы понял, что тот парень не звал на помощь вовсе не из-за страха уязвленной гордости и стыда за то, в какое положение он попал. Он не звал не потому, что не мог, а потому, что даже и не помышлял об этом… Зрачки Сюэ Яна расплылись почти на всю радужку, и чувствуя невероятную легкость он лениво улыбнулся, сощурив глаза. Любое прикосновение к телу распространяло под кожей легкие электрические импульсы, что причиняли легкий зуд в местах наибольшего скопления крови. Не совсем понимая, что происходит он было снова повернулся на Лао, однако вместо него увидел то, что вынудило его сердце замереть от неожиданности. Уставившиеся на него темные глаза сияли будто звезды в ночи, бледная кожа, совсем не прикрыта одеждой, источала жаркое тепло, а пальцы, что легко касались лица, наоборот, источали лёгкую прохладу, что так приятно холодила мгновенно заалевшее лицо Сюэ Яна. — Ты такой красивый, — Сяо Син Чэнь склонился ниже, и его длинные волосы заструились по плечам, падая на грудь юноши. Это, кажется, был действительно он. Юноша ощущал, как он сидит на его бедрах и ненавязчиво елозит по ним, и всё, на что он мог смотреть, была его обнаженная кожа, которая ни в одном месте на его теле не была прикрыта одеждой. Обнажённое тело Сяо Син Чэня сияло будто изделие из драгоценной яшмы, и нежен был этот цвет настолько же, насколько опьяняющим был запах его тела. — Ты меня видишь? — как только Сюэ Ян это понял, тут же потерял всяческую волю к сопротивлению и хоть какому-либо мышлению. — Правда видишь? Казалось лишь осознание этого преисполнило его душу таким счастьем, что Сяо Син Чэнь видит его, что он правда видит его лицо… — М-м, — улыбнулся Син Чэнь, и взял его ладонь в свою. — Ты невероятно, потрясающе красив. — Ты считаешь меня красивым? — дрожащим голосом переспросил Сюэ Ян, и теплое дыхание парня коснулось его щеки и губ. — Ты самый красивый, — манящим полушепотом сказал он, и повернул ладонь Сюэ Яна так, чтобы пальцы смотрели вверх, прижал её к своей груди и медленно начал вести её вниз. — Ты мне нравишься, очень-очень сильно нравишься… Миновав грудь, ладонь уже скользила по солнечному сплетению, опустилась к плоскому животу. Когда серединой ладони он почувствовал пупок, живот Син Чэня будто чуть втянулся и задрожал, однако совсем не прерывая движений продолжил вести его ладонь еще ниже. — Люблю тебя, — склонившись к нему так близко, что между их губами оставались какие-то жалкие миллиметры призрачного расстояния, Сяо Син Чэнь закрыл глаза, чего нельзя было сказать о Сюэ Яне, что широко распахнутыми глазами зачарованно наблюдал за ним, не сводя взгляда с его лица. — Я тоже… — черная луна в глазах Сюэ Яна отразила от себя свет, и он сверкнул будто солнечный зайчик на водной поверхности. Глаза Сюэ Яна были темными водами, в которых всю его жизнь отражался лишь лунный свет, и сейчас, когда Сяо Син Чэнь был так близко, казалось, что луна, до сего непостижимая, вот-вот войдет в эти воды, и они, обволакивая её собой, скроют это дивное сияние в глубине своего тела, дабы более ни время, ни пространство не могло их разлучить. Но их губам не дано было соприкоснуться, а если точнее, то губам Сюэ Яна и Лао, который при всей своей реакции не сумел вовремя отразить тот удар, что на бешенной скорости впечатался в его тело накинувшемся на него человеком. Кажется, в этот удар были вложены довольно серьёзные намерения. Отлетев метров на шесть, Лао с остервенением поднялся и встал в боевую позицию, положение его тела явственно давало понять, что еще немного, и стрела его терпения таки сорвется, поразив вторженца в самое сердце. — Какой кошмар, — недовольно сверля его глазами, «шутливо» прошептал Шен. — А я-то думал, что за мерзкие флюиды заволокли этот лес. А это всего лишь ты, брат мой. Что, от недотраха совсем крыша поехала? Лао, чье лицо перекосило от злобы, криво улыбнулся. — О-хо, — оскалившись в ответ, Шен тоже изогнул уголки губ. — Я-то надеялся, что у тебя еще все дома, а там, похоже, и вовсе никого нет. Буквально в тот же момент вслед за ним явилась ещё одна вспышка, и огненная богиня, сгребая в охапку парализованного мощным афродизиаком Сюэ Яна бегло убедилась, что Лао не успел совершить непоправимого. Быстро найдя место укуса Саньжэнь направила в него тонкие, словно паучья нить, бесплотные иглы белого пламени, и они, проникнув в ранки, тут же надулись, став похожими на тонкие полые трубки. Через них темно-фиолетовыми завитками наружу начал выводится этот «яд», мгновенно растворяясь в воздухе. Увидев это глаза Лао сузились, однако Шен, внимательно следя за изменениями на его лице стал так, чтобы закрыть собой Сюэ Яна и Бао Шань Саньжэнь. — Ты не в себе, — довольно низко изрекла Саньжэнь, глаза её заволокло гневом. — Лучше уйди по своей воле. Лао, всегда уважающий свою наставницу, быть может и послушался, однако тот, кто сейчас был здесь, лишь лихорадочно засверкал глазами словно голодный, внезапно потерявший свою добычу зверь. Мгновенно сорвавшись с места он кинулся на родного брата, его удлинившееся клыки были готовы вонзиться ему в лицо, когда вдруг Саньжэнь взмахнула рукой и путь Лао преградило мгновенно выросшее железное древо с завитками багрового пламени вместо листьев. Влетев в него на полной скорости Лао почувствовал, что его живот насквозь пробили острозаточенные ветки, и вне себя от гнева парень взревел и, полностью потеряв над собой контроль, обернулся в ту форму своего тела, которая относилась к его потусторонней природе. Чем же таким на самом деле был этот гон? Лао и Шен, которые родились от сверхъестественных существ были людьми лишь на половину, удерживая эту форму как постоянную, и благодаря тому, что практически с рождения они находились под крепким крылом бессмертной, эта половина была подавляющей, однако невозможно удерживать равновесие, когда чаши весов склонены лишь в одну сторону. Потустороння природа никуда не делась, и несколько раз в году их кровь закипала в этой мучительной жажде. Энергия, бурлившая в их теле, искала выхода, и будь то драка, убийства или же желание близости — она искала выхода довольствовавшись любым способом своего возможного высвобождения. Шен был очень легок на подъем, он никогда не отворачивался от такой части себя, а посему гон переносил легче, а вот Лао… Лао всегда боялся своей сущности, потому что, правду говорят: в душе и сердце, бывает, запрятаны такие тайны, которые не всегда способен осознать и принять. Лао был скрытен, отчужден, внешне казался холодным, но внутри него бушевало такое пламя, которое обжигало его нещадно, а без опиума еще и бесконтрольно. Он был затравленным одиночкой, да еще и однолюбом, и при таком раскладе его сердцу сложно было раскрыться, а посему его одиночество стало для него мучительной клеткой, особенно в моменты, когда он терял голову от накрывающей его волны энергии… — Вот это ты красиво сходишь с ума, брат мой, — глаза Шена сверкнули, ногти удлинилась, вдоль кистей начала топорщится черного окраса шерсть. — Свирепый тигр пригибается к земле в глубоком поклоне. Предчувствуя, что битвы не избежать, он и правда поклонился и поднял глаза на родного брата, от которого осталось лишь имя, на которое он сейчас вряд ли бы отозвался. Обившись вокруг дерева, буквально окольцевав его, навстречу мужчине дёрнулся раздвоенный язык, и прежде светлые глаза Лао потемнели, вертикальные зрачки стали еще уже, в местах синеватая чешуя сверкала словно драгоценные каменья. Этот несовершенный дракон — то бишь огромная змея без крыльев и лап — и был настоящей формой его силы. Лишённые тепла глаза сверкали, этот змей смотрел на Шена не как на брата, а как на врага, желая немедленно расправиться с ним, разорвать, поглотить своим извивающимся телом. Это был первый раз, когда во время гона братья так явственно обнажили свои сущности друг перед другом, а все потому, что на этот раз Лао нашлось кому остановить, и очень вовремя. — Что? — улыбаясь брату, Шен склонил голову. — Затрахал бы несчастного до смерти, а потом со стыда и чувства вины покончил бы с собой, так ты это себе навоображал? Что там тебе твоя звериная сущность шептала? «Зато потрахался бы», да? Сколько раз я говорил тебе, возьми ты деньги, шлюх в борделях как звезд на небе, бери не хочу… Видишь, к чему приводит упрямство и отрицание своей природы? Посмотри, на кого ты похож! Змей высунул свой язык, будто щупая им воздух, весь вид его до того был устрашающим, что простой человек точно свалился бы в обморок, не успев даже закричать. В бою змеи были очень резвыми, кидались на добычу с невероятной скоростью. Понимая, что он все еще преследует цель отнять свое обратно, Шен, несмотря на сомнения, решился сделать так, чтобы внимание Лао стопроцентно переключилось лишь на него одного. — И после этого ты еще будешь защищать нашу мать, чрево которой обеспечило нас вот этим уродством? — низко изрек он, не сводя с него глаз. Змей мгновенно дал ему понять, что его расчёт был верен. Остервенело вырвавшись вперёд, Лао с жестокостью, свойственной диким тварям, напал на родного брата, вцепившись клыками туда, куда смог достать, а Шен, уши и хвост которого ощетинились и навострились, ответно вцепился в него клыками, глаза его сверкнули, вкус крови частично трансформировал его тело и придал сил. Чешуя и шерсть летели во все стороны, каждый из них пытался укусить как можно сильнее, чтобы добраться до мяса и костей, грубые чавкающие звуки сплетались с шипением и низким рыком… Оттаскивая его в глубины леса они исчезли среди мрачных теней, отбрасываемых длинными широкими ветвями, и лишь грозный вой да смешанные с ругательством крики были слышны из темной густой чащи. — Он же сам себя не простит, когда придет в себя, — было подумала Саньжэнь, как раз извлекая трубки из тела Сюэ Яна. — Что ж, теперь от возбуждения и галлюцинаций не осталось и следа, однако какое-то время ты, мой мальчик, еще будешь очень и очень пьян. И что мне с таким тобой делать? Внезапно пересекая верхушку деревьев в небо вырвался столб золотистого пламени, и только увидев его лицо Бао мигом сменило свое выражение на… оторопевшее, и даже слегка испуганное. Лао был неполноценным драконом, так как был еще очень молод и отворачивался от своей природы, Шену стихия огня была недоступна, а это значит… в лесу был кто-то еще, кто-то очень сильный, и такой всплеск пламени мог быть как защитой, так и… атакой. Саньжэнь вздрогнула, когда отчаянный болезненный вой коснулся её ушей, и что еще хуже, он продолжался, словно бы кому-то безостановочно наносили сильные повреждения. Понимая, что с бесполезным юношей наперевес она слишком уязвима, Саньжэнь приняла единственное верное в этой ситуации решение. — К Син Чэню! — коснувшись тела Сюэ Яна двумя пальцами, богиня применила на нем более сильную версию талисмана перемещения, только без самого талисмана, такую же, которой владел и Шен, и сорвавшись с места побежала вглубь леса…

***

Весь день адепт Божественного пика чувствовал себя так, словно его душу придавили каким-то тяжёлым неподъемным грузом. Когда Сюэ Ян ушел, он еще очень долго молча продолжал стоять у окна, хмурясь не от солнца, его-то он все равно не мог увидеть, а от болезненного ощущения в горле, что будто плотину вот-вот должен был порвать какой-то мощный, сметающий всё на своем пути поток. Сяо Син Чэнь был тихим, и хоть он этого старался особо не показывать, но очень замкнутым человеком, причем это был тот самый редкий случай, когда замкнутость не отдавала чем-то холодным, нет. Она была теплой, даже бархатной, как дорогой замок, ключ от которого не то не создавался вовсе, не то был утерян где-то во времени, а других ключей, что не находили сопротивления, очень сильно тянуло в эту неизведанность и нежность. Он жил так, словно его сердце было открыто всем, но на деле никто даже не подозревал, что его сердце изнывало от страшного, порой даже слишком болезненного одиночества. Он… ждал, он чувствовал, что родился, чтобы дождаться чего-то, и наверняка существовал тот, кто искал… Фраза «когда любовь падает на тебя» возможно так и осталась бы фразой, если бы скитаясь в уединении Сяо Син Чэнь не ощутил, как сверху на него падает ворох красных одежд и распущенных волос. От той силы, с которой его придавили, парень тяжело выдохнул и даже легонько взвыл, так как удар прошелся как раз по спине, однако довольно веселый, даже бархатный смех тут же привел его в чувство. Он… узнал этот голос. — Чэн Мэй? — хоть это его придавили неизвестно откуда свалившимся телом, однако Син Чэнь больше переживал, не набил ли себе юноша синяков о его худую спину, приземлившись на неё. — Ты в порядке? Сейчас был почти вечер, его зрение было мутное, как вода для кисточки с тушью, в которую её окунали, однако он все же сумел разглядеть нечеткие красные очертания цвета чужой одежды. — Сяо Син Чэнь! — громко и одновременно удивлённо воззвал к нему Сюэ Ян, и его широко распахнутые глаза стали еще больше. — Я так рад тебя видеть! Он говорил слишком уж громко, хотя обычно был довольно тихим, но его веселый голос настолько ошарашил Син Чэня, учитывая ту утреннею беседу, что парень сперва не понял такого взрыва радости. — Я так рад тебя видеть! — снова повторил Сюэ Ян, довольно глубоко выдыхая слова. — Давай обнимемся! Син Чэнь вздрогнул, когда с чуть громким шлепком на его лицо опустились две ладони и начали мять ему щеки. Нет, что-то определённо было не так. — Ты пьян? — только и нашелся он и сразу же приготовился услышать громкое восклицание о том, что за чушь он несет, однако ничего другого в голову почему-то не пришло. — Я ослеплен! — счастливо воскликнул действительно не совсем, если можно так выразится, трезвый Сюэ Ян. — Я опьянел без вина, и это только твоя вина! Его счастливый голос и последовавший за ним такой же радостный смех шокировали Син Чэня. Он замер, боясь даже шелохнуться. — Ты такой красивый… Вы когда-нибудь видели, как взгляд несмышленых детей тормозит на бабочке, что притаилась вблизи них? Вот такими же большими увлеченными глазами смотрел и Сюэ Ян, чьи зрачки словно два темных блюдца расплылись по радужке. — А твои волосы! Это же не волосы, а настоящие шёлковые нити, плотные и нежные, как усики паучьей лилии. В такие волосы надобно вплетать полевые цветы, потому что нефритовые заколки и шпильки не благоухают. Син Чэнь, пойдем собирать цветы? Ну конечно пойдем, сейчас же встанем и пойдем! Это был почти диалог в одну сторону, вот только вместо того, чтобы встать и действительно пойти собирать цветы, опьяневший, плохо соображающий, что делает, Сюэ Ян уселся ему на колени, широко раздвинув ноги, и не отрываясь молча стал смотреть ему в глаза. — Что ты делаешь? — спустя минуту тишины, спросил Син Чэнь. — Собираю цветы, — как ни в чем не бывало ответил Сюэ Ян даже не отведя взгляда. — Но я же не цветочное поле… — Разве? — склонив голову, задумчиво повел тот. — Этого не может быть! Да вот же они, цветы, их тут так много. Не успел Син Чэнь снова открыть рот, когда нечто неожиданно мягкое коснувшись его виска оставило на нём слабое и очень нежное тепло. — И здесь, — продолжал Сюэ Ян, и его губы коснулись лба Сяо Син Чэня. — А еще здесь, и вот тут… Продолжая целовать, он уже успел коснуться носа, скул, щек, виска, лба и даже маленькой родинки у самого ушка. Что бы он себе там не навоображал, однако кто же собирает цветы... поцелуями. Или же они для него были столь особенными, что иначе просто никак? — А вот здесь цветы пылают ярче всего, — тихо сказал он, и Сяо Син Чэнь почувствовал тепло его дыхания прямо у своих глаз, и машинально закрыл их. В тот же самый момент губы Сюэ Яна коснулись его век, осторожно и трепетно касаясь их, будто это было его самое большое сокровище. — Ночью или днем, на рассвете или на закате… они переливаются и сияют всегда, и я уже давно не могу оторвать от них взгляда… Сяо Син Чэнь распахнул глаза. Демон, живущий в них, казалось, отступил, и теперь Син Чэнь четко сумел разглядеть большие глаза Сюэ Яна, которые, казалось, смотрят куда-то прямо в него, из-за чего ему показалось, будто земля его больше не держит, и из-за этих глаз он падает куда-то туда, где совсем нет дна, где этот полет бесконечен. Он впервые увидел его глаза так четко, и от неожиданности столь потрясшего его «прозрения» боялся даже моргнуть, боясь спугнуть это мгновение. Он смотрел, четко различая темную радужку и огромные зрачки, которые затягивали его в себя будто черные дыры. — Ты мне очень нравишься, — снова поймав его лицо в чашу из своих ладоней, широко и искренне улыбнулся Сюэ Ян. — Так нравишься, что я приноровился к этому миру, отступая от прежних желаний. Я хочу каждый день держать тебя за руку, чтобы тепло твоего тела не ускользало от меня ни на миг. В этот момент он действительно был опьянен, однако не столько побочным эффектом той порции сладкого яда, которым его наградил Лао, а своими чувствами, которыми в этот момент и был, потому что его разум, блуждая в невесомом тумане, более не мог врать даже самому себе, и не осознающий себя Сюэ Ян понимал собственную душу лучше, чем когда был «трезв», и он был искренен, покуда невинность его сердца не умела и не хотела лгать перед тем, кто смотрел и молчал. В горле Син Чэня совсем не было боли, однако тонкие дорожки слез беспрепятственно рвались из уголков его глаз, и он не понял, что плачет, до тех пор, пока Сюэ Ян не припал к ним губами словно к капелькам росы на благоухающих лепестках...