Пламенное небо

Тихий, едва слышный скрип деревянных полов угадывался на первом этаже дома, где делая аккуратные шаги Лунъю копошился на кухне, то проверяя содержимое в печи, то протирая стол. На стенах висели ночники, озаряющие дом мягким матовым светом. Однако кот-оборотень не мог зажечь свет хоть чуточку ярче, потому что была «ночь», и кое-кто, свернувшись очаровательным комочком, крепко и безмятежно спал. В то же самое время на улице, таща перед собой увесистую тележку и для пущей убедительности нацепив на себя сплетенную из бамбука шляпу, которая удерживалась закрепленными на подбородке ремешками, по ту её сторону громко вещали: — Манты из поверхности, хорошо слепленные и обжаренные, очень вкусные! — во всю глотку тянул змей, катая свою тележку по широкой рыночной площади. Одет он был в самый простой черный халат, ноги были обуты в традиционные деревянные гэта на довольно высокой платформе, на запястьях болталась крупная вязка из красной нити, на которую, протянувшись сквозь дырочки в центре, были нанизаны монетки из различных металлов, от железа до золота. Сюань Юэ позволял Жэчхи торговать в городе, поскольку уровень богатства каждого умершего определялся наличием загробных предметов и ежегодных подношений. Торговля шла либо деньгами, либо обменом. Жэчхи привозил много интересных вещичек для мира мертвых, не стыдясь сдирать три шкуры за самую обыкновенную заколку. Иногда доходило до того, что он абсолютно бессовестно забирал подношения некоторых умерших с их могил и продавал им их собственные вещи находя те души в сумраке, разумеется по самой высокой цене. Однако, такой вид торговли был лишь прикрытием, свои настоящие дела змей творил на поверхности. Так как змеи и лисы сами по себе обожали деньги, то будучи закрепленными за какой-то определенной территорией сразу же стремились создать там свою личную денежную кормушку, например те же увеселительные дома или питейные заведения. Жэчхи же владел исключительно борделями и гостиницами для любовных свиданий, а еще зарабатывал посредством продажи «низкопробной» пикантной литературы, распространяя её по всему Китаю. Ему принадлежал сборник ХуанХуа (дос. сборник Хризантем) который был довольно серьезным конкурентом другому ответвлению отношений постельных зайчиков — сборнику Лунъяна, а его роман Цзи Лао (обрезанный рукав) хранился даже в библиотеках Нефритового Дворца Императора Поднебесной, и был прекрасным романтическим пособием для начинающих, что с течением сюжета превращался в садомазохистскую игру. — С картинками, — помахивая с телесного цвета обложкой своей писаниной, змей довольно улыбался. — Всего-то два золотых. Я лично рисовал все позы, и лично их опробовал. Качество гарантирую. — Ну даже не знаю, — сомневался оборотень. — Тут как-то так сложно нарисовано, хоть бы шею не сломать. — Просто вернешь её на место, делов то, — убеждал змей. — Бери-бери, тут и с женщинами есть. — Но у них между ног что-то торчит! — Ай, да это просто член из белого нефрита, неромантично именуемого как «баранье сало», потому что если взять его в руки, то кажется будто он мягкий, еще и поблескивает, будто его смазали чем-то прозрачным и скользким. Знаешь какие ощущения он дает? Даже твой петушок на такое не способен. Этот камень лучше любой кожи, поэтому женщина и использует его, а вот это, — змей указал на стоящего в пикантной позе человека, — её муж. Если не знаешь, как закрепить, то у меня и бандаж есть с бычьей кожи, инструкция по применению прилагается. Всего пять монет, а сколько незабываемых ощущений. — Ты же говорил две! — Инфляция, — невинно разведя руки в стороны, простодушно протянул змей. — С чего вдруг так быстро? — Я сам в шоке, поэтому быстрее покупай, вдруг не успеешь до новой волны взлета цен. — Да это же грабеж на ровном месте! — Ладно, — инфантильно протянул змей, отвернув от него свой скучающий взгляд. — Как начнешь стачивать зубы, кусая локти, когда жена тебя бросит, всё равно приходи. У меня есть зубы превосходного качества. Хотя, как я вижу, лучше бы тебе взять сейчас, с запасом. Бери, пока не дорого. — Нет-нет! — мгновенно засуетился чуть пристыженный словами Жэчхи оборотень. — Я... беру эту книгу. — Отличная сделка, — похлопал в ладони змей. — Десять монет. — За что?! — почти что взвыло существо. — А стоматологическая консультация за просто так, что ли? — откровенно бессовестно возмутился змей. — А личный психотерапевт? Я пятнадцать минут с примерным лицом выслушивал твое нытье про холодность жены, которые ты мог бы потратить на освоение новых знаний с помощью моих пособий и активно использовать их! Кстати, если негде, или не с кем, то могу предложить тебе одну комнату в своем игровом доме наверху, о цене договоримся... И вот так, таща свою тележку и продавая разную ересь, змей нанизывал на свои запястья всё больше монет, в его карманах звенело всё больше золотых и серебряных пластин. Под «утро» он, едва волоча ноги, зачастую будучи во хмелю припарковывал свои пожитки у знакомого дома, тащился в выделенную ему каморку и засыпал без задних ног, баюкая у сердца золото, деньги и драгоценные минералы. И вот в одно такое «утро», посыпая в своем абсолютно лишенном света уголке, змей то и дело улыбался сквозь сон, пуская ядовитые слюни на соломенную подушку. Он по привычке спал вообще без одежды, прикрыв всё самое дорогое тонким, шитым-перешитым одеялом с множеством латок, которое ему выделил сердобольный слуга дома, то есть Лунъю. Кот-оборотень, громким пинком открыв дверь так и застал Жэчхи с полностью погруженным большим пальцем между губ. — Мир так похож на калейдоскоп… — невнятно бормотал он, похоже всё еще не отойдя от того бидончика вина, в котором от вина был лишь цвет, а на деле же это была самая дешевая китайская водка, мутная, из-за отсутствия очистки. Но почему-то именно такую страшную, явно опасную брагу змей находил самым лучшим алкогольным напитком. — Да вообще пиздец какой калейдоскоп, — услышав его слова, себе под нос проворчал Лунъю и пинками начал будить Жэчхи, довольно сильно колотя его ногой. — Эй, чучело-мучело, вставай, пора просыпаться и сдохнуть. Он смотрел на этого оборотня под разным углом, однако как ни пытался, а Жэчхи так и оставался Жэчхи, ни дать ни взять, сплошной позор своей династии. Общеизвестный факт: спекулировать Жэчхи научился еще в три года, ровно через день после того как впервые вдохнул запах денег, а вот вранье освоил еще когда был в утробе матери, причем доподлинно неизвестно, случилось ли это в чреве несчастной женщины, или же когда змей еще был сперматозоидом. За яйцеклетку то еще нужно было побороться, и ушлому будущему дракону это удалось наверняка не без хитрой уловки. Лунъю незаметно для себя мягко улыбнулся. Змей был просто очарователен, когда спал, его волосы разметались на подушке, губы поблескивали, пышные ресницы слабо трепетали, отброшенная ими тень на щеках смотрелась будто два крошечных раскрытых веера. Кот-оборотень задержал дыхание. Он никогда в жизни ему не признается, и всегда будет сопротивляться, потому что… змей ему нравился, по-настоящему нравился. Лунъю так долго был один, что взрывоопасная смесь этого оборотня, что ворвался в его жизнь столь стремительно, просто оглушила его, но он еще никогда не чувствовал, что его настолько сильно желают, что вопреки сквернословию, плевкам и физическому «уродству» не отпускают, и даже когда он кричал, что ненавидит его, Жэчхи просто сильнее прижимался к нему, останавливая свои движения. Просто прижимался, даря свое тепло, а не просто продолжал удовлетворять себя, как раньше об его приставаниях думал кот. Именно подобная реакция змея на его ругань доводила Лунъю до слез, потому что оборотень признавал, что змей не просто находит его красивым, но еще и заботится о нем, дает то, что ему на самом деле было нужно, а именно — тепло и убеждённость в том, что ты всегда любим и желанен. В итоге отношения двух идиотов, один из которых был просто дураком, а второй с пунктиком и справкой сошлись на том, что Лунъю, боявшийся признать, что тоже хочет змея и нуждается в нем так и продолжал убегать, а Жэчхи, по башке которого шандарахнуло таким понятием, как любовь, из-за чего он растерял часть своих мозгов, так и продолжил преследовать. Каждый день они повторяли один и тот же сценарий, тем самым оставляя свои отношения стоять на месте, ну, а пока они стояли, то про между прочим не забывали заниматься «делом». Их тела настолько притягивались и никак не могли насытиться друг другом, что место, время и обстоятельства вообще не были препятствием. Улицы столицы, заброшенные дома, не совсем затемненные переулки и даже перевернутая телега на рыночной площади прямо среди бела дня — если у оборотней припекало, а страсть слепила глаза, их в прямом смысле этого слова оглушало до потери самоконтроля. Даже в питомниках во время течки обычных животных подобного не наблюдалось, никто так не сходил с ума, как Жэчхи по Лунъю. Последний же сопротивлялся только для видимости, на самом деле сгорая от «голода», который лишь этот змей мог помочь ему утолить. Су Су, которая наблюдала за этим уже не один день буквально кричала о том, что стресс из-за того, что эти двое все еще не признались друг другу, вызывает у неё судороги. — А-гх, грабли убрал! — сквозь сон воскликнул Жэчхи. — Я без трусиков… Продолжая ворчать змей открыл один глаз, второй, к сожалению, пока был вне игры, и мутным взглядом посмотрел в склонившееся над ним знакомое лицо со светло карими глазами. Мгновенно оживившись он вскочил с кровати, хотя и не сумел перебороть выйти дальше её полога, но все же схватил Лунъю за шкирку, пока тот пытался по-быстрому свалить. — Ах, так это ты? — хрипло проговорил он. — Не уходи. На, потрогай меня еще немного, и вот здесь тоже. — Немедленно сведи ноги! — закричал Лунъю, когда змей красноречиво дал ему понять, что именно он хотел, чтобы ему потрепали, из-за чего оборотень попытался закрыть руками глаза. — Ну что за нечисть… — Член, это Лунъю. Лунъю, это член, приятно познакомиться, — назидательно сказал Жэчхи и спросил: — «Руки» пожимать будем? — Я не об этой нечисти! Так, всё, прекрати немедленно, я больше не выдерживаю этого напора. Бери меч и решим всё снаружи. — Зачем нам куда-то идти? — вопросительно разведя руки в стороны, удивился Жэчхи. — Всё здесь. «Мечи» ведь при нас, так скажем, почти что под рукой. — Я же сказал тебе немедленно свести ноги! Перестань, я не хочу на него смотреть. — А он хочет! — весело воскликнул Жэчхи. — Смотри, как гордо он поднял свой обозрительный пункт, как высоко задрал голову. Ох, у меня после вчерашней питушки грудь распухла, мне срочно нужно сделать искусственное дыхание. — Что за дешевый подкат… — Не оценил? — И дьяволу ясно, что ты просто выпрашиваешь утренний поцелуй. — Я вчера всю ночь ел одни только сладости, так что губы у меня сладкие как фруктовое желе, твое любимое. Ну же, иди сюда. Однако Лунъю не спешил подходить к змею, держась от него настолько далеко, насколько это было возможным, учитывая его серьезную хватку и «тот самый» взгляд, который уже был мутным от похоти. Улучив момент оборотень извернулся, превратившись в кота и быстро шастнул за дверь, издавая при этом грозное шипение. К слову, Жэчхи издал такое же, почти что гневно зарычал и, мигом накинув на себя халат, кое-как подвязавшись поясом тоже выскочил в зал. Нагнал беженца он очень быстро, и не церемонясь тут же схватил его обеими руками, прижав к земле и начав безостановочно целовать мягкую шерстку на его голове. — Опять ты, зверолюд! — весьма недовольный оклик, который снова отвлёк змея дал Лунъю шанс вновь изворотиться и вырваться из его рук. — Что это еще за внеплановая случка бешеных животных! В этом доме секса нет и не предвидится, идите трахаться на улицу! Жнец, которого уже откровенно задолбало видеть подобное почти каждый день, готов был сам начать плеваться ядом. Каждый день у этих двоих начинался с одинакового сценария: Лунъю ломается, Жэчхи доламывает сильнее, и в итоге всё всё равно заканчивается на одинаково обнаженной ноте. Каждый. Хренов. День. — Тьфу ты, только шерсти зря наглотался, — расплевавшись и вытирая язык о ткань халата, Жэчхи забранился: — Ты чего это разошлась, бесполая ты сволочь! Еще скажи, что я тебе моральную травму обеспечил. Где тот бессовестный Жнец, что в наглую и тихо подсматривает за мной, когда Лунъю в настроении и позволяет мне… — Захлопни свой отмороженный рот, — все еще держа миску с чем-то оранжевым и круглым, кажется хурмой, Шу-эр довольно оскалилась. — Еще скажи, что тебя это как-то задело, и ты оскорблен. Сразу предупреждаю, жалкие эмоциональные сцены с призывом к справедливости здесь тоже запрещены, как и любые тайные гомосексуальные связи. Всё запрещено! — О? — шаловливо улыбнувшись, змей склонил голову. — Раз тайные запрещены, значит открытые одобряются, так, что ли? — Не под этой крышей, — зло сцедила с себя Шу-эр. — И тихо мне будь, а то твои страждущие вопли слышно даже на втором этаже. — А что? — хмуро покосившись в потолок, Жэчхи подпер ладонью подбородок. — Бес смертный и бес бессмертный все еще изволят почивать?

***

Несколько дней назад Копившаяся в недрах Бестиария темная Ци использовалась Сюань Юэ как расходный материал, пища и дополнительные ресурсы, которыми он пополнял урон в своем физическом состоянии. Боги смерти по своей силе были почти что равны мощности коллапсаров. Их сердца способны впитывать колоссальное количество энергии, поскольку и расход её был не менее огромен. В сумраке было создано довольно много всего, нужны были ограждающие барьеры не только на границах загробного мира, но и для столицы, палат ада, безопасного пути движения душ и поддержанию баланса некроэнергии, которая была темным эфиром у демонических сущностей, то есть той самой энергией, что позволяла их телам осознавать себя и окружающий их мир. — Сюань Юэ и Янь-ван довольно сильно отличаются, — смотря куда-то вдаль, поведал Жэчхи. — Наш Владыка, Первый господин, был рожден самой тьмой, и он подлинное сердце сумрачного мира, без которого невозможно существование всего этого. У господина нет ни меча, ни копья, ни щита, а его физический вид не внушает опасений о силе противника. Но это лишь приманка. На самом деле Яньло-ван обладает отрицательной частью сил Великого мироздания. Он сама смерть, то есть разрушитель, поскольку для этих миров есть негласный закон: то, что родилось, то что появилось из плоти, однажды должно вернуть всё, что забрало. В этом нет никакой несправедливости или зла, это — закон. То есть, ты рождаешься, ты получаешь тело, и благодаря такой штуке, как время, твое тело будет стареть, а после смерти разложится и вернется к земле. То же и с душой: тебе лишь одолжили эфир, ты сам себя не создавал, а посему как только твой срок пребывания в «райских кущах» будет окончен изволь вернуть всё, что тебе было дано. И Янь-ван творит великое дело, поскольку после смерти твой эфир не исчезает, а по воле Великих Господ имеет возможность покататься на аттракционе Сансары еще раз. Как говорится, спасибо, что пользуетесь нашими услугами, приходите еще… Сюань Юэ же, несмотря на то, что носит звание Второго по силе и влиянию господина всё равно не такой, как Яньло-ван. Он тоже бог смерти, но по большей части куда более живое и мстительное божество, поскольку родился во времена Тысячелетней войны из крови и молитв страждущих и оскверненных. Он уступает в силах Янь-вану, но превосходит его в действиях. Сюань Юэ создает больше, чем разрушает, а его тело накопило в себе невообразимое количество некроэнергии, но так как он постоянно использует её, а потом снова пополняет, то темная материя в его венах движется куда быстрее, чем у Янь-вана. Пропуская её через свое сердце он делает его лишь сильнее, и с каждым днем его сила растет. Это он каждый день прилагает дофига усилий, чтобы сдерживать барьеры, контролировать Бестиарий, защищает столицу. В палаты ада он не суется, это не его территория. — К чему ты это рассказываешь? — протирая зрительную трубу с тусклым зеленым свечением, спросил Сюэ Ян. — И еще, зачем мы сюда пришли, что это за место? Оглядываясь по сторонам мальчик видел лишь бесплодные пустые земли с массивными, тянувшимися вверх скалами. Было так тихо, что от этого становилось жутко. Пустыня возле столицы хотя бы освещается луной, здесь же источника света не было вообще, и лишь благодаря кое-какому зелью, что дал мальчику Жэчхи, Сюэ Ян мог видеть в темноте. — Ты о своем аники не заешь ничего, — кривовато улыбнулся Жэчхи. — Но я вижу, что ты страстно желаешь узнать именно о его «темной» стороне, то есть о его силе, о его подлинном влиянии. Я знаю, что перед тобой ему пока еще удается играть в улыбчивого простоватого шута, но думаю ты уже понял, что это далеко не настоящий он. К тому же ты перебил меня не дослушав. Есть «чистая» некроэнергия, конкретно Сюань Юэ добываемая из душ умерших и самоубийц, которую он копит в Бестиарии по сути как отборную сумрачную пищу, а есть грязная, наполненная скверной темная Ци, которую даже боги смерти обуздать не способны. Это черное отвратительное Нечто явило себя путем каннибализма и скрещения мертвых некрочастиц. Сюань Юэ и Янь-ван понимали, что её невозможно обуздать, она хочет разрушать и поглощать. Я уже говорил, что у богов смерти сила почти такая же, как у коллапсаров, это правда, но бог это тебе не неосознанная сущность. Бог смерти — это самоконтролируемая энергия, а коллапсар — это чистый инстинкт, это та самая бездна, в которой и зародилось Всё. Но энергия и того, и другого одинакова в своем воплощении. Ты увидишь, как Сюань Юэ противостоит столь разрушительной энергии ради поддержания баланса в трех мирах. Небожители бы сдохли с первой же её волной. Подлые твари, они ведь прекрасно понимают, что боги смерти самые сильные и… самые опасные, и что случится, если они вдруг затаят обиду на Небеса. Лунъю, который в облике кота примостился на шее Сюэ Яна, поднял голову и навострил уши. — Затаят обиду на Небеса? — переспросил мальчик. — Но что такого должно случится, чтобы подобное произошло? Богов смерти ведь меньше… — Но их сила в разы больше, Ваше Величество, — мягко улыбнувшись и вспоминая в своих словах титул Сюэ Яна как Короля Ночи, Жэчхи вполне добродушно потрепал его по голове. — Но, Жэчхи, скажи, — внимательно смотря на змея, начал Сюэ Ян. — Почему при всей своей силе боги смерти ни разу не заявили о своих правах владения внешним миром, если на них лежит такая ответственность как поддержание баланса между рождением и смертью. Змей тихо выдохнул, подбирая нужные слова. — Понимаешь, земля сама по себе им и правда не принадлежит, потому что всё, что существует в царстве людей, было создано верхними богами. Они как солнце, без которого невозможна жизнь, но! — Жэчхи шаловливо улыбнулся. — Солнце-то находится где? Правильно, среди безграничной темноты Вселенной. А темнота Вселенной тянется откуда? Правильно, из бездны, которая как черный бульон вскипает в себе, так скажем, материалы для строения новых миров. Понимаешь, те силы, которые создали для людей и богов эту игровую площадку в виде времени очень упорядочили эту Вселенную. Один мир был создан как грядка, на которой поспевает, цветет и гниет жизнь, и еще два для поддержания баланса между этими процессами, то есть сумрак и Да-Ло. Вся энергия, по сути, тоже из бездны. Звезды сияют лишь потому, что их окружает тьма, а не тьма существует, потому что сияют звезды. Беря из бездны энергию тайные силы разделили её так, чтобы она дополняла друг друга. — Жэчхи, не компостируй ребенку мозги, — глухо отозвался Лунъю, зевнув во весь рот. — Дай я закончу, этому ведь никто его больше не научит, — огрызнулся змей. — В общем, с богами всё понятно, они существуют, дабы сиять и создавать, но боги смерти, хоть и тоже бессмертные, все равно другие. Причина в том, что небожители — это «баланс», сумрачные боги — дисбаланс, и разместив их по обе стороны чаши весов им повелели поддерживать этот механизм в состоянии равновесия. То есть, если сдвиг будет в одну сторону, одна из чаш наклонится, и гармония будет нарушена. Сюэ Ян слушал, задержав дыхание, и жадно поглощал каждое сказанное ему слово. Он был действительно умен не по годам, потому что впитывая в себя знания не просто запоминал их, а уже мысленно прикидывал, как их можно будет использовать. Уже какое-то время он, Лунъю и парочка приставленных к ребенку Жнецов обучали Сюэ Яна борьбе и фехтованию. Сюань Юэ как мог до последнего отказывался начинать, а причину подобного решения объяснил как то, что не может учить чему-то слишком слабое существо, которому даже не под силу собственный меч удержать. Эта была правда, мальчик был слаб, но его практически одержимая целеустремленность служила ему вторым и третьим дыханием. Сюань Юэ все-таки был богом, его мастерство в разы превосходило даже техники тех, кто обитал в Да-Ло. Естественно, что начинать учить Сюэ Яна для него было сложно, поэтому он передал его своей свите и повелел обучить его хотя бы основам, дабы дальше он сам мог приняться закреплять его знания. Сюэ Ян был одержим жаждой учения, сквозь боль и усталость он продолжал бросаться вперед, падал, сквернословил и снова поднимался, чтобы снова упасть. Так продолжалось до тех пор, пока его руки перестали дрожать с Чэн Мэем, зажатым в ладонях. Но не одним мечом был так увлечен этот ребенок. Помимо того, что Жнецы обучали его фехтованию был еще и Лунъю, который был слаб в этом, но довольно силен в исключающей оружие борьбе. Его гибкое тело с одинаковым мастерством освоило все стили ближнего боя, его любимыми были техника тигра и журавля, а когда он попытался научить делать Сюэ Яна зигзаг, то последний едва не свернул себе шею, но стиснув зубы все равно просил продолжать. Лунъю учил Сюэ Яна слушать свое тело, чувствовать, как через духовные каналы двигается его собственная энергия, учил накоплять её в одной точке, после чего наносить смертельный удар. С Лунъю Сюэ Ян навострил все свои нервные окончания до того сильно, что в будущем мог уклоняться от беззвучно выпущенной в него иглы, ловить ладонями энергию ветра и использовать её как режущую смертоносную силу. А вот Жэчхи стал для него настоящей находкой, хоть и немного в другом направлении. Змей отказывался делать хоть какие-то лишние движения и просто ограничился тем, что часами рассказывал Сюэ Яну историю трёх миров, легендарных личностей священного пантеона божеств, историю создания земли и Да-Ло. Он учил мальчика японской и китайской каллиграфии, приволок ему с поверхности много обучающих книг, где говорилось о прославленных заклинателях прошлого и нынешнего, о Золотом Ядре, о Пути Тьмы и Света. Еще змей подметил, что Сюэ Яну нравится играть с ядами и различными, наполненными всякой жижей склянками, так что не поленился обучать его и этому. Так в девять лет мальчик уже знал, как излечится от укусов самых ядовитых тварей, и как убить тварь более подвижную, человеческую. Проявляя довольно взрослую смекалку он быстро изловчился запоминать формулы смешанных компонентов, поэтому быстро учился делать противоядия. Так как Сюэ Ян был человеком, ему нужно было формировать свое Золотое Ядро, но из-за слишком сильного родства с сумраком сделать это в загробном мире было сложно, но вот его тело отлично копило энергию, а благодаря Лунъю он еще и учился управлять её потоками. Прекрасным сырьём для Ядра Сюэ Яна могла стать некроэнергия, но в таком случае оно бы не было Золотым… — Начинается, — указывая пальцем куда-то вдаль, Жэчхи навострил все пять чувств. — А теперь смотри внимательно, Сюэ Ян. Скоро себя проявит настоящая сущность Тьмы и настоящая сущность Второго господина сумрака… Сюэ Ян мгновенно прижал к глазу устройство и задержал дыхание. По ту сторону остроконечных скал находился ограждающий барьер, почти полностью разрушенный барьер. Темная Ци, самая грязная и самая губительная темная Ци прожгла его словно кислотой, и волной глубокой бездонной тьмы устремилась вперед, минуя все печати и проклятые письмена. С другой же стороны в пространстве уже начали появляться другие темные сгустки. Это были порталы, из которых навстречу Тьме вышли около сотни Жнецов в черных мантиях и с проклятым оружием в руках. Они были в своем истинном облике, а посему низко опущенные капюшоны частично скрывали их лица, если эти лица, в традиционном понятии, были вообще. Образуя своим скоплением треугольник, верхушка которого смотрела на волну Ци, они не двигались, ожидая прибытия еще одного, кто повел бы их вперед. И он пришел, явив себя из такого же бездонного Ничто. Губы Сюэ Яна непроизвольно распахнулись, различив знакомую фигуру среди такой пугающей темноты. — Эта темная Ци опасна еще и тем, что будучи столь грязной и скверной боги смерти не могут её поглощать без отрицательных последствий на ментальную и физическую оболочку свое сущности, — сказал Жэчхи. — И сжечь её тоже не способны, поскольку она, будто голова Гидры, умирая рождает из себя еще больше тьмы. — Как же её победить? — видя, что треугольник из черных мантий закрыл собой прибывший на место битвы Сюань Юэ, Сюэ Ян всерьез забеспокоился. — Никак, — шепнул ему на ухо Лунъю. — Просто смотри, сам всё увидишь. — Знаешь, почему она так опасна, что сам Второй господин прибыл на место уничтоженного барьера? — спросил Жэчхи и, склонившись к уху Сюэ Яна, тихо прошептал: — Потому что эта грязная, самая темная из всей Ци энергия будто водоворот, другой конец которого устремлен в самое дно бездны, то есть туда, откуда снизу стучат в палаты ада. Она как чрево, из которого коллапсары могут попасть в наш мир. Часть хаоса уже здесь, барьер почти разрушен. Я уже говорил, что боги смерти не похожи на других богов, ведь их отрицательная энергия и есть эта самая бездна. Боги сумрака — это живые носители этих коллапсаров, то есть ходячая бомба, способная смести все три мира. В них заложена отрицательная энергия творения, то есть та, которая двигает черные дыры к звездам, дабы поглотить их. Без разрушения рождение невозможно. Например, чтобы ты родился, кто-то должен был умереть… Змей не стал говорить ему, что ради того, чтобы эфир его души проявил себя, Сюань Юэ пришлось выплакать убитую им же саму способность к любви, разлагающиеся части которой неожиданно дали всход. Тишина давила со всех сторон. Темная, плотоядная, пугающе неподвижна темная Ци словно хищная тварь внимательно наблюдала за скоплением других существ сумрака, где ближе всех к ней располагался самый лакомый кусочек, самое страстно желаемое ею тело, которое она хотела захватить — тело истинного бога смерти. Сюань Юэ же в свою очередь тоже смотрел на неё. Будучи облаченным в свой боевой доспех, держа в правой руке Фэйцзянь, самый сильный меч в трёх мирах, он обозревал Тьму с завидным, однако настороженным спокойствием. Он видел в ней свое истинное начало, то самое чрево, из которого явилась его душа, плотное скопление тёмного эфира. Но вместе с тем Сюань Юэ видел в этой Тьме и свое собственное отражение, как если бы он в мгновение ока потерял бы свое Я, потерял бы себя как Сюань Юэ и стал Ничем, жадно поглощающим Всё. Слабая, с нотками грусти улыбка коснулась губ божества. В конечном счете из-за того, что он нес в себе, он мог справедливо называться монстром, ведь смотря в глубину этой плотоядной жадной Ци он понимал, что именно так выглядит его собственная душа. Она такая же, как и эта тварь, просто заключена в форму тела и имеющая божественное облачение. Жить и осознавать, что твое настоящее Я воплощается в такой форме, и что все твои силы тянут свои корни вот в «такое» было особенно тяжело для Сюань Юэ, потому что он знал, что те сокрушительные молитвы умирающих в Тысячелетней войне, та затаенная злоба и самоубийства и поспособствовали этому всепоглощающему монстру в том, дабы он влил части себя в «подходящую» почву для… зачатия нового бога. Бездна была сильна, она могла размножаться, порождать что угодно, в том числе и новых богов смерти, но такое чудо случилось лишь дважды, и то потому, что некроэнергия и новосозданная душа как-то уравновесили себя и создали личность. Янь-ван осознавал себя, Сюань Юэ осознавал себя, а вот остальные создания… были обычными плотоядными тварями, если проще, то попросту несовершенными, недоделанными, ущербными, бракованными. Но истина была одна — этот поедающий саму тьму кошмар был тем, благодаря которому Сюань Юэ сошел в этот мир. Их с Янь-ваном тела были не столько темницами, сколько хранилищами этой чудовищной силы, над которой они удерживали контроль, но стоит его потерять и коллапсар пробьется сквозь их сердце, сойдя подлинным кошмаров во все три миры. Бао Шань Саньжэнь в свое время не поняла, возможно просто не хотела понять, чем на самом деле руководствовался Сюань Юэ, но то, что он на самом деле спас её, было очевидным. Как бы ни сильна была богиня, а судьбу подобной этой разделить было невозможно, а поскольку Сюань Юэ был единственным из богов смерти, кто открыто и искренне был способен любить… можно было представить какую боль ему доставляло осознание своей подлинной сущности, и что за наигранным весельем, постоянным движением и озорством он просто сбегал от этого ада, что пока еще мирно спал прямо у него внутри, терпеливо выжидая момент, когда можно будет освободиться. Этого бога смерти особенно опасно было злить, и сейчас единственным, что можно было считать ключом к открытию этих адских врат в бездонную бездну был лишь он, Король Ночи, с которым Сюань Юэ связал последние остатки своей нежности, ранимости и глубины чувств… Дыхание Сюэ Яна ускорилось, когда он увидел свирепый обжигающий блеск в глазах Сюань Юэ, его растянувшая губы улыбка... Он вскинул подбородок, с явным превосходством смотря в глаза этой смерти и резко рванулся вперед, Жнецы за его спиной кинулись вслед за ним. Они, боги смерти, бежали к, как бы это иронично не звучало, к смерти еще более сильной, и та тоже кинулась вперед, сметающей всё и вся волной набрасываясь на желанную добычу. Монстр в лице Тьмы не считался ни с чем. — Призвать все печати! — громко крикнул Сюань Юэ, после чего, резанув себя по ладони, со всей силы ударил внутренней стороной по земле. Жнецы, последовав его примеру, точно так же напоили бесплодную землю своей кровью, и та, впитав темную материю подняла с земли исписанные тайными заклятиями прямоугольные плиты, что высотой достигали неба. Тьма нашла чем ответить, и начиная двоиться обрела форму уродливых тварей, которых издали можно было принять за драконов. Внезапно Жэчхи сорвался с места и прыгнул со скалы, на которой они тайно находились. Сюэ Ян открыл рот от удивления, когда увидел, что в небо взметнулся хищный, объятий золотым пламенем дракон, каждая чешуйка которого была чистым золотом, тело которого скручивались и извивалось. К нему в воздухе присоединилась зеленая воронка — некроэнергия Бестиария — и смешавшись воедино они вместе кинулись на плотоядного монстра, порожденного самой Тьмой. Здесь, во владениях сумрачных богов он еще мог частично обретать прежнюю форму своей силы и превращаться в дракона, чего был лишен на своих родных землях, потому что будучи богом Сюань Юэ заглушал его проклятие, но окончательно так и не снял... Адские нестерпимые звуки разорвали тишину, словно сражались подлинные монстры, сошедшие со страниц дьявольских книг. Зеленое, золотое и черное пламя, смешиваясь, давало увидеть, что и те, и другие терпели поражение, разрывая друг друга на части. Темная Ци была сильнее, потому что даже умирая поглощала себя же и снова множилась. Сюань Юэ, видя, что дело дрянь, выставил вперед руки. В его ладонях начали образоваться черные сквозные дыры. Глаза сумрачного божества полностью почернели, и продолжая держать руки из сквозных дыр на ладонях наружу начала прорываться черная некроэнергия, которая отслаивалась прямо от его сердца. Эта энергия словно цепи ворвалась в плоть темной Ци, наполняя её изнутри, и в какой-то момент вырвав из той страшной воронки драконье тело Жэчхи начала смещать себя, образуя плотные непробиваемые барьеры и закрывая темную Ци в своеобразную пирамиду, снова образуя треугольник, который был куда эффективней, чем квадрат или круг, поскольку если бы атаки производились изнутри, острые грани отбивали бы их на атакующее тело. Круг или квадрат, к сожалению, принимали бы их только на себя, ослабляя барьер, а не монстра. Сюань Юэ, отслаивая от себя свою собственную энергию понимал, чем рискует, но у темной Ци была лишь одна слабость — сытость. Голод всегда порождал лишь большую силу и свирепость, поэтому если оттеснение не давало должного эффекта, если разрубленная и сожженная энергия все равно плодилась и множилась, Второму господину не оставалось ничего другого кроме как… накормить её, скормить ей то, что она же ему и дала — некроэнерию. Сытое существо становилось медленней, оно раздувалось и наполнялось, было менее агрессивным, но не забываем, что мы говорим о бесконечном коллапсаре у которого не было дна, так что чтобы накормить эту нечисть нужно было энергии больше, чем располагал Сюань Юэ. В этом ему помогали Жнецы, в этом ему помогали оборотни. Это была борьба куда более свирепая нежели те войны, что велись снаружи, ведь если такая нечисть покинет сумрак, она уничтожит всё на что падает свет, и никто не сможет её остановить, потому что голод будет толкать её дальше, а полностью утолить его не способна вся тьма мира. Сюань Юэ, кожа на теле которого была частично обожжена, пошатнулся и упал на одно колено, опираясь на меч, однако никто из Жнецов не поспешил дабы помочь ему подняться. Второй господин тяжело и хрипло дышал, в его груди образовалась будто прожжённая черной кислотой проплешина, которая проев мясо и кости обнажила часть его сердца, что беспрестанно качало темную материю. — Почему ему никто не помогает? — еще не отойдя от «дивного» зрелища, спросил Сюэ Ян. — Ты еще не понял? — тихо спросил Лунъю. — Сила Жнецов, оборотней и других тварей напрямую зависит от силы Сюань Юэ. Покуда он непобедим, покуда он способен выстоять всё что угодно, они остаются такими же сильными, проще говоря они черпают свою силу из стойкости и влияния своего господина. Если Сюань Юэ ослабнет они не предадут его, но тоже начнут слабеть. Быть богом смерти это великое проклятие, единственная честь которого состоит лишь в невообразимой власти, дающую ношу, что всю жизнь будет пригибать к земле. Но спина богов смерти всегда ровная, плечи широко расправлены. Они вынуждены стоять ровно, как колонны, удерживающие все здание, и, знаешь… это был не их выбор. — Лунъю, скажи мне честно, — пряча трубу и садясь на землю, Сюэ Ян старался унять дрожь в коленях. — Что это было на самом деле? Кот-оборотень потерялся мордочкой о его щеку, чувствуя, как сильно мальчик был напуган увиденным, и, соскочив с его шеи, обратился человеком. — То, что ты видел… есть истинное воплощение того, что под оковами души, плоти и эфира скрывается в теле Сюань Юэ и Янь-вана. Бездна… это то, что собой представляет настоящая сила и сущность всех богов смерти, а особенно — Первого и Второго, — тихо сказал он. — Это то, от чего в свое время чуть не умерла Бао Шань Саньжэнь. Сюань Юэ сражается с этой черной воронкой вновь и вновь, старается создать новые, более сильные барьеры, но все еще кроме как постоянно кормить эту нечисть больше ничего не работает. Её не победить, и он это знает, её возможно лишь сдерживать. Люди проклинают и презирают богов смерти, в то время как на их плечах лежит защита всего мира. У нас в Бестиарии есть фреска Мира, на которой показано дерево, корни и ветви. Без корней дерево не смогло бы жить, и ветви не были бы столь зелеными и цветущими. Корни, что глубоко в темной и стылой земле — вот настоящая основа Мира. Всё, что выше, просто наслаждается тем, что на самом деле дают корни, понимаешь? Сюэ Ян не верил, что внутри бога самоубийц скрывается такое… ведь он знает, знает настоящего Сюань Юэ как того, кто не тенью такого себя существует в мире, он знает его как любящего, нежного, израненного, как и самого себя, то есть потерянного. — Сумрак был создан как противовес Да-Ло, — продолжал Лунъю, — но светлая энергия богов не выдержала бы этого мрака… поэтому была создана другая, более плотная, а поскольку вся сила во тьме, то неудивительно, что боги смерти так могущественны, однако вопреки тому, что сумрачные боги рождены, чтобы забирать, никто в трех мирах не знает какая любовь заключена в сердце Сюань Юэ. Он, хорошо знающий где берет начало его душа, и какая страшная сила у него внутри… так желал любить и быть любимым, занять свое место в кругу движения этого мира, потому что не хотел быть монстром, не хотел этого одиночества. Он, бог смерти, приговорённый к вечному одиночеству, к отсутствию наследников… Он, что словно корни погребен землей, лишенный солнечного света и вынужденный служить мировому порядку, установленному силами о которых не принято говорить. Знаешь, говорят, что истинная любовь всегда остается в тени, и всегда в страдании. Ты, боюсь, никогда не ощутишь какой же сильной была та трагедия, когда он впервые заплакал, и я буду молиться, чтобы ты никогда не познал свою, однако боюсь, что те, кто способен нести в этом мир истинный светоч любви, обречены потерять себя. — Проклятый мир, — прошипел Сюэ Ян, вспоминая свою жизнь до встречи с Сюань Юэ. — Но, Лунъю, как бы сильно я ни старался, настоящих сил у меня нет и не будет никогда. Аники выдворит меня из сумрака, когда я стану ему неугоден. Я хочу силы, я хочу быть равным ему, я хочу… чтобы он назвал меня своим приемником. Губы Лунъю дрогнули. — Разве ты совсем не желаешь теплого и солнечного верхнего мира? — тихо спросил он. — Ты ведь человек, тебе судьбой предписано жить и пожинать плоды жизни серединного мира, откуда ты и пришел. Твои родители ходили под солнцем, так неужели ты желаешь ходить под сумрачной луной без возможности подняться наружу? Сюэ Ян слабо, даже горько улыбнулся. Он скрестил свои пальцы, посмотрел на левую руку, которую закрывал перчатка, взгляд его задержался на «мизинце». — Я был очень счастлив, — едва слышно прошептал он, темные глаза его покрылись теплой влагой. — Но мое счастье у меня отняли. Жизнь отвергла меня, откинула на задворки человеческого ада. Я остался совсем один, мне неоткуда было ждать помощи. Бог смерти протянул мне руку и спас меня от одиночества, спас от моей ужасной судьбы безумного одиночки. Я никогда не забуду ту доброту, что он проявил ко мне, и я никогда не стану желать большего, чем просто быть рядом с ним. Ты, Су Су, Жэчхи, Шу-эр и… Сюань Юэ. Там наверху меня никто и ничего не ждет, здесь же я любим и важен. Меня одевают, кормят, учат, ругают, поддерживают, защищают. Может физически я и не часть этого мира, но вы уже давно стали частью моего собственного, вот здесь. Мальчик указал рукой на свою грудь, там, где в её жаркой глубине билось сердце, быстро и громко билось, Сюэ Ян ведь совсем не скрывал своего волнения. Его взгляд был нежен и осторожен, его губы блестели от влаги, глаза сияли. — К тому же у меня никогда не будет пары, — горько усмехнулся он, — я как Янь-ван, который одиноким вошел в мир, одиноким и покинет его, ведь в хрониках говорится, что Владыка падет лишь тогда, когда все три мира будут уничтожены, а все люди и боги погибнут, то есть он будет свидетелем того, как умрет и его брат, но ничего не сможет с этим поделать, не сможет уйти раньше, дабы не множилась его боль от чувства утраты. Но тем не менее он продолжает твердо стоять на мертвой почве, продолжает исполнять свой долг. Знаешь, я не понимаю и не смогу понять чем же обусловлена такая его твердость в подобном поступке... Я же хочу всегда быть рядом с Сюань Юэ дабы скрашивать его настолько очевидное одиночество, от которого он безнадежно убегает, скрывая это постепенно угасает… В глазах Лунъю заблестела влага. Он и не знал, что этот ребенок способен на такую сильную преданность, а сам Сюэ Ян даже не подозревал, что не он потерял — это у него все отобрали, и отберут еще, если он не сумеет себя защитить, а Сюань Юэ с такой наивностью желает поскорее приблизить час его отбытия отсюда, что так и хочется врезать ему промеж глаз, дабы он наконец прозрел. — Сюэ Ян, — Лунъю осторожно посмотрел ему в глаза. — То, что я тебе сейчас скажу, должно оставаться лишь между нами и тьмой. Поверишь ли ты мне, если я скажу, что ты все же можешь приблизиться в силе к сумрачным созданиям без сильного ущерба для себя и… что я могу научить тебя как жить в союзе с этой тьмой. Сюэ Ян в неверии стрельнул на него глазами и тут же повернул голову в сторону минувшего сражения. Вдали всё еще маячила знакомая фигура, что в облачении тьмы да дымчатых испарений выглядела донельзя одинокой. Пожалуй, такой судьбой расплачивались за великую силу, иначе и не скажешь. Он прекрасно понимал, что не создан для этого мира, и хорошо осознавал, что то окружение, которое ему дал Сюань Юэ, точнее успешно подобрал, всячески пытается заполнить отсутствие людей - матери, отца, друзей, - и хотя оборотни относились к нему с довольно интересной честной прямотой, а Жнецы искренне окружали его нежной мягкой заботой, делая всё, чтобы этот мир играл для него радостными красками, Сюэ Ян отказывался отрицать реальность. Он смотрел только на Сюань Юэ, видя в нем воплощение всех своих желаний. Его сила, его власть, его красота, обжигающий холод его взглядов, черная тень одиночества, притаившаяся в его глазах. Что бы ни было внутри этого бога, а огранил он себя в такое великолепие, от которого невозможно было оторвать глаза, и трудно было поверить, что, не любя или ненавидя себя можно добиться таких вершин. Сюэ Ян, у которого мир отобрал всё, отказывался идти по обычной человеческой дороге. Видя величие этого бога, искренне восхищаясь им, он страстно желал создать из себя что-то хотя бы приближенное к этому идолу. Он желал силы, дабы иметь влияние, и жаждал власти, чтобы самому себе господином быть. Загробный мир не пугал его, ведь только здесь, Сюэ Ян это чувствовал, он свободен настолько, что будет способным достичь всего, к чему стремилась его душа. Впившись глазами вдаль, словно бы примеряя на себя чужое, медленно движущееся тело, Сюэ Ян слегка сжал ладонь в перчатке, и тихий, очень тихий ответ сорвался с его губ.

***

В комнате горело всего несколько свеч, тускло освещая большое зеркало и свисающий вниз полог кровати. Сюэ Ян, лежа на боку, прижимал к себе меч, крепко обнимая его во сне. Рядом с ним неподвижно лежало что-то еще, тихо и мирно сопя в подушку. Проснувшись от звуков внизу мальчик слабым движением оторвал голову от подушки и только тогда поднял веки, которые из-за его сонного состояния были словно набиты песком, вовсю стремясь вернуться на место. Сев на кровать, Сюэ Ян почувствовал, как его волосы, что успели отрасти еще больше, скользнули по его плечам. На мальчике была простая белая рубашка и такого же цвета штаны из легкой ткани. В комнате было тепло, а поскольку в ней не было окон, то кроме как горящих свеч источником света больше ничего не выступало. Повернувшись и устремив глаза на все еще не пробудившегося бога самоубийц, Сюэ Ян несколько изменился в лице и тихонько, дабы не нарушить его сон, встал с кровати, шагая босыми ногами по деревянному полу. Сюань Юэ, очевидно, снилось что-то неприятное, поскольку его брови сошлись на переносице, а губы задергались. Не став его будить, Сюэ Ян осторожно, чтобы не наделать лишнего шума опустил меч в оббитый бархатом футляр и спустился вниз, по дороге думая, что бы сегодня такого вкусного поесть. — Ах ты шалудивая дрянь! — это было первым, что практически разорвало еще чувствительный после долгого сна слух Сюэ Яна, из-за чего он прислонился к стене, наблюдая за новым спектаклем. Кажется, это кричала Шу-эр. — Да это платье сидит на тебе лучше, чем на мне! В то же время Жэчхи, волосы которого были распущены, вышагивал туда-сюда в длинном женском платье, то и дело с тихим мурчанием приподнимая подол. — Еще нужна пудра, — мечтательно закатив глаза, почти что пел он. — Что это? Я чувствую запах вишневой помады? Нет, нужно думать о макияже, о еде потом. Скрипнув зубами, Шу-эр огрела его внушительным черпаком по макушке, из-за чего змей взмолился: — Ай, не бей, только не по лицу! — Что, за товарный вид трясешься? — Да блин, убери руки! Моя, что ли, вина, что твоя угловатая фигура делает тебя похожей на недоразвитого юношу, в то время как мои бедра даже со спины можно принять за женские. Никак не реагируя на них Сюэ Ян с безразличным видом уселся за стол, постукивая по нему пальцами. Так он всегда требовал еды. Что же касается пищи, то на завтрак в этой «семье» старшим подавались галлюциногенные грибы с рисом, младшим — рисовая каша с фруктами или пюре из сладкого картофеля. — Ух ты, завтрак! — весело закричал Жэчхи, в то время как в его волосы вцепилась холодная когтистая лапа младшего бога смерти. — Чур я первый. Лунъю, живо покорми меня! Так и будучи в платье он буквально вскочил на стол, бессовестно сев прямо в его центре, при этом чуть не сбив тарелку Сюэ Яна, что снова-таки просто молча убрал её, успев вовремя. Лунъю, громко скрипнувший зубами от такой наглости, почти что кинул ему миску на стол. — На, жри, — только и выговорил он, сразу же отвернувшись. — Эй, это что такое? — видя, что на дне копошатся кузнечики с оторванными лапками, Жэчхи скривился. — Почему у Сюэ Яна нормальная еда, а у меня жуки? Я же не скотина какая-нибудь, чтобы подножным кормом питаться. Кстати, давно хотел спросить: Су Су, ты и Шу-эр ведь Жнецы, но выглядите вы как женщины, а я слышал, что младшие боги смерти вообще бесполые и их истинный облик лечит запор. — У нас нет пола, — едва успев схватить было метнувшуюся к Жэчхи Шу-эр, которой он уже успел показать язык, миролюбиво ответила Су Су. — Мы принимаем тот внешний облик, что близок к нашим чувствам. А ты себе что там навоображал? — Ну, что-то типа скелета под плащом с косой. — В жопу себе эту косу засунь, пока костями просветляющих пенделей на надавала, мерзавец! — закричала Шу-эр, краем уха услышав как лестница, ведущая на второй этаж, едва слышно скрипнула. К тому времени, пока Сюань Юэ спустился, Жэчхи испарился, все же решив сменить женское платье на мужское, и исчез в кладовке. Выглядел бог смерти довольно свежо и бодро, но что сильнее всего умиляло — по-домашнему. Его волосы были распущены, одет он был в простенький узкий халат. Он нечасто, но все же иногда оставался в этом доме, практиковал с Сюэ Яном чтение, письмо, иногда устраивал показные бои между их мечами. Фэйцзянь и Чэн Мэй, кажется, сдружились, поэтому когда в них не было необходимости эти два меча часто можно было встретить угнездившимися где-то в уголке и неподвижно лежащими рядом друг с другом. — Лунъю, — обращаясь к оборотню, что продолжал носиться по кухне и ставить на стол простые, не слишком пестрящие цветами блюда, Сюэ Ян уже какое-то время даже не прикасался к палочкам, поскольку решив развлечь его, Второй господин осторожно и сосредоточенно сам занялся его кормежкой. — Змей тогда так и не ответил, пока втирал мне ту дичь про единство душ. — Ты имеешь в виду слияние энергий? — подключаясь к разговору, спросил Сюань Юэ. — Если да, то увы, но это далеко не дичь. — Змей треплет то, что вываливается из него как то, что обычно попадает в компостную яму, — ставя тарелки на стол, вмешался Лунъю. — Но это не значит, что с его губ всегда слетает лишь отборная, не подлежащая оспоренною дичь, — улыбнулась Су Су. — Порой он и впрямь говорит нечто полезное. — Да какие к черту энергии? — взбесился кот-оборотень. — Вы вообще об этом что-нибудь знаете? — Мы знаем только то, что один блудливый кошак пытается выдать крысу за курицу, — сидя с должно выпрямленной спиной и скрестив руки на груди, сказала Шу-эр, уже давно отодвинув от себя тарелку. — Причем снова. Кулинар хренов. — Это не крыса! — видя, что почти все присутствующие сразу же отодвинули одно большое блюдо с мелко нарезанными ломтиками мяса, Лунъю снова разразился гурьбой бранью. — Но и не курица. Впрочем, лучше вам об этом не знать. Главное ведь, что оно съедобное, что еще нужно для того, чтобы наполнить желудок, а?! — Так что такое любовь? — беря в рот лишь то, что ему подавал палочками Сюань Юэ, Сюэ Ян медленно жевал рис. Он вообще привык довольно тщательно пережовывать пищу, порой тратя на одно блюдо до получаса. — Это стремление двоих дураков сделать третьего, — выходя уже в нормальном виде, весело ответил Жэчхи, и не заметив присутствие Сюань Юэ подошел к столу. — Когда-нибудь и себе заведешь такого. Ой, а что это за странное мяско? Пахнет знакомо, и цвет хороший. Я такое точно ел. И Шу-эр и Су Су озорно захихикали себе в ладонь. Они-то знали, что это было мясо королевской кобры, которое Лунъю не очистил от яда, но красиво нарезал на тарелочку специально для Жэчхи, помня о том, что от такой закуски змей может поймать галлюцинации и бред. А вот Сюэ Ян от его слов зло сузил веки. Шутку он не оценил, поэтому вполне серьезно про себя подумал: «Зачем одной нечисти плодить другую…» Жэчхи же не обратил на его скошенное лицо ни малейшего внимания. Настроение у него было на высоте, утренние приставания частично дали свои плоды, возможно именно из-за этого он был навеселе. — Жнец мой, — трепля по голове Су Су, змей улыбался. — Муж мой, — обращаясь уже к Лунъю, в ответ он услышал лишь утробный рык. Однако следующей в очереди шла с распущенными волосами голова Сюань Юэ, и Жэчхи, едва ли не коснувшись её руками, узнав её хозяина, резко одёрнул их и с придыханием испуганно, даже истерично воскликнул: — Бог мой!.. Этими словами он скорее не приветствовал его как бога, а просто немного пересрал, так как едва не коснулся его головы и попросту резко дал заднюю, мысленно пиная себя за то, что забылся и чуть было не потрепал по голове Второе действующее лицо загробного мира! — Мой господин, желаете ли вы на завтрак чего-то особенного? — лучезарно улыбаясь и садясь на свое место, спросил Жэчхи, пытаясь как-то замять то, что ляпнул секундами ранее. Сюань Юэ же посмотрел на него словно он уселся не туда, и его подлинное место у отхожего места, а не за общим столом, но сдержался. — Твою печень, — низко выговорил он и отвернул от него свое лицо. Жэчхи оставалось лишь медленно покрываться холодным потом. Исходя гневными флюидами, Сюань Юэ стрельнул на змея глазами, когда тот уселся между Сюэ Яном и Лунъю, и Жэчхи, почувствовав его взгляд, не знал, что хуже: кот-оборотень, что дышит огнем и плюется грязной руганью, или же мальчишка, который и слова лишнего не скажет, когда на него, змея, начнут смотреть как на предполагаемое обновление в поясе для одежды, а то, что змеиная кожа лучше любой другой, сомнений не было. Жнецы же, не подавая вида неловкому молчанию, продолжали уплетать еду, находя её вкус очаровательным. Так то им не нужно было есть, но к этим телам были привязаны пять человеческих чувств, и язык, ощущая вкус еды, просто не желал подчинятся. Жнецы так быстро смели все, что было у них в тарелках, что из-за слишком сильного вкусового возбуждения чуть было не замахнулись и на блюдо со змеиным мясом. — Аники, я хочу жениться, — внезапно выпалил Сюэ Ян, как раз высунув язык, чтобы лизнуть кусочек рыбы, зажатый между палочками для еды, когда тот самый кусочек резко упал на стол. Сюань Юэ с неподдельным удивлением уставился на него. Оборотни, к слову, тоже. — И что ты будешь с ней делать? — чуть склонив голову, спросил бог самоубийц. — В твоем то возрасте. — Детей, — невозмутимо ответил Сюэ Ян, из-за чего Сюань Юэ чуть не поперхнулся воздухом. Так-то его мысли были довольно далеки от той словесной ерунды, что он изрек. Что же касается женщин и детей, то дальновидный Сюэ Ян и вовсе старался бы избегать всей этой диковинной экзотики как можно дольше, однако видя перед собой пример того, что лишь благодаря своему союзу с Лунъю Жэчхи вновь было позволено вернутся в сумрак, вселил в мальчика какую-то надежду, что если он соблаговолит обзавестись подобными узами, то из сумрака его уже никто не выдворит. Из-за того, что он рос, он жутко начал боятся того, что однажды ему велят уйти. Сюэ Ян понимал, что он человек, а мир, в котором он живет — страна мертвых, и лишь благодаря особому покровительству Сюань Юэ он продолжает взрослеть, а его тело не предается гниению. Всё из-за особой кроваво-алой ауры, что источала собой душа Короля Ночи и была усилена Сюань Юэ. Последний сделал всё, чтобы пагубные испарения сумрака не причиняли мальчику вреда, но основной фокус был именно во взрослении Сюэ Яна. Чем старше он становился, тем уязвимей для темной Ци он был. К четырнадцати годам он должен был покинуть сумрак дабы его тело не деформировалось под влиянием некроэнергии. Человеку ведь нужна благоприятная среда обитания для здорового и правильно роста. Если же его тело подвержено каким-то ограничениям, отсутствию чего-либо, то плоть потихоньку начинает приспосабливаться под условия, тем самым нанося урон естественным чистым процессам взросления тела. Подстроится под среду сумрака означало только одно — духовная сущность неизбежно становилась демонической. Сюэ Ян пока еще не знал этого, как и не знал того, что его страх не беспочвенен. Через каких-то пять лет он не оставит Сюань Юэ выбора, и тот вынужден будет его отсюда забрать, однако последний не знал, пока еще не знал, что в связи с особыми обстоятельствами вынужден будет силой вырвать Сюэ Яна из сумрака гораздо раньше, чем обрушит на свою голову гнев его разбитого сердца. Однако об этом позднее. — Я же сказал, — миролюбиво улыбнувшись, Сюань Юэ сложил палочки на тарелке, — что найду тебе невесту в верхнем мире. Самую красивую или самую умную, какую захочешь. — А я хочу себе вечно молодую, — нагло прищурившись, Сюэ Ян со стуком поставил локоть вертикально и подпер ладонью подбородок. — Хочу демона. — Ну, я тоже хочу, — удивившись еще больше, Сюань Юэ тоже подпер подбородок ладонью и с ленивой дразнящей улыбкой уставился на Сюэ Яна. — Но я же тебе говорил, они жадные, подлые и испорченные. Посмотри хотя бы на этого вторженца из Страны Жёлтых Вод, — указывая пальцем на как раз раскрывшего рот Жэчхи, что под широко распахнутыми глазами Лунъю (который безуспешно пытался делать это тайно) почти что положил себе на язык мясо змеи. — Он испортил моего лучшего стража, а я даже не могу скрутить ему яйца веревочкой, потому что он заявил, что будет делать «это» до тех пор, пока в его родословной не будет числится сто и один ребенок. На резком выдохе выплюнув мясо, Жэчхи пораженно уставился в хитрющие глаза Сюань Юэ, который, наконец-то соблаговолив перекроить свое испорченное настроение, вымещал свои подлянки на притихшем, однако всё еще ошарашенном змее. — Да сдался он мне, — лениво отозвался Лунъю. — Я вот думаю, что этот парень гораздо симпатичней. Он игриво потолкал локтем Сюэ Яна, пока тот непонимающие бросил на него свой отрешённый от всего взгляд. Сюэ Ян настолько быстро привык к своей новой компании, что совершенно не обращал внимание на дела внутри их маленькой семьи. То, какими испорченными были оборотни; то, насколько странными были Жнецы, усердно копирующие свое поведение у земных женщин и скрывающие свой подлинный облик, совершенно не удивляло его. Он относился к ним без какого-либо презрения или удивления. Он понимал, что они такие, какие они есть, и даже находил в этом какую-то особенную прелесть. Они заботились о нем, развлекали его, ухаживали, учили, а то, как они при этом себя вели Сюэ Яна не заботило. Он был счастлив, и это маленькое счастье было для него всем миром. — Как ты смеешь сравнивать меня с кем-то?! — обиженно прокричал Жэчхи. — Еще и не в мою пользу! Ты что, забыл, что ради тебя я вообще-то сгорел заживо. А как же наш семейный очаг?! — Очагом должны заниматься пожарные, — кривовато изогнув губы, Лунъю издевательски подмигнул полностью потерявшему лицо змею и громко расхохотался, когда он побеждено уронил голову себе на грудь. Сюэ Ян, тем временем устав слушать весь этот бред, тихо поблагодарил за еду и посмотрел на Сюань Юэ, взглядом давая понять, что желает уйти. Тот кивнул ему, и переодевшись в комнате мальчика они оба вышли из дома, направившись к темной пустыне.

***

Едва ли дверь за ними захлопнулась, как прежде оживленно спорящее и ругающееся «семейство» резко замолчало, устремив острые взгляды в сторону выхода, пока Жэчхи, не вскочив со своего места, подбежал к двери, запер её на засов, прижал ухо к щели и с минуту прислушивался к тому, что творится снаружи. Он сразу понял, что тех двоих нет уже даже на их улице, наверняка они вошли в проем, созданный господином, и уже находились в другой части сумрака. — Свалили наконец, — удовлетворенно облизнувшись, змей обратил свое сияющее лицо к застывшей и ожидающей его итога троице. — Мы остались одни. Тут же вскакивая с места оборотни и Жнецы начали носится по дому, собирая подушки, одеяла и меха, начав складывать их в центре их обеденного зала. Приглушив свет в ночниках и возгрузив возле их импровизированного мягкого возвышения разных форм курильниц для благовоний, сумрачные существа заслонили все окна, дабы внутрь не проникал лунный свет, и вытащили из-под пола в тайнике кисэру, сразу же начав набивать её мелкотолчёными травами. Чтобы достичь просветления оборотни и Жнецы скуривали особенную траву и дышали, так сказать, «на ладан», утопая в тяжелых густых испарениях курильниц. Прежде хорошо освещенная желтоватым светом комната уже едва пропускала синеватый и лиловый свет ночников, так как плотные дымные завитки, больше похожие на полоски облаков в рисунках китайских гор, поднялись к потолку, став своеобразным небом, сквозь которое пытались пробиться синеватые лучи, и смешиваясь с этим опиумным туманом создавали впечатление какой-то таинственности, царящей в глубоко запрятанном от реальности мире. Жнецы, потягивая белесный дымок сквозь небольшое отверстие в кисэру, медленно выдыхали из своих легких довольно тяжелый пар, что приятным, хоть и плотным запахом оседал на их волосах и коже. Откинувшись на подушки и одеяла они весело о чем-то перешептывались, медленно выцеживая слова сквозь расслабленные, чуть покрасневшие губы. Такое они проделывали уже не раз, и только когда убеждались, что главенствующего дуэта этого дома не будет несколько дней. Теряясь в опиумном тумане и возлежа на мягких подушках оборотни и Жнецы предавались легкой беседе, разбавленной порой дергающимся смешком, и были счастливы. Им со временем тоже начало казаться, что та жизнь, которую они ведут в этом доме, и что ребенок, о котором они заботятся, дарит им ни с чем не сравнимое чувство покоя, какой-то наполненности, теплоты. — Ян-Ян такой дикарь, — смотря как всего в метре от него Лунъю медленно двигался против часовой стрелки почти не сходя с места, Жэчхи профессионально выпустил замысловатое дымное кольцо, что кувыркнулось в воздухе превратившись в горизонтальную восьмерку. — Хотя рожденный в такой трагедии не может не стремиться и свою жизнь в неё превратить, хотя, как по мне, с мальчиком всегда должен находится тот, кто обладает завидным, мягким и лишенным агрессивности нравом. Сюань Юэ не подходит. — Почему? — спросила Су Су, постукивая длинными ноготками по длинной тонкой трубке. — Ему бы не роль бога на себя примерить, а роль плакальщицы. Вот уж точно его профессия. И денег заработал бы, и душу облегчил. Кстати, о нашем маленьком бесе. А ты знала, что когда этот мелкий дьявол подрастет, он страстно влюбится в… мужчину. — Да ладно?! — синхронно воскликнув, Жнецы одновременно подскочили. — Не может быть! Ян-Ян влюбится в мужчину? — Причем весьма аппетитного, очень горячего мужчину, — шальные глаза змея сверкнули алчным огоньком. — Влюбится так, что будет продолжать «любить» его своим телом, пока не упадет от истощения, дьявольский мазохист. Хотя змей и говорил это навеселе, в глубине души он пребывал в смятении, ведь в своем видении он увидел не просто человека, в которого Сюэ Ян влюбился. Это была не обычная влюбленность. То одержимое наваждение, которое змей чувствовал в эмоциях мальчишки, его даже слишком больной взгляд, устремленный в самую глубину того человека… «Видение показало мне, что те двое уже долго живут в отрешенности от остального мира, — прищурившись, думал змей. — Но эти чувства… они не возникли с бухты-барахты, они словно уже давно в его сердце, и какое-то время были в спячке, а позже что-то, послужив сильным толчком, вновь разбудило их. Такая сильная привязанность к человеку невозможна без событий прошлого. Почему у меня такое впечатление, будто между ними какой-то временной разрыв, что ли… Если я прав, и моя догадка верна, то любовь к этому человеку должна была расцвести гораздо раньше, чем они бы отошли от мира и начали делать то, что я видел, но тогда получается, что они должны встретится примерно в то же время, когда Сюэ Ян вернется в царство людей?» Змей знал, что мизинца у Сюэ Яна нет, но это вовсе не значит, что и красной нити тоже нет. Она лишь углубилась в его теле, не показываясь наружу, и единственным для Сюэ Яна шансом обнажить её будет лишь максимальное приближение к человеку, который держит второй её конец, но раз сама нить, как судьбоносная цепь, не может привести его к нему, значит это может быть под силу лишь тому, кто обладает достаточной властью, чтобы вмешиваться в судьбы людей. Невольно этому мог поспособствовать и Сюань Юэ, поскольку своим сильным энергетическим полем он мог повлиять на судьбоносные повороты в судьбе смертного, или вмешаться в них. Как бы там ни было, но чтобы в будущем Сюэ Ян заимел чувства такой силы, без сомнений, корнями они должны были углубляться в прошлое, то прошлое, которое через несколько лет станет настоящим. — А это всё твой плохой пример его испортил, — немного отойдя от удивления, гаркнула Шу-эр. — Я? — громко удивился змей, выплывая из своих раздумий. — Я то тут при чем? — Но он ведь не знает, что Лунъю не совсем мужчина, а смотря на вас решил, что вы оба, ну… — Трахаем друг друга в зад? — откровенно заржал змей, но затем, задумавшись, серьезно изрек: — Вообще-то я как-то предлагал ему попробовать, но он наотрез отказался. — Да уж, действительно, кому понравится, если его будут пялить в… хризантему. Лунъю тебя туда в жизни не подпустит. — Вообще-то я предлагал себя, — бросив на неё взгляд и пьяно улыбнувшись, ответил змей. — Хризантема такой хрупкий и нежный цветочек, а мужское «кольцо всевластия» так похоже на сердцевину этого цветка. Зря я, что ли, строчил свою литературу, знания новые осваивал, нужных людей расспрашивал. Маленький бес тоже это когда-нибудь оценит, когда вкусит черного кролика в безлунной ночи. Хотя нет, если я правильно рассмотрел, то вкусят как раз-таки его… Змей хрипло рассмеялся и сразу же начал откашливаться, наглотавшись дыма. Не сводя глаз с Лунъю он почти прожигал его мутным взглядом. Шу-эр, заметив это, тихо бросила: — Ну и зачем было набивать его трубку кошачьей мятой? Посмотри теперь на этого психа, он ведь явно перевозбужден. Что будешь делать, если он снова одуреет от опиумно-мятного замеса? Вспоминая недавний ответ мальчишки, Жэчхи довольно прищурился. — Детей, — улыбнувшись, ответил он. — Будем делать «это» до тех пор, пока у нас снова не появятся дети, а когда-нибудь я уведу его из этой сумрачной дыры. Или украду, если откажется уходить добровольно. — Сюань Юэ тебе этого не простит. — Сюань Юэ может катиться к черту! — злобно выплюнул змей. — Этот Второй господин и с собой справиться не может. Немудрено, что сильнее всего страдать будут те, кто рядом с ним. Вспомни судьбу Бао Шань Саньжэнь. — Жэчхи, но ведь ты неправ, — грустно заметила Шу-эр, опустив глаза. — Ведь это именно её любовь породила столь ужасные беды, и именно из-за неё господин решил, что может быть как все, забыв, кем он является на самом деле. В свое время Лунъю и Шу-эр были наиболее приближенными слугами бывшей супруги их господина, и очень любили её. Она отвечала им тем же, и ради неё они скрывали истинное положение дел, но если бы они знали, к чему всё в итоге приведет, никогда бы так не поступили. Сюань Юэ линчевал Шу-эр, на долгие годы предав остатки её тела прижизненному погребению, но Шу-эр была очень сильным Жнецом, настолько сильным, что служила не столько собирателем душ, а стражем при Бестиарии, и лишь помня о её прежних заслугах Жнеца помиловали и выпустили из ужасной темницы. А вот судьба Лунъю того времени была неизвестна, и что носивший плод жизни кот-оборотень делал, осталось загадкой. Внезапно Су Су довольно заулыбалась. — Жэчхи, — обратившись к змею, она подала ему чашу, доверху наполненную зеленой феей (абсентом), — помнится мне, что змеи, переродившись, теряют свой прежний облик, ну, то есть внешность. Это правда? — На все сто, — отпивая из чашки, змей облизнул губы. — То, как я выгляжу сейчас, довольно сильно отличается от моего прежнего лица и строения тела, взять хотя бы то, что пока я «взрослею», в плане интима мне приходится применять магию, чтобы удовлетворить кое-кого вечно недовольного и жутко сквернословного. От прежнего меня остался лишь цвет глаз, да родинка у уголка нижнего века. Я был очень красив, а иначе как бы мне удалось соблазнить свою роковую, вечно юную любовь, а? Когда-то, когда я обитал в Эдо и выдавал себя за императорского сынка, я носил лучшие одежды, обладал отборными драгоценностями, а прислуживали мне первые красавицы империи. — Покажи, — наперебой стали просить Жнецы. — Покажи, как ты выглядел. — И не мечтайте, — гордо вздернув подбородок, прищурился змей. — Это зрелище я оставлю только для своего ненаглядного. Сейчас, когда Жэчхи был одет в простенькое тонкое кимоно и имел короткие (в сравнении с остальными) черные волосы, а лицо изменило свои прежние черты он чувствовал себя не столько потерявшим прежние силы, сколько утратившим свое прежнее высокомерное и злопамятное Я. Переродившись и более не располагая прежними ресурсами как физического так и духовного тела, он долгих двадцать лет влачил земное существование в мире людей, пристрастившись к алкоголю и азартным играм, а выиграв питейные заведения и несколько гостиниц решил, что быть человеком гораздо выгодней и безопасней, а поскольку более не было нужды сражаться за власть и влияние, то избрав дорожку баловня судьбы и пристрастившись к деньгам он стал зажиточным спекулянтом и бессовестным торгашом, с превеликим удовольствием сдирая три шкуры с тех, чей кошель звенел от обилия в нем золотых монет. Конечно же когда-то всё было иначе. Попав из Страны Жёлтых Вод в сумрак, и за каких-то несколько месяцев восстановив свои силы, Жэчхи предстал перед Лунъю в своем настоящем, незапятнанном лишениями облике. Высокий, с длинными темными волосами древесного оттенка, змей почти что завораживал своим видом. Его яркие золотистые глаза затягивали в себя, точеный нос и мягкая линия губ в паре с нежной светлой кожей могли соблазнить кого угодно. Он выглядел как настоящее божество, а облачаясь в лиловые бархатные одежды и вовсе выглядел так, словно только что спустился с Да-Ло, настолько ослепительной была его аура, настолько приковывающим к себе был его взгляд. Он выглядел гораздо старше самого Лунъю, кстати говоря годами он тоже превосходил его, и ради него же, этого сварливого кота-оборотня, он пожертвовал своим телом, лишь бы завлечь его в ловушку проведенных наедине ночей. Он решился на это потому что верил, что после того, как продемонстрирует ему силу своей любви, своего искреннего обожания, оборотень его никогда не сможет забыть, а тело… ну и что, что тело? Старое слезло, новое натянулось, делов то. Сейчас же, вывалив на пол свои волосатые ноги в белых японских носочках-таби, и подтянув полы кимоно как это делают крестьяне, высаживая рис, змей с удовольствием потягивал голубоватый дымок, порой теребя прядь своих угольно-черных волос. Он размышлял о жизни, он размышлял о власти, и каждый раз приходил к выводу, что всё это столь никчемно, что лишь от одной мысли о подобном хотелось вырвать наружу внутренности, так противно ему становилось. Сейчас, покуривая из кисэру ароматные травы и смотря на то, как покачиваясь прямо перед ним кружится в незамысловатом танце Лунъю, змей был счастлив. Он всё еще не мог понять, чем же этот оборотень его так увлек, ведь он был одновременно и женщиной, и мужчиной, а еще довольно матерной личностью, хоть и грубым, но честным. Лунъю становился искренним лишь когда растворялся в удовольствии, теряя себя, и когда это происходило, змею казалось, что его возлюбленный как никогда уязвим, но несмотря на это доверяет ему, поскольку открывается так сильно, что Жэчхи казалось, будто их ментальные тела сплетаются в одну спираль, затягивая друг друга в глубины гораздо более желанные, чем Да-Ло. «Ларчик хоть и медленно, но всё равно открывается, — плавая где-то среди своих мыслей, думал змей. — Я жил среди мрака и тьмы, словно обитал в волнах проклятых морей, и не ведая, что пускаю свою жизнь по этому губительному течению, мне в конце концов посчастливилось прибиться к нему. Он никогда не признается, а я никогда не скажу, что знаю о том, что он меня любит… и что это сводит меня с ума, не могу не желать снова и снова теряться в этом существе, не могу не позволять ему вытягивать меня до последней капли…» Тяжело дыша, змей, не умея противостоять внутренним порывам потянул Лунъю за ноги, вынудив того со смехом упасть на пол, и не получив сопротивления начал развязывать пояс его халата. — Вон, — только и сказал он, обращая мутный от похоти взгляд на Жнецов. — Пошли вон! Тем не нужно было повторять дважды. Зная, что этот змей достаточно испорчен, чтобы начать «танцевать» прямо при свидетелях, они, понапихав в карманы мешочки с травами быстро выскочили за дверь, вместе с собой выпуская одурманивающие испарения, подобно густому туману заполонившие весь дом. Змей откровенно сходил с ума по этому оборотню. Сюэ Ян был неправ в своих выражениях, потому что они занимались любовью как мужчина и женщина, и хотя в физиологии Лунъю присутствовало и мужское начало, змей ни разу не испытал отвращения, порой чтобы насытить своего любовника прибегал к тому, от чего последний плакал и беззащитно бранился, умирая от стыда и удовольствия. Тело Лунъю для Жэчхи было не просто предметом его желаний, он на самом деле находил его прекрасным, совершенным, уникальным. Их отношения были похожи на то, когда в чем-то одном не стараешься постоянно искать что-то новое, дабы подпитать свой интерес, а скорее, когда это самое одно и есть весь твой интерес, и просто потому, что оно существует, ты всегда будешь преисполнен необходимостью быть с ним рядом. Змей любил этого оборотня, потому что лишь само существеннее Лунъю позволило Жэчхи познать ту строну себя, которая вопреки различному цветнику из всевозможных удовольствий все равно была привязана к чему-то одному. Лишь потому, что в этом мире существовал Лунъю, змей так легко забыл прежнего жестокого себя, почему и был так благодарен своему оборотню, ибо с ним он наконец ощутил ту легкость и безмятежность, что называют гармонией между собой и миром, а миром, однозначно, для Жэчхи был именно Лунъю, давно уже только Лунъю. Он жил мыслями о нем, дышал им, вкушал его как плод, существующий лишь для того, чтобы именно этот змей познал его, плод лишь для него одного. Змей был ненасытен, а плод был бесконечен, неувядающий, влажный, источающий непрекращающуюся сладость. Иногда Жэчхи думал, что пока не встретил его, собой так никогда и не был. Прошлого себя змей оценивал как жадного, ненасытного, безумного, жестокого, то есть, если проще, бесконечно неудовлетворённого, из-за чего и свершил столько грехов дабы найти хоть что-то, что подпитало бы его интерес. Теперь же, утратив прежнюю власть и силу, больше не за что было сражаться и больше не нужно было выживать, чему-то противостоять. Вот оно, бесконечно прекрасное тело и душа, и прямо перед ним, так трепетно прижимающееся к нему, просящее еще и еще. — Змей, видно, совсем ладаном передышался, — баюкая в руках заветный мешочек, Су Су, тяжело дыша, чуть приоткрыла дверь. Жнецы, заглядывая в тонкую щель дверного проема, во все глаза наблюдали за развивающимся действием. — Почему он в такой позе?! — не отрывая взгляда, прошипела Шу-эр. — Эта поза выражает его любовь. — Эта поза выражает его стояк! И в самом деле, не раздеваясь толком, а лишь распахнув халат оборотни уже вовсю предавались делу. Тонкая ткань кимоно не могла скрыть того, что у змея были довольно крепкие бедра, округлая задница и прямые изящные ноги, довольно ровные, как для мужчины. Вообще вся его фигура была довольно мягкой, и со спины его и правда можно было принять за женщину. Чем дольше они продолжали, тем быстрее дом начал наполнятся различными звуками, среди которых фигурировала немного размытая речь. Лунъю, лежа на спине, вжал свои довольно острые коготки в белые бедра Жэчхи, глубоко вонзив их под кожу. Сейчас они спешно, грубо толкаясь навстречу друг другу пытались насытится удовольствием буквально вырывая его друг из друга, и если змей чуть притормаживал, когти автоматически впивались глубже. Будучи рабом подобной «ласки», Жэчхи специально тормозил, вынуждая оборотня сквозь ругань требовать еще, а когда ускорялся, Лунъю тут же давал заднюю, его лицо мгновенно преображалось, на глаза наворачивалась влага. Похоже, оборотню очень хотелось продолжать играть роль жертвы, тем самым оправдывая себя, ведь он отказывался признавать, что ложится под змея добровольно, после долгой беготни отвечая на его приставания со всей страстью. — Дамэ, дамэ… кимочи-и-и, ямэтэ, хах хах… — Ты это слышишь? — шальными глазами усмехнулась Су Су. — Змей его уже и в японском натаскивает. Неужели для очередной своей книжки старается? — Когда тебе говорят «ямэтэ», значит нужно остановиться, — нервно скрипнув зубами отозвалась Шу-эр. — Хоть это и японский, однако учитывая ситуацию даже я понимаю, о чем идет речь. — Эти слова словно дрова. — Дрова? — Для розжига, — снова кривенько улыбнулась Су Су. — Для розжига страсти. И вовсе не остановится он его просит. Знаешь, есть такая поговорка: «Послушай Лунъю и сделай наоборот». Змей, похоже, ею активно пользуется. Ну и ладно, пусть нас выгнали, зато смотри, что я нашла у змея под подушкой. Жнец пошуршалась в своих одеждах и вытащила совершенно новый небольшой томик в персикового цвета обложке. — Новенький выпуск приключений Цзи Лао в стране чудес. Шу-эр, смотря на книжку довольно нечитаемым взглядом внезапно потянула к ней руки, но Су Су резко ударила по них. — Руки! — язвительно ухмыляясь, Жнец скривила уголки губ. — Снова спрятавшись в другом конце пустыни будешь читать? Я же тебя насквозь вижу. — А ты тогда где? В ванной? Из-за тебя книжка снова отсыреет! — Когда читаешь порно, место и время играют более весомую роль, нежели препятствия. Проклятие, нужно было похитить у змея благовоний и масел для ванной. Может купить у него плетку или кнут? — Еще скажи седло и хомут, — фыркнула Шу-эр. — Что ты с ними собралась делать? Решила поиграть в ездовую кобылу? — Нет, просто хочу, чтобы артефакты из мира порнографических грез были под рукой. Я зажгу им благовония. Мы-то с тобой никогда не испытаем подобного, так почему бы не насладится тем, как это описано во всевозможной, пестрящей цветными картинками литературе?