Пламенное небо

Почему богам смерти нельзя любить? Потому что Мы и есть любовь…

Те дни были наполнены счастьем. Оно искрило, паря невидимыми взору частицами, воспламенялось в воздухе словно крупицы пороха, погруженные в вечный огонь. Боги долго, очень долго не возвращались в свои миры. Ни Сюань Юэ в сумрак, ни Мияно на Небеса. Оставшись в стране Восходящего солнца, будучи молодыми супругами они денно и нощно, не отдаляясь друг от друга, проводили время вместе. Сменялись лишь сезоны, в остальном же все как будто было лишено извечного течения времени. Не имея сил до конца насладиться друг другом они открывались себе снова и снова. Сюань Юэ позволил себе того, чего не позволял ни с одной из богинь: он танцевал, облачившись в белые одежды и держа в руках шелковые веера, танцевал только для Мияно. Его движения забыли резкость, его движения забыли размашистость, забыли они и нетерпение, жажду, словно в одночасье лишились своего пламени; взамен этого танец божества покоился пенистой волной среди скрытых берегов, и бриз, смешиваясь с ветром, создавал немыслимое зрелище, нежное и бархатистое, медленное и неторопливое. Он танцевал для своей супруги тот танец, что шел прямиком из сердца, танцевал, облачаясь в белые шелка, лишь его волосы извивающимися черными лентами оттеняли столь непривычный для него вид. К тому же, впервые за всю его жизнь у его танцев появилась спутница. Их слияние можно было назвать не иначе как кровь с молоком. Богиня, не изменяя себе, облачалась в яркие красные цвета, и в сочетании с белым, когда длинные светлые ленты сплетались в багряными, когда извивающиеся спирали длинных рукавов граничили с этими белыми шелками… Это дивное зрелище видел лишь рассвет, поскольку боги условились, что теперь им нет нужды встречать друг друга на закате, потому что теперь отныне и навеки… — …всё время мира принадлежит лишь нам вдвоём, — шептал Сюань Юэ, опьяненный и вознесенный тем дивным пламенным цветком, что распустился в его холодном темном сердце. Цветок этот обжигал не обжигая, и бог горел не сгорая, словно бы это сладкое мучение, не убивая его до конца, продолжало его счастье. То, что он забыл себя в этой любви, то, что он отказался от прежнего себя ради этой любви и то, что впервые он возжелал перестать быть тем, кем он был, ради этой любви… Отдаться всей глубине этих чувств был способен лишь тот, кто добровольно желал коснуться дна, утопая в изумрудной глади морских вод. Утопая как можно глубже ты не сопротивляешься, ты позволяешь ей утягивать тебя еще и еще, пока наконец, выпустив из себя весь воздух, не замираешь, понимая, что теперь ты и глубина — одно целое, две части единого, и более ничего не в силах вас разлучить. Да, пусть она сожжет тебя, но даже так ты станешь её частью. Ни один бог на Небесах не любил так, как любил свою жену Сюань Юэ. Познав её душу, отдавшись этим чувствам он более ничего на свете не желал. Не нужна была ему власть, не было больше нужды прятаться от собственного холода в чужих объятиях. Предназначенные же лишь для него объятия, несмотря на то, что тело сумрачного божества никогда не наполнится теплом, всё равно распахивались, всё равно принимали его, защищали, сжимались, чтобы никогда не отпускать. В какой-то момент их общество друг с другом дошло до того, что днями и ночами растворяясь друг в друге, наслаждаясь общим дыханием они перестали чувствовать свои тела раздельно. Теперь только как одно. Они забыли самих себя, так сильна была эта любовь. Однако в трёх мирах не существовало места, где такую любовь можно было бы превратить в Вечность, вновь предать ей форму бесплотного эфира. Они по-прежнему оставались сумрачным богом и пламенной богиней, однако… Мияно покинула Небеса и вопреки всем уговорам спустилась вместе с мужем в загробный мир. Она больше не была стражем заката, больше не охраняла границы. Отказалась она и от своего первого имени, отказалась от собственной ауры небожительницы, чтобы беспрепятственно войти в загробный мир. И ослепленный собственными чувствами Сюань Юэ не счел нужным задуматься, чем такой поступок на самом деле может обернуться для пламенной богини, хотя и он пытался отговорить её. — Я твоя жена во всех трех мирах, — отвечала она, — мое место рядом с мужем, а где неважно. Я буду рядом с тобой даже тогда, когда под ногами не будет земли, и если твое место в хладном мире, значит и моё тоже. Так и случилось, что войдя туда рука об руку, Мияно стала первой царствующей Госпожой сумрака, и подобно Персефоне заняла свое почетное место рядом с троном Повелителя смерти. Ничего её не страшило, ничего её не пугало, даже тяжелые испарения, полностью пропитавшие воздух своей темной Ци. Она смотрела на Сюань Юэ взглядом, которому всегда будет недостаточно того, что он видит. Этот взгляд затягивал в себя не хуже, чем коллапсары, которых так страшился подземный мир, но только не Мияно. Все свои силы она была готова отдать на то, чтобы верой и правдой разделять власть своего мужа, а тот, бросив к её ногам весь сумрак, отдал ей в служение всё что имел, и самое важное — себя. Он просил её: «Люби меня, люби, как можешь только ты…» отдав в её руки свое тело, свою душу, свою кровь и плоть, свое сердце, каждую каплю темной материи. Бог самоубийц чувствовал, что стал по-настоящему живым, ведь его богиня вдыхала в это холодное тело нечто даже большее, чем сама жизнь: пламенное дыхание, вплетаясь в его легкие, смешиваясь с кровью изменило в нем всё. Он горел и не мог погасить это пламя, страстно желая быть сожженным своей госпожой. Темное звёздное тело заключило союз с другим, еще более пламенным, еще более горячим. Две звезды, одна — живая, другая — мертвая, слились воедино, вспыхнув в небосводах Вселенной массивным взрывом. Каждый раз разбиваясь на мельчайшие частицы собираться заново, и снова льнуть друг к другу. Не было равных этой любви, ведь еще никто не видел, чтобы жизнь и смерть заключали союз и вопреки всему надеялись на… лучшее. Как оговаривалось ранее, даже такой любви не было места в трёх мирах, и как бы прискорбно это не звучало, но зародившись, как и всё живое, она была обречена на разрушение и… смерть.

***

— Я хочу подарить Вам ребенка, — однажды сказала Мияно, из-за чего рука Сюань Юэ, что неспешно и осторожно проводила гребешком по её темным волосам, замерла и медленно опустилась. Она очень любила обращаться к мужу в самой учтивой и важной форме, практически преклоняясь перед ним, так дорог он был её сердцу и её душе. В их общее распоряжение Сюань Юэ выделил самые красивые и наиболее богато обставленные покои. Пышно убранная комната поражала великолепием: тончайшей резьбы мебель из ценнейших древесных пород, увешанная шелками и газовыми полупрозрачными тканями, пестрившая жемчугом, драгоценными каменьями, предметами декора. Яшмовые потолки, на которых тоже змеилась различная резьба, были даже белее, чем снежный ковер. — Мы уже говорили об этом, — убирая гребешок и чинно сплетая длинные пряди в замысловатую прическу, голос Сюань Юэ стал немного тише. — Я думаю, — прерывая его попытки заплести волосы в прическу, и поворачиваясь к нему лицом, богиня посмотрела на него и тепло улыбнулась, — что это всё же возможно. — В таком случае, — вставая и шурша тканями своей одежды, Второй господин старался не смотреть ей в глаза, — почему же до сих пор ничего не получается?.. — Потому что ты боишься, — простодушно ответила Мияно и тоже встала. — Я знаю, что боги смерти никогда не изведают потомства, но есть и другие способы нам, богам, создать жизнь. Услышав это бог нахмурился. Он-то имел в виду другое. — На это способны лишь Небеса, — слегка дернув уголком губ, ответил Сюань Юэ, догадавшись, куда она клонит. — А я… я всего лишь надежда тех, кто не желает сгинуть во мраке. — Послушай, — обнимая мужа со спины, прошептала девушка, — если наши тела неспособны, будучи холодными или мертвыми, то наши души, изначально обладая элементом духовной силы, могут плодиться и множиться. Хватит даже капли, чтобы родилась жизнь. — За такое нас проклянут, не иначе, — усмехнулся Сюань Юэ и, став у окна с резной рамой, просунул пальцы меж резьбой. То, о чем говорила Мияно, звучало довольно дерзко. Речь была о извлечении крупиц собственного эфира и погружения его в Благословенные Моря. Те, в свою очередь заключив эфир в жемчужину, давали ему форму. Мияно могла вшить жемчужину в свое тело и дождаться, пока та бы обрела физическую форму, она могла выносить ребенка в своём теле, или же душу, подселив её позже в другую плоть. Если Бог жизни и Бог смерти соединят части своих ментальных тел… их порождение могло быть каким угодно, но уверенности в успехе совсем не было. Это мог быть ребенок, но также это могло быть растение, дух, или звездное тело. — Ты забываешь, что даже для того, чтобы извлечь хоть наночастицу бесплотного эфира нужно находиться в очень сложном эмоциональном состоянии, при котором душа будет чувствовать необходимость куда-то выплеснуть эфир. Например, будучи на пороге смерти мы, боги, способны извлечь из себя эту частицу и спрятать её в земле, или же в случае угрозы уничтожения тела, или… когда боль до того невыносима, что мы готовы покончить с собой. В любом случае извлечённая нами часть эфира будет нести в себе больше отрицательного, нежели положительного, а родившись в новом теле может быть охвачена жаждой мести или же безумием. Такой способ перенесения собственной сущности помогал богам переродиться, если их убивали или же по причинам каких-то иных факторов их тела становились непригодными. — Да, понимаю, риск довольно большой, но… Сюань Юэ остановил её речь небрежным взмахом рукава. — Если ты будешь со мной, — оборачиваясь к ней, чуть дрожащим голосом заключил он, — то более мне ничего не нужно будет. Давай наслаждаться нашим маленьким счастьем и не пытаться встать на одну ступень с Творением. У меня никогда не сможет быть детей, и… у тебя тоже, если только однажды ты не изменишь своему решению быть со мной. Сказав это он покинул комнату, оставив богиню размышлять в одиночестве. То, что Сюань Юэ боялся того существования, которое вел, и что пламенная богиня со временем может банально устать от холода и тьмы пугало его, однако на такие его мысли Мияно испытывала лишь гнев. Будучи её мужем он сделал всё, дабы огни в их доме всегда ярко сияли, комнаты пестрили различными цветами, а столица наполнялась алым сиянием, превращая её в самое прекрасное зрелище. Они жили довольно мирно, в гармонии и доверии. Сюань Юэ всячески ограждал богиню от темной Ци, не зная, что едва переступив черту нижнего мира она уже начала наполнятся ею, постепенно угасало и её естественное сияние, обращаясь в довольно темные переливы, будто тени пламени на стенах. Богиня и без того была сильна, однако те силы, что окружали её теперь, наполняли это пламенное звёздное тело сгущающейся темнотой. И вскоре она дала о себе знать. Скрывая свои истинные намерения от Сюань Юэ, Мияно тайно упражнялась в своем противостоянии темной Ци, причем не той легкой дымке, что так или иначе окружала её, а более серьезной силе, посещая нижний зал Бестиария. Отданные ей в распоряжение демонессы и оборотни, а так же младшие боги смерти всячески оберегали богиню от зловредных испарений, но вот оборотень Лунъю и младший бог смерти Шу-эр были единственными, кто не ненавидел её. Приведя небоижетльницу в сумрак и объявив её своей женой, Сюань Юэ вызвал настоящий резонанс в подземном мире, и в первую очередь сильнее всего завозмущались именно демоны. Они чувствовали себя ущемленными, служа небоижительнице, однако та, лишь сверкнув на них взглядом, даже не удосужилась лично закрыть им рты. Хватило лишь взгляда, и демоны умолкли. Ну, плюс еще и потяжелевшая аура Второго господина, которая четко дала им понять что с ними будет, если они забудут свое место. — Унеси это, — указав на набор для письма, богиня, находясь в библиотеке Бестиария, переписывала различные трактаты и изучала труды богов смерти. — Ты что, не слышала? Демонесса, будучи в тот день у неё в услужении и особенно ненавидя эту богиню, не сдвинулась с места. Однако на её удивление Мияно, что раньше лишь молча сносила подобную дерзость на этот раз вспылила не на шутку. Резко метнувшись к демонессе она грубо схватила её за волосы и отвела назад голову, почти прорычав в лицо: — Ты не слышишь, когда тебе приказывают? Унеси это! Демоненсса не сдвинулась с места. Исполнившись жарким гневом Мияно отвела руку, в которой тут же заплясало алое пламя, что в тот же момент… обернулось черной жидкой плазмой, стекая с её руки как расплавленная смола. Если бы не Шу-эр и Лунъю, богиня, не считаясь ни с чем скорее всего спалила бы мерзавке лицо, и только после того, как до неё начали пытаться докричаться, взгляд небожительницы просветлел, и обращая взор на свою руку она в ужасе отшатнулась и, прижимаясь спиной к стене, медленно покрывалась холодным потом. — Прости, — только и прошептала она, с широко распахнутыми глазами смотря на свою руку. — Я не хотела… Некроэнергия не считалась даже с богами смерти. Сама суть её была в отсутствии подчинения, и лишь сумрачные боги, от рождения обладая плотно связанными с ней силами были способны уживаться с ней, а она, будучи достаточно жадной, находила удовольствие, идя на поводу у сильнейшего, но это вовсе не значило, что боги смерти ею обладали. Они просто знали, как её использовать и как сдерживать в случае чего. Что же касается остальных, то некроэнергия их просто съедала, вначале давая невообразимую силу, а затем же этой силой их убивая. Подобное продолжалось уже довольно долго. Несмотря на запрет мужа, богиня тайно спускалась в подземный зал, где буйствовала самая темная Ци и души самоубийц, несколько раз пытаясь обуздать эту некроэнергию, но та, пройдя через её тело, угнездилась в нем, не сумев найти выхода или поглотится чужим сердцем, как это было с Сюань Юэ. Сил пламенной богини было недостаточно, чтобы справиться с таким могуществом, и чем сильнее она пыталась, тем меньше у неё получалось. В тот раз, едва не сгорев в черном пламени, её вытащили двое верных слуг, но сейчас, видя, что её собственное пламя свернулось темной материей она просто не знала, что сказать. Она не думала, что темная Ци уже так глубоко угнездилась в её теле и влияет на её разум. Скрытая сущность сумрачной Госпожи начала проявляться в теле богини. Это уже была не та женщина с темными каштановыми волосами и пламенным янтарным взглядом. Теперь её глаза горели властолюбивой тьмой, потемневшие волосы грозились стать черными как вороново крыло, а пробуждающиеся в её теле силы, грозные темные силы, кружили ей голову. Её прежняя пламенная страсть сменилась чувством высокомерия от переполнявшей её темной Ци, и хотя чувства к Сюнь Юэ по прежнему были всё так же сильны, этого нельзя было сказать об эмоциях, которые она обращала на мир, и в особенности на Небеса, ведь узнав о их браке небожители еще более косо смотрели на сумрачного бога, еще более надменно относились к нему. Их не устраивал тот факт, что и тут Сюань Юэ не удалось прибрать к рукам, и вопреки своим же обетам он всё же женился, а выбор его пал на ту богиню, которая вообще никогда не поддавалась контролю Небес. Их недружелюбие порой отдавало чем-то нездоровым, а Мияно, зная, какой на самом деле её муж, и что этот бог полон любви и скрытой печали стала практически одержима гневом и жаждой мести. Она всё больше походила на сумрачную госпожу, точно под стать своему благословенному мужу, всё больше теряя прежнюю себя… Жестоким запретом она вынудила своих слуг молчать о своем состоянии, продолжая пытаться взять над собой контроль, хотя на тот момент это было едва ли возможно. Прекрасно осознавая, что, чем дольше находится в сумраке, тем слабее становится её духовная сущность, богиня, идя на такие жертвы, лишь пыталась отстрочить неизбежное. Она пыталась синхронизировать свои духовные каналы с некроэнергией, дабы преобладать над её разрушительными свойствами, но та оказалась сильнее. Разумеется, будь богиня на поверхности такого бы не случилось, но здесь, в самом сердце скоплений темной Ци преимуществ у неё не было, лишь одна сила воли, да угасающие постепенно силы. И вот однажды богиня всё же не смогла удержать контроль.

***

Буйно цвели сливы. Их пурпурно-алые цветы так пестрили красным, а лепестки, падая на снежный ковер, создавали упомрачительное впечатление. Всякий, кто сколь-либо находил умиротворение в подобной красоте, не сводил глаз с дивного зрелища. Воздух в горах был значительно чище, хотя и на равнинах оставался таким же холодным. Стоя у самого дерева Сюань Юэ мягко обнимал свою жену, которая, вжавшись ему в грудь, тоже обнимала мужа за плечи. Так они и стояли, уже довольно долго стояли просто закрыв глаза и наслаждаясь обществом друг друга в нерушимой тишине. Однако, будучи богами, они слышали разные звуки. Они хорошо различали и когда лепесток сливы упадет на землю, и когда сорвется с древа снежная шапка. И звук чужого дыхания, и сердцебиения, всё, всё они слышали, поэтому так молча и стояли, впитывая в себя звуковое сопровождение верхнего мира. — Ты в последнее время очень бледна, — тихо сказал Сюань Юэ, впервые нарушая их многочасовое молчание. — И твои волосы будто стали на тон темнее, и глаза словно темный янтарь. Он еще не замечал того, как буйствующая в теле богини темная Ци уже давала всход, что Мияно пока еще удавалось скрывать, однако сердцем чувствовал, что что-то не так. Богиня, само собой, сразу же успокаивала его. — Что такого в том, что, желая быть красивей для мужа, я оттенила волосы и нанесла пудру на лицо? — с неподдельным обожанием смотря на него, ответила Мияно. — Ты подарил мне столько чудесных платьев и косметики, и вот я решила, что хоть красный и мой цвет, но с черными волосами он будет смотреться значительно ярче. К тому же… Она погладила мужа по его длинным черным прядям и улыбнулась еще шире. — Мне никогда не заиметь такие же красивые волосы, как у тебя, как бы я ни старалась. Ну, чего ты смеешься? Это ведь правда. Волосы моего мужа самые красивые во всех трех мирах… Обнимая её Сюань Юэ смотрел уже с неким облегчением, однако же покалывающее внутри него беспокойство всё же не покидало сердца. Он смотрел в лицо своей супруги и находил его по-прежнему таким же прекрасным, а знакомые глаза всё так же смотрели на него с той самой невозможной любовью. Казалось, Мияно будет стоить больших усилий оторвать от мужа влюбленный взгляд. — И всё же тебе нужно чаще бывать дома у отца, или же на поверхности, как сейчас, пока мы в горах. — Но ведь это навредит тебе. — Зато благосклонней скажется на тебе, — зная, как любит препираться его супруга в отношении поползновений на поверхность, Сюань Юэ улыбнулся. Казалось, они оба лишь желали принести себя в жертву ради другого, совсем не заботясь о себе, только друг о друге. — Ты всё еще хочешь от меня детей? Богиня застыла, зрачки еще больше расплылись на темную радужку. Покоряясь себе она молча кивнула. Сюань Юэ опустил взгляд. — Тогда… тогда мы можем попробовать сделать это так, как ты тогда сказала, — едва слышно сказал бог самоубийц, и, кажется, голос его немного задрожал. — Если у нас получится смешать эфир, то будь по сему, но если он не приживется, мы больше не вернемся к этому вопросу, идет? — Идет, — счастливо бросаясь в объятия мужа, богиню начала бить мелкая дрожь. — Я так хочу… так хочу любой ценой подарить тебе детей, и я родила бы тебе сколько бы ты ни захотел, но даже в нашем положении я готова на всё, лишь бы осчастливить тебя… Как сильна была их любовь, сумрачного божества и пламенной небожительницы, как отчаянно и глупо они забывали истинный порядок вещей. Мияно уже прятала от мужа потемневшие вены, ей уже приходилось изворачиваться в ответах, когда Сюань Юэ заметил, что её кожа теряет тепло, потому что холод, ползающий внутри богини, постепенно подготавливал её плоть к тому, что её духовная сущность уже преображалась демонической. Неконтролируемые вспышки гнева все чаще застилали богине глаза, и прислуживающие ей демоны, замечая это, не спешили докладывать всё своему господину. Они тоже понимали, что происходит, и надеялись, что эта женщина сдохнет в корчах и наконец освободит их хозяина от своего присутствия. И вот однажды, когда она снова спустилась в нижний зал Бестиария, чтобы попытаться подавить тяжелую Ци, та неожиданно взяла над ней контроль… Тяжелые крики заполнили утопающий в багровых вспышках зал. Некроэнегрия, насквозь пробив грудь богини принялась мгновенно втягиваться её телом, заменяя золото, текущее в её венах, на темную материю. В тот день Лунъю и Шу-эр, не на шутку испугавшись, принялись отчаянно спасать свою госпожу, но до того её положение было губительно, что она сама в приступе боли и гнева ранила своих верных слуг, и те, пытаясь оттащить её от воронки, чуть сами не были поглощены ею. Так их и нашел Сюань Юэ, который тогда находился в столице и лишь благодаря терзающей его грудь боли мгновенно поспешил в Бестиарий, всеми нервами тела чувствуя, что что-то не так. Увиденное повергло его в неописуемый ужас. Вытащив всех троих из зала он направил невообразимое количество собственной энергии в воронку дабы ослабить её, и та, принимаясь жадно поглощать лакомство, наконец успокоилась, из-за чего давление темной Ци в самом Бестиарии значительно снизилось. Видя в каком плачевном состоянии находится его жена, Сюань Юэ, еще не ведая, насколько долго она скрывала это от него, побежал к Янь-вану, и именно собственный брат наконец-то открыл ему глаза. Оба брата, склонившись над неподвижным телом богини, что почти задыхалась кровью, смотрели на неё по-разному. Сюань Юэ не находил себя от шока, а Янь-ван лишь хмурил брови. — Лишь по одной причине я не остановил тебя от того безрассудства, на которое ты пошел, — сквозь зубы процедил Первый господин, — потому что ты, поглощенный любовью, скорее всего накинулся бы на меня с мечом, а то и вовсе бы сбежал из сумрака, предпочтя смерть на поверхности, однако оставаясь рядом с любимой. И только ради тебя я не вмешался тогда, хотя, как видишь сейчас, всё же стоило. Твоя жена воистину сильная женщина, она не побоялась режущих холодных ветров, чтобы быть рядом с тобой, и даже попыталась соединить духовные процессы в собственном теле с темной Ци. Но, как бы ни сильна была богиня, а такую тьму, как наша, ей все равно не победить, даже противится выходит с трудом. — Что же мне делать?.. — прошептал Сюань Юэ, голос которого срывался, а глаза то и дело ощупывали заражённые участки кожи, темные вены, уже изрядно посиневшие губы. — Уже довольно давно иного выхода кроме как отослать её отсюда нет, — словно приговор, низким голосом выдал Янь-ван. — Эта влюбленная в тебя женщина должно быть хорошо понимала, чем рискует, и поди ж ты, вопреки последствиям рискнула всем. Теперь даже мало будет, если она просто больше времени начнет проводить на поверхности, ей более нельзя возвращаться сюда совсем, ибо как только она переступит порог загробного мира, её тело автоматически станет преображаться в портал для буйствующей в недрах Бестиария Ци, что ты собрал там. Брат, если она останется здесь, её будет не спасти. Богиня неизбежно… неизбежно обратится в демона и потеряет свое божественное сияние, потеряет ореол небожительницы, чтобы выжить в этом сумраке. Ты понимаешь, чем чревато для богини обращение в демона? Сюань Юэ знал. Лишь демоническое тело способно выдержать буйства некроэнергии, и то, что богиня уже начала изменяться доказывало то, что она вопреки всему желает оставаться здесь, а чтобы выдержать, начала модифицировать свои духовные силы. — Ты понимаешь, о чем говоришь? — тихо, очень тихо прошептал Сюань Юэ. — Выслать её… навсегда, без возможности вернуться? Ты же прямым текстом предлагаешь мне вырвать собственное сердце из своей груди! Янь-ван резко хлопнул его ладонью по щеке, дав крепкую пощечину, отчего голова бога самоубийц мотнулась в сторону, но мужчина тут же схватил его за воротник и, встряхнув, приблизил к себе. — Очнись уже наконец! — в тон ему закричал он. — Сколько раз ты будешь забывать о том, что ты не сын неба, ты сын бездны! Ты никогда не сможешь вести ту же жизнь, что ведут небожители, и никогда у нас, богов смерти, не будет пары, никогда! Все они, будь то люди или верхние боги, сильны лишь под лучами солнца, но мы сами, сумрачные божества, и есть солнце, понимаешь? Лучами наслаждается каждый, но попробуй найти того, кто рискнет напрямую приблизиться к сияющей звезде! Ты дерзанул пойти против правил, ты забыл, кто ты такой, и вот результат. Только чертоги бездны способны объять нас, будь мы солнцем или же его смертью — черной дырой, коллапсаром. Мияно уже не способна даже вынести твоего присутствия, так твое ядро поглощает её силы. Не хочешь вырвать сердце из своей груди — тогда придется вырвать из её собственной! Отпихнув его от себя Янь-ван, тяжело дыша, уставился на брата. Тот, с абсолютно мертвым, побелевшим лицом потянулся руками к богине и, прижав её к себе, впервые не нашелся с тем, чтобы хоть что-либо ответить…

***

Она была влюблена в эту холодную тьму. Когда Сюань Юэ впервые предстал перед ней, она видела лишь очень, очень молодого юношу, однако с уже довольно зрелыми чертами лица. Не зная, что это новорожденный бог смерти, она напала на него, а он даже не пытался противиться. Его глаза улыбались, пока горло сжимали руки богини, и будто даже не задумываясь о своей возможной смерти он накинул на её тело свою мантию, боясь, чтобы ей не было холодно, потому что она вышла из воды. Второй раз она увидела его спустя очень много лет, и представшее ей зрелище поразило сердце пламенной богини. Будучи истинным воплощением бога смерти, перед ней предстал Второй господин сумрака в своем переливающемся черно-лиловым перламутром доспехе. В руках его было длинное многоуровневое копье, с лица не сходила покойная улыбка, однако взгляд был донельзя острым, жестоким и надменно-снисходительным. Он улыбался, пока его копье вытаскивало из демонических тварей всю темную Ци. Он лично выбрался на поверхность, узнав, что существа из загробного мира учинили страшные буйства, и расправился с ними, хотя они уже открыли изумрудно-зеленую воронку, но темному божеству хватило лишь одного взмаха руки, чтобы закрыть эту маленькую бездну и вальяжной походкой направится прочь с места событий. Он тогда не видел, что за ним осторожно наблюдает чей-то взгляд, поэтому совсем не озаботился о внешнем виде. Сняв свой доспех и обнажившись до пояса бог самоубийц облачился в тяжелый, расшитый лилиями халат с длинными рукавами, однако тот, сползая с плеч, так и оставил его грудь открытой. Глазами полными мертвого спокойствия сумрачный бог наблюдал за закатом, лицо его выглядело донельзя серьезным. Протянув бледную ладонь в сторону заходящего солнца, Сюань Юэ легким движением пальцев будто бы огладил линию горизонта, после чего его рука тяжело упала вниз. Тот взгляд… словно всё страдание мира собралось в этих изумрудных глазах, что на свету переливались словно драгоценные минералы. Окружающая его темная холодная аура слишком уж отличалась от взгляда этих глаз, от выражения этого лица. Будучи царствующим господином тьмы, будучи богом смерти с силой которого считались даже Небеса, сейчас этот бог выглядел донельзя одиноким, даже сокрушенным. Под всей этой властью, под всей этой силой находился кто-то, кто был объят бесконечным страданием и невозможностью излить терзания своей души. Стихия разрушения — вот что собой представляла подлинная сущность бога смерти. Он не мог создавать; всё, к чему он прикасался, предавалось тлению, разложению, уничтожению. У богов смерти не было ни последователей, ни спутников, ни наследников. Они в одиночку несли тяжкую ношу загробного мира не имея права наслаждаться дарами жизни, а когда они умирали, то делали это прыгая в недра глубокой бездны, ведь черная материя в их телах сжимаясь, порождала чудовищной силы взрыв, рождающий звезды или порождающий новые коллапсары. У них ничего не было кроме этой чудовищной силы, власти и возложенной обязанности. Мияно знала, что боги смерти донельзя одиноки и обособлены от двух остальных миров, но видя воочию этого бога смерти, впервые почувствовала, как её сердца коснулась боль… Ты помнишь как мы впервые встретились с тобой? Богиня медленно открыла глаза. Она находилась в их с Сюань Юэ покоях, и знакомые тиски сжимали её в своих объятиях. Не понимая, сон это или явь, она с несколько минут продолжала поглощаться воспоминаниями. Её возлюбленный, её муж… ради неё он пренебрег всеми правилами, повернулся спиной к извечным законам и открыл ей свое сердце, сочетаясь с пламенной богиней узами брака. «А я всё еще не могу отплатить ему хотя бы сопротивлением этой жестокой некроэнергии, что разрушает мои разум и тело, — сокрушаясь, думала Мияно прижимаясь щекой к плотно запахнутому ханьфу мужа. — Я думала, что силы моей любви хватит на то, чтобы продержатся подольше, но, как ни посмотри, но мое тело меня предает…» — Прости, Сюань Юэ, — в полубреду прошептала она, будучи неспособной совладать над собственной речью. — Я, оказывается, так слаба… но даже так я готова принять любой исход. Пусть и демон, стану им, лишь бы оставаться рядом с тобой… Глаза Сюань Юэ скрывала черная тень, упавшая ему на лицо. Они сидели в темноте, лишь несколько свеч горело в их покоях. «Нет, господин, пожалуйста, помилуйте!» Эти крики всё еще проносились у него в голове, ведь всего несколько часов назад он, охваченный отчаянным гневом, убил всех, кто знал правду. Даже Шу-эр, который являлся младшим богом смерти, не избежал его удара. Отрубив жнецу руки и ноги Сюань Юэ бросил младшего бога на дно глубокой ямы в ожидании приговора, затем занялся Лунъю. Тот даже не отступал, покорно став на колени, однако отделался лишь тем, что Второй господин сломал ему ногу. Он знал, что Лунъю ждет ребенка, и пощадил оборотня, чего нельзя было сказать об остальных демонах. Сейчас, ревностно прижимая к себе ослабевшее тело жены, сердце которой билось так медленно, сумрачный бог неподвижно смотрел куда-то сквозь пространство, вдыхая знакомый запах волос, чувствуя тепло столь родной ему кожи. Он понимал, что скорее лишится рук, чем разомкнет объятия, и внутренне умирал, понимая, что именно это послужит столь ужасной участью его сокровенной возлюбленной. Всему виной его любовь и только она, эта не щадящая разрушительная сила. Он не может защитить её даже своим присутствием, напротив — чем ближе он к ней, тем слабее она становится, тем печальней её участь. Не это ли смертный приговор влюбленному настолько, что, понимая эту ужасную истину, Сюань Юэ, практически баюкая Мияно в своих объятиях уже готовился к тому, что скоро, очень, очень скоро он своими собственным руками разомкнет хладную грудь и, вытащив оттуда свое сердце, уже никогда не сможет закрыть эту рану.

***

Этот взгляд… Он был знаком не понаслышке. Так смотрят те, у кого нет выбора, а тот, что остается, будто ставит точку в чем-то таком, что можно было бы назвать дорогой жизни. Ты и не сходишь с неё, но и дальше двигаться больше не можешь. Именно с таким взглядом Сюань Юэ явился в верхние чертоги Небес, к небожителю, который лишь почувствовав его присутствие даже не спустился с возвышения, к которому вела лестница из двадцати золотых ступеней. Опустившись на колени, бог самоубийц устремил взгляд в пол и, ни говоря ни слова, склонил голову. — Тебе здесь не рады. Сюань Юэ смежил веки. — Этот презренный бог просит вас снизойти до него и выслушать, — едва различимым шепотом начал он, после чего подняв до невозможного обреченный взгляд, лишь одними губами молвил: — Отец, прошу вас… разлучите нас. Отчаяние, отчаяние… оно плескалось в изумрудных глазах, которые уже потеряли свой блеск. Небожитель, к которому он обращался, был отцом Мияно, который так и не дал своего согласия на брак и пытаясь препятствовать достиг лишь того, что бог смерти и пламенная богиня лишь молча поклонились и бесшумно ушли, хотя им в спину летели слова от которых разрывалось сердце. — Понимаю, — довольно сдержанно ответил небожитель, и видимо что-то для себя решив всё же спустился с возвышения. Хотя голова Сюань Юэ уже не была опущена, взгляд его был устремлен в никуда. Его глаза смотрели, но не видели. — Похоже, ты наконец лицом к лицу столкнулся с тем, что было неизбежно, — стоя прямо перед ним, изрекло божество из первого поколения. — Хотя я предупреждал и её, и тебя… Богу смерти никогда не достичь гармонии с богиней жизни, и тот, кто сильнее, неизбежно начнет подавлять другого. Вы забылись в своей любви, и вот результат. Скажи, насколько далеко всё зашло? — Она должна покинуть тот ад, в который вошла по своей воле, однако держась за мою руку, — нисколько не повышая голоса, сказал Сюань Юэ. — Отец, прошу вас, помогите мне. Даже если я силой выволочу её оттуда она не уйдет и не отступится, пытаясь пробиться сквозь границы сумрака. Я знаю, так и будет, ведь сейчас она, она… уже дошла до того, что еще немного и от её божественной ауры не останется и следа. — И всё ради тебя, — вторил небожитель. — Пожертвовать своим телом, разумом, душой… однако, хоть я и говорил ей, но силе даже её любви не победить тот наводящий ужас мрак, который течет в твоих жилах, и которым пропитана вся страна мертвых. Ты и сам это знал, не так ли? — Я надеялся, — вскинув на него взгляд, лицо Сюань Юэ скривилось от отчаянного, самоуничижительного гнева. — Я полагал, что своими силами смогу оградить её, но она вопреки моим словам впустила в себя то, чему никто из небожителей противится не в силах, не тогда, когда некроэнергия постоянно окружает плоть. И сейчас, видя её в таком состоянии я понимаю, что иного выбора нет… Отец, я смиренно мою вас поспособствовать мне в том, чтобы отправить её обратно на Небеса. Отдалите нас друг от друга, не давайте ей вернуться. Разлучите нас друг с другом, я… позволю ранить себя как вам будет угодно, дабы вы выместили на мне свой гнев! — Ранее я считал тебя лишь презренным развратником, порочащим свою касту сумрачных богов, к которой ты принадлежишь, — опустившись рядом с ним, небожитель посмотрел ему в глаза. — Но сейчас вижу, что был неправ. Похоже, всем твоим прошлым поступкам есть одно единственное оправдание — ты хотел жить, противясь тому, чтобы тьма поглотила тебя так же, как и твоего брата, Янь-вана. Его сердце замерло и более ничто не в силах его разбудить, но ты… Голова Сюань Юэ свесилась вниз и словно бы потеряв все силы он наклонился вперед, и к его величайшему удивлению теплые руки небожителя обняли его за шею, позволяя лицу устроится на плече. Это было так, словно и правда поддержка отца. Отца, которого у Сюань Юэ никогда не было. — Я просто убожество, — совсем не чувствуя своего мертвенно-бледного лица, изрекло сумрачное божество. — Я позволил себе забыться и ухватится за ложную надежду. Пути Тьмы действительно неисповедимы… После того как Мияно спустилась в сумрачный мир, вместе со многим она отказалась и от собственного меча, что был способен рассекать звездные тела, тем самым добираясь до пламенного ядра. Однако, чтобы богиня не чувствовала себя ущемленной, Сюань Юэ дал ей другой клинок, на который темная Ци сумрака не действовала. Этот меч, полностью выполненный из серебра, был способен поглощать сразу две разные энергии в зависимости от той, что циркулировала в теле носителя. Чем больше некроэнергии, тем темнее лезвие и рукоять. Сейчас в руках богини был почти что черный меч, цвет лезвия которого она умело маскировала от глаз Сюань Юэ. Сейчас, находясь на дальних границах сумрака, она первой поспешила на сигнал тревоги, который буквально вопил о том, что кто-то рассекает барьер между двумя мирами, впуская теплый воздух жизни в чертоги загробных «Небес». Когда Мияно выбрала себе мужем этого бога смерти она поклялась себе, что разделит с ним его тяжкое бремя как бы пагубно оно на ней не сказалось, и станет достойной спутницей сумрачного бога, возложив на свои плечи и его обязанности тоже. Однако прибыв к наиболее близко прилегающим к миру живых границам сумрака и увидев, кто наносит разрушения, богиня побледнела лицом и сразу же выхватила меч из ножен. Нарушителями оказались… её собственные братья, старшие сыновья семьи. Они резали барьер своими ярко-сверкающими мечами, впуская во тьму солнечный свет. — Я же уже сказала, — столкнувшись с ними взглядом, прошипела Мияно, — что уже никогда не вернусь обратно, зачем же вы продолжаете нам мстить?! — Не вам, — лаконично ответил старший. — «Ему». — Еще лучше, — огрызнулась Мияно. — Любой вред или оскорбление нанесенное моему мужу я воспринимаю как собственное, поэтому готова закрыть глаза даже на то, что вы мои братья! Те дальние границы еще обладали неким дыханием жизни. Полуразрушенные мосты через впадающую в загробный мир реку, побеги бамбука, да черная трава — вот чем был украшен вход с этой стороны границы. Иногда, когда сквозь щели в скалах внутрь попадала влага и скапливалась, здесь даже шли дожди. Решив во что бы это не стало выгнать незваных гостей, Мияно прошла через один из разрушенных мостов, и чувствуя невозможную озлобленность напала на своих собственных братьев. Те уже не раз наносили в сумрак визит, пытаясь выкурить оттуда бога самоубийц и вызвать его на бой. Они не могли простить ему то оскорбление, что он нанес их семье, «соблазнив» и сбив с пути истинного их старшую сестру. — Убирайтесь, — довольно агрессивно нанося удары, богиня пыталась призвать в своем теле некроэнергию, чтобы начертить новый, более сильный барьер, тем самым не пуская их дальше. Она уже смирилась со своим будущим положением и решила действовать уже как божество сумрака, а не Небес. — Убирайтесь! — Сестра, ты совсем сошла с ума! Он вскружил тебе голову и запер в сумраке, словно в клетке. Берегись, ведь если так пойдет дальше, ты уже никогда не сможешь вернутся. — А я и не хочу возвращаться! — рассмеявшись им прямо в лица, богиня довольно надменно искривила уголки губ. — Да что бы ты понимал в этом… Большей нежности, большей силы и большей любви, чем может дать этот бог… да, он правит вечным балом ночи, он — бог смерти, он по статусу выше всех нас, но и участь его тяжелей чем у других. Думаешь, легко смириться с таким порядком вещей? Её лицо сделалось до невозможности грустным, однако надежда, словно солнечный луч, украсила его нежным выражением. — И если я, одна из множества небожительниц, могу дать ему радость, если моих сил уже хватает на то, чтобы сделать его счастливым, то мне нечего больше желать. Его мечты — мои мечты, а его любовь отныне вся моя жизнь. Однако, если кто-то отберет его у меня, если я потеряю господина своего сердца, то даже тогда я все равно не вернусь и уж скорее покончу с собой, дабы разделить с ним бесконечность! Шквальный поток огня, который вырвался и её тела, мгновенно почернел. Это было темное сумрачное пламя, способное гореть даже в воде, и направив его на своих братьев богиня не заметила, как глаза её заволокла пелена ярости, буквально съев светлый цвет янтарной радужки. Это была уже не небесная богиня, а настоящая госпожа сумрака, властная и жестокая, обладающая силой, чье стремление лишь разрушать. Её темные, расшитые золотом наряды трепетали при движении, внутренняя сторона верхнего платья была расшита прекрасным синим цветом. Уже давно она отказалась от алых цветов, предпочитая, как и Сюань Юэ, черный, синий, пепельный и чернильно-лиловый. Да, это была прекрасная сумрачная Госпожа, первая, которой удалось получить это звание здесь и… последняя. «Ты действительно настолько любишь меня? — скорее уж в своей голове нежели как-то по-иному услышала она, и опомнилась от помутившего её разума гнева лишь тогда, когда почувствовала, что тихо подкравшись из-за спины её заключили в свои объятия знакомые холодные руки. — Так сильно, что уже не помнишь себя?» Знакомый запах лаванды в длинных черных волосах Сюань Юэ ворвался в неё благоухающим воздухом, смешавшись с разъярённым дыханием, и попадая в легкие. Это был он, действительно он. Явившись к границам он первым делом увлек её от потока пламени, что чуть было не сжег её саму и изрядно обжег руки Второго господина. — Моя супруга, супруга, — томно шептал Сюань Юэ, зарываясь лицом в её волосы, жадно вдыхая из запах, будто бесценное сокровище копя его в своих легких. — Что же ты делаешь, ты видишь? — Прости их, Сюань Юэ, — всё еще потерянная в себе, богиня сжала ладони на одежде мужа. — Они не ведают, что творят, они… — Ты тоже, — всё еще шептал Сюань Юэ. — Не объявись я сейчас, и ты что, убила бы их, собственных братьев? Глаза Мияно мгновенно распахнулись, чуть влажные губы задрожали. Только сейчас она поняла, что все абсолютно все её атаки были до того серьёзными, что она атаковала идя не на жизнь, а на смерть. Их смерть, своих собственных братьев. Еще сильнее потерявшись от шока она, чувствуя неладное, прижалась к телу мужа еще сильнее, пальцы её сжались крепче. То, как обнимал её Сюань Юэ, и то как его лицо неподвижно вжималось в её волосы почему-то нагнало на неё ужасный, съедающий душу страх. Что-то было не так, и теперь, когда взор её прояснился, богиня, чья дрожащая рука уже давно обронила меч, стрельнула на него глазами. Он лежал прямо у ног Сюань Юэ. — Я буду любить тебя вечно, — голос Сюань Юэ дал трещину, и это не скрылось от Мияно, которая мгновенно затряслась всем телом, предчувствуя ужасную, ужасную беду, будто в ту же секунду она вот-вот должна была умереть. — Всегда тебя, только тебя… Богиня почувствовала, как легким невесомым движением Сюань Юэ скользнул к её руке и ловко снял с её пальца кольцо. В ту же секунду, как только это случилось, руки сумрачного бога довольно ощутимо вжались в её плечи, и посмотрев в её глаза, что не отрываясь следили за ним, Сюань Юэ хладнокровно и без единого промедления оттолкнул от себя богиню сильнейшим потоком некроэнергии, что отшвырнула её за ограждающий барьер. Теперь за него не смог бы пробиться даже бог, если он был не из сумрака или не обладал печатью подобной той, что носило в себе изумрудное кольцо в обрамлении светлого металла. Мияно, братья которой помогли ей подняться, было попыталась броситься обратно, но их руки крепко держали её. Теперь её братья молчали, и именно молчание породило в голове богини ужасную догадку. Она поняла, почему они здесь, как и поняла то, почему при виде них был так спокоен Сюань Юэ. Всё это… изначально было спланировано им самим. Находясь по ту строну барьера на неё неотрывно смотрели потускневшие зеленые глаза. Потерявшие всякий блеск они казались безучастными и совершенно холодными. Это угрюмое безразличие скрывало в себе опаляющую ярость, с которой трудно был совладать, ярость от того, что он делал и чему не должен помешать, ни в коем случае не должен. Эта ярость всеми силами пыталась противостоять боли, которая вынуждала сердце сумрачного божества съедать себя заживо. — Ты не смеешь принять такое решение не считаясь со мной! — ударив руками в барьер, но не добившись даже трещины, закричала Мияно. Она уже поняла зачем он сделал это и что за этим последует. Эта мысль вынудила её глаза мгновенно утонуть в острой соленой влаге, что подобно прозрачным жемчужинам стекала с её лица, делая его мертвенно-бледным. — Я знала на что иду с самого начала, и я была готова к тому, что может сделать некроэнергия. Но не это пугало меня, Сюань Юэ, не это! Я боялась лишь того, что не смогу совладать с ней лишь потому, что моя боль огорчила бы тебя, что ты бы страдал, видя меня такой! Я отдала этой любви свою душу задолго до того, как мы скрепили свой союз узами брака, узами плоти, и я не страшусь тех изменений которые меня ждут. Я уже давно отказалась от всего в своей прошлой жизни, потому что мое место рядом с тобой, и всё во мне будет отвечать тому месту, которое является сумраком, ведь это твой дом, а значит и мой. — Богиня, — печально склонив голову, голос Сюань Юэ был безжизненным и тихим, слышался плохо. — Ты скрывала от меня всю свою боль, скрывала то, во что тебя превращает мой мир. Твое состояние вынудило меня принять это решение в одиночку и… я беру всю ответственность на себя одного. Возможно так было с самого начала, что ты оказалась обманута собственными чувствами, ведь кому как не мне знать, как затягивает эта тьма, что во мне. А я отдал её тебе, и вот что с тобой стало… Он чуть развернулся, будто намереваясь уходить, и вот тут-то богиня не выдержала: видя его взгляд, понимая, в каком аду находится его душа от того, на что он пошел по собственной воле, она неистово закричала: — Сюань Юэ, Сюань Юэ! Пожалуйста, не обманывай себя этими жестокими словами, ведь это неправда. Я знаю, ты заставляешь меня думать, что делаешь это ради себя, но я ведь знаю, что всё это ради меня! Ты боишься всего этого, боишься осознания моей боли, ты не хочешь, чтобы мне было больно, но разве сейчас, уже видя твою обращённую ко мне спину, я не умираю?! Неужели ты правда веришь в то, что отдалив меня от себя спасешь меня? Я уже умираю, умираю сильнее в разлуке с тобой нежели будучи охваченной темной Ци! Я сумею с ней совладать, я уже могу, тогда какая разница, стану я демоном или нет! — Я бог самоубийц, Мияно! — в тон ей закричал Сюань Юэ. — Но к чему ты меня пытаешься принудить сейчас?! Неужели к тому, чтобы я наблюдал, как ты медленно умираешь, чтобы затем лично сопроводить твою душу через последние врата?! Да, сейчас ты говоришь, что примешь всю эту трансформацию, что даже позволишь своей духовной сущности стать демонической, лишь бы выдержать ад этого мира, но что мне делать потом, когда возможно ты одумаешься, когда наконец поймешь, кем стала, и захочешь вернуться! Как я смогу жить с осознанием того, что сам же и позволил, и что ты, моя пламенная богиня, станешь демоном, который уж никогда не сможет вернуться на Небеса!!! Сжимая кольцо в своей руке он уже не чувствовал, как делал это с такой силой, что камень вошёл в плоть. Сейчас, как и много лет назад он яростно столкнулся взглядом с этими янтарно-алыми глазами, чувствуя тот же жар, что мгновенно проникал в его тело дабы не покидать его никогда. Когда-то этот жар разворошил такую бурю, с которой, он уже тогда понял, не сможет совладать никогда. Любовь… — Сюань Юэ… — отчаянно выдохнула она, пока слезы не переставая стекали с её лица. — Умоляю, пощади себя. Я не могу отпустить тебя одного в эту тьму, не могу позволить дабы твое сердце разрывалось от горя и одиночества. Неужели ты думаешь, что я не чувствую, как ты с силой отрываешь меня от себя, и я вижу это, вижу, как кровоточит твое сердце. Как я могу отказаться от тебя, как это вообще возможно? Ты мой муж во всех трех мирах, моя любовь, радость моего сердца и одиночество моей души. Я просто хочу быть там, где будешь ты, место и время не имеют никакого значения. Ты бог смерти, я это хорошо осознаю, но почему ты потерял веру в то, что я тебя люблю? Я знаю, какой ты на самом деле, и от этого люблю тебя лишь сильнее, потому что так, как можешь любить ты, не способен любить никто. — Любить?.. — в отчаянном бессилии прошептал Сюань Юэ. — Мой брат предупреждал меня не раз, но я ослушался. Лишь поняв это сейчас я наконец осознал, вконец осознал, что богам смерти нельзя любить, как пламени нельзя касаться бабочки. Обгоришь, обуглишься — и вот лишь тлеющие уголки остались. Любовь богов смерти она… всепоглощающа. Она не взращивает, она затягивает, соединяет с собой, растворяет в своих глубинах. И не оставляет ничего, словно кислота растворяет плоть. Ну почему, почему ты так жестока со мной… ты заставляешь меня смотреть на то, как ты исчезаешь в этих черных глубинах, именно ты, какой ты есть на самом деле, и в которую я не просто влюбился, а до безумия полюбил. И я вижу, во что тебя превращает эта любовь, я… должен спасти тебя и исчезнуть, дабы этот яд не отнимал у тебя саму возможность жизни. Я ведь не могу дать тебе ни солнца, ни тепла, ни детей. Я привязан к этому месту и никогда не смогу его покинуть, но тебе, живой, вечно юной и прекрасной незачем делить со мной это бремя. Я родился обреченным, но обрести на подобное тебя… не смогу. Тело богини начала бить крупная дрожь. Она начала неистово бить руками в барьер, потому что развернувшись Сюань Юэ все же вознамерился уйти, и если он сейчас это сделает, богиня знала, что больше никогда его не увидит, он просто не позволит ей этого. — Сюань Юэ, Сюань Юэ! — заливаясь слезами начала молить она, упав на колени, по-прежнему держа руки на барьере. — Бао Шань Саньжэнь! — в исступлении крикнул он, более не в силах слушать плач богини. Он и так едва стоял на ногах, в любой момент готовый упасть замертво, чтобы больше никогда не подниматься. Богиня вздрогнула, на её неподвижном лице, обращенном к мужу, поток слез ускорился вдвойне. — Как же так, — всхлипывая сквозь сломленный, охрипший голос, прошептала она. — Ведь ты никогда… никогда прежде не называл меня моим первым именем. Неужели ты действительно отрекаешься от меня, неужели ты больше нисколько не веришь в меня… Подняв свой отчаянный взгляд она увидела, что в тот же момент Сюань Юэ на ходу полуобернулся к ней, и по его щеке словно в замедленном движении скатилась прозрачная слеза. «Бух!» — словно неподъёмным грузом упав в почву слеза тут же впиталась ею. Это и была та самая первая слеза, что сорвалась с уголков век сумрачного божества. Он стал первым богом смерти, который позволил кому-то увидеть свои слезы, его первые слезы, наполненные болью настолько сильной, что она была почти живой. Именно в этой слезе Сюань Юэ похоронил того себя, который мог именоваться как «любящий», способный любить и впускать в себя любовь. В этой слезе он похоронил ту часть своей души, которая безумно и искренне любила, которая желала быть любимой, которая… была счастлива. Будто вырвав из себя частичку собственной души она впиталась его слезами и скатившись по бледному лицу упала в безжизненную почву, затаившись в ней соленой влагой. Внезапно бог самоубийц почувствовал, как мимо него пронёсся вихрь слабой некроэнергии, а ладонь, сжимающая кольцо, мимо воли разжалась. Кольцо, тем не менее, не упало на землю — оно оказалось похищено другой рукой, что, вырвав его из пальцев Второго господина, вытянула её вперед, из последних сил бежа к барьеру. Это был Лунъю. — Не смей! — понимая, что он хочет сделать, Сюань Юэ натравил на него поток темной Ци, но тот не успел схватить его вовремя. Лунъю, несмотря на сломанную и отчаянно болевшую ногу подбежал к самому барьеру, и пробив его уже свое некроэнергией раскрыл ладонь. Кольцо с изумрудом упало прямо в руки Бао Шань Саньжэнь, что с широко распахнутыми глазами смотрела на перекошенное от боли лицо Лунъю, который что-то одними губами прошептав тут же закашлялся кровью, потому что некроэнергия господина, пробив его грудь, уже начала утаскивать его назад. «Он в молчании, скрывая это от вас, умирал, а в каждом произнесенном слове лишь добивал себя», — вот что прошептали губы Лунъю. Получив кольцо, богиня могла пройти через барьер, однако слова оборотня еще сильнее провернули нож в её сердце. Неистово закричав богиня более не могла совладать с собой, сознание покинуло её тело, поскольку почти убитое стенаниями ядро погасло настолько, что еще немного и это принесло бы ей смерть.

***

Ступая бессильными медленными шагами, Сюань Юэ, не видя пути, брел сквозь плотный занавес сизого тумана своей собственной империи мертвых. Ни сердца, ни тока крови, даже импульсов нервов под кожей — он не чувствовал ничего, влача себя словно сорванное с нитей кукольное тело. Его глаза… в них было страшно смотреть, столько отчаянной боли залегло в безжизненной точке зрачков. Он был словно мертвец, не знающий что делать со своим мертвым изуродованным телом, потому что душу, которая раньше в нем была, он сам же и вырвал из его недр, выбросив куда-то, куда уже не было пути назад. Споткнувшись и упав он повалился на колени и очень, очень тяжело и рвано задышал. Ускоряясь, его дыхание разрывало легкие, глаза снова полнились влагой, тонкий писк в ушах был последним мгновением перед назревающим взрывом. И буря дала о себе знать, вырвавшись из его тела криком столь чудовищным, что от него покрылась трещинами земля, а туман, взрываясь мельчайшими крупицами, съедал самого себя. Это был крик боли, равных которому не было и не будет никогда, ведь это кричал бог смерти, чье сердце полнилось ядом утраченной любви. Он так любил, он всего себя отдал этой любви и теперь, утратив её, не понимал, где же он сам, кто теперь займет его место. Где теперь себя искать, ведь всё кончено, последние мгновения нежности иссякли, он собственноручно вырвал свое сердце из груди и выбросил его на задворки мира, оставив при себе лишь стенающую плоть и чувства, боль которых словами не передать. Из-за того, что земля раскололась, некроэнергия из её глубин довольно плотным жидким потоком начала утаскивать его бессильное тело словно проклятая трясина, из которой уже не выбраться никогда. И Сюань Юэ, охваченный желанием избавить свою душу от себя же нисколько не противясь начал погружаться в черное Ничто, которое несмотря на то, что он был богом смерти, готовое было поглотить всего бога, без остатка. Он бы погрузился в беспробудный сон, и никто, никто не смог бы вытащить его оттуда. Он был готов умереть, и смерть пришла за ним, однако её рука, ухватив запястье Сюань Юэ, не погрузила, а вытащила его из бездны, обрывая плотные жидкие нити, что вцепились в его тело и уже начали съедать его плоть, пытаясь добраться до глубин сердца. Сюань Юэ даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, чьи холодные ладони стирают кровь и грязь с его лица. — Брат… — прохрипел он, ощущая полнейшую пустоту внутри, страшную пустоту, будто тебя самого выпотрошили из собственного тела, оставив душу раненной, шрамированной… и каждый шрам до того был охвачен огнем, что эти раны грозились быть открытыми вечно. — Отпусти… Янь-ван, держа его в своих руках, предпочел не говорить ничего. Здесь, в скорбной, наполненной ядовитыми испарениями тишине находились лишь они вдвоем, сильнейшие из сумрачных божеств. Страшно это было, понимать, что при всей своей власти эти существа не могли прекратить свое страдание, и живя в этом мраке вынуждены были разбиваться на осколки вновь и вновь, но все равно продолжать свое существование, неспособные отречься от того, кто они есть. Как жить, осознавая, кто ты такой, и что это неизменно, и что так будет, пока три мира не сгинут во тьме… и ничто не способно этого изменить. — Яньло-ван, я всегда помнил, кто я такой. Еще только прорывая себе путь сквозь плоть и кровь, точно рождаясь как человеческое дитя я уже знал, что меня там снаружи ждет. Я чувствовал, как в моем теле кипит темная материя, чувствовал, как она бежит по венам, а сила заглушает крики и стенания умирающих и уже мертвых. Я всегда знал, что я — сумрачный бог, рожденный, чтобы править и исполнять свой долг. Вечная зима и холод — вот спутники богов смерти в их мире, где никогда не светит солнце. Я знал всё это и никогда не отрекался, но… Сюань Юэ повернулся к брату, глаза его блестели влагой, сокрушенный низкий голос дрожал. — Но я так хотел прожить свою весну, брат, — надломившись, его голос словно пошел по швам. — Так хотел, чтобы мои голые ветви озеленились, чтобы распустились цветы. Хотя бы одну весну, и больше нечего желать. До встречи с ней я влюблялся в весну других, и они разрешали мне, холодному и одинокому, укрываться в своей тени. Они позволяли любить себя, и я томился в их прекрасной весне, наперед зная, что свою мне не пережить, но она… увидела сокрытую, не наступившую весну в моем сердце и высвободила её, став пламенными ветрами, что растопили заледенелые ветви, стала теплом, что своим дыханием растопило почки нераспустившихся цветов, заставив их зацвести буйным цветом. С ней я впервые почувствовал запах собственной весны, собственной любви, и познав это был так счастлив, что, забывшись на мгновение поверил, что эта весна и есть я, а тот, кто был так холоден, лишь прошедший кошмар. Я, бог смерти, вкусил запретный плод жизни… я погубил этот плод в тот же момент, как сделал его своим. Рыдая в объятьях брата Сюань Юэ сокрушался от боли. Всего несколько часов назад он, не изменившись в лице отказался от единственного, в чем прятал свою душу, растворял её, отдавал себя до последней капли крови, и был готов умереть за свою богиню… Бао Шань Саньжэнь. — Я оттолкнул её, но она всё равно бросалась обратно. Я отвернул от неё лицо, но она продолжала кричать мне в спину, что любит меня. Я снял с её пальца кольцо, но забрав его из рук Лунъю она все равно надела его обратно. Её лицо не исказилось гневом даже когда я сказал, что она никогда не вернется сюда, что я больше никогда не хочу видеть её… Янь-ван перевел взгляд на руку брата. Он еще раньше чувствовал запах испаряющейся темной материи, но сейчас, обозревая печальнее зрелище увидел, что безымянный палец брата был срезан, куда делось подаренное Бао Шань Саньжэнь кольцо с рубином он не ведал. Видимо так и осталось на отрезанном пальце, ибо Сюань Юэ предпочел отрезать его, нежели снять с него символ своей любви, верности и преданности этой женщине. С тех пор он не жил, а скорее предавался бессмысленному существованию. На Небеса он больше никогда не поднимался, больше не отвечал на молитвы и отказывался покидать сумрачный мир… ровно до того момента, пока не увидел пробившийся из земли цветок будущего Короля Ночи. А тем временем богиня, поднимаясь на вершину гор на закате каждого дня продолжала ожидать его, своего мужа, вслушиваясь в шепот ветра, всматриваясь в пурпурные облака, что с тех пор больше никогда не сливались с изумрудным цветом. Она была верна своему слову и так и не вернулась на Небеса, решив посвятить всё свое существование ожиданию встречи с ним, господином её сердца. Кольцо на её пальце ярко сверкало, она нежно поглаживала его, порой целуя холодный драгоценный камень. Помня, как Сюань Юэ страдал от того, что у них никогда не будет детей, богиня решила возвести храм под облаками и сделать его домом для всех детей, что встретятся ей на жизненном пути. Вкладывая в них свои знания и свою любовь она предвкушала радость встречи, когда Сюань Юэ увидит их, когда почувствует сколько вложено в них их общей любви. Он полюбит их, он будет счастлив лишь от одного их существования. Когда-то давно они танцевали на рассвете, и богиня, помня те счастливые моменты их жизни не смогла удержать свои чувства глубоко в сердце, когда размышляя над тем, какую же фамилию дать всем этим детям решила, что у девочек будет её, а у мальчиков... это будет Сяо, потому что «Сяо» — рассвет, ведь они танцевали на рассвете, и сколько же счастья было в этих моментах... и столько же его должно быть как в жизни малышей, так и в сердце того, кто однажды увидит их, кому они станут дороги, как родные дети, потому что они будут любить его, сумрачного Господина, который стал причиной существования этому месту и спокойной жизни этих детей. Сменялись лишь времена года, но стоя на мягком травяном ковре или же среди заснеженной пустыни богиня всегда ждет, и всегда в своих кроваво-красных одеяниях. Тонкая вуаль развевается на ветру, глаза устремлены лишь вдаль. Бао Шань Саньжэнь ждет, и лишь радости встречи суждено унять её печаль…

***

Сюэ Ян, умилившись, с легкой улыбкой смотрел, как зло кривился Янь-ван, когда Сюань Юэ пытался закружить его в незамысловатый поворот. Он смеялся, был так весел и… так счастлив. Чем больше скалился его брат, тем сильнее распускались цветы счастья в его сердце, тем сильнее нагревалась земля под его ногами. А вот сам бог смерти похоже был не рад тому, что его против воли втянули в этот безумный вихрь. Он, по сути своей, был тем, кто вообще предпочитал и шагу лишнего не ступить без необходимости, а находясь в судилищах лишь поднятого пальца иногда хватало, чтобы объявить о его решении. Вальсируя с Янь-ваном, Сюань Юэ, кажется, успевал переругиваться с ним и даже изворачиваться от затрещин. Он действительно любил его, был очень привязан. Однажды, когда два брата прогуливались по безжизненной пустыне, Сюань Юэ заметил, что Янь-ван остановился и встал как вкопанный. Когда бог самоубийц спросил в чем дело, тот лишь кивнул на свою ногу. Оказалось, что ремешки на его обуви порвались, и теперь если он сделает хотя бы еще один шаг, то уже голой ногой ступит на холодную землю. Поняв это Сюань Юэ без лишних слов опустился перед ним на колени и, оторвав полоску ткани от своих одежд, переплел ремешки, чтобы их возможно было наново закрепить. Если бы Янь-ван жил в верхнем мире, то даже будучи человеком он и тогда встал бы как вкопанный, пока кто-нибудь бы ему не помог. И дело не в том, что он сам не смог бы, просто столкнувшись с таким препятствием и вынужденно обретя неподвижность он скорее всего предпочел бы уйти в себя, в свои мысли. Вот таким он был… — Сюань Юэ… — когда всё действо наконец закончилось, и они попрощались с Янь-ваном, который задержал на Сюэ Яне несколько задумчивый взгляд, мальчик обнаружил, что уже какое-то время мирно посапывает на спине у сумрачного божества. Тот нес его, поддерживая под коленями, неторопливо шагая по черной пустыне. — Ой-ой, что я слышу? — усмехнулся Сюань Юэ. — Я что, уже больше не твой аники? — Мне пора взрослеть и бросить эту неформальную речь, — тихо выдохнул Сюэ Ян. — Понятно, — благосклонно улыбнувшись, Сюань Юэ продолжил нести его на спине. — Только уж не взрослей слишком быстро, дай как следует, с запасом, насладиться дивным зрелищем. Из-за того, что ему поведал бог смерти, Сюэ Ян упал в некое уныние, мысли в его голове копошились как муравьи, кусая его за нервные окончания. Обнимая за шею сумрачного бога, Сюэ Ян в какой-то момент бросил взгляд на свою руку, где не было мизинца, и тихо вздохнул. — Он что-то тебе сказал? — полуобернувшись, немного громко, даже нервно спросил Сюань Юэ. — Почему это ты так тяжко вздыхаешь? Сюэ Ян невольно вздрогнул. Он давно уже подметил некую нервозность сумрачного бога, даже большую, чем у него самого. Слишком уж он болезненно воспринимал некоторые вещи, и особенно, если это касалось Короля Ночи. — Ну, он страху на меня нагнал, — простодушно отозвался Сюэ Ян, наперед зная, что такой ответ бога самоубийц точно успокоит. — О, так вот в чем дело. И действительно, сказал это он уже гораздо легче, будто от сердца отлегло. — Вы с ним так отличаетесь… — Да уж, — довольно весело улыбнулся мужчина. — Мы с ним как две капли воды… разной. — Капли? — Ну да. Я как сакэ, а он… как байцзю, 70%-нтная матерная китайская водка. — Но почему? — Потому что в голову хорошо стреляет, — криво усмехнулся Сюань Юэ. — Видел же, как в голову меня бил? Вот только от водки у меня похмелья нет, а от удара той руки череп таки треснул. Черт, хоть бы мозги через уши часом не вытекли, иначе снова нужно будет чем-то заткнуть эту течь… Бровь Сюэ Яна нервно дернулась. Ему, как смертному, посчастливилось увидеть весьма дивное зрелище того, как в свободное время развлекаются боги смерти и какие между ними отношения. Да, выглядело весело, но что-то мальчику подсказывало, что реальность, настоящая реальность малость отличается от увиденного. А всё из-за слов Янь-вана. Сюань Юэ, бог смерти, бог самоубийц, Второй господин сумрака… и любил? Был женат и едва не умер от разрыва? Тот Сюань Юэ, которого знал Сюэ Ян, был довольно весел, вольнодумен, на его лице всегда сияла радостная улыбка. Непохоже было, что в прошлом этого бога сломила какая-то трагедия, в его поведении и нотки скорби никогда не было, да и еще эти его вульгарные предпочтения с проклятущими испорченными демонессами… — Аники, скажи, — смотря на свою руку, Сюэ Ян чуть нахмурился. — А правда, что если красной нити не за что зацепиться, человек никогда не обретет свою любовь? — Что это ты всё время о любви спрашиваешь, откуда ты этого набрался? — Из дому принес, — как ни в чем не бывало, ответил Сюэ Ян. — Девушки, которые убирают дом, часто сплетничают об этой красной нити, вот я и услышал. — Ясно, — апатично отозвался Сюань Юэ, — я поменяю прислугу. «А заодно позабочусь, дабы у следующей партии были зашиты рты», — зло подумал он, тяжело сцепив зубы. Кому как ни ему было знать об настоящей утрате этого мальчика, ведь в ту роковую ночь повозка проехалась не столько по его руке, сколько по сердцу, разуму и душе, оставив после себя разрушения столь ужасающие, что богу самоубийц пришлось запечатать воспоминания той боли, дабы у этого ребёнка был шанс расти в покое, а не разрываясь от ненависти, разрываясь от нескончаемого безумия. Упаси небо, если те воспоминания каким-то образом вернутся к нему, они просто сломят его, снова разрушат. Результат подобного был до страшного очевиден… — Слушай, дело ведь не только в том, есть ли у человека палец или нет. Существуют обеты гораздо сильнее чем эта пресловутая нить, которая и вокруг члена может обвязаться, но в итоге ты не увидишь её, пока он не разденется, не так ли? Всё в основном решают желания и предпочтения самого человека, а любовь… ей не прижиться в этом мире, во всяком случае не в своем истинном воплощении. Поэтому люди спростили её к уровню похоти, и поди ж ты — всё равно счастливы. — Но разве бывает обет сильнее чем тот, что может дать красная нить? — Она исполняет роль связывающего звена, вот и всё. — Но как же так? Покачиваясь на спине божества, Сюэ Ян грустно надулся и поменялся в лице. Сюань Юэ, чувствуя его уныние, тяжело выдохнул и, подняв вверх свою руку, тихо сказал: «Смотри». Мальчик поднял глаза и обомлел. На руке Сюань Юэ… не было безымянного пальца, он был срезан, рана уже давным-давно зажила. — Этот палец, можно сказать, гораздо сильнее любого мизинца, — усмехнулся мужчина. Его изначальной целью было утешить Сюэ Яна, а заодно придать мальчику уверенности, ведь он должен был укоренится в мысли, что между ним и божеством есть схожесть в травмах, пусть это самое малое, что отрезанный палец, что несомненно сделало бы его счастливым. Сюань Юэ был готов изрезать себя на куски в противоположность шрамам на душе Сюэ Яна, лишь бы его боль облегчить. — Потому что именно с ним связывают довольно сложный и осознанный… брачный обет, обет верности и преданности, искренности, понимаешь? В отличие от красной нити, что цепляется на уровне инстинктов, этот обет дается осознанно и с полной готовностью хранить верность данной клятве, и давая его, людям или богам нет дела к тому, что их красная нить, возможно, зацеплена за кого-то другого. Они приносят клятву верности тому существу, к которому тянуться всей душой и телом, мыслями и чувствами, и даже если красная нить однажды приведет их к их «настоящей» любви, они не предадут своего слова, вот почему этот обет такой сильный. Он нарушает саму основу, при которой существует красная нить, они отрекаются от ожидания чего-то там, взамен этого лишь своей совестью и искренностью строят свою жизнь рядом с любимыми. — Аники, но почему твой палец срезан? — Хех, да потому что зачем мне любить кого-то еще, если я уже люблю тебя. — Подожди, — неожиданно занервничал Сюэ Ян. — Эй, ты, не дури меня! Если исходить из твоих слов, разве не логичней было бы тогда отрезать именно мизинец, а? Если красная нить, как ты говоришь, вольнодумно принимает решения за тебя, ведя тебя не к тому, кого ты возможно хочешь, а к тому, с кем ты чем-то там связан, а безымянный — это осознанный выбор и полная серьезность принятых решений, то почему ты отрезал именно безымянный?! Неужели сильнее отсутствия свободы выбора ты больше боишься этих непреложных обетов? Чем дольше Сюэ Ян говорил, тем сильнее Сюань Юэ потел. Он и так и сяк бросался от одной мысли к другой, ища лазейку для побега, но, кажется, не утерпев, резко обернулся к мальчику. — Сюэ Ян, — довольно серьезным, не предвещающим поблажек тоном начал он, и мальчик, покрепче ухватившись за его шею, медленно, даже испуганно процедил: — Да? — Я настоящее убожество, — снова серьезно сказал он, и тут Сюэ Ян подумал, что, а вдруг слова бога смерти были правдой, и сейчас Сюань Юэ выложит ему свою историю как на духу, не зря ведь его лицо приняло такой серьезный вид! Но тут, на удивление Сюэ Яна, глаза Сюань Юэ заволокла пелена из слез, и мямля почем свет стоит, Сюань Юэ, громко рыдая, запричитал: — Какое же я убожество, я… я отрезал не тот палец, ваааа! По-настоящему зарыдав, божество принялось всеми доступными словами призывать ободряющие молитвы на свою голову, стеная на всю бесплодную пустыню. — Как я мог свалять такого дурака, ну как? Теперь, когда ты раскрыл мне глаза я понял, что за глупость совершил! О нет, как же мне дальше жить, теперь моя судьба точно найдет сюда дорогу и мне уже никак не отвертеться от неё. Не могу же я отрезать собственною руку, чтобы этого не допустить, вааа! Рыдая и стеная он продолжал идти, плечи его подергивались от всхлипов, дрожащий, полностью сокрушенный голос призывал на свою голову все возможные несчастья, дабы перекрыть ту беду, что должна была свалится на него в виде будущей судьбоносной кандидатки. Сюэ Ян реально думал, что этот бог может позволить себе потерять лицо лишь перед Первым господином, но теперь понял, что для него, похоже, потерять лицо перед кем угодно было даже легче и проще, чем справить маленькую нужду. — Эй, ну всё, — одобрительно гладя божество по голове, у Сюэ Яна будто от души отлегло. — Какое же ты убожество, ты божество, ау! Бо-же-ство! Да ладно тебе, не стенай уже так. Если оно вдруг появится, я отпугну его от тебя, лады? И снова на удивление мальчика поток слез Сюань Юэ подозрительно быстро иссяк. Шмыгнув носом он вновь распрямил спину и, как ни в чем не было, обычным голосом ответил: — Хорошо. — И всё? — явно расстроенный, что представление окончилось слишком быстро, громко воскликнул Сюэ Ян. — Ну ты ведь сказал, что всё хорошо, значит так оно и есть, кричать и плакать далее не имеет смысла. — Нет, я решительно не понимаю, что ты из себя представляешь на самом деле. Неужели тебя нисколько не волнует потеря пальца, а успокаиваешься ты лишь от слова какого-то зеленого мальчишки, что даже игру в вэйци не освоил! Хмыкнув про себя, Сюань Юэ мягко снял Сюэ Яна со своей спины, и убрав закрепленный на мальчике меч аккуратно опустил его на землю, присев перед Сюэ Яном на согнутое колено. Взяв его руки в свои, бог самоубийц мягко посмотрел в глаза мальчика. — Я не хочу даже соблазнятся давать обеты, за которые возможно не пожелаю нести ответственность, вот и отрубил этот жалкий росток своего тела, так что тебе совершенно нет смысла переживать, есть у тебя мизинец или нет, ведь главное — это ты, твои чувства, твой выбор. Твое сердце, а вовсе не палец, укажет тебе путь и приведет к тому, чего так страстно желает твоя душа. А я помогу тебе не заблудится, не попасть в лапы всякому зверью, буду отпугивать стервятников и гиен в человеческом обличье, и, если пожелаешь, отомщу тому, кто причинит тебе боль. — Дурак, — резко отвернувшись, ибо он слишком смутился и покраснел, Сюэ Ян зло пробурчал себе это под нос. — На что я тогда тебе сдался, если такой бесполезный, и хуже всего, что именно таким ты меня и растишь. Не хочу всегда полагаться на твое вмешательство, хочу идти рядом с тобой как равный тебе. Тут уже Сюань Юэ умилился, и его губы буквально расплылись в плохо сдерживаемой улыбке. Смотря на этого смущенного, раскрасневшегося ребенка, божество думал, что, ну как такое может быть, чтобы в мире была сила, способная ему осознанный вред причинить, и какие уж должны быть силы чтобы он, Сюань Юэ, не желал бы его защитить? — Слушай, — всё так же хмурясь, спросил Сюэ Ян. — Я хочу с ними познакомиться. — С ними? — удивленно переспросил Сюань Юэ. — Ну, с теми, кто несет в себе части подаренного тебе Кармой эфира. Я хочу познакомится с людьми, которых в мир привел именно ты. Особенно с тем, кто похож на тебя. Просто я думаю… вдруг ты когда-то от меня откажешься и… чтобы не умереть от тоски у меня хотя бы будет напоминание о тебе. Нет, не так. Просто хочу, чтобы человек, похожий на тебя, стал мне другом… Плюс, если я хорошо выучусь, ведь тот парень заклинатель всё же, то смогу быть равным с ним, и может мы… Лицо Сюань Юэ мгновенно просветлело. — Ну конечно, — радостно воскликнул он. — Конечно познакомлю. «Тем более что в духовном плане вас смело можно назвать братьями, — весело думал Сюань Юэ. — Жаль лишь, что я, каждый раз будучи иным, в одном посеял радость, а в другом — печаль…» Однако его неожиданное касание вновь вынудило Сюэ Яна смутится и покраснеть, он снова отвернулся от божества, пряча румянец в окружавшей их полутьме. Видя, что Сюэ Ян серьезно надулся и вот-вот снова сбежит, чтобы баюкать себя в каком-нибудь темном уголке, Сюань Юэ внезапно приник пальцами к его телу, щекоча ребра, из-за чего пустыню пронзил резкий оглушительный вой и громкий смех. Пытаясь убежать от божества он босыми ногами стаптывал холодную землю, пока полы его одежды трепетали на ветру, создавая приятный шероховатый звук. Однако далеко убежать ему не удалось, всё же за ним гнался не кто иной, а сам Жнец: в какой-то момент подняв его на руки, Сюань Юэ резко закружил его в воздухе, смеясь ему в пару, чувствуя, как в душе растекается сладкий мед.

«Я буду танцевать с тобой так, как никто никогда не станцует…»

«Никто никогда не причинит этому ребенку вред, — чувствуя вес его тела, чувствуя тепло живой плоти, Сюань Юэ кружился не только с мальчиком, но и в паре с собственным хладнокровным и мстительным Я. — Никто, кем бы он ни был. Никто…» — Ваше Превосходительство, — язвительно изогнув уголки губ, Сюэ Ян прищурился. — Ты и правда познакомишь меня с тем человеком, правда ведь? — Правда, — одобрительно кивнул Сюань Юэ. — Но со вторым не знакомь. — Почему? — Я бы предпочел никогда не встречать людей, похожих на Первого господина, — опасливо проговорив это, Сюэ Ян даже снизил тон голоса. — Я чуть не обделался на том ковре, когда всё же сумел рассмотреть его глаза. Сюань Юэ расхохотался как одержимый. — Ладно, уговорил, познакомлю лишь с одним. Я уверен, вы станете хорошими приятелями. Держа на руках Сюэ Яна, порой высоко поднимая его, Сюань Юэ, делая неторопливые шаги кружил его против часовой стрелки и улыбался, ловя такую ж прекрасную улыбку в ответ. Вдруг наполняющие пространство пиксели начали мерцать, дрожать, вместо обычного смеха возник белый шум, внешняя сторона пространства начала покрываться трещинами, больше всего похожими на помехи прерывающегося видео, но они этого не замечали. Однако Зеркало Кармы, что сейчас смотрело на них, видело уже другого Сюань Юэ: красные доспехи покрывали его тело, под ногами стылая, пропитанная кровью земля. Бог самоубийц так же неторопливо делал медленные изящные повороты и кого-то к себе прижимал, высокого, с длинными, рассыпавшимися черным каскадом волосами, обескровленными, изнемогающими от жажды губами. Вот Сюань Юэ кружит его, а моментом позже — Сюэ Яна. Мальчику он улыбается, но тут же другая картинка показывает уже другую улыбку, зловещую и хищную. Эти эпизоды, накладываясь друг на друга, соединяли в себе события настоящего, и события будущего.

«Танцуй, танцуй со мной не спеша. Твоя последняя смерть — это я…»

Шепот этот принадлежал губам божества. Чуть ли не вальсируя, Сюань Юэ прижимает к себе высокого молодого мужчину. Внешне обстановка напоминает глубокие горные пещеры, повсюду ползут водопады алой и изумрудной некроэнергии. Растягивая губы в неестественном хищном оскале, бог самоубийц прижимает к себе молодого мужчину, обессиленного, чья душа едва не покидает тело. «Танцуй, танцуй со мной… Вэй Ин, — медленно заключая его лицо в чашу из окровавленных ладоней, Сюань Юэ смотрит в глаза Старейшины. Вэй У Сянь едва различает его размытый силуэт, но все равно прижимается в ответ, на что бог самоубийц лишь сжимает его крепче. — Давай танцевать, пока все не умрут…» — Ха-ха-ха, давай Сюэ Ян, танцуй со мной, давай еще покружимся, — счастливый Сюань Юэ и не замечает, как почти вплотную прижимаясь к его спине в невидимой точке пространства стоит другой он, из того будущего, которого не изменить. — Это так весело, правда? Ничего в нем не выдавало его искривленный местью облик, ничего не говорило о том, что его душу бередит не затянувшая рана, которую спустя несколько лет вновь раскроют, и кровь, хлынувшая из неё, утопит в своем отчаянии душу, которую когда-то ему в ладони вручила сама Карма. Тогда он взял её, нежно и осторожно, не зная, что спустя года будет манипулировать ею как кукловод, и точно так же, как танцуя сейчас с Сюэ Яном, даря любовь своему Королю Ночи, точно так же будет танцевать с Вэем, обагряя его ненавистью. — Ты говорил, что никогда не станешь ругать меня, или наказывать. Того другого ты тоже бы не трогал? — без задней мысли спросил Сюэ Ян, на деле съедаемый ревностью к тому человеку, который мог вызвать у бога самоубийц гораздо большую любовь, чем он, Король Ночи. — У меня нет никакого права вредить эфиру, созданному самой Кармой, если никакой вины на нем нет, — довольно легко ответил Сюань Юэ. — Разумеется, что бы ни случилось, вреда я ему не причиню, разве что он будет в чем-то виноват передо мной. Но, я не думаю, что вина его может быть столь велика, чтобы стать моим врагом. Ты серьезно полагаешь, что хоть один смертный, помимо тебя, способен хоть какой-то вред мне причинить? До чего же наивно, до чего же… ведь сейчас бог самоубийц держал в руках едва ли не свое сердце, причиненная боль которому отразится на божестве даже сильнее, чем если бы тронули его самого. И снова он сильнее обнимал Сюэ Яна, и снова в пространстве засветился другой он, который в неимоверной ненависти, однако скрывая её за мягкими объятиями уводил Вэй У Сяня с благословленного пути, протаптывая ему дорогу в ад. Один, чью душу смешают с грязью, и другой, принесенная на алтарь этой души жертва. Вэй Ин и Сюэ Ян… оба связаны с сумраком, оба крепко повязаны с Сюань Юэ, словно дети одного отца, словно братья одного начала. С обоими Второй господин танцевал, вот только одного отчаянно отводил от края, другого же безжалостно подводил к нему.

«Танцуй, танцуй со мной, ведь твоя последняя партия — я…»