Пламенное небо

Однажды прогуливаясь в своих владениях Сюань Юэ заметил крошечный початок, растущий из земли. Это было странно, ведь земля в подземном мире бесплодна, и в отличии от Небес она не может дать начала ничему живому, неважно, в физической ли форме оно проявит себя или же в ментальной. Поэтому недолго над этим думая божество неспешно проследовало мимо, но длинная мантия его одеяния, что тянулась по земле, всё же коснулась зарождающегося ростка, и воздушная мягкость ткани будто бы огладила его, после чего сразу же исчезла. Прошло много лун, и маленький росток, что ранее стыдливо высунулся из земли начал медленно подниматься вверх, притягиваясь единственным светилом, что царствовало здесь — звездами и лунным светом. Здесь, внизу, время не имело власти, не было здесь закатов и рассветов, не шел счет дней, месяцев, десятилетий. Единственное, что хоть как-то фиксировало какие-то изменения была луна, что остро реагировала на пополнение душ в десяти палатах ада, а если случался период, что над чашами весов брали верх плохие души, и многих нужно было отправить в ад, луна окрашивалась черным, давая понять всем жителям подземного мира насколько сильно в их царстве сгустилась темная Ци, испускаемая затаенной злобой и ненавистью грешных душ. Но лишь один раз за всю историю существования страны мертвых луна, что прежде сменяла белый цвет лишь на чёрный, неожиданно окрасилась… пурпурно-алым. Сюань Юэ словно завороженный смотрел как его детище из драгоценнейшей белой яшмы (по цвету) превратилось в благородный рубин, и не мог понять, что же такую реакцию могло вызвать. Ни одна душа мира смертных не была столь великолепна и чиста, чтобы вызвать такое изменение луны в стране мертвых, хотя этот цвет говорил не об праведности этой души, а скорее о её огромнейшей ценности, о её любовном начале. Душа, что так повлияла на луну, должна была быть действительно редким исключением среди всех, и сила, которой она обладала, должна была иметь самое сильное начало, которое шло от дыхания Бездны, вдохнувшее жизнь во все свои творения, и особенно важно, что это дыхание породило всё сущее лишь благодаря искренней безусловной любви. И тут Сюань Юэ встрепенулся и вспомнил о ростке, что так неожиданно пробился сквозь чернеющую почву мертвой земли. Вернувшись на то место, где в первый раз застал его, Сюань Юэ не увидел ростка, но его глазам предстала совершенно иная картина: гордо подняв головку, крепко держась на плотном стебле к луне вовсю тянулся цветок удивительной красоты. Он весь был черным, но лепестки плотно прижаты к сердцевине. Желая немедленно ощутить запах дивного цветка Сюань Юэ осторожно приблизился к нему и согрел сжатые лепестки своим теплым дыханием, что вырвалось из его губ мягкими клубами сизого тумана. От тепла, что так неожиданно окатило его, цветок издал звук похожий на треск и тут же его лепестки начали открываться. Сюань Юэ застыл, пораженный увиденным: внутри лепестки оказались алыми, и подобно лучам заката тянулись по всей длине лепестка. Божество не мигая уставилось на цветок, и нежный цвет луны свои алым сиянием заполнил всё вокруг. Это был не просто цветок, это была душа, принявшая форму цветка, и то, что она пустила корни во владениях Сюань Юэ, бога самоубийц, невероятно согрело сердце последнего, ранило его острой болью гордости и наслаждения. Не сумев сдержать свои эмоции из век божества сорвалось несколько капель прозрачных слезинок, что упали в самое сердце цветка. Окружённый алым лунным сиянием, согретый теплым дыханием и впервые впитав в себя соленую влагу цветок заблагоухал невиданным ароматом, что можно было сравнить лишь с чувственной любовью, таинство которой скрыто от смертных глаз. Даже цветы персика и сливы в садах небожителей не пахли так, как этот цветок, и Сюань Юэ, воодушевленный этим зрелищем, решил немедленно действовать. Так получилось, что лишь у небожителей было право создавать души и отправлять их в смертный мир. Боги смерти же были лишены этого права, они властвовали лишь над теми, кто уже умер, определяли грехи душ и отправляли их либо на очередное перерождение, либо в чистилище, либо в ад. Из-за покровительства Сюань Юэ над душами презренных самоубийц боги не испытывали к нему собой симпатии, но в подземном мире он считался Вторым по силе и могуществу господином, после Янь-вана разумеется, который был Князем подземного царства, поэтому не считаться с этой кастой богов было глупо и очень неразумно. К тому же Сюань Юэ славился своим жестоким нравом и полной верностью своим принципам, ведь в некоторых провинциях страны этому божеству тайно поклонялись как защитнику отверженных в любви, мстителю разбитых сердец, ведь большая часть самоубийц именно на этой почве совершала свой тяжкий грех. Женщины, мужчины, убитые горем родители — все тайно возносили молитвы этому божеству прося у него отмщения за поруганную честь своих детей, жен, мужей. И Сюань Юэ слышал эти молитвы, и мстил, жестоко и преданно, оберегая честь великой беспощадной любви. Янь-ван не без зубового скрежета согласился пропустить её через десятую границу, что открывала врата в мир живых, дабы душа могла возродится в живом теле и начать свой жизненный путь, как и все остальные. Мир богов еще не знал большего скандала, чтобы сумрак, где даже почва была мертва, взрастил душу и, дав ей свое благословление, (а это, на минуточку, покровительство богов смерти, самых сильных судей и первых созданий Бездны) отправил её в мир живых! Неизвестно какой шлейф влияния мог потянутся за такой сущностью, ведь человек, рожденный с такой душой, мог стать воротами, пропускающими через себя всю тьму подземного мира, мог обладать силой способной властвовать на тьмой там, где этого не требовалось, то есть не в царстве мертвых, а за его пределами, где буйным цветом цвела жизнь. Сюань Юэ, понимая, что от Небес это нужно как-то скрыть, решил, что этой душе лучше всего родится за пределами Китая, где был другой пантеон богов, в единственной стране, где бог самоубийц имел такую же власть и влияние, как у себя на родине. Этой страной была Япония, второй и самый любимый дом для Сюань Юэ. Он обожал этих людей, хотя они и ненавидели китайцев. Впрочем, это было взаимно, но ненависть — пристанище бога войны и остальных божков верхнего мира, Сюань Юэ же не было дела к войнам или вражде. Его интересовала лишь любовь, способная взраститься в этих слабых смертных телах и вознести души на Небеса. Или же сбросить в ад, но это уже как повезет. Выбрав для своего цветка самую прекрасную девушку империи, Сюань Юэ проник ночью в её покои шлейфом лунного цвета, и с помощью божественного благословления вдохнул душу в её тело. Ему повезло, девушка уже была беременна, плод в её животе только-только начал обретать формы и еще был пуст. Обрадовавшись, он наполнил этот сосуд сиянием своего прекрасного цветка. Единственное, чего он не знал, так это то, что отец ребенка был вражеским генералом, китайцем, а девушка, горя к нему слишком сильной любовью, рискнула покинуть своды императорского дворца, хотя и была первым наследником крови, будущей императрицей, и сбежала вместе с любимым в Китай. Но Сюань Юэ не ведал об этом, поэтому покинув покои девушки он вернулся в подземный мир, будучи уверенным, что обеспечил своему прекрасному цветку достойную жизнь. Но всё пошло далеко не так, как он рассчитывал. Родившись на территории Китая ребенок сразу же вызвал вопросы у той касты небожителей, что отвечала за новорожденных детей, ведь именно они пересматривали их дальнейшую судьбу, назначенную наказаниями или благами в палатах сумрака, и ставили защиту от возможных жизненных бедствий. Мойры, будем называть их так, сразу поняли, что это необычный ребёнок, сияние его души было алым, словно кровь, а темный ореол, защищающий его, имел темное происхождение, но вот что было странным: он не притягивал нечисть, а наоборот, давал той самой нечисти понять, что к этому дитя лучше не подходить и вообще никак не касаться. Он однозначно имел божественное благословление, но фокус заключался в том, что это были не небожители, а… боги смерти. И тут Небеса поняли, что эта душа, эта чистая новорожденная душа была создана сумраком, миром мертвых. Боги смерти покровительствовали ей! Первым делом они решили спросить ответственности у Янь-вана, но бог смерти весьма недружелюбно поведал им, что эта душа принадлежит Сюань Юэ, и что его брат не преследует никаких подлых целей, и не внедряет в мир живых свои коварные замыслы в виде вот таких вот душ. Узнав о том, что оказывается не бог смерти, а бог самоубийц покровительствует над этой душой, небожителей слегка перекосило. Их правящий класс в основном правил уже над созданными людьми, у Небес было полно богов, потому что мир живых очень многое мог им дать, люди были ненасытны, слишком много просили и, само собой, их жаждущие молитвы помогали создавать всё новых и новых богов, различных покровителей всяких дел, в зависимости от содержания наиболее повторяющихся молитв. Но боги смерти пеклись лишь душами людей, их не интересовала жизнь внешнего мира, и если богов на Небесах насчитывались сотни, то в подземном мире их были лишь десятки. Старшие, из первого и второго поколения, и младшие. В сумрачном мире главную позицию занимал Янь-ван, вторую — Сюань Юэ, а третьей в этой темной Триаде считалась богиня нерожденных и мертворожденных детей, покровительница неутешных матерей и поруганных женщин. Остальные же создания были демонами, слугами ада, и то появились они лишь из-за темной неблагоприятной Ци, ну и еще как вынужденная рабочая сила. Так что в сравнении с Небесами сумрачный мир обладал меньшим количеством богов, но никто из небожителей не имел права туда соваться, и царствовали боги смерти единолично, ни перед кем не отчитываясь и никому не докладывая о своих делах. Все знали о жестоком и беспорядочном нраве Сюань Юэ. Он тоже ни с кем не считался, поэтому если вознесенная ему мольба просила об отмщении человеку, который был благословлен Небом, Сюань Юэ, принимая сторону жертвы, без лишних колебаний убивал любого, и неважно, каким покровительством он обладал. Небеса много раз закрывали на это глаза, хотя буйства, которые учиняло сумрачное божество, защищая обесчещенных людей и оберегая души самоубийц иногда походили на кровавую бойню. Сюань Юэ был единственным богом смерти который был достаточно смел, чтобы насильно вырвать душу из тела и без суда Янь-вана отправить её в ад. Такое хоть и редко, но случалось, а это нарушало власть небожителей, ставя их в неблагоприятную позицию правления. Но впервые неусыпное око Небес обнаружило то, к чему Сюань Юэ приложил не свою ненависть, а свою любовь, и посчитав, что небольшое вмешательство в это творение сравняет чаши весов, небожители повелели мойрам переплести некоторые нити в судьбе этого новорождённого ребенка. Мойры, будучи подвластны лишь Небесам, покорились и нарушили изначальный путь этого мальчика. Первое, во что они вмешались, это в равновесие причины и следствия, и выглядело это примерно так: если у того же Вэй У Сяня немалое бедствие приносило лишь большую удачу, (взять в пример смерть его родителей и тут же своевременное обретение нового дома в семье Цзян) то у этого мальчика любое обретенное им счастье сменялось лишь большими бедами. У него были прекрасные любящие родители, где мать была потомком царской крови, а отец обладал символом Генерала — первой умирает мать, будучи жестоко убитой. Скитаясь вместе с отцом мальчику поступает обещание быть накормленным лучшими сладостями, ему даже дают их попробовать. Он счастлив, он бежит скорее исполнять просьбу и тут же оказывается избит. Почти сходя с ума от боли и обиды тонкая сущность его души цепляется за последнее, что даёт надежду, за отца, но тут же глаза мальчика видят страшную картину: последний родной ему человек оказывается съеденный псами. Такая боль неизбежно привела бы его к сумасшествию и тяжелой смерти, а небожителям ох как хотелось показать, какое уродство создают боги сумрака и навечно отбить у них охоту вмешиваться в творения душ. Затаенная злоба и ненависть превратили бы мальчика в демона, и уже по закону его можно и нужно было бы убить… Душа всегда ограничена узами плоти. Когда человек переживает сильные волнения он может умереть не будучи ранеными физически, а всё потому, что душа, не выдержав такой боли самолично вырывается из тела. Душа Сюэ Яна пережила столь сильную жестокость, что скорее всего мальчик просто убился бы головой об стену, дабы его грудь не раздирали эти черные змеи боли, но его душа, вдоль и в поперёк покрытая трещинами и почти готовая покинуть тело неожиданно воспротивилась отчаянию, и нашла свое спасение в том, что не доводя его до смерти всего лишь подтолкнула к запретной черте — горячему безумию. Разум Сюэ Яна вскипел, нервный смех срывался с его горла, а ведь мальчику тогда было всего семь лет. Он отравил собак и вспорол им животы, он пообещал свое тело в качестве оплаты за то, чтобы отомстить убийцам. Небожители ликовали. Еще чуть-чуть и он обречет себя на прижизненные муки, что выстелют его душе дорогу в ад! Но вот в тот момент, когда на его плоть уже готовы были набросится, чтобы окончательно обесчестить, Сюэ Ян, с широко распахнутыми глазами цепляясь за собственные волосы, почти выдирая их с корнем закричал так сильно, что, казалось, сам воздух пошел по швам, звеня словно разбитое тончайшее стекло. Это был глубокий, наполненный болью крик существа, которое в беспросветном мраке осталось беззащитным. Этот крик можно было бы назвать призывом, мольбой о помощи, и поскольку Небеса отвернулись от этого ребёнка, страшное эхо его крика проникло в подземный мир и, пройдя в его недрах разрушительной звуковой волной, достигло ушей Сюань Юэ. Тот сперва не понял, что это за страшный звук такой. Бывало, конечно, что некоторые приговоренные к вечным пыткам души сопротивлялись, и их рев сокрушал все десять палат ада, но этот крик поражал своей разрушительной мощью. Сюань Юэ понял, что если именно он его услышал, значит его звал кто-то из его последователей, и этот кто-то находился на грани жизни и смерти, как и его душа, покрытая трещинами, но еще не до конца расколотая. Каково же было его удивление, когда заглянув в мертвые воды, зеркальная гладь которых открывала картину на людской мир, божество увидело, что к нему неосознанно взывал ребенок, душа которого была изрубцована, покрытая шрамами и ожогами. Он был так мал, но уже успел испытать столько бед! Но стоило Сюань Юэ присмотреться, и он узнал в душе этого ребенка свой цветок, своего Короля Ночи, как он косвенно называл его. Ошарашенный и взбешенный он немедленно понялся во внешний мир, и увидев что собравшиеся мужчины собираются сотворить с ребёнком тут же озверел и накинулся на них со всей своей тьмой… Сюань Юэ не мог понять, как такое могло случится. Душа, благословленная им, оказалась в такой беде. Почему она в Китае, почему так жестоко умерли его родители? Он тогда еще не подозревал, что это был заговор против его творения. Он знал, что пути Кармы неисповедимы, и каким бы сильным ни было божество, но даже ему не под силу создать для человека идеальную судьбу, но чтобы такие беды преследовали ребенка в самом начале жизненного пути… Сюань Юэ был в замешательстве. Он лично дал свое благословление этой душе, но неужели только из-за того, что он один из богов смерти, это благословление вместо благости навлекло на душу лишь бедствие? А Небесам было лишь на руку замешательство темного бога, ведь тот огорчился до такой степени, что поверил, что боги смерти неспособны нести благо душам взращённым в сумраке, и зарекся когда-либо вмешиваться в рождение душ. Это был очень жестокий обман со стороны Небес, и при этом их ручки оказались незапачканными. Все решения Сюань Юэ принял лично, и выводы сделал под давлением лишь своей совести, без чьего-либо вмешательства… Шесть лет Сюань Юэ опекал Сюэ Яна и восстанавливал разрушенные части его души. Он уже понял, что судьба этого ребенка будет связана с борьбой, поэтому повелел своим слугам выковать для него меч из белого золота. Они накаляли лезвие в черном пламени, из-за чего он потемнел, а остужали в белом свете сумрачной луны. Сам меч многократно очищался мертвыми водами, его погружали в самую их глубину. Иероглифы выжигались прямо на лезвие, а черные тени, опоясываясь вокруг рукояти, создали удивительные переплетения на её поверхности. Сам Сюань Юэ дал мечу имя. Он назвал его Чэн Мэй, и тем самым облагородил меч до такой степени, что душа оружия была настолько верна Сюэ Яну, что могла защитить его даже от психологического нападения, когда на человека насылались иллюзии или что-то пыталось смутить его душу. Бог самоубийц самолично обучал Сюэ Яна техникам фехтования, и никто не мог похвастаться подобным учителем. Чтобы божество из сумрака так опекалось смертным человеком еще полбеды, но вот то, что он обучал его запретным техникам владения мечом, научил его сменять его боевые состояния (как например когда меч становился двусторонним, по длине как копье) вызвало немало волнений среди небожителей. Но когда Сюэ Яну исполнилось тринадцать лет, и он совершил свое первое убийство, бог самоубийц узнал правду, почему судьба его цветка так безрадостна и безумна. Он понял, что над трудами сумрака откровенно посмеялись, а боги, посчитав, что их власть распространяется на всё сущее, возомнили себя единственными судьями, способными выносить приговор лишь по собственной прихоти. Бог самоубийц оказался обманут, а его творение осквернено, а учитывая какой характер и какую злопамятность имело это божество, последствия обещали быть масштабными. И Сюань Юэ начал мстить. …Первым делом он кинулся искать среди людей наиболее благословленного и совершенного среди тех, кого породило небо. Единственной ошибкой богов было то, что калеча судьбу Сюэ Яна они сразу же повелели мойрам выбрать среди достойных убийцу будущего демона, а то, что под давлением жизненных бед Сюэ Ян несомненно стал бы грешником они не сомневались. Таким человеком был выбран Вэй У Сянь, чья судьба была обласкана на различные щедрые дары, начиная от талантов и заканчивая крепким любовным союзом с Лань Ван Цзи. Сюань Юэ, увидев, что нити Вэй У Сяня и Сюэ Яна переплетаются и одна рвет другую понял, кем в судьбе его цветка будет этот человек. Вопреки запрету вмешиваться в судьбы избранников неба, Сюань Юэ проник в резиденцию мойр, и найдя там нить Вэй У Сяня, уже сплетенную в клубок событий жизни, сотворил с ней такое, что страшно было описать. Он полностью сжег этот клубок, оставив самое меньшее несколько тысяч обрезанных нитей, и сплёл их по своему желанию, то есть сплошной темной чертой, что единовременно нарушала его Путь и начала создавать события, что неизбежно привели бы его к неискупимым грехам. Единственным его неучетом было то, что до того, как Путь был нарушен, Вэй Ин всё же успел войти в жизнь и сердце Лань Ван Цзи… Спустившись в мир живых именно он нашептал Вэнь Чжао мысль о том, чтобы скинуть ослабленного Вэй У Сяня в недра горы Луанъцзан, а при падении Вэй Ина именно он не дал ему убиться насмерть, всего лишь довел итог его падения до полусмерти. Именно там, в самых недрах горы, он смутил ослабевший страданиями дух Вэй У Сяня и протянул ему руку помощи. Лишь с подачи Сюань Юэ Вэй Ин остался жив, и благодаря ему же низверг из ада в мир людей тот самый Темный Путь, силы которого прежде были доступны лишь богам смерти. Это он научил его как воскрешать мертвецов, и он же уплотнил в его теле Черное Ядро, что на самом деле было не ядром вовсе, а черной дырой, то есть порталом, через который в мир живых проникали души самоубийц, наполняя мертвые тела своей некроэнергией. Так, будучи обманутым, Вэй У Сянь творил дела, что были на руку даже не ему, а именно Сюань Юэ. Посеять в мире живых хаос, позволить душам самоубийц реинкарнироваться в злобных тварей и продолжать эту цепочку зла — вот что нужно было Сюань Юэ, ведь такой грех был практически неискупим. Когда Вэй Ин сражался, его душа уже была в руках бога самоубийц, и именно эти руки позволили ему достичь такой силы, что лишь губила несчастного Старейшину И Лин, сводила с ума, доводила до последней черты. Но именно это и нужно было Сюань Юэ. Он не мог просто убить его, ведь ему мало было его смерти. Сюань Юэ нужны были страдания, нужно было, чтобы эта душа погрязла во мраке настолько, чтобы уже никогда не выбраться оттуда. Видя, как крепчает любовь Лань Ван Цзи, единственного, кто по воле самых Небес должен был стать спутником его жизни, в голове Сюань Юэ зародилась прекрасная идея: а что если руками других привести к гибели одного из них? В таком случае второй погрязнет в отчаянии от потери и тоже сойдет с правильного пути. Бог смерти изначально не планировал убить ни того, ни другого. Ему всего-то нужно было, что превратить их жизни в беспросветный ад на земле, и лишь тогда позволить умереть, но не вместе, а поодиночке, ведь и Лань Хуань неспроста так быстро нашел спрятавшего Вэй Ина Лань Ван Цзи. Оба находились на грани смерти, и возможно умерли бы в объятиях друг друга, если бы вмешательство сумрачного бога не отняло у них даже это, право на покойную гибель, в окружении лишь тишины и общего дыхания. Так конец Вэй Ина был предрешен, а страдания Лань Чжаня многократно умножились, ведь в конце концов он-то остался жив. Сюань Юэ начал воплощать свой изощренный план в действительность. Вэй У Сянь был благословлен самим Небом, и именно это так сильно «растрогало» Сюань Юэ, причем так сильно, что вишенкой на торте своего вмешательства он сделал эту душу своим вечным рабом. Никто не мог отнять у бога самоубийц то, что по всем законам сумрачного мира принадлежало ему, а поскольку Вэй У Сянь считался избранником Небес, у небожителей не было иного выбора кроме как пытаться выпросить эту душу обратно. Хуже всего было то, что Вэй Ин заключил подлинную сделку с этим богом, а это снижало шансы на успех примерно на девяносто девять и девять десятых процента. Видя, во что превратился мир, Вэй У Сянь наконец-то опомнился и понял какую ужасную ошибку совершил. Бог самоубийц взымал с него плату потерями тех, кого он любил, вот почему Вэй Ин так много потерял. Пока он был жив, погибнуть должны были все, кого он любил, как и те, кто любили его. Последней жертвой должен был стать Лань Ван Цзи, поскольку именно его любовь будучи достаточно сильной не была поругана богом самоубийц, и именно это нашептывал Сюань Юэ, когда явился призраком к Вэй У Сяню сразу же после кровавой бани в Безночном городе. Он склонился на Старейшиной и всё улыбался в сторону Лань Чжаня, что вытащил его из города. И тогда Вэй Ин понял, кто должен был умереть следующим. — Проваливай… — в страхе шептал он, хотя лицо его не выдавало этой эмоции. — Проваливай! Страшный призрак, которым Сюань Юэ явился ему, лишь смеялся, громко и весело. Энергия, которую Лань Чжань передавал Вэй Ину впитывалась руками бога самоубийц, не позволяя заклинателю помочь Старейшине. Он не унимался и тянул свои когтистые лапы к Лань Чжаню, из-за чего Вэй Ин начал задыхаться кровью, ею же истекали и его глаза. А когда во время последней битвы он увидел, как над Лань Ван Цзи сгустилась та самая тьма, он в страхе начал отходить к самому краю скалы, после чего добровольно спрыгнул в недра горы Луанъцзан. Снова оказавшись на её дне он увидел истинное воплощение бога самоубийц, что на деле оказался прекрасным молодым мужчиной с приятными, однако очень холодными чертами лица. Даже его улыбка была похожа на застывшую маску боли. — Пощади… — еле живой начал умолять Вэй У Сянь. Само собой, просил он не за себя. — Тогда оставайся мертвым как можно дольше, — только и ответил Сюань Юэ, после чего насильно вырвал душу из тела Вэй У Сяня, тем самым завершив их сделку. И вот эта душа стала его собственностью, его слугой, он мог вынудить её сделать всё, что угодно, но самое главное — он не позволял ей переродится. Если бы Лань Ван Цзи и Вэй У Сянь укрепили бы свой союз и свою любовь, Сюань Юэ не посмел бы так жестоко их разлучить, почему и привел Старейшину к гибели чужими руками. Он, как божество отмщения за любовные страдания не имел бы другого выбора, кроме как выступить открыто против Вэй У Сяня годами позже, тогда, когда по истечению времени тот пришел бы за жизнью Сюэ Яна. И если бы он всё же убил Вэй Ина лично, то вместе с ним пришлось бы убить и Лань Ван Цзи, тем самым сделав их вечными возлюбленными, ведь такое понятие как Вечность держат в своих объятиях лишь объятия смерти. Сюань Юэ вполне мог попасть под суд Кармы и лишится своего бессмертия. Боги, увидев, что сотворил Сюань Юэ немедленно призвали его к ответу, на что сумрачное божество, в одиночестве неспешно прогуливаясь по своим владениям, не прерывая свои шаги подняло руку вверх и, оттопырив средний палец, сделал весьма некрасивый жест в сторону Небес…

***

Бог самоубийц издевательски изогнул уголки губ. — Я помню, — расслабленно выдохнув, начал он, — как Лань Чжань пытался его спасти, и единственный понимал, что Вэй Ин ввязался во что-то такое, откуда в скором времени возврата уже не будет. Только над этим человеком я никак не мог взять контроль. Сильный и духом, и телом он, не до конца понимая настоящую суть Пути Тьмы, пытался вырвать из него Вэй У Сяня, не отступался от своих суждений вопреки всему, но в итоге ему не хватило решимости довести дело до конца — похитить своего возлюбленного и спрятать его от всех, в том числе и от меня. Он не знал, должно быть, но Вэй У Сянь спас ему жизнь, ведь… в тот памятный день, прямо в процессе рокового прыжка он высвободился из его рук только потому, что на него, стоя между Лань Ван Цзи и Цзян Чэном смотрел я, и хотя меч последнего дергался в камне, пытаясь его нарушить и спровоцировать трещину, Вэй Ин понял, что, либо сам прыгнет, либо я отправлю в этот полет всех троих, а падая опять же смотрел только на меня. Впрочем, и я не остался в стороне: счастливо помахав ему рукой встретил его на самом дне горы Луанъцзан. Он пытался храбрится, но всё же боялся, ведь когда душу в секунду вырывают из тела дыхание спирает, а страх, мгновенно парализовав каждый нерв, не позволяет телу подергаться в предсмертной судороге. Ручаюсь, он умер быстро и без мучений, ну, не считая той боли, что относится ко внутренним терзаниям, что не покидают сферу его души до сих пор. Небожители как никто другой помнили тот день. Вэй Ин, который в последний момент своей жизни осознал, как на самом деле смотрит на него Лань Ван Цзи и что горит в его глазах, побуждая не отнимать взгляда. Он понял и… мгновенно ответил ему, влюбился в ответ за ту крохотную долю секунды, свою последнюю секунду прежде чем исчезнуть из мира навсегда. Это было еще одним просчетом сумрачного бога, что в будущем сыграет свою роль. Сюань Юэ мог праздновать победу, а небожители наконец-то осознав, что проиграли, не могли прийти в чувство. Бог самоубийц не бросал слов на ветер, и когда ворвавшись в чертоги Небес сказал, что обязательно превратит его жизнь в трагедию, действительно сделал это. За ту подлость, причинённую Небесами, он ответил жестокостью столь свирепой, и так изощренно воплотил её в жизнь, обойдя вариант прямой мести и идя к ней окольными путями, шаг за шагом свершая её руками и поступками других, что даже зная о том, каким человеком должен был стать Вэй Ин, и что его союз с Лань Ван Цзи во многом повлияет на благополучие беззащитных людей не отступился от своих замыслов. Он бы не выбрал его, если бы боги, чувствуя свою полную безнаказанность и уверенность в правильности своего решения, не избрали Вэй У Сяня причиной смерти Сюэ Яна. Это была еще одна подлость для Сюань Юэ, потому что Вэй Ин был благословлен Небесами, и именно его руками небожители решили положить конец Королю Ночи. Но они не знали, что боги смерти никогда не простят тех, кто надругался над тем, чему они распахнули свое сердце. В тот год, когда бог самоубийц узнал правду, Небеса получили сразу два удара. Первый преподнес сам Сюань Юэ, ворвавшись в небесные чертоги и натворив своих дел, а второй, чего они совсем не ожидали, был от Янь-вана. Бог смерти не пришел лично, но последствия его действий были не менее тяжелы: все те души, что жили благословлением Небес и должны были вознестись после смерти не прошли ни одно из судилищ, оказавшись в подземном мире, а если душа не судима, она не может покинуть сумрак. До сих пор эти души скитаются во мраке, обреченные на страх, холод и полнейшее одиночество. «Небожители не должны забывать, что творение (человек, его душа) исходит от бессмертных, но в конце пути их будете ждать не вы, а Мы», — говорилось в его письме, отправленным сразу после того случая как предупреждение о том, что лучше бы богам поумерить пыл, иначе последствия могут быть такими, что не исправит ни один бессмертный. Этого боги боялись больше всего. Они могли пойти войной на сумрак, могли выкурить оттуда Янь-вана и даже убить его, но… сразу же после этого кто-то должен был занять его место как Князя подземного мира и перенять обязанности, эту страшную непосильную ношу, которая была жестоким бременем, ведь сумрак — это не Небеса, его нельзя покинуть, он ничего не создает, там лишь вечная ночь и холод, стенания, страдания, боль и слезы. Это было место, лишенное жизни, бесплодное и безрадостное, с тяжелой Ци. Даже вода там была ядом, а небо озарялось лишь светом луны. Два брата оберегали этот мир, поддерживали равновесие, сдерживали некроэнергию, дабы она не просочилась в мир живых, опекались душами, справедливо судили их, это был невероятный объём работы, которая не заканчивалась никогда. Первым среди богов смерти был Янь-ван. Когда он только начал править, сумрак был лишь безжизненным холодным мраком, в нем не было ничего, вообще. Он, первый бог смерти, был окружен лишь одиночеством, мраком и темнотой. Стенания душ врезались ему в уши, порой он не мог даже шевелится, и пока не были созданы судилища, души умерших проходили прямо через него, а вместе с ними те страдания и грехи, которые они в себе несли. Так было до тех пор, пока не началась Тысячелетняя война, затянувшаяся на несколько сотен лет… А потом появился Сюань Юэ. Игривый, свободолюбивый, пылающий яркой улыбкой новорожденный бог смерти стал светом в безжизненном мраке холодной пустыни подземного мира. Он совсем не был похож на сумрачное божество, скорее уж его нрав больше подходил бы богу войны или небожителю верхних Небес, в общем любому, кто не может без солнечного света и тепла живого мира. Однако вопреки всем подозрениям Янь-вана, считавшего, что тот ни за что не станет нести на себе такое тяжкое бремя, Сюань Юэ удивил и поразил его: едва появившись он уже стал исполнять то, для чего был создан, собрал все стенающие души, напугал небожителей подземной карой, если те хоть еще раз позволят себе сбрасывать души умерших как отходы, а в качестве доказательства и предостережения создал Бестиарий, подземелье которого копило и хранило самую темную из всей Ци. Сюань Юэ запечатал эту буйствующую энергию, создал в подземном мире луну, дабы осветить тот леденящий мрак, а в качестве подражания судилищам Янь-вана выстроил в сумраке несколько городов и с гордостью стал именовать себя не просто одним из богов смерти, а богом самоубийц, мстителем отверженных и хранителем жертв разорванных любовных уз. В одной части света ему поклонялись как анти-Эросу, подлинному воплощению неудержимой страсти, похоти, любовной ненависти, мстителю отверженных, но лишь в Японии ему выстраивались храмы как богу самоубийц. Китайцы же, принимая его как сумрачное божество боялись возводить ему святилища и презирали, ибо он повелевал смертью, а людям, как известно, тяжело с ней примирится. Янь-ван же был полной его противоположностью. Холодный, без каких-либо эмоций, сдержанный и нелюдимый он воплощал собой лед в котором была скрыта нетлеющая искра пламени, разжечь которую было никому не по силам, ибо он явился этому миру одиноким, одиноким и покинет его. У него никогда не будет существа равного ему по силе и состоянию души, и он принял это, принял свою судьбу, неся на себе её тяжкое бремя. Он видел, как его брат, будучи обманутым той подлостью, которую учинили Небеса почти сошел с ума от горя, ненависти и обиды. Отобрать ценную вещь у одного из божеств сумрака уже было равносильно самоубийству, но небожители не знали, тогда еще не знали, как мстят боги смерти за поруганную душу, которую они берегли. Равно как искривили жизненный путь Сюэ Яна, оставив существовать мальчика в одиночестве и безумии, так и Сюань Юэ поступил с жизненным путем Вэй У Сяня. Счет сравнился, но вопреки всему Сюэ Ян оставался жив, а душа Вэй Ина изживала себя будучи в рабстве бога самоубийц, и Небеса, вопреки страху новой войны, не могли закрыть на это глаза, чувствуя себя не столько виноватыми, сколько ущемленными победой сумрачного божества. — Сюань Юэ! — закричал один из небожителей, чье острие меча было ближе всех. — Ты жестокий, безнравственный убийца! В чем ты нас обвиняешь? Ты прекрасно знал, что сумрак не имеет права создавать, его отравленные земли и реки если и могут породить, то лишь зло в чистом виде! Уродливое скопление тьмы — вот что ты создал, вот что собой представляло твое творение, этот презренный пес Сюэ Ян! — Лишь уродливое скопление тьмы? — с невероятно темной тенью, упавшей ему на глаза, повторил Сюань Юэ. — Я не создавал его лично! Ты прав, мы не можем дать жизнь, мы лишь пожинаем отходы ваших творений. Мы Жнецы, наша участь в том, чтобы поддерживать равновесие между тремя мирами, но мы никогда не желали для себя такой жизни! Посмотри, самовлюбленная ты тварь, посмотри внимательно на тех, кого я привел, всмотрись в них, узнаешь? Вот подлинное уродство, и хотя я повелеваю ими, созданы они не мной! Это ведь ваши души, ваши, созданы вами, однако погубившие себя на земле и судимы по вашим законам, Вашим! Вот они, убившие себя, замученные собственным одиночеством и поглощены тьмой, смотри же на них, смотри! Или тебе так противно, что творение Небес довело себя до такого состояния? Раньше вы скидывали их в бездну, хотя это были ваши создания, а я не дал этому продолжатся, перенаправив их затаённую злобу, пробуждающую тёмную Ци, во благо служению загробного мира, чтобы облегчить ношу своему брату, а Сюэ Ян, Сюэ Ян… Он не смог договорить, резкая боль в груди не дала ему этого сделать. Задыхаясь, Сюань Юэ пошатнулся и упал на одно колено, прижимая ладонь к губам. Между пальцами сочилась тонкая ниточка черной материи, кровь сумрачного божества. — Эта душа явила себя сама, проявилась во тьме прекрасным цветком, полностью лишенным всякой злобы и ненависти, — не смотря на них, прошептал Сюань Юэ. — Как я мог его уничтожить, когда в нем было столько любви! — Это могла быть душа беглеца, — шепнул кто-то в толпе, но Сюань Юэ прервал их перешептывания своим громким криком: — Никто никогда не сумел бы скрыться от глаз Янь-вана, и уж тем более от моих! — закричал он. — А в этой душе не было ни грехов, ни прошлых перерождений. Она была чиста и невинна. Ей удалось прорасти сквозь безжизненную почву наверняка из-за того, что она вдоль и в поперёк была смягчена влагой моих слез! Мои слезы — вот причина его появления! Хотя голос бога самоубийц дрожал, и видно было, что он не лжет, что он на удивление искренне и смело выбросил им в лица эту правду, небожители, увы, не прониклись его страданиями. — Твой Король Ночи, — надменно протянув в голосе имя цветка, которое тому дал Сюань Юэ, что было весьма неприлично и даже издевательски с их стороны, небожитель с презрением выплюнул: — всего лишь результат нарушения правил и вмешательства сумрачного божества в таинство творения. Сюань Юэ негромко хмыкнул сквозь изогнутые в полуулыбке уголки губ и поднял на него глаза. — В таком случае, скажи-ка мне, вместо того, чтобы найти и уничтожить, почему вы сделали всё, чтобы он жил, но при этом испытывал лишь страдания, а? Почему вы не убрали «угрозу», а подлым вмешательством в мое благословление приговорили мой цветок изничтожить себя потерянностью, грехами и одиночеством! — Сюань Юэ сквозь улыбку заскрипел зубами. — Вы ненавидите меня, а посему вам нужно было мое слабое место. Янь-ван, само собой, вне конкуренции, а вот беззащитный цветок, которого можно смешать с грязью лишь одним ударом ноги, ведь совсем другое дело, не правда ли? — Тьма должна оставаться во тьме, ей нет места под солнцем, и демона ты создай или же душу, ты не имеешь никакого права определять ей существование среди наших творений, давая ему личину человека! — Я, мать твою, был рожден землей под кровавым солнцем вашей войны, а не сумраком, как мой брат! — зарычал Сюань Юэ. — У меня есть те же права на внешний мир, что и у вас, я могу покидать сумрак когда захочу. Знаете, почему земля породила меня? Да потому что вы, звери в божественной личине, не способны справится с собственным творением! Вы создали их, обучили, но точно так же как вы неспособны справится со своими страстями, то точно так же не можете подчинить и их. Они обезумели от обретения души, которая дает выход всем их позывам, которая позволяет им познавать как любовь, так и страшные потери. Они не могут совладать с собой, а вы никогда не поставите на кон свои жизни, чтобы их спасти. Я и Янь-ван единственные, кто разгребает этот страшный итог, кто соприкасается с породившей их страданиями нечистью, кто милостиво позволяет душам начать все заново! Как смеете вы утверждать, что боги смерти неспособны к творению, если само понятие милосердия нам и принадлежит! Мы печемся за все души мира, это мы благословляем их начать новый путь, милостиво прощаем грехи и справедливо караем за преступления. Вы же лишь утопаете в бесконечных молитвах от них, но разве же вам известен запах разлагающейся души, мертвой плоти, обезображенного тела, что ползет в самый ад лишь бы его спасли! Да, в ваших цветочных садах взращивается лишь прекрасное творение, что на земле становится чуть ли не демоном. Так почему цветок, почтив бога смерти своим благоуханием и красотой, должен был оказаться монстром? Мой мир не рождает монстров, он лишь принимает их извне, из вашего мира. Вы влезли в то, во что влезать не стоило, и я сомневаюсь, что хоть кто-либо из вас искренне возжелает, дабы его вызов принял один из богов смерти, особенно если этот бог смерти — я, Сюань Юэ, покровительствующий над душами самоубийц, Второй господин мира мертвых, рожденный от кровавой почвы земли, в чье тело вдохнула душу сама Бездна. Вы не ровня мне! Не выдерживая того, как грудную клетку буквально разрывает от скопившейся в ней темной материи, бог самоубийц, разозленный и доведенный до предела выбросил вперед ту самую сферу, и она, провернувшись вокруг своей оси, внезапно распылились плотным облаком, а спустя секунду это же облако начало обретать формы. Ноги его коснулись земли, руки опустились вдоль тела, черные волосы будто сухая пожухшая трава шевелились в слабом порыве ветра. Тонкие обескровленные губы дрожали, глаза безжизненно смотрели в пол. Небожители, застыв от изумления, с широко распахнутыми глазами чертыхнулись, руки их задрожали. Это был Вэй У Сянь, вернее то, что с ним стало под давлением темной Ци и грехов Сюэ Яна, что впитывались его душой. — Вэй Ин… — тяжело дыша, прошипел Сюань Юэ. — Убей их всех! Душа не принадлежала себе, поэтому беспрекословно повиновалась приказам своего господина. Уплотнив сгустки плазмы в своих ладонях он выбросил их вперед, покрывая мраком боли и отчаяния весь Золотой Путь, служившие Сюань Юэ другие тени так же кинулись в бой, защищая своего господина, который никак не мог подняться на прямые ноги, и небожители знали, почему. — Тебя сейчас так легко убить, — весело крикнул кто-то, и Сюань Юэ немедленно поднял на него свой размытый взгляд. — Кто бы поверил, что живое тело способно воспротивится тому яду, что хранит в себе оживший мертвец. Какое бы лекарство не создал Сюэ Ян, сколько бы крови ему не выпустили, а остановить ту чуму, что въелась в каждую клетку его тела, можно было лишь одним способом: ты перенес влияние этого яда на свою плоть, и всё это время он разрушал тебя, а его тело ты просто подлечивал от пережитого шока! Насколько же ты любишь эту тварь, что связал его тело со своим таким способом, что всё раны полученные Сюэ Яном отражаются лишь на тебе самом, чем обеспечивают мальчишку мгновенной регенерацией! Тем временем бесконтрольно нанося вред небожителям, душа Вэй У Сяня трещала по швам, с немигающих глаз то и дело лились черные слезы. Разумеется, он не осознавал себя, но это не значило, что внутри него не скапливалась боль. Что же касается тех слов, то увы, они были правдой, Сюэ Ян на самом деле попал под свой же яд, против которого не было противоядия, лишь экспериментальный образец, который не мог спасти его от того плотного заражения, которому он подвергся. И божество, дабы спасти его, действительно перенаправило яд в свое тело, выводя его из плоти Сюэ Яна, чем ослабило себя до невозможности, плюс еще и две одержимости и столь долгое пребывание в мире людей! Если божество спускалось или поднималось на землю, это было почти то же самое, если бы сам человек попал в открытый космос, нужна была защита, и если в будущем для людей это будут скафандры, то для богов испокон веков это была именно божественная одержимость, вселение духа в живое тело. Сюань Юэ зло сжал зубы. Даже если он призовет свой меч и прикажет ему сражаться, против такого количества небожителей ему не выстоять. Золотой Путь был как бы серединой между двумя мирами, на нем можно было начать бой, но без подпитки своей земли ни одному божеству было не устоять слишком долго. Вдруг его глаза уловили слабый, но довольно плотный отблеск. Бог самоубийц немедленно поднял глаза и увидел, как Вэй У Сянь, которого боги так и не решились ранить или покалечить, выставив вперед руку метнулся к нему. Сюань Юэ понял, что из-за собственной слабости он потерял концентрацию, а душа, воспользовавшись этим, решилась напасть на него! Еще чуть-чуть и сгусток плазмы коснется его лица, еще немного, ладони не хватает лишь каких-то сантиметров, чтобы пронзить лицо божества… — Довольно! — обхватив руку Вэй У Сяня и немедленно сломав её пополам, чужая ладонь провернулась, согнула пальцы и, поймав сферу, в которую немедленно сжалась душа, спрятал её в ворот своих одежд. Увидев, кто именно так внезапно появился, несколько более предусмотрительных небожителей немедля сделали шаг назад, не позволив расползшимся по Золотому Пути теням коснутся их ног. Эти тени не представляли из себя плотные сгустки как у Сюань Юэ, а были более тонкими, распространяли лишь холод и слабую изморозь. Если бы Вэй У Сянь не стоял бы к ним спиной, боги увидели бы, что до того, как Янь-ван вернул его в форму сферы тот, не двигаясь, смотрел в его глаза, скрытые плотной тканью капюшона. Он смотрел, глаза не переставали лить слезы, но это был скорбный и одновременно осуждающий взгляд невиновного, чья душа расплачиваться за чужие ошибки, однако он не вынудил дрогнуть в груди Янь-вана ничего. Бог смерти бесстрастно выдержал этот взгляд, но своих намерений не изменил, а посему душа Вэй Ина снова вернулась в свою тюрьму. Бог смерти явил себя в своем истинном обличии и форме, одежды его плотно запахивали тело, тонкий стан опоясывал пояс из серебряной чешуи, спадающие наперед волосы неспешно развевались, частично будучи покрытой той самой изморозью, половина лица была скрыта за плотной тканью низко опущенного капюшона. Губы, недовольно сжаты в тонкую линию, были бледны, однако находясь на теплом Золотом Пути, а не в подземном мире, им удалось немного порозоветь, став по цвету схожими с побегами древесных цветов ранней весной. Он пришел один, и явно пребывал в самом скверном расположении духа, чего с лихвой было достаточно, чтобы изничтожить половину мира. Однако небожители, быстро придя в себя, немедленно взревели: — Раз уж ты здесь, немедленно верни то, что украл твой брат. Бог самоубийц зло сузил веки. — Я отпущу его, если ты вырежешь сердце из своей груди, — прошипел Сюань Юэ и поднял глаза на Янь-вана. — Брат… — Разве мы можем игнорировать тот факт, что Сюэ Ян рос и обучался в столице загробного мира, и что если бы не отнятая у него память, то на что он был бы способен здесь, на земле, если бы вспомнил всё то, чему Второй господин его обучил! — мгновенно перебивая его, один из небожителей вырвался вперед, понимая, что если уж Князь загробного мира явил себя, и если встанет на сторону Сюань Юэ, то кошмар многолетней давности, из-за которого в Небеса ворвался сумрак, может повторится. — Он опасен, потому что… — Потому что как вы боитесь меня, так и опасаетесь, что в юноше нашли продолжение все мои таланты, так что ли? — видя, что небожители пытаются склонить бога смерти на свою сторону, Сюань Юэ не выдержал и невзирая на боль хрипло рассмеялся. — Правильно, бойтесь, потому что я не дам его убить! Как вы там когда-то мне сказали? «Мы милостиво разрешаем ему умереть, дабы не множились его страдания»? Так вот, я точно так же милостиво разрешил ему мстить и добиться в этом успеха! По-прежнему оставаясь на коленях он порывался подняться и поравняться с братом, но ослабленный после испытаний в мире живых, к тому же подточенный ядом и насмешками богов Сюань Юэ не мог позволить себе даже вытащить меч, так он был слаб. Он слишком долго пренебрегал собой, изжил большинство своих сил, ему немедленно нужно было возвратится в сумрак и восстановить свою Ци, однако находясь на Золотом Пути не мог призвать некроэнергию в свое тело. — Янь-ван, пора уже с этим наконец покончить. Всё, что Сюэ Ян представляет из себя, и всё что он знает и умеет, было дано ему этим богом смерти, несмотря на то, что первое совершенное им убийство было сделано против существа из сумрака. Едва ли небожитель сказал это, как голос Второго господина сорвался на рык, и мужчина подался вперед, зло сжав челюсти. — Ох, неужели? — Сюань Юэ дернул уголком губ, пока его глаза таили в себе ядовитое жало. — А по какой причине он вообще начал убивать мне вам напомнить? И кто свел его с ума за моей спиной мне тоже уточнить?! — Хватит! — властный голос Янь-вана в мгновение ока прервал громкую ругань божеств. Он обратил свой скрытый за капюшоном взор на Сюань Юэ и низким голосом сказал: — Вставай. Как можешь ты опираться на колени перед теми, кто не постыдился поглумится над тобой? Они не ровня тебе, немедленно выпрями спину! Глаза Сюань Юэ, не мигая, уставились на брата, даже губы непроизвольно распахнулись, жадно втягивая в легкие теплый, чуть влажный воздух. Он явно не ожидал, что спокойный и уравновешенный Янь-ван, который не поднимался на поверхность даже во времена Тысячелетней войны, сейчас снизойдет до того, чтобы появится на Золотом Пути, чтобы напомнить кто он такой, и кто Сюань Юэ. — Яньло-ван, — тихо прошептал бог самоубийц, и с подрагивающими губами обратил свой взор на протянутую руку брата. По пальцам можно было сосчитать, сколько раз за всю их жизнь он звал брата полным именем, и сейчас, чувствуя как собственную руку, поддерживая её, обхватывает холодная, таящая в себе могущественную силу ладонь, божество не сумело сдержать предательскую слезу, явившую себя на обозрение небожителей. — Я… Янь-ван помог ему подняться и отвернул от него лицо, смотря в упор на собравшуюся компанию небесных чертог. — Поддаваясь своим чувствам перед ними ты становишься жалким посмешищем в их глазах, — неторопливо начал он, держа как обычно идеально прямую спину. — Ты не можешь позволить себе утонуть в отчаянии, пока они на тебя смотрят, и ты не можешь так безрассудно бросаться защищать Короля Ночи, — тут он снова повернулся к нему, и слабая улыбка украсила его лицо приподнятыми уголками губ. — Твоя любовь, что мягче лунного света — вот почему я здесь. Я пришел защитить брата. И тут же наклонившись к его уху горячо, с явной дрожью в голосе зашептал: «Ты не выдержишь еще одну войну с Небесами, а в своем нынешнем состоянии потеряешь то единственное преимущество, которое не дает им убить Сюэ Яна. Ты лучше меня знаешь, что если они сумеют вернуть душу Вэя, мальчишка обречен!» Янь-ван не мог долго находится за пределами сумрака, поэтому снова обернулся к небожителям и медленно произнес: — Вопрос с вмешательством в жизни смертных я объявляю закрытым. Достаточно уже этого противостояния, мы все хороши. Из-за наших трений пострадали ни в чем неповинные две души, и я даю вам слово, что как только Сюэ Ян в покое и равновесии закончит свой жизненный путь и отойдет в мир мертвых, я лично прослежу за тем, чтобы в тот же час душа Вэй У Сяня покинула Бестиарий сумрака и вернулась на Небеса. Я думаю, что его страдания с лихвой заплатили за ваше вмешательство в судьбу Короля Ночи. — Но… — было возмутились небожители, когда тихий смешок Янь-вана снова закрыл им рты. Они увидели, как Князь подземного мира сверкнул своей улыбкой, обнажившей ряд красивых зубов. Эти зубы могли бы порвать горло, если бы вцепились в него, но на счастье предполагаемой жертвы их обладатель не любил кровь. Белый цвет — это непорочность, открытость, доверие, покой, милосердие и чистота. Это цвет Луны и серебра, и именно из этого цвета сумраком была соткана душа Янь-вана. Холодное спокойствие, нерушимое равновесие, несгибаемая воля и твердость убеждений делали эту душу истинным воплощением и сердцем загробного мира, который не знал лжи, но ввел трем мирам такие понятия как милосердие и искупление. — «Но»? — переспросил он. — А что вы мне сделаете с этим вашим «но»? Убьете? В таком случае не тяните, иначе скоро на этом Золотом Пути я и сам растворюсь в зыбкое марево, но вряд ли с вашей стороны это будет месть, скорее уж это будет подарок для меня, ведь я освобожусь, а кому-то из вас придется занять мое место. Вы ничего не можете мне сделать, а вот я могу. Всего-то на один день закрою врата судилищ — и души плотным потоком начнут шествия в чертоги небес, прямо в ваши такие чистенькие райские сады. Я бы на кон жизнь поставил, чтобы посмотреть, как вы, преодолевая брезгливость, впустите их в свое сознание, душу и сердце, чувствуя на себе то, что уже на протяжении столетий день за днем чувствую я. Это были тяжелые речи от которых щемило сердце, но говорил он спокойно, дыхание его обжигало холодом, острые слова не трогали его сердце, и создавалось впечатление, будто он не чувствует ничего, однако это было не так. Да, Янь-ван был сердцем загробного мира, он врос в него всем своим существом, каждой клеткой, погружая в него все свои вдохи и выдохи. Все его мысли принадлежали умершим, все его действия были направлены лишь руководствуясь нерушимыми законами. Он на самом деле не ведал страха, потому что был тем поддерживающим ядром, что не дает умереть целой планете. Земное ядро по сравнению с его сердцем лишь слабая жемчужина, спрятанная в ракушке. Лишить подземного мира такого бога — и верхний мир потеряет самую главную свою опору, что словно корни дерева уходили в сырую черную землю, пока на поверхности буйно цвели плоды. На фресках Бестиария три мира изображались примерно так: корни, уходящие глубоко в холодную землю, ствол дерева на поверхности, вокруг которого ходят люди, поднимая руки вверх в ожидании падения плодов, и сами ветви, чья пышная листва терялась среди облаков и была увенчана сочными фруктами, где и находились небожители, решая, кому скинуть «благословение», а кому остаться голодным. Смертные не ведали об этом таинстве, но на то она и тайна, чтобы быть скрытой ото всех. Как любовь, сияние которой всегда идет лишь изнутри, прячется в глубинах, а не сияет снаружи, как-то же Солнце, что принадлежало Небесам. Неожиданно Янь-ван сменил эмоции на своем лице. Ощутив необычную легкость в груди, едва ли не впервые за свою долгую жизнь, он медленным движением потянулся рукой к капюшону и точно так же начал снимать его. — Нет! — когда капюшон упал, а ленты, которые обхватывали его глаза, пали вниз, Сюань Юэ резко выставил ладонь прямо перед глазами Янь-вана, таким образом закрывая их. — Нет! — Не противься, — ровным голосом вел свою речь Бог Смерти. — Почему бы нашим бессмертным товарищам хотя бы разок не увидеть результат их халатности, который мы исповедуем, тем самым держа в равновесии все три мира… Слезы Сюань Юэ бурным потоком лились с его глаз. — Я не допущу… — срывающимся голосом он пытался донести свои чувства. — Никто не может видеть твои глаза, слишком большая честь для них всех! Янь-ван молча схватил брата за запястье и, применяя силу, твердой рукой опустил кисть вниз. Абсолютно белые, даже сказать дымчато-белые глаза спокойно и уверенно уставились на тех, кто покровительствовал над миром живых. Это был благородный цвет роскошного белого нефрита. В этом взгляде, сеющим вокруг себя туманы забвения нельзя было разглядеть зрачков, они тоже были белыми, однако это не помешало небожителям почувствовать, как вдоль позвоночника распространился дергающий нервы холодок, и змейкой невидимого страха уже заползал под кожу. — Вы не смеете судить сумрак, ни один ваш закон не способен осудить нас, — медленно повел Янь-ван. — Душа Сюэ Яна не имела корня зла до тех пор, пока вы не вмешались. Допустим, вы руководились благими намерениями из-за подозрения, что душа, взращенная сумраком, может нести зло во внешний мир, но, знаете, поскольку вы не убили, а жестоко унизили Короля Ночи в первый раз, а во второй лишили его рассудка, чем чуть не добили, я склонен принять сторону брата в его жажде отмщения, что в данной ситуации действительно справедливо… Обе стороны были в одном шаге от того, чтобы вцепится друг в друга не красивыми словами, а остроконечными клинками. Сюань Юэ становилось всё хуже, он немедленно должен был вернутся в сумрак и из-за тяжести своего положения чуть ли не запереть себя там на неопределённое время, пока бы не восстановились его силы. Однако братья не знали, что попали в очередную ловушку, вернее Янь-ван подозревал, что единственной причиной, по которой на буйства его брата временно закрыли глаза и позволили им происходить, было целенаправленное ожидание того, что он себя замучит, но для чего? Если бы в тот момент он знал, что небожители уже догадались, как можно вытащить душу Вэя при помощи тех же темных ритуалов, которые дали ему силу (как говорится, к тьме взывает лишь тьма), и что как только Сюань Юэ ослаб до такой степени, что уже не мог так тщательно следить за их действиями, небожители решат сделать ставку на того, кто под подозрение не попал бы ни под каким предлогом — на Не Хуай Сана, ныкчемыша из клана Не. Это они, прокравшись в его сны, открыли ему всю правду о Цзинь Гуан Яо, рассказали о том, что Старейшину И Лин из тьмы сумрака может вернуть только такая же тьма, то есть тёмный ритуал призыва души был способен вырвать его из точки невозврата. Его даже не обязательно было проводить идеально правильно, — достаточно было лишь жертвы, готовой пожертвовать всю себя, без остатка, без возможности вновь существовать в этом мире. Небожители ненавидели Сюань Юэ, они презирали его честность, его страсть, его покровительство над никчемными душами самоубийц, его мстительность за поруганных и отверженных. Они даже не брали в расчёт его достижения, его силу сдерживать темную Ци, его большой вклад в равновесие между тремя мирами. Они нашли его слабое место, и они не остановятся, пока не изживут Короля Ночи до такой степени, что сгорев в безумии душе уже невозможно будет вернутся в сумрак, не останется даже осколков, не останется и тени надежд… Внезапно для всех часть Золотого Пути покрылась трещинами из которых на поверхность вырвались кольца наэлектризованного света и со всей силы метнулись в сторону бога самоубийц. Янь-ван, первый увидевший их, так же быстро попытался закрыть брата своим телом, но Сюань Юэ, приложив последние силы, отпихнул его от себя и тут же белые молнии пронзили его брюшную полость, полностью пробив и, опоясываясь вокруг тела, заключили его запястья, лодыжки и шею белыми путами, намертво прижав к Золотому Пути. — Брат! — тут же опустившись рядом с истекающим черной кровью телом, Янь-ван попытался было залечить рану, но на его удивление та даже не поддалась его влиянию. — Что происходит? Кольца, намертво впившись в тело Сюань Юэ, вынудили его кровь застыть в конечностях, из-за чего он не мог пошевелить даже пальцем. Янь-ван перевел взгляд на сверкающие белым светом кольца, затем посмотрел на брата и лицо его стало до невозможного сокрушенным. То, что сейчас пригвоздило Сюань Юэ к Золотому Пути было ни чем иным как Кармическими браслетами, цепями, чье предназначение приравнивалось к заключению. Такое наказание имело разные значения в зависимости от того, какие события должны были последовать. Судя по всему, Сюань Юэ впервые попытался воспротивится своему долгу, пытаясь забрать свою тень от человека за которым она давно уже следует, и этот человек неизбежно… должен был покончить с собой.