Пламенное небо

Тайный полигон Цзинь Гуан Яо — Смотри-ка, Цзян Цзай, нам и до Башни Кои совсем недалеко… Сюэ Ян, в теле которого бурлили силы вселившегося в него существа улыбнулся самим уголком губ. Он вышел из временного пространства ровненько в самый центр небольшой арены, по которой туда-сюда сновали восставшие мертвецы. Лишь зачувствовав энергию божества они забились в судорогах и словно умалишенные попадали ниц, словно бы их не держали ноги, и начали ползти к Сюэ Яну. Тот, использовав одного из них как кресло, довольно уселся на согнутую спину твари и, положив ногу на ногу, лениво осматривал каждого из них. — Абсолютно все под контролем Стигийской Тигриной Печати, — констатировал он, удовлетворённо поглаживая меч. — И вам приказано убивать любого, кто нарушит ваш покой. Но со мной такое не пройдет, не так ли? Хотите поживиться божеством? Вопрос был задан в таком приглашающем тоне, что мертвецы мигом взвыли и с колен начали подниматься на непрямые ноги. Всё дело в том, что восставшие мертвецы — всего лишь куклы без души, и их привлекает не только некроэнергия, дающая им возможность воплощать чужие темные замыслы. Мертвецы лишены души, поэтому их внутреннее поисковое состояние схожее с тем, когда человек бродит в полной темноте и внезапно может увидеть луч света. Само собой, он пойдет на него, а для мертвецов такой свет — сияние души в живой плоти. Но божество… его тело в их глазах сияло даже ярче солнца, а каждая клетка в теле обладала кусочком живой материи. Одна капля крови божества могла вернуть мертвецу утерянное сознание, а поскольку душа хранит память личности, то несложно догадаться, каким образом восставший из мертвых Вэнь Нин вернул себе память и стал прежним собой. Но божество было не обычным существом рангом выше любого человека. Если человек может обладать лишь душой, то есть накоплением памяти, что и делает его личностью, то божество — это дух, которому не требуется жесткий диск для хранения информации, что впоследствии уничтожения сотрется и как итог исчезнет само божество, нет. Они сами были памятью, им не нужно было никакое вместилище информации. Они были одновременно и духом, и телом, и разумом. Однако и боги могли умереть, условий для этого было не так много, но было одно, пожалуй, самое критичное: смерть должна была настигнуть их на чужой земле. Если они находилось на своей территории, то никакая рана могла убить его, но если на чужой, то в таком случае божество лишалось большей части своих сил, и если тело несло максимальный урон так, что больше не могло удерживать внутри душу, они умирали, потому что душа отслаивалась от тела и оно уже не могло функционировать, а умерев попадал в ад того мира, в землях которых оказался. Вся загвоздка окончательной смерти подобного поворота событий была в том, что душа или эфирная энергия божества начали принадлежать нижнему миру на вражеской стороне, и именно из-за этого они лишались шанса на перерождения. Кто же отпустит душу врага? Это было бы немыслимым благородством... — Некрофилия не мой конек, — брезгливо изогнув губы, поморщился Сюэ Ян, когда понял, что мертвецы лижут его ноги. — Приходи лучше к моему брату, он мастак заводить интрижки со своими подопечными, ха-ха-ха-ха… Подопечными Янь-вана были души всех умерших, кроме самоубийц, и он никогда не заводил с ними интрижки, но похоже этому божеству нравилось подшучивать в такой непристойной вызывающей манере. — Цзян Цзай, — ласково позвав меч, Сюэ Ян отпустил его в свободный полет. — Убей их всех. Тут же смертоносным ударом острие меча пронзило грудь мертвеца и словно сойдя с ума начало резать всех подряд, устроив на полигоне настоящую кровавую баню, а юноша, что до дрожи в теле наблюдал за всем этим немедленно сорвался с места, и с улыбкой, что больше напоминала оскал начал кружится в каплях крови. Движения его напоминали извивающийся поток ветра, блуждающий в дюнах пустынь, и раскрыв пальцы веером он то крутился на месте, то подобно крыльям разводил руки и всё время шептал что-то, закрыв глаза. То была молитва призыва неприкаянных душ, а поскольку в мертвецах могли остаться лишь осколки, то они же из их груди и самоизвлекались, шуршащими лепестками оседая на вытянутой ладони Сюэ Яна, а тот, не останавливаясь, продолжал огибать фигуры, и видно было, что его рукам чего-то не хватало, они явственно желали сжать что-то конкретное и продолжить танец. — Можно сказать, теперь вы свободны, — завороженно смотря на осколки, что шуршали на ладони, глаза юноши заметно потускнели. Теперь их цвет был не таким ярким, стал более насыщенным, больше похожим на темные оттенки растущей в чаще травы. — Еще одна причина приходить сюда… Будто отвечая ему осколки скользнули по его ладони своими сухими краями и тут же завертелись в воздухе, пробираясь под складки его одежды. Цзинь Гуан Яо был очень умен: он не просто доставал уже готовые трупы, а приказывал замучивать живых до тех пор, пока те не умирали от истощения. Если человек умирал в муках, его душа могла покрыться трещинами и расколоться, одной частью попадая в подземный мир, а другой оставаться в теле. Именно эти остатки и извлек Сюэ Ян, тем самым освободив их от еще и потусторонних страданий. Но как бы там ни было, а в попытке создать лютого мертвеца Яо почти преуспел, ведь если оживший мертвец обладал элементом души, легче было пробудить его сознание. Сюэ Ян, уже преспокойно ступая в лужах крови, шел вперед к воротам, которые были закрыты, но одним ударом ноги он выбил их из петель. Стража, увидев это находясь по ту стону полигона, (никто не осмеливался патрулировать внутри, поэтому наблюдение велось лишь снаружи) буквально онемела от страха. На минуточку, ворота были из дерева и железа высотой три с половиной метра! Когда же они увидели, кто вышел из пыльной тени, которую подняли упавшие ворота, то испугались еще сильнее. — Сюэ Ян? — воскликнул один из них и немедленно зажег сигнальный огонь, намереваясь бросить его вверх. Но не тут то было. В тени алчно блеснули глаза юноши, а пальцы, щелкнув, издали приятный звук. В тот же момент за спиной стражников выгнулись и поднялись с земли объёмные тени, напав на них плотным черным занавесом. Когда же они отступили, на земле остались лежать лишь искусанные одежды, даже костей не осталось! — Ха-ха-ха-ха, — схватившись за живот, юноша так радостно расхохотался, словно бы сходя с ума от праздной шутки. — Ха-ха-ха-ха!.. Тучи над его головой сгустились еще больше, и в отличие от города И здесь еще не шел дождь, поэтому свежий ночной ветер чуть подсушил мокрые волосы и одежду Сюэ Яна. Стоящие перед ним тени сверкнули глазами, из-за чего Сюэ Ян перестал смеяться. — Хотите еще? — удивленно спросил он и в ответ тени как бы немного качнулись из стороны в сторону. — Погодите, не набивайте животы этими отбросами, у меня есть для вас лакомство поаппетитней. Скажем, благородной крови сын Цзинь Гуан Шаня, или заставить восстать из мертвых всю его семью, учитывая убитого А-Туна? Нет, ненавижу направлять энергию в сгнившие куски мяса, иметь дело с душами куда приятней. К тому же, одной ожившей родственницы с лихвой хватит, верно я говорю, шлюха? Одна из теней невольно попятилась назад и замерла. Она немного отличалась от остальных, глаза её горели не такой жаждой голода. Другие тени затравили её блеском своих глаз и уже готовы были накинуться на неё, почувствовав холод и затаенную злобу призвавшего их божества, но отступили, как только почувствовали, что тот сам подходит к ней. — Ты покончила с собой, за что тебе моя благодарность, — склонившись над еще более потупившейся тенью, прошептал Сюэ Ян, — ведь души самоубийц уже не принадлежат Янь-вану, ваше пристанище в сумраке принадлежит мне. Ты должна радоваться: сегодня твой дорогой сыночек Мэн Яо присоединится к предкам. — Стой где стоишь!!! «Тц!» Сюэ Ян издал недовольный звук и его язык жадно прилип к небу. Он, сидевший на корточках, очень медленно встал на прямые ноги, из-за опущенной головы его распущенные волосы свободно свисали вниз, закрывая лицо. Вид у него был донельзя пугающий, но вот он уже небрежно подбросил вверх неизвестно откуда взявшееся яблоко и агрессивно отгрызнув от его бока сладкую плоть начал неторопливо жевать. — Что такое? — откинув голову назад и повернув взгляд в сторону окружившего его небольшого войска юноша широко улыбнулся. Глаза его сверкнули затаенной жесткостью, теперь они вновь сияли ярким изумрудом, а кровь, стекающая с его лица, была того же оттенка, что и кожица наливного аппетитного яблока. Пальцы, сжимающие Цзян Цзай, чуть подергивались, из-за чего в нетерпении дрожал и сам меч. — Хотите потанцевать со мной? Прошу прощения, но эта привилегия сейчас недоступна. Ну, сколько вас еще намерено набежать сюда? Мой меч и мои слуги умирают от голода… — Сюэ Ян? Неожиданно яблоко выпало из его рук из-за того, что, явно не ожидая этого, тело покачнулось, как будто получило какой-то внутренний импульс. Юноша вздрогнул, взгляд широко распахнутых глаз вгонял в ужас. Застыв немигающим взглядом в мертвой точке заклинатель покачнулся и будто бы ему стало нехорошо прижал ладонь к губам. — Кто? — переспросил он и развел пальцы в стороны, не отнимая их от лица, всё тем же широко распахнутым взглядом прожигая их лица. — Здесь таких нет. Внезапная боль пронзила его руку. Юноша опустил взгляд и увидел, как его кисть пронзил шэнбяо, веревочное копье, а воин, держащий другой его конец уже потянул за веревку, пытаясь дёрнуть Сюэ Яна на себя. Капли крови, что сползи с его пальцев и жидкими рубинами падали на землю донельзя обозлили заклинателя. Он клацнул челюстью как затравленное животное, схватился за веревку и одним движением притянул того человека на себя, но тот не успел его даже коснутся. Пробитый насквозь мечом он поднял голову, видя странное выражение на лице Сюэ Яна и тут же упал на землю. Веревки, которые держал юноша, выпали из его рук, он рухнул на колени, прижав обе ладони к голове. — Черт… — прошипел он и глаза его широко распахнулись. — Почему ты так яростно сопротивляешься возвращению? Я отдам тебе тело, лишь согласись твоя душа покинуть сумрак, но ты ведь не хочешь! Ты скрылся за пятой чертой, что далека от моих владений! Что-то определённо происходило с душой юноши, её снова разрывало от боли, и эхо нарастающего кошмара прожигало реальное тело, впиваясь раскаленными иглами в голову. — Твои глаза… Сюэ Ян поднял взгляд. Воины видели, что один его глаз был ярко-зеленым, с глубоким темным свечением, а второй был обычным, наполненным кровавой сеткой лопнувших сосудов. — Отдай мне его душу! — закричал Сюэ Ян и взмахнул мечом. — Янь-ван, Янь-ван, где он?! Невозможно было понять, кто именно в этом теле взывал к богу смерти. Разум Сюэ Яна пошел по швам, десятки, тысячи воспоминаний вспыхивали в его голове, и одно, самое яркое и самое жестокое: повозка, проехавшаяся по его руке, и раздавленный в кашицу мизинец. Тени, доселе окружавшие его, начали таять, исчезло и кровавое сияние их глаз. Упав лицом в землю Сюэ Ян начал кричать, почти рвал на себе волосы. — Вон… вон! — кричал он, глубоко вдавливая ногти в кожу головы. — Даже это у меня умудрились забрать, даже это! У меня никогда не было красной нити, что приведет меня к моей любви, ведь нет пальца, за который она должна быть привязана, у меня его забрали, уничтожили, смешали с грязью! Они все меня ненавидят, и я их тоже ненавижу! Сяо, Сяо… и тебя они тоже отнимут, заберут, уничтожат! Не позволю, не позволю, я убью их всех, я убью!!! Юноша притих, и вопреки всему продолжал сражаться. Два сознания, противореча друг другу в одном теле лишь разрушали его, не давали сосредоточится на главном, сконцентрироваться на чем угодно. Словно звуковые волны смещаясь друг с другом они создавали белый шум, что лишь калечил, а тяжесть звуков сводила с ума. То, что было в теле юноши пыталось не пустить это безумие взять власть над телом, так как знало, что это не душа, а воспоминания, что вспыхнув кровавым цветком призывали к мести, призывали как к разрушению извне, так и самоуничтожению внутри. Когда человек вспоминал, он превращался в боль от ощущений, и эта боль искала выхода, искала спасения. Её нужно было остановить, любым способом удержать это нарастающее безумие. В конце концов чужой разум так или иначе было тяжело контролировать, а если божество даст слабину и впустит в себя чужую боль, то это будет уже не божественная одержимость, а человеческая, и до тех пор, пока божество находится в живом теле оно может забыть себя и поверить, что чувства этого человека — его собственные, а поверив несомненно начнет мстить… Внезапно дрожащая рука Сюэ Яна начала тянуться к горлу, но делала это медленно, будто что-то невидимое не давало ей это сделать. — За…сыпай… — только и прохрипел его голос, после чего пальцы с силой вдавились в конкретное место и оцепеневшее в мгновенном страхе тело наконец-то изжило свои силы. Сюэ Ян пал в прямом и переносном смысле этого слова, тяжело повалившись наземь. Из его глаз не переставая текли кровавые слезы, пальцы вздрагивали, он продолжал хрипеть сквозь стиснутые зубы, пока, наконец окончательно успокоившись, и вовсе затих. Столпившиеся вокруг него воины боялись подходить к юноше даже тогда, когда он совсем не шевелился, и лишь из-за приказа ценой жизни и смерти в случае обнаружения схватить беглеца Сюэ Яна, решились осторожно подойти к нему всей толпой. — Он и правда безумен, — шептались они, помня о том, какую силу он проявил и насколько вздорные речи срывались с его языка. — Он звал какую-то Сяо… неужто чудовище влюбилось? — Если так, то мне жаль бедняжку, она обречена. — Точно-точно. — А я слышал, что он любил сливать девственницам кровь и пить её. Из того самого места! — Фу, ну и гадость ты ляпнул… Продолжая тихо перешептываться они осторожно возгрузили его тело на часть выбитых ворот, с помощью четырех мечей подняли его над землей и вот так по воздуху направились в Башню Кои.

***

«Божество танцует; Божество улыбается; Божество убивает»

Где-то за границами сумрачного Бестиария, где располагается пятое судилище ада, на белых плитах черными иероглифами была выдолблена эта надпись. Красиво, аккуратно, с изящными переходами и чуть извивающимися острыми углами. Однако все мертвые души спешили идти в обратную от надписи сторону так как знали, что это вовсе не обычная табличка, а предупреждающий знак никогда не заходить на дорогу, помеченную зеленым свечением. — Там ведь владения брата Владыки, Второго господина сумрака, — шепнул мужчина у которого не было глаз. — Мм… — кивнул другой. Кивнул, потому что ответить не мог — торчащая из горла обширная трубка, в которую беспрестанно вливалось расплавленное золото не дала ему этого сделать. Это были чиновники, тяжесть грехов которых определяли их земные грехи. Один был судьей, закрывающим глаза на справедливое вынесение приговора и притеснявший немало невинных жертв; другой же был чиновником, всю свою жизнь заботящийся лишь о собственном благополучии. В итоге каждый получил то, что заслужил: одному вырвали глаза, приговорив на бессмысленное скитание до тех пор, пока душа не раскается, второго же прокляли упиваться золотом, пока не лопнет. Мужчину и без того уже раздуло как мыльный пузырь, а он знай всё никак не лопает. Они со страхом миновали ужасную надпись, однако зеленое свечение, в какой-то момент изворотившись, коснулось ноги судьи и тот в ужасе завопил: — Нет, нет, я не самоубийца, я всего лишь обыкновенный вор, я вор! Мне нечего делать в Бестиарии Второго господина, помилуйте! Очевидно, слава этого Второго господина была так велика, что даже в пятой палате, где выносились приговоры в основном карьеристам с кривой дорожки его боялись даже больше, чем самого Князя подземного мира, Владыку над всеми умершими — Янь-вана. — А вы слышали, что творится в Бестиарии? Второго господина нет уже много дней, покойники в его владениях буйствуют. Демоны едва сдерживают наплыв новых душ. — Каких еще душ? — возмутился второй. — Да разве же самоубийцы сохраняют души? Это просто сгустки марева, которое насылается на живых как безумие, чтобы наказать. Но что верно, то верно. Если Бестиарий и дальше продолжит реветь и воспламеняться, боюсь из его недр вновь вырвется темная Ци, и мощь её будет до того велика, что зеленое пламя лизнет границы самих Небес! — Точно-точно. И Верховному Владыке это очень не нравится. Что же случится с землей, если сам Князь подземного мира поднимется туда и вернет беглеца? — Тсс, не ори так громко! Какой еще беглец? Это же брат Янь-вана… До чего это была известная личность на весь подземный мир, причем так сильно, что обитатели всех десяти палат ада боялись упоминать его имя, и это было единственное божество в сумраке, Бестиарий которого из всех фантастических тварей предпочитал именно человеческих, причем и в том и в другом смысле. К тому же, земные Бестиарии, как например японский, были всего лишь кладезем исписанных табличек, на которых фиксировались существования тех или иных демонов, а вот Бестиарий Второго господина был целым комплексом из нашествия душ с грехами различной степени тяжести, которые тоже фиксировались, но по-своему. Фрески в залах были нарисованы кровью, все допущенные людьми грехи превращались на стенах комплекса в зрелищные сценки, украшающие незавидное для множества душ место… Продвигаясь плотным потоком души продолжали болтать без умолку. Это было единственное их развлечение по дороге в чистилище. Те, кому вынесли приговор, должны были шествовать через границу своего судилища, где им определяли новое рождение либо животным, что означало ограничение души на один жизненный цикл, либо человеком, что подразумевало под собой попытку раскаяться и всё изменить. Но чаще всего бывало так, что человеческое рождение подразумевало под собой кару, и душе определялась такая судьба, которую они не выдерживали, уходили раньше срока и перенаправлялись в Бестиарий, а оттуда, как известно, мало кто попадал хоть в одно из судилищ. Те отказывались брать на рассмотрение души самоубийц, и они плотным потоком заполняли царство Второго господина. Раньше эти души как отходы просто сваливали в бездну, но тогда за такое решение отвечали небожители, а после одного случая очень пожалели о своем решении. В табличке с надписью шла речь именно о нем, Втором господине сумрака. Неожиданно души слегка замедлили свое передвижение и несколько из них с интересом уставились в темный угол дороги, откуда был слышен едва различимый плач. Не желая ввязываться во что-либо они шествовали мимо, никто не остановился, чтобы проверить в чем дело. Их касались только они сами, и уже осужденные сущности отказывались воспринимать что-либо кроме самих себя и пролитых из-за наказания слез. А в углу, прижимая колени к подбородку сидело нечто отдаленно напоминающее человека: черные волосы плотно закрывали его фигуру, дрожащие пальцы до синяков впились в нежную кожу. Вокруг него то и дело скакали фурии, и человек этот то плакал, то кричал, то смеялся. И дрожал от страха. — Убийца, убийца! — весело хохоча, кричали они. — Ничтожество, мужеложец, презренная тварь. — Какой хороший мальчик, — ворковала одна из них, касаясь своей наполовину разбитой головой чужих волос. — Давай я тебя согрею, ну? — Чего? С ума сошла? Пусть кровь его греет, он же убийца! Тут же из ниоткуда фурии достали объёмные кувшины и быстро вылили содержимое на мальчишку. Тот, поняв, что это кровь взревел от страха и ужаса и кинулся прочь, взывая о помощи. Ударившись об колонну он глухо сполз на каменный пол и, повалившись на бок, принял позу эмбриона, глаза его были широко распахнуты. — Я не убивал… — сходя с ума бормотал он. — Я не убивал его… — Убийца, убийца! — кружась вокруг него, продолжали свой смех фурии. — Подлая тварь, когда ты уже сгниешь во мраке? Ведь ты сам убил того, кого так любил! Мальчишка закричал не своим голосом и истерически воя начал качаться по земле, выдирая со своей головы волосы. Было больно, но еще больнее врезался в уши смех фурий. — Убийца, убийца, ха-ха-ха-ха! Как такого вообще кто-то может полюбить, он же никчемный подкидыш! Твоя мать подохла от подчиненных собственного мужа, а отца и того съели псы. Какой ужасный конец, какой ужасный конец, ха-ха-ха-ха! А теперь и ты умрешь, потому что никто никогда тебя не полюбит, ха-ха-ха-ха, а те, кто рискнут, тут же умрут от твоей руки! Нечеловеческий вой словно рев раненного животного распространился по воздуху, коснулся его словно пальцы струн, вынуждая его вибрировать. Души усопших, слыша эти крики, лишь проходили мимо, стараясь не обращать на их источник даже взор. А вот фурии, танцуя хороводы над пытавшимся закрыть свои уши мальчишкой, смеялись громче его криков и все припевали: — Он убийца и вор, и никто его не любит. Он безжалостный урод, которого все осудят, ха-ха-ха-ха! Неожиданно словно из ниоткуда разлился мягкий источник лунного света, прогоняющего эту зловещую темноту. Фурии, лишь завидев его, тут же в ужасе попытались бежать, когда что-то выскочило на них и тут же посносило им головы. Трепыхаясь словно подбитые птицы они махали руками, но вот одна из фурий замерла, когда на её когтистые пальцы неторопливо наступила нога в черной обуви. Не поднимая головы она вырвала из плеча собственную руку и в страхе начала отползать назад, пока извивающиеся вспышки чёрного пламени вконец не добили её. — Вот отрепье, — низким голосом выругалось существо, посносившее им головы. — Господин, простите, что позволил этому шуму дойти до ваших ушей, и вы даже прикоснулись к этой твари, наступив на неё ногой, но я не знал, что где-то стенает отбившаяся от прочего шествия душа, мои извинения. Фурии ведь сами по себе лишь порождения страхов, поэтому лучше всего будет если мы разберемся с источником их распространения, с душой. Это было существо похожее на человека, однако третий глаз в точке между бровей и заостренные уши делало это сходство минимальным, впрочем, как и пара кожаных крыльев, растущих из лопаток. Они какие-то время еще трепыхались на ветру, но затем окончательно исчезли за спиной. — Душа? — «господин» медленно обратил свой взор на стенающего мальчишку и губы его чуть разомкнулись. — Что он тут делает? Оба обратили свой взор на израненного клювами фурий мальчика, что сжался в клубок и, казалось, не разогнет спину даже под страхом смерти. — О, и правда, — удивилось существо. — Этот человек жив, но душа его почему-то здесь. Как такое может быть? «Господин» медленным шагом приблизился к юноше и опустился перед ним на колено. Мягко опустив руку и положив тому на подбородок он поднял заплаканное лицо на себя и тут же его глаза немного расширились. В этой душе он признал человека, в земном мире носящего имя Сюэ Ян, и кажется очень удивился его нахождению здесь. Сюэ Ян же, душа которого приняла свое телесное обличье дрожаще поднял взгляд и так и замер. Он видел кожу, что белее снега, и обескровленные губы, теплое дыхание которых опалило его лицо. В этом дыхании был смешан запах фиалкового корня и лаванды, а кожа сияла в лунном свете будто была под слоем рисовой пудры. Божество и душа, не отрывая взгляды друг от друга, замерли, и хотя в сумраке не было счета времени по дням или часам, но казалось, что во взгляде этого мужчины плескалась сама Вечность, и хоть Сюэ Ян из-за капюшона не видел глаза, но прикипел к металлическому цвету ткани, из которой тот был сделан. Из-за распахнутых ему губ он верил, что смотрят на него не угрожающе. Впрочем, и само божество было удивлено не меньше. Гладя юношу по лицу пальцы то и дело спутывали между собой тонкие, как паучья нить пряди волос, и будто играючи наматывал их на свои длинные холодные пальцы. От этой прохлады веяло покоем, заботой и… вопросами. Казалось, он что-то вспомнил, что-то очень грустное, безрадостное, что причиняло тяжелое томление в груди. — Ой, а это что? — существо принялось ощупывать его левую руку и, видя отсутствующий мизинец, кажется был несколько в недоумении. — Как странно… — Что тебя удивляет? — глаза «господина» были скрыты за широким капюшоном, который тот натягивал до половины лица, однако Сюэ Ян не сводил с него глаз, пока Янь-ван точно так же смотрел на него. — Ну, этот человек ведь наполовину японец, а значит частично принадлежит их пантеону божеств. Отсутствие мизинца означает и разорванную красную нить, из чего я могу заключить, что даже если этот человек встретит свою судьбу, ей не за что будет уцепиться, их союзу будет не дано восторжествовать в любви, хотя человек, который держит второй конец, кажется, не лишен пальцев, и именно он обязательно притянется к нему, но… их постоянно будут разлучать, но даже не это странно! Я вижу, что душа этого человека не была наполнена грехами, когда появилась на свет, за что же его так жестоко наказали? Неужели наши судилища приговорили его к такому горю? — Наши? — мягкий, очень мягкий голос Янь-вана подобно флейте сяо проникал в бушующие волны растерзанной страданиями души Сюэ Яна и завораживали последнего, причем настолько, что тот почти гипнотизировался им. Этот голос действовал как рябь на стоячей воде, лишая её прежнего покоя, и покрытая приятной дрожью душа Сюэ Яна лишь сильнее притягивалась к нему. — Наш мир тут ни при чем. Мы отправляли эту душу со всеми почестями и благословениями, и родилась она в радости, счастье и родительской любви. — Тогда кто… — было спросило существо, когда Янь-ван тихо выдохнул и мрачно ответил: — Это было решение Небес. Существо, казалось, было ошарашено до такой степени, что даже задышало, чтобы сымитировать удушье. — Но ведь он был совсем ребенком тогда! — воскликнул он. — И его душа с тех пор так и не лишилась рубцов, все еще открыта, все еще кровоточит! Внезапно до сего притихший Сюэ Ян вздрогнул и начал отползать назад. Существо, увидевшее это, перевело взгляд на Янь-вана и немедленно отвернулось, ведь капюшон, упавший с головы Владыки явил загробным чертогам глаза бога смерти, что были абсолютно белы, потому что… бесконечные слезы выжгли прежний цвет радужки, обесцветив глаза. Красные уголки ресниц, распухшие веки, — бог смерти не ведал ни единого дня, чтобы его глаза не завлекало пеленой из слез, а бледное, словно благородный мрамор, лицо, сияло в лунном свете, потому что всегда было влажно. Его окружала аура спокойствия и неспешности, но вместе с тем чувствовалось, как тяжел воздух вокруг него, насколько уплотнена гравитация его тела. Это могло означать лишь то, что в этом сосуде сокрыта невероятная и очень пагубная сила, способная сместить с орбиты солнце и луну, а землю расколоть надвое, добираясь до ядра. В конце концов лишь боги смерти, имея тяжелую, уплотненную из-за темной материи, текущую в их жилах, гравитацию могли самоуничтожить себя, породив чудовищной силы взрыв, способный смести все три мира. Однако та нежность с которой он прикасался к дрожащей душе, и слабая улыбка, окрашивающая его тонкие губы алыми оттенками выдавала в нем его бесконечные страдания, его желание любить, а не губить. Это был Бог Смерти, Князь подземного мира, Первый Господин сумрака и самый сильный среди первого поколения бессмертных… — Я знаю, что он был мальчиком, — тихо ответил он, спешно надев капюшон, чтобы не пугать ничего не осознающего кроме своей боли Сюэ Яна. Янь-ван знал, что собой представляет подлинное зрелище его глаз, почему служащее ему существо и отвернулось, ведь раньше на господина запрещалось смотреть, если его лицо не закрывала маска или на него не падала тень низко опущенного капюшона. — Я знаю, что он был робок и невинен, но предметом страданий он стал по причине того, что мы… — Прошу вас, не так громко, — все еще не оборачиваясь, ведь глаза Янь-вана запрещено было видеть кому-либо, зашептало существо. — Что же нам с ним делать? Сюэ Ян со страхом смотрел на чуть улыбающиеся губы Янь-вана, который этим подобием подлинного добродушия пытался его успокоить. Довольно редкое зрелище, в котором главный судья всех десяти судилищ имитирует модель поведения внешнего мира. Так получилось, что сотни лет будучи окруженными лишь мраком, криками и стенаниями попавших в подземный мир душ боги смерти если не разучились, то очень глубоко спрятали саму возможность любить или проявлять тепло. Одинокие, сильные, гордые они не знали страха, но познали очень много страданий, а из-за того, что сумрак был обособлен от двух других миров и считался территорией невозврата и тяжелой Ци, у них никого не было, кроме самих себя. Чертоги небес, как и солнце внешнего мира, были закрыты для них… — Его душа по какой-то причине испытала столь сильный ужас, что чуть не покончила с собой, — гладя юношу по лицу, продолжал Янь-ван. — Так что же, отправить его в Бестиарий? Янь-ван изогнул бровь. — Если мы это сделаем, — улыбнулся он, — мой брат нам этого не простит. Этот парень жив, но на свое несчастье один из осколков его будущего ранил его прямо в сердце, и не сумев выдержать то явно ужасное зрелище он скрылся от страдания как сумел — затерявшись во мраке. К тому же, — Янь-ван обернулся к существу, и улыбка исчезла с его лица, — даже если бы умер, все равно нам бы принадлежать не стал, а поскольку мой брат слишком потакает своим капризам во внешнем мире, окажем его стараниям соответствую поддержку, хотя это скорее будет услуга. Немедленно доставь мальчишку в тихое русло вод у границы Перерождения, только следи, чтобы он часом не прошел её, иначе быть беде. — Зачем ему плавать в живой воде источника, кого он должен ждать? — Пусть его душа подлечится немного, воды у последних врат омывают души и дарят покой тяжёлым волнениям. К тому же, они очистят его разум, и вместо кошмаров он увидит то, к чему стремятся все его желания. Это поможет душе юноши выбраться из мрака, став для него путеводной звездой… — Владыка, простите, — слепив на своем лице эмоцию, отдаленно напоминающую иронию, существо сузило все три века, — но пока Второй господин, как вы и сказали, «потакает своим капризам», кое-кого в небесных чертогах рвут нездоровые волнения на этот счет. — А нам до этого нет дела, — агрессивно изогнув уголки губ, ответил Янь-ван. — Коли наш брат считает свое поведение правильным, значит так оно и есть, а ежели кто-то хочет оспорить, милости прошу в его Бестиарий. Полагаю, что там, окруженные прекрасной атмосферой скопления страданий и слез они без спешки обсудят все свои трения… Янь-ван поднялся, полы его одежд зашуршали по каменному полу. Выглядел он изнуренно, нездоровая бледность перекинулась даже на губы, делая его лицо подлинной маской смерти, однако гордая осанка и прямая спина, несмотря на тяжесть повседневных забот внушала уважение к этому темному божеству. Он остановился и медленно обернулся, смотря на то, как его верноподданный усыпляет Сюэ Яна, чтобы не пугать своим внешним видом. «Как боги жестоки, — грустно думал он. — Неужели они думают, что сумрак забудет и простит им то, что они сделали с нашим дивным цветком. Ах, нет, не нашим. Его…» Вернувшись к вратам он неспешно зашел внутрь, они тут же захлопнулись, вновь погружая тропы шествующих душ в абсолютный мрак.

***

Тихий плеск воды нарушал звенящую тишину вокруг. Открыв глаза, Сюэ Ян первым делом почувствовал, как мимолетная рябь на воде, создавая мельчайшие волны колебания, касается его губ. Он, испытывая мучительную жажду мгновенно высунул язык, начав жадно пить её, пока не понял, что у воды странный горький вкус, словно вода в которую попали капли чернил. По цвету эта вода имела тот же оттенок, но широко распахнутые глаза Сюэ Яна изумились вовсе не из-за этого. Яркие чувственные алые губы, что он увидел прямо перед собой, испугали и смутили его гораздо больше, чем если бы вода, что он выпил, могла быть ядом. На самом деле это были мертвые воды поземного царства, но Сюэ Яну нечего было опасаться. Лишь в начале темного потока это был чистейший яд, зато по завершению его, где пересекая десятую границу мира мертвых она спадала в пустоты темным шлейфом водопада, эта вода становилась едва ли не источником жизни, избавлением от всех болезней, ведь в ней омывались души, которые пройдя все палаты ада удостаивались перерождения. На такой границе и оказался Сюэ Ян, а губы, что он видел перед собой, алыми лепестками украшали слегка изможденное бледное лицо. Тени от пышных черных ресниц падали на щеки; тонкий нос и высокие скулы делали это лицо до невозможно миловидным и завлекающим. Черные волосы плотными длинными прядями змеились по лицу и плечам, талии и бедрам, их кончики были погружены под воду, извиваясь в ней подобно морской траве. Это был человек, во всяком случае выглядел человечно и был… очень красивым. Его изящное тело без сомнений принадлежало молодому мужчине, уже давно вышедшему из возраста юноши. Однако эта нездоровая бледность отталкивала, и если бы не налитые соком жизни губы и не черные словно сама ночь волосы зрелище бы отталкивало от себя, а не притягивало. Сюэ Ян жадно пожирал глазами это тело. Оно лежало на боку, почти вплотную с ним и не дышало. Юноша осторожно коснулся бледной кожи и тут же одернул руку. Нежная словно шелк кожа была так холодна, что от этого становилось жутковато. Даже мертвецы не источали такой холод как это тело. — Ты кто? — перевернув его на спину, спросил Сюэ Ян. — Я хочу есть… Он начал трясти тело за плечи, жуткая боль в животе не давала ему покоя. Перевернув его на спину Сюэ Ян увидел, что пряди волос частично закрыли прекрасное лицо, его взору вновь открылись лишь чувственные алые губы, такие, казалось, живые, такие притягательные. Цвет был схож с ранними плодами вишен, с цветами слив или же ярко-алой краской для вееров. Сюэ Ян склонился к этим губам и лизнул нижнюю. На вкус они оказались очень сладкими, поэтому юноша, испытывая неизвестно откуда взявшийся голод вцепился в нижнюю губу зубами, сжав её до крови. Та тоже оказалась сладкой, и изнемогающее от голода тело юноши совсем потеряло рассудок. — Как сладко, — почти что мычал он, выцеловывая из губ сладкий нектар. — Как вкусно… Он продолжал целовать, но скоро губ ему стало мало, он все никак не решался укусить сильнее, поэтому сполз зубами ниже, к шее, и вцепился в неё своими клычками. Вонзив их достаточно глубоко он снова почувствовал привкус сладкой крови и замычал от удовольствия. Он пытался пожевать жилку на шее, оттягивал губами кожу, лизал её, пока, наконец, спустившись к груди почувствовал, как она слабо вздрогнула, словно стыдливо сделав короткий вдох. — Так нравится есть меня? Сюэ Ян мгновенно одернул себя и отполз назад. Он и не заметил, как уже восседал на теле, прямо между бедер, и только сейчас посмотрев вниз обнаружил, что это тело действительно принадлежит мужчине. — Я вкусный? Заклинатель снова не ответил, лишь попытался отпрянуть подальше, но только зачувствовав его сопротивление мужчина резко подался рукой и, примкнув лицом к его шее, тут же укусил её, оставив на чуть прохладной коже след своих зубов. Сюэ Ян попытался было воспротивится, но его держали крепко, даже слишком, чужие руки скрестились на его спине и в какой-то момент его перевернули на спину, из-за чего он снова частично оказался в воде. Она достигала лишь уровня его ушей, и это блокировало внешние звуки. Глаза, что смотрели на него, уже были ему знакомы, но вот лицо… В этот раз не призрак, не туманное скопление, не голос за его спиной и не обличие Сяо Син Чэня. Сейчас склонившись над ним на него смотрело совершенно незнакомое лицо, и если бы не умиротворяющий плеск воды и слабое тепло, идущее откуда-то снизу, Сюэ Ян в испуге и нерешительности не рискнул бы так отчетливо рассматривать его. Это было красивое лицо с чуть игривыми, волнующими чертами. Глаза «феникса» обрамлял веер пушистых, чуть загибающихся вверх ресниц, тонкие брови вразлет придавали лицу некой беспечности, но вместе с тем опасной игривости, словно все увлеченности этого человека кратковременны, но глубоки. Как у тигра, изнашивающего клубок ниток до тех пор, пока от него не останется лишь название, но стоит хоть как-то попытаться этот клубок отнять, и смерть нарушителю этой одержимости клубком гарантирована. Чувственные алые губы были влажны, а из-за укусов еще и немного припухли, кровь к ним прилила сильнее, и на этом бледном лице они приковывали к себе больше всего внимания. — Хочешь еще? — миролюбиво улыбнувшись, спросил человек. — Что? — спросил Сюэ Ян, немного расслабившись телом. — Я могу укусить тебя еще, — повторило создание и улыбнулись шире. — Ты так задрожал, когда мои зубы вошли в твою плоть… Только сейчас Сюэ Ян понял, что на его шее остались ранки из которых тонкой ниточкой струилась кровь. Если присмотреться, то точно, два крошечных отверстия, как от маленьких клычков. — Зачем меня кусать? — впервые возмутившись он попытался скинуть с себя это тело. — И хватит сидеть на мне, твое хозяйство упирается мне в промежность! Человек сперва выпучил глаза, словно услышанные слова его ошеломили, но затем его брови сошлись на переносице, и он разразился таким громким смехом, что, не удержавшись, упал на бок, схватившись руками за живот. — Вообще-то это как раз-таки твое хозяйство трет тебе бедра, я тут ни при чем, — задыхаясь от смеха, ответил человек. — Просто поверить не могу! Единственная прихоть, вывившая тебя из границ сумрака, была похотью, ха-ха-ха-ха! И тут Сюэ Ян на свое удивление и стыд залился столь густой краской, что непонятно почему уткнулся лицом в ту самую воду, пытаясь провалиться в неё со стыда. Он вспомнил, что, действительно, накативший на него в какой-то момент страх вытеснили не очень приличные картинки, по неизвестной причине всплывшие в его голове, и он так проникся ими, что, похоже, создал иллюзию еще одного тела, чтобы… совокупится с ним. Такое иногда случалось в его снах, а с появлением Сяо Син Чэня перекинулось еще и на реальность, но он и думать не думал, что кто-то, непонятно кто, улучит его в подобной ситуации. Это было равносильно тому, как если бы неприличные мысли человека, хорошо скрытые под занавесом «лицо кирпичом», словно отправленным видео или картинкой всплыли в голове другого человека. — Ты настоящий подонок! — с чувством, но очень весело воскликнул человек. — Призвал меня в чертоги собственного сознания лишь затем, чтобы изнасиловать?! Я всего себя извел, думая, как бы соблазнить тебя вылезти наружу, а ты оказывается клюнул на что-то типа этого, — он указал пальцем на себя. — Теперь понятно, почему я очнулся рядом с тобой обнаженным, и почему мертвые воды стали такими тёплыми. Ты так пылаешь от желания, что сумел подогреть реку загробного мира! Если Янь-ван узнает, почему его реки неожиданно превратились в горячий источник, точно снесет тебе голову. Кстати, от бондажа тебе тоже крышу сносит? Сюэ Ян не понял, о чем он говорит пока не опустил глаза вниз, и краска окончательно сползла с его лица. То, что должно было применятся как обездвиживание преступников, в исполнении Сюэ Яна приобретало, кажется, назначение в совсем другой степи. Начнем с того, что его запястья (чего минуту назад точно не было) были связаны узлом «стремя», и крупное плетение веревки шло дальше, к ногам, плотно обхватывая их и фиксируя в согнутом колене. Веревки были красными и пахли какой-то сладостью, отдаленно напоминающую карамель. Будучи хорошо знакомым с этой ветошью наказаний, Сюэ Ян с точностью определил, что связан он техникой шибари. Китайцы ненавидели японцев, но бордели и тюрьмы были вне политики, так что активный обмен опытом приветствовался. — Это что за хрень?! — в сердцах воскликнул он и метнул глаза в сторону притихшего человека. Только посмотрев на него он снова оцепенел. — Ты?.. Вместо прежнего человека с удивительными глазами формы «феникса» Сюэ Ян увидел лицо, которое в самых страстных своих переживаниях он опошлял настолько, что в реальности почти что умолял его обладателя немедленно взять себя! Сяо Син Чэнь не удержал равновесия, и связанный в еще более откровенных местах с громким плеском повалился на бок. — У тебя нереально большие глаза, — одними губами улыбнулся он. — Значит ли это, что вместо «меня» ты увидел кого-то другого? Сюэ Ян тяжело сглотнул, но взгляда не отвел, жадно пожирая глазами связанные места на теперь уже теле его возлюбленного. И так понятно, что все веревки сходились у того между ног, но то, что именно было связано между этих ног приковало его немигающий взгляд еще сильнее. «Сяо Син Чэнь» тоже обратил свой взор вниз и издал нервный смешок. — Да, правду говорят, что на пороге смерти люди очень честны в своих желаниях, — уныло протянул «Сяо Син Чэнь». — А ты, похоже, умирал с острым ощущением неудовлетворенности или с сожалением о не содеянном. Правильно ли я понимаю, что, либо с ним, либо с самим собой ты хотел проделать что-то подобное? Боги, не смотри на меня так, а то ощущение такое, будто твои глаза от меня куски откусывают. Хотя оно и понятно, почему он так смотрел. Видеть своими глазами полностью эрегированный, идеально прямой член своего возлюбленного, которого обхватывала красная шелковая лента… К тому же, от этого взор юноши сыпал искрами, из-за ленты член заметно дернулся пару раз, из-за чего сглотнули сразу оба: Сюэ Ян, потому что постепенно терял разум, ну и «Сяо Син Чэнь», однако более болезненно, понимая, что еще чуть-чуть и его на самом деле могут сожрать. Не съесть, а именно сожрать, вот о чем говорил взгляд Сюэ Яна. — Спокойно, — чувствуя тугой узел, сжимающий ему запястья за спиной, осторожно и еще раз осторожно проговорил мужчина. — Ты же не собрался оттрахать своего возлюбленного собственной душой?! «Ощущать то это буду я!» Телом Сюэ Ян был жив, но душа его находилась чуть ли не в самой последней глубине сознания, всё еще окончательно не покинув сумрак, из-за чего, словно в проекции, в том черном пространстве где он находился вспыхнуло всё то, что не давало ему покоя, и если сперва это были видения о смерти, то теперь, будучи так близко к границе, что освободила бы его от этих скитаний и находясь рядом с существом, что, собственно, его там обнаружило, душа Сюэ Яна вовсю стремилась вернуть себя телу, но ей нужен был какой-то сильный позыв, решительный толчок в финальный прыжок. Кто же мог знать, что этим толчком окажется не что иное, как Госпожа Похоть. — Впрочем, я могу и ошибаться, — хитро улыбнулся «Сяо Син Чэнь». В его голову явно пришла какая-то мысль. — Да, скорее всего так оно и есть. — Ты о чем? — Ну, видишь ли, ты каким-то образом умудрился попасть к границе Перерождения, а оказавшись у тихого мирного русла животворящих вод наконец успокоился, из-за чего поймал кадры своего более близкого будущего, а значит сейчас проецируешь на мне увиденное. — В каком смысле? — В самом что ни на есть том, — еще шире улыбнулся «Сяо Син Чэнь». — Что, если ты вдруг очнешься, то сразу окажешься связан и поджат вот этим телом? — кивком указал на себя. — Понимаешь? У тебя нет абсолютно никаких причин терзать себя дальше, ведь, как я посмотрю, терзания то тебе нужны совершенно иные, так сказать более приятные… Сюэ Ян неосознанно кивнул в ответ. «Сяо Син Чэнь» же тихо выдохнул и, чувствуя, как веревки сами по себе сдавливают его сильнее, не удержался и смежил веки. «Этого просто не может быть, — пребывая в тяжких, но очень веселых раздумьях, думал он. — Я, значит, в теле Слепышки томился, ел безвкусную еду, крал кроликов и кур, ожидая, пока ты соизволишь очнутся. Даже твоим телом завладел, от твоего имени отправился свести с подлецом Яо кровный счет и спасти с полигона остатки душ замученных людей, чтобы бросить в твою копилку добродетелей куски добрых дел пожирнее, а в итоге всего то нужно было, что соблазнить тебя бондажом на теле твоего распрекрасного. И как я сразу не понял, что сон спящего мудилы может развеять поцелуй связанного слепого принца!» Скрипя зубами от игривого беззлобия божество не сразу учуяло резкую смену локации во внешнем мире. Сюэ Ян, который без конца томился в своих фантазиях не предпринимал серьезных попыток вернуть себе тело, но, что радовало сильнее всего, больше не терзался муками совести и страха. Смотря на то, как беспечно он играет веревками, сплетая их концы в мертвые узлы, божество сменило гнев на милость и тепло улыбнулось столь невинно балующемуся Сюэ Яну. «Поплавай в своих мечтах еще немного, — наблюдая за его увлеченным лицом, подумало божество. — Просто подожди, пока я уберу весь мусор, чтобы ничего не омрачало твой взор…»