Please, slow down

Want you tied up in my bed

With my name carved deep into your chest

Harmless games went to my head

Now I want you breathing down my neck

Like an animal...

©Jim Yosef, RIELL - "Animal"

Их недоотношения со Шрамом всегда казались Роверу немножко ебанутыми. Сам факт того, что резонатор время от времени оказывался в одной постели с известнейшим на Солярис-3 преступником, уже мог вызвать пару сердечных приступов у Цзиньси и еще десяток – у прочих друзей и знакомых. Оставшиеся либо попытались бы прибить его нахрен за такие выкрутасы (Ровер обоснованно полагал, что Саньхуа будет первой в очереди), либо просто сочли бы поехавшим крышей на фоне постоянного стресса и влияния тацетита. Возразить было нечего – он и сам уже сомневался в собственной адекватности. К чести Ровера – в постели они всё же оказывались редко. К его стыду – лишь по причине того, что в большинство встреч кровати поблизости не наблюдалось. Тогда в ход шли покрытые пылью столы, с которых смахивалось давно поломанное оборудование, полуобвалившиеся стены, в которые его вжимали с почти нечеловеческой силой, стволы деревьев, пологие склоны… Каждый раз, когда Ровер мысленно перечислял, ему становилось дурно примерно на моменте с пляжем, посреди свежезачищенного лагеря изгнанников. Он потом песок из одежды еще неделю вытряхивал. Вторым фактом было то, что в остальное время они со Шрамом по-прежнему были врагами. Противостояние с Фракцидусом продолжалось, стычки с рядовыми членами организации происходили ежедневно, и Ровер пару раз на автомате атаковал, увидев за углом кусок красного костюма, а затем, громко ругаясь, останавливал чужую кровь и перевязывал глубокие раны. Самого Шрама это ни капли не задевало, он лишь по-хозяйски размещал ладони на обтянутых черной тканью бедрах, подтягивал ближе, к груди, и начинал по-кошачьи тереться макушкой о плечо – до полного сходства не хватало мурчания да пары пушистых ушек. Как ни странно, на Ровера это действовало успокаивающе: он быстро остывал, прекращая ворчать, и снова злился, лишь когда чужие руки будто бы незаметно пробирались под водолазку, оглаживая бока. За подобную наглость Шрам всегда получал удар под дых, но даже не думал останавливаться – знал, падла, насколько Роверу нравится происходящее. А третьим, самым странным фактом было то, что в какой-то момент между ними установилось неправильное, болезненно-ломанное доверие. Когда Ровер, сидевший за одним столом с Чисией и Яньянь, внезапно осознал это, то захотел разбежаться и удариться головой о стену. Он тогда сдержался – подруги бы задали вопросы, на которые резонатор не желал отвечать. Да и как им вообще объяснить такое? Ровер помнил, как однажды Мортефи спросил у девушек совет по отношениям с формулировкой «мне для друга» – так им хватило пяти минут, чтобы вычислить день, время и место его свидания с «тем красавчиком-исследователем». Ровер тогда для себя четко уяснил, что женщины – страшные создания, когда хотят докопаться до истины. Давать им повод для нового расследования не хотелось. Как бы то ни было, факт оставался фактом – Ровер начал доверять Шраму. Он стал замечать, как невольно расслаблялся, улавливая посреди леса или руин знакомую тихую поступь. Как доверчиво прикрывал глаза, пока сухие обветренные губы мягко касались его собственных, а ладони почти ласково оглаживали щеки. Когда Ровер впервые крепко уснул в чужих объятиях, а утром проснулся уже один, глупо уставившись на черно-красную карту на прикроватной тумбочке, то захотел размахнуться и дать себе кулаком по лбу. Снова сдержался – в том, как далеко зашло все происходящее, некого было винить, кроме самого себя. Ответные чувства тоже были. Ровер вообще считал, что все закидоны Шрама на его счет возникли уже в ту самую встречу в разрушенной деревне. Иначе как объяснить, что тот сходу вторгся в чужое личное пространство, пытался коснуться по поводу и без, использовал странные прозвища и демонстративно поддавался в бою? А тот разговор в библиотеке, когда Шрам откровенно строил глазки и флиртовал, не смущаясь ни оков на запястьях, ни присутствия Магистрата? И не боялся ведь, гад, получить по бессовестной красивой мордашке. (С тем, что он считает это лицо красивым, Ровер свыкался долгое время, проходя все пять стадий от отрицания до принятия). В любом случае, ответное доверие было. Шрам улыбался, спокойно подставляясь под случайные и не очень атаки; давал Роверу раздевать его для обработки ран, не беспокоясь, что вместе с одеждой с него снимали сумки с оружием и терминал; смирно лежал, прижатый к земле весом чужого тела и лезвием меча прямо у горла – одно неосторожное движение, и он истечет кровью меньше чем за минуту. Шрам позволял делать с собой что угодно, радостно принимая как боль, так и удовольствие, словно не видя разницы между ними – или нарочно ее игнорируя. Наверное, именно это и стало причиной всему происходящему. Шрам лежал спиной на свежих, недавно постеленных простынях – тот редкий случай, когда до кровати они все же успели добраться. Комната Ровера была его единственным любимым местом в Цзиньчжоу – мужчина редко бывал приглашен, но каждый раз, оказываясь посреди небольшой квартирки, светился подобно гирлянде, коими щедро украшали улицы города в канун весеннего празднования. В свой второй визит он с почти мальчишеским интересом обошел все углы, исследовал холодильник, подмечая набор продуктов, заглянул на все полки, осматривая материалы и сувениры с путешествий, и получил по лбу, добравшись до ящика с нижним бельем. Не то чтобы Шрама это задело, но принять виноватый вид он тогда не забыл. Стараться вести себя хорошо стоило – хотя бы ради поцелуя, в который его утянули секунду спустя. Легкий запах стирального порошка и какой-то цветочной отдушки расслаблял, заставлял выдохнуть, устраиваясь поудобнее. Кровать не была маленькой, но роста мужчины хватало, чтобы при желании упереться носками в один бортик, макушкой касаясь противоположного. Шрам снова завозился в попытках сменить положение, но получалось плохо. Мешало жаркое лето, из-за чего простынь нещадно липла к покрытой потом спине. Веревка на запястьях мешала не меньше. – Я, кажется, сказал лежать смирно. Голос Ровера звучал низко, глубоко, подавляюще, и Шрам действительно не понимал, как смог сдержаться и не заскулить в ответ. Его мальчик никогда не был покорным, нет – Ровер еще в первый раз дал ясно понять, кто лидирует в их отношениях – но сегодняшняя встреча выходила за привычные рамки. Настолько, что мужчина разрывался между желанием вывернуться из пут и прижаться к чужим бедрам, кусая и сминая пальцами упругую кожу, и зудящим под кожей горячим предвкушением. Ровер возился в шкафу в поисках предмета, купленного пару дней назад на рынке. Идея пришла ему в голову совершенно спонтанно – и дело тут вовсе не в случайно попавшемся в сети видео категории «для взрослых», которое он поначалу смахнул в сторону, как прочий спам, а затем пролистнул обратно и зачем-то досмотрел до конца. И не в том, что он, задумавшись, представил на месте актеров кого-то другого, после чего пришлось провести в ванной добрых полчаса вместо обычных десяти минут. Уверенность Ровера поубавилась, когда он осознал себя у прилавка в момент покупки, и ему ничего не оставалось, кроме как постараться не попасться по пути домой никому из знакомых. Иначе пришлось бы на ходу выдумывать, когда это он успел завести собаку. Забрав искомое, Ровер развернулся, тут же ловя на себе полный вожделения взгляд. Шрам опустил голову чуть ниже, уставившись на предмет в руках, и его зрачки расширились, а грудная клетка задвигалась быстрее, позволив хриплому дыханию заполнить тишину комнаты. Ровер усмехнулся, в два шага оказавшись рядом с кроватью и склонившись к лежащему мужчине. - Что, нравится? Для тебя купил, – он приподнял ошейник, давая рассмотреть металлические клепки и серебристую застежку, издававшую тихий звон. Шрам не отрывал взгляд от аксессуара, не шевелясь и, кажется, перестав дышать на пару секунд. Только черти в глубине его зрачков набирали обороты, уже не просто отплясывая, а собираясь в целые хороводы. – Нравится, – хрипло произнес он в ответ, снова уставившись на Ровера, и улыбнулся. – Наденешь? Дважды просить не пришлось. Ровер расстегнул широкий ремень и, протащив по подушке, обернул вокруг шеи, чуть ниже чувствительной метки резонатора. Слегка задумался, примеряя длину, и застегнул, заправив свободный край в шлевку. На всякий случай проверил натяжение, поддев двумя пальцами – как бы сильно Шрам не бесил порой, а ненароком задушить его в процессе не хотелось. Хотя, возможно, тому это только понравится. – Надо же, и впрямь собачий. Мне начать лаять? – нет, он точно нарывается, иначе не смотрел бы столь хитрым взглядом, ожидая реакцию. Ровер медленно намотал поводок на кулак и дернул, отрывая голову и плечи мужчины от кровати и приподнимая вверх. Склонившись в чужому уху, он прошипел: – Собаки, в отличие от тебя, подают голос только по команде. Ошейник плотным кольцом обхватил горло и впился прямо в метку, придушивая. Тело Шрама затряслось, глаза чуть закатились под полуприкрытые веки, а член стоял, истекая смазкой и пачкая нижнее белье – единственное из одежды, что было на нём. Пользуясь случаем, Ровер обхватил чужие руки ладонью и завел выше, за голову. Ослабив поводок, он пристально рассматривал лицо мужчины, рухнувшего обратно на кровать и пытающегося отдышаться. Вид покрасневших щек и затуманенных пеленой глаз пробуждал садистское желание продолжать, чтобы увидеть больше. Еще больше. Ещ… – Еще… – просипел Шрам сразу, как только из горла перестали вырываться судорожные хрипы. Ровер усмехнулся. Как он и думал – им обоим это охуеть как нравилось. – Грязный извращенец, – он перекинул одну ногу через лежащее тело, садясь сверху, и снова натянул поводок до упора, тут же проезжаясь по чужому члену. Стоны раздались в унисон – один тихий, пока еще сдерживаемый, другой громкий, на грани очередного хрипа. Ровер подался назад, оперся свободной рукой о кровать, затем толкнулся вперед, прижавшись еще ближе, теснее, делая ощущения ярче. Остановился, всматриваясь в лицо напротив и вновь отпуская поводок – игры с дыханием это, конечно, здорово, но сегодня он планировал немного другое. Шрам выглядел так, будто его уже выебали, но он хочет еще. Взгляд затуманился, челка прилипла к мокрому лбу, капли пота выступили на коже, стекая по покрасневшим щекам и шее. Ровер откровенно залип, рассматривая представшую перед ним картину, и поэтому практически пропустил момент, когда чужие руки потянулись к нему, касаясь кончиками пальцев голой груди. – Нет, – тут же твердо сказал он, хватаясь за веревку на широких запястьях и отводя их в сторону. – Сегодня ты лежишь смирно. Или уже забыл? Почувствовав угрозу в чужом голосе, Шрам постарался сфокусировать взгляд, натыкаясь на серьезное выражение лица напротив. Ровер еще в самом начале предупредил, что в этот раз стоит побыть послушным (читай – засунуть свой несносный характер куда поглубже), иначе игра закончится, даже на начавшись. И Шрам понимал – парню вполне хватит наглости просто встать и уйти, оставив его лежать на кровати в пустой комнате с болезненным стояком и без какой-либо разрядки. Еще и свяжет чем-нибудь покрепче, так, в воспитательных целях. – Понял, – примирительно просипел Шрам, самостоятельно заводя руки назад и расслабляя. Перетянутые веревкой запястья ныли, на коже уже проступали красные полосы, но эти неудобства были сущей мелочью перед наградой, которую он мог получить, лишь немного потерпев. И кто он такой, чтобы отказываться от подобного шанса? – Хороший мальчик, – промурлыкал Ровер, сменяя гнев на милость, и тут же ощутил, как член под ним дернулся в ответ на похвалу. Шрам вновь задрожал, резко зажмурившись, сжав ладони в кулаки и напрягшись всем телом. Это похоже на… Ох. Ровер опустил взгляд вниз и в удивлении вскинул брови. – Ты действительно сейчас кончил только от этого? Только в концу предложения Шрам немного пришел в себя, приоткрыв глаза, и сразу же принял свой излюбленный слегка виноватый вид. Во всем от позы до взгляда читалось, что он осознавал свою ошибку, но в то же время каждой клеточкой тела демонстрировал, что был здесь над собой не властен. Обычно на Ровера такое срабатывало – точнее, он позволял этому срабатывать – но сегодня резонатор был не в настроении вестись на чужие уловки. Он выпрямился, хмуро уставившись на мужчину под ним, и спросил: – И что этот непослушный пес собирается делать, оставив хозяина неудовлетворенным? Шрам задумался ровно на секунду, перебирая в голове варианты ответов и выбирая лучший – останавливаться на такой ноте казалось подобием самой мучительной пытки. Затем до сознания дошло, как именно Ровер назвал их сейчас, и член снова стал наливаться приятной тяжестью без какой-либо дополнительной стимуляции. Шрам поднял вверх полный преданности взгляд и произнес: – Что ж, хозяину не о чем беспокоиться. Ровер открыл было рот, желая уточнить, но тут же закрыл, громко клацнув зубами, от знакомого ощущения твердости под собой. Немыслимо, у этого придурка вообще есть хоть какие-то тормоза? Скривив рот в презрительной усмешке, Ровер наклонился вперед, вплотную лицом к лицу, и практически выплюнул в чужие губы: – Похотливый кобель. И единственным, что успел ответить Шрам, было: – Зато твой. Целовались они так же яростно, как дрались во время не таких уж редких стычек с Фракцидусом. В одну секунду сплетались языками в подобии ласки, в следующую уже кусались, оставляя маленькие ранки на губах, которые тут же бросались зализывать, прекрасно зная, что очень скоро оставят новые. Руки Ровера скользили по телу под ним, оглаживая бока, чуть царапая короткими ногтями напряженные мышцы груди и впиваясь в плечи, удерживая на месте. Шрам судорожно напрягал предплечья, чтобы не сорваться на ответную ласку – помнил предупреждение, прочно засевшее в опьяневшем сознании, и старался быть максимально покорным. Всё что угодно – лишь бы его мальчику нравилось. Ровер скользнул рукой вниз, к резинке белья, и попытался подлезть пальцами внутрь. Неудобно. Пришлось оторваться от уже опухших и покрасневших губ, и пока они оба переводили дыхание, Ровер приподнялся, встав на колени, и приказал: – Подними бедра. Шрам послушался моментально – оперся пятками о матрас и толкнулся вверх, вновь проезжаясь членом Роверу можно ног. Недовольно цыкнув, тот ухватился за край чужого белья и одним движением стянул вниз, после отбрасывая куда-то на пол. Собственные боксеры полетели следом – ради этого пришлось на несколько секунд слезть со Шрама, сначала положив руку тому на живот и надавив, вынуждая лечь. Усевшись обратно уже полностью обнаженным, Ровер едва не застонал от безумно приятного соприкосновения голой кожи. Взгляд Шрама скользил по телу напротив, жадно впитывая каждую деталь: как лихорадочно блестели золотые глаза, как покраснели чужие плечи, как их смазка, перемешавшись, стекала вниз, пачкая живот, и от этого зрелища пальцы на ногах поджались в предвкушении. Ровер обхватил ладонью оба члена и на пробу двинул рукой. На этот раз сдержаться не получилось. Стон громко сорвался с губ, низ живота скрутило, а бедра непроизвольно толкнулись вперед, создавая дополнительную стимуляцию. Ровер свел вместе колени, сжав чужие бока, и двинул рукой еще раз. Так было лучше – ярче, полнее, можно было напрягать бедра, усиливая ощущения, и слегка покачиваться взад и вперед вместе с очередным движением руки. Голос Шрама звучал хрипло, он толкался в ладонь Ровера и звучал подобно сломанному синтезатору каждый раз, когда головка проезжалась через кольцо длинных пальцев. Это раззадоривало. Ровер крепче сжал ладонь, вырывая из обоих еще один стон, и ускорился. Руки Шрама вновь дернулись навстречу, но он тут же сам вдавил их обратно в матрас, напрягая мышцы до выступающих вен. Не имея возможности выпустить напряжение, превращающее тело в подобие натянутой струны, Шрам откинулся назад, на подушки, и в исступлении зашептал: – Ровер… Ровер, я сейчас снова… Ладонь, до этого ласкавшая оба члена, резко остановилась, сжав их у основания. Ровер усмехнулся, слушая громкий скулеж мужчины под ним. Нет уж, второй оргазм этого помешанного раньше его собственного в планы не входил. Свободной рукой Ровер потянулся назад, ко входу, проверяя напряжение мышц и количество смазки. О том, как он готовил сам себя в ванной, чтобы потом не тратить драгоценное время на растяжку, упоминать не хотелось. Все равно этот козел все прекрасно поймет и, несомненно, в будущем не раз припомнит. Ровер убрал ладонь, вместо этого обхватывая пальцами чужой подбородок, поворачивая к себе и приказывая: – Смотри на меня. Закроешь глаза или отвернешься – уйду. И, дождавшись, когда взгляд Шрама сфокусируется на нем, вновь обхватил ладонью чужой член и приподнялся, приставляя головку ко входу. Усмехнувшись шокированному выражению в глазах напротив, сменившемуся отвратительным пониманием, Ровер задержал дыхание и стал медленно опускаться. Тело пронзило ощущением невероятной заполненности – а ведь он насадился едва ли наполовину. Член скользил внутрь, распирая, и его горячая твердость была потрясающей – намного лучше пальцев, которыми он растягивал себя пару часов назад. Ровер сделал короткий вдох, плотно сжал зубы, мысленно прощаясь с поясницей, и одним слитным движением опустился до конца. Дикая смесь из боли и удовольствия тут же ударила в мозг, тело выгнулось назад, до хруста в спине, до запрокинутой головы и широко раскрытого невидящего взгляда. Глаза слезились, и очертания потолка перед ним расплывались. Стон раздался словно сквозь толщу воды, и Ровер так и не смог понять, кому из них двоих он принадлежал. Когда горячие волны, прошивающие позвоночник, немного утихли, Ровер чуть расслабился и окинул взглядом мужчину под ним. Шрам был напряжен до предела, побелевшие пальцы сжимали подушку, натягивая ткань почти до треска - кажется, наволочка не переживет эту ночь. Взгляд Шрама блуждал по телу напротив, грудь быстро вздымалась и опускалась в такт дыханию, капли пота выступили на коже, и Ровер не отказал себе в удовольствии наклониться и слизнуть солоноватую жидкость из подключичной ямки. Спустился ниже, проходясь по коже мокрыми поцелуями, обхватил губами напряженный сосок, мягко лизнул, слегка втянув в рот, а затем прикусил. Тело под ним резко напряглось, сверху раздалось тихое шипение, переходящее в стон, и Ровер поймал себя на мысли, что готов слушать эту мелодию звуков на протяжении одной маленькой вечности. Оторвавшись от чужой груди, Ровер сел прямо, вновь ловя на себе потемневший от желания взгляд. Шрам еле сдерживался, мышцы его живота судорожно сокращались в попытках то ли толкнуться навстречу, то ли удержаться на месте. Севшим до хриплого, раскатистого баритона голосом он попросил: – Ровер, пожалуйста… Парень в ответ вновь намотал на руку поводок, привстал на коленях, почти соскальзывая с чужого члена, и не менее низким тоном бросил: – Не указывай мне. И опустился вниз. В голове все перемешалось. Ровер не мог описать, что конкретно чувствовал – было горячо, влажно, до одури приятно, а когда он чуть отклонился назад, заставляя член с каждым толчком проезжаться по простате – мозг ушел в перегрузку. Звуки шлепков разгоряченной кожи заполнили комнату, смешиваясь со стонами. На краю сознания мелькнула мысль, что он не закрыл окно и завтра вся улица будет в курсе его похождений. Ее сразу же вытеснила другая – а какая разница? Роверу было так хорошо, что он готов кричать, прямо сейчас ему ни капли не стыдно, и даже если кто-то услышит - плевать. Глаза закатились под полуприкрытые веки, пальцы дрожали, и помимо движений бедрами вверх и вниз его хватило только на то, чтобы опустить ладонь на собственный член и начать дрочить. – Твою мать, – прошипел Шрам сквозь стиснутые зубы. Ровер не ответил, вместо этого склонился к чужому лицу, припадая в очередном поцелуе. Шрам был горячим, его язык практически обжигал, пока по-хозяйски исследовал чужой рот, а сердце билось так быстро и громко, что ощущалось даже на расстоянии. Ровер оперся свободной рукой о подушку и ускорился, насколько вообще мог. Жар волнами блуждал по телу, голова шла кругом, и разрядка то казалась невероятно близкой, то отступала, вынуждая разочарованно скулить и напрягать бедра. Еще немного, еще чуть-чуть, немного быстрее… Ровер оторвался от чужих губ, чуть отстраняясь и встречаясь взглядом со Шрамом, и замер. Тело сковало предчувствием опасности. В глазах Шрама горел голод, он зачарованно смотрел на ниточку слюны, растянувшуюся между ними, и был похож на хищника в засаде, готового в любую секунду рывком наброситься на свою жертву. Роверу не нравилось ощущать себя на месте этой жертвы. Он нервно сглотнул, и это движение запустило цепную реакцию. Прежде чем Ровер успел среагировать, стянутые веревкой руки перекинулись через его тело, обхватывая кольцом поясницу. Шрам вжал его в себя, не давая опомниться, уперся пятками в матрас и резко толкнулся вверх, вгоняя член до упора. И вместо возмущений из приоткрытого рта Ровера вырвался крик удовольствия, а потом еще один – со следующим толчком. Шрам сразу сорвался на бешеный темп. Ровер попробовал вырваться из стальной хватки, вернуть былой контроль, но уставшее тело не могло справиться с полным сил мужчиной. Ему оставалось только кусаться, впиваться ногтями в покрытые шрамами предплечья и натягивать поводок – но все без толку. Горло саднило от стонов и криков, член наконец-то скользил внутри идеально быстро, и его ноги ослабли, разъезжаясь в стороны. Тело обмякло, картинка перед глазами вновь начала расплываться, а по щекам скатились первые слезы удовольствия. Шрам что-то шептал ему на ухо, утыкался носом в шею, целовал плечи и скользил языком по ключице, и от этого отступивший ранее жар вновь затопил его волнами, подводя к краю. Ровер не успел осознать произошедшее. Просто в какой-то момент Шрам резко толкнулся внутрь, вынуждая член Ровера проехаться по чужому животу, и одновременно с этим впился зубами в плечо, сжав челюсть и прокусывая кожу. Импульс прошил всё тело от макушки до пяток, мышцы свело судорогой, и Ровер задрожал, пока его рот беззвучно открывался в оргазме. Разум рассыпался на осколки, в глазах потемнело, и он не помнил, сколько пробыл таким, пока не очнулся от горячего и мокрого прикосновения к щеке. Первым, что увидел Ровер, придя в себя, было довольное лицо Шрама. Тот улыбался мягко, практически нежно, и смотрел так больно-отчаянно-влюбленно, будто… Ровер моргнул, и наваждение спало, вернув привычного Шрама, который нагло высунул язык и провел им по чужой щеке, собирая остатки слез. Так вот откуда это мокрое ощущение. – Кажется, я просил тебя лежать тихо, но ты опять сделал все по-своему, – Ровер пошевелился, приподнимаясь с чужой груди, и тут же поморщился от липкости между ног. Замечательно, этот придурок еще и кончил внутрь. Он перевел недовольный взгляд на мужчину под ним. – Еще и беспорядок развел. У тебя вообще совесть есть? Шрам сощурился, как делал всякий раз, обдумывая очередную пакость – или, как он сам это называл, “отличную идею”. Ровер фыркнул, не желая более комментировать происходящее, и попытался встать, но хватка на пояснице лишь усилилась. Через секунду мир крутанулся, и Ровер обнаружил себя прижатым спиной к кровати, а свои бедра – закинутыми на чужие плечи. Пряжка ошейника издала тихий звон, когда Шрам высунул язык и прошелся по подтянутому животу, собирая белесые капли. Веревка с запястий успела куда-то исчезнуть, и Ровер завороженно наблюдал, как чужие пальцы стирают с подбородка ниточку слюны. Шрам по-кошачьи улыбнулся и произнес: – Что ж, тогда этот невоспитанный пес должен прибрать за собой, - а затем лизнул ниже, в районе подвздошной кости. Сил Ровера хватило только на то, чтобы запрокинуть голову и выгнуться навстречу горячему языку, вцепившись руками в подушку. Сверху раздался треск ткани. Ровер успел сделать себе пометку о новом комплекте постельного, прежде чем мокрое прикосновение между ног вышибло из головы все оставшиеся мысли. Кажется, эта ночь будет бесконечно длинной.