неизвестный

      Уроки наконец закончились, но домой уходить почему-то ни Феде, ни Коле не хотелось. Поэтому, чуть поразмышляв над местом, они направились в небольшой парк, находящийся совсем недалеко от их школы.       Летом там во всю зеленели различные деревья и раскидистые кусты, цвела сирень, распускались одуванчики возле тропинок. Сейчас же это место посерело. Тёмные ветки тянулись во все стороны, снег небольшим слоем припорошил жухлую траву.       Сев на холодную лавку, пожалуй, в самом тихом месте парка, юноши продолжили свой разговор.       — Матери в тот момент было уже наплевать на меня, так что… — заканчивал свою мысль Достоевский, — так что на моё длительное отсутствие она внимание не обращала.       Гоголь почему-то не ответил. Потупив в землю взгляд, он нахмурился, думая о чём-то.       — Коль? — напряженно позвал брюнет.       — А, прости, — тот мотнул головой. — Я задумался.       — Ты тоже надолго уходил из дома раньше?       — Нет, просто… — Гоголь перевёл взгляд на друга. — Мне не даёт покоя Ваня. Вернее, его отсутствие. Я сначала подумал, что он из-за девочки припозднился домой, а в школу не пришёл из-за усталости, но… Всё настолько плохо, что его мама собирается идти в полицию и писать заявление.       Достоевский нахмурился.       — Может, он поссорился с родителями и решил остаться у неё? Я бы на его месте, наверное, сделал именно так.       — Нет, — блондин покачал головой. — В таком случае он рассказал бы мне об этом сразу. Или ответил на сообщения, которые я ему писал недавно, но…       — Он вообще никому не отвечает?       — Я, вроде, самый близкий друг для него. Несмотря на недопонимания, которые у нас были в последнее время, Ваня наверняка бы мне всё рассказал.       Федя недовольно нахмурился. Самый близкий друг, как же. Почему же тогда самый близкий друг ничего не знает ни о той девочке, ни о взрослых дядях, с которыми он гуляет. Кажется, старый школьный друг для Гончарова отошёл на второе место, пропустив вперёд странную компанию.       — Недопонимание - это плохо, Коль, — подметил брюнет, пытаясь вложить в свой взгляд как можно больше тепла и поддержки.       — Я знаю, — сухо ответил тот, а затем чуть вздрогнул, ощутив чужую ладонь на своих пальцах.       Достоевский сам слегка смутился из-за этого, но руку не убрал.       — Знай, я очень благодарен за то, что ты слушал меня, помогал мне, был рядом, и я… и я готов сделать то же для тебя, Коль.       Гоголь по какой-то причине на секунду забыл как дышать. Переведя на одноклассника полный удивления взгляд, он легонько улыбнулся. Брюнет почему-то не смог и дальше спокойно смотреть в глаза напротив и смущённо отвернулся, прикусив губу.       — Спасибо тебе, — Коля откинулся на спинку скамейки.       — Но знаешь, — твёрдо произнес Достоевский, поднимая голову, — мне кажется, будто ты не воспринимаешь меня так.       — Как «так»?… — удивился тот.       — Коль, недосказанность - это семечко, из которого растёт недопонимание.       — Я не понимаю…       — У меня складывается ощущение, — вздохнул Федя, — будто ты слушаешь меня и просто впитываешь в себя мои проблемы. Я в стольком тебе признался, но… Я тебя почти не знаю, Коль. Прости, если я навязчив и требую что-то не то, но…       — Ничего страшного, ты прав, — Гоголь почесал затылок, размышляя над словами друга. — И… ты хочешь услышать что-то определённое или…       — После того, как я был у тебя в гостях, мне кое-что не давало покоя… — признался брюнет.       — Что?       Коля прекрасно понимал, что Федя может поднять эту тему. Он знал, что это с большой вероятностью случится, чувствовал это, но… Но не ожидал, что это произойдёт вот так. И что говорить? И как это объяснять?…       Гоголь пытался отрепетировать этот диалог, пытался представить свои слова, эмоции в этот момент и думал, что в реальности всё будет проще... Не проще, как оказалось. Сердце забилось вдвое быстрее, словно Коля сидит тут после нескольких кругов бега по стадиону на физкультуре. Что говорить, что? «Ну, вот так вот произошло, да. Было дело»… Да что за бред?!       — Если не хочешь, можешь не говорить…       Федя и сам почувствовал себя не в своей тарелке. Как-то нехорошо подначивать к таким разговорам… Неудобно, да и кто захочет говорить о таком?…       — Это просто был очень плохой период, всё давно в прошлом, — быстро произнёс блондин, нервно выдыхая. — Ты ведь наверняка хотел бы услышать причину, а не это оправдание, я прав?       Брюнет ничего не ответил. Он посмотрел на друга взглядом со странной смесью нежности и тревоги, и тот всё понял. Так как ладонь Достоевского всё ещё была чужой на руке, парень прекрасно ощутил, что Гоголь пару раз вздрогнул от напряжения.       — В пятом наш класс стремительно разделился на группки по интересам. Я пропустил этот момент, а затем осознал, что у каждого есть лучший друг или подруга. А у меня нет. Кроме того, я совсем не вписывался ни в одну компанию, и это тогда внушало мне мою ненужность… — подросток прикусил губу. — Мне всегда очень нужно было общение, и я пытался влиться, но нигде не был нужен, нигде… Меня это так расстраивало, что я просто не знал, что мне делать. Я стал искать причину, почему же я никому не интересен. Из-за этого начал думать, что что-то не так с моей внешностью, начал экспериментировать, но… Потом решил, что проблема в поведении, стал менять и его. Я заметил, всех интересуют весёлые и позитивные люди, которые всех смешат… Я перестал быть собой и окончательно во всём запутался. И когда я узнал, что некоторые сбрасывают напряжение таким образом, то тоже решил попробовать, и…       — Коль…       — Что? — спросил блондин, а после, повернувшись, заметил руку друга, намекающую на объятия. — Это всё уже давно в прошлом, я справился. Поэтому не стоит меня жалеть, спасибо, — и слегка улыбнулся.       — Я… Я не пытаюсь жалеть, Коль, — Достоевский опустил руку, шумно выдыхая. — Я хочу поддержать, как и ты это делал.       — Спасибо, — кивнул он, а затем, опомнившись, торопливо произнёс: — Это почему-то выглядит так, будто ты меня заставил всё это сказать против моей воли, а я тебя теперь из-за этого отталкиваю, да?       — М-м-м… — протянул подросток, качая головой. — Нет.       — Недосказанность - семя недопонимания. Ты сам мне это сказал только что. По тебе заметно, что ты чувствуешь себя сейчас… не очень, — Гоголь по-доброму улыбнулся, следя за реакцией друга. Сначала тот пытался выглядеть надёжным и верным, а теперь весь как-то сжался из-за слов о том, что Колю жалеть не стоит. — Я сам хотел тебе это сказать, если честно. Просто… просто я никому и никогда об этом не говорил. Я даже не намекал. Это… это как-то слишком сложно… Но я рад, что ты находишься рядом. Наверное, мне стало полегче. По крайней мере мне из прошлого точно полегчало.       Брюнет благодарно улыбнулся, напоминая другу умиротворённого котёнка.

***

      Оказавшись дома, Федя плюхнулся на кровать и тут же закурил. Этот разговор был… слишком странным. Нет, не странным. Он был ужасен.       Несмотря на слова Коли о том, что он рассказал всё только по своему желанию, о том, что Федя не был чересчур настойчивым и что он помог Гоголю, Достоевский не мог справиться с мыслью, что сильно переборщил. Казалось, он не просто пересёк чужие границы, но ещё и разметал их в клочья, а после по-хозяйски стал разгуливать по личной территории.       На душе паршиво.       Блондину точно было не комфортно рядом с ним. Сначала Федя лапал одноклассника по руке, потом в самую душу залез, куда не залезал ещё никто, а затем ещё и с объятиями полез. Отвратительно.       И что ещё противнее - ему этого было мало. Хотелось, чтобы Коля был с ним максимально честен, чтобы отвечал на все жесты и…       Хомячок, подаренный Гоголем, стоял на тумбочке рядом с кроватью и глядел брюнету прямо в душу. Заметив его, Достоевский подумал, что ему больше не нравится быть таким. Он, оказывается, стал полным идиотом.