неизвестный

      Весь день Коля ждал. Он поглядывал на пустующее место рядом с ним, поглядывал на дверь время от времени, но в самом конце дня, когда оставалось отсидеть два урока, надежда пропала.       А на что же он, собственно, надеялся?       Если честно, Гоголь и сам не понимал.       Почему-то ему просто очень хотелось, чтобы Достоевский пришёл сегодня. Пришёл в любом состоянии. Быть может, подсознательно блондину хотелось видеть брюнета в своём поле зрения и знать, что тот сейчас не лежит в какой-то луже полумёртвый.       А зачем ему это знать?       Похоже, это было обычное сочувствие.       Но откуда же взялась вина?       Никакое общение сегодня не могло заглушить отвратительное тёмное предчувствие, закравшееся очень глубоко в Колину душу.       Ни на едином уроке юноша не мог сконцентрироваться: изнутри его что-то словно пожирало. От волнения парень искусал губы аж до крови.       Заметив странное поведение лучшего друга, Гончаров конечно же поинтересовался, что у того произошло.       — Да я и сам не знаю на самом деле… — отвечал на это Гоголь.       Он ничего не понимал.       Ни того, что чувствует, ни того, что нужно делать и зачем; ни себя, ни Федю, ни радостных и общительных одноклассников вокруг него.       Действительно, и как они могут веселиться, шутить между собой и смеяться, когда совсем рядом с ними в воздухе летает что-то неизведанное, чёрное и пугающее?       Или это что-то летает только возле Коли?       Когда уроки наконец закончились, Гоголь пулей вылетел из класса и рванул вниз, быстро оделся и стремительно вылетел из школы, даже ни с кем не попрощавшись. Он шёл, как всегда, быстро, не умея держать спокойный темп. Направлялся он к ларьку. Тогда же, когда тот был уже виден, парень сильно замедлил шаг, взволновавшись в разы сильнее. Даже слабость появилась.       Долго не решаясь зайти, юноша всё-таки преодолел неизвестно откуда взявшийся страх и вошёл.       Маяковский лениво обернулся в сторону двери, но, заметив, кто же к нему пришёл, тут же выпрямился, почему-то на секунду спрятав глаза. Коля на ватных ногах медленно подошёл к прилавку и подал голос:       — Извините, а вы… Не знаете… — кашлянул, избавляясь от осиплости в голосе. — Где Федя?..       — Без малейшего понятия, скорее всего, дома, — сказал Владимир. — Я за ним не слежу, — а затем добавил: — Угадай, чем занимается.       — Чем? — переспросил Гоголь, а затем прикусил язык, осознав, что подразумевал продавец.       — Отходит, отсыпается, вероятнее всего, — бросил тот переполненным неким отвращением и разочарованием голосом. Бросил эти слова так небрежно, будто вещь какую-то грязную кинул.       Коля смотрел куда угодно, — на стены, холодильники — но не на Маяковского. В воздухе повисла давящая тишина. Не в силах вытерпеть её, Гоголь направился в сторону двери, но, услышав голос продавца, юноша тут же остановился.       — Не подскажешь, что у него с ногой случилось? — неожиданно спросил Владимир.       — В смысле… У кого? — уточнил парень. — У Феди?       — Да, — подтвердил тот. — В школе что-то случилось, не знаешь?       — А… А что у него с ногой?..       — Не знаешь, значит… — вздохнул мужчина. — Еле приковылял ко мне вчера хромой, с трудом на ногу опирался, ещё и согнулся немного весь… Я думал, ты об этом что-то знаешь.       — Нет, — блондин покачал головой. — Вчера с ним всё хорошо было, когда он из школы выходил… Может, по пути случилось что-то?       — Уж не знаю… — вздохнул он и после паузы продолжил: — Вы с ним насколько хорошо общаетесь? Как долго? Хорошо друг друга знаете?       Коля сначала засомневался, не зная, как на такие неожиданные вопросы ответить, но, распознав в голосе мужчины какое-то доброе волнение, решил сказать как есть, мол, даже не общались никогда особо и лишь сейчас начали и то немного и мало.       — Знаешь вообще хоть что-нибудь о нём, о его семье, увлечениях?       — Нет.       — Вот и я не знаю, — признался Маяковский. — И никто не знает. Он слишком боится всех вокруг, понимаешь? Не думаю, что есть сейчас рядом с ним кто-то, кто знает его чуть лучше меня.       Хоть Гоголь и не понимал, с чего это вдруг продавец начал так откровенничать, но что-то подсказывало, что лучше выслушать его.       — Пришёл ко мне однажды весь побитый и обкуренный, попросил пачку сигарет. Хоть он и не признаётся, но я уверен, что тогда до меня он обошёл ещё несколько ларьков в поисках того, где ему продадут. И нашёл ведь, к сожалению…       — А зачем вы ему продали?.. — резко перебил юноша, но тут же осекся.       — А вот и сам я вопросом этим задаюсь… Зачем же я и сейчас продаю?.. — мужчина вздохнул, почесал подбородок, а затем продолжил говорить. — Знаешь, работая тут, я частенько видел и вижу до сих пор абсолютно разных людей. Небо и земля. Заходят дети лет одиннадцати за алкоголем, прилично одетые взрослые мужчины за пивом, молодые мамы с детьми за конфетками всякими, алкоголики забредают…       Гоголь слушал внимательно, не решаясь вставить слово.       — И вот зашёл ко мне и Федя. Несколько месяцев заходил обычно за сигаретами, потом и за алкоголем изредка, а позже прознал как-то о том, что здесь через меня толкают дурь и стал покупать. И главное, каждый раз приходил ко мне в ужасном виде: одежда вроде чистая и глаженная, но почему-то выглядела неопрятно, волосы отросшие и растрёпанные, глаза пустые, без огонька, как у всех обычно… Однажды мы разговорились. Я, конечно, подозревал, что ему стоило кому-то выговориться, но не ожидал такого результата, что получился. Он вроде бы и рассказал мне немного о своей семье, о себе, но я чувствовал, что слишком многое он продолжает скрывать, хоть и мечтает довериться…       — А что он сказал?.. — поинтересовался Коля.       — Беспредельная строгость со стороны родителей в детстве из-за сестры, которая, по его словам, всё время была для него самым близким человеком, а затем вовсе ушла на какую-то работу, — что за работа он не уточнял, а постоянно менял тему. После родители расстались. Про отца он… — Маяковский резко прервался, внимательно смотря на дверь.       Мужчина сглотнул, взгляд его стал слегка напуганным, губа была прикушена. Беспокойно вздохнув, он всунул в руку Коли первую попавшуюся жвачку, лежавшую на прилавке.       — Бегом отсюда. Ты обычный покупатель. После школы забежал за жвачкой. Нет, не оборачивайся, смотри сейчас на меня. Так, слушай план действий: выходишь как ни в чём не бывало, сразу же открываешь упаковку и кладёшь одну подушечку в рот, жуёшь. Спокойно уходишь куда-нибудь в парк или в магазин; иди в любое людное место, но не домой. Давай, всё.       Коля сначала будто оцепенел, но сразу опомнился.       Что-то подсказывало, что нужно послушаться и сделать все именно так, как сказал продавец. Ладони вспотели. Что же такого увидел Маяковский, что мгновенно призвало его выдать Гоголю такой план действий?       На лестнице при входе в ларёк юноша, пытавшийся побыстрее открыть упаковку с жевательной резиной, взглядом столкнулся с двумя мужчинами. На вид им было лет сорок-пятьдесят. Одеты они были похоже: тёмно-синие джинсы, какие-то потрёпанные футболки под кожанками. Лицо одного было щетинистым, будто бы грязным, возле губы красовался шрам. Второй выглядел похожим, но форма головы была овальнее, борода идеально сбрита, а нос какой-то кривоватый.       Гоголь, приняв их за обычных алкоголиков, решил, что ослушаться Маяковского всё равно такая себе идея, и потому направился в парк.       Было прохладно и тихо.       Жвачка оказалась мятной, из-за чего во рту по ощущениям было холоднее, нежели на улице. Присев на одну из лавочек, стряхнув перед этим недавно выпавший снег, парень глубоко вздохнул, уставившись в небо.       Маяковский прервался на полуслове, так и не успев рассказать ничего о родителях Феди. Оказывается, у него сестра есть… Неожиданно. Судя по всему, она старшая. А на сколько? Раз уж она смогла уйти и тем более на какую-то работу — ей уже более восемнадцати…        Парень просидел в парке минут десять, размышляя о чём-то, а затем решил всё-таки идти домой. Там его ждал отец, ждала мать, ждал вчерашний пирог… Вдруг вместе с осознанием того, что всего этого у Достоевского нет, появился стыд. Стоит показать ему, какого это. Он должен узнать, что значит иметь кого-то надёжного рядом.       На роль кого-то надёжного рядом Коля, не сомневаясь, ставил себя.