неизвестный

      — Ты только поаккуратней: одного такого уже чуть не раскрыли, — спокойно произносит продавец. — Сядешь ведь…       — Да, — вздыхает Достоевский. — Спасибо вам.       Слегка кивнув и криво улыбнувшись, Федя идёт в сторону двери и там… благополучно сталкивается с одним из своих одноклассников. И ладно бы, но их сегодня даже за одну парту посадили… Ужасное совпадение.       Что?       Что он тут забыл?       Он что-то знает?       Он не меня же искал?       Да нет…       Как можно быстрее брюнет удаляется от ларька и, скрывшись вскоре за углом дома, нервно выдыхает, оглядываясь вокруг.       Никого нет.       Он один в большом дворе, выглядящим, как проход лабиринта из домов. Телу тяжело… Нужно скорее дойти до какой-нибудь парадной и там, спрятавшись ото всех, наконец-таки…       Этого не было слишком давно для такого человека, как Федя. А за всю жизнь это, наверное, будет всего пятый раз, да? Если память ещё не до конца отрубилась после всех улётов и не обманывает.       "А почему бы не рискнуть?"       Таким был предлог первого раза. Всё в жизни нужно попробовать, ведь живем один лишь только раз, а всё привычное наскучило.       "Мне понравилось… Прошло около двух недель, но я всё ещё помню, что испытал, помню, каково мне было. Это будет последний раз… Много денег уходит…"       "С прошлого раза прошло полторы недели. Уже несколько дней я думаю лишь об этом. Я представляю приём. Оно мне даже снилось."       "Слишком приятно ломило после того раза. Я устал. А ломка как наказание за то, чем я занимаюсь, является тем, что меня изводит, но я получаю от этого изнеможения не только дискомфорт, но и необычные, новые чувства. Я чувствую себя живым тогда, когда мне не хорошо…"       Нужно спрятаться где-то.       Его никто не найдёт.       Никто ничего ему не сделает.              Никто не помешает ему.       Идя вдоль какого-то дома, Федя рассматривает парадные, размышляя над тем, в какую лучше зайти. Что-то подсказывает, что эту и ту нужно обойти.       Что подсказывает?       Бог? Он ли? После всего, что наслал? После всего, что делал Достоевский?       Нет...       Сатана? А ему зачем? Спасает, ха?       Резко остановившись возле одной из дверей, озябшими от мороза пальцами юноша вводит один из номеров квартир, который нашёл на табличке.       — Да? — отвечает грозным голосом какая-то женщина. Может быть, это была какая-то полная сорокалетняя мать нескольких детей, которые явно не любят её? — Кто это?       — Доставка, — врёт Федя. Достаточно часто такой предлог помогает пройти в парадную.       — Вы ошиблись адресом, — отвечают ему.       — Нет, подождите, — тут же спохватился брюнет. — Я живу в этом доме, ключи от двери забыл, в квартире никого нет. У соседей есть запасные. Впустите, пожалуйста…       — Почему же ты соседям не звонишь тогда? — не по-доброму усмехается женщина.       На секунду Достоевский замолкает, не зная, что придумать в ответ.       — Они не отвечают, — взволнованным голосом говорит наконец. — Может, домофон отключили… Откройте, прошу.       Хозяйка квартиры, в которую звонил юноша, ничего не говоря, отключается, оставляя дверь в дом закрытой. Не решая сдаваться, Федя вновь звонит в эту же квартиру, нетерпеливо опершись о стену.       — Проваливай отсюда, неадекват, — не желая больше слышать ничего, женщина выключает домофон, дабы никто больше её больше не тревожил.       Тяжело выдохнув, брюнет набирает номер другой первой попавшейся квартиры. На этот раз отвечает мужчина.       — Доставка.       Сработало. Дверь открылась. Мельком глянув, с какого этажа тот, кто впустил его, юноша заходит внутрь. Быстро пробежав к лифту, который к счастью, был на первом этаже. Федя заходит в него и едет на шестой: выбирал методом тыка. Главное — не заходить сейчас на третий, где должен вот-вот выйти из своей квартиры мужчина, ждавший курьера.       Двери лифта открываются, юноша выходит и поднимается выше. Находясь между шестым и седьмым, он стоит рядом с окном, подмечает, что этот подъезд чище всех, в которых он бывал раньше. Если рассматривать подобие общего балкона, где был сейчас Федя, легко можно было заметить, что этот самый балкон не строгой прямоугольной формы, а имеет «выемку», располагающуюся между стеной, за которой была улица, и другой стеной, за которой находился лифт. Именно туда и забился Достоевский, как крыска, что нашла какой-то огрызок и готовится им поживиться.       Достав из кармана небольшой пакетик с щепоткой белого порошочка, парень смотрит на него будто сквозь, что-то обдумывая. Всего грамм, но на него он потратил две с половиной тысячи рублей… Много. И каким образом ему вернуть эти деньги?       Ради чего он покупает это в пятый раз?       Для того чтобы забыться, верно? Просто не думать, отключить мозг. Хотя он постепенно и сам отключается, без ведома хозяина. Память в последнее время всё хуже…       Принимая каждый раз, он только сильнее себя мучает. А зачем? Ему просто хочется дальше себя мучать. Он слишком часто был один и привык к одиночеству.       Не хочется быть с людьми.       Но каждый вдох вещества спустя короткое время убирает из Достоевского на время всё надоедливое безразличие и спокойствие, хочется общаться, дружить, двигаться…       Этого он почти никогда не ощущал.       Но ему нельзя уходить куда-то из угла, в котором он сжался, словив прилив энергии. Опасно. И вот, вновь через силу держит себя в тисках.       А затем снова тратится, желая себя помучать, чтобы после муки пострадать ещё, но уже не из-за того, что в организм попало что-то не то, а потому, что этого чего-то в организме уже нет. Нет и мучений, но они в то же время есть.       Тряхнув головой и желая избавиться от надоедливых мыслей, Федя всё-таки достаёт из кармана телефон и купюру в пятьдесят рублей, свёрнутую накануне. Аккуратно высыпав содержимое пакетика на экран, прикладывает к ноздре купюру и, боясь ненароком сдуть в сторону то, на что так много денег ушло, делает глубокий вдох.       «Очистив» стекло телефона от порошка, Достоевский убирает всё, что при нём было, в карманы, как можно глубже, после, пытаясь расслабиться, облокотился на стену, чуть откинул голову назад, уставившись взглядом в потолок.       Вещество это действует быстро — всего минут от десяти до пятнадцати подождать, и эффект появится. Желание жить и общаться, быть с людьми, быть нужным, быть счастливым… Всё это накроет огромной волной, словно затопить пытается, будет давить и, как кислота, разъедать изнутри… А что юноша может предложить этому всему взамен? Всё, что у него есть — это он сам, так что себя и отдаст на растерзание.       Но, увы, карма придёт в двойном размере.       Начинается борьба с самим собой. Приходят отвратительные мысли. Брюнет чувствует себя утопающим в океане всякой гадости, но он отважный утопающий; он не даст себе утонуть, так что будет искать ту самую соломинку. Найдя её, будет тянуться, хвататься за неё всеми силами, следовать за ней…       Но всё ли будет успешно в этот раз?       Да, весь этот ужас вновь закончился хорошо. Вернее, финал ни в коем случае никогда нельзя будет назвать хорошим, но всё, что происходит после приема уже в пятый раз является более положительным концом, нежели могло получится.       Он очнулся там же, где и оставался, почти в таком же положении. Спина затекла и болит; мышцы шеи зажало, с трудом можно пошевелить ею. Холодно и почему-то мокро.       Голова болит.              Слабость.       Руки дрожат.       На душе противно.       Но во всяком случае Достоевский, хоть и желает в этот момент умереть ещё сильнее, чем когда-либо хотел, рад.       Он счастлив. Удача вновь ему улыбнулась, хоть и корявой, отвратительной и противной ухмылкой, но улыбнулась.       Голод, жажда... Сейчас утро, шесть часов. На улице ещё темно, все спят. Феде очень повезло, что его никто не заметил, никто не тревожил его и тем более не позвонил в полицию. Сейчас самое лучшее время уйти и никогда сюда не возвращаться.       Встав на слабые ноги, что после неудобного сна болели и тряслись, юноша медленно направился к лифту, вызвал его и тогда, когда тот приехал, зашёл; не глядя, наощупь нашёл кнопку первого этажа и нажал на неё.        Сейчас главное — случайно не встретить никого из знакомых или жильцов этого дома. Сейчас он, Достоевский, грязный и уставший, чувствует боль абсолютно в каждой части тела и хочет, как можно быстрее, попасть домой. А идти ему не то чтобы далеко, но хотелось бы, чтобы расстояние было поменьше.       На первом этаже из-за того, что вход в подвал был открыт, стоял запах какой-то гадости, отходов. Пытаясь игнорировать его, Достоевский поспешил на улицу, где воздух был свежим и чистым. Сперва, когда Федя уже выбрался из парадной, такой воздух с непривычки был неприятен, но вскоре юноша к нему привык.       Выйти из двора, пройти мимо рынка и еще закрытых уличных ларьков, перейти дорогу и остаётся всего минут пять идти по двору к своему дому. В ближайшие дни не стоит идти в школу, следует отдохнуть, отойти от приёма.