Постоянный клиент

Авантюрин уже минут пять намыливает одну и ту же покрывшуюся копотью кастрюлю. Тупо получилось: так обрадовался, что наконец дали горячую воду, что совершенно забыл про кашу на плите. И вот, пожалуйста — итог у него в руках. Обуглившие рисинки слились с поверхностью воедино и никак не хотели отставать. Он тëр их и железной губкой, и вилкой — всë без толку. Они теперь стали частью кастрюли, атаковали прогорклым запахом ноздри, будто бы говорили: «Принимай нас такими! Либо же мы уйдём вместе!» — Уфф! — он не выдерживает. Тихо выругиваясь себе под нос, выкидывает кастрюлю в мусорку. Давно пора было это сделать. Жаль только, что эти пять минут утра ему уже никто не вернёт. Он мысленно добавляет к уже и без того внушительному списку покупок новую кастрюлю, пока роется в комоде. Однажды он обязательно дойдëт до ТЦ, но на данный момент каждая новая смена была утомительнее предыдущей. Он буквально падал с ног, когда возвращался домой, а по пробуждении чувствовал себя настолько варëным и разбитым, что воли едва хватало доползти до туалета. Куда уж там ехать в центр! И всё же новая одежда была ему позарез нужна. Он вспоминал об этом каждый раз, когда безжалостный ноябрьский ветер хлестал ноги и щекотал кожу нитями. Рваные джинсы совершенно не соответствовали переменчивому настроению погоды, но других у него банально не было. Свои единственные, тëплые он даже не стал пытаться отстирывать. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: отныне их судьба гнить на дне мусорного бака за домом вместе с его любимой футболкой. Да Авантюрин и не хотел пытаться их спасать — слишком уж живые воспоминания они пробуждали. Ничего удивительного, ведь прошло всего три дня. Сегодня впервые он проснулся без навязчивого металлического привкуса на корне языка и желания выблевать свои кишки. Несмотря на пресквернейшее состояние, он не стал брать отгул — да и, по-хорошему, не мог. Алмаз был тем ещё жуком — расчëтливым, пронырливым и скупым, насколько только способен быть человек. Едва он нанял себе бесплатную рабочую силу в лице Авантюрина, как тут же нашлись причины уволить второго бармена. «Я тебе услугу оказываю, ты ж иначе по гроб жизни этот долг не выплатишь.» — Сказал он, панибратски похлопав Авантюрина по плечу. Последнему ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Не в его позиции было отстаивать свои права, быть живым — уже привилегия. Хотя для него «живой» — определëнно преувеличение. Живым он был до того, как вступил на порог «кандалов». На часах 3:10, и смена проходит абсолютно непримечательно. Авантюрин по обыкновению отпускает низкосортные шутки и рвёт щëки фальшивой улыбкой, а про себя молится, чтоб поскорее это всë закончилось. Ах, вот бы просто отдохнуть… Всего один день не работать, отлежаться в кровати, освободить голову от беспристанно осаждающих еë дурных мыслей… Но реальность безжалостна — тем и прекрасна. Вместо тëплой кровати и аудиокниги на ночь он получает пролитое на фартук пиво и взмыленные волосы. «Нужно вытерпеть ещë пятьдесят минут. Пятьдесят минут и всё,» — подбадривает он себя. Нет, конечно, по уровню сложности эта работа практически не отличается от той, которую он выполнял в студенческие годы, но стресс от переработок и последних событий, ведущий за собой недосып и голодовки, точно мать утка своих отпрысков, даëт о себе знать. И всë же скилл так просто не просрëшь. Авантюрин готов поставить на то, что ни один присутствующий в баре не догадывается, что за его радушной улыбкой прячется такой кромешный пиздец, что даже у демонов волосы встали бы дымом. — Ты с каждым днëм выглядишь всë хуже, — раздается из угла. — Совсем без выходных что ли работаешь? Ни один, кроме… него, видимо. Из горла вырывается непрошенный тревожный смешок. Он не изменяет привычкам: появляется из ниоткуда к самому закрытию, садится там, где сразу не заметишь, и начинает беседу с места в карьер. — Добрый вечер, Бутхилл, — выхаркивает фамильярное приветствие, не удостаивая гостя даже быстрым взглядом. Но лишь отчасти потому, что поджилки вновь предательски сводит от страха. В основном визит Бутхилла откупорил в бармене флягу с той самой накопившейся за последние дни яростью, что он так усердно пытался подавить. — Хм… — тянет мужчина. Кажется, он прочитал настроение. — Ладно. Мне как обычно. — Нет, — твëрдо отвечает Авантюрин. Как у этого урода только совести хватает такое говорить после случившегося?! Бармен усилием воли заставляет себя сглотнуть подступающий к горлу ком мокроты, которым так смачно хочется плюнуть в точëную рожу. — Нет? — усмехается. — «Гранатов» сегодня нет, — под руками гремят бокалы, создавая иллюзию занятости. Они все уже чистые и сухие, но Авантюрину нужно хоть чем-то занять себя. — Во-от как, — с пониманием дела протяжно отзывается Бутхилл. — Ладно. А что у нас на «Тарелке» сегодня? Авантюрин прикусывает губу. Поверить не может, что до сих пор любезничает с этим подонком. Может, стоит просто вывести его на драку, чтобы вышибале пришлось наконец схватить его за шкиряк и выкинуть к чëртовой матери? И всё же он сует Бутхиллу в руки секретное меню. В его ситуации не сильно много можно контролировать — либо он отказывается обслуживать постоянного и просыпается завтра в подвале Алмаза под звуки вырываемых из его собственной плоти ногтей, либо… повинуется правилам игры, написанным задолго до него, и выигрывает себе ещё немного времени в этом гниющем мирке. — А что за «Свинка-копилка»? Раньше её тут не было. По задней стенке горла прокатывается колкий холодок, будто зубную пасту проглотил. Когда меню успели обновить?.. — Её т-тоже нет, — голос предательски вздрагивает. — Да? Ну, я спущусь, проверю? Бутхилл уже встаёт со своего места, когда Авантюрин почти бессознательно хватает его за руку. Раньше он должен был рекламировать Топаз гостям, пока её не внесли в буклет, и бармен искренне надеялся умолчать о её существовании. Он не знал, когда именно и кто заменил меню, его брали редко: обычно постоянные уже знали своих любимчиков по имени и приходили по записи. — Авантюрин, — наконец бармен поднимает голову, чтобы встретиться с буравящим его взглядом чëрных глаз. Раздражение вспыхивает последней тусклой искрой и гаснет, оставляя после себя лишь прогорклую копоть, от которой мгновенно сводит грудь. — Ты чего добиться пытаешься? Бутхилл наклоняется к его уху непозволительно близко. Несмотря на вкрадчивый тон, от него так и веет опасностью… Прямо как в первую их встречу. — Я не… — мысли в голове путаются, мешая придумать адекватное оправдание своему поведению. — Милый, мне кажется, ты не до конца понимаешь, — грудной полушëпот опаляет ухо, пока тяжёлая ладонь перехватывает его собственную и прижимает её к стойке. — Я не спрашиваю у тебя разрешения. Я делаю заказ. А теперь будь умничкой и выполняй свою работу. На секунду Авантюрин забывает, как дышать. Кровь в ушах заглушает все окружающие звуки: музыку, голоса клиентов, отдаляющиеся шаги Бутхилла… всё это искажается и сливается воедино, кривится, будто в голову засунули старый звуковой модуль из мягкой игрушки, и теперь она адским голосом хрипит свои последние наставления напрямую в мозг. Стоит Авантюрину закрыть глаза, он тут же видит окровавленную Топаз, раскинувшуюся на кровати безжизненной звёздочкой. Дыхание сбивается, ноги подкашиваются, и бармен не выдерживает — садится на корточки, прячась от пытливых взглядов посетителей под стойкой. И с чего ему вдруг так заботиться о Топаз? Они говорили то от силы минут пятнадцать. Но почему-то он ощущает с ней странное родство, будто бы она единственная в этом богом забытом заведении ещё не окончательно онемела в отношении насилия… И он не хочет потерять эту последнюю крупицу человечности в своей жизни. На поджатые колени приземляются две крупные капли. Кажется, нервная система всë-таки не выдержала. Пряча лицо за рукавом, Авантюрин быстрым шагом проходит в туалет и закрывает за собой дверь. Боже… Он безвольной массой стекает по стене, чтобы осесть, оперевшись головой на седушку унитаза. Позиция унизительная, но что за последние три месяца нельзя резюмировать подобным образом? Работа без выходных и зарплаты, невозможность уволиться, ежедневное жополизание самым мерзким людям, каких он когда-либо встречал, преступление всех моральных устоев, что у него когда-либо были… Авантюрин громко шмыгает носом. Это ведь только второй месяц, а ему уже на корню обрубили любые амбиции, высосали желание жить вместе с телесными соками и раздробили кости убеждений тесаком реальности. Новая жизнь без спроса забралась ему в живот, как ножевое в подворотне, разворошила всё, что он когда-либо знал и во что верил. И всё же он усилием воли заставляет себя подняться на ноги. «Помни, ради чего это всё, Какавача,» — шепчет он себе под нос сквозь шипение бегущей из крана воды. — «Ты делаешь это, чтобы ей не пришлось.» Когда Авантюрин наконец выходит из уборной, часы уже показывают половину четвëртого. Он принимается за работу с новыми силами, игнорируя любые расспросы о произошедшем от гостей. «Отравился, наверное» — его оправдание для каждого излишне обеспокоенного. Может, звучит неубедительно, но зато чëтко даёт понять: он не желает обсуждать эту ситуацию. Пересохшее от слëз горло неприятно свербит, но хотя бы морально ему стало немного полегче. Наверное, давно нужно было перестать храбриться и выпустить эти эмоции на свободу… Жаль, что он понял это лишь на работе, но уже ничего не попишешь. Бар закрывается строго по расписанию, ни минутой позже. Этому способствует охранник, чуть ли не силой выталкивающий народ на улицу. Авантюрин даже в шоке от того, что вышибала проявляет такой энтузиазм, но предпочитает не задумываться об этом слишком долго — сегодня был тяжëлый день, он и сам хочет поскорее оказаться дома. Пока Авантюрин закрывает кассу, охранник стоит на входе и что-то старательно выглядывает на улице, скрестив руки на груди. Дурное предчувствие червячком закрадывается под кожу, когда он, наконец, подходит ближе. — Пойдëм, разговор есть. — Подождёт твой разговор, — Авантюрин ведёт плечом, демонстрируя максимальную незаинтересованность. — У меня дела… Э-эй! Бугай предпочитает сэкономить воздух, попросту хватает его за плечо и тащит за собой. Держит цепко, но не больно, за что ему спасибо. Однако Авантюрин уже ощущает терпкий привкус опасности на языке и обессиленно прикрывает глаза — эта ночь просто не может стать хуже. Мужчина заталкивает Авантюрина в задворок у бара, огороженный решëткой с пин-кодом. Место еле-еле освещается лунным светом, который с трудом пробивается сквозь паутину из проводов, небрежно натянутую между крышами домов. По углам стоят мусорные ящики, на середине площадки чуть-заметно поблëскивает широкая лужа. Авантюрин, если честно, даже не думал, что рядом есть такое место — настолько искусно оно спряталось меж тесных улочек и нагромождений домов. — Явился, — знакомый голос отвлекает его от созерцания пейзажа. От стены отделяется стройная тень, в которой безошибочно читаются ужимки Алмаза. Он стоит скрестив на груди руки, раздражённо перебирает пальцами, которые похожи на изуродованные корни столетнего древа в темноте. Авантюрин моментально напрягается, готовясь к худшему. И не зря, потому что в следующую секунду колено, облачëнное в дорогие шерстяные брюки, врезается ему в живот, вынуждая сложиться надвое с характерным «кряком» — воздух выбило из лёгких, и теперь в грудной клетке поселилось болезненное жжение. — Много ты себе позволяешь для человека, который торчит мне сто сорок лимонов, — голос у него тихий, почти шепчущий, но до краев переполненный злобой. — Да что я… сделал… на этот раз? — сипит Авантюрин сквозь ком в горле. Стоит ему распрямиться, за худи тут же цепляет костлявая рука и впечатывает с оглушительным грохотом в мусорный контейнер. Авантюрин от такого полностью теряет равновесие и обмякает на мокром асфальте. Нос щиплет, взгляд отчаянно пытается сфокуссироваться, но видит перед собой лишь обрывки фигуры начальника. — Ты тупой совсем? — Алмаз хватает подчинëнного за волосы, насильно вынуждая смотреть себе в лицо. — Я тебе услугу оказал, оставив твою блядь-сестру в живых, а ты не можешь следовать простейшим правилам?! Авантюрин искренне пытается сопротивляться, но измученное тело совершенно отказывается от сотрудничества. Он лишь беспомощно извивается, будто рыба на крючке, пока Алмаз брызгает горячей слюной ему в лицо. — Мать твоя блядь, — цедит он онемевшими губами. Алмаз уже было заносит руку для очередного удара, когда из мрака слышится хлопок двери. — Алмаз, хватит! Я сама его позвала! — Тебя что, тоже уму-разуму давно не учили? — хватка на волосах ослабляется, и наконец Авантюрин может хотя бы полной грудью вдохнуть. — Да если б не он, твоя Обсидиан уже бы кони двинула! Ты видел её вообще?! — девушка не стесняется повышать голос. — Ничего бы с ней не было, — Алмаз чуть подуспокаивается, видимо, понимая, что если не снизит тон, то на шум вполне могут сбежаться зеваки. — Я звонил Исмаилу, он сказал, что всë стабильно. — А кому спасибо за это надо сказать?! Уж не человеку ли, который перевязывал еë, пока твой Исмаил… Где-то на этом моменте Авантюрин абсолютно теряет связь с реальностью. Веки наливаются чугуном, органы чувств посылают сигнал «SOS» многострадальному мозгу. Как бы он ни старался оставаться в сознании, истощение берёт своё. Урывками он ловит какие-то отдельные слова: «Шнайдер», «яма», «оплошность», прежде чем провалиться в сон. — Хей, — нежные руки расталкивают его и слегка пошлëпывают по щекам — совсем не больно, для профилактики. — Живой? — К сожалению, — слабо отзывается бармен. Чувствует он себя так, будто проснулся с будуна — голова трещит по швам, сквозь шум крови в ушах практически ничего не слышно, всë тело ощущается ватным, будто он разучился им пользоваться. — Вот, я воды тебе принесла, — знакомые белые волосы мелькают перед глазами. Девушка подносит к его губам стакан и помогает отпить. — Спасибо, — улыбается совсем легко и обессиленно, но искренне. Топаз в порядке. Какое облегчение. — Да за что уж, — девушка подставляет ему плечо и помогает подняться с асфальта. Она пересаживает коллегу на заботливо принесëнный ранее стул. — Я скорее извиняться должна, что так поздно вышла. — Я просто рад, что ты в порядке, — и это действительно так. Сначала он с трудом понимал контекст, не улавливал силуэты и цвета, но теперь, когда голова немного прояснилась, Авантюрин готов заплакать от счастья. Перед ним сидит Топаз, живая и здоровая, разве что растрëпанная. Она кутает голые плечи в пушистое одеяло, колени едва-заметно подрагивают от холода. — Да он бы ничего мне не сделал. За меня Яшма бы заступилась. — Я не об этом, — качает головой Авантюрин и поясняет в ответ на непонимающий взгляд: — Я боялся, что ты закончишь, как Обсидиан. — Х-хах… Не для тебя эта работа, слишком ты добрый, — девушка на мгновение отводит глаза, хотя явно хочет что-то сказать. Авантюрин молчит, позволяя ей собраться с мыслями. Спешить некуда, ночь ещë длинная. — Признаться, я сначала и правда его испугалась. Но всë прошло на удивление… нежно. Он даже показался мне милым, — наконец продолжает она. Тема для неë явно не самая комфортная, это заметно по тому, с каким остервенением аккуратные пальцы крутят прядь волос. — Уж не знаю, что ты ему такого сказал, но спасибо. — Я? — теперь пришла очередь Авантюрина удивлëнно моргать. — Ну… Он спросил, встречаемся ли мы. Авантюрин даже слегка посмеивается. Вот, значит, как это выглядело? Он даже почти растроган сентиментальностью Бутхилла. Почти. Он выдыхает белое облачко пара изо рта и поднимает глаза к небу. Сквозь сплетения проводов видно малюсенький краешек луны, будто она стесняется показаться полностью. Наверное, нет в мире места, лучше передающего суть Сигонии, чем этот дворик: маленький и грязный, всеми забытый. Пару минут назад из него доносились звуки драки, а теперь его беспроглядный мрак освещает лишь зажигалка Топаз, которой она прикуривает одновременно им обоим. Маленькая куцая луна даже не хочет обращать на них свой яркий взор, прямо как блестящие вдалеке огни Золотого Мига — неприступного, надменного… Авантюрин шумно вздыхает. Как он хочет верить, что Мира наслаждается этими огнями от всей души. Что для неë они стали новой реальностью, а не недостижимой детской мечтой. — Тебе не холодно? — Топаз кивает на его дырявые колени. — Холодно, — цинично усмехается Авантюрин. — Но других у меня больше нет. В ответ девушка приоткрывает полу своего одеяла и накидывает ему на плечо. Это не сильно спасает ситуацию, но всë ещë является очень милым жестом. — А тебе что, совсем не платят? — Нет, — смахивает с глаз непослушную чëлку. — Я забираю только чай. — И что, даже не штаны не хватает? — какая же она всë-таки душка, Авантюрин в ней не ошибся. Она действительно звучит обеспокоенной… — Хватает, просто всë никак не могу в город выбраться, — тяжело вздыхает он, пока тушит бычок о стену с характерным шипением. — Давай я с тобой съезжу! — еë лицо озаряется яркой улыбкой. Давно Авантюрин не видел ни у кого настолько искреннее выражение лица. В задворке даже будто бы становится теплее. — Можно. Он снова поднимает глаза вверх. Наверное, сейчас он счастлив… чуть-чуть. Просто настолько давно не испытывал подобных чувств, что уже успел забыть, какие они. — Топаз… — М? — девушка заглядывает ему в лицо. — Можно я обниму тебя? Топаз лишь тихонько смеëтся и сама наваливается на его плечо, приобнимая. Она тëплая и пахнет почти выветрившимися ванильными духами. Авантюрин вновь прикрывает глаза, позволяя себе раствориться в этом мимолетном моменте ласки. Как он всë-таки рад, что интуиция его не подвела.