Следуй за мной

      В комнате стояла гробовая тишина. Ожидание томило в страхе от неизвестности. Даже дождь за окном притих. Всё вокруг было в нездоровом предвкушении будущего.       Дэн сидел на кровати смирно, полностью убранный. Глаза уже были не такими красными, как раньше. Не было ни всхлипом, ни надоедливых соплей, из-за которых он постоянно шморгал носом. Он ждал. Ждал, когда придёт отец. Были ли страшно? Немного. Но не от того, что он может с ним сделать, а от непонимания того, чего ожидать. Почему он был зол, когда мама с ним разговаривала? Что могло вывести его из себя?       Папа был хорошим человеком. Строгим, но всё же любящим. Его холодное сердце всегда топил мамин шёлковый голосок. И если на работе перед обществом был суровый человек, неуклонно идущий к цели сквозь препятствия, то дома он был милейшим мужчиной, любящий свою жену и детей. Весь доход нёс в дом, старался во всем помогать маме. Лишь иногда, за редким исключением, он мог выпивать. Но в рамках дозволенного. Он почти никогда не поднимал руки на членов семьи. Лишь был слушай, когда мальчик получил пощёчину в какой-то сильной ссоре с отцом.       Хлопнула входная дверь.       Папа пришёл.       Подросток сидит неподвижно. Даже дыхание немного спёрло. Внутри рос вихрь из беспокойства и лёгкого страха, чуть покалывающего нутро мозга.       — Я дома, — прозвучало из другого конца квартиры.       Дэн вслушивается. Шаги, шаги. Останавливается недалеко от комнаты парня. Другие шаги, более торопливые. За дверью послышался короткий диалог.       — Марк... Оставь его в покое... Он сам сегодня не меньше проблем перетерпел...       — Марго, — несмотря на ласковое имя, его голос был грубым, чёрствым, — пожалуйста, не вмешивайся. Во что бы то ни стало, дай мне с ним поговорить наедине.       — Я боюсь за него... Если он перенервничает, то и сам может... Угодить в больницу...       — Доверься мне.       Ответа от мамы не послышалось. Кажется, они разминулись. Тяжёлые шаги угрожающе приближались, рассекая гробовую тишину.       Первый, второй стук.       — Да?... — мальчик изо всех сил старался унять волнение. Но на лице всё было чётко написано.       Отец молча зашёл. В строгом костюме, только вернувшийся с работы. Его вид был грозным, устрашающим. По глазам можно было понять, что он сердится, причём сильно. Песочный цвет вдруг сменился на тёмно-жёлтый, а лёгкие морщины подчеркнула жуткая тень, что упала на его хмурое лицо. Он подошёл к сыну медленно, смотря на него сверху вниз. Неспешным движением он взял в руку стул из-за письменного стола и поставил напротив Дэна. Он сел, чуть нагибаясь к подростку. Руки сложил в крепкий замок, как будто изображая свои эмоции, которые на данный момент он заковал под стальную цепь.       — Мама уже тебе сказала о нашем с тобой разговоре, так? — он говорил холодно, одним тоном.       Парень не ответил. Вдруг его сковал страх. Он не мог разглядеть в отцовских глазах хоть чего-то, что напоминало любовь. Только злость. Оцепеневшее тело не двигалось, лишь веки судорожно моргали.       — Начнём, пожалуй, с начала. Мне звонили со школы, — мужчина смотрел убийственным взглядом прямо ему в глаза. — Опустим момент с мальчиком, которого ты облил кипятком. Хотя нет, затронем. Ты знаешь, что за такое тебя могут отчислить?       Губы дрогнули.       — З-знаю... — Дэн проговорил это еле слышно, не в силах выдавить из себя смелого звука.       — Видимо нет, раз ты так поступаешь. И даже не подозреваешь, какой вред это могло принести ему.       — Папа... — он хотел что-то сказать, но заткнулся, когда взгляд отца стал ещё суровее.       — Молчи, — он говорил всё так же холодно и всё тем же тоном. — Если бы твой папа не был достаточно влиятельным человеком, на нас бы подали в суд. А затем твоих родителей могли бы лишить родительских прав. Ты понимаешь, что бы это значило?       Мальчик невольно задрожал от одной мысли об этом. Перманентное разделение с родителями. С сестрой. Конец счастливой жизни и начало другой, полной боли и насмешек со стороны других. Один против сотни. Гадкий утёнок среди лебедей. Брошенный птенец, тихо умирающий в траве.       — Хорошо, дальше. Биология. Ты, видимо, совсем разошёлся, раз смеешь стоять наперекор будущему.       Вдруг его голос оживился. Только наполнился не каким-то хорошими эмоциями, а наоборот, приобрёл грубость.       — Если тебя заметили, то ты обязан пойти туда, куда тебя отправляют! — его голос стал громче. — Такой ум не должен пропадать зря! Ты способный парень, но и до ужаса глупый, если собираешься пропустить такой шанс просто потому, что ты "не хочешь"!       — Папа, ты не понимаешь! — воскликнул Дэн со слезами на глазах, но в ответ Марк стукнул по столу, мгновенно затыкая его.       — Я не понимаю?! Это ты не понимаешь! Хамя всем направо и налево, ты падаешь в глазах не только учителей, но и моих! Не так должен поступать образцовый ученик, учащийся на золотую медаль! Он не должен поступать на поводу своих эмоций!       По щекам подростка потекли слёзы, а нутро заиграло новыми красками. Теперь ему было не страшно, а до боли в сердце обидно. Он чувствовал несправедливость по отношению к себе со всех сторон. Ощущал, как все обратились против него, тыкая в него пальцем. Хотелось сжать ладони в кулак, встать и закричать на весь дом. Так, чтобы каждый на планете услышал.       Но он не вставал. Перед обликом отца он был никчёмной пылинкой, который должен был подчиняться единой системе. Парень ничего не мог сделать против него. Что-то не давало ему вырваться из цепи и держало его здесь, прикованными к кровати и слушающим то, как его отчитывает отец. В мягких детских ладонях он сжал рукава домашнего свитера. Так сильно, что чувствовал боль от маленьких ноготков.       — Ну и последнее, чем ты смог убить нервы не только мне, но и маме — Надя. Почему ты просто не набрал маму? Почему ты стал, как истукан, и смотрел, как твоя родная сестра на глазах задыхалась от приступа астмы?! Почему ты не предпринял никаких действий? Разве она и я не объясняли тебе, что это такое и что надо при этом делать?!       — Я... Я забыл... — сказал он шёпотом.       — Забыл!.. — воскликнул отец, прикрывая ладонью глаза, полные гнева. — Забыл, что надо делать! Господи, за что?!       Минута молчания, которая постоянно прерывалась тихими всхлипами. Мужчина раздражённо вздохнул, кажется, уже уставший от его плача.       — Так, — заключает он, — сейчас же прекращаешь реветь и слушаешь меня. Ты пойдёшь на олимпиаду завтра в десять часов. Ты извинишься перед тем мальчиком. И извинишься перед биологом за своё хамство. И это не обсуждается. Ты меня понял?       Ответа не слышалось. Дэн, кажется, пытался что-то сказать, но не мог из-за постоянных слёз.       — Ты меня понял?! — вдруг прикрикнул на него Марк.       — Понял! — слёзно сказал мальчик, закрывая лицо ладонями.       — А теперь успокаивайся. Чтобы через десять минут был спокойным как удав, — отец встал из-за стула и направился к выходу, покидая сына.       И вот, он снова остался наедине с собой. Он беззвучно плакал и немо кричал от безысходности и собственной беспомощности. Никто не хотел понять его. Все хотели по-своему. Несправедливость восторжествовала. Дэн обнял себя за плечи и, захлёбываясь в слезах, прошептал:       — Вот бы пропасть на день бесследно и посмотреть, как они будут без меня...       Вдруг его одинокое горе оборвал тихий стук. Он ничего не ответил, но дверь все равно с еле слышным щелчком открылась, а из-за неё показался мамин силуэт.       — Дэн?.. — послышался мягкий голос. — Солнышко, ты в порядке?..       Но только она увидела сына, она поняла, что разговор прошёл ужасно. Женщина осторожно подошла к подростку, который всё не мог успокоиться, и села рядом.       — Иди сюда, — она немного развела руки для объятий, ожидая ответа мальчика. Тот сначала отвернул голову, но через мгновение обнял маму. И нет, он не стал громко реветь в родное плечо. Он всё так же тихо изнывал от внутренней боли. Только глаза закрыл, погружаясь в полное отчаяние.       Марго молчала. С тяжестью на сердце она слушала его чуть слышные всхлипы, чувствуя, какой стресс он сейчас испытает. Слов было недостаточно, чтобы помочь ему. Поэтому она просто молчала, поглаживая его по спине. Глаза невольно стали влажными. Каждая слеза, что скатывалась со щёк парня, была как большой порез на душе. Такой болезненный.       — Мальчик мой, я люблю тебя. И папа любит, и Надюша любит. Мы все тебя любим. Тише, тише... — мама нежно погладила его по шёлковым волосам, с осторожностью произнося слова. — Слышишь? Всё будет хорошо. Скоро всё наладится. Папа просто сегодня не в духе. Прости его за это, пожалуйста. Не вини себя за то, что происходит. В школе всё станет лучше, а Надя уже приходит в себя. Слышишь?       — Мама... Почему я должен просить у всех прощения просто потому, что я защищаю себя?.. — Дэн не поднимал головы, говоря чуть охрипшим голосом.       — Иногда из-за того, что мы сами невольно делаем другим плохо, а иногда потому, что по-иному никак.       — Я не хочу, чтобы так было. Хочу справедливости...       — Милый, я понимаю, что тебе обидно. Но посмотри на это с другой стороны: тяжело изменить что-то в тринадцать лет. Вряд ли кто-то воспримет тебя всерьёз, даже если ты будешь очень сильно стараться. Я всегда буду на твоей стороне, но людей не изменить...       Из соседней комнаты послышалось глухое «Марго!». Кажется, отец был недоволен тем, что мама ободряла сына, который только что, по его мнению, получил заслуженный урок. Женщина медленно отпустила ребёнка и, поднявшись, тихонько проговорила.       — Утирай слёзки и приходи на кухню, поможешь мне с готовкой. Я знаю, как ты это любишь.       И она оставила его наедине с самим собой.       Мысли смерчем кружились в голове, от чего подросток испытывал большой спектр не самых приятных эмоций. Злость перемешивалась с печалью, а всю эту палитру заправляли обидна и отчаяние.       Через пару минут Дэн встал с кровати на ноги. Его глаза, ещё не высохшие от слёз, вдруг наполнились гневом.       Импульсивные действия ещё никогда не приводили к чему-то хорошему.