Танец Бронзового Дракона

      — Я предлагаю тебе два возможных варианта твоей дальнейшей судьбы, — хладным тоном произносит Эйгон Таргариен, возвышаясь над сжавшимся в углу крайне тёмной и сырой камеры человеком, что одет в грязные и порванные одежды кухонного слуги. На вид, служка не слишком-то и старше самого принца, а потому у последнего есть некоторые сомнения насчёт причастности этого мальчишки к отравлению Реи Ройс. — Итак, во-первых, ты добровольно сознаешься в своём преступлении и, в таком случае, сир Виллем, что стоит рядом, — принц, одетый в чёрное и красное, широким взмахом ладони указывает на рыцаря в бронзовых доспехах, чей взгляд, острее клинка, впивается в светловолосого юношу, упрямо смотрящего в пол, — не причинит тебе вреда. Однако, мой брат, принц Дейгон, что сейчас горюет о своей матери, обеспечит тебе быструю смерть с помощью фамильного меча Плач. Знаешь ли, валирийская сталь режет чисто.       Принц замолкает, позволяя пленнику обдумать первый вариант, который, на взгляд Таргариена, звучит вполне себе неплохо, ведь добровольное признание выиграет этому смерду ещё пару-тройку часов его никчёмной жизни, за время которых его даже достойно покормят, ведь слуги на кухни, знавшие преступника как Джоша, рано осиротевшего мальчика, говорят, что он всегда был тощим и голодными глазами смотрел на все те яства, что готовились для знати. Эйгон, будучи крайне милосердным, думает всё же позволить мальчишке поесть перед смертью, если тот всё-таки сознается.       — Во-вторых, ты можешь отказаться от разговора, Джош, — принц с едва заметной улыбкой вновь указывает на сира Виллема Ройса, который делает громкий шаг вперёд, хрустя сапогами по скелетам мёртвых крыс, что заставляет преступника вздрогнуть и испуганно поднять голову, смотря то на рыцаря то на принца. — Однако, в этом случае, сир Виллем, очень желающий поквитаться с тобой за смерть своей кузины, сделает всё, чтобы твоя смерть была крайне мучительной. Выбирай.       — Получается, вы всё равно меня убьёте, мой принц, а это как-то не совсем честно, — тихо произносит юноша, но теперь, к удивлению Эйгона, в пронзительных зелёных глазах мальчишки нет ни страха смерти, ни испуга, ни чего-либо ещё, что можно было увидеть ранее, лишь безмятежное спокойствие, смешанное с лёгкой горечью в словах. — Вы думаете, что моя смерть на что-то повлияет, что принцесса Рейнира, хладнокровно отдавшая мне приказ убить свою подругу, остановится, едва пташки донесут ей весть о моей смерти? Нет, мой принц, моя принцесса научилась быть жёсткой перед своими врагами. Она приведёт Дом Дракона к величию, а вы, скоморошьи драконы, падёте, познав пламя и кровь.       — Вот как, значит, — Эйгон, наконец, позволяет себе отбросить всякие хитрости и игры с пленником и подходит к нему поближе, чувствуя хруст крысиных скелетов под его сапогами. Это напоминает ему о винограде с Арбора, чьи косточки приятно лопаются, едва им стоит попасть меж зубов. — Раз Рейнира жестка, то я жесток, юный Джош, к своим врагам. Впрочем, я весьма добрый малый, если говорить начистоту. Я способен быть милосердным и понимающим. Твоя принцесса не победит, даже имея членов Харвина Стронга и Деймона Таргариена в своей пизде одновременно. Она попирает законы Богов и людей, а потому ни один Бог не будет благоволить ей. И, кстати, мальчик, в отличие от твоей несравненной Рейниры, я всегда даю своим врагам шанс стать моими друзьями. Но тебе я его не дам, увы, — Эйгон оборачивается к сиру Виллему, который в этот раз бесшумной тенью ещё придвинулся на пару шагов к преступнику, и протягивает руку, словно требуя что-то. Однако, заслышав внезапный скрип двери, принц, едва повернув голову, видит, что в камеру заходит леди Кассандра, одетая всё в то же самое платье, к которому добавилась лёгкая шаль зелёного цвета, однако, отороченная густым собольим мехом. — Уйди, Касс, тебе не стоит это видеть, — требовательно произносит принц и, получив моргенштерн, крайне неохотно переданный сиром Виллемом, вновь поворачивается к Джошу, что даже слегка ухмыляется, думая, что это всё блеф.       — Что за вздор! — доносится до Эйгона удивлённый возглас Баратеон, а также её неспешные шаги по чёртовой камере, усеянной скелетами чёртовых крыс. — Я немало раз видела на охоте убитых животных, их кишки. Более того, я сама их свежевала. А этот мерзавец, — Эйгон крепче сжимает рукоять моргенштерна, занося его для удара справа, — просто животное.       — Ладно, — соглашается принц, хладнокровно наблюдая за тем, как взгляд парнишки постепенно наполняется самым настоящим первобытным ужасом. Внезапно преступник понимает, что слова когда-то крайне доброго пьянчужки Эйгона теперь вполне себе тверды. В них нет фальши, нет обмана, лишь ясная, как день, угроза. — Я, честно, хотел отдать тебя на растерзание сиру Виллему, Джош, но, пойми меня, пожалуйста, и не держи на меня зла. Ты покусился на мать моего брата, ты отравил её, лишив принца Дейгона самого важного человека в его жизни, ты разбил ему сердце так, что он не смог обрадоваться, как положено, тому, что его супруга, принцесса Хелейна, беременна. И ты, говоря мне о своей грёбанной Рейнире, ничуть не раскаиваешься за свой поступок. Что ж, если твои пташки присутствуют здесь, наблюдая за нами, то пусть сучья принцесса Драконьего Камня знает, что я не прощу ей столь гнусный поступок, что я однажды верну ей долг сторицей, — и Эйгон обрушивает шипастую булаву прямо на голову Джоша. Шипы пробивают тонкую кожу, впиваются в кости и плоть, брызгая кровью на пол и одежду принца, но его это ничуть не останавливает. Эйгон, свирепо улыбнувшись, выдёргивает оружие из головы, пару мгновений любуясь на порванную кожу, на виднеющиеся среди кровоточащей плоти белые кости, сломанные тяжёлым ударом. Джош хрипит, пытаясь кричать. — Ты ещё жив? — принц снова замахивается моргенштерном и на этот раз он слышит и чувствует такой приятный хруст треснувших под напором металла костей. Кровь щедро заливает грязный пол, вынося из разбитой головы кусочки мозга, крошечные кроваво-белые кости, а также один глаз, чудом уцелевший после второго удара. С противным влажно-хрустящим звуком Эйгон вынимает моргенштерн, основательно утопший в голове отравителя, а затем, пнув уже бездыханное тело, отдаёт оружие сиру Виллему, который, не моргнув и глазом, вешает оружие себе на пояс. — Скормите его Бронзовому Гневу.

***

      — Разве это было обязательным, мой принц? — неожиданный вопрос от сира Аррика Каргилла, повисший в затхлом воздухе третьего яруса темниц, сбивает Эйгона с шага за королевским гвардейцем, освещающего путь с помощью факела не только принцу, но и его будущей жене. Юноша, на самом деле, не ожидавший такого вопроса, спотыкается и едва не падает на запыленный и грязный пол темницы, при этом чуть не утащив за собой леди Кассандру, что держится за его левую руку. — Зачем было его убивать без королевского правосудия?       — Напомните, сир Аррик, что привело мой Дом к власти? Что или, быть может, кто сделал Таргариенов королями? — отвечает вопросом на вопрос Эйгон, с неприкрытым интересом смотря на спину гвардейца, которой слегка наклоняет голову вбок, очевидно, задумавшись над ответом, прекрасно известным, быть может, немногим Таргариенам, но уж точно не королю Визерису Мирному. Юный принц накрывает ладонью руку Кассандры Баратеон, вцепившейся пуще прежнего в локоть из-за почти состоявшегося падения, и одаривает черноволосую девушку самым извиняющимся взглядом, на который он способен, получая в ответ не только милую улыбку на подкрашенных красным губах, но и заметный даже в полутьме подземелья румянец на слегка пухлых щёчках девушки.       — Драконы, — с уверенностью в хриплом голосе отвечает сир, кивая проходящему мимо них стражнику темницы в чёрных доспехах, но без шлема. Эйгон прежде, чем дать ответ, тоже кивает воину в расцвете лет, но затем странное чувство узнавания побуждает его оглянуться вслед солдату, даже не взглянувшему на своего принца, которому доспехи показались очень знакомыми, словно он их видел совсем недавно. На устах застывает возможное имя человека, которого здесь никак не должно быть, однако, ещё одно чувство, быть может, осторожность или же затаённый страх, не даёт ему окликнуть воина, уже скрывшегося в темноте. — Я прав?       — Нет, добрый сир, — Эйгон без сожаления выкидывает из головы мысли о том человеке, возвращаясь к разговору, вызывающий у него лёгкий, совсем незначительный, интерес. — Драконы — точно такие же союзники, как и те немногие тресковые лорды, что поддержали моего великого тёзку в завоевании Вестероса. Однако, не они сделали его первым в истории королём шести королевств. Вспомните девиз моего Дома, сир Аррик. Пламя и кровь. Именно они сделали нас королями большей части Вестероса. Именно они основа нашего могущества. Пламя, поглотившее Харренхолл и плавившее доспехи, спаяло мечи в Железный Трон, а кровь наших врагов и союзников закалила его, показав всем шести королевствам силу нашего Дома, — принц замолкает, пропуская Кассандру вперёд, когда гвардеец открывает дверь на лестницу, что ведёт на второй ярус темниц, а затем проходит сам, несколько нервно положив ладонь на рукоять достаточно простого меча, ожидая, когда Каргилл вновь займёт своё место впереди. — К сожалению, не все в нашем государстве, включая нашего доброго короля, помнят об этом. Пролив кровь Джоша, я лишний раз напомнил о второй части нашей силы не только врагам, но и нашим союзникам, а, приказав отдать останки на съедение Вермитору, я вернул воспоминания о первой части. О, сир Аррик, я уверен, что за этим следили и будут следить те самые недоброжелатели, которые не хотят моего восшествия на престол, а союзники, считавшие меня слабовольной пешкой, лишний раз задумаются над тем, чтобы пытаться помыкать мной.       — Вы говорите о ком-то конкретном, мой принц?       — Нет, — уклончиво отвечает Эйгон, заметив, что рыцарь едва удержал себя от того, чтобы недоуменно обернуться к принцу. — К сожалению, не все маски вскрыты, сир Аррик. Не все лица явлены под свет пламени Вермитора или Солнечного Огня. Но я уверен, что весть о печальной судьбе бедняги Джоша точно достигнет не только Драконьего Камня, но и всех остальных мест. Быть может, самые трусливые и недалёкие лорды назовут меня вторым Мейгором Жестоким, но остальные задумаются над своими дальнейшими действиями, — юноша весело усмехается, однако, не ощущая ничего такого внутри себя, ведь его мысли постепенно возвращаются к Дейгону, который сейчас находится подле остывшего тела матери, прощаясь с Бронзовой Леди. — Да, можно было бы провести суд, как и подобает, однако, сир Аррик, вы думаете, что Визерис Таргариен, даже если бы преступник признался ему, как мне, в совершении преступления по указке Рейниры, посмел бы наказать свою наследницу? Конечно, нет. Он не сделает этого никогда. Помните события двухлетней давности, когда Дейгон и я чудом успели защитить Эймонда от клинка Люцериса? — Эйгон горько усмехается, вспоминая ту ночь и весь ужас, который он испытал, когда Дейгон, едва не лишившийся глаза и руки, невероятно бледный и трясущийся, пытался сдержать боль от этих ран, продолжая стоять между Люком и Эймондом, даже не думая вынимать из ножен тонкий клинок, чтобы защитить себя. — Тогда король единственный раз в жизни проявил благоразумие, правда, весьма сомнительное, признав вину бастардов, но никак не наказав их. Я помню слёзы леди Реи, которая с помощью Матери едва удерживала себя от того, чтобы не выхватить из ножен Деймона Тёмную Сестру и не наброситься на принцессу, продолжающую оправдывать своих бастардов. Сейчас леди Ройс мертва, её остывший труп лежит там, в покоях, Шира и Дейгон скорбят по матери, любившей их больше жизни, а Рейнира, прямо или косвенно виновная в её гибели, сидит на Драконьем Камне с Деймоном, наконец, дорвавшегося до её пизды. И никто не может призвать её к ответу.       — И вы хотите призвать её к ответу, когда станете королём? Будет война, — проговаривает очевидные вещи Аррик Каргилл, несколько грузно поднимаясь по каменным ступеням винтовой лестницы, что ведёт на второй уровень темницы.       — Война и так будет, сир, — Эйгон начинает нервничать, не слыша ни единого слова из уст Кассандры, чей заинтересованный взгляд голубых глаз бегает с принца на рыцаря, будто она пытается сделать некий выбор. Принц тяжело вздыхает, понимая, что требовать что-либо у Баратеон ему не стоит, иначе она, он уверен, попросит у него какую-нибудь услугу потом. — Но, буду честным, я попытаюсь обеспечить мир. Мне ужасно не хочется воевать с Рейнирой, какой бы мерзкой и двуличной она не была. Вы бы знали, сир, как много у меня идей в голове насчёт моей дражайшей сестры. Но я сомневаюсь в них каждый день. Мне нужно мнение, мне нужны советы. Но кому я могу довериться? Матушке, чьи мотивы остаются для меня загадкой? Дяде Гвейну? Эймонду, который ещё слишком мал для подобных размышлений? Ларису Стронгу, чья лояльность весьма сомнительна? — второй этаж темниц встречает путников гробовым молчанием и горением немногочисленных факелов, ведь сейчас преступников в одиночных камерах для знати нет, что весьма успокаивает. Войдя вслед за Каргиллом на лестницу, что ведёт на первый этаж, Эйгон продолжает. — Конечно, Дейгон, Кассандра и Хелейна могут дать мне полезные советы, но им, как и мне, не хватает знаний и сведений. У нас нет своих шпионов, нет людей.       — Вы сомневаетесь в моей верности, мой принц? — в голосе гвардейца звучит едва заметная обида, которая неприятно укалывает совесть юноши, прекрасно помнящим, что именно Аррик сопровождал его во всех вылазках в бордели, таверны и прочие заведения, столь горячо любимые Эйгоном, и именно он ни разу не проболтался о похождениях принца даже королю.       — Прошу прощения, сир Каргилл, мой возлюбленный, разумеется, не сомневается в вас, ведь вы единственный гвардеец, который всегда сопровождал его в вылазках в Королевскую Гавань и не говорил о происходившем там даже королю, — спешит выручить Таргариена девушка, ощутимо пихнувшая Эйгона острым локтем в бок, призывая замолчать. Принц, конечно, замолкает, но шумно выдыхает сквозь зубы от накатившей боли, ведь толчок Кассандры пришёлся прямо по синяку под рёбрами, полученным во время спарринга с Эймондом этим утром. — Кроме вас и сира Виллема Ройса, у нас, в самом деле, нет союзников в столице. Принц Дейгон сегодня предложил королеве призвать ко двору некоторых леди и сиров, заслуживающих доверие, но, на мой взгляд, королева не станет этого делать. К моей печали, я не знаю в достаточной мере королеву Алисенту, а потому не могу даже представить причины, по которой она не будет помогать принцу Эйгону с созданием его собственного двора.       — Леди Кассандра права, — болезненно улыбается Эйгон, зажимая правой ладонью всё ещё ноющий бок, бросив на Кассандру гневный взгляд, но девушка, отослав в ответ хищную ухмылку, довольно отворачивается от него, созерцая кирпичную стену с таким видом, будто на ней написаны крайне интересные тексты. — Мне, Хелейне и Дейгону нужен собственный двор, чтобы противостоять Рейнире, ежели она всё-таки прибудет в столицу. К тому же, я должен определиться с тем, кто войдёт в состав Малого Совета, когда настанет время. Но в данный момент меня утешает лишь то, что моим десницей будет, определённо, Дейгон. Он…

***

      -…жестокий убийца! Седьмое Пекло! — золотой бокал с тремя рубинами, вставленными в него, и наполненный золотым арборским, летит на пол, сметённый с изящного стола из красного дерева и тонкими фигурными ножками, вино плещется из сосуда во все стороны, особо обильно орошая подол зелёного платья, что надето на королеву Алисенту, пребывающей в неописуемой ярости из-за действий старшего сына. Женщина яростно топает ногой, пытаясь выплеснуть свой гнев на лужу вина под её туфлями из красной замши, но взгляд королевы цепляется за подол её платья, сменивший из-за вина цвет с зелёного на почти алый, напоминая кровь. — Боги, простите меня, — шепчет Алисента, чувствуя, что гнев её почти сразу же испаряется, будто его и не было. — Как я могла совершить такое? Семеро, прошу, пощадите меня.       Женщина спешно выходит на балкон своих покоев, снося по пути ещё и кувшин с вином, испачкавшим её платье пуще прежнего. Королева полной грудью вдыхает свежий воздух да так быстро, что у неё начинает кружиться голова, вынуждая её судорожно схватиться за каменные перила, чтобы не упасть. Снизу доносится рычание Вермитора и королева, бросив взгляд на дракона, занимающего значительную часть двора перед Твердыней Мейгора, чья чешуя и рога отливают бронзой и медью в свете заходящего солнца, видит, что он поворачивает голову в её сторону, слегка приоткрыв усеянную острым зубами пасть. В какой-то момент женщине кажется, что Бронзовый Гнев вот-вот дыхнёт на неё своим золотистым огнём, сжигая за её грехи, но Вермитор лишь зевает и подбирает крылья поближе к телу, как и хвост, укладываясь на небольшой сон в ожидании своего всадника.       — Говорят, что драконы могут чувствовать намерения других людей, — бормочет про себя Алисента, пятясь обратно в покои и закрывая двери на балкон. Страх проникает в её тело постепенно, будто сладкий яд, также убивавший Рею Ройс. — Это его послание всем? Эйгон объявил, что с ним надо считаться? — мысли в голове королевы скачут в хаотичном танце, что ей самой становится трудно за ними уследить. Она не может сосредоточиться на чём-то одном, поддаваясь липкому страху, что стискивает её в склизких щупальцах. — Что ему рассказал Джош? Что Эйгон рассказал Дейгону? Знает ли он, что я…       Алисента тут же проносится через покои к массивной дубовой двери, вслушиваясь в звуки за ней. Страх терзает королеву, подбрасывая звуки тяжёлых шагов Дейгона, обнажившего Плач, чтобы убить ту, которая стоит за смертью Ройс. Женщине кажется, что юный принц, супруг её славной и доброй Хелейны, вот-вот подойдёт к двери, одним ударом убьёт сира Кристона, охраняющего покой королевы, а затем обрушит всю свою ярость на последнюю защиту Хайтауэр от гнева Бронзового Дракона, возжелавшего мести за столь гнусное деяние. Однако, снаружи доносится лишь размеренное дыхание Коля.       — Я не хотела её убивать! — королева боязливо отходит от двери, почему-то приковав свой взор к замочной скважине, словно из неё вот-вот вырвется острие валирийского клинка. — Но он мне сказал, что Рея хочет занять сторону Деймона и Рейниры! Что она хочет отдать мою Хелейну этой шлюхе с Драконьего Камня, чтобы её бастарды пустили мою девочку по кругу! Он сказал, что ты не сможешь защитить её, ведь Деймон сразит тебя! — женщина упирается в свою кровать, всё ещё испуганно смотря на дверь, словно Дейгон стоит прямо за ней. — Неужели он мог врать? Он всегда рассказывал мне только правду, я верю ему! — Алисента чувствует как мерзко липнет к телу пропитанное вином платье, как оно касается кожи там, где касаться не должно, ей становится до омерзения тошно. — Я любила Рею всем сердцем, ты это знаешь! Я всегда сожалела, что не смогла сделать больше, чтобы защитить тогда тебя, чтобы бастарды Рейниры понесли заслуженное наказание! Я так не хотела её смерти! Так не хотела, чтобы её убили самым жестоким образом, ведь я любила её! Я лишь хотела спасти тебя и Хелейну! — по щекам королевы текут горячие слёзы, она падает на колени перед отсутствующим Дейгоном, что занёс меч над её головой. Валирийская сталь сияет в свете солнца, неся ей смерть. — Пожалуйста, не убивай Эймонда. Он ещё совсем мальчик, он не знал, что в сладостях был сладкий сон. Прошу, не убивай моего мальчика. И прости меня, Дейгон. Я, правда, не хотела этого.       Плач, тускло сверкнув в последний раз, отсекает Зелёной Королеве голову.