О любви и удовольствии

Сегодня Изуна чувствовал себя иначе. С его здоровьем всё было в порядке, однако кое-что в его поведении и привычках изменилось: утром заместо обыденного лёгкого завтрака ему безумно хотелось насыщенной белковой пищи, во время рабочего процесса он был гораздо строже и требовательнее с подчинёнными, его жесты стали резче, а речь — твёрже. Ошарашенный и растерянный взгляд старшего брата, с которым Изуне пришлось встретиться после того, как во время вечернего кланового собрания он выбрал радикальный метод переговоров и непоколебимо отклонил предложения старейшин, заставил его задуматься. Некоторое время Учиха совсем не мог понять, в чём дело. Бегло осмыслил недавние события: странно, вроде бы, не случилось ничего такого, что могло бы вывести его из равновесия и испортить настроение. Немного ясности в ситуацию внёс Тобирама. — Ты сегодня пахнешь по-другому, Изу, — с улыбкой сказал он, когда выпустил Изуну из бережных приветственных объятий. — Правда? — изумлённо обернулся к нему Изуна после того, как оставил полицейский плащ в шкафу для верхней одежды. — Я не менял парфюм. — Да, я его узнал, — кивнул Сенджу. — Я имел в виду твой родной запах. Он немного изменился. Ты, случаем, не замечал за собой повышенную амбициозность в работе? — Тора, как ты смог это понять?.. — такое прицельное попадание Изуну глубоко и приятно поразило. — Неужели ты это выяснил только по запаху? Губы Тобирамы украсила лёгкая улыбка, в которой он не скрыл своей нежности. — В течение последних дней тебе пришлось принять много важных решений, чтобы моя новая реформа заработала, — спокойно заговорил он, спрятавший ладони в ниспадающие рукава тёмного домашнего кимоно — долгожданный приход Изуны наполнил прихожую осенней прохладой. — В дополнение к этому ты усиленно тренировался, присутствовал на клановых заседаниях и лично проводил учения в штабе. Твой организм отреагировал на эти обстоятельства. — О, вот оно что. А ведь и вправду, — в словах Тобирамы Изуна, наконец, нашёл ответ на свои вопросы. Он погрузился в общественные дела свободно и никак не думал, что рутина селения способна на него повлиять. Но теперь стало очевидно, что повышенные объёмы ответственности и контроль служебной иерархии вынудили его уровень тестостерона заметно подняться, что пошатнуло привычный уклад. — Если ты чувствуешь усталость, возьми себе несколько выходных, — большая ладонь Тобирамы легла на плечо. Изуна глухо выдохнул под её приятной тяжестью — она дарила расслабление и успокоение. — Я позабочусь, чтобы тебя никто не тревожил. — Нет, Тора. Со мной всё хорошо, — он поднял взгляд чёрных глаз на лицо возлюбленного. Тобирама смотрел на него пристально, с тихой любовью и сдержанной страстью. Внимание, покровительство и глубинная забота, которыми Изуну окутывал супруг, наполняли сердце Учихи благодарностью и дарили ему размеренный и облегчённый ритм. — Наоборот, я полон энергии. Разве что постоянно хочу есть. Это заявление немного развеселило Сенджу, он солнечно усмехнулся. Изуна, видя это, улыбнулся тоже — вне дома Тобирама не позволял себе свободного проявления подобных эмоций, и оттого Учихе было отрадно, что их жилище сумело стать для Тобирамы безопасным местом. — Давай в этот раз я что-нибудь приготовлю, — предложил он, с теплотой прижав Изуну плечом к своей груди. — Жареная говядина с рисом и капустным салатом сгодится? — Ещё как сгодится, — Изуна даже пожмурился от предвкушения, словно домашний приласканный кот. От упоминания питательного горячего мяса его рот незамедлительно наполнился слюной. — Спасибо, милый. Я пока переоденусь и приму ванну. Когда поток горячей воды из бамбукового ковша омыл его голую спину, Изуна сполна ощутил, какое моральное напряжение он был вынужден выдерживать долгое время. Его тело, наконец, расслабилось, а мысли потекли плавно, размеренно и лениво. Он откинул голову на бортик офуро, переложив на грудь тяжёлые от воды волосы, и сомкнул влажные ресницы. Тихий и протяжный выдох, знаменующий влекущее начало вечернего отдыха, плавно слетел с приоткрытых губ. За стеной раздавалось манящее шипение поджаривающегося на сковороде мяса и размеренный, убаюкивающий стук ножа по разделочной доске... — Выпьем немного? — поинтересовался Тобирама между делом, когда Изуна, облачённый в одну лишь льняную домашнюю юкату, присел за его спиной около ирори, чтобы подсушить у огня чистые влажные пряди. — Саке, которое ани-чан передал на фестивале, всё ещё стоит. — М-м, с удовольствием... — с желанием откликнулся Учиха, обернувшись. На его губах невольно расцвела улыбка: Тобирама сосредоточенно смешал измельчённые ингредиенты для салата, на глаз заправил тот и наклонился, чтобы достать из нижнего шкафчика большую глиняную бутылку с подписанной вручную этикеткой. Изуна очарованно засмотрелся на супруга... однако те мысли, которые внезапно посетили его голову, заставили его замереть, а после — вновь отвернуть порозовевшее лицо к огню и притихнуть. Эти изменения в его настроении от Тобирамы, увы или к счастью, не скрылись. — Что-то случилось, Изу? — осведомился он, когда выставил блюда на стол и присел напротив Изуны на дзабутон в расслабленной позе: уж дома можно было не напрягать колени в строгой сэйдза. — Выглядишь обеспокоенным. Изуна задумчиво улыбнулся, чувствуя единовременно и нежность к Тобираме, и лёгкую неловкость за себя. — В голову вдруг полезла всякая чепуха, — мотнул он головой, подняв палочками комок горячего риса. Обманывать или скрывать что-то от возлюбленного не хотелось. Ровно как и ставить Тобираму в неудобное положение. — Ничего серьёзного. Тобирама хмыкнул и нахмурился. Несмотря на то, что Изуна постарался вывести беседу в непринуждённое и комфортное русло, этот ответ не удовлетворил его и даже слегка встревожил. — Я понял. Пересушил стейк, верно? — с серьёзностью зазвучал его низкий голос. — Изу, ты не обязан принуждать себя, если ужин получился плохим. Я переделаю. — Ничего подобного, — острый взгляд, который Изуна непременно вскинул на лицо Тобирамы, отражал его твёрдость и даже некоторое сдержанное возмущение. — Еда получилось восхитительной, Тора. Я с удовольствием всё съем. Спасибо тебе большое за ужин. Подобная реакция немногим Тобираму озадачила. — Хорошо. Итадакимас, — тон Сенджу стал мягче, и мужчина поровну разлил по пиалам ароматное прохладное саке для них обоих. Предположив, что Изуне рассказать о своих беспокойствах могло мешать смущение, он принял решение не давить на супруга и дать ему возможность самому разобраться, озвучивать ли свои переживания или же оставить те в секрете и справиться с ними самостоятельно. Пусть и узнать, о чём же думает Изуна, хотелось невыносимо. "Я не могу поднять эту тему, — Изуна, украдкой поглядывающий на возлюбленного, видел, что случившееся слегка огорчило Тобираму, и оттого ощутил внутри себя ком сложных противоречивых эмоций. — Тобирама, милый. Мы уже вместе долгое время, но за все эти года... ох, нет, пока мне не хватает отваги даже размышлять об этом. Ты явно старался, чтобы вкусно и сытно меня накормить, и я не должен позволять странным непредсказуемым импульсам испортить наш вечер". — Так вкусно получилось... — стоило подобной мысли промелькнуть в его сознании, как эти слова сорвались с губ Изуны сами собой. Было видно, как в Тобираме тут же что-то откликнулось и расцвело: черты его лица стали мягче, а взгляд заблестел. — Я рад, — удовлетворённый, кивнул он, получающий наслаждение не столько от горячей еды, сколько от вида супруга, который кушал с большим аппетитом и удовольствием. — За нас. Кампай. — Кампай, — отзывчиво вторил ему Изуна, и фарфоровые пиалы с ласковым мелодичным звоном столкнулись краями. На Коноху опустился сумрачный осенний вечер, наполненный шорохом пожелтевших листьев и тихим свистом сырого ветра в проулках. Возможность для того, чтобы с уютом погреться на футоне и погрузиться в чтение отвлечённой литературы, представлялась как нельзя лучше. Однако поцелуй привязанности, который неожиданно затянулся, заставил Тобираму закрыть рукопись и отложить ту на татами. Изуна шумно выдохнул, оказавшись в горячих крепких объятиях под увесистым одеялом. — Ещё совсем немного... — жарко прошептал он в губы Тобирамы, неспособный оторваться от вожделенной ласки (пусть поначалу и хотел всего лишь игриво чмокнуть мужа, дабы чуток поднять ему настроение). — ...и я больше не буду отвлекать тебя от чтения... обещаю... — ...я не хочу отвлекаться чтением от тебя... — однако у Тобирамы были иные мысли касательно сложившейся ситуации. Он крепче прижал Изуну к своей груди и провёл ладонью по его острому плечу, оголяя то из-под ворота юкаты. —...книга никуда не денется... Тихие интимные интонации и лёгкая хрипотца в голосе Сенджу заставили Изуну нечаянно потерять голову. Тобирама даже изумлённо промычал, не сдержавшись — он не ожидал, что возлюбленный пленит его губы с настолько необузданной обжигающей страстью. Изуна с пылкой жадностью сжал белые пряди у затылка в кулаке и буквально впился в его рот, словно желал испить Тобираму до дна. — Изу... — Сенджу постарался успокоить мужа неторопливыми поглаживаниями по спине и талии. — Кажется, сейчас я догадался, о чём ты не смог мне рассказать... Его имя, произнесённое голосом возлюбленного, внезапно отрезвило Изуну, и он заполошно отпрянул, тяжело дыша. Тобирама непременно присел на футоне следом и не позволил объятиям разомкнуться, дабы взволнованный Изуна ненароком не покинул его. — Ками... — поначалу щёки Изуны рдели от кипящего возбуждения, но теперь, судя по всему, его лицо заливал краской подступающий стыд. — Я не знаю, какие слова подобрать в своё оправдание, Тобирама. — Думаю, оправдания здесь и не нужны... — Тобирама взволнованно изломил брови и уложил горячую щёку Изуны в свою ладонь. Тот, помедлив, обрёл решимость пристально взглянуть в его глаза. — Изу... — Сегодня я хочу тебя иначе, Тора, — голос Изуны зазвучал ровно и абсолютно спокойно, однако от Сенджу никак не скрылось то, сколько в этой фразе было спрятано волнения и отваги. — И совершенно не знаю, что мне делать с этим желанием. Тобирама замер на футоне, опустив плечи. Он старался быть стойким, но это твёрдое заявление всё-таки заставило его ощутить растерянность. Он не умел получать удовольствие от секса так, как это умел Изуна. И осознавал, что супруг об этом прекрасно догадывался, отчего никогда и не претендовал на ведущую роль: не давил, не требовал, не ставил ультиматумы, не упрекал. За все эти года, что они пережили вместе, было лишь несколько кротких безмолвных намёков, однако, стоило его телу встревоженно напрячься, как Изуна в тот же миг возвращался к обыденным ласкам и дарил их с удвоенным трепетом. Будто бы заглаживая вину за проступок... Воспоминания об этом пробудили в Тобираме острое чувство несправедливости и даже душевную боль. — Изу, я... — он не успел тщательно обдумать, что должен сказать, однако чувствовал, что должен говорить во что бы то ни стало. — ...я постараюсь всё сделать так, чтобы тебе было хорошо. Ты заслуживаешь этого. Заслуживаешь того, чтобы каждое твоё желание было исполнено... — Нет, — то, с какой твёрдость супруг откликнулся на его речь, буквально захлопнуло его рот. — Тора, я не сделаю этого с тобой. Тобирама поражённо замер, позабыв моргать и сделать выдох. — Изу, я не понимаю, — наконец, признал он это откровенно. — Я не вижу ничего плохого и опасного в том, чтобы... попробовать. Эти слова немного расслабили плечи Изуны и пробудили в его взгляде лёгкое встревоженное любопытство. — Верно, — поразмыслив, кивнул он. И неожиданно уточнил, сделав интонации тихими и ласковыми: — Как ты будешь действовать, милый? Тобирама даже призадумался: — Как я буду действовать? — он опустил голову, усиленно обдумывая верный ответ. И, покраснев и зажмурившись в смущении, отрезал: — Я потерплю и найду способ себя заставить, чтобы ты смог сделать всё, что требуется. Изуна вдруг усмехнулся столь же ярко, сколько и с горечью. — Бака, — он с лаской щёлкнул Тобираму по умному лбу, в котором время от времени рождались непостижимо абсурдные мысли. — Единственное, что мне требуется: чтобы ты был счастлив и здоров, Тора. Тобирама раскрыл ресницы и поднял на Изуну долгий озадаченный взгляд. — Изуна... — его голос наполнился грустью. — ...я не хочу, чтобы ты подавлял свои желания. Так нельзя. — Всё в порядке, Тобирама. В этом нет ничего страшного, — Изуна уверенно мотнул головой, вновь поправляя на себе одежду и туго подпоясывая на талии оби, дабы придушить в глубине себя хищное наваждение окончательно и наверняка. — Почему ты так решительно отказываешься попробовать? — однако Тобираму такой расклад явно не устраивал. — Я... я хочу постараться, чтобы сделать тебе хорошо. Стоило Изуне услышать эти слова, как его сердце непременно наполнилось нежностью. Он внимательно воззрился в лицо Тобирамы. И попытался тому всё объяснить подробно и с искренностью: — Я тебя очень люблю, Тобирама, — утонул в тишине комнаты его вкрадчивый голос. — И оттого никак не хочу допускать в твою сторону легкомысленные, дерзкие и оскорбительные вещи, — он протянул ладонь, чтобы огладить щёку возлюбленного. Тобирама исступлённо потянулся навстречу. — Даже если на первый взгляд и кажется, что ничего страшного не произойдёт, это опасно: ведь любая моя неосторожность может иметь очень тяжёлые последствия. Я чувствую всеми фибрами: в этом кроется угроза нашим узам. И тебе, Тора. То, чего я боюсь больше всего в этой жизни — это ранить и предать твоё доверие, — страх, проникший лёгкой дрожью в интонации Изуны, был исконно настоящим. — Мне даже думать об этом тяжело. Подобные риски не по мне. Увидеть, как ты испытываешь плохие чувства из-за моих прихотей... нет! — Изуна зажмурился и мотнул головой, словно яро открещивался от этого варианта даже в своём воображении. — Я ни за что на это не пойду... Тобирама оцепенел, тщательно вслушиваясь в тихие фразы. Каждое слово, сказанное Изуной, увы, отражало абсолютную правду, пусть и горькую. — А то, что я перетерплю свой порыв, на мне никак не скажется. Подобные капризы во мне всё равно вспыхивают крайне редко, — наконец, закончил свою речь Учиха вполне уверенно и спокойно. Тобирама протяжно выдохнул, опустив голову. И, поддавшись внутреннему порыву, вдруг без стеснения заключил Изуну в крепкие объятия, уложив подбородок на его остром плече. — Даже если и так, я не хочу, чтобы ты выбирал "из двух зол меньшее", — с честностью зашептал он, в горячих чувствах поглаживая Изуну по шелковистым тёмным волосам. — Я хочу исполнять твои желания, Изу. И делать это свободно, не отягощая твоё прекрасное сердце виной. Изуна, окутанный его искренней любовью, не сдержал счастливой и солнечной улыбки. — Хорошо, — он зазвучал на порядок бодрее и веселее. И слегка отстранился, чтобы вновь получить возможность внимательно смотреть в лицо возлюбленного. Тобирама замер, рассмотрев, наконец, в глубине его чёрных глаз ту самую тлеющую урезоненную жажду, которая практически ввела его в гипноз. Из секундного оцепенения его вывела хлёсткая фраза: — Но имей в виду: я тебя и пальцем не трону, пока ты сам того не захочешь. — Это звучало, как вызов, — это игривое настроение непременно передалось и Сенджу, пробудив в нём природную амбициозность. — Мне нравится то, как хорошо ты меня знаешь. Изуна мягко рассмеялся, подавшись вперёд и с нежностью поцеловав его в губы. Он был рад тому, что этот разговор между ними случился. И тому, что Тобирама сумел в спокойствии и уюте дочитать книгу, которая его интересовала. Изуна никогда не злился на супруга за эту невозможность и ни в коем случае не держал обид. Он понимал это головой и чувствовал сердцем: Тобирама всецело доверяет ему, с какой стороны ни посмотри, будь то работа, социум, быт, взаимоотношения или секс, а так же считает его привлекательным и желанным. Просто его психика устроена иначе. И там, где для Изуны неиссякаемый источник блаженства и удовлетворения, для него — лишь скверная ситуация, наполненная ощущением собственной уязвимости. Учиха страстно желал, чтобы тело Тобирамы тоже могло испытывать горячее наслаждение и то самое необузданное счастье, вспыхивающее в мозгу, словно пышный фейерверк... но никак не режущий душу стыд и не холодное принуждение, причинённое чувством долга и стальной волей. Возможно, это было лишь его воображением или чрезмерно разыгравшейся интуицией, однако засыпающего Изуну не покидала смутная догадка, будто нечто глубинное и потаённое в душе Тобирамы, мучительно и долго колебавшись, всё-таки боязливо откликнулось на его призыв.