Всё сложно

Сука, как же больно!.. Рана на плече невыносимо жгла, живьём раздирая тело на самые мелкие клетки. У него поднялась температура. Баллистер прислонился спиной к зданию, обхватив правое плечо рукой и трясясь, как в лихорадке. Его тело так сильно било то ли жаром, то ли током, что просто ощущение холода кирпича показалось раем. Баллистер закрыл глаза, судорожно выдыхая. Ему нужно собраться, взять себя в руки и, наконец, сделать то, зачем он пришёл. Уличная крыса не выходит в свет просто так. Он же не зря выжидал подходящее время, чтобы выполнить дело, как можно незаметнее. Час пик. Все улицы переполнены людьми и автомобилями. Идеально. Если бы можно было избавиться от снующих по окраинам дорог отрядов рыцарей, то Баллистер сделал бы именно это. Придётся выкручиваться. Ничего нового. Успешно слившись с толпой, Баллистер перебрался на противоположную сторону трассы. И сразу скрылся в мелком переулке между двумя гигантскими зданиями. До пункта назначения всего несколько десятков метров. Всё нормально. Он уже делал так пару раз. Его никто не заметил. С чего бы сейчас что-то изменилось? Мимо переулка прошла толпа. Нужно только затесаться среди неё, и победа у него в руках. Люди сами создали шум, играющий ему на пользу. Оглядываясь по сторонам, Баллистер выбрался из переулка. Натянул капюшон ниже — лица почти не видно. Сделал шаг. Что-то твёрдое надавило на живот. Секунда — ко рту прижалась плотная материя, и Баллистер не успел издать ни звука, как его руки оказались скованы. Его потянуло назад. Баллистер потерял равновесие, запутавшись в собственных ногах. Баллистер с силой мотнул головой, приглушённо пискнув. Он не мог избавится от давления на лице. Сердце бешено застучало, пульс бился в ушах. Кто-то насильно тянул его с улицы. Нет-нет-нет! Глорет!.. Лёд забрался в жилы. От паники закружилась голова и спёрло дыхание. Нет! Он не мог попасться!.. Раненые рёбра вспыхнули костром, чужая рука безжалостно ломала их. Баллистер хотел кричать. Кто-то резко затянул его обратно в переулок. Баллистер согнулся пополам от боли. На глазах выступили слёзы. Руки до крайной степени дискомфорта зажаты по бокам. Правое плечо ежесекундно простреливало очередью из крупного калибра так, что Баллистер иногда не мог дышать. Он пытался вырвать руку из захвата и ударить противника. Он не мог сдаться. Он не мог победить. Звон металла о металл только доказал, какой он неудачник. Его всё-таки заметили. Его поймал рыцарь. У Баллистера больше нет будущего. От смеси дикой боли и обиды ему хотелось кричать во весь голос. Глорет, пожалуйста… Он не мог умереть. Не мог покончить так! Но никто не будет щадить убийцу. Баллистер хотел доказать, что он невиновен. Его никто не будет слушать. Баллистер рвался прочь. Вопрос жизни и смерти. У него нет выхода, кроме как бороться. Он был рождён, чтобы бороться!.. Баллистер выворачивался из хватки, наплевав, что выход удаляется ещё дальше. Он попытался вновь нанести удар рукой и слишком поздно осознал, что противник выше его. Кулак не достиг цели — рыцарь легко увернулся. Глорет, почему он даже в этом плох? Баллистер издал жалобный хнык, приглушённый чужой рукой. Его силы утекали сквозь пальцы, как песок. А вместе с ними и желание сопротивляться. Может быть, если он сейчас сдастся, его пощадят и лишат жизни очень быстро, безболезненно? Баллистер предпринял последнюю попытку. Не в его крови привычка сдаваться! Он не мог похвастаться благородной родословной, но стремление к цели всегда выделяло его среди остальных. Баллистер резко ударил затылком назад, впился зубами в ладонь и, найдя некоторую опору ногам, пяткой врезал по чужому колену. Рыцарь болезненно зашипел, но только дальше уводил в тень. Баллистер воспользовался возможностью, замахиваясь металлическим локтём в рыцаря за спиной. В доспехах должны быть слабые места! Баллистер попал прямо в точку! Ровно между пластинами, где защищённость ниже. Рыцарь почти беззвучно пискнул, сгибаясь, но лишь усилил хватку, прижимая Баллистера ещё ближе к себе. Он серьёзно не боялся того, что его собиралась отпинать уличная крыса? Ха, вот глупец! Баллистер набрался сил для нового раунда. Он даже нашёл способ, как использовать своё положение против рыцаря. Баллистер подготовился нанести череду ударов, как… — Тихо, — шёпотом приказал глубокий голос. И Баллистер вмиг застыл. Нет! Этого не может быть! Он бредит! Это невозможно!.. Баллистер, не осознавая, опустил руки, перестав сопротивляться. Сердце замерло. Оно не билось. Баллистер чувствовал, что каменеет, а голова разрывалась от штурма мыслей и пустовала одновременно. Он не двигался. — Наконец-то, — изможденно произнёс голос, окончательно добивая его. Это не бред… Тот, кто за спиной… реален.? По позвоночнику пробежала дрожь. Баллистер очень медленно поворачивался. Он не знал: удивлён, парализован или ошеломлён до безумия блеском золота рыцарских доспехов. За его спиной стоял Амброзиус. И это не могло быть настоящим. Не должно. Баллистер не мог заново научиться дышать. Из него выкачали жизнь. Амброзиус стоял полусогнувшись, упираясь одной рукой в рёбра, шипя. Он смотрел на Баллистера. И смотрел он так, словно нашёл что-то драгоценное, невообразимое. Это сон. Амброзиус через секунду выпрямился, встав, как герой реклам и чьих-то мечтаний. Герой. Пытавшийся похитить злодея. Через ещё одну секунду в его глазах вспыхнула искра. Его лицо стало недовольным и удивлённо-испуганным. Он всё равно был эталонным героем… Пока не открыл свой рот… — Ты какого хуя тут делаешь? Ладно. Баллистер готов принять, что он реальный. Амброзиус с невероятно сложным лицом экспрессивно размахивал руками, словно это помогало ему быстрее думать. Нет, не помогало. Он просто пытался вылить в эти хаотичные резкие движения весь свой гнев, страх и непонимание. Баллистер хмыкнул на его реакцию, отвернулся и пошёл прочь. — Ты серьёзно сейчас просто, блять, берёшь и уходишь?! — зло прошипел Амброзиус ему вслед. Затылок у Баллистера, конечно, красивый, но ответов Амброзиус хотел услышать сильнее. — А что я должен делать? — Баллистер устало повернулся, обнимая себя руками, — Упасть тебе в ноги и молить о свободе? Встреча с Амброзиусом забрала все силы. И вернула воспоминания, которые Баллистер так усердно старался похоронить. — Ну же, благородный рыцарь. Прикажи! Амброзиус сморщился от его слов. Молча подошёл и взял за руку. — Что я должен по-твоему ещё сделать?! — Баллистер пытался подавить в себе обиду, контролировал голос, чтобы тот не так заметно дрожал. Баллистер не смел выпустить руку Амброзиуса из своей. Ей ведь там, похоже, самое место. Амброзиус накрыл его руку второй ладонью, но взгляд его был прикован к лицу Баллистера. К глазам, которые никогда не могли прятать его чувства. — Поговорить со мной? — начал Амброзиус, слишком легко заманивая в свою ловушку, — Остаться рядом, если желаешь… Баллистер отвернулся. Почему именно сейчас ему хотелось сдаться добровольно?.. Это несправедливо! Он всю свою жизнь учился быть смелым сильным рыцарем!.. Почему именно с этим человеком он легко теряет контроль?.. — Что ты тут делаешь? — спросил Амброзиус, не находя себе места. Баллистер не хотел терять свою колючую оболочку. Только с ней он в безопасности. Это его последняя защита. Без неё он слишком уязвим. — Оу, ну не знаю, может, потому что мне очень сильно нужно обезболивающие, м? — может, Баллистер немного перегнул палку. Амброзиус нахмурился, едва только услышал его тон. — И каким же таким образом ты собирался его получить? — вторил ему Амброзиус, внутренне закипая. — А у меня прям таки фонтан вариантов! У Амброзиуса сдавали нервы, а Баллистер почему-то хотел на это посмотреть. — Глорет, ты невыносим! — простонал он в сложенные ладони, — И как давно ты этим промышляешь? Амброзиус измученно взглянул на Баллистера, не отнимая рук от лица. Баллистер самодовольно улыбнулся. — Ну так, — он неопределенно махнул рукой, — недельку где-то. Как только смог отличить себя от трупа на помойке неподалёку, так сразу. — Глорет, помоги мне! — негромко, но вполне убедительно завопил Амброзиус, вырывая себе волосы на голове, — Значит, это ты украл вещи в супермаркете в Восточной части? — Ух-ты. Ты настолько низкого мнения обо мне? Амброзиус хотел сказать, что уже не знал, что от него ожидать, но промолчал, надеясь, что его взгляд вполне убедительно просил не выёбываться. — Что? — не выдержав, спросил с неким дискомфортом Баллистер, — Меня там даже не было! — Амброзиус, казалось, успокоился, — Я всего-то пару раз забегал в аптеки на Юге и Западе! — А-а-а-а! — Амброзиус в голос заорал, наверное, перепугав всех людей в округе, — Ты!.. Ты, блять, когда успел? Я об этом даже не слышал! Баллистер надменно посмотрел на него, подняв подбородок, и промолчал. Его очень забавляло видеть, как тонкие обесцвеченные волоски падают с этой хорошей головы. — Тебя хоть никто не видел? — забеспокоился Амброзиус, поправляя причёску. — Не-а! Неплохо, правда? — Ты дурак? Я не собираюсь такое поощрять! Баллистер снова потерял решимость и отвернулся. — Может, и дурак. Простолюдины же не могут быть умными! — Ты точно дурак, — измученно сокрушался Амброзиус. Как-то резко из мира выкачали весь воздух. Они оба стояли, не решаясь заговорить, но и не были в силах разойтись, сделав вид, что не видели друг друга. Баллистер бесстрастно смотрел в пустоту. Амброзиус внимательно рассматривал Баллистера, как дорогой экспонат, неземное чудо, которое снизошло до обычных людей. Взгляд Амброзиус устремился на его руку. Протез. Церемония. Точно. — Сильно болит? — Амброзиус неловким движением указал на протез. В глазах Баллистера застыл холод. — Сам как думаешь? — Думаю, что очень сильно виноват перед тобой, — нетерпимость Баллистера обоснована, — но ты лучше оцени боль по степени действия препаратов. — Хотелось бы фентанил, но он не продаётся, поэтому хотя бы гидроморфон. — Глорет, всё настолько плохо… — Даже и не мог себе представить, — ядовито пробурчал Баллистер. И после всей причинённой ему боли Баллистер всё ещё находил в себе силы разговаривать с Амброзиусом. Это скорее Амброзиусу нужно было падать на колени и вымаливать прощение у этого прекрасного человека. — Ладно, — сокрушенно вздохнул он, — я могу что-то из этого купить. — Ты издеваешься?! Тебе не продадут без рецепта! — Я могу договориться. — Да тебя посадят быстрее, чем ты выйдешь из аптеки! Амброзиус заглянул ему в глаза. Неужели Баллистер волновался за него? — У тебя есть вариант получше? — спросил Амброзиус, не теряя желания понять его. — У меня был план, — проворчал Баллистер, — пока ты его не сорвал! Бесконечные секунды они просто смотрели друг на друга, подмечая новые детали. В насколько разных условиях они жили — выглядят одинаково помято и заёбаны жизнью. — Слушай, я же никого не убью, если возьму необходимые лекарства, — начал Амброзиус, — я надеюсь, — и уже засомневался, — Я надеюсь, что ты знаешь, как их применять. — Естественно. Я бы не просил их, если бы не знал. — Ну вот и славненько. Амброзиус довольно похлопал ладонями и собрался выходить, как его прервал голос за спиной. — Если не сложно, возьми каких-нибудь хороших успокоительных. Только таких, чтобы не вызывали зависимость. — Я могу посоветовать те, которые сам пью. Ни аллергию, ни зависимость не вызывают. Баллистер смотрел на него с непониманием и словно со смесью страха. — И давно ты принимаешь успокоительные? Амброзиус замялся, подбирая слова. — Ну, примерно столько же, сколько ты нуждаешься в сильнодействующем обезболевающем. Глорет, как жить эту жизнь?.. — Я сейчас быстро схожу. Никуда не уходи, хорошо? — Хорошо, — Баллистер слабо кивнул. Почему он вообще поверил, что Амброзиус собирался ему помочь? Зачем? Какая ему с этого выгода? Амброзиус ушёл. Баллистер выглянул из переулка, настороженно осматриваясь. Чёрт. Знал же, что не стоило доверять. По следам Амброзиуса ступал рыцарский отряд. Они держались на расстоянии, что-то выискивая по округам глазами. Амброзиус скрылся в аптеке. Рыцари направились в противоположную сторону. В переулок. К нему. Мимо его переулка прошла небольшая группа, и Баллистер быстро затесался в ней, уходя со своего места, и зашёл в первую попавшуюся дверь. Он не позволит себя поймать. Никому его больше не подставить. Амброзиус долго не появлялся. Баллистер скрывался в тени. Он уже упустил то время, когда мог спокойно выйти на улицу. Время тянулось слишком медленно. Амброзиуса всё ещё нет. Наверное, Баллистер зря себя обманывал. Обнадёживал. Нужно выбираться. Его поведение слишком подозрительно для общественности. Баллистер вышел из супермаркета, планируя вернуться в своё убежище. Он ещё подождёт. Завтра украдёт обезбол. Он мог ещё немного потерпеть. От того переулка отделяло всего десяток метров… — Прохвост ебучий, ты где, блять?! — заорал на всю улицу раздраконенный голос. О-оу. Похоже, кое-кто всё-таки вернулся. Баллистеру желательно прямо сейчас явиться к нему. И Баллистер пошёл к нему, понимая, что голову снесут ему в любом случае. Амброзиус раздражён. Очень сильно. — Я же, сука, попросил тебя не уходить! Баллистер схватил его за воротник и потащил в тень, швыряя об стену. — Если бы ты хотя бы иногда оглядывался по сторонам, то я бы не ушёл! — сквозь зубы прошипел Баллистер, буравя парня своим взглядом, — За тобой следили рыцари, придурок! На секунду в глазах Амброзиуса мелькнуло сожаление. Но потом они стали отстранёнными. Баллистер требовательно протянул руку, полагая, что Амброзиус сам догадается, что Баллистер хотел получить свой законный обезбол. Он не догадался… или?.. не захотел отдавать?.. — У тебя есть какое-то место, где мы могли бы побыть наедине? — с некоторым раздражением прошипел Амброзиус, тряся пакетом. Может и есть. Но Баллистер, что, дурак, чтобы приводить его в своё убежище? Да, он дурак. — Мрачновато у тебя тут, — Амброзиус настороженно осматривал заброшенную старую башню. — Как есть, — развёл руками Баллистер, привыкший к этому мраку и хламу, — зато безопасно. — Ну, с этим я бы, конечно, поспорил… Амброзиус беспокойно озирался по сторонам — эта башня явно ничего не знала о первом впечатлении. Жутко и убийственно отвратительно. По всем углам обветшалых старых стен, которые, по ощущениям, вот-вот свалятся на чью-то голову, валялись мусорные кучи, разбитая убогая техника, доживающая свои последние считанные дни, а по полу носились непуганные крысы, устроившие себе норы среди наваленного горой хлама. Глорет, блять, помоги!.. Амброзиус зажал пальцами нос. От застоявшейся вони гнилья содержимое желудка рвалось наружу, а в голове взрывались все мысли, моля только об одном. О свежем воздухе. В башне невыносимо сыро и грязно. Наравне с крысами убежище делили ползучие мрази всех видов и форм; топот их мелких ножек эхом разносился по стенам, и Амброзиус не мог и шагу сделать, чтобы под его чистым ботинком не проскочила какая-либо тварь. Как Баллистер может так спокойно находиться здесь?! И это Амброзиус ещё ничего не сказал тому о разбросанных по всей башне тысяче и одной подлой ловушке — от пролитых ядов до летящих в голову секир, о которых Амброзиус узнал только когда Баллистер истошно заорал на него, лихорадочно умоляя убраться подальше от потрёпанного дивана. — Смотри под ноги, пожалуйста, — заклинал Баллистер Амброзиуса, схватившись за сердце в тщетных попытках успокоиться, — я ещё не успел обезвредить все ловушки. Амброзиус потерял дар речи. Ему словно вырвали все внутренности, оставив бездушную оболочку, способную лишь изредка кивать, не разбирая слов. Баллистер отошёл к рабочему столу, упираясь в него дрожащими руками и выдыхая. Сердце, как бешеное, колотилось в клетке, стуча об разбитые рёбра и не позволяя нормально дышать, соображать. По ощущениям, очень странным и болезненным, прошло где-то полчаса прежде, чем Баллистер смог собраться с силами и начать хоть что-то делать. Он медленными аккуратными движениями закатал правый рукав стёганки, ослабляя давление на протез, шевелить которым теперь стало легче и проще. Амброзиус стоял на месте. Баллистер долго рассматривал парня, гадая, зачем тот попросил уединиться. Если Амброзиус планировал что-то получить за свою благородную помощь с медикаментами, то… во-первых, баллистеровское сердце с душераздирающим криком, которому не будет позволено вырваться наружу, разобьётся на тысячи осколков, на убитые пылинки предательства, с которым он будет не в силах справиться, потеряв последний стимул к жизни. Во-вторых, будет немного обидно за потраченное впустую время, за которое Баллистер мог успешно украсть необходимые препараты из аптеки и исчезнуть из виду. И он всерьёз задумался, на что он готов ради желаемого. Ради избавления от боли. Готов ли заменить физическую боль на душевную? Не отключится ли раньше времени в процессе от метафорического разрыва сердца и вполне реальных эмоциональных перегрузок? Что и как планировал с ним сделать Амброзиус в обмен на свою услугу? Осталась ли в нём хотя бы капля сострадания к Баллистеру? Может ли Баллистер рассчитывать хоть на толику безопасности? Будет ли Амброзиус с ним нежен? Или прикажет заткнуться и терпеть? Как бы Баллистер не сопротивлялся мыслям, он знал, что психологически не сможет дать ему отпор. Только не Амброзиусу. Баллистер заранее знал, что будет терпеть. Ему, как кислород, жизненно необходимо, чтобы этот обожаемый всеми золотой мальчик любил его, грязную канализационную крысу, которая ничего не может предложить взамен, кроме чёртовой верности и тела. И то, на последнее он уже едва годился. Баллистеру необходимо поторопиться. Но он не мог пересилить себя. Почему это так трудно… Ему всего-то приходилось морально подготавливать себя к тому, что любимый человек сделает больно! Ха-ха, что в этом сложного?!. Глорет, к такому невозможно подготовиться!.. Чем быстрее Амброзиус покончит с ним, тем быстрее Баллистер сможет заполучить необходимый обезбол и пойти выплакивать свою растерзанную душу на пыльном матрасе. Или на полу — смотря, где Амброзиус его оставит. Баллистер чувствовал, что, если в ближайшие сутки боль в плече не пройдёт, то ему уже будет плевать, перед кем встать на колени. Он не мог её выносить. Рана сама по себе адово жгла, горел каждый повреждённый лоскуток тела. И не только на плече. Не помогало ещё и то, что все внутренности постоянно сводило жуткой дрожью от перманентного холода. И голода, который и стал тому причиной. Последним гвоздём в крышку гроба стал неутихающий мысленный поток, которым ничем не удавалось прервать. Легальным способом. К сожалению, он знал другой возможный способ, как расслабиться и получить кайф. И, естественно, он знал, где его достать. Знал, где сделаны закладки, знал, как правильно употреблять. Глорет, за эти две недели он сам заложил их в парочке мест в обмен на бутыль питьевой воды и молчание. Но он никогда не прикасался к этому. Ещё в раннем детстве маленький оборванец дал обет никогда не притрагиваться к наркотикам и не употреблять. Баллистер всё ещё верен своему слову. Он своими глазами видел, к чему это всё приводит. Как уставший на трёх работах отец приходил поздно ночью и находил в них единственную отдушину. Утешение. Баллистер видел, как отец медленно терял рассудок, стал зависимым, одержимым. Как ушёл из жизни. Баллистер пытался понять, что ему самому важнее: честь или здравый рассудок. Он посмотрел на хмурого Амброзиуса, стоящего неподалёку, и не был уверен, что не сломается после связи с ним. Пусть Амброзиус сделает всё быстро и поскорее уйдёт. Навсегда из жизни Баллистера. Баллистер не захочет его больше видеть потому, что прекрасно знал, что никогда после такого не сможет смотреть ему в глаза. Невыносимо больно и неправильно о таком даже думать! Глорет, Амброзиус же не мог с ним так поступить!.. В-верно? Он… он же на самом деле не планирует ничего такого? Амброзиус выглядел очень рассерженным и недовольным. Что могло твориться у него в голове? Жалел ли он уже, что вообще когда-то связался с Баллистером? Амброзиус даже не спешил отдавать ему пакет с медикаментами, в которых тот очень сильно нуждался. А Баллистер боялся напоминать. БАМ! Звон в нескольких метрах от них заставил обоих подскочить. Амброзиус со свистом вытащил меч. Баллистер нервно огляделся и схватил с пола разбитую бутылку. С противоположной от выхода стены нарастали шорохи, гремела сталь. Амброзиус, приняв стойку и держа меч наготове, двинулся вперёд. Баллистер был ближе и, бросив быстрый взгляд на Амброзиуса, согнувшейся походкой проследовал в сторону шума. В глубине башни нарастал рокот, природу которого не удавалось распознать. Кто-то явно спрятался в его убежище, а Баллистер даже не удосужился проверить его на наличие названных гостей! Баллистер сильно стиснул зубы, убеждаясь в отсутствии собственного здравомыслия. Таким глупым мог быть только он! Осторожно ступая по полу, Баллистер приблизился почти вплотную, занёс левую руку с убогим подобием оружия и замахнулся, как тень резко выскочила на него. — Мяу! Баллистер схватился за сердце. Кислород покинул тело. Кошка. Грёбаная кошка рычала, как метро! Баллистер дрожащей рукой вцепился в одежду на груди, так сильно, что поцарапал кожу под ней. Лёгкие испуганно сжались и не пропускали воздух. Баллистер потерял равновесие. Амброзиус вернул меч в ножны и в один шаг оказался рядом, подхватывая его на руки. Ему показалось или Баллистер ещё сильнее испугался? Вскоре Баллистер пришёл в себя, отстранился подальше от Амброзиуса и сердито уставился на это маленькое чудо природы, невинно хлопающее своими глазками. Чёрт, он бредит. Кошки не могут невинно хлопать глазами! Но его совсем не покидало чувство, что животное занималось именно этим. Но больше Баллистера волновал его внешний вид. Кошки не бывают таких цветов! Эта крайняя степень рыжеватости, которую он когда-либо встречал, настолько, что та больше походила на яро-красный, граничащий с розовым. Но через несколько секунд Баллистер понял, что расцветка — явно не то, что стоит опасений. Но вот взгляд. Животные таким не владеют. Они не могут смотреть так осознанно! Будто эта кошка понимает, кто она, что натворила с его робким сердцем, и сейчас своими большими глазами пыталась заглянуть в душу. Бр-р! Этого не может быть!.. — А-амброзиус! — не выдержав, позвал Баллистер, — Мне кажется, или эта кошка очень странно на меня смотрит? Баллистер не мог отвести взгляда, ровно как и дрожь не могла покинуть тело. — Обычная кошка. Не обращай внимания. Амброзиус даже не посмотрел на неё. Ему нужно срочно отсюда уходить… — Шшшш! Кошка очень громко зашипела, повернувшись к нему и вздыбив шерсть. В её злобном голоске пробивалось рычание, очень схожее с тем, которым она пугала из тени и которым точно ни одна обычная кошка не владела. Амброзиус насторожился, с шоком уставившись на животное, целенаправленно рычаще-шипящее точно на него. — Дай угадаю, — его голос дрогнул, — теперь она на меня очень странно смотрит, да? Баллистер неуверенно кивнул. Он не мог найти слов. С ним явно что-то не так. Он не в себе. Баллистер, согнувшись, осторожно направился к животному, подзывая. Но складывалось впечатление, что кошка отозвалась не на голос, а на сам факт присутствия кого-то в своём пространстве. Баллистер протянул к ней живую руку, словно спрашивая разрешения. Глорет знала, что это животное ещё вытворит! Кошка немного помедлила, а затем с напором уткнулась мордочкой в ладонь, подставляя шею и спину под поглаживания, которые принялся делать Баллистер. Он снова подумал, что ему её странное поведение привиделось. Баллистер аккуратно подхватил кошку на руки. — А-арх! — плечо вспыхнуло острой болью. Баллистер согнулся пополам от невыносимой волны боли в плече, громко крича и пытаясь удержаться на подкосившихся ногах. Глаза застелились пеленой от слёз. Мысли загорелись спичкой. Он удержал её. Баллистер вовремя прижал кошку к груди левой рукой, не позволяя ей упасть. Амброзиус снова оказался рядом, только теперь Баллистер выставил правую руку перед ним, останавливая. Никто не обратил внимание на небольшой всплеск света возле них. Спустя некоторое время, когда боль немного поутихла, Баллистер смог найти силы выпрямиться, всё ещё стеная. Или он привык к весу в руке, или ему показалось, что кошка раньше была тяжелее. — Да ты вся худая! — ошарашенно подметил он, нащупывая кости, — Маленькая, прости, у меня ничего с собой нет… Если бы Баллистер мог, он бы накормил животное. Если бы у него самого не было так туго с пропитанием. Кошка устроилась на его одной руке, как ей удобно. И громко замурчала. Почти оглушительно, как маленький трактор. Баллистер аккуратно почёсывал еще по брюшку, куда могла достать рука, являющаяся, походу, удобной подушкой. Кошка сама подставила свою мордочку под его пальцы, по-видимому, наслаждаясь этим. И Баллистер не мог не умиляться. Как можно не умиляться, когда у тебя под боком кто-то небезразличный засыпает? Глорет, это невообразимо!.. — Амброзиус, — Баллистер засиял, — посмотри. Баллистер сделал шаг к нему. — А-а! Даже не приближайся! — холодно отрезал Амброзиус, отстраняясь. Баллистер растерянно смотрел на него. Он перестал гладить кошку, и та проснулась. Баллистер вмиг почувствовал себя оскорблённым. Словно его только что предали. Дыхание Амброзиуса стало каким-то странным, прерывистым. Он ухватился за горло. — Блять, походу уже, — просипел Амброзиус, вылетая прочь из башни, хлопая дверью. Баллистер секунду смотрел ему вслед, как в голове что-то резко щёлкнуло и его осенило. — Святая Глорет, Амброзиус! — закричал он. Баллистер быстро опустил кошку на лапы, вытер руки об брюки и выбежал вслед за ним. Он нашёл Амброзиуса на улице, прислонившегося спиной к стене и ведущего борьбу с дыханием. У него одышка. Чёрт, чёрт, чёрт! Что делать?.. Амброзиус непослушной рукой потянулся к бедру, к отсеку в доспехах, отыскивая кое-что предельно важное. Где его ингалятор со своими лекарственным составом, мать вашу?! Его дыхание стало совсем тяжёлым, редким. Горло сжалось. Ноги без кислорода ослабли и подкосились. Амброзиус почувствовал на своём плече руки. Бал. Он побежал за ним. Амброзиус абсолютно не слышал, что он ему говорил, но позволил опустить себя на землю. Мир потерял краски. Наконец-то, он нашёл ингалятор. Но чёртовы руки слишком сильно ослабли! Амброзиус смог только вытащить его из отсека, но уже не был в силах поднести ко рту. Нет!.. Неужели всё так и закончится?.. Грудь неимоверно болела от сводящих её судорог. От недостатка кислорода покалывали всё мышцы тела разом. Не осталось сил даже держать голову… Его затылка коснулось что-то холодное, твёрдое. Амброзиус не мог разобрать. Последние мысли хаотично бродили по затухающему сознанию. Он всё ещё мог чувствовать своё бессильное тело. Его голова оказалась запрокинута назад. Кто-то пытался переместить чуть выше. Из его руки забрали ингалятор. Амброзиус не успел ни испугаться, ни подумать о чём-либо другом, как очень скоро ощутил прикосновение у своих губ… может быть?.. Амброзиус не мог пошевелиться. Слишком уязвим. В полной власти любого, кто окажется рядом… Он не смог бы сопротивляться… Всего за миллисекунду в голове пронеслись тысячи мыслей, а в реальности… Баллистер никогда не думал, что когда-то будет так сильно чего-то бояться и при этом делать всё чётко и с ясным умом. Он перехватил ингалятор из ослабших рук, открыл клапан, удерживая голову Амброзиуса навесу, чтобы тот не пережимал себе дыхательные пути, и поднёс лекарство к его рту. Всё приходилось делать правой рукой. И если Амброзиусу будет дискомфортно, то Баллистер будет оправдываться, что его жизнь стоила дороже краткосрочного удобства. Металл на коже явно ощущался ему странно, может быть, дико. Но левая рука Баллистера вся в кошачьей шерсти. Клин клином не всегда действеннен… Баллистер следил, как хаотично, нездорово спазмируется грудь Амброзиуса. Как он хрипит. Баллистер продолжал давить на дозатор, впрыскивая лекарство в горло Амброзиуса, и удерживал того в положении сидя. Баллистер не заметил, как ритм собственного сердца ускорился, особенно, когда результат не проявлялся… — Амб, пожалуйста… Очень медленно его дыхание становилось чуточку глубже. Пальцы начали подрагивать. Баллистер немного подождал, позволяя препарату войти в силу, расслабить стенки горла, дыхательных путей, прекратил распыление. Рука Амброзиуса зашевелилась, дёрганно поднимаясь к лицу и натыкаясь на холодный металл. Амброзиус попытался перехватить контроль, но его максимумом было положить свою кисть поверх протеза и в нужном темпе слабо давить на него. Баллистер намёк понял мгновенно и, внимательно следя за мельчайшими движениями пальцев Амброзиуса, подстроился под него, вовремя распыляя дозу, пока Амброзиус не начал потихоньку оживать и не отстранился, отворачивая голову и делая первый самостоятельный вдох. Минуты через две Амброзиус более менее начал соображать, вновь потянулся к отсеку, вынимая ирригатор и самостоятельно воспользовался им, промывая нос раствором. Мир приобретал свои звуки и краски. Баллистер с паникой смотрел на Амброзиуса, который, снова схватившись за шею, пытался осознать, что только что произошло. Баллистер боялся повтора, пока Амброзиус в попытках вернуться в реальность осматривал окружение и остановил свой взгляд на обеспокоенном парне. — О, Глорет, — молясь, прошептал Баллистер, опускаясь на грудь Амброзиусу, зарываясь лицом в сложенные руки. Тишина окружала их. Как и бездействие. Амброзиус несмело поднял ладонь и медленно опустил её на спину Баллистеру, выдавливая сиплое «спасибо». Баллистер неуверенно взглянул на него. Амброзиус запрокинул голову, закрыв глаза. — Сука, не думал, что когда-нибудь буду так скучать по воздуху… — пробурчал он со всем накопленным недовольством. Баллистер всё ещё нервничал и предельно внимательно следил за дыханием Амброзиуса. — Как ты? — Жить буду… Спасибо. Баллистер коротко кивнул и помог ему подняться, позволяя опереться на себя, что Амброзиус категорически отказался делать из-за страха причинить боль. Но он не сказал об этом. Его мысли были заняты совсем другим. Помимо главного объекта размышлений, который до сих пор не переставал пытаться выявить признаки ухудшающегося самочувствия, Амброзиус понял, что ему, похоже, придётся вновь принимать препараты от аллергии. Он перестал их пить с окончанием лета, надеясь, что они ему больше не понадобятся. Фатальная ошибка. И он, по-видимому, очень сильно расстроил Баллистера, отказав взглянуть на то милейшее создание, которое едва не довело Амброзиуса до гробовой доски. Баллистер по этой части гораздо безопаснее. Сам же Баллистер пытался усидеть на двух стульях, разрываясь между беспокойством об Амброзиусе и желанием проверить, как себя чувствует та странная кошка. Убедившись, что Амброзиус не собирался больше задыхаться, Баллистер вернулся в башню, ища розовое создание. Никого не было. Она сбежала. Баллистер был уверен, что достаточно аккуратно опустил кошку на землю, чтобы та не испугалась и дождалась его. Но в башне никого не было. Только тараканы и крысы, половине из которых Баллистер успел дать имена по родственному духу. Не зря же его все в Королевстве считали крысой. Так он хотя бы среди них настоящих нашёл собратьев. Они его не трогали, не гнобили, не унижали. Не считали убийцей. Скрип двери отвлёк его от размышлений. Амброзиус стоял на выходе, и его лицо вновь помрачнело. Паника застряла комом в горле. — Тебе нельзя здесь оставаться, — холодно отчеканил Амброзиус, бросив пренебрежительный взгляд на его убежище. Баллистер, поборов скованность, пошёл к нему. Баллистер боялся его разозлить. Уже снаружи, оказавшись лицом к лицу с человеком, который когда-то олицетворял безопасность и уют, Баллистер неосознанно раскрыл волю, сменив тон. — Есть варианты получше? — он скрестил на груди руки и самоуверенно вскинул брови, ошибочно полагая, что ему всё сойдёт с рук. Чёрт! С тех пор столько всего произошло! Почему он всё ещё видит в человеке перед собой того прежнего Амброзиуса, который его любил?.. любил ли?.. — Есть один, — начал Амброзиус, смотря прямо в глаза, — но он тебе не понравится. Баллистер тяжело сглотнул, сжимая голову в плечи. Амброзиус подал ему руку, и Баллистер снова побоялся ему отказать. Амброзиус взял его за протянутую левую руку и повёл в ему одному известном направлении. Он же просто хотел отвести Баллистера в безопасное место, верно?.. Амброзиус не проронил ни слова за всю долгую дорогу, вёл по спутанным безлюдным переулкам, позже выводя на свет… к зданию определённого назначения. — Нет! Амброзиус! — Баллистер истерично завопил, вырывая руку. Амброзиус не мог! Он не мог воплотить в реальность все худшие сценарии Баллистера! — Пожалуйста! Я не хочу! Амброзиус привёл его в бордель. Он собирался сделать всё то, чего так опасался Баллистер, так ещё и не один. Амброзиус, сконфуженно оглядываясь по сторонам, схватил убегающего парня за запястье и рывком притянул к себе. Баллистер пытался вырваться, наплевав на усиливающуюся боль, но его руки оказались зажаты между телами. Твёрдые доспехи сдавливали рёбра, одна рука Амброзиуса на его пояснице крепко удерживала на месте, вторая — плотно прижата ко рту. Полностью обезоружен. Почему Амброзиус с ним так поступает?.. Кто-нибудь, пожалуйста! Помогите!.. Баллистер безрезультатно пытался кричать. Хоть как-то привлечь внимание. Он всем телом упирался в доспехи, наивно рассчитывая, что ему хватит сил вырваться. Сбежать от него. Навсегда. Никогда не возвращаться… — Тише, Бал, прошу, — прошептал затравленный голос над ухом. Амброзиус утянул его за угол здания, скрываясь от посторонних в тени. Он чувствовал себя ужасно. Ужасно было видеть Баллистера таким испуганным, знать, что, похоже, сам послужил тому причиной. Амброзиус убрал ладонь с его рта, опустив обе ему на талию. Баллистер резко вдохнул, загнанно дыша, и с паникой оглядывался вокруг себя. — Бал, что с тобой? Баллистер больше не предпринимал попыток сбежать, и Амброзиус не знал, хорошо это или плохо. — Амброзиус, — его голос звучал обессиленно, — всё, что угодно, умоляю, — Баллистер наклонился ближе к нему, хватаясь пальцами за горловой вырез на нагруднике и опуская голову на сложенные руки; его ноги подкосились, — я не готов… Баллистер не понимал, на что рассчитывал. На последнюю каплю сострадания? На пощаду?.. А если Амброзиус только и ждал, когда он сломается?.. По позвоночнику пробежала крупная дрожь, заставляя Баллистера опуститься ещё ниже. Наверное, так и следовало сделать гораздо раньше… Амброзиус поймал готовые упасть руки, поднимая Баллистера и встречаясь с его потухшими глазами. Что у него на уме?.. — Всё будет хорошо, Бал, — произнёс он смягчённым тоном, поднимая с его плеч капюшон от плаща и надевая его ему на голову, полностью скрывая чёрные волосы и глаза из вида, — доверься мне. Баллистер позволил себя провести по улице, зайти внутрь борделя под руку с Амброзиусом и остановиться у захудалого ресепшена, постоянно чувствуя на себе чужие взгляды. — Сколько стоит самый лучший номер на двоих? — спросил Амброзиус, доставая телефон для оплаты. — Ну-у, — протянул работник, заигрывая и наматывая прядь волос на палец, — какова цена за ночь с самим Амброзиусом Голденлойном? Амброзиус скривился и смерил мужчину раздражённым взглядом. — Просто интересуюсь! — поднял руки тот, сдаваясь, — Это ж сколько вам заплатил ваш спутник, что вы его так прикрываете? Кто, кстати, этот счастливчик? Амброзиус стиснул зубы до ощутимого дискомфорта, стараясь усмирить штурмующий мозг гнев. Баллистер неосознанно крепче сжал руку. Амброзиус сжал её в ответ. — Это так важно? — зло прошипел он, делая маленький шаг к Баллистеру. — Хорошо, можете не отвечать. Амброзиус почему-то ясно понял, что добром это не кончится. — Сколько нужно заплатить, чтобы никто не узнал, что я здесь? На лице мужчины появилась улыбка. — Ну-у, если станет известно, что в этот бордель пришёл самый молодой и горячий из Голденлойнов, то сюда сплывётся огромная толпа, желающая узнать, правда ли оно так… О, Глорет… — Сколько?! Конкретная сумма! Дрожь Баллистера при озвучивании семизначной суммы Амброзиус почувствовал даже по небольшому контакту с его ладонью. Амброзиусу очень не хотелось оставлять в этом заведении половину, если не больше, своего состояния лишь бы один день пожить спокойно, но он пытался успокоить себя тем, что деньги будут потрачены на что-то полезное, или хотя бы приличное. Может, за эту огромную сумму наймут лучших работников… Амброзиус потянул за ручку, плотно закрывая дверь и бросая пакет на пол, с измученным стоном прислоняясь к двери спиной. Глорет, помилуй. Может, если бы ему предложили хоть какие-то варианты, как действовать дальше — желательно, в долгосрочной перспективе — ему бы не приходилось насильственно вырывать их вместе со своими волосами. Сейчас даже боль не отрезвляла его. Наверное поэтому сложно было не заметить гнетущую тишину, повисшую между ними за закрытой дверью, через которую не проникали звуки извне. В двух шагах, совсем рядом, замерев, как лань при свете фар, стоял Баллистер, низко опустив голову и совсем не понимая, куда деть руки. Не так он себе представлял этот день: он должен был просто украсть из аптеки обезбол и, как крыса, сбежать в свою нору зализывать раны. Всё, что угодно — любая боль, только бы не быть пойманным врасплох и не остаться в долгу перед кем-либо. Не так он себе представлял этот день: он должен был просто выйти на службу и притвориться, что действительно делает всё, чтобы найти и свершить правосудие над самым опасным преступником в Королевстве, а не тайно скучает по его глазам и мягкой тёплой улыбке, подаренной только ему одному, и ужасно боится найти в тёмном захламленном переулке его мёртвое тело. Амброзиус с силой врезался затылком в дверь, стиснув зубы и зашипев от боли. Взгляд медленно прояснялся. Из мыслей его резко вырвал тихий вскрик и почти неслышный болезненный хнык, чей голос был слишком знаком, чтобы все рефлексы в теле разом зажглись, напрягшись. — Я так понимаю, — слабо проговорил Баллистер, сжимая рукой правое плечо, — пришло время… платить? Он уже достаточно злоупотребил добротой Амброзиуса, отняв у него слишком много. Всему хорошему наступает конец, и за каждый кусочек света придётся расплачиваться. Тем, что есть. Последним, что осталось. Баллистер ещё ниже опустил голову, сжимаясь всем телом, и Амброзиус ошарашенно уставился на него. — Солнце, — его руки опустились, — неужели я настолько низко пал в твоих глазах? Баллистер зажмурился до появившихся цветных пятен перед глазами, чувствуя, что ему становится хуже. От самого себя, в том числе. Как он мог подумать, что Амброзиус захочет иметь с ним дело? Вступать в столь близкую связь с его-то видом? Глорет, ему, наверное, противно даже стоять так близко. — Я… нет… Баллистер замер и больше не шевелился, словно даже пытался перестать дышать. Он хотел исчезнуть. Быстро, сиюсекундно, бесследно. — Скажи мне, пожалуйста, что я делал все эти годы не так, что ты вот так обо мне думаешь? Думаешь, что я собирался тобой воспользоваться? В голосе Амброзиуса звучала обида, которую он даже при всём желании не смог бы скрыть. Он задавался вопросом, как давно всё катилось ко дну. Как давно нарушилось доверие в их отношениях? — Ты не виноват, — почти беззвучно произнёс Баллистер, несмело поднимая голову, — просто… всё изменилось… Я изменился. Его плечи дрогнули. Баллистер стиснул зубы до проступивших под кожей желваков. Боль в руке нарастала, и ему становилось труднее справляться с ней. — Я не тот, кем был раньше. — Я заметил, — устало вздохнул Амброзиус, скрещивая руки на груди, — Я всё ещё не понимаю, зачем ты это сделал. Да и как вообще ты смог это всё провернуть?! — эмоционально воскликнул он, однако быстро остыл, — Но… как это так сильно опустило меня в твоих глазах? — Я… я просто не понимаю, какой смысл тебе укрывать убийцу, не имея с этого никакой выгоды? Амброзиус замер. Он не мог поверить тому, что услышал. Неужели всё настолько изменилось? Или он никогда по-настоящему не знал Баллистера? — Почему ты не арестовал меня? Почему не сдал другим рыцарям? Я — преступник, ты -!.. — Потому что я люблю тебя! Баллистер вздрогнул как от грома. Он не был готов услышать это. Не так. Не здесь. Баллистер выглядел испуганным. Амброзиус чувствовал себя виноватым. — Потому что я хочу, чтобы ты был в безопасности. Я хочу позаботиться о тебе. Что бы между нами не произошло — ты не заслуживаешь той боли, которую я тебе причинил. И той, которую причинил бы любой другой рыцарь, если бы нашёл тебя раньше. Баллистер сделал дрожащий вдох. Слишком резкий, слишком нервный. — Бал, я боюсь потерять тебя. Я скучал по тебе. По твоей улыбке, по твоему смеху. По ощущению близости, мягкому, спокойному. Когда я мог знать, что ты рядом. Все эти две недели я только и думал, что убил тебя тогда на церемонии. Думал, что больше никогда тебя не увижу! И сейчас, спустя столько дней, когда мы встретились, когда я, наконец, увидел, что ты жив, ты делаешь вид, будто мы — незнакомцы! Ему больно понимать это, говорить об этом, как об истине, но ещё больнее стало, когда он услышал приглушённый, старательно скрываемый плач. — Бал, пожалуйста, ты знаешь меня! Ты мне очень дорог. Я хочу помочь тебе и ты мне ничего за это не должен, тем более то, к чему ты не готов! Баллистер крупно дрожал, и, похоже, все его силы уходили на то, чтобы держаться в вертикальном положении и стараться быть тихим. Как Амброзиус и просил. Его ноги ослабли, плечо неистово ныло, а от слов парня внутри что-то болезненно умирало. Силы Баллистера быстро истрачивались, и звонкий жалобный всхлип вырвался наружу. Став последней каплей, прорвавшей плотину из сомнений и вины, которые ограждали Амброзиуса от немедленных действий. Ему потребовалась секунда, чтобы сократить расстояние и притянуть Баллистера к себе, заключая в объятия. Обхватить руками спину и прижать как можно ближе. Ему хотелось быть ещё ближе, слиться с ним в единое целое, блять, да хотя бы просто почувствовать тепло его тела! К чёрту эти блядские доспехи — они даже не защищают от травм! Баллистер слабел; его всхлипы становились всё менее сдержанными, более громкими и отчаянными. Дрожащие руки высвободились из объятий и несмело обхватили Амброзиуса за плечи, цеплялись за холодный металл нагрудника, как за единственную надежду. Баллистер, прерывисто дыша, опустил голову на плечо Амброзиуса и спрятал в его изгибе лицо, для чего даже приподнялся на носочках. Проклятая разница в росте! Амброзиус переместил одну руку ему на затылок, прижимая к себе и перебирая пальцами чёрные спутанные волосы. Маслянистые, грязные, в них скопилось столько пыли, что Амброзиус вновь задумался, в каких условиях пребывал Баллистер эти бесконечные дни. Амброзиус прислонился щекой к его голове, закрывая глаза и поглаживая Баллистера по спине. Амброзиус помнил, что его это успокаивало. Амброзиус был не прочь выводить узоры на его единственной оставшейся руке, но ему самому катастрофически не хватало лишних рук. Он начал шептать на ухо Баллистеру какой-то успокаивающий бред. Амброзиус не был уверен, что именно говорил, просто хотел, чтобы Баллистер слушал его голос и успокаивался. В его истощённом теле недостаточно энергии для таких срывов. Баллистер внезапно затих, испугав Амброзиуса и заставив его сосредоточиться, пока он не услышал дрожащий вдох и последующий за ним медленный степенный выдох, распространившийся по шее тёплым потоком. Скорее горячим, слишком. Дыхание Баллистера не спешило восстанавливаться, его грудь не прекращала резко вздыматься и опускаться, а в ослабшем голосе слышны были мелкие всхлипы. Баллистеру хотелось раствориться в Амброзиусе, навечно остаться в его объятиях. Поэтому он и не сдвинулся с места, даже когда сил стало достаточно, чтобы устоять самому. От давления доспехов болели незажившие рёбра, как и всё правое плечо, но Баллистер не хотел отстраняться. Амброзиус возобновил поглаживания по спине и очень скоро обнаружил то, что испугало его сильнее. Позвоночник. Грёбаный выступающий позвоночник! И торчащие рёбра! Глорет, всё плохо. Как он выживал? И это Амброзиус ещё не расспрашивал его о руке, от одного взгляда на металл которой его самого мутит. Амброзиус медленно отстранился, положив руки на талию Баллистера, и заглянул ему в глаза. Уставшие, заплаканные, красные глаза. Они блестели от слёз, готовые вновь скрыться за дрожащими, слипшимися от влаги ресницами, но всё такие же прекрасные, как в первый день, когда Амброзиус влюбился в них. Глорет, этого парня хочется вечно обнимать, защищать и оберегать от всех угроз этого жуткого мира! Амброзиус опустил ладонь ему на щёку, мягко намекая посмотреть на себя. Баллистер поднял свои трогательные милые глаза, и Амброзиус подарил ему маленькую искреннюю улыбку. — Как самочувствие? — спросил он спустя несколько минут тишины. — Терпимо, — Баллистер отвёл взгляд, а руки, всё ещё лежавшие у Амброзиуса на плечах, напряглись. — Я могу чем-то помочь? Баллистер пожал плечами и тут же зашипел от боли. — Постой пока тут, я сейчас приду, — легонько похлопав его по спине, ровным тоном произнёс Амброзиус. Убедившись, что Баллистер точно устоит без посторонней помощи, Амброзиус высвободился из объятий и прошёл вглубь комнаты, обходя стороной двуспальную кровать и направляясь к двери. Может быть, ещё не всё потеряно, подумал он, когда обнаружил, что за дверью находится вполне неплохой, приличный санузел, душ и даже ванна. Маленькие, но и то — роскошь несусветная за такую сумму. Амброзиус остановился у раковины, вцепился руками в её края и с усталым вздохом опустил голову. Почему всё так сложно? Он же тоже не бессмертный! Не бесчувственная кукла, которой можно играться! — Я всего лишь человек… не божество… — одними губами прошептал Амброзиус, прекрасно зная, что его никто не услышит. Он на это и рассчитывал. Баллистеру за закрытой дверью в спальне достаточно своих проблем — не хотелось грузить его собственными, светскими. Его положение неоспоримо лучше и легче ситуации, в которую Баллистера закинули насильно. Жизнь Амброзиуса не подвергалась угрозе двадцать четыре часа в сутки. И то, что он был заёбан чувством вины, разрываясь между рыцарским долгом и любовью, — его собственная оплошность. Он мог бы избежать половины проблем, если бы в мозгу до уровня рефлексов не укоренились тренировки. Если бы он не отрезал Баллистеру руку! Отрубание руки — это не язык любви!.. Амброзиус плеснул ледяной водой в лицо, надеясь хоть немного прийти в себя. Ему не помешало бы освежиться. Амброзиус как раз подумал об этом, едва ли узнав в зомби, смотрящем на него из зеркала над раковиной, самого себя. Казалось, что за последние сутки синяки под его глазами стали ещё заметнее, темнее. Так себе достижение. Он повернул смеситель и на секунду замер, удивлённый, что в подобном месте есть горячая вода. Это «заведение» достаточно удалено от центра, чтобы такая необходимость считалась привилегией богатых. Блядство, а не жизнь. Немного радовала некая стерильность сия помещения. Малюсенький плюс в карму. Амброзиусу очень не хотелось вести Баллистера в место, которое было бы хуже его убежища, при том, что изначально он не мог даже придумать ничего, что бы переплюнуло хлам и удручающую атмосферу заброшенной башни на окраине Королевства. Без воды, света и хоть какого-нибудь здорового пропитания. К чему мечты о домашней утвари и сколько-то целой койке. Про безопасность, аптечку и банальную чистоту Амброзиус предпочёл не вспоминать. Амброзиус порылся в шкафчиках у раковины, разглядывая цветастые бутыльки и мельтешащие надписи на одноразовых упаковках, и едко усмехнулся минимальному базовому набору личной гигиены. Чёрт, он серьёзно задумался, где ему прямо сейчас достать тонны ебучей хлорки или ЧАСа, чтобы нахер утопить в них санузел. Амброзиус несколько минут смешивал ядрёную смесь, планируя отдраить ванну до блеска, даже если его в ней и не было заложено. Он не следил за временем. Амброзиус остановился только когда материал под щёткой начал скрипеть от чистоты. Он и не заметил, как выдохся и последнее время работал только на чистой злости, вымещая на ванну свои эмоции. Оказывается, в тяжёлых доспехах заниматься такой деликатной работой трудно и выматывающе. А снять их он не подумал. Ещё несколько минут он убил на то, чтобы смыть всю грязь с рук и только потом войти в спальню. — Бал, там ванна и горячая вода есть, ты хо.? Эм-м, Бал?.. Баллистер не отвечал и никак, абсолютно, не реагировал. А ещё он стоял в том же месте, где Амброзиус его оставил, будто всерьёз воспринял просьбу постоять «там». — Ты меня слышишь? — Амброзиус действительно начал волноваться. Что могло произойти, пока его не было рядом? Амброзиус настороженно обошёл его. Баллистер стоял почти неподвижно, склонив голову и прислонившись плечом к стене. Правым. Правым плечом, мать твою, Бал! Его дыхание стремилось в ровному ритму, но периодические болезненные судороги сводили на нет все результаты. А Баллистер будто не замечал! Амброзиус подошёл ещё ближе и хотел было прикоснуться к парню, но решил перед этим поймать его взгляд. Его глаза закрыты. Чёрт. Амброзиус не понимал, ему успокаиваться или параноить дальше, пока невроз его не доконает. — Эй-эй, Бал, просыпайся, — он осторожно прикоснулся к его здоровому плечу и легонько потряс. — Мм? — крайне уставше промычал сонный голос. — Просыпайся, говорю, Солнце, — Амброзиусу это напоминало о спокойных утрах в одной постели, об уютной домашности, которую он ощущал от близости с Балом. Почему им не суждено просто быть счастливыми? Баллистер что-то недовольно промычал, лениво протирая глаза. Его тело совсем не устойчиво, и по тому, как он навалился на Амброзиуса, тому стало понятно, что Баллистер собирался доспать все недостающие часы сна за две недели на его плече. Амброзиус не был против! Просто в очередной раз комфорт его парня превысил эгоистичное желание быть его подушкой, и Амброзиус, убирая выпавшие чёрные прядки за ушко, принялся его будить. И это было самым ужасным, раздирающим внутренности чувством. Ведь при одном только взгляде на Баллистера становилось кристально ясно, что сон — то, в чём он больше всего нуждается, то, что ему крайне необходимо, прямо сейчас и в больших количествах. Баллистер что-то жалобно промычал, с бо́льшим рвением желая остаться в руках Амброзиуса, надёжно удерживающих его от падения. И по тому, с каким усердием он упирался лицом ему в доспехи, совсем не замечая их, Амброзиус понял, что ему удалось совершить запланированное. — Проснулся? — Угу. Амброзиус мягким жестом погладил его по голове, притянув к себе. Ему на секунду показалось, что он увидел маленькую улыбку на губах Баллистера. Баллистер расслабленно выдохнул, а в мыслях осталось только желание увековечить этот момент. Амброзиус принялся вырисовывать второй рукой незамысловатые узоры на его спине, и его не покидало ощущение, что Баллистер вот-вот замурчит. Чёрт, он подобрал уличного кота! Ему немного неприятно так думать: Баллистер, всё-таки, человек. Но, Глорет!.. Он такой милый! Как маленький чёрный котёнок, промокший под дождём и довольно мурчащий на руках в безопасном доме! Котёнок, на которого никогда не будет аллергии… Милый котёнок, вот только кусается иногда очень больно! — Будем двигаться, м? — Амброзиус мягко потрепал его по макушке, ещё крепче прижимая к себе. — Не-а. Амброзиус усмехнулся, а Баллистер расплылся в довольной улыбке. Глорет, Амброзиус всё отдаст, лишь увидеть её снова! Знал бы Баллистер, как сильно ему идёт его искренняя улыбка! — Ну же, Бал, тебе нужно отдохнуть, — Амброзиус аккуратно провёл ногтями по его виску, расчёсывая пряди, — Чуть-чуть подожди и ляжешь спать. Я думаю, что ты бы не отказался от горячей ванны, верно? Тебе определённо станет легче, и ты будешь отдыхать, сколько угодно. Хорошо? Ему показалось, что Баллистер уже уснул, тихо посапывая у него на груди. Но чуть позже он услышал тяжёлый вздох, и Баллистер нехотя отстранился. — Хорошо, — устало согласился он, не спеша отнимать руки от Амброзиуса. Он слабо улыбался, и Амброзиус довольствовался этим. Он осторожно поднял руки Баллистера со своими плеч, не задумываясь, поднося обе кисти к лицу для короткого поцелуя. Баллистер мелко вздрогнул, но в его глазах светилась нежность. Похоже, удалось растопить ещё одну стену на пути к его доверию. Амброзиус старался не думать о том, как холоден и твёрд металл протеза, и о том, насколько близка к его температуре кожа Баллистера. Глорет, он замёрз!.. Баллистер выскользнул из его рук, не особо искрясь подобным желанием, и поплёл в ванную, еле перебирая ногами. А Амброзиуса сильнее накрыло волнение. — Ты справишься сам? И вот как этому человеку теперь объяснить, после его-то срыва, что за него просто переживают, а не пытаются затащить в постель? Амброзиус попытался добавить ещё что-то компрометирующие, что рассказало бы о его заботе, но Баллистер прервал его своим долгим внимательным взглядом и молча кивнул. Амброзиус, взмолившийся всем известным богам и чертям, облегчённо выдохнул и расслабился, отворачиваясь и планируя кое-что сделать. — Амброзиус. — М? К Баллистеру вернулась его тревожность, привычно проявляясь на лице вместе с задумчивостью. Он неловко опирался на дверь, будто пытался подобрать слова в признании чего-то постыдного. Амброзиус терпеливо ждал. Баллистер тяжело вздохнул и собрался с силами, сжимая кисти в кулаки. — Можешь купить мне одежду? — он зажмурился. — Да, конечно. Есть какие-то предпочтения? Амброзиус хотел стереть удивление с лица Баллистера, но просто промолчал. С этим он разберётся позже. — Желательно что-нибудь тёплое и свободное. — Хорошо, подожди немного только. Баллистер снова кивнул, продвигаясь к двери санузла. Он не сводил с Амброзиуса внимательного взгляда всё то время, пока тот перекладывал пакет на невысокую тумбу у постели, небрежно сбрасывал с себя доспехи и укрывался потёртым баллистеровским плащом. Амброзиус не хотел снова светить на людях своими золотыми доспехами. Другой вопрос, что он не придумал, как будет оправдываться, если его в таком виде застанут рыцари. А они ведь определённо просто так от него не отстанут, и договориться об оплате за молчание с ними не выйдет. И всё — пиши пропало. Не будет больше ни золотого мальчика, ни опасного преступника. А с нынешними рыцарями — поляжет ещё больше народу. — Амброзиус. — Да? — Ты ведь вернёшься?.. Голос Баллистера был до безумия мягок, но болезненно неуверенным. Амброзиус одарил его лёгкой улыбкой, которую Баллистер понял бы без слов… Раньше… Сейчас Баллистер выжидающе смотрел на него, желая услышать ответ. — Обязательно, — заверил Амброзиус, чувствуя тупую боль в сердце. Так не должно быть. Амброзиус развернулся и направился к выходу, перебарывая возобновившийся невроз. Сука, должен же был он предвидеть это! Амброзиус плотно закрыл за собой дверь, а Баллистер запоздало прошептал ему в ответ тихое «спасибо». Но Амброзиус успел его услышать, и его сердце забилось чуть быстрее от любви к этому парню. Баллистер был островком уюта в царящем хаосе из чужих людей и производимых ими противных звуков, от общей атмосферы которого Амброзиуса тянуло блевать. Прямо на пол. Можно на ресепшене. Не удавалось даже нормально пожаловаться на весь этот мерзкий цирк — Амброзиус сам в него зашёл и играл главную роль в спектакле разврата. Выйдя на улицу он почувствовал себя гораздо лучше, чище. Не давала покоя только наиважнейшая миссия, подстегнувшая его быстрее искать магазины. И Амброзиус ради этого выбрался едва ли не в центр Королевства. Всё ради качества, ради удобства. Всё для Баллистера. И проходя мимо стеллажей с одеждой Амброзиус мысленно прикидывал, как те или иные вещи будут смотреться на Баллистере. Нет, определённо Бал смотреться будет прекрасно, но некоторые незначительные детали могли бы многое рассказать. Если какой-то предмет одежды на Амброзиусе в плечах висит, как балахон, то он точно будет в пору Баллистеру, если не впритык. С длиной было всё наоборот. Амброзиус немного спешно, но всё же спокойно высматривал подходящие Баллистеру вещи, ровно до момента, пока на него, как на падаль, не слетелись консультанты, решившие, что жизненно необходимо указать, что тот свитшот ему не в меру, это худи мало, те брюки короткие. Откуда ж вы берётесь? Ему очень хотелось послать всех матом, но подумал, что его эго немножко потерпит и не стоит портить имидж. По крайней мере, пока. Как-нибудь потом можно будет. На выходе Амброзиус загрузил себя тремя доверху наполненными пакетами, но и это оказалось не всё. Хорошо живётся с доставкой, плохо, что он не может рассекретить себя. Транспортом от точки А до Б служили собственные ножки. Прелесть. Сколько километров он уже прошёл? Жизнь-жестянка преследовала Амброзиуса в лице снующих по улицам отрядов рыцарей. Глорет, как хорошо, что их слышно за треть мили! И даже сквозь рокот перегруженных улиц. Плохо, что их невозможно было обойти. Нужно выбираться. Как можно скорее. Баллистер остался один в огромном незнакомом помещении, переполненном сотней неадекватных личностей! А что, если ему плохо? А если ему кто-то сделал больно? Амброзиус порвёт любого, проблема в том, успеет ли вовремя? А если Баллистер думает, что его бросили?.. Амброзиус пытался запретить себе зацикливаться на этом, но всё безуспешно. Баллистер — наилучший рыцарь, но не всесильный. И, к сожалению, с шаткой самооценкой. Через несколько поворотов, когда улицы стали чуточку свободнее, Амброзиус ускорил шаг, очень скоро переходя на бег, расталкивая толпучки зевак, решивших встать у него на пути. Он — рыцарь! И у него миссия! Крайне важная, безотлагательная! Ему вслед сигналили машины, разрывая громкостью перепонки, и Амброзиус, освободив руку, светил средним пальцем в лобовые стёкла. Не было времени объяснять, почему он наплевал на светофор и перебегал улицы в неположенных местах. Ему ваши правила до одного причинного места. Амброзиус на секунду посчитал, что за сегодняшний день достаточно нецензурно выразился и запретил себе даже думать матом. Потом, конечно, сразу же послал всех через три пизды на далёкие горы, но не так важно… Гораздо важнее было придумать максимально питательный и полезный обед для Баллистера, чем Амброзиус изначально и планировал заняться. Глорет, благослови тех, кто придумал продавать готовые обеды в пайках, вы — святые люди! Амброзиус скинул с прилавков в корзину несколько высокобелковых салатов, пасту с куриным филе, которую ему разогрели на месте, бутылку чая с лавандой, воду и, по мелочи, десяток разных закусок, орешки и пачку любимых ягод. Случайно так вышло, что Баллистер как раз-таки нуждался во всех полезных свойствах ежевики. Когда Амброзиус выбежал за двери супермаркета, едва успев расплатиться, ему не хватило разве что крыльев за спиной, чтобы быстрее добраться до борделя, Глорет его подери. И только совсем запыхавшись, задыхаясь без кислорода, Амброзиус решил остановиться. Он уже был рядом. Неужели он так долго ходил, что охранники у входа успели смениться? Он надеялся, что всё будет в порядке. Хуй там. — Со своим нельзя, парень. Амброзиус преувеличенно вздохнул, промолчал и попытался протиснуться между охранниками, но его грубо схватили за плечо и оттолкнули назад. Амброзиус поморщился. — Серьёзно? Я уже оплатил номер! — Повторяю, со своим багажом вход запрещен. Один из мужчин лениво осмотрел его, звучно хмыкнув. — Верно, нам не нужны проблемы с законом, — добавил второй. — Чего?! Они сейчас шутят же, верно? Каким образом Амброзиус нарушил закон? Тут скорее нужно запретить этот бордель с их минимальным обслуживанием и санитарией. Как Амброзиус причастен к этому? Может, потому что он скрывал внутри здания самого опасного и разыскиваемого преступника? Ну уж извиняйте! Амброзиус по уши влюблён в этого человека. И он Баллистера не сдаст. Ни без боя, ни с боем. Ни в коем случае! Да и откуда бы им знать об этом? — Слушайте, — с вежливой ноты начал Амброзиус, чувствуя, что на смену терпению приходит гнев, — вы хоть знаете, кто перед вами стоит?! Охранники в унисон загоготали, вмиг убив всю самоуверенность Амброзиуса. — Да кто ж тебя не знает? Звезда КТВ и эталон героя! — Знаешь ли ты, золотой мальчик, куда хоть пытаешься пройти? Охранники неприятно смеялись, оставляя мерзкий осадок на душе. А Амброзиус оказался слишком растерян, чтобы придумать вразумительный ответ. — «Образцовый рыцарь»! Кто же не знает об его увлечениях?! Охранники засмеялись, а Амброзиус не понимал, чего хотел больше: провалиться сквозь землю или прописать с ноги охранникам отрезвительного леща. Кто знает об его увлечениях? Амброзиусу противно признавать, но практически всё Королевство. И, как обычно, не в том свете, в котором это является действительностью. Глазами Королевства Амброзиуса невъебенно привлекали маленькие уличные мальчики без социального статуса, которых Амброзиус поднимал по иерархии, вкладываясь в этот благотворительный фонд, и показывая себя в лучшем свете. Как же мерзко! И да, Амброзиуса привлекали мальчики, но на этом вся правда и заканчивалась. Ведь, если продолжить это предложение, то вышло бы, что: Амброзиус в действительности увлекается маленькими мальчиками, своими ровесниками, которые легко могут надрать задницу в поединке превышающему по габаритам противнику, без особых усилий прижать к полу и заставить молить о пощаде. А потом мило беседовать с ним за ужином. Баллистер мог быть опасным, но ради всего Королевства он таким не стал. И если кто-то решит сделать Баллистера злодеем, то всё, пиши пропало — это приведёт к краху всей системы… Да, Амброзиус увлекается такими мальчиками. В единственном экземпляре. — Слушай, парень, выбирай: или выворачивай свои пожитки, или проваливай. Амброзиус отстранил пакеты с покупками ещё дальше. Он не мог позволить, чтобы эти ублюдки трогали своими грязными руками то, что принадлежало Баллистеру! Они стояли долго, буравя друг друга взглядами и не двигаясь. Потом начали спорить, ещё позже — ругаться, переходя на язык матов, в котором Амброзиус — спасибо Баллистеру — хоть немного разбирался. — Что за шум, а драки нет? — из дверей борделя вышел ещё один сотрудник, — О, опять ты! — И вам здрасьте! — шипя от злости, съязвил Амброзиус. Сотрудники борделя переглянулись между собой. — В чём проблема? — спросил новоприбывший. Амброзиус тоже был не прочь узнать. — Обычный контроль за безопасностью. А Его светлость не спешит подчиняться. Не привык, наверное, — едко усмехнулся один из охранников. — Да ладно! — пропел новоприбывший, немного разочарованный ситуацией, — Пусти его — пусть парень повеселится! Амброзиус не сразу заметил, что с голосом этого человека произошло что-то странное, а поза, в которой тот извивался, прислонившись к дверному косяку, выглядела совсем непристойной. Амброзиус отвернулся, стараясь скрыть своё отвращение. Он надеялся, что за услугой этого сотрудника не последует попытка залезть в его трусы. — Пусть залечит своё разбитое сердце! Да кто вообще в здравом уме будет лечить разбитое сердце сексом, тем более с незнакомым человеком?! Лицо сотрудника сделалось таким печальным, будто он всерьёз расчувствовался. — Это, наверно, ужасно тяжело, когда человек, которого ты думал, что знал всю жизнь, оказался хладнокровным убийцей. Амброзиус застыл на месте. Конечности разом окаменели, прогоняя всю кровь словно прочь из сосудов. Тело омертвело так быстро и внезапно, что Амброзиус не успел понять, что ему предоставили дорогу внутрь. — Проходи быстрее, пока я не передумал! Охранники с недовольством смотрели на него. Амброзиус думал о том, что человек, который ждал его в номере, вовсе не выглядел, как хладнокровный убийца. Амброзиус настолько погрузился в мысли, что только с сотой попытки смог заставить себя пошевелиться. — Но сначала покажи пакеты. Да блять. Быстро продвигаясь к двери, уже устав от чужих лиц, Амброзиус раскрыл пакеты, в которых, о, чудо! не было ничего противозаконного или опасного. И его пропустили. — Не подходящее место ты выбрал для этого, парень! — прокричал ему вслед один из охранников. — Ага, ещё бы меня волновало ваше мнение! Амброзиус рысью проскочил мимо толпучки на ресепшене и быстро поднялся по лестнице на третий этаж, шелестя пакетами. Коридоры были едва не сплошь заполнены сосущимися парочками, а кто-то уже даже перешёл к большему. Амброзиус, борясь с рвотными позывами, избегал каждого, ища свой номер и вынимая из кармана ключи. Уже за закрытой дверью, отгородившись от всех ненужных личностей и шума, Амброзиус, бросив пакеты на пол, облегчённо выдохнул. Фух, он справился! Наконец-то. Баллистера не было в комнате. Всё хорошо. После тяжёлого дня Амброзиус и сам был не прочь сутками откисать в горячей ванне. Ему некуда больше спешить. Амброзиус неторопливо стянул с себя плащ и собирался бросить его к доспехам, как обнаружил, что их нет на месте. Чёрт. Амброзиус оглянулся, и его сердце забилось чаще. В углу комнаты компактной стопкой аккуратно сложены его доспехи. И явно они не сами туда перебрались. Ох, Бал… Что-то внутри затрепетало от нежности к нему. Баллистер разложил каждую часть брони по своим местам, собрал крепления, и, казалось, даже очистил металл до блеска. Амброзиус расплылся в благодарной улыбке, и ему ещё сильнее захотелось увидеться с Баллистером и рассказать ему о своей любви. Он ждал. Полчаса. Час. Амброзиус успел вытащить все покупки, аккуратно разложить по постели вещи, оторвать этикетки, разгладить руками. Успел выставить на тумбу у кровати обед и принадлежности для Баллистера. А самого парня не появлялось. За окном угасал свет. Никаких звуков из комнаты не доносилось, и Амброзиус просто начал волноваться. Очень сильно. Не вытерпев беспокойства, он постучал по двери. Подождал. — Бал? Ты там? В ответ тишина. Амброзиус подождал ещё и потом опять постучал костяшками по двери. — У тебя всё хорошо? Невроз очень быстро распространился по телу, руки начали подрагивать. Амброзиус заметил, что дверь не заперта. И ему слышно абсолютное ничего. Это пугало. — Бал? Ты можешь ответить? — он ещё раз постучал, но ответа не дождался, — Ты в порядке? Амброзиус прислушался и ужаснулся. Ему показалось, что он что-то услышал. И это что-то не было хорошим. — Я могу зайти?.. Балли? Глорет, пожалуйста. Пусть он будет жив!.. Амброзиус постучал ещё раз. Подождал. Сердце пропустило несколько ударов. Этого не может быть! Он не знал, о чём думать. Просто не хотел этого. Амброзиус подождал ещё минуту. Потом, не выдержав дрожи от страха, чертыхаясь, открыл дверь. Взгляд разбежался. Пульс бешено стучал в ушах. Глаза застелились пеленой. Амброзиус не мог найти себе места. Пока не увидел его. Бала. Баллистер лежал неподвижно в ванне, подложив руку под опущенную на бортик голову. Глорет. Амброзиус в секунду подскочил к нему, присаживаясь рядом и с замиранием сердца протянул к парню руку. Его кожа была прохладной. Амброзиус с трудом пересилил себя, заставляя дрожащие пальцы прикоснуться к лицу Баллистера. Вновь ощутить едва заметное тепло и… — Мм? — слабо, на грани слышимости, промычал голос. — О, Глорет… Баллистер издал несколько тихих звуков, медленно отнимая лицо от руки. Амброзиус вспомнил всех богов, чертей и своих предков. Проклял каждого. Он устало опустился на пол. Сердце билось, как бешеное. Он пытался успокоиться. С Баллистером всё в порядке. Вроде бы. Баллистер очень медленно двигался. Он постепенно расправлялся из позы эмбриона, в которой уснул, недовольно сопел и почему-то подрагивал. Амброзиус потрогал воду, вздыхая. Вода остыла. От ещё одного прикосновения к коже Баллистер проснулся окончательно. — Амброзиус?! — резко вскрикнул он, подпрыгнув и расплескав в стороны брызги. Баллистер напуган. Амброзиус лениво вытирал рукавом капли с лица. Вода попала в глаза. За что ему такое счастье? — П-прости, пожалуйста! Дай помогу… Баллистер потянулся мокрой рукой к его лицу. Амброзиус перехватил её на расстоянии. Баллистер вздрогнул. Он попытался вырваться и Амброзиус отпустил его. — П-прос-ти, — дрожаще прошептал Баллистер. — Всё в порядке. Глаза, наконец, перестали щипать, и Амброзиус сфокусировался на парне, недоумевая. Баллистер отодвинулся к стенке, прижал к груди левую руку и с ужасом смотрел на Амброзиуса. Ч-что произошло? Амброзиус, опешив, несколько бесконечно долгих секунд всматривался в лицо парня, что-то прокручивая в голове. Его взгляд опустился ниже. Кажется, он понял в чём дело. Мрачным пятном на коже Баллистера выделялся металл на правом плече. Только крепление, самого протеза не было, и Баллистер, похоже, слишком резко и со страхом воспринял хватку на единственной оставшейся руке. Глорет, естественно всё не прошло бесследно! Удивительно, что он вообще подпустил Амброзиуса к себе! — Эй-эй, всё хорошо, Солнце, — он капитулирующе поднял руки, — я не причиню тебе вреда, обещаю. Ты мне веришь? Баллистер осторожно сдвинулся с места, кивнув. — Пойдём отсюда? Ты замёрзнешь. Если не уже. Амброзиус подал парню руку, помогая подняться. Баллистер, мелко дрожа от холода, вылез из воды, что позволило Амброзиусу окинуть его быстрым взглядом. Баллистер выглядел очень мокрым, худым и очень обнажённым. Амброзиус тактично не смотрел ниже пояса. — Ничего такого, чего бы ты раньше не видел, — ухмыльнулся Баллистер, лицезрея его смятение. Амброзиус промолчал, вышел из комнатушки и через секунду вернулся с большим махровым полотенцем, одним движением завернув в него Баллистера. Амброзиусу хотелось крепко сжать этого парня в объятиях, но, воочию увидев всё его тело, побоялся сломать. А ведь Баллистер никогда раньше не был таким хрупким — уж точно не после нескольких лет изнуряющих тренировок в Институте. Поэтому Амброзиус просто взял в руки его протез, оторвал несколько бумажных полотенец от стойки возле раковины и последовал за Баллистером в комнату. Баллистер замер на пороге, взволнованно вздыхая. Амброзиус подошёл со спины и положил подбородок ему на плечо. Он пытался найти то, что так удивило Баллистера. — Амброзиус? Ты же шутишь, верно? — он обернулся к склонившимуся креветкой парню, а его голос дрожал уже не от холода. Амброзиус, казалось, в действительности не понимал, о чём он. А Баллистер продолжал неверяще смотреть на спальню, всё также не сдвигаясь с прохода. — Не хватает только свечей и лепестков роз на простынях, — засмеялся он спустя несколько секунд. Амброзиус долгое время всматривался в интерьер в попытках разобраться, в чём дело. — А, так вот ты о чём! — воскликнул он, когда, наконец, сообразил. Задёрнутые занавески пропускали совсем немного солнечного света — достаточно, чтобы всё чётко видеть, но не слишком ярко, приглушённо; разглаженные простыни на двуспальной постели, несколько стопок презента; и вишенка на торте — накрытый минимум на двоих персон стол. — Каюсь, виноват: забыл про свечи и розы. Но могу обеспечить обед, или уже ужин, в постель! Баллистер медленно прошёл внутрь, разглядывая каждую мелкую деталь. Амброзиус с замиранием сердца смотрел на его улыбку и понимал, что все трудности оправдали свою цену. — Ох, Амброзиус, тебе правда не стоило… так много… Баллистер растерян и не находил себе места. Амброзиус очень многое для него сделал, а Баллистер даже не мог подобрать верные слова, чтобы по-нормальному отблагодарить его. — Солнце, посмотри на меня, — Амброзиус отложил протез на кровать и приблизился к парню, — мне для тебя ничего не жалко! Тебе не стоит об этом волноваться. Чувства Баллистера обнажены и искрили, как оголённые провода под напряжением. Он просто не мог их выразить, не умел. Или разучился за эти две недели. Глаза Баллистера наполнились влагой. Они прекрасно говорили за него самого. Его губы растянулись в широкой улыбке, благодарной, немного дрожащей, словно сдерживаемой. Амброзиус, счастливо улыбаясь, протянул к нему руку, по-простому и так по-родному знакомо убирая непослушные влажные пряди волос за ухо и прикасаясь ладонью к покрытой небрежной щетиной щеке. Баллистер сдался первым. Он прильнул к Амброзиусу со всей теплотой и любовью, что бушевали в нём, зарываясь лицом ему шею и обнимая рукой. Амброзиус чувствовал себя безмерно счастливым и спокойным. Баллистер — лучшее, что когда либо происходило с ним. Перманентно. Амброзиус обнял его в ответ, подняв сползшее с плеч полотенце, и укрыл его. — Спасибо тебе большое! Спасибо-спасибо-спасибо!.. — быстро-быстро зашептал ему в шею Баллистер, крепче прижимая к себе. — Всегда пожалуйста, Бал. Любая твоя просьба. — Я, кажется, о многом из этого тебя не просил. — Небольшая личная инициатива, — Амброзиус коротко прикоснулся губами к его макушке, — думаю, не прогадал. Баллистер зашевелился в его объятиях и снова принялся суматошно подбирать слова. Амброзиус мягко прервал его. Ему не нужно слов благодарности, чтобы понять его чувства. Не нужно причин, чтобы радовать Баллистера. Гораздо важнее для Амброзиуса было отогреть и откормить его. Поэтому уже через несколько минут, убедив Баллистера не скромничать с выбором одежды, они пересели на кровать, разбирая сложенные горой покупки. Амброзиус уже закончил вытирать воду с протеза, заостряя внимание на каждом проводе и микросхеме, восхищаясь механизмом и спрашивая у Бала назначение едва ли не каждой детали. Амброзиус не мог не заметить, как на лице Баллистера расплывалась улыбка каждый раз, когда он спрашивал его об устройстве руки. Амброзиус эгоистично надеялся, что это как-то само собой забудется. Глорет, всё плохо. Как он мог о таком вообще задуматься, когда даже шрамы на плече Бала ещё не успели затянуться?! Ему по-настоящему было интересно, как устроен механизм. Ему не пришлось притворяться. Амброзиус не мог позволить своим мыслям загубить вечер. Он, наконец-то, заново обрёл Баллистера и не хотел его терять. Бал рядом. Он поковырялся в креплении, присоединил руку, и вместе с пониманием, что вечно скрываться под полотенцем, пускай и достаточно большим и тёплым, ему не удастся пришло решение во что облачить своё костлявое тело. Непомерно большое худи, в котором, наверное, даже Амброзиус утонул бы с головой, очень удобно сидело на Баллистере, не задевая свежие раны. Лишь для большего тепла он надел под низ свитшот. Как бонус, у этого свитшота была жуть какая мягкая приятная текстура ткани. Словно касание к пуховому облачку. Нижнее бельё выбрано по классике, а брюки — с тёплым ворсом. Неразобранными остались ещё две огромные стопки одежды, и Баллистер волей не волей задумался, что было в голове Амброзиуса, когда он скупал полмагазина. Баллистер, подвернув под себя ноги, копался в вещах, пока Амброзиус, пристроившись за его спиной с полотенцем в руках, сушил ему волосы. Естественно, он не ограничился одним промакиванием влаги полотенцем. Амброзиус с периодичностью в несколько секунд запускал пальцы в волосы, делая лёгкий массаж и расчёсывая одновременно. С большим выбором приходит большая ответственность. Наверное, где-то так говорится, но Баллистер не придал этому значения. Перед ним стоял серьёзный выбор: вписаться в общество и быть брутальным взрослым мужчиной или быть счастливым и носить носки с котиками… Несомненно, носки с котиками победили. Баллистер с довольной улыбкой, как у чеширского, натянул длинные пушистые носки почти до колена, наконец, покончив с консервацией самого себя под тоннами ткани. Холод постепенно выветривался из его костей. Вместе с теплом проникал уют. Чуткие аккуратные пальца творили какие-то чудеса с его телом. Где Амброзиус научился так превосходно делать массаж? Баллистер расслаблялся. Боль очень медленно, но всё же с успехом покидала плечо. Тайно от Амброзиуса, когда тот отвернулся, Баллистер принял двойную дозу обезбола, о чём, конечно же, самому Амброзиус знать не стоило. Иначе Баллистер обеспечит себя внушительной многочасовой лекцией о том, что он совсем себя не бережёт. Ему действительно интересно, с чего бы Амброзиус начал первым? С опасения передозировки или с того, что нельзя принимать такие препараты на пустой желудок? Баллистер быстро посмотрел на парня, потом на заваленную пищей тумбу, и понял, что Амброзиус точно голодным его из этой комнаты не выпустит. Бедный аристократичный мальчик. Он, наверняка, упал бы в обморок, если бы узнал, как Баллистер выживал до его появления. Но это не его вина… Амброзиус не виноват в том, что Баллистер на собственной шкуре познал более жуткие условия существования… — Коты часто линяют осенью? — внезапно спросил Амброзиус, вытаскивая Баллистера из мыслей. — Что? Амброзиус протянул ему руку, пальцы которой были густо сплетены клубком чёрных волос. О, Глорет… Он не учёл такие последствия. Амброзиус выглядел взволнованно. — Как себя чувствуешь? — Нормально. — Нормально в смысле «хорошо» или нормально — «я опять скрываю свои чувства, потому что думаю, что всем плевать и я справлюсь сам»? Баллистер фыркнул и отвернулся. Это было слишком неожиданно. Один маленький взгляд на Амброзиуса что-то сломал внутри. Парень выглядел чересчур встревоженным и отчаянно беспомощным. Его руки опустились. — Первый вариант, пожалуй, — быстро выпалил Баллистер, не вынося выражения его лица. Амброзиус выглядел так, словно не поверил ему. Словно он сказал, что медведи умеют летать. — Бал, пожалуйста… Баллистер привалился спиной к его груди и Амброзиус со звучным «уф» поймал его. — Сейчас гораздо лучше, честно. Давай не будем об этом? — закрыв глаза, взмолился Баллистер. Амброзиус, ведя внутреннюю борьбу с самим собой, в конце концов сдался, отложив этот разговор на будущее. Он надеялся, что у них будет будущее. Амброзиус, отползая к спинке кровати, притянул к себе парня и обнял его. Грудь Баллистера плавно поднималась и опускалась под его руками; глаза закрыты, и в теле больше нет той дрожи. Амброзиус, умиротворённый его спокойствием, уткнулся лицом ему в шею, коротко прикоснувшись губами. Баллистер подтянулся чуть выше, запрокинул затылок на его плечо и, кажется, задремал. Он был так близко, что это определённо не могло быть реальностью. За эти две недели Амброзиус научился думать, что ему никогда больше не удастся обнять Баллистера, быть рядом или просто увидеть его. Сейчас он мог делать всё из своих мечт. Он мог прикоснуться к нему, почувствовать знакомый запах его тела. — Где ты нашёл мяту? — спросил Амброзиус, уловив слабые нотки. Баллистер зашевелился, почти что сворачиваясь в клубок. — В пасте. Когда он успел? Амброзиус крепче прижал его, не желая больше терять. Баллистер, спокойный и тихий, вдруг начал вырываться, скинул с себя руки, отползая в сторону. Амброзиус не успел задать насущный вопрос, как Баллистер, свернувшись и обхватив живот руками, попытался скрыть урчание, зажмурившись. Амброзиус вмиг почувствовал себя виноватым. — Святая Глорет, Бал! Прости, пожалуйста, совсем из головы вылетело! Амброзиус, приблизившись, обхватил парня за плечи, поднимая и помогая сдвинуться с места. Баллистер чувствовал себя жутко неловко и пытался отказаться, пока Амброзиус одним своим строгим взглядом не заставил его передумать. О, Амброзиус хотел запихнуть в него всю еду и сразу. Баллистер долго возмущался, огрызаясь, что он не маленький, чтобы его кормили с ложечки, повернулся к парню спиной и принялся уплетать заготовки, одновременно борясь с протестами своего желудка. Ближайший час от Баллистера не было слышно ни слова. Он даже не поворачивался, и Амброзиус молился, чтобы тот не злился. А Баллистер действительно злился, но не на него. А на самого себя. На Амброзиуса злиться было сложно и невыносимо, пускай тот и достаточно потрепал нервы. Амброзиус сидел рядом с ним, прислонившись спиной к стенке, и разглядывал руки, будто те не свои. Он молчал, лишь изредка поглядывая, на месте ли Баллистер, словно тот мог в один миг испариться. Дальше поддерживать тишину стало невыносимо. Растопив своё сердце после нескольких запрокинутых внутрь себя блюд и залпом выпитого чая с успокаивающим эффектом, Баллистер оказался готов продолжать контакт с Амброзиусом. В спальне стало ещё темнее. Из приоткрытого окна слабо дул прохладный осенний ветерок, наполняя воздух свежестью. В этом было что-то уютное. Решившись, Баллистер, с контейнером в руках, подсел ближе к Амброзиусу, подтянул колени в груди и, смущённо поглядывая на парня, совсем ненавязчиво прикоснулся к нему левым плечом. Амброзиус повернулся, мягко улыбаясь и растапливая ледяные стены своими глазами, в которых, даже после всего произошедшего, читалась нежность. Амброзиус положил голову на плечо Бала. Так легко было притвориться, что ничего страшного не происходило. Словно они сейчас находились в институтских апартаментах и делили не предназначенную для двоих постель. Так, будто их двоих сейчас не разыскивало всё Королевство. Чем дольше Амброзиус находился рядом с Баллистером, тем больше проблем он огребёт в Институте, когда вернётся. В Институте, дорога в который Баллистеру закрыта навсегда. А ведь когда-то Баллистер рвался в Институт, сломя голову. Это была цель всей его жизни. Жизнь, которая в самом Институте и оборвалась. Это раздражало внутренности и остатки погорелой души похуже раскалённого металла, которым Баллистер прижигал кровоточащее плечо. Дико больно. Настолько сильно, что ты предпочтёшь — нет, будешь умолять, чтобы тебя убили. Быстро. А тебя на краю обрыва, в миллисекунде от падения, поймал дорогой тебе человек. И нет, он не спас — он только отсрочил неизбежное. Но ты не можешь его обвинить — ты всё ещё любишь его. Всё ещё считаешь его своим миром. Миром, в которой чередой неконтролируемых событий разрушается твоя оболочка, личность. Тело живо. Оно зачем-то дышит. И любимый человек — один из тех, кто приложил к твоей гибели руку. Зачем ты это сделал? Почему ты не мог просто оставить меня одного? Почему он остался рядом? Он ведь разрушает и свою жизнь тоже, наивно рассчитывая на пользу от связи с преступником. Баллистер почти беззвучно шмыгнул носом. Горло сдавило от непроизнесённых криков — оно хотело разорваться в клочья, выливая в свет все аргументы из мозга. Баллистер не мог себе это позволить. Амброзиус был рядом, и Баллистер пытался сосредоточиться на этом. Амброзиус пытался разгадать, что творилось у него в голове. Задача повышенного уровня сложности, со звёздочкой. У Баллистера на лице снова появилась его задумчивость, и Амброзиус по опыту понимал, что ни о чём хорошем он не думал. Баллистер даже перестал ужинать: его механическая рука висела в воздухе уже десять минут, а живая — безвольно лежала на постели. Амброзиус взял её в свои руки. Поглаживания и невесомые узоры естественны, как дыхание, и столько же неизменно успокаивающие. Баллистер посмотрел на него, на переплетённые руки и не смог найти верных слов, чтобы выразить благодарность. Постепенно стало легче находиться в реальности. Принимать её, хотя бы этот день. Баллистер опустил глаза на контейнер с салатом и не придумал ничего лучше, чем предложить Амброзиусу. Он легко согласился, но не торопился тянуться к приборам. Может, хотя бы сейчас получится абстрагироваться от всей боли. Баллистер потянулся за чистой вилкой, нашпиговал кусочки белкового салата и осторожно поднёс ко рту Амброзиуса. Тот был предельно спокоен, когда, почти не глядя, забирал его, пережёвывал и о чём-то размышлял. — Почему ты взял для меня новое? — спросил он, когда Баллистер возобновил трапезу прежними приборами. — Простая гигиена, — пожав плечами ответил Баллистер. Не мог же он напрямую сказать, что не хотел чем-либо заразить парня! Амброзиус разразился бы гневной тирадой. — От одного раза ничего бы не случилось. Амброзиус не знал, чем его зацепила такая мелочь, но даже просто слышать голос Баллистера было приятнее тишины. — Я знаю, что ты брезгливый. Амброзиус звонко цокнул языком и запрокинул голову на спинку кровати. — И это говорит человек, который чаще первым лез целоваться, потому что знает, что на него эта брезгливость не распространяется. Баллистер выглядел неловко. Вероятно, вспомнил бесчисленное множество раз, когда они целовались. Сейчас эта ощущалось чем-то чужеродным. — Это было раньше, — мрачно произнёс Баллистер, отворачиваясь. — С тех пор ничего не изменилось. — С тех пор много чего изменилось. Амброзиус повернулся к нему, готовый вступить в эту войну и сделать Баллистера своим союзником. — Моё отношение к тебе не изменилось, — мягко прошептал Амброзиус, ища отклик в полуприкрытых глазах парня. — А должно было!.. — Баллистер Болдхарт! От его крика Баллистер подскочил на месте, вздрогнул, и, оскорблённый, со злостью посмотрел на Амброзиуса. Глаза стали испуганными, спокойствие уничтожено на корню. — Что?! Глорет, с этим невозможно работать… — Во имя моей дохрелион раз «пра»-бабушки, имейте совесть, пожалуйста, а не мои мозги. Баллистер долго рассматривал полусерьёзное, полу почти смеющеюся лицо Амброзиуса, словно тот дорогой экспонат в музее, и всё никак не мог понять, как ему на это заявление реагировать. Удалось вновь уяснить, что быть с Амброзиусом ему гораздо легче, чем пытаться его от себя отдалить, пускай и Амброзиусу же самому во благо. — Я люблю тебя, Баллистер Болдхарт. Всего тебя, даже когда ты так больно кусаешься. И ты никак не сможешь это во мне изменить. Любить тебя — как заводская настройка. Сбрасывай сколько угодно. Результат — один. Баллистер спрятал лицо в согнутых коленях, переваривая услышанное. Оно ведь не должно быть таким противоречивым, верно? Баллистер без вопросов верил его словам — так было всегда, так правильно. Но Амброзиус уже один раз сказал слова любви и в тот же день жестоко обезвредил Баллистера, как самое настоящее оружие. Каким он и был. У Амброзиуса же не было выбора… А сегодня? Сегодня у него ведь был выбор не считать его убийцей, верно? Почему он тогда так сказал?.. Он ведь вполне мог сдать Баллистера Институту, другим рыцарям, если сам не в силах справиться с ним. Мог бросить, оставить одного. Зачем ему терпеть постоянные истерики и упрёки от Баллистера? Чтобы что? Амброзиус даже отказался от единственной возможной награды за его труд, потому что… любил? Глорет, Баллистер не достоин его! Амброзиус подсел рядом, обнимая его со спины. Баллистер медленно поднял голову, чтобы снова встретиться с добрыми глазами Амброзиуса, его маленькой искренней улыбкой, и без сомнений упал в его объятия. — Прости. Пожалуйста, — сиплым голосом произнёс Баллистер, обнимая и цепляясь руками за одежду парня. — Солнце… — Прости, — Баллистер жался ещё ближе, словно мог проникнуться атомами, — я тоже тебя люблю. Очень сильно. Амброзиус опустил ладонь ему на затылок, поглаживая по волосам и вновь принимаясь за медитативный массаж. Благо, что есть, чем занять руки, потому что после такого заявления ему явно нужно некоторое время, чтобы всё осмыслить. Признание от Баллистера дорогого стоит. Даже если оно сказано в торопях и на эмоциях. Заставить Баллистера говорить не желанное невозможно. — Прости. — Извинения. Приняты, — роботизированным голосом произнёс Амброзиус, взял руки Баллистера и поднёс к губам. Баллистер негромко усмехнулся. — Такой голос — тоже заводская настройка? Глорет, он улыбался — и это лучшее зрелище на свете! — Нет, он изменяется по желанию. В спальню словно залили несколько литров кислорода — настолько легче стало дышать. Проводить время вместе, разделяя небольшие диалоги и едва заметные касания. Баллистер хотел навечно остаться в объятиях Амброзиуса, пока тот вновь не отправил его ужинать, заявляя, что на досках он и в гробу полежит. Амброзиус после этого долго тёр ушибленный от щелчка лоб. — Есть предположения, что произошло на церемонии? — спросил Амброзиус, разглядывая белёсый потолок в спальне. Тишина была крайне уютной, но она совсем не способствовала прояснению тысячи вопросов и проблем. Голова Амброзиуса лежала у Баллистера на коленях, пока тот неторопливо подчищал запасы ежевики. — Я убил Королеву — вот что произошло, — бесстрастно ответил Баллистер, подёргивая плечами. — Ты не убивал её. Амброзиус устало закрыл глаза. Он ведь мог гораздо раньше прийти к этому выводу! — С чего ты так решил? Все видели. — Потому, что ты не убийца. — А почему нет? — в голосе Баллистера чувствовался холод. Амброзиус посмотрел ему в глаза, в странно безэмоциональные. Воплощение скованной невозмутимости. — Ты бы не смог причинить вред Её Величеству. — Я это сделал, — Баллистер напрягся. — Нет. Это сделал не ты. Кто угодно, но этим не мог быть ты. Амброзиус, может быть, поверил, если бы Баллистер убил кого-то из своих однокурсников, заслуженно, но уж точно не Королеву, заменившую фигуру матери. — Почему ты так решил? Ты же сам сказал, что я — убийца. — Я такого не говорил. Баллистер вздохнул. — Хорошо. Ты сказал, что всё ещё не понимаешь, зачем я это сделал. Да и как вообще я смог это всё провернуть. Амброзиус виновато отвёл взгляд. Рука Баллистера опустилась ему на грудь. — Я прямо так и сказал? — Слово в слово. — Ну и дебил я. Амброзиус всё ещё не решался поднять глаза, растерянно разглядывал обветшие стены, будто мог найти в них ответ. — А у тебя превосходная память, — попытался вырулить он. Не очень удачно — Баллистер больно ущипнул за рёбра. — Не уходи от ответа. Это всё твои слова. — Я был неправ. Прости, — Амброзиус взял его руку, переплетая пальцы, — Проебался, очень сильно. Баллистер опять ущипнул его, только теперь механической рукой, отчего стало ещё больнее. — Сейчас то за что? — За твои слова. За то, что вообще когда-то думал об этом. Знаешь, как больно было это слышать? — Прости, пожалуйста, — Амброзиус оставил поцелуй на костяшка его пальцев. — И вообще, почему ты так много материшься? — Жизнь доконала. Переплетённые пальцы Баллистера начали поглаживать доступную кожу, а механическая рука потянулась за ягодой для Амброзиуса. — И как? Помогает? — спросил Баллистер. — Честно? Мне просто кажется, что так я могу говорить от себя, то, о чём я думаю, а не то, что от меня хотят услышать другие. Говорить и вести себя как обычный человек, не думая каждый раз, что на меня равняются тысячи людей. Что я обязан поддерживать свой статус, быть героем лишь по праву рождения, — Баллистер сжал крепче живую руку, правой — перебирая обесцвеченные пряди волос Амброзиуса, — А я ведь ничего из того, что дала мне моя фамилия, не просил! Институт ждёт, что я выдам всю подноготную, всё, что я знаю о тебе, Бал. Это страшно. Я боюсь, что они могут узнать, где ты — о, Глорет, я не хочу думать о том, что они могут с тобой сделать! Баллистер нервничал. Ему тоже страшно, и, к сожалению, он прекрасно понимал, что хуже есть куда. — Мы справимся, Амб. Ты и я — больше ничего не нужно. Мы найдём способ, как всё исправить. У них будет будущее. Они поклялись в этом. — Ты знаешь что-нибудь, что могло бы оправдать тебя? Баллистер немного задумался, вспоминая то, что он предпочёл бы забыть. — Мой меч подменили. Я сразу заметил, что с ним что-то не так, но Директор так быстро появилась, что я не успел даже ничего спросить. — Думаешь, оруженосец что-то знал? — Без понятия. Мне казалось, он хотел что-то мне показать. Может, у него было что-то важное? Изменило ли бы это историю? — Я могу поговорить с ним. Если оруженосец что-то знает, то, может быть, это поможет делу, — Амброзиус действительно надеялся, что у оруженосца было что-то стоящее, что отняло время для расспросов. — На этом мече даже буква «B» была неправильно написана. — Что ты имеешь ввиду? — Помнишь, как она сделана на моём мече? — Баллистер даже не удивляется последующему ответу. — Конечно. Навечно в памяти. Амброзиус сам делал те насечки, превращая «G» в «B». Детскими руками с маленьким перочинным ножиком, совсем ещё не зная лично того бунтарского мальчишку, проникшего через охрану и обезглавившего тренировочный манекен деревянным мечом. Оно того стоило. — На моём мече очень много штрихов, неровностей. А на том, который мне выдали перед церемонией, две идеально ровные линии. — Я поражаюсь твоим вниманием к деталям, — восхищался Амброзиус, забирая ещё несколько ягод, — Как думаешь, кто это мог быть? — Не знаю. — Кому понадобилось его подставлять? Зачем этот кто-то убил Королеву? Кому Баллистер так сильно мешал жить? — Бланш, Чад, Тодд? Амброзиус скривился и высвободил руку. — Не вспоминай о нём! Только не этот ублюдок, выматавший все нервы Амброзиусу с самого дня церемонии. — Почему? Может, это Тодд подставил меня? — Не переоценивай его. У него бы не хватило мозгов. Когда-то это заявление считалась аксиомой, со дня церемонии — неоспоримый факт. И Амброзиус искренне не понимал, как это существо ещё живо, тем более, как смеет называться рыцарем. Эта ошибка природы не должна была пройти естественный отбор. — Тоже верно. У Баллистера больше не было подозреваемых. Кому стало лучше, избавившись они от него и Королевы? У Баллистера больше нет улик, аргументов. Не осталось сил. Баллистер широко зевнул до появившихся слезинок в уголках глаз, разомлев от тепла и давно забытого комфорта, и свернулся в клубочек на боку. Амброзиус поднялся с его груди, подтянул тонкое одеяло и укрыл им парня. Наклонился, оставляя долгий нежный поцелуй на щеке. Баллистеру уже даже не так страшно, если он на утро останется один в постели. Он сможет выбраться сам. Это будет завтра. Но сейчас ему хотелось, наконец таки, не быть одному. Он же мог попросить Амброзиуса полежать с ним рядом, хотя бы до момента, когда заснёт? Баллистер полусонно притянул к себе его руку, попытался связать непослушные слова в одну просьбу, но совсем не выходило. Глорет, почему он никогда не может собраться с силами и объясниться перед Амброзиусом по-человечески? Хватка на его руке незаметно для самого парня окрепла, пальцы обхватили кожу сильнее, но слов так и не нашлось. — Я здесь, Бал, я рядом, — глубокий знакомый тембр раздался над ухом, — я могу полежать с тобой, если хочешь. Баллистер что-то невнятно промычал в знак согласия и через несколько секунд ощутил, как матрас рядом с ним прогнулся и Амброзиус опустился на постель. Как сказать этому человеку спасибо, если не хватает сил даже держать глаза открытыми? Амброзиус долго ждал, когда Баллистер расслабится достаточно, чтобы его металлическая кисть перестала сдавливать руку в маленьком жесте помощи. Баллистер не захотел снимать протез, и Амброзиус не может его в этом винить. Полежать рядом с ним — меньшее, что Амброзиус может ему предложить после того, как лишил руки. Баллистер очень быстро заснул, свернувшись клубочком возле Амброзиуса и прижавшись к его груди. Освободившейся ладонью Амброзиус поглаживал его по волосам, по спине, всё ещё сердясь, что ему не составляет труда посчитать его позвонки. Натянул одеяло до плеч, чмокнул в лоб и отстранился. Не особо далеко, только чтобы ему удалось перевернуться на спину и дотянуться рукой до телефона, оставленного на тумбе. Амброзиус взял в ладонь живую руку Баллистера, мягко сжал, чтобы тот даже во сне чувствовал, что Амброзиус рядом. Он не собирался его бросать. Никогда больше не оставит одного. Амброзиус не мог уснуть. Не позволял себе засыпать. Он не был готов к такому занятию даже эмоционально. На часах было девять вечера. Это примерно на семь часов раньше обычного времени засыпания Амброзиуса, к которому тот успел привыкнуть за четырнадцать дней. И Амброзиус успешно нашёл себе занятие. Ему срочно нужно купить свою квартиру. Прямо сейчас. Его, конечно, попытались сегодня на основании его статуса ободрать до нитки, но денег с последней рекламной акции он получил достаточно, чтобы хватило на неплохую двухкомнатную квартиру со всеми удобствами, сильно удалённую от центра. Пиздецовой волокиты с документами выше крыши, но Амброзиус не сдавался и, попрекая риелтора своим статусом и донимая им же всех посредников между ним и его счастьем, он смог уговорить ускорить весь процесс до завтрашнего вечера. Амброзиус не мог дальше укрывать Баллистера в подобных местах, где не особо интересуются чьей-либо личностью, но и не мог позволить тому вернуться в его убежище. Ему с Баллистером нужно многое восстановить и наверстать в их отношениях, но в этот момент у него была только одна ночь с Баллистером. В неуютном грязном помещении, на жёсткой постели и с перманентным стрессом в каждом глазу. Он не знал, как им выбираться из всей этой неразберихи, как жить дальше… Но сегодня у него был Бал. А завтра Амброзиус вернётся в Институт и, наконец, добьётся истины.