Скрытые. Тени Лондона.

В ушах стоял звон, перед глазами же и вовсе чернота, из-за чего, держась за голову, юноша приподнялся на локти, пытаясь проморгаться... Но вспомнив, что же именно произошло мгновения, возможно минуты назад, Уайт вскочил на ноги, пошатнулся: ноги его разъехались в стороны на склизком слое чего-то... название чего он не хотел знать, но по запаху догадывался. Сердце часто заколотилось, руки бродили по каменным влажным стенам. Но тут его схватили, дёрнули на себя. И в любой другой ситуации Барри бы замешкался, может даже испугался бы... Но не сейчас, когда каждое прикосновение и звук ощущались холодом прислонённого к оголённой коже металла: он ударил нападавшего локтём в живот, из-за чего тот охнул, согнувшись. Поблизости раздался рокот, клацанье, и снова хватка на запястье – Уайт отпрянул. Тут же ощутив, как нога его соскользнула с края: обе фигуры упали вниз, поднимая волны и брызги – по трубам пронеслось эхо оглушающего плеска, на мгновение даже оглушив. А затем снова сравнительная тишина под водой и... до этого зажмурившись, теперь Барри открыл глаза, наконец не без труда, но сумев различить несколько тёмных фигур, бродивших там, где он только что был. Если бы они так и стояли неподвижно – он бы их даже не заметил. Но тем не менее ему повезло. Но не повезло с другим: подле себя он уловил движение – то, как расходится вода поблизости, словно кто-то неумело размахивает руками, в попытке всплыть. Уайт не видел и не знал, кто это, но одно понимал наверняка: перед взором пронеслись воспоминания прошедших минут, бой, стая, вожак... гнездо – они нашли вход, и если ничего не сделают – конец обоим. И не смотря на весьма ощутимое течение, раздавшийся от их падения звук был слишком громким, чтобы гули ушли просто так: они следовали за ними, вдоль потока, старались разглядеть, услышать, учуять – понять, что же именно являлось источником подобного шума. Барри плохо видел их, почти не мог разглядеть в мутной воде, но... он словно их чувствовал: эти твари были здесь. Это, наверно, то самое... первобытное ощущение, появляющееся лишь в момент опасности: точное знание, что угроза ещё не иссякла. Что там, впереди, идти не стоит – рухнет доска, точно под ногами, что с этим человеком лучше не пересекаться без необходимости, как и то, что враг, голодный зверь, всё ещё блуждал возле укрытия в твоих поисках – наверно именно это чувство и называлось... интуицией?.. Неважно. Как бы то ни было, но Барри ощущал нечто подобное десятки раз, и всегда старался прислушиваться к этому. И отнюдь не один раз это ему не то что помогало, но и даже спасало жизнь. И теперь он ему доверится точно так же. Из-за чего, понимая, что находящийся подле него может спровоцировать гулей, выдать им их местонахождение – Уайт притянул того за плечо к себе, приложив ладонь к его лицу, закрывая рот и нос. Тот сопротивлялся, барахтался, но уже не так сильно как до этого. И это напряжение продлилось ещё какие-то секунды: воздуха начало не хватать, лёгкие начало жечь от его нехватки, из-за чего парень и сам начинал невольно шевелить ногами, словно намереваясь всплыть, как и тот, кто вновь начал содрогаться в его хватке, чувствуя ту же самую потребность сделать глоток воздуха. Но каждый раз Барри себя отдёргивал, напоминая, кто был рядом... Пока не раздался всплеск: оба увидели всего в паре метрах от себя промелькнувшие на мгновение когтистые лапы, а затем ещё одни – пересекая поток, потеряв к нему интерес, гули ринулись дальше. Будь то на какой-то посторонний звук или на поиски новой добычи. Что и заставило обоих, наконец, спустя доли секунды всплыть: они больше не могли ждать, не могли терпеть – либо их растерзают в клочья, либо они умрут от удушья – третьего не дано. Вдох – Уайт было закашлял, но понимая, что издавать здесь звуки в принципе было нельзя, прикрыл рот рукой, стараясь подавить какой бы то ни было шум. И прикрывая второй рукой так же нижнюю часть лица и своего скорее всего товарища, демонстративно давая понять, что именно от того требуется. И по началу без слов то было не столь явным, но находящийся подле него понимал, что не хочет встретить ещё одно нечто схожее с тем, что их сюда затащило. Из-за чего и сам с готовностью прикрыл рот обеими руками, содрогаясь от каждого нового кашля, рвущегося из него: в нос било зловоние канализации, вода фактически сбивала с ног своим потоком, на языке и в лёгких осела грязная, отвратная на вкус вода, от осознания того, что именно в ней в основном было, юноше хотелось дать себе волю и просто позволить всему содержимому своего желудка выйти наружу, лишь бы не... – тело его пробило дрожью от страха и мерзости, где он сейчас был. И тем не менее уж лучше так, чем оказаться нос к носу с теми... монстрами. И сейчас он был... искренне благодарен тому, кто так и продолжал удерживать его за локоть, ведя, скорее всего, к выходу из воды: к тому же если бы не он – Одри даже не всплыл бы; он не умел плавать. Совсем. Так же знание того, что ты не один, вселяло надежду на лучшее, пусть тот и чувствовал те самые запоздавшие где-то на задворках сознания нотки паники, растерянности и ужаса, что обязательно дадут о себе знать, стоит ему собраться с мыслями. И сейчас, наконец, оказавшись в относительной сухости, за пределом этой «реки», оба смогли взглянуть друг на друга... Но ни один так и не решился издать и звука, слыша доносящиеся не так уж и далеко от них знакомые порыкивания, крики и выстрелы. Топот, клацанье – где-то в темноте пронеслась очередная фигура на четвереньках. Что благо не заметила их. Одри вздрогнул всем телом, сглотнул, отступив по направлению к его, Уайта, фигуре. Да и сам юноша, ощутив дрожь прислонившегося к его плечу, прижался теснее, вглядываясь в темноту и искренне надеясь, что эти твари не способны учуять страх. Страх, что сковал обоих, заставлял почувствовать себя беззащитным зайчонком, пойманным в клетку и сейчас окружённую сворой гончих. Один шаг, один звук, один более громкий вздох, всхлип – и... Клекот – Барри снова прижал ладонь к чужим губам, ощутив, как часто дрожит его... поганый, неопытный, ничего сейчас не в силах поделать «товарищ», коего лишь чудо сдерживает от того, чтобы не сорваться с места. Или на крайний случай не повалиться без задних ног. Но и сам Барретт ощущал это: оцепенение, больно-больно бьющееся в груди напуганной птичкой сердце, снова на груди словно появилась рука вампира, у уха будто мазнула его щетина, клыки в боевой готовности показались у самой шеи – такая уязвимость, ноги подкашивались. Выстрел, другой, крик, очередной топот – мимо, в коридорах, пронеслись четверо. Барри и сам не заметил, как прижался к низкорослой фигуре, сжимая того в «объятиях» сильнее, зажмурился, а затем... Парень в его руках «запротестовал», начал вырываться, дёргаться... мычать, что и вынудило Уайта нехотя, но открыть глаза. И в этот раз вглядываться ему особо не пришлось: перед ними появилась бледная, изливающаяся пеной фигура с огнём голода в белых точках глаз – гуль сделал пару осторожных шагов. Медленных, плавных. Голова его наклонилась чуть на бок: сначала в одну сторону, затем в другую: Барри инстинктивно отступил, потянув юношу за собой, словно бы ощущая его одеревеневшую походку – гуль за ними. Всё ближе и ближе: короткий рык, он повёл уродливой клыкастой мордой, кривым, скорее всего в прошлом переломанным носом, и снова гаркнул. Он не успеет. – пронеслось в голове юного Стража. – Пистолета нет, только нож, и то не тот, не с серебряным покрытием, а его личный. Убежать не сумеют: некуда, их здесь слишком много... Разве что... – взгляд его упал на мутный поток: шаг в сторону – такой же медленный и плавный, словно у гуля. Ещё один – до края совсем немного. Совсем чуть-чуть... Но словно бы поняв, к чему всё идёт, тварь рванула вперёд. Резко приблизилась, оказавшись всего в паре миллиметрах от его, Одри, лица. И снова замерла. Протяжный рык, словно исходящий из самой глубины его, гуля, туши. Взор немигающих глаз остановился на худощавой фигуре – ещё ближе: Барретт чувствовал его горячее дыхание на своей прижатой к чужому лицу руке. Частое, рваное, тяжёлое, словно то были последние вздохи подстреленного зверя. В то время как сам же находящийся в его хватке, казалось бы, и вовсе забыл, как дышать. Но затем, рявкнув, взвизгнув, гуль дрогнул, взглянув теперь уже на него, Уайта, самого: и будучи на четвереньках, чудовище медленно, пошатываясь, поднялось на ноги, не без усилия... перевалившись через его, Одри, фигуру, теперь оказавшись нос к носу с самим Стражем. Шаг – ноги не держали худое истощённое тело, вынуждая опереться жилистой рукой о плечо юноши, по телу которого пробежала волна отвращения и ужаса.Так близко... Снова один из этих ублюдков так близко... – мысль, промелькнувшая в головах обоих. Но и в то же время мысль, что была подобна приговору, пусть никто из них и не хотел с ним мириться... В то же время не зная, что сейчас делать. Сигнал, к действию, хотя бы что-то, что заставит оцепенение спасть – взмолился Уайт, уже готовый оттолкнуть чудовище и снова ринуться в нечистоты. Но не мог заставить ноги банально согнуться. – Пожалуйста... И словно бы услышав его мольбы, раздался очередной вопль: протяжный, заставляющий внутри всё переворачиваться – гуль обратил свой взгляд в сторону звука. Но прежде, чем оба они сумели сделать что бы то ни было, тварь... оставила их. Бросила с такой готовностью, словно они не представляли какого либо интереса, скрываясь где-то там, наверху, в трубе, откуда они с этим парнем, по всей видимости, и упали, очутившись здесь. Цепляясь когтями, гуль взобрался по скользкой поверхности, направившись на «приглашение к пиру». Что и позволило юношам, наконец, сделать пару шагов: сначала неуверенных, небольших, но после всё более и более стремительных, пока они не перешли на бег, ринувшись вдоль так называемой «реки», чей шум немного, да подавлял каждый новый их шаг. Безопасное место... Они должны найти безопасное место – и всё хорошо обдумать, вот только... Что есть безопасное место, когда ты не то что в гнезде, а в гнезде гнёзд ужасающих монстров?.. Его Потомок прибыл весьма скоро, вот только ответ на вопрос о поручении, с которым он его послал, пришёлся Низшему отнюдь не по нраву – и тот это прекрасно ощущал: его Волю – его гнев, негодование... страх перед той женщиной. – новоиспечённый гуль чувствовал это весьма отчëтливо; – Где он? – с ходу процедил мужчина. Но в ответ, ожидаемо, тишина. А за ним и удар – гуль охнул, повалившись от его силы к чужим ногам. – Я спросил, где он?! На что Потомок, ожидаемо, в гневе было попытался вскочить, отвесить столь же ощутимый удар наглецу, вцепиться ему в глотку... Но не смог: в то же самое мгновение до него, наконец, дошло, почему будучи Низшим, другие гули склоняли головы перед ним самим... Что сейчас против воли, сам от себя того не ожидая, сделал и он сам по отношению к этому... самодовольному нахальному выродку. Он... словно бы скован. Связан по рукам и ногам, с огромным камнем на шее, что сейчас заставил... пресмыкаться перед ним, подавить все те ругательства, что так и намеревались соскочить с языка... Но увы, так и потонули в яде бурлящих гнева... и смирения. Но он пытался. Изо всех сил пытался... противиться этому отвратному унизительному чувству. Хотя бы взглянуть на него. Он должен хотя бы поднять голову и заглянуть в чужое лицо. Хотя бы мельком его увидеть, чтобы лишь на краткий миг ощутить... как эта удавка на шее ослабляется... Не вышло: внутри словно прозвучало громогласное «Нельзя!» его же собственным голосом. И он подчинился, опускаясь ниже. Ничуть не удивившись тому, как на эти потуги, сопротивление и злобу последовал чужой пинок, заставивший прикрыть кровоточащий нос рукой, но не подняться: – Потеряли. – сдавленно процедил тот, недолго думая кивнув в сторону одного из гулей, прибывших вместе с ним. – Он. Разумеется, мужчина не был настолько глуп, чтобы остаться в схватке против Охотников, пусть и понимал, что численное преимущество на их стороне: он сделал то, что от него требовалось – ни больше, ни меньше. И что Диккенс будет делать дальше, его не касается. Как, собственно, его не заботит и судьба провинившегося. Что сейчас, склонив пробитую насквозь Стражем голову перед Низшим, слабо хрипел, невольно отдавая последние силы на регенерацию, что он сам, будучи в относительной близости с ним, в прямом смысле этого слова слышал: рана была нанесена не руками их собратьев и не оружие Охотников, так что смертельной не была точно. И он слышал этот треск сращивающейся черепной коробки, влажный звук медленно наслаивающихся друг на друга тканей, слышал хрип гуля, его кашель от медленно заживающей в глотке раны. Какое-то время назад он бы не поверил, если бы услышал о том, что человек способен выжить после... такого. Но с учётом того, что ему приходилось теперь видеть из раза в раз, конкретно это уже не казалось таким уж удивительным. Как и то, что последовало сразу за сказанным им – рык: короткий, тихий, но смысл заложенный в нём был не менее ужасен, чем чужая рана. Повинуясь приказу своего Прародителя, те немногие, как он сам, гули, что ещё хоть как-то походили на людей, ринулись к провинившемуся, в считанные секунды растерзав того в клочья. На что сам мужчина лишь вздрогнул, сглотнул, но не повернулся в сторону несчастного, уже зная, что жильцом тот не был точно. И несомненно, это ждало бы и его самого, если бы он не успел сказать о чужой оплошности. – Что с остальными Охотниками? – холодно изрёк Диккенс. – Нам удалось схватить одного. Некоторые – единицы, пробились вглубь. – доложил он, поспешно прибавив. – Тот, чей запах был на бумаге, тоже скорее всего где-то в коридорах: я видел, как гуль схватил и бросил его куда-то в коридоры. Но увы, нам помешали его братья по цеху. Скорее всего его уже разорвали в клочья. Или скоро разорвут. – но видя багровеющее от гнева лицо вампира, поспешно прибавил. – Но в любом случае бояться нечего: след принадлежал мальчишке. Врятли он сумеет дать отпор или навредить нам... – Да мне плевать! Пусть хоть с десяток вас, ублюдков, перестреляет! – взорвался Низший. И гнев его мужчина ощущал физически, как и все присутствующие, из-за чего невольно сжался, по телу пробежала дрожь. – Он мог рассказать нам о личности этого ублюдка из Братства! Если Госпожа узнает... – он резко замолчал, взгляд его, словно повинуясь неким образам перед ними или мыслям, сменяющими одна другую, бегал из стороны в сторону. Он пытался найти хоть что-то, один-два довода, что помогут ему добиться чужого расположения... И нашёл его. – Говоришь, одного Охотника всё же схватили?.. Хорошо. Ко мне его, я за Госпожой... – он было направился в сторону одного из коридоров, но прежде, чем скрыться в его тени окончательно, напоследок бросил. – И приберите тут. И повторять дважды, как ни странно, не пришлось: словно только и ожидая этих слов, гули бросились на то немногое, что осталось от их провинившегося собрата. И к ним, к своему глубочайшему изумлению, бросился и он сам, лишь будучи на коленях перед чужими костями поняв, что именно хотел сделать: вгрызться в плоть, ощутить на языке сладкий вкус, чувствовать, как иглы его клыков скрежещут по чужим костям. Он намеревался... уподобиться ему. И вспоминая то, на что до этого его толкнул Диккенс, не без труда, но мужчина заставил себя отступить. Даже отпрянуть, отвернуться. Слюна текла по губам и подбородку, скатывалась к шее и капала к ногам густой струйкой, заставляя ту гневно вытирать тыльной стороной ладони. Желудок горел огнём, пульсировал, просил не то что еды, а велел наполнить его до отказа. И это чувство было совершенно иным, не таким, какое было прежде, когда он был... таким же вампиром, как и Диккенс. Нет, прежде была лишь жажда: такая, словно он был готов в отчаянии нырнуть в Темзу, пить её грязные холодные воды, заполнять этой влагой каждый миллиметр своего нутра, пока не лопнет. То была жажда, которую описать иначе он был просто не способен. Жажда, от которой темнело в глазах, заставляя, казалось бы, на какие-то мгновения даже забыть, что он... человек. Точнее был им... Когда-то. Но не сейчас. Нет, точно не сейчас. Не после того, что он делал и кому пожал руку, согласившись на подозрительно заманчивое предложение о сладкой жизни. И сейчас, не смотря на ту сладость, что била в нос, мужчина отказался от неё. Прежде он творил множество отнюдь не благородных вещей, но чтобы опуститься... настолько низко? Снова? Нет, не в этот раз. Но взгляд его невольно упал на одного из гулей: возможно ли, что... он опустился ещё не настолько сильно? Не после первого, как говорит Дик, Пира? Может если он?.. Ко мне... – рыкнул он, обращаясь к одной из тварей. Что тут же мотнула головой, словно от неприятного звука. И снова. – Ко мне!.. – недовольное мычание, гуль пошатнулся, пару раз проведя по покрытой проплешиной голове рукой. – Я сказал. Иди. Ко мне!.. – рык, зверь отпрянул от группы, устремив взор гневных глаз точно к нему. А затем же и вовсе бросился в чужую сторону, намереваясь проучить наглеца. Что теперь и сам в страхе отпрянул, прекрасно видя до этого, каковыми были драки между гулями: он рявкнул, вынуждая и самого ублюдка остановиться, отскочить, казалось бы поджимая невидимый хвост.Так вот оно как... – проследив за удаляющейся недовольной фигурой, пронеслось в его голове. – Он опустился настолько, чтобы теперь эти безмозглые твари ему без чужого ведома не подчинялись, считая за кого-то... своего уровня. Но не настолько, чтобы его не боялись. Иронично... Они бежали долго вдоль потока, что с каждым новым метром, казалось бы, становился всё громче. Что вроде и хорошо с одной стороны: этот шум заглушал их шаги и сбивчивое дыхание. Но с другой же не давал им самим услышать что бы то ни было кроме звука несущейся и после, как выяснилось, падающей куда-то вниз воды. Юноши резко остановились перед решёткой, за которой там, внизу, простиралось огромное водяное пространство со множеством ответвлений труб и поворотов. Тупик. – пронеслось в головах обоих. Они в панике оглянулись... Нет, не тупик: как на той стороне, где находились они, так и на противоположном «берегу» был спуск в темноту, что скорее всего вёл на пару уровней ниже. Или если повезёт, точно вниз, туда, куда им перегородила доступ массивная решётка, вот только... Даже если и так, путь под собой подразумевал лишь одно: как говорил мистер Мюллер, вампиры превосходные охотники, что прекрасно ориентируются в темноте и имеют неповторимые слух и обоняние, что значит – стоит им только отойти отсюда, от потока... Участь их была предрешена. И именно это осознание заставило Барри выхватить свой клинок, подбежав к решётчатой двери: как он и думал – заперто. – подёргав её, он мысленно выругался, опускаясь перед той на колено. После чего вставил остриё ножа в замочную скважину, по ощущениям толстого слоя ржавчины в котором легко можно сделать вывод – не открывали дверь очень давно. Если в принципе помнили о её существовании... Но была и другая проблема: да, конечно, с его, Уайта, опытом взламывания чужих замков в беде не пропадёшь... За исключением того факта, когда у тебя кроме одного лезвия, по сути, больше и нет подручных средств. Как, например, сейчас. И если же прежде ему хватало нескольких минут, дабы механизм послушно щёлкнул, сейчас он не смог заставить лезвие даже приблизительно добраться до одной из тех самых точек, с которых и следовало начинать: ржавчина мешала, да и нужно было что-то ещё. Желательно тонкое и неломкое. Из-за чего, чуть помедлив, тот обернулся к чужой фигуре: – Эй... – реакции никакой. – Эй!.. – ничего: парень так и продолжал неподвижно стоять, вглядываясь в темноту, откуда они пришли. Пусть и иногда так же поглядывал в сторону арки спуска. – Глухой что-ли? Я с тобой говорю! – уже более яростно прошипел он, дёрнув того за мокрый рукав – парень вздрогнул, отпрянув. – Мне нужно что-то тонкое. – Что? – одними лишь губами прошептал он. – Что-то тонкое: игла, шпилька, нож, карандаш в конце концов. Хоть что нибудь! – голос дрожал, как и руки, из которых от рваного движения выпала его рукоять, с характерным звоном опустившись к его ногам. – Зараза... – выругался он, тут же подхватив его и вскочив: оба парня напряглись, приготовились, глядя влево-вправо, назад, отступили. Упёрлись спиной в металл решётки. Казалось бы они простояли так вечность, ожидая того самого монстра из темноты, коих, несомненно, абсолютно каждый то и дело воображал себе в детстве, стоило светильнику погаснуть. Вот только сейчас не было ни светильника, ни того, кто защитит... Но опасности не было: ни звука чужих шагов, ни злобного рыка, ничего. Что, наконец, заставило Уайта шевельнуться: один шаг, другой, третий... – Слава тебе Господи. – облегчённо выдохнул он. Пусть и тихо, едва различимо: всё таки судьба не могла быть настолько благосклонна, чтобы их не услышали во второй раз. Он обернулся к парню, сглотнул образовавшийся в горле ком. – Ну так что? – прошептал он. – Есть у тебя что-то? – «Что-то»? – не сразу, но так же тихо переспросил Одри. – «Что-то»?! – послышался всхлип, он прикрыл лицо руками. – Что вообще может нам сейчас помочь против этих... Этих... чудовищ?! – уже более громко изрёк он, чувствуя вставшую в глазах влагу, руки его подрагивали. – Что это вообще такое? Что это за твари?!. Где мы находимся?! В голосе юноши слышались истерические нотки, каждое слово становилось всё громче, хоть и продолжало временами тонуть в шуме воды. Барри насторожился: – Успокойся... – сказал он первое, что пришло ему в голову, заведомо зная, что именно это слово во множестве случаев делает только хуже. Так же было и сейчас. – Успокоиться?! – уже вскрикнул парень, заставляя по спине Уайта пробежать отвратительный холод. – Я в поганом тоннеле с непонятно кем в окружении кровожадных тварей! И ты говоришь мне успокоиться?! Они убили столько людей там! И Боже! Уже несколько раз чуть не убили и меня! Что это за ужас, чёрт бы тебя по!.. Удар – щека его полыхнула огнём, заставляя схватиться за неё, но и в то же мгновение замолчать. Одри ощутил холодный металл за своей спиной, и вновь прижатую к его губам ладонь. Парень было схватился за мокрую одежду «нападавшего», в попытке пихнуть его, оттолкнуть, убрать чужие пальцы от своего лица, но его прижали к решётке только сильнее, почти до боли в затылке. Барри быстро затараторил: – Заткнись-заткнись-заткнись-заткнись! – зашипел он в чужое лицо, отчаянно повторив. – Заткнись! – он чувствовал, как тот ему сопротивлялся, чувствовал его частую мелкую дрожь во всём теле как свою собственную, ощущал следы от горячих свежих дорожек на его щеках, он... понимал, насколько тому было страшно, ведь... И ему... тоже! – если бы не темнота, этот Одри легко мог бы сейчас лицезреть предательский блеск в глазах напротив. И за это Уайт в каком-то смысле был этой самой тьме благодарен. Но как бы то ни было... Он не мог того себе позволить. Не сейчас так точно. В конце концов, кто же тогда выведет отсюда этого парня, верно? – Успокоился? – спустя какие-то мгновения, уже более спокойно уточнил Уайт. На что не сразу, но всё же получил несколько быстрых кивков. – Хорошо... – вдох-выдох. – Хорошо. Я сейчас уберу руку: обещай, что не будешь шуметь. Обещаешь? – теперь уже вдох-выдох последовал со стороны Одри. После чего тот кивнул – рука исчезла с его лица. Как он и обещал, от него не последовало и звука, из-за чего Барри чуть расслабился. – Если тебе так уж и хочется паниковать, то... делай это тихо и без резких движений, ладно? А теперь... – он протянул по направлению к чужой фигуре руку, не давая в своей голове осесть мысли, что чужой крик всë же донëсся до чужих ушей. Хотя о чëм это он? Будь это так – их бы разорвали в то же самое мгновение. – ...Может у тебя всё же найдётся хоть что-то, чем можно было бы вскрыть замок?.. Глядя на израненного Охотника, Персефона фыркнула, скрестив руки на груди: – Сойдёт. – разумеется, Диккенс поведал ей об оплошности своих Потомков и пропаже того, кого они искали. Да, ла-Миер могла оторвать от письма ещё небольшой кусок, дабы направить гулей повторно по чужому следу, но если верить словам чужого Потомка, тот, кого им удалось схватить и потерять – не более, чем ребёнок, мелкий мальчишка, который точно не мог быть этим «К.М.». Скорее всего мальчик на побегушках. Было бы не плохо узнать от него о чужой персоне, но тратить время на чужие поиски, когда в твоих руках был один из Охотников? Нет уж. В конце концов, не могут ведь другие члены Ордена не знать о визите человека из Братства, верно? Она, медленно вышагивая, обошла чужую фигуру по кругу. – Жить хочешь, Охотник? – риторический вопрос, мужчина скривился, промолчал, вздрагивая каждый раз от цокота чужих каблуков, что казалось бы оглушали его. – Мне тут в руки попала одна любопытная вещица с подписью некоего «К.М.», и я бы очень хотела с ним познакомиться. Расскажешь мне о нём – и я отпущу тебя на все четыре стороны. – вот только в каком виде уточнять та не стала: подтянутое тело, сильные руки, отнюдь не маленькая на вид фигура – просто идеальный кандидат на пополнение рядов Клана. Персефона закусила нижнюю губу. Но получив в ответ ровным счётом ничего, оскалилась, уперев руки в бока. – В чём дело? Негоже заставлять леди ждать? – Я ничего не знаю. – ложь. – Не лги мне, мальчик! – обойдя того, она оказалась перед Стражем лицом к лицу: казалось бы из самой груди её поднялся угрожающий гул, рык, соскочивший с бордовых уст. Страж дёрнулся, чуть ли не подпрыгнул на стуле, к коему его привязали, отвёл взгляд в сторону, лишь бы не встречаться с этим гневным взором. Но всё таки, не смотря на страх, поджал губы и промолчал. Что только сильнее разозлило вампира перед ним. – Вздумал игнорировать меня? Не выйдет. – она пихнула его в грудь, да с такой силой, что стул с грохотом повалился назад. И сейчас, обойдя тот, она приставила ногу к чужой шее, надавив на неё острым каблуком. – Отвечай, Охотник, пока я не вспорола тебе глотку. – Я... ничего не... знаю... – прошептал Страж. – Ты не можешь этого не знать! – рявкнула девушка, от чьего голоса по спине того же Диккенса, находящегося за ней, пробежало неприятное скользкое ощущение и нежелание оказаться на чужом месте. – Я сейчас прошу по хорошему, Охотник. – до этого яростные нотки резко приобрели холодную, тихую, и от этого намного более пугающую угрозу. – Не вынуждай меня переходить к более... действенным методам. – она показала Стражу вскрытый конверт с письмом. – Я знаю, что вы, ублюдки, шифруетесь на тот случай, если доклад попадёт в руки обычного человека. И несомненно, это он и есть, одну часть мне даже не составило труда понять. Почти. Но мне бы хотелось убедиться в своей правоте полностью. Как, собственно, и узнать, кто же скрывается за инициалами отправителя. Сделай это для меня – и я щедро отплачу тебе. Например свободой. – было видно, Страж боялся и мысленно метался из стороны в сторону: на одной была его жизнь, на другой же благополучие Ордена и их дела в целом. И возможно если бы ла-Миер сказала ещё пару слов, надавила на нужные, уязвимые места, он бы сказал всё сам... Но к сожалению для Стража, Персефона никогда не славилась терпеливостью. – Диккенс, – находящийся за ней сделал шаг вперёд. – Повеселись тут: развяжи Охотнику язык... Как оказалось, при себе у Одри, благо, был хотя бы карандаш, что тот с готовностью одолжил Барретту, так и продолжая вглядываться в коридоры, боясь лицезреть там одну из этих тварей, в то время как сам же Уайт продолжал корячиться у решётки, в попытках отворить замок. Что, к слову, выходило так себе, из-за чего парень кое как давил в себе гневные тирады, что так и норовили соскочить с его уст. И молчание их прервал первым как раз таки тот, кто боялся по понятным причинам больше него самого: оказавшись возле Уайта, Одри опустился рядом с ним, тихо заговорив... Но юноша его не расслышал, с немым вопросом прищурившись, кивнув, мол, «Что ты сказал?». Из-за чего чуть помедлив, но тот всё же повторил: – Те... существа, это ведь... не бандиты, верно? – вопрос, ответ на который не требовался. Но требовался на другой. – Кто... Что они такое? Видя, как идут дрожью чужие руки, Барри перевёл взгляд на свои, карандаш и нож в которых всего какие-то минуты назад шли ходуном точно так же. Разумеется, он мог солгать или и вовсе не отвечать, вот только... Какой прок от лжи, в которую не поверят? Конечно, врать он более-менее умел, но как не крути, сложно придумать нечто правдоподобное после увиденного. Да и есть ли смысл скрывать уже что-то, раз уж они, так сказать, в одной лодке? Вот именно. Из-за чего, устало вздохнув и на всякий случай оглянувшись, прежде чем говорить, Уайт произнёс: – В сказки веришь? – Одри промолчал. – Придётся поверить. – Поверить во что? – голос дрожал, взгляд непрерывно даже во время разговора продолжал блуждать по месту, откуда они пришли. – В гулей. – Что?! – на мгновение юноша повернулся к нему, в глазах его читалось искреннее недоумение. – Как ты можешь... шутить в такой ситуации? – осуждающе качнул головой он. – Это так... – Что? Низко? Ама... Аморально? – раздражённо зашептал он. – Это правда! Сам что-ли не видел этого урода? Да он был в миллиметре от тебя! Один из них схватил нас! Неужели ты думаешь, что человек способен выжить после пронзающего его глотку острия, что вышло из затылка? Вот и я как-то такого не наблюдал прежде. – Но... Но это... – разумеется, поверить в то, что нападавшие были теми самыми гулями из сказок: ужасными людоедами, скрывающимися в ночи, крайне сложно, но после увиденного... Перед глазами вновь встало поле битвы, выстрелы... клыки и когти, животный гнев на дне белых, казалось бы светящихся глаз, в ушах зазвучал этот звук, этот рык – это... Отнюдь не мог издавать человек. По крайней мере не обычный так точно. И от одной лишь этой мысли дыхание Одри стало чаще, сердце выстукивало отвратный болезненный ритм в его груди, паника от осознания, что Барретт может говорить... правду, или что-то к ней приближённое, начинала брать верх. И пожалуй лишь осознание того, чем именно может закончиться очередной приступ чего-то такого, заставило Одри сделать несколько глубоких вдохов и выдохов: нельзя. Нельзя поддаваться панике. И словно бы кожей ощущая чужой страх, Уайт только мог мысленно благодарить того за его самообладание... Пусть в случае чего он и готов был отвесить ему ещё один удар, дабы утихомирить. Но как бы то ни было, сейчас нужно задавать совершенно иные вопросы. На которые, похоже, Уайт мог дать ему куда более конструктивный ответ, раз уж... они с теми людьми целенаправленно пошли в их, этих... «гулей», логово. – Как... – он прочистил горло, повторив. – Как нам быть теперь? Те люди, твои друзья, они ведь придут за нами, да? – Я... – Барри замялся. Но спустя какое-то время, когда карандаш с треском сломался, рыкнул, бросив тот в воду и опустился рядом с Одри. – Мне кажется, что... Я... Сомневаюсь, в общем: мы... сами по себе. Гулей... намного больше, и... сейчас мы на их территории. – парень сглотнул, опустив голову вниз. – А даже если глава Джеккил или мистер Мюллер снова захотят устроить нечто настолько масштабное, как в прошлый раз... Врятли они нас найдут здесь: Лондон ведь почти имеет под собой второй город. Под ним такие протяжные каналы и катакомбы, что... В общем... Ты понял. – Может быть нам вернуться назад? – вдруг предложил Одри, не желая давая столь ужасающим мыслям осесть в своей голове. – Туда, откуда мы и... Но он осёкся: в отличие от Барретта, при падении он сознание не терял, из-за чего точно знал, что сейчас они находились... не то что в катакомбах, а скорее на уровень выше, в канализации. Хотя по запаху и воде то было понятно. Он помнил, как они скатились вниз по трубе. Помнил, насколько та была широкой... и скользкой: даже при желании им врятли удалось бы подняться по ней. Что с этими монстрами на хвосте, что без них. – Думаю запах крови привлёк целые стаи этих выродков, так что идти туда дело... такое себе. – знающе ответил юноша. – Единственный наш вариант скорее уж отпереть эту... поганую дверь и идти дальше, вдоль течение. В конце концов, у воды должен быть выход, и большая часть канализационных стоков ведёт к Темзе. А там уж, думаю, найдём дорогу. – Как это, на... запах крови, ты сказал? – подивился Одри, пусть и ощутил подкатившую к горлу тошноту от подобного факта... В который был сейчас готов поверить целиком и полностью, вспоминая то, как эти звери бросались на тех людей. На него. – Я бы не сказал, что знаю о них много, но пожалуй с уверенностью могу сказать то, что гули – превосходные охотники: – пусть знает, раз им придётся идти вместе... Лишь бы снова не заверещал. – пронеслось в голове продолжившего Стража. – Они видят в темноте как при дневном свете, чуют свежую кровь и слышат за много миль, передвигаются быстрее резвого и напуганного коня, а сила... Скажем так, ты и сам видел, на что они способны, так что злить их точно не стоит. – Это всё? – глядя перед собой, тихо обронил юноша. – Для первого раза тебе достаточно и этого. – хотя по чужому голосу, этому, казалось бы, напускному спокойствию, парень уже начинал жалеть о своём решении. – То есть есть и ещё множество «интересных фактов»? – резонно заметил Одри. – Да. – кивнул Уайт. – Да? – Да. Молчание... Закричит или?.. – Барри поднял взгляд к нему, спустя доли секунды получив обречённое: – Нам конец... Лучше и не скажешь. – пару раз ударившись затылком о решётчатую дверь, пронеслось в его голове... Хотя почему это? Были слова и куда точнее описывающие сейчас то, что им сулило: – Я бы сказал нам пиз... – по коридорам прокатился рёв, заставляя обоих примолкнуть, вжаться одного в стену, другого в решётку. Да, определённо: лишь шаг на ступени спуска – и им конец... Охотник оказался крайне сговорчивым – об этом не объявлялось, но он понимал это точно и ясно, видя, как того под руки волокут двое Низших: обычный человек мог бы подумать, что тот теперь не более, чем труп, от которого вскоре не останется даже костей... Но не он: гуль чувствовал столь пьянящий запах чужой крови от многочисленных ран, оставленных Диккенсом, с упоением вдыхал аромат стекающей уже из его, Стража, рта крови, смешанной с остатками Поцелуя, коим его одарила та женщина. Он словно бы даже слышал каждый новый удар его, Охотника, сердца: редкие, слабые, но с каждым мигом становящиеся более гулкими и быстрыми, распространяя в израненном теле так называемый «дар». Хотя если задуматься, по сравнению с той отравой, что текла в его собственных венах, Охотнику и вправду даровали спасение. Причём во многих смыслах. Отныне он один из них – он понимал это точно. Пусть тому и придётся скорее всего позже пройти проверку на верность. Что же до него: к сожалению его надежда о том, что Охотники отвлекут внимание на себя и позволят ему скрыться, не оправдалась, так что... придётся действовать по старинке... Хотя что-то ему подсказывало, что не такое уж и удачное время он выбрал для своего бегства, учитывая то, что, как обмолвился Дик, один из них предал её, Госпожи, доверие. И пусть он не знал чужого имени, но понимал, что отнюдь не завидует его или её участи... Ещё несколько минут, пара тщетных попыток расковырять замок – и Барри снова опустился рядом с молчаливой фигурой, что время от времени поглядывала в сторону спуска, по всей видимости так же, как и он сам, понимая, что по всей видимости им придётся преодолеть эти ступени, дабы иметь хотя бы какую-то возможность отыскать выход. Будут сидеть тут – их убьют, пойдут вниз – их вероятно тоже могут убить, но небольшой, крохотный, едва заметный шанс у них всё таки был. Просто нужно... быть осторожнее: вспомнить всё, что говорили и чему его учили другие Стражи, Глава Джеккил, мистер Мюллер, Стоун – все они, и... И им удастся выбраться отсюда. И да, он понимал, что не мог даже в какой-то мере помыслить того, что сейчас испытывает Одри, но так или иначе ждать чудесного спасения просто не было смысла. Из-за чего, повернувшись к юноше всем корпусом, Уайт вдохнул побольше воздуха, намереваясь сообщить тому о своём решении, наконец, покинуть эту... поганую решётку... Но не успел он сказать и слова, как Одри медленно поднялся, неуверенно подойдя к мутной воде. И глядя на быстрый поток спустя какие-то мгновения опустился, поморщился, протягивая руку к потоку: прижал пальцы к камню так называемой возвышенности, на которой они находились, чувствуя, как от каждого нового движения под ногти забивается налёт «слизи» – парня аж передёрнуло. Но тем не менее, он достал то, что хотел, пусть и не знал, сработает то или же... его ждёт не только ужасная, но ещё и более отвратительная, чем до этого, участь. – Что ты... – сорвалось удивлённое, непонимающее с уст Уайта, наблюдающего за этим. Но ещё большее изумление у него вызвало то, что парень начал... обмазывать этой дрянью руки и лицо. – Что ты делаешь? – Какой ужас, какой кошмар... – по телу от отвращения пробежала дрожь. Но тем не менее он ответил на чужой вопрос. – Ты вроде говорил, что... эти некто, эти... «гули» имеют хорошее обоняние... – И поэтому ты решил вымазаться этим дерьмом, чтобы они нас наверняка учуяли? – так же поморщился Барри, к удивлению получив в лицо сгустком налёта, что парень соскрёб с камней. Не то чтобы ему, Уайту, не приходилось бывать и даже ночевать в местах, вонь в которых стояла ещё хуже, но всё равно неприятно. Причём это ещё мягко сказано. Утирая эту мерзость рукавом, он было вскочил на ноги, сжимая кулаки, намереваясь высказать этому парню всё, что о нём и его «плане» думает. Но тот продолжил: – То... существо стояло в миллиметре от нас, но... ничего нам не сделало. – вдруг подметил Одри. – Почему? – честно говоря, Барри тоже интересовал этот вопрос. И если же в мутной воде их не смогли ни увидеть, ни учуять, то уже будучи на твёрдой поверхности... Тут уже стоял вопрос. Возможно гуля позвал вожак. Или, может, он учуял кровь, что не удивительно. Но ответ на этот вопрос, или по крайней мере свою теорию ему поведал Одри. – Я думаю, что... в большей мере они ориентируются... на запах, а не на зрение. И если мы собьём их с толку – возможно... у нас будет шанс скрыться. – неуверенно ответил юноша, оборачиваясь к нему. Он видел, как то нечто перед ними вело носом, как немигающе смотрело на обе их фигуры: если бы оно старалось найти отличительный от них самих признак, указывающий на кого-то чужого, без сомнения, оно бы их уже растерзало, а так... Выбравшись только из воды, гуль скорее всего не смог понять, кто перед ним находится. И всё же... – Но было бы лучше, если бы у нас было что-то... имитирующее их, так сказать... родной «аромат». Например лоскут одежды? – Уж извиняй, у меня ничего. – сухо бросил тот... Но доводы его звучали... логически, в этом не было сомнений. Скорее всего он бы сам до этого не догадался и пошёл по коридорам так, как есть. Но так или иначе, выбор был не велик. Из-за чего нехотя, но всë же последовав чужому примеру, Уайт медленно направился к спуску. Одри за ним. Рваный вдох: их неприветливо встретила темнота и гул бродящего по многочисленным коридорам ветра. – Держись за мной. – единственное, что смог сказать Барри, пусть и понимал, что скорее всего это врятли тому поможет в случае нападения. К тому же если они проведут тупых безмозглых гулей, это ещё не значит, что их «трюк» подействует на их кровососущих собратьев. Из-за чего тот на всякий случай прошептал Одри. – Если вдруг увидишь человека – не подходи к нему и не говори о том, кто ты и как здесь оказался. – Почему? – удивился он. – Если нам всё же удастся кого-то отыскать... – Ты серьёзно думаешь, что ночью сюда будет ходить кто-то из работяг? – тоже верно, из-за чего юноша подле него понуро опустил голову. Барретту было известно больше, чем ему, поэтому перечить тому было не то что неразумно, а крайне глупо. Особенно учитывая то, что тот его спас. Дважды. Уайт продолжил. – Есть и другой кант... контигне... – Контингент? – предположил парень, на что Страж раздражённо кивнул. – Да, он самый. – фыркнул тот, стараясь медленно, осторожно ступать по расколотым ступеням. – Эти твари не единственные, что может поджидать нас. Есть и похуже... – Куда уж хуже?! – яростно зашептал Одри, получив в ответ короткое шиканье. – Всегда бывает хуже. – одной рукой проводя по стене подле себя, дабы не упасть и понимать, где заканчивается лестница и поворот, второй Барри придерживал парня за край рукава, дабы точно знать, что тот сейчас шёл за ним... И что он был не один. Так было... спокойнее. – Гули тупые, они думают лишь о жрачке, но вампиры... – О, Боже... – сипло выдохнул юноша, не веря, что всё это происходит с ним. Всё это походило на глупый, жестокий и опасный розыгрыш... Коим, к сожалению, то не являлось. И угораздило же его проследить за этим парнем... Глядя на своего так называемого друга, мужчина ходил из стороны в сторону: он... мёртв? – не верил тот. И ощупывая чужую шею, руки, понимал, что нет: тот был тёплым и его сердце, пульс, слабо отдавался редкими толчками в кончики его пальцев. Живой. – вынес свой вердикт тот. – Но почему же он так... спокоен? – не понимал гуль. В конце концов, пребывая тут, среди этих тварей, уже достаточно долгое время, он видел, что с ними становилось от продолжительного голода. Видел, как они рвали и метали всё, что было не прибито к земле, как неистово рычали, бросаясь на всё, что двигалось, как они отказывались подчиняться даже Диккенсу и Госпоже, чувствуя как сжирающее их чувство, так и высасывающую остатки человеческого жажду. Он помнил тот ужас, когда один из Низших, такой же, как находящийся перед ним, стал причиной гибели целой стаи: как он осушил каждого вставшего на его пути гуля и даже нескольких других вампиров. А так же мужчина видел, как тот набросился на Госпожу ла-Миер, повинуясь лишь одному инстинкту и желанию. И за такую несдержанность, наглость, ему, ожидаемо, была уготована лишь одна судьба... Но почему же он так спокойно лежит? – придвинувшись ближе к Низшему – тому, с кем они и прибыли одновременно сюда, к тому единственному среди них, что отказался вкусить плоти, задавался вопросом он. – Бледный, словно мел, с тёмными кругами под глазами, с чёрными венами на руках и лице, что то и дело можно было лицезреть под тонкой кожей. Неужели... – вдруг ударила в голову мысль. – Неужели и они всё же способны... умереть от голода? – догадка эта принесла противоречивые чувства: страх того, что в случае чего его самого могут этим пытать при неповиновении... или бегстве. Как и само желание проверить: так это или же нет... Но вместе с этим и желание продлить чужую жизнь. Его муки, чтобы не страдать в одиночестве. – именно это и подтолкнуло гуля к тому, чтобы проткнуть когтём большого пальца подушечку другого. И сейчас, глядя на тёмную выступившую из раны бусину, мужчина провёл пальцем по нижней губе вампира, уже готовый ринуться в сторону: возможно звериная натура возьмёт над ним верх... Но этого не случилось: несомненно, аромат свежей крови, так близко, ударил в нос, заставил провести языком по иссохшим губам, а затем же и вовсе приоткрыть глаза. Такие же, как были и у одичавших, коих он видел: с красными, налившимися кровью белками... Но у этого вампира... Не было той жуткой ярости, гнева, желание вгрызться ему в шею, нет. Глаза его, пусть и имевшие столь яркий оттенок, так и оставались... человеческими: уставшими, печальными... потерявшими какое бы то ни было желание... жить. В них ясно читалось, что тот смирился со своей участью стать таким же чудовищем, как и все находящиеся здесь, но не смирился с осознанием, что ради того, чтобы жить, ему нужно будет убивать. Он хотел... умереть. И сейчас, не произнося и слова, лишь качнул головой, отвернувшись от него: оставь меня – таков был чужой ответ и немой приказ. На что мужчина цокнул языком, поднимаясь: он один. – уже в который раз понимал тот. – Один среди безвольных трусливых болванов, которые предпочтут подохнуть, чем уйти отсюда – и начать где нибудь жизнь заново. Да с той силой, что есть у них, они бы могли собрать целую банду и взять под контроль один из районов. В конце концов, что им теперь сделают, учитывая то, что даже пули им ни по чём?.. Но ход его мыслей прервали тучная фигура Диккенса, направляющаяся куда-то вглубь коридоров, и стройная с волной длинных, казалось бы серебристых волос, следовавшая перед ним. Чей взгляд светлых глаз обратился в их с гулями сторону – мужчина тут же опустил свой к ногам, не желая встречаться с чужим: если Матриарх сочтёт то за наглость... Но цокот её каблуков вдруг стал громче. – неожиданно понял он. – Госпожа приближалась к нему. И по мере чужих шагов тот, казалось бы, ощущал, будто воздух становился тяжелее, гуще, дышать было куда труднее. – он невольно попятился, как и остальные гули, что в страхе начали прижиматься к стенам, словно в попытках слиться с кирпичом. Но та не обращала на них никакого внимание. И единственное, на что сейчас мог надеяться сам гуль, это на то, чтобы Матриарх прошла мимо него. Она ведь... Она ведь не умеет читать мысли, верно? – невольно задался вопросом тот. – Или она в гневе, что один из его подчинённых упустил того мальчишку-посыльного?.. Но благо молитвы его оказались услышаны: Персефона прошла мимо, будто и вовсе не замечая чужого присутствия. Внимание её, как оказалось, было приковано... к Низшему, от которого он сам только-только отошёл. И сейчас, обернувшись к ней, тот лицезрел, как девушка сдавила пальцами чужую шею, вновь заставляя открыть взор алых глаз. Казалось бы это продлилось всего пару мгновений: то, как эти двое смотрели друг на друга – усталый и потухший взгляд напротив, и что-то немо ищущий в чужом: холодный, цепкий... жестокий. И когда ла-Миер, казалось бы, нашла в глазах Низшего то, что хотела, она с брезгливостью сжала пальцы, скривившись: раздался хруст – тело Низшего обмякло в её руках. Последовал приказ, очередной тихий рык. Что все присутствующие поняли сразу. Из-за чего сейчас, напоследок окинув того холодным взглядом, Матриарх вновь направилась в сторону Диккенса, слыша теперь доносящиеся из-за своей спины характерные звуки последствий её указа... Который намеревался исполнить и он сам, но в последний момент, оказавшись перед вампиром, остановился, поморщившись от окропивших его лицо брызг. Выходит... Выходит, что это он был... предателем?.. Видеть, как его Потомки, преимущественно гули, терзают друг друга и разрывают на части, дело для Диккенса обычное. Особенно с учётом того, что он сам поощрял подобное поведение: таким образом приходилось меньше охотиться и тратить те немногие остатки пропитания из разорённых Кладовых, как, собственно, это помогало и отсеять сильных от слабых, но чтобы сама Госпожа и приказывала... убить вампира, пусть и Низшего? Это было уже что-то новое. В конце концов, один вампир стоил пары десятков гулей. – Я понимаю, Госпожа, что... Вы очень рассержены известиями об этом... лживом поганом выродке, но... – он замялся, еле поспевая за ней. – Я думаю, Вы ещё сможете показать ему свой гнев. Зачем растрачивать его на созданий столь слабых и... которые ещё могут Вам пригодиться? – Не тебе говорить мне о растратах, Диккенс. – да, тот одаривал своей кровью многих людей. Можно даже сказать без разбора. Стоит ли говорить, что почти все из них рано или поздно падали до чина трупоедов? Не думаю. Хотя в каком-то смысле она понимала, почему тот намеренно понижает их на ступень: Диккенс ленивый, тупой и трусливый идиот. И будучи одним из первых членов её Клана, он знал достаточно много. Как, например, то, что Потомок может восстать против своего Прародителя – может бросить ему вызов и занять его место. Это было редкостью. Огромной редкостью. Но всё же такое случалось. Так что в каком-то смысле эта позиция была для него выигрышной. Ах, был бы здесь Элиот. – невольно поймала себя на мысли девушка. Один из её первых Потомков и Прародитель Диккенса. – При нём всё было бы иначе. И беспорядков как в Клане, так и на улицах Лондона было бы меньше... Чёртов Блэйк. Нужно было убить его ещё тогда! – девушка в гневе сжала кулаки. – Он пожалеет о том, что отнял его у неё. Как пожалеет и о том, что предал их дело. Но вновь возвращаясь в действительность, Диккенс ненадолго примолк, понимая, что та имеет ввиду. И всё же он просто не мог не поинтересоваться тем, за что же всё таки его Потомок удостоился участи стать брошенной стае оголодавших псов костью. Что, собственно, и спросил, пусть и в более мягкой и завуалированной форме. На что получил злобный смешок. – Твой Потомок предпочёл Забвение тому величию, что мы ему дали. Столь слабые не достойны даже того, чтобы вкусить человеческой плоти. Что уж тут говорить о возможности быть одним из нас? – Забвению? – искренне удивился Низший, ведь прежде ему никогда не доводилось слышать об этом. Из-за чего девушка лишь раздражённо бросила, ускорив шаг – говорить о чём-то подобном с ним? Ещё чего. К тому же знать об этом кому бы то ни было, кроме неё и ЕГО было не положено. Даже Блэйку о том было не ведомо: – Я покидаю Обитель. – ответила она. – Скоро вернусь... Удивительно, но не смотря на темноту и всё больше и больше стихающий шум воды, на пути им не встретилось пока никого. Сейчас их спутником была лишь темнота и всё больше смыкающая на них свои невидимые руки тишина. Шаг за шагом, метр за метром, глаза снова начали понемногу привыкать к темноте... Точнее к ещё более непроглядной тьме. Но как бы то ни было, вода шла в ту сторону, куда они направлялись и сейчас, значит нужно продолжать. И сейчас, не убирая руки от шершавых влажных стен, Барри понимал, что отчасти скорее всего они спустились на уровень ниже, приближаясь к самим катакомбам: слишком уж кирпич потерял свою более-менее до этого гладкую поверхность. Что там говорили мистер Мюллер, Трой и Вернер? В катакомбах должны быть указательные знаки, вот только... Сука, хоть глаз выколи. Но по крайней мере уверенность внушало то, что вдвоём у них всяко будет больше идей, нежели поодиночке. Да и парень этот вроде не смотря на страх, ведёт себя тихо. Пусть порой, сжимая теперь уже чужое предплечье, Уайт и чувствовал его дрожь. За что не мог того винить. За это время он успел предупредить Одри о тех крохах таящегося в темноте, так что... Возможно им повезёт?.. – над их головами раздался клекот, гул, словно бы даже бульканье. – Нет, не повезёт... Оба резко обратили взор ввысь: на потолке, в отверстии одной из, казалось бы, переломанных труб, что-то мелькнуло... Так же быстро скрывшись, словно не имея какого либо интереса находиться здесь... Но совсем рядом снова раздался звук: на этот раз тяжёлое посапывание – юноши в сторону от него. Но тут нога Одри натолкнулась на нечто, что отнюдь не напоминало что-то каменное – с уст его сорвался испуганный вздох. Уайт, сразу понявший в чём дело, оттащил его в сторону. И как раз вовремя: поднявшись с каменных плит, скрюченная фигура пошатнулась, опираясь на руки. Раздалось недовольное мычание, словно они потревожили чужой покой – гуль обратил взор белых глаз к ним... А затем пара огоньков мелькнула слева... И справа. Из-за чужой фигуры показались ещё. Достав то немногое, что ещё могло сгодиться за оружие, Уайт отступил – Одри за ним... И вот он – момент истины. Оба сглотнули, моля о том, чтобы эта глупая идея сработала... И гули... не спешили нападать: они в нерешительности склоняли голову на бок, обходя чужие фигуры по кругу. Вроде... и присутствует запах еды, но... таковой есть у всех них: будь то оставшийся после недавней охоты, или же то немногое от их собственной, прошлой жизни. Но больше, пожалуй, перебивал этот аромат чужой смрад: ставший неотъемлемой частью существования тех, кто пребывал здесь достаточно долго. Вонь, от которой вампир или человек уже давно бы воротили нос, в попытках прикрыть тот рукой. Подобравшись ближе, гуль что-то «тявкнул»: Уайт на мгновение даже подумал, что то было словосочетание. Вопрос. Но как ни странно, отвечать на это нечто или переспрашивать, что именно тот хотел знать, тот не собирался. Что же до Одри: неожиданно для Барри тот... поднял руку ввысь: медленно, плавно, осторожно, проведя ею влево-вправо перед собой. Из-за чего юный Страж было хотел его одёрнуть, прикрикнуть, но не мог, зная, чем именно это закончится. Зачем парень пошёл на нечто подобное? Нет, испытывать судьбу настолько явно он не хотел, чтобы прикасаться к этому... нечто или говорить с ним. Разумеется нет. К тому же страх даже смотреть на эти немигающие точки, казалось бы, заставил его ноги отказать, и лишь благодаря своему товарищу тот сейчас стоял на своих двоих. Дело было в другом: поверить, что то и вправду были... чудовища из сказок было крайне сложно, и если отталкиваться от того, что ему поведал Барретт, можно было сделать несколько выводов. Одри хотел выйти отсюда, очень. Хотел забыть это «приключение» как страшный сон, но... Сейчас он должен думать. Должен понять слабые места этих... «людей». И по всей видимости его теория о том, что те распознают своих по запаху оказалась верна, но касаемо глаз... По идее они были этим существам и не нужны, учитывая то, что по всей видимости они всегда пребывают в подобном мраке. Да и с таким-то обонянием... Но нет: к своему глубочайшему изумлению Одри понял, что Барретт был прав – они видят. И видят как при свете дня. Медленно проведя рукой в воздухе, юноша лицезрел, как находящийся перед ним внимательно проследил за этим жестом, в то время как сам же Одри уже не видел, где кончается его кисть. Он видел, как крохотные точки обращены к его руке: влево – гуль наклонил голову влево, вправо – он наклонился, глядя на ту снизу вверх. Одри застыл, остановил руку в воздухе: шевельнул лишь кистью – вверх и вниз; белые точки послушно «прыгнули». Не хорошо. Совсем не хорошо... – казалось бы сердце упало куда-то на уровень желудка, забившись там до отвратительной тошноты и поднимающейся к горлу желчи. – Если бы они лишь чуяли да слышали – это было бы ещё с горем пополам пол беды, а тут... Полный комплект опасного хищника. Но ход его мыслей прервал раздавшийся голос: столь, казалось бы, оглушающий в этой тишине, что дыхание обоих перекрыло – гули перед ними в страхе попятились, смиренно опустив головы – наконец показался источник света в виде фонаря в чужих руках; – Что здесь происходит? – раздражённо уточнил мужчина. И если бы не зная всех нюансов ситуации, в которой они оказались, если бы Одри буквально физически не ощутил той власти, с коей говорил этот некто, из-за чего гули отшатнулись, Одри бы уже с готовность бросился к тому с просьбами о том, чтобы его поскорее вывели отсюда. Но сейчас, переведя взгляд на фигуру Барретта подле себя, словно бы чувствуя чужую напряжённость, страх, он отступил следом за ним, зная, что врятли это их друг. – Я спросил: что здесь происходит?Снова раздался хриплый голос. И сейчас, окинув мужчину взглядом, Одри не сказал бы, что тот в принципе имеет хотя бы крохи схожего с теми, кого ему удалось разглядеть сейчас: гули за его спиной, словно изнемогающие от голода и жажды, слабые, больные люди, потерявшие какие бы то ни было силы даже слово произнести... И он: в светлой рабочей рубашке, залатанных штанах и тяжёлых ботинках: с мощными крепкими руками и широкими плечами – небо и земля. И пожалуй сейчас было единственное, что помогало понять, кто именно перед ними находится – блеск в глазах от света в приподнятом ввысь фонаре. Света, что казалось бы на те немногие крохи секунд сбрасывал с чужого лица маску обычного человека.Так значит... вот так они выглядят, вампиры?..