Монстр внутри меня

Уважаемые студенты!

Мы рады приветствовать Вас в стенах частного учебного заведения «Имуги»!

Академия «Имуги» — это гордость, престиж и достоинство Южной Кореи, элитное учреждение с высокой репутацией, процветающее не первый год под чутким руководством многоуважаемого главы, Чон Догына.

Наши профессора — заслуженные специалисты в своём деле, обладающие ценными знаниями и отличающиеся уникальной методикой обучения, сохраняющей лучшие традиции преподавания. Обучение в «Имуги» — это прекрасная возможность войти в число самых востребованных профессионалов страны и достичь высокого статуса.

Все Вы успешно прошли вступительные экзамены и выдержали серьёзный конкурс, а значит проявили стойкость характера и выдающиеся способности.

Вы — избранные!

Принимая Вас в ряды нашего братства, позвольте напомнить: название академии связано с мифическим змеем Имуги, который, благодаря силе, упорству и труду, добился своей цели, став могущественным драконом…

      — Ты отвратительно жалок, — боль стрелой пронзает сознание, когда короткие ногти с яростью впиваются в щёки. — Мерзкий, никчёмный выродок.       Пальцы давят сильнее, сжимая подбородок и оставляя глубокие раны в форме кровавых полумесяцев. Но больно не от этого: унизительные слова — вот что кислотой въедается в разум.       — Посмотри на себя, ничтожество. От тебя несёт навозной кучей. Страшный, жирный, скользкий червяк. Настолько убогий, что мне не составит труда тебя раздавить, — табачный запах изо рта достигает ноздрей, проникая в носоглотку едким страхом. Он слишком близко. — Я могу делать с тобой всё, что пожелаю, — тон голоса меняется, становится опасно ниже и звучит будто внутри черепной коробки. — Потому что никому нет до тебя дела, Пак Чимин. Никому, — продолжает давить, липкой паутиной пачкая мысли, — абсолютно никому ты не нужен. Полностью в моей власти.

Его амбициозный путь послужит Вам примером и целью для достижения блестящих перспектив.

Помните…

      В следующий момент густой плевок растекается по лицу Чимина и его с отвращением отталкивают в траву, со всей силы пиная ногой в живот.

…в самые трудные времена будьте гибкими и терпеливыми, как Имуги;

      Он сгибается пополам и хрипло стонет, резко хватаясь за бок. Перед глазами пляшут ослепительные искры, превращая мир в дрожащие всполохи света. Делает несколько рваных вдохов, чтобы остановить головокружение, но новый, чёткий и беспощадный удар в висок лишает слуха и зрения, заставляя на несколько долгих минут потерять ориентацию в пространстве.

Только накопив достаточное количество опыта и сил, Вы обретёте огненное дыхание, раскрыв в себе великий потенциал;

      Внутренности опаляет огнём адской боли, а в горле застревают горькие комья подступающей желчи. Его тошнит от ощущения чужой слюны на своём лице; на языке остро ощущается металлический привкус крови, мелких частиц песка и затхлой гнили. Стыд и обида заполняют сердце отчаянием, распуская в груди свежие ростки ненависти.       — Скажи, насколько хорошо нужно работать своим поганым ртом, чтобы попасть в академию без экзаменов? Ты решил, что особенный? Уникальный? Что достоин стоять на одном уровне с Псами? Но на деле ты — грязная, уродливая потаскуха, не больше, — чавкающий звук раздавленной о толстую подошву глины сигнализирует о приближающейся угрозе. В ту же минуту с едва ли сопротивляющегося Чимина грубо стягивают брюки до колен, оставляя на его коже жгучие полосы от ногтей.       Холод касается обнажённой плоти, вызывая крупные, словно чумные язвы, мурашки.       — Мы же близки с тобой с самого первого дня, ведь так, Чимин? — голос снова меняет оттенок, приобретая елейную сладость. — Я заприметил тебя ещё там, в холле, когда ты оглядывался по сторонам, словно маленькая забавная зверушка. Ты выглядел таким беззащитным и потерянным, что мне захотелось тебя пригреть. Помнишь нашу первую встречу? Помнишь, как я впервые оставил синяк на твоей нежной коже? Ты попытался вырваться, но я обещал больше никогда тебя не оставлять. И держу своё слово, — пальцы сжимают волосы на затылке, беспощадно дёргая голову вверх. — Разве ты не поделишься со своим старым другом тем, что с щедростью даёшь всем остальным? Разве я не заслужил особого внимания? Дай посмотреть на тебя ближе, Мини.

Отрастив ноги и ощутив под ними твёрдую почву, Вы сможете крепко стоять на земле, уверенно делая свои первые шаги к независимости;

      Чимин не может встать, не может дышать и говорить; удерживая себя на коленях, с силой сжимает в кулаках мокрую траву вместе с комьями влажной почвы. Вязкая глина скользит сквозь пальцы, отдавая болотным смрадом. Он унижен, повержен, разбит. Ему страшно. До ужаса страшно. Из последних сил борется с самим собой, чтобы остаться в сознании и остановить издевательство. Но жестокая мигрень буквально выворачивает кости наружу, пригибая его к земле, словно хрупкое, сломанное растение.

И наконец, найдя ту самую жемчужину, Вы станете великими драконами, готовыми вознестись в небо, покоряя заоблачные вершины.

      — Мне нравится твой страх, — мучительный стон срывается с губ, когда голову резко отталкивают. Чимин задерживает дыхание, краем уха улавливая размеренные шаги сзади. — Сколько членов видела твоя задница, Минни? Все ли в академии успели оценить, как ты пищишь во время жёсткого траха? Думаю, такая прогнившая шлюха, как ты, не заметит, если примет в себя ещё один. Я буду твоим лучшим любовником. Обещаю.       В эту минуту, под громкий беспощадный смех и ненавистные, цепкие скольжения пальцев вдоль ягодиц, Чимин думает о смерти, наконец-то сдаваясь и позволяя всепожирающей тьме захватить его целиком.

♔

      Резкие порывы ветра пробирают холодом до костей, развевая растрёпанные, влажные волосы и бросая их на глаза. Сумерки медленно опускаются на землю, обволакивая местность низким туманом. Земля ещё дышит, греет, но уже через пару часов обернётся опасной ловушкой. Стóит лишь на мгновение потерять бдительность — и смерть, словно чуткая, нежная мать, в последний раз убаюкает на своей мягкой груди.       Скульптуры, расположенные по периметру главной дорожки центрального сада, возвышаются над живой изгородью, отбрасывая длинные тени. На безмолвных лицах господствует выражение горькой печали. Тридцать лет назад белый мрамор сверкал безупречной, девственной красотой. Сейчас же каждая деталь несёт за собой ощущение вечной скорби: камень потемнел и порос бурым мхом; пыль, грязь, труха скопились вдоль складок древнегреческой тоги; тонкие паутинки, словно вековые морщины, переливаются серебряной сеткой в свете кованых фонарей.       Чимин подгибает ноги под себя, утыкаясь носом в сырую траву. Запах стылой земли оседает в груди мерзкой затхлостью, странным образом успокаивая гулко бьющееся сердце. Он всё ещё жив, но искренне сомневается в этом. По ноге неспешно ползёт какое-то скользкое насекомое, оставляя прохладный след, а редкие слёзы катятся сами собой, тонкими ручейками огибая округлые щёки. Скапливаясь на кончике покрасневшего носа, падают вниз, растворяясь в почве.       Он потерял счёт времени, позволив умиротворяющим звукам ветра утешить своё усталое тело. Возвращаться в корпус нет сил, но нарушение комендантского часа грозит контрольным выстрелом в голову, если информация дойдёт до отца. Чимин не хочет возвращаться домой гораздо больше, чем оставаться в ненавистной ему академии. Поэтому выбирает меньшее из двух зол (так ли это?) и с трудом распрямляет непослушные пальцы, пытаясь немного приподняться. Безуспешно. Окаменевшее тело намертво приросло к земле.       Сдаётся и разрешает себе ещё немного отдохнуть, чтобы восстановить силы перед последним рывком. В голове обрывками крутятся рваные мысли: шайка «Псов» чётко дала понять, что сделает всё возможное, чтобы стереть Чимина с лица земли. И пока у них это получается с завидным успехом. Воспоминания о последней встрече с одним из них накрывают гнетущей волной оцепенения. Что будет, когда Чимин вернётся в здание? Получится ли незаметно проскользнуть в свою комнату? Когда придёт час расплаты?       «Адские Гончие», называвшие себя в честь верных псов дьявола, будто нашли возможность использовать на Чимине все свои садистские навыки: Ли Наиль — громкий, злобный, мстительный, маниакально одержимый мыслью его уничтожить; невменяемость Чхве Сухо напоминает психическую патологию, зацикленную на причинении физической боли; Кан Сынгу… о нём сказать сложно. Сдержанный, хладнокровный, расчётливый, так похожий на искусного шахматиста, вместо пешек использующий чужие жизни. У Чимина не было с ним серьёзных стычек, но именно его внимательный, прожигающий насквозь взгляд всегда вызывал сосущее ощущение под ложечкой.       У ненависти должна быть причина, что-то более серьёзное, чем обычная неприязнь, и Чимин сотню раз задавался вопросом, почему именно его существование стало катализатором для стайки этих диких собак.       Если быть до конца откровенным, ненавистью пропитана вся его жизнь, сколько он себя помнит. Он, как редкий коллекционер, за годы собрал все её многоликие оттенки: лютую — на дне чужих глаз; жёсткую, грубую — в прикосновениях; острую, словно крепкая сталь, — в колких словах; постыдную — в собственном отражении. Бывают моменты, когда Чимин заранее предчувствует её задатки: вот лицо искажается едва заметной брезгливостью, кончики бровей подрагивают, морщины на лбу как будто становятся глубже, а на взгляд спускается лёгкая тень. Человек ещё не осознаёт, но совсем скоро отравляющая зараза расползётся по венам губительным ядом. Иногда Чимину случается уловить исключительные экземпляры — ненависть лёгкую, неприкрытую, как первый майский ветерок, вызывающий приятные мурашки по телу, или потухающую, как последний вдох умирающего, оставляя после себя лишь тонкую полоску поджатых губ.       Прежде чем стать «антикваром», Чимин старался остановить эпидемию. Маленькому ребёнку казалось, что достаточно быть тихим, скромным, примерным. Соответствовать. Не сработало, план оказался провальным. Повзрослев, он изменил тактику, стараясь не привлекать к себе внимание, надеясь, что тем самым удастся искоренить зачатки злости. Но чем больше он отступал, не поощрял и прятался, тем яростнее яд пропитывал глаза ненавидящего. Стоило признать, что ненависть — болезнь неизлечимая. Она с особой жадностью поглощает любые попытки её заглушить, лишь сильнее распространяя поражающие ткань метастазы.       Чимин отчётливо помнит тот день, когда его собственная ненависть, долгое время сдерживаемая внутри, впервые вырвалась наружу. Она была удивительной, незнакомой, ещё очень слабой, но уже распускала ветвистые корни под кожей, узловатыми кончиками царапая сущность. Другие годами создавали для неё благодатную почву, а он позволил взрасти. И эта ошибка стала для него роковой.       Его отец, Пак Сухён, человек строгий и педантичный, не удостоил сына даже взглядом. Единственная встреча в его кабинете закончилась сразу же, как Чимин, ожидая долгого разговора, пересёк порог. Четыре безапелляционных слова «ты отправляешься нести покаяние» пушечным залпом пробили в грудине огромную брешь. А холодное замечание тётки, ожидающей племянника за дверью, о том, что он должен немедленно собрать вещи и покинуть особняк, лишило последних остатков надежды. Произошло то, к чему он готовился всю сознательную жизнь: от Чимина избавились.       Так, в двадцать с лишним лет, будучи совершеннолетним и, казалось бы, независимым, Пак Чимин подчинился воле родителя.       И он готов был с этим смириться. Готов был ответить за свой тяжкий грех. Но академия, освоенная на территории бывшей Школы Искусств, оказалась местом, совершенно непохожим на обитель послушников, полную бесконечных молитв и тихого покаяния. Местом, непохожим на всё, с чем он имел дело раньше.       С первых дней Чимин попал в нескончаемый круговорот жестокости и унижений. Элитная школа, по сути своей, была котлом Ада. Пряничным домиком с гниющей червоточиной. Богатеньким, избалованным ученикам дозволялось всё, что могло развить в них лидерские качества. Они строили свою тоталитарную иерархию внутри закрытого общества: делились на касты, создавали систему порицаний, устраивали хладнокровные войны. Студенты чувствовали безнаказанность и упивались этим. Преподаватели поощряли, активно принимая участие в строгих наказаниях, беря за данность любые истязательства и построение пирамиды, где самый хитрый и беспощадный в конце обучения управлял десятками человеческих душ. Кровавая академия воспитывала злых, безжалостных тварей, готовых идти по трупам ради короны главного узурпатора.       У Чимина не было ни единого шанса вникнуть в систему и выбрать свою стратегию поведения. Его положение изначально было предрешено и усугублялось тем, что Пак Сухён попросту дал взятку, впихнув сына сразу на второй курс без вступительных экзаменов, тем самым обходя установленную иерархию дедовщины. Злые, жаждущие издевательств студенты с удовольствием вцепились в горло новой жертвы, проучая за дерзость. Единственное, что могло удержать наследников власти на цепи — чистокровное происхождение. Артефакт, имеющий здесь важнейшую ценность. Но кровь Чимина была запятнанной, чёрной, как и история его рождения.       Ли Наиль и Чхве Сухо, из касты «Адских Гончих», первыми заприметили в нём забавную игрушку, заявив свои исключительные права. Едкие, колющие сердце слова, толчки в спину, ссадины, синяки, унизительные поступки — его пытались сломать, прощупывая почву для своих дальнейших действий.       И когда Чхве Сухо пересёк грань, нанеся Паку первый удар, Чимин решил, что с него достаточно. Он попытался связаться с отцом и раскрыть всю правду о «Имуги». Но на телефонный звонок ответила тётка и, едко посмеиваясь, выслушала рассказ племянника. А потом просто и очень обыденно подтвердила, что знает тайную подноготную школы. «Племянничек несёт покаяние за свой поступок». С тех самых пор Чимин разрешил своей ненависти расти.       Он всегда знал, что его происхождение бросало тень на репутацию семьи. Не раз слышал от отца, что своим рождением, непослушанием и слабым характером позорит знатное положение советника и что сын для него недостойный, неправильный, жалкий. Грязное пятно на его белоснежном нимбе. Чимин знал, что не такой, как все, да и сам себе был противен не меньше. Но как это исправить, не понимал, зацикливаясь не только на своей уродливой сущности, но и собственной несимпатичной внешности. Здесь был особый пунктик.       Лишний вес, кожа, усыпанная веснушками, тонкий голосок, маленькие, немужественные пальцы, огромные, жирные губы. Врождённая неуклюжесть будто специально добавляла его образу ещё больший вред, заставляя вновь и вновь оказываться в нелепых ситуациях. И сейчас, лёжа в траве, под куполом полной Луны, он отчётливо понимал, что готов сдаться. Он не может твёрдо стоять на ногах, как Имуги, хоть благодаря своей тайне и научился падать.       — Через пятнадцать минут отбой, — раздаётся чей-то бодрый голос, и напротив его головы останавливаются дорогие люксовые ботинки, лакированными носками отражая свет тусклого фонаря. — Ты будешь наказан куратором. Мне, конечно, плевать на твои мазохистские фетиши, но не мог бы ты сдвинуться на пару метров вправо и погибать на территории своего корпуса?       Чимин поднимает заплаканные глаза, встречаясь с глубокими карими. Рука по привычке тянется к цепочке на шее, пытаясь найти слабое утешение в маленьком обереге, но сталкивается с пустотой. Единственная важная для него вещь — глупый кулон в форме звезды с двумя отломанными наконечниками, найденный им на старом развале, среди вещей никому не нужных, как и он сам… Потерял.       Прослеживая путь его руки, незнакомец заинтересованно изгибает бровь, и от этого незначительного действия Чимина накрывает узнаванием: он видел этого студента раньше. Ким Тэхён с четвёртого курса. Модный, эффектный, независимый, популярный. Такой, каким Чимину не стать никогда.       — Ты отвратительно пахнешь, — слышать такое не очень приятно, и Пак поджимает губы, желая провалиться сквозь землю. Кажется, его проблемы ещё не закончились.       — Идём, — второй голос, властный, уверенный, но безразличный, разрезает пространство, бросая россыпь жутких мурашек вдоль позвоночника. Чимин с опаской кидает взгляд в сторону и замирает, утопая в обсидиановом омуте глаз.       Парень, который стоит рядом с Кимом, одет солидно, но немного странно для академии: чёрная кожаная куртка сидит как влитая на стройном теле, подчёркивая высокий рост и подтянутую фигуру; серая футболка с неглубоким вырезом необычайно ярко выделяется на фоне сгущающейся тьмы; тёмные джинсы-скинни с потёртостями на коленях идут вразрез всем установленным правилам. Никакой формы или привычных эмблем с зелёным извилистым змеем, которые, даже во внеурочное время, обязан носить каждый студент. Чёрные, немного вьющиеся волосы собраны в тугой хвост на затылке, открывая широкий лоб и красивый разлёт бровей, на которые падают несколько непослушных прядей. Он словно из другой жизни, прошлой, там, где Чимин мог бы свободно разгуливать по улицам или даже затеряться среди толпы таких же современных, независимых людей. Кто же он? Из какой касты? Бунтарь? Кто-то из «Старших»? В нём слишком много чёрного. Слишком мрачный для этого места. Не хватает только демонических крыльев за спиной, чтобы наречь его падшим ангелом смерти.       Незнакомец позволяет Чимину разглядеть его полностью. Его беспристрастное лицо, утопающее в тени, не выражает абсолютно никаких эмоций.       — Это твой участок, и если наш подбитый птенчик сдохнет прямо здесь, то на твою, — Ким выделяет последнее слово, — бестолковую голову падёт новое наказание. Лишнее внимание нам ни к чему. Особенно сейчас, — Тэхён намекает на что-то, но Чимин слишком рассеян, чтобы уловить суть его слов. — До конца дежурства осталось не так много времени, мы уже практически закончили обход.       Тэхён болтлив, в то время как его спутник и не думает отвечать. Он молча оглядывает территорию и останавливает свой взгляд на острых пиках башен.       — Гук… — зовёт его Ким.       Гук. Что-то до боли знакомое…       В следующий момент новый вдох забивается в глотку острым стеклом, накрывая Чимина страшной паникой от осознания.       Чон Чонгук — сын директора Чон Догына. Сын создателя Кровавой академии.       Чон Чонгук — очень близкий друг Ли Наиля. По слухам, которые изредка доносились до Чимина, эти двое встречаются. Парень, который спит с парнем — совершенно недопустимо. Парень, который имеет настолько плохую репутацию, что с ним не рискуют связываться даже «Псы». Парень, позволяющий себе слишком многое, потому что это место принадлежит его отцу.       — Ты же Чимин, ведь так? — пытливый голос Тэхёна на удивление располагает к себе. Доброжелательность, звучащая в нём, словно редкий дар богов, абсолютно чуждый для этого пропитанного злом места.       Чимин возвращает взгляд к Киму и внезапно поражается его совершенной красоте, по-особенному играющей среди мерцания первых звёзд. Он ещё никогда не встречал настолько идеального человека. Жадно впитывает в себя его правильные черты, не в силах оторваться от ресничек, густо обрамляющих глаза; красивых губ, чётко очерченных и немного припухлых в нужных местах; идеального носа, с крохотной родинкой, дополняющей образ. Мягкие, немного кудрявые волосы уложены в небрежную причёску на манер харизматичного оксфордского ученика, прогуливающего уроки, но прекрасно умеющего выходить из любой ситуации невредимым. Интересно, он их подкручивает или они от природы такие?       — Эй, тело, ты ещё с нами?       Слабо кивает в ответ, ощущая лёгкое головокружение даже от такого незначительного действия. Тэхён улавливает шевеление и продолжает, забавно сводя брови к переносице:       — Ты сможешь добраться до корпуса?       Так странно слышать участливый голос. И плевать, что Чимин валяется на их территории, явно доставляя проблемы. Тэхён не был с ним груб, и сейчас этого вполне достаточно. Он молчит, боясь ляпнуть что-то не то, ведь Ким никогда прежде с ним не разговаривал. Они даже не находились в едином пространстве, ведь общаться со старшекурсниками опасно: те, кто дошёл до последней ступени, отравлены ненавистью сильнее остальных.       Но Тэхён отличается от всех тех, кого Чимин видел прежде, и, наверное, это редкое исключение. Ким просто вписался? Сумел воспользоваться популярностью и остаться неиспачканным? Чимин плохо знаком с чужими кастами и лишь краем уха слышал, что перед этими двумя испытывают благоговейный трепет.       — Кажется, у него помутнение разума. И как же тебя угораздило так извозиться, птичка? Твоя рубашка вся в красных брызгах, а кровь плохо отмывается от этой дешёвой ткани, уж я то знаю, — наклоняется к Чимину, но Чон перехватывает его под локоть.       — Не смей прикасаться к нему.       Недоумение на секунду проскальзывает в глазах Кима, но он быстро берёт себя в руки и вновь широко улыбается.       — Боишься, что я испачкаюсь, Гуки? Ты невообразимо милый, — хмыкает. — Что ж… Удачи тебе, Чимин. Было приятно познакомиться. Если умрёшь сегодня ночью, можешь передать моей бабуле, что эта старая карга зря старалась спрятать от меня свою драгоценную брошь? Я сделал из неё красивые запонки на её похороны и… — на лице проскальзывает садистское удовольствие, — тем же вечером проиграл их в покер.       — Стой! — совершенно внезапно в Чимине просыпается решимость.       Ким замирает и оборачивается, бросая любопытный взгляд через плечо. Чимин приподнимается, опираясь на локоть. Тугая боль внизу живота сразу же даёт о себе знать, скручиваясь воспалённым узлом.       — Тцс-с, — головокружение возвращается с новым приступом тошноты, — кажется, меня сейчас вырвет.       — Только не на мои ботинки, я тебя умоляю. Мне пришлось постараться, чтобы достать эту коллекцию одним из первых. Я даже связался со своей глупой кузиной Кюрин из Парижа, а я, между прочим, с двенадцати лет с ней не разговаривал, потому что эта идиотка накормила меня солёным попкорном. Специально, — шумно выдыхает и закатывает глаза. — Ненавижу попкорн.       Внезапный порыв ветра вихрем закручивается вокруг тёмных фигур, бросая под ноги жёлтые листья. Теперь Чонгук внимательно рассматривает Чимина, пока Тэхён ведёт странный рассказ о своей причудливой родственнице. В то время, пока добродушная болтовня Кима успокаивает, от пробирающего до костей взгляда директорского сыночка хочется врасти в землю.       — Я потерял ключ от входной двери корпуса, — Чимин лжёт. Нет у него никакого ключа и никогда не было. Входные двери корпусов запираются с наступлением комендантского часа и ответственными за это являются назначенные дежурными ученики. В корпусе второкурсников — комендант Кан Сынгу. И прежде, чем он даст Чимину ключ, наступит конец света.       Поэтому он старается говорить громче и скрыть обман. Но голос подрагивает, выдавая волнение. Силы тают с каждой минутой:       — Ты можешь провести меня через вход главного корпуса? Я не прошу тащить меня под ручку и всё такое. Сам дойду. И обещаю, что вы больше никогда обо мне не услышите. Ты… — он старается говорить быстро, чтобы удержать внимание Тэхёна, — ведь комендант корпуса А, раз делаешь обход?       — Не я, — нос мило морщится, а на губах блуждает полуулыбка. — Он.       Тэхён кивает в сторону Чонгука, и Чимин с трудом оборачивается назад. Он не знал. Никогда не интересовался другими курсами, просто стараясь выжить на своём. Просить помощи у Чона довольно плохо. Он связан с директором и Наилем, а значит автоматически попадает в запретный список.       — Но Чонгук тебе не поможет, — продолжает Тэхён. — Это серьёзная просьба, и если ты хоть на секунду решил, что можешь рассчитывать на его помощь, то мне тебя жаль, глупый мальчик. Пора уяснить первое правило «Имуги», — голос опускается до шёпота, — здесь каждый сам за себя. Первокурсникам плохо объясняют правила?       — Я на втором, — зачем-то оправдывается Чимин.       — Тогда почему ты всё ещё здесь? Как ты выжил на первом? Или, может быть, тебе нравится, когда тебя унижают? — холодок пробегает по затылку, когда до Пака доходит, что Тэхён удивлён тем, что такой, как Чимин, продержался в академии больше года. Обычно жертвы быстро выбывают из игры. — Хотя можешь не отвечать, лишняя информация мне ни к чему. Я хочу спать.       Вслед за решимостью в Чимине просыпается крохотная доля дерзости. Он набирает в лёгкие воздух, выпаливая как на духу:       — Тогда я специально умру именно здесь.       Сзади слышится громкое хмыканье, а Тэхён перестаёт демонстративно зевать. Его неугомонная бровь вновь взлетает вверх, а на красивых губах подрагивает усмешка.       — Ты не так то прост, как кажешься. Маленький, избитый ребёнок, который вот-вот потеряет сознание, чтобы отправиться на поклон к Всевышнему. И единственное, о чём ты сейчас беспокоишься, помимо крови на своей одежде, это как избежать жалкого наказания? — Тэхён забавляется. — Я уже передал тебе пожелание для мёртвой бабушки, но ты продолжаешь бороться. Зачем?       Повисает тяжелая пауза. Лишь одинокий ветер, будто малое дитя, играет с хлипкими водостоками, раскачивая их до протяжного скрипа.       — Возможно, я в хорошем настроении. А может, ты мне понравился, птенчик, — спустя несколько минут произносит Ким. — Я готов с тобой договориться, но с одним условием, — задумывается. — Что ты мне можешь дать, если попадёшь внутрь? Что я получу? — хищная улыбка расползается по лицу из-за полуобморочного состояния Чимина, приобретающая размытые очертания, но теперь он прекрасно понимает причину, по которой Тэхён достиг последнего курса — он безумен. — Заключим сделку?       Пак теряется при словах о сделке. Его голова продолжает кружиться, набирая сумасшедшие обороты, и приходится уткнуться лбом в землю, через силу делая вдох. Он действительно думает, что умирает. Скулы сводит от плотно сжатых зубов. Становится жутко холодно, а желчь всё сильнее рвётся наружу. Шорох рядом немного отвлекает от проступающей горечи на языке, а потом на щёку опускается что-то прохладное и соскальзывает в траву. Чимин не в силах подняться и дать ответ, в эту самую минуту медленно погружаясь в пограничное состояние.       В жизни никогда не будет места такому, как он. Сердце ноет от боли, а слезы — холодные — вновь стекают по грязным щекам. Рядом давно никого нет, он отчётливо это чувствует. Никому он не нужен и никогда не был. Любая его попытка хоть что-то изменить приводит к провалу.       Чимин не жалеет себя, нет. В его голове прочно укоренилось сознание собственной незначительности, но сегодня он слаб, поэтому поддаётся порыву жалости. Рассыпаясь на части, отчаянно взывает к небесам, чтобы его перестали мучить и наконец дали возможность отдохнуть. Просто отдохнуть, большего он и не просит.       Время тает незаметно. Спустя вечность приходит в сознание и моргает, смахивая застывшие мелкими льдинками слёзы. Зрение восстанавливается и взгляд тут же цепляется за странный отблеск. С усилием подтягивая руку к лицу, он непослушными пальцами прижимает траву, замечая связку ключей. Ким Тэхён всё же дал ему шанс… но в следующий момент брелок отражает свет одинокой Луны, и Чимин обращает на него более пристальное внимание: плоский металлический круг с витиеватым узором в форме двух латинских букв JK, венчанных золотой короной в цвет эмблемы «Имуги». Тело словно прошибает разряд в двести двадцать вольт.       Ключи не принадлежат Киму. Панический ужас сковывает конечности волной липкого страха.       Он заключил сделку с Чон Чонгуком.       Чимин заключил сделку с Дьяволом.

♔

      Пересекая последний коридор, соединяющий между собой учебные корпусы, Чимин с трудом добирается до лестничного пролёта. Опираясь на стену окаменевшим телом, преодолевает расстояние до верхнего этажа, где расположены комнаты учеников второго курса. Последняя ступенька остаётся позади, и он возносит молитву богу, прося завершить этот день без новых приключений. Осталось совсем немного.       Время близится к нулю. Хватаясь за резную деревянную балюстраду, Чимин переводит дыхание, тут же оглядывая свои дрожащие руки. На запястьях виднеются яркие следы от чужих, грубых пальцев; вдоль кистей расходятся жирные потёки грязи, переплетаясь замысловатым узором с глубокими ссадинами; костяшки сбиты в кровь, а под обломанными ногтями застряли немногочисленные занозы.       За ланцетными окнами, прямо под высокими потолками холла, выглядывает его сегодняшний спутник — Луна. Проникая в помещение рассеянным светом, она достигает подножия лестницы и растворяется, сталкиваясь с мраком распахнутого для проветривания подвала. Игра света и тьмы завораживает. Это могло быть поистине чем-то прекрасным, если б Чимин не знал наизусть каждый кирпич подземного склепа.       Подвал под лестницей использовался не по назначению. Тёмное, сырое помещение, изначально вмещающее в себя вёдра и швабры, теперь служило местом воспитательных мер. Это была официальная территория правления коменданта и куратора. В подземный карцер сажали за непослушание, жалобы со стороны преподавателей и персонала, на несколько часов оставляя без еды и питья. Иногда наказание длилось около суток.       Красивое, аутентичное здание, построенное для возвышенных целей — привить искусство и развить талант, — ныне служило жалкой карикатурой собственных идеалов. Школа Искусств обанкротилась, так и не сумев отстоять право на своё существование. Готический стиль, выбранный для отражения средневековой архитектуры стран Западной Европы, был для Южной Кореи диким, вычурным, чуждым традициям. Долгие десять лет земля приходила в упадок и запустение, теряя первозданный вид. Уникальный фасад, полный скульптурных композиций, ажурных фризов, решёток, декоративных выступов и крылатых галерей, безобразно старел. Некогда дивный сад с редкими, удивительными растениями порос дикими цветами и сорной травой, а извилистые каменные дорожки покрылись толстым налётом грязи. Великолепный зодческий объект, достойный стать исторической достопримечательностью, приобрёл трагический вид.       Пока в один момент молодой и очень предприимчивый выскочка-нувориш Чон Догын за жалкие копейки не выкупил никому не нужную землю. Имея чёткий план, возможности и хорошие связи, он создал собственную империю, сохранив антураж лучших учебных заведений Англии. И, наконец, сумел обратить внимание заносчивого и консервативного населения, вызвав доверие и интерес.       Академия «Имуги» росла, развивалась и за двадцать недолгих лет приобретала огромную славу. Ей пророчили великое будущее, а очередь из желающих обучаться по западному образцу тянулась на несколько лет вперёд. Уникальная система образования, не свойственная Южной Корее, привела к заинтересованности высокопоставленной элиты, жаждущей вложить в наследников наилучшие качества лидера.       Имея безупречную репутацию, высокую оценку специалистов и несколько сотен успешных выпускников, «Имуги» подогревала к себе интерес. Здесь обучались только совершеннолетние парни. Обучение стоило дорого, а одним из важнейших условий была влиятельность семьи. Родственники не имели права пересекать ворота, посетителей не допускали, телефоны отбирались, а единственная связь с внешним миром была доступна лишь во время каникул в зимний и летний периоды. Только попав сюда, Чимин понял всю систему, созданную Чон Догыном: старшие ученики унижали младших, воспитывая в них стойкость характера и силу духа, а по факту проявляя всю чернь собственной души. Неправомерные действия, издевательства, сексуальные связи между разбалованными сыночками, вывернутые наизнанку страхи, достижение авторитета путём запугивания — из них взращивали настоящих бойцовских псов.       Чимин трёт виски, пытаясь искоренить посторонние мысли. Сейчас самое важное добраться до комнаты и к утру собрать себя по частям. Он в последний раз бросает взгляд на просторный холл и вздыхает. Будь у него возможность и силы, будь академия совершенно иной, он бы с удовольствием прогуливался по территории после уроков, восхищаясь лепными арками, высокими колоннами и причудливыми барельефами, ведь его всегда привлекало искусство. Но так случилось, что в эту ночь архитектурные творения, созданные для созерцания, служили иной цели: гротескные фигуры, отбрасывающие острые тени, улыбались своими каменными зубами, поощряя идти вперёд, рельефные выступы удерживали его от падения, а стрельчатые окна — освещали путь.       Откладывать больше нельзя, иначе он осядет на пол, прислонившись к резным перилам, а на утро одногруппники обнаружат сюрприз в виде его остывшего тела, изучающего дугообразный масверк. Чимин делает несколько шагов по направлению к своей комнате, но резко останавливается, слишком поздно замечая тёмную фигуру, прижавшуюся спиной к двери.       — Как ты вошёл? — звонкий, с истеричными нотками, голос Ли Наиля разбивается эхом о стены пустого коридора, и Чимин сжимает в руке связку ключей, немного занося руку назад, чтобы спрятать. Он ни за что не расскажет. И дело не в том, что он боится подставить Чонгука, нет. Директорский отпрыск последний, о ком он подумает в данной ситуации. Но если Наиль узнает, что Чон ему «помог», то у Чимина появятся новые проблемы, которых у него итак предостаточно.       В какой-то степени ему даже приятно знать, что у него появилась новая тайна. Было бы замечательно увидеть ошеломлённое лицо Наиля, когда тот поймёт, что собственный парень помог его кровному врагу.       Неровные края ключей впиваются в ладонь, и он чувствует странную силу оттого, как металлическая резьба раздирает кожу. Где-то на подкорке сознания вновь мелькают вопросы: «почему Чон Чонгук сделал это?», «Какой в этом смысл?» и «Что за последствия его ждут, когда придёт время расплачиваться?». Не то чтобы это сильно беспокоило Чимина, он давно смирился, что жизнь постоянно преподносит сюрпризы, но новая ветка этой сумасшедшей истории вызывает в нём неподдельное любопытство. Долгое время единственной его мечтой было исчезнуть с лица Земли, и если Чон-младший может Чимину в этом помочь, то стоит ли переживать понапрасну?       А вот встреча с Наилем должна заставлять его нервничать, но Чимин пребывает в каком-то заторможенном состоянии, напоминающем наркотический сон, атрофировавшем всё тело. Устал. Он просто устал от всего. От бесконечных подколов и стёба, от побоев, от ощущения собственной незначительности, от чужих обидных слов. Но продолжает это терпеть. Ким Тэхён спросил: «Зачем?». Теперь и Чимину интересен ответ.       — Ты оглох? — резкий выпад вперёд, и щека начинает беспощадно жечь от хлёсткого удара. Чимин на автомате накрывает её свободной ладонью, упрямо поджимая разбитые губы. — Мне следует чаще указывать на твоё место. Ведь именно так поступают с нерасторопными свиньями, загоняя их плетью в загон. Может, тебе и язык подрезать, как жалкому скоту, раз ты не умеешь им пользоваться? — произносит Наиль, обходя по кругу ссутуленную фигуру парня. И только сейчас замечает его растрёпанный вид. — Выглядишь как последняя шлюха. Надеюсь, тебе понравился мой подарок…       Волна отвращения бурлит где-то в желудке, вновь грозясь вывернуть всё содержимое наружу. Чимин понимает, с чьей подачи сегодняшний вечер оказался таким. Не удивлён совершенно. Он бросает взгляд в сторону комнат, чувствуя, что они здесь не одни. У стен есть уши, вот только эти уши ни за что ему не помогут. Не в стенах Кровавой академии. Сильнейший в «Имуги» не борется за выживание, сильнейший в «Имуги» идёт по костям.       И Ли Наиль не один из таких, как бы этого не хотел. Он не ядро ненависти, а лишь очередная никчёмная пешка в чужой и очень хитрой игре.       Наиль просто красивый. Очень красивый. Возможно, даже колоритнее Ким Тэхёна. Хотя его внешность трудно назвать классической: широкий рот, глубоко посаженные глаза, курносый нос и небольшой шрам на подбородке. Но в совокупности с модной стрижкой и по размеру подобранной формой, которая чертовски ему идёт, он выглядит выразительно. Наиль чувствует силу своей красоты, она-то его и спасает.       — Хочу слышать поросячий визг, когда пущу по кругу твою жирную задницу. Ты этого заслуживаешь, — Чимина мутит от омерзения, и он плотно смыкает губы, чтобы не ухудшить своё положение. Но безуспешно — Наиль всё замечает: — Как ты смеешь кривить лицо, ублюдок?       Ли заносит руку для удара, и Чимин желает, чтобы он оказался последним. Когда ты в бессознательном состоянии — боль не терзает, а мысли наконец-то становятся кристально чистыми и пустыми. Но однокурсник передумывает и грубо толкает его к двери, прижимая лицом к старому дереву. Острые щепки царапают щёки и подбородок, оставляя глубокие ссадины поверх чуть затянувшихся порезов. Он давит на голову, и Чимину кажется, что она вот-вот лопнет. Но когда пальцы касаются края рубашки и, приподнимая её, больно впиваются ногтями в бок, за дверью одной из спален раздаётся кашель.       Наиль оборачивается.       — Сегодня тебе повезло, Пак, — пальцы разжимаются. — Не знаю, кто тебя впустил, но выясню это и разберусь. Ты не имеешь права переступать порог этого корпуса без моего разрешения, уродливая свинья. Сегодня я дам тебе зализать раны, потому что завтра твоё существование станет только хуже. Жди меня, думай обо мне и трясись от страха, — он распахивает дверь и вталкивает Чимина в комнату. Пак больно ударяется коленями о пол, искры сверкают перед глазами, когда сзади раздаётся громкий хлопок закрытой двери.       Он сворачивается клубочком прямо на холодном полу, утыкаясь носом в старые деревянные доски, и, наконец, выплёвывает кровь, смешанную с рвотой, очищая горло.       Завтра станет только хуже. Возможно, завтра смерть настигнет его. И, если судьба впервые будет к нему благосклонна, Чимин найдёт способ с ней договорится.