Petit arc

      

Неделю спустя

             Осталась только одна незакрытая мишень. Первые четыре выстрела на последнем в гонке преследования огневом рубеже я сделала почти на одном дыхании, но перед пятым пришлось взять паузу на вдох. На соседнем коврике стояла Лу Жанмонно и тоже пока не промахивалась. Жюлия Симон отстреляла чисто ещё с полминуты назад, и шансов догнать её у нас с Лу уже не оставалось, даже теоретически.       Последняя на сегодня пуля тоже попала точно в цель. Закинув за спину винтовку и схватив палки, я спешно рванула на трассу, но краем глаза успела заметить, что пятая мишень после выстрела Лу дёрнулась и не закрылась. Что ж, значит на последнем круге мне будет полегче и не придётся от неё удирать. И всё-таки расслабляться пока не стоило.       Вторая! И пусть это не Кубок мира, на котором я так мечтаю выступать, а только контрольная тренировка, пересекая финишную черту, я чувствовала и радость, и удовлетворение. Правда, никто из девушек не захотел их со мной разделить... Жюлия дождалась Лу, потом они вместе дождались остальных. Девушки обнимались, болтали, смеялись, а на меня никто не обращал внимания, словно я пустое место.       Это было неприятно, но я, отстегнув роллеры, с улыбкой подбежала к Эрику и Оскару, которые аплодировали моему финишу. Чуть поодаль стояли Эмильен Жаклен и Симон Фуркад. Эмильен показывал большой палец, глаз его в тени от козырька бейсболки я разглядеть не смогла. Симон же широко улыбнулся и ободряюще подмигнул. Значит, я вполне оправдала его ожидания. Ощутив искреннюю дружескую поддержку в объятиях парней, я на время забыла свои тревоги. Если честно, с Эриком я хотела бы пообниматься подольше и совсем не по-дружески. Жаль, что у всех на виду нужно было соблюдать приличия.       Дневная суета не оставляла времени на размышления, но вечером беспокойство охватило меня с новой силой. Уже послезавтра команда отправлялась обратно во Францию, и я подозревала, что в том же составе, то есть без меня. И, что обидно, ведь даже не из-за результатов. Наоборот, за эту неделю я постаралась показать себя с наилучшей стороны. Во вчерашнем спринте, например, стала тоже второй, без единого промаха, и отстала от Жюлии Симон всего на пару секунд. Получается, конкуренцию со стороны девушек я выдерживала, а некоторых просто вчистую обыгрывала. Вот только общение с ними не складывалось совсем: дальше приветствий у нас не заходило.       Оправившись от травмы, я стала тренироваться вместе с женской сборной: на равных и, надо сказать, ни в чём не уступая большинству. У тренеров почти не было ко мне нареканий, и мы достаточно легко поладили и с Жан-Полем, и с Патриком. Казалось бы, что ещё нужно. Однако девушки из команды относились ко мне не то чтобы враждебно, нет. Скорее, с подчёркнутым безразличием, как будто хотели, чтобы я почувствовала себя лишней среди них. Да так оно, собственно, и было. Но я совершенно не понимала причин такого отношения. И как и у кого этот вопрос прояснить, тоже не представляла. Впрочем, однажды удалось почти нормально поговорить с Софи, правда недолго, и ещё Лу иногда улыбалась мне, даже доброжелательно, без насмешки.       Зато с мужской сборной отношения складывались лучше некуда. Думаю, скорее всего потому, что они не видели во мне конкурентку. Эмильен Клод каждый день при встрече выдавал очередную шутку по поводу моего падения и его последствий, но абсолютно беззлобно и необидно. Парни постарше относились ко мне с добродушным снисхождением, но никогда не отказывали в помощи, а иной раз и сами её предлагали. Ну, а с Оскаром и Эриком мы словно вернулись в старые добрые юниорские времена под началом Симона Фуркада и общались даже теплее, чем тогда.       Вот только закрепиться мне нужно было в женском коллективе...       Стемнело. Дурные мысли о том, что ничего у меня не выйдет, с новой силой полезли в голову. Чем бы я ни пыталась заняться, всё валилось из рук. Дошло до того, что я испугалась звука входящего сообщения и нервно вздрогнула. Сообщение оказалось от Симона: «Вик, завтра после утренней тренировки зайди ко мне, нужно серьёзно поговорить. Спокойной ночи, малыш*».       Спокойной ночи?! Да он издевается... Какой может быть покой после таких интригующих посланий? Конечно же, я теперь не усну.       Я оделась и вышла из домика. Свежий холодный воздух заставил поёжиться и втянуть голову в плечи. На стадионе ещё горело вечернее освещение, но там уже никого не было. Быстрым шагом я прошла через стрельбище и, переходя на бег, устремилась на большой круг.       На трассе фонари были выключены, и ночная тьма поглотила меня. В ней было уютно. Как будто этот прохладный мрак вдруг заполнил голову, вытеснив разом все надоедливые мысли. Серая лента асфальта слабо светилась, хотя облака скрывали луну и звёзды, деревья вокруг казались сплошной стеной, которая надёжно защищает от внешнего мира. Я смело бежала вперёд, снова совмещая большой круг с малым, отчего путь мой превращался в бесконечность. И чем больше нарастала физическая усталость, тем легче становилось на душе, с каждым шагом тревоги и волнения о будущем становились всё мельче и незначительнее. Да проживу я и без этой грёбаной сборной Франции, в конце концов!       Только окончательно утомившись, я остановилась, отдышалась и не спеша двинулась обратно к стадиону. Сперва, ещё разгорячённая пробежкой, я не чувствовала холода, но на выходе к стрельбищу отчётливо поняла, что нос и щёки у меня замёрзли. Теперь темно уже было везде, только на дорожке вдоль домиков светило несколько тусклых фонарей.       Я чувствовала себя так хорошо и так увлечённо наслаждалась этим состоянием, что высокая мужская фигура, внезапно шагнувшая мне навстречу из тени почти у самой двери домика, напугала меня до дрожи.       — Вик, где тебя носит?!       — Господи, Эрик...       В его голосе звучало неподдельное беспокойство, он прятал руки в карманах и, кажется, тоже дрожал, но, в отличие от меня, не от страха.       — Прости, не хотел напугать тебя, — Эрик перешёл на полушёпот.       — Эрик, а ты чего здесь? — так же негромко спросила я, пытаясь поймать в полумраке его взгляд.       — Так... — он смущённо улыбнулся, — решил тебя проведать. Ты какая-то сама не своя сегодня, мне показалось.       Ещё не совсем успокоившись, я дрожащей рукой полезла в карман за ключами.       — Ты чего трясёшься? — Ладонь Эрика мягко легла мне на плечо. Даже через толстый трикотаж спортивной кофты я ощутила, какая она холодная. — Трусиха... — добавил он с усмешкой.       По пути с ночного забега я планировала принять душ и уснуть в тёплой постели, всё-таки усталость брала своё. Но Эрик внезапно спутал все мои планы. Я впустила его в домик и растерялась. Вроде бы и хотелось мне остаться с ним наедине, без Оскара и остальных, а теперь, когда так и вышло, меня одолела непонятная робость.       — Где же ты пропадала так поздно? — снова спросил Эрик, уже без прежней тревоги в голосе.       Он удобно расположился на моей койке и, чуть склонив голову набок, пытливо, с мягкой улыбкой смотрел на меня.       — Бегала.       — Ночью? — Эрик удивлённо приподнял брови.       — Я нервничала, — честно созналась я и, устыдившись собственной откровенности, перешла в контрнаступление: — А ты зачем здесь столько времени торчал, что аж замёрз? Мог бы позвонить сперва.       — А я звонил, — он сложил руки на груди, то ли изображая обиду, то ли правда обидевшись, —но ты не отвечала, — и мотнул головой в сторону прикроватной тумбочки. Там лежал мой телефон.       — Вот блин! — не сдержавшись, я шлёпнула себя ладонью по лбу.       Пропущенные звонки были не только от Эрика, но и от мамы и младшей сестры, которым я обещала позвонить вечером, чтобы рассказать, берут ли меня во французскую сборную. Вопрос пока оставался открытым, и сообщить им было нечего. Может, поэтому я и забыла...       — Извини, пожалуйста... Ты же не сердишься? — я без задней мысли уселась рядом с Эриком, избегая смотреть ему в лицо.       — Нет, конечно. Ты чего, Вик, — он доверительно обнял меня за плечи и слегка прижал к себе.       В другое время я бы, наверно, растаяла от счастья. Да и сейчас мне было приятно. И логично было бы, пользуясь случаем, прижаться теснее, но я едва ли не отшатнулась от него. На самом деле, напрягало то, что в душ-то после пробежки я так и не сходила! Делать это при Эрике было бы невежливо, наверно. Делать это с Эриком? А не слишком ли я размечталась?       — У тебя всё в порядке?       — Да, почти, — я слабо улыбнулась, сосредоточившись на поглаживаниях Эриком моего плеча. Его ладонь заметно потеплела.— Нужно позвонить родным, они наверно волнуются.       Эрик покосился на телефон в моих руках и кивнул, соглашаясь.       Ещё несколько минут мы сидели молча, невольно согреваясь друг о друга. Я даже собралась было вздремнуть, как вдруг Эрик поднялся, с явной неохотой выпуская меня из объятий.       — Ладно, я тогда пойду. Правда уже поздно. Главное, что ты нашлась живой и невредимой, — он улыбнулся чуть насмешливо, остановившись в дверях.       — А... Да, хорошо... — промямлила я, запоздало вскакивая вслед за ним.       — Спокойной ночи, Вик, — Эрик, наклонившись, вдруг коснулся моих губ быстрым поцелуем. — Завтра увидимся. Надеюсь, — он подмигнул и, не дав мне опомниться, скрылся в ночи.       Ну вот, кажется, я опять облажалась.              

***

      Утро вечера мудренее.       К сегодняшнему утру это утверждение подходило как нельзя лучше. И пусть на улице было пасмурно, я проснулась и отправилась на тренировку в прекрасном настроении.       Нет, я вовсе не забыла о настоятельной просьбе Симона зайти к нему, но я заранее смирилась. Смирилась с поражением в этой борьбе за место в сборной Франции. Очевидно же, что мне ничего не светит, так зачем напрасно переживать.       Я выполняла все указания тренеров, совершенно не обращая внимания на других девушек, словно была здесь одна. О том, что, помимо них, придётся снова расстаться с Эриком, так и не выяснив, могло ли у нас с ним что-то получиться, я старалась не думать. Ни к чему это сейчас, может быть, потом о нём поплачу...       Вернув Патрику неиспользованные обоймы, я зачехлила винтовку, сложила в сумку остальное своё имущество и собралась уходить со стадиона, по-прежнему ни на кого вокруг не глядя. И неожиданно обнаружила рядом с собой Жюлию Симон. Видимо, я так усердно изображала из себя слепую, а она подошла так стремительно, что мы чудом избежали болезненного столкновения друг с другом.       — Вик.       — Жюлия? — я вопросительно уставилась на неё.       По гримасам на её лице сложно было судить о её намерениях: она вроде бы хмурилась, при этом пытаясь улыбнуться.       — Вик, извини меня, — наконец выдала Жюлия. — Правда, извини.       —Э... за что?       Но мой вопрос просто повис в воздухе, оставшись без ответа. Жюлия исчезла так же внезапно, как и появилась.       «Что за?..» — тут же прозвучало у меня в голове. На этот вопрос, однако, тоже никто не ответил, и мне ничего не оставалось, как тащиться к Симону на обещанный серьёзный, мать его за ногу, разговор.       На пороге домика Симона внутри у меня всё-таки что-то дрогнуло. Да и странный диалог с Жюлией несколько выбил из колеи, поэтому постучалась я тихо и нерешительно. Суровое «Войдите!» из-за двери тоже не предвещало ничего хорошего.       — Доброе утро, — мне всё же не пришлось притворяться приветливой. Я всегда искренне рада была видеть Симона, невзирая ни на какие внешние обстоятельства.       — Доброе утро, малыш! Проходи, — кажется, он тоже был рад мне, во всяком случае, судя по улыбке.       Я, вопреки его предложению, остановилась у входа и привалилась спиной к дверному косяку.       — О чём таком серьёзном ты хотел поговорить?       Он удивлённо взглянул на моё наверняка чересчур мрачное лицо.       — Вик, что с тобой? — Симон подошёл ко мне, взял мои ладони в свои и ободряюще пожал их. — Разговор не такой уж страшный, наоборот, надеюсь, что приятный.       — Приятный? — я недоверчиво взглянула на него.       — Я надеюсь на это, — повторил он мягко и как будто взволнованно.       — Так что же... что ты... ты хотел мне сказать? — я отчего-то начинала злиться на его ласковый тон и затянувшуюся неопределённость.       — Хотел сказать, что ты теперь в нашей команде и летишь с нами во Францию. Точнее, добираться...       — Я — что?! —выкрикнула я шёпотом, не поверив своим ушам и вцепляясь изо всех сил в руки Симона.       Он поморщился от боли и терпеливо повторил:       — Ты летишь с нами, малыш. Теперь ты в команде.       Я пронзительно взвизгнула и повисла у Симона на шее.       — Малыш, спокойно, задушишь же, — прокряхтел он, но обнял меня, легонько похлопывая по спине.       Пробубнив нечто невнятное, я вняла его мольбам и немного ослабила хватку, а потом вдруг разрыдалась в голос прямо у него на плече. Как будто в душе прорвало плотину, и все сдерживаемые всё это время эмоции неумолимо хлынули наружу потоком слёз. Рыдания буквально сотрясали меня, я не в силах была остановить их, даже понимая, что наверняка напугала Симона столь бурной реакцией.       — Вик, малыш, хорошая моя... Ну, что ты? Всё в порядке, всё хорошо, — убаюкиваще бормотал Симон, — успокойся, пожалуйста. А то я сейчас тоже разревусь, — пригрозил он, конечно, не всерьёз.       Я, хлюпая носом, промычала в знак того, что, мол, сейчас перестану, но слёзы продолжали литься сами собой, несмотря на все увещевания Симона и мои собственные попытки перестать плакать.                     Наконец успокоившись, умывшись и тщательно вытерев все сопли, я вышла на улицу. Мне было глубоко наплевать на то, что кто-нибудь может увидеть меня зарёванной, с красными глазами и распухшим от слёз лицом. На душе было спокойно и светло, как после летней грозы. На облачном небе появились ярко-голубые прорехи, сквозь которые смело пробивались солнечные лучи. Свежий ветер, дразня, трепал мои волосы, а я чувствовала себя невозможно счастливой.       Завтра я лечу во Францию!