Антитеза

      Куда ему было пойти, не желая идти никуда, спросил сам себя Фран когда последняя дверь закрылась, оставив его наедине с бескрайней пустошью. Где здесь было… Хоть что-то? Куда стоило пойти, чтобы найти укрытие, а не банду местных с сомнительными намерениями?       В Центре действовали строгие, точные установки — пойди туда, сделай то, именно так и никак иначе. Они ограничивали, подобно стенам клетки, но направляли. Здесь же все подчинялось другим законам. И Франа в них никто не посвятил. А дождь все набирал обороты…       Пришлось слепо отправиться вперёд в надежде найти хоть что-то. План был настолько же простой, насколько и бессмысленный, но другого Фран, не имея карты, придумать не смог, как ни старался те несколько минут, что еще жался к стене и всматривался в серое небо и такие же просторы. В Центре говорили, что чем дальше в пустошь, тем свирепее ее обитатели. У стен концентрация выжигающего пламени была все же меньше, чем среди голых холмов, спасибо куполу. Но Центр сделал все, чтобы избавить себя от набегов оборванцев, и первым делом снёс руины вокруг. Пустошь здесь представляла собой голое поле. Не лучшее место, чтобы переждать дождь.       Впрочем, и идти по нему оказалось непросто. Грязь раскисла так, что Фран быстро в ней завяз. Да еще и рюкзак потянул к земле настолько, что юноше пришлось схватиться за его лямки и согнуться, чтобы не опрокинуться на спину, как черепахе.       Мышцы, не привыкшие к подобным переходам, заныли уже минут через десять попыток выплыть из болота. Нос и щеки покраснели от холода, глаза начали слезиться. И ни деревца не было в поле видимости, ни холмика… Вот и плетись черт знает сколько, пока не доберешься до хоть какого-либо укрытия. Если в нем ещё удастся укрыться. Фран не любил ПКНВ, но даже он знал, что за годы существования шоу руины городов освоили группировки изгнанников. И вряд ли они согласятся принять на постой мальчишку с туго набитым рюкзаком. Вернее, согласятся, но оберут до нитки едва он спиной к ним повернется.       А было ли в пустоши вообще безопасное место? Может, группировки уже давным-давно поделили территории друг между другом и направление не имело значения? Зная удачу Франа, если это так, он забредет в логово самой лютой.       На попытки выбраться из грязи хоть куда-нибудь юноша потратил с полтора часа. Сказать точнее он не мог: полагаться приходилось только на ощущения, а они вполне могли сбоить. Да ещё и небо так плотно застилали облака, что не видно было и лучика Солнца. Или, может, краешка Луны? Так или иначе, пустошь все же подбросила Франу послабление — он вышел на что-то относительно ровное, да ещё и не раскисшее, похожее на побитый жизнью асфальт. Впрочем, юноша и эту поблажку от пустоши принял с облегченным выдохом. Зона пустоты закончилась, дальше Центр не лез. Шансы Франа найти крышу над головой увеличились. От этой мысли даже идти стало легче, несмотря на то, что ноги словно свинцом налились. Смутная, нечеткая, но надежда чуть согрела продрогшее тело. Юноша позволил себе зацепить за нее.       Хотя, может, лучше бы ему было ни о чем не думать и просто идти. Потому что вслед за одной надеждой пришла другая, ещё более нелепая: а вдруг это все сон? Один длинный неприятный сон, после которого он проснется уставшим и весь день будет бороться с сонливостью кофе и энергетиками? Как было бы приятно. Но о таком не стоило и думать. Фран напомнил себе об этом, сосредоточившись на ощущении тяжести в ногах, на боли в плечах и на горящем от холода лице. Это был кошмар, да, но не сон.       Думать о таком в карцере давалось легче. Там были стены и крыша, а еще относительная безопасность. Там его били, там над ним смеялись, когда он пытался отстоять себя остротами, но ему не нужно было думать, куда пойти так, чтобы не сгинуть в первые же часы. Там Фран чувствовал себя до невозможного разумным. А что осталось с ним сейчас? Только слабая, словно тлеющий уголёк, вера в то, что понятие «жить долго» для него ещё возможно.       Но чем больше юноша шел, тем сильнее прогорали угольки, оставляя черный пепел осознания и дымные нотки принятия. Не бывало долго в ПКНВ. Ну, только если это не смерть.       Остатки дороги петляли, пока наконец не вывели Франа к тому, что когда-то, наверное, было городом. Вдоль асфальтового крошева к небу потянулись руины зданий: осевшие под собственной тяжестью, согнутые временем, больше похожие на горы бетона и ржавых арматур. Заночевать в таких значило сыграть с жизнью в рулетку на то, обрушится потолок на голову к утру или нет. Но, сказать по правде, Фран понимал: еще немного, и даже уголок в одном из таких зданий покажется ему Раем. Сил почти не осталось. Дыхание сбилось так, что каждый новый вдох словно заполнял лёгкие искрами. Казалось, еще немного, и он упадет в грязь да там и останется. Глупо, но теперь не смешно.       Фран считал веру во всевышнего глупостью. Едва ли кто-то мог так долго наблюдать за падением своего творения. Но в момент, когда из-за пелены дождя наконец показалось хоть насколько-то целое здание, он готов был возблагодарить Бога за эту удачу.       Не то чтобы здание оказалось таким уж хорошим: от него осталось только два этажа, а все остальное легло рядом грудой бетона. К тому же, первый этаж подтопило дождем — не критично, но достаточно, чтобы Франу пришлось подняться. Однако на лестничной клетке второго оказалось сухо, так ещё и вид на проход с нее открывался неплохой. И на квартиры тоже, потому что дверей в дверных проемах не осталось. Как и вещей за ними.       Только в одной из четырех квартир нашлось хоть что-то — куча тряпок,почти истлевшие, сползшие на пол обои и остов дивана. Видно, дом этот давно и не раз посетили мародеры. Фран, собственно, мало чем от них отличался: только тем, что ему не осталось ничего. Ну и к черту. Единственное, что юноше нужно было от этого здания — крыша над головой, без остального он мог пока пережить.       Следующей целью стал розжиг костра. Но тут обнаружилась проблема: в Центре костры разводить не учили. Разве что на курсах выживания для исследователей, решившихся отправиться в пустошь, но туда ещё нужно было попасть, к чему Фран никогда особо не стремился. Да и зачем такому учиться? Нажал одну кнопку — вот тебе обогрев. Нажал другую — вот и печь. Нажал третью — высохла одежда. В пустоши же все это нужно было совместить в одном костерке, да ещё и разведенном из черт пойми чего собственными руками.       На это простое с виду занятие Фран потратил неприлично много времени. В Центре он бы бросил бесплотные попытки уже минуте на третьей и пошел заниматься чем-то приятнее, но здесь ему было холодно и хотелось есть. Поэтому он притащил к месту ночлега последнее, что осталось в доме, и попытался разжечь это с помощью зажигалки. И… Ничего у него не получилось. Что тряпки, что обои вымокли в открытой всем ветрам квартире насквозь и отказывались заниматься огнем, как бы упрямо Фран ни держал рядом с ними огонек зажигалки.       С каждой минутой на пробирающем до костей холоде, с каждой новой неудачей в душе у юноши все больше поднималась волна горечи. В допросной Франу казалось, что он смирился с судьбой, принял ее как данность, изжил гнев на несправедливый мир, растоптал страх перед грядущим. Но здесь и сейчас, у никак не желающего загораться подобия костра, в разуме его колючкой засела мысль — а если бы ложного обвинения не было? О, он бы сейчас сидел на диване в гостиной своей квартирки, в тепле и уюте. На фоне гудел бы телевизор который он включил только ради фона, а сам Фран читал бы учебник по теории архитектуры. На подлокотнике стояла бы миска с хлопьями и кружка с концентратом, повторяющим вкус чая. Не было бы в его жизни никаких тревог, кроме грядущего экзамена по молекулярной физике на архитектурном факультете, а новый день обещал бы знакомую рутину.       Но все это у него отобрали вместе с безопасным завтра. И вместо того, чтобы ждать экзамена и думать о новой рабочей смене, он копался в рюкзаке, пытаясь придумать, что ещё можно пустить на розжиг. Сидя при этом на продуваемой сквозняками лестничной клетке давно заброшенного дома, из последних сил давя в себе желание закричать и швырнуть все неспособные помочь ему вещи в стену на пару со снедающими душу сомнениями.       Нет, не хватало только пустого всплеска эмоций. Не было ничего хуже в критической ситуации, чем поддаться низким чувствам. Толку от них выходило мало, а вот проблем — с горкой. Нужно было продолжать убеждать себя в этом.       Словно поняв, что он на грани, мироздание все же подбросило Франу ответ на все вопросы. Что забавно, в виде Библии, выпавшей юноше прямо в руки, когда он в очередной раз принялся обшаривать карманы рюкзака. Маленькая книжица с черной обложкой, на которой был выдавлен крест. Ничего особенного, такая в Центре была почти у каждого.       Это была сухая бумага. Усмешка дернула уголки губ Франа. Господь всегда поможет, да? Очевидно, сейчас — да.       Фран обожал книги. Ещё бабушка учила его, что с ними нужно обращаться бережно: листать аккуратно, не мять, не рвать, не топтать. Каждые выходные, пока бабушка была жива, они ходили в библиотеку или даже в книжный магазин, где можно было посмотреть на книжные новинки и, может быть, даже купить парочку из них, если денег хватит. Родители считали это глупостью. Каждую книгу в Центре быстро оцифровывали и чтобы прочитать ее достаточно было перейти в архив, доступ к которому имелся на любом компьютере или планшете. Однако бабушка только качала головой и снова и снова водила Франа с собой в библиотеку. В том и была ценность книг — в их материальности.       Но здесь и сейчас от бумаги толку было больше, чем от написанного на ней. Да и Библию Фран никогда не считал интересным чтивом.       Словно завороженный, он открыл книгу на первом попавшемся развороте. Не стал даже пробегать взглядом по тексту и сразу ухватился за чисто-белый, мелко исписанный лист. Попробовал потянуть… Бумага захрустела, и пальцы юноши дрогнули. Фран на мгновение прикрыл глаза. Казалось бы, всё было очевидно. Что лучше: мерзнуть в мокрой одежде голодным или греться сытым, пусть и пожертвовав ради этого парочкой листов из книги? Но бабушка учила его не этому. До самой смерти она чтила ценность книг и учила тому же Франа. Ах, знала бы она, к чему придет его тихая жизнь…       Задержав дыхание, Фран отбросил сомнения и дёрнул лист снова, на этот раз сильнее и резче. Треск бумаги отозвался дрожью в теле. Вот оно, его спасение. С виду такое обычное, знакомое, но получившее новый смысл. Взгляд юноши скользнул по строчкам текста. К горлу подкатил ком, но в груди расплылось тепло. Вместе с этим листом он словно оторвал ту часть себя, что ещё жила в Центре. Центре, в который ему было не вернуться.       Осознание сошло на юношу волной: вся эта бережливость, забота о чем-то столь неважном больше не имела смысла. Это был удел Центра, не внешнего мира. Здесь давали выбор попроще: либо вещи, либо ты. Либо никогда не любимая Библия, либо жизнь, которая, вообще-то, все ещё была дорога.       Дом остался позади, а Фран нуждался в тепле и еде. У него не было права на сожаления о чем-то настолько пустом. Чем больше юноша об этом думал, тем проще ему давалось рвать книгу в клочья. Шуршание и треск наполнили душу удовлетворением, от которого пальцы дрогнули лишь сильнее, а челюсти сжались до боли. Юноша настолько погрузился в это чувство, что вырвал куда больше нужного. Осознание этого пришло к нему только когда он сложил смятые листы поверх тряпок и раскисших обоев. Выдохнув, Фран закрыл изорванную книгу и передёрнул плечами. Холодок скользнул по его спине. И это был даже не сквозняк.       До чего сделанное было мелочным, но что-то в себе Фран точно сломал. А может, открыл, вытащив из-под маски порядочного мальчика из Центра? В любом случае, это ощущалось настолько же мерзко, насколько и приятно. Хотелось ещё. Больше, сильнее, яростнее. Пока от него не останется ничего прежнего.       Пальцы юноши дрогнули, когда он ещё раз щёлкнул зажигалкой, но это стоило того: огонь наконец перекинулся на бумагу, вмиг поглотив ее. Обоев и тряпок это так и не коснулось, однако книжных листов хватило для уверенного костерка, который даже смог чуть согреть его озябшие руки. Жаль только, что прогорят они быстро. Нужно было найти ещё что-то для растопки.       Сморщившись от пронзившей ноги боли, Фран поднялся и прошел в ту квартиру, из которой вынес прошлое добро, где в одной из комнат еще остались обои. Их юноша и содрал. Повторять ошибку не стал и в огонь сразу не кинул, а вместо этого разложил неровные, почти превратившиеся в кашу кусочки у костра. Он был не таким уж сильным и не так хорошо грел, но и этого должно было хватить для просушки. Может, через часик у него окажется сносное топливо на всю долгую ночь…       Однако, если Фран хотел эту ночь пережить, стоило подумать и о месте для сна. Потому что, какой бы уютной ни была лестничная площадка по сравнению с пустошью, сон на ней грозил как минимум простудой, а как максимум — застуженными почками. Возблагодари Верховный Совет организаторов ПКНВ, они были все же не настолько садистами и спальный мешок оказался сносным: увесистым, плотным и, кажется, даже непромокаемым. Самое то для пустоши. Фран раскатал его по полу рядом с костром. Наверное, даже ближе, чем стоило бы, но это его уже не волновало. Здесь и сейчас юноше больше всего хотелось забраться в спальник и наконец заснуть часов так на десять. А может и на целый день. И только урчание в желудке удержало его от манящей идеи провести ближайшее время в блаженном забытье.       Жаль только, что обои так и не просохли, а костер не разгорелся. Тепло он давал, конечно, но недостаточно, чтобы разогреть консервы или, упаси Президент, сварить сухпаек. Пришлось Франу снова закопаться в рюкзак в поисках чего попроще.       Удача все же подарила ему тень улыбки — среди консерв с супами и мясом обнаружились персики. Редкая щедрость для Центра. Места под куполом было немного, выращивать что-то удавалось только на небольшом клочке земли, поэтому настоящие и не сушеные фрукты и овощи, пусть и в консервированном виде, жителям города есть доводилось редко. Фран вот, например, в последний раз ел персики, когда отец ограбил кассу банка, в котором работал, чтобы выплатить кредиты, а на оставшиеся деньги на черном рынке купил ему и маме всякого, начиная одеждой и заканчивая лакомствами.       Те персики были самыми сладкими в его жизни. И самыми горькими тоже.       Качнув головой, чтобы отбросить непрошенные воспоминания, Фран покрутил банку, пытаясь понять, как ее открыть. Крючка не было. И открывашку ему никто не дал. Это могло бы стать проблемой… Не будь у Франа ножей. Один из них — боевой, — он и вытащил из ножен. Не то чтобы тот сильно походил на открывашку что размером, что весом, но как будто другой выбор был.       Поставив банку поближе к костру, чтобы его свет разогнал полумрак, Фран навис над ней и качнул ножом. Примерился. Признаться, вся эта затея выглядела сомнительно. Больше всего юноша опасался случайно попасть лезвием не по крышке, а по своим пальцам. Но есть хотелось так, что здравому смыслу пришлось отступить. Фран прицелился — и ударил. Вышло слишком слабо. Руки его все же слишком дрожали от холода. Фран прикрыл глаза. Выдохнул. Досчитал до десяти. Ударил ещё раз. Представил на месте банки бойца Корпуса, подкинувшего ему наркотики при проверке документов: его холеное лицо, так и светящееся в предвкушении большого куша, серебряную нашивку на груди, грубые руки, скрутившие прямо посреди улицы. Следующие удары вышли настолько сильными, что юноша на мгновение задумался, не сломается ли лезвие от такого напора.       К его счастью, сдалась крышка, а не нож. Фран поудобнее перехватил рукоять и повел лезвием в сторону. Металл заскрежетал, банка смялась, но крышка поддалась и срезалась до половины. Сок плеснулся на пол и на пальцы Франа, но юноша почти не обратил на это внимания. Вот он, его ужин. Добытый гораздо большими усилиями, чем обычно для этого требовалось.       Подцепив лезвием персик, Фран отправил его в рот целиком, даже не попытавшись откусить кусок поменьше. И пусть прожевать оказалось тяжело, но вкус того стоил. Сладкий и лёгкий, он осел на языке, заставив юношу выдохнуть и схватиться за следующий персик. А потом за ещё один. И так до тех пор, пока в банке не осталось ничего, даже сиропа.       Сытости это почти не принесло, но Фран счёл, что на ночь ему и этого хватит. Тем более, что костер стал гореть ровнее, потому что обои и тряпки под листами Библии наконец просохли. Лестничную клетку окутал дым, но сквозняк утянул его в квартиры. И все же он выбрал неплохое место.       За окном вновь зашуршал дождь, треск костра стал сильнее, убаюкивая, обещая тепло и безопасность. Фран не стал с собой бороться, скинул мокрую куртку, снял грязные ботинки и залез в спальник. Тепло окутало его, словно кокон. Или как объятия бабушки.       Остаток сладости персиков развеяла горечь, от которой юношу замутило.       Фран смирился со своей судьбой. Он никогда не был особо эмоциональным и предпочитал все переживать в себе. Фран принял произошедшее. По крайней мере, думал так. Но все же он был подростком, жизнь которого растоптали за продвижение по службе или закрытие очередного спорного дела. Центр был его домом. Он ненавидел его серость и однообразность, но не представлял себе другого. Там была его жизнь. Не в пустоши, где за каждым поворотом могла ждать смерть.       Фран держался весь день. Даже слишком долго. Едва голова его коснулась подушки, как мысли стиснули разум подобно острым когтям. И на этот раз юноша не смог сбежать от них. Злые слезы подступили к глазам, покатились по красным, все ещё холодным щекам. Фран не позволил себе закричать, как ни саднило горло от желания завопить о ненависти к этому несправедливому миру так, чтобы его услышали даже за стенами, только стиснул зубы и остановил взгляд на пляске теней на серой стене.       До чего же это было жалко. Как он ненавидел такие проявления эмоций — спонтанные, совершенно бесполезные. Но отказаться от них оказалось не так просто, как хотелось. Уж слишком много всего произошло за день, чтобы и дальше сдерживать разрастающийся ком.       И только сон позволил Франу наконец забыться. Жаль только, что пришел он через мучительные полчаса размышлений.

***

      Проснуться оказалось настолько же сложно, как и улечься.       В первые пару мгновений, нежась в тепле спальника, словно в своей кровати, Фран подумал, что вчерашний день и в самом деле ему приснился. Что после очередной смены в баре, проведенной на ногах, и недели сна часа по четыре мозг решил послать ему кошмар. А потом нос защекотал запах костра, в животе заныло от голода — и кошмар снова обратился реальностью.       Сколько времени он проспал юноша не смог бы сказать даже при очень большом желании. Дождь прекратился, но на лестничной площадке так и остался клубиться по углам полумрак. В маленьком окошке, напротив которого он и расположился, Франу едва удалось разглядеть подобие света, — не то Солнца, не то Луны, — нашедшего путь через так и не поредевшие тучи. И как тут поймешь, день на улице или ночь? А имело ли это вообще значение, раз уж ему не нужно было ни в колледж, ни на работу, ни даже в допросную?       Со вздохом юноша выполз из спальника и осмотрелся. Что ж, куртка его высохла. Это была единственная хорошая новость, в остальном Фран остался при том, с чего начинал вчера: костер прогорел, оставив после себя разве что кострище, из материалов для розжига остались только просохшие обои, а в квартирах за ночь не появилось ничего нового. От мысли о том, что очередной день наступил и его нужно было прожить так же, как и вчерашний, юноше захотелось вернуться в спальник и закрыть себя там. Вместо этого он упрямо потянулся и провел ладонью по волосам. Как и обычно, за ночь они порядком растрепались. Нужно было расчесаться. И почистить зубы. А ещё умыть лицо. Но чем? Воды для всего этого было слишком мало. И дождевую собирать казалось сомнительным решением. В Центре воду из пустоши очищал купол, и явно неспроста. А ещё… Была ли у него вообще расческа? А зубная щетка и паста?       Фран попытался подняться, чтобы выяснить это — и не смог. Все тело словно одеревенело, и каждое движение причиняло адскую боль. Особенно — ногами. Зато после сна мысли о несправедливости мира наконец отступили, стали несущественными, как копоть, оставшаяся на потолке после костра. У него имелись проблемы понасущнее, вчерашние стали неактуальны. Здесь и сейчас нужно было смотреть в будущее, вопреки привычкам. И для начала привести себя в порядок.       Для этого пришлось все же подняться, переборов дрожь в ногах. Лучше не стало. Сделать шаг Фран смог только через несколько мучительных мгновений поиска баланса. Мучительных потому, что руки тоже болели, а спина не разгибалась, как бы юноша ни пытался. Его тело было солидарно с разумом — не готово к жизни в пустоши.       Фран ещё раз оглядел лестничную клетку. Похоже, на ближайшее время она станет его убежищем, поэтому стоило обустроиться на ней получше. Идти по пустоши так, едва разгибаясь, было чистой воды самоубийством.       Юноша доказал это себе вновь, когда остановился у кострища и попытался присесть, чтобы поднять куртку и зажигалку, и чуть не шлепнулся на пол. Пришлось выпрямиться. Но Франа так просто было не взять. Он попытался ещё несколько раз, пока наконец не уселся на колени, и только тогда смиренно решил, что штаны и так грязные, а ползком в его положении передвигаться было удобнее. Зато он добрался до куртки. И даже смог накинуть ее на себя, несмотря на боль в плечах.       И так бы Фран и остался здесь, наслаждаясь прелестями переутомления и пытаясь собраться с силами. Может, разжёг бы ещё один костер или даже вскрыл банку с каким-нибудь супом. Но откуда-то с улицы донеслись голоса. Юноша замер и даже дыхание задержал. Прислушался в надежде, что ему послышалось. Однако сегодня удача, похоже, решила и вовсе не смотреть на него, потому что голоса не только повторились, но и стали громче.       Фран вскочил с пола так, словно и не было вчерашней долгой дороги через пустошь и неловких попыток пройтись пару минут назад. Покачнулся разве что, когда поднял с пола рюкзак, но даже смог разогнуться. Едва ощущая собственные ноги, он рванул в единственное место, где мог укрыться — в ту квартиру, из которой выносил розжиг. Прихожую почти пролетел, ураганом ворвавшись в гостиную, и шумно выдохнул, когда ещё раз увидел остов дивана, обтянутый не до конца истлевшей тканью и почти слившийся со стеной. За ним Фран и спрятался, запихав рюкзак поглубже и прикрыв его собой. И, едва попытавшись выровнять дыхание, прислушался.       Конечно, неизвестные не прошли единственное уцелевшее здание на всю округу. Их топот эхо сделало только громче. Как и голоса — грубые, раздраженные и дающие понять, что эти путники однозначно не друзей искали. Фран мысленно чертыхнулся, сильнее вжался в диван и вытянул нож-бабочку. Хотелось верить, что его убежище обойдут стороной… Но это же был он. И его удача.       Она не подвела.       — Ранка, зырь, че здесь!       Незваные гости, очевидно, поднялись на второй этаж. Ну почему они не могли пройти мимо?       — Бля, да ты смотри. Совсем новый. И кострище свежее, — ответил второй мужчина, заставив Франа стиснуть пальцы на рукояти ножа. Черт, он забыл там спальник! — Тут точно кто-то был! И совсем недавно. Пошарьте. Если найдете — валите. Жрать охота.       Сердце Франа забилось так, что стало больно в груди. Судя по голосам, на лестничной клетке собралось человек пять, не меньше. И что ему было с ними делать? Да ни в жизнь он не справится с пятью бродягами! Тут как ни старайся, не поможет ни нож, ни усердие. Его точно найдут. Рано или поздно. И что тогда? Фран знал — его убьют. Захотелось выругаться. Он знал, что так будет. Но не так же скоро. Не так. Нет, никогда вовсе! Он не хотел умирать!       Сознание, лихорадочно ищущее путь к спасение, выдало только одну идею — безумную, едва ли способную помочь, но единственную. Медленно, силясь не шуметь, Фран открыл передний карман рюкзака и вытащил кольцо. Сжал его, пытаясь почувствовать… Хоть что-то. Он еще не пробудил пламя. Его сила не будет стабильной, если вообще проявится, что случалось далеко не со всеми. Но сейчас только пробуждение кольца могло спасти его. И Фран надел его.       Кольцо оказалось тяжелым и куда более холодным, чем стоило ожидать. Фран попробовал воззвать к пламени… Ничего не произошло. Юноша попытался снова, а затем снова, но так ничего и не добился. Страх стиснул горло, дрожь забила ладони. Что-то должно было произойти. Не могло все кончится так. Фран хотел жить. Даже в карцере, даже в допросной, даже когда думал, что проще было бы умереть.       Шаги стали совсем близкими. Некто зашёл в прихожую квартиры. Двигался он грузно, громко топая и часто шмыгая носом, словно животное. Фран покрепче сжал нож. Если его найдут, он не отобьется, но раз так, то юноша хотел хотя бы захватить одного из незваных гостей с собой.       Все произошедшее после для Франа слилось в череду вспышек, похожих на кадры в диафильме. Вот он приготовился выскочить из-за дивана и встретить врага достойно, а вот с лестничной клетки донёсся ещё один голос:       — И-ши-ши, а кто это тут у нас? Группа оборванцев? Как же вам не повезло, бродяжки.       Фран сжался так сильно, как только мог, и все же позволил себе надломленное «твою мать». Кажется, на группку бродяг наткнулся настоящий хищник. Настолько нахально вести себя перед пятью однозначно вооруженными людьми мог только тот, кто был их сильнее.       — Вот блять! Потрошитель! — подтвердил его догадку возглас кого-то на лестничной клетке.       Тот бродяга, что уже зашёл в квартиру, кинулся обратно к напарникам, но вряд ли он мог чем-то им помочь. Новый гость дома посреди нигде только рассмеялся.       — Я смотрю, у вас и припасы есть, а? И нашивок нет, ай да красота! А давайте сыграем в игру! Она называется «салочки с Принцем». Так уж и быть, я дам вам фору.       Фран на мгновение задержал дыхание. Он чертовски попал. Нужно было бежать. И как можно скорее, пока неизвестный Потрошитель ещё не прознал про него. Благо, сейчас у того были дела поважнее.       — Я считаю до трех, а вы бежите. Как только прозвучит «три», я начну игру. Готовы? Ши-ши-ши, раз.       Фран услышал громкий топот, сопровождающийся отборными матами.       — Два.       Осознание пришло почти мгновенно — они только спустились на первый этаж. Уже не успеют.       — Три!       Эхо разнесло крики бродяг по всему зданию. Им вторил смех до того безумный, что Франа затрясло. Он слышал все. Каждый удар, каждый булькающий стон, каждый шлепок падающего тела. Проклинал этот чертов дом и эхо, но слушал, не в силах даже закрыть уши.       Крики затихли быстро. Слишком быстро. Фран едва успел подняться на ноги, чтобы попытаться отыскать путь к спасению. В наступившей тишине юноша услышал шаги — лёгкие и неспешные, насмешливые, становящиеся все ближе.       Фран покрепче сжал лямки рюкзака и посмотрел на окно. Надо было убираться. Пусть даже там будет сама бездна или груда бетонных обломков.       Подвела жадность. Едва Фран шагнул к окну, пытаясь держать равновесие на нетвердых ногах, как в рюкзаке зазвенели банки. И этот скрежещущий звук эхо тоже разнесло по зданию.       Фран замер.       — Твою ма… — сорвалось с его поджавшихся губ.       С лестничной клетки донёсся перестук шагов. Чертыхнувшись ещё раз, Фран рванул к окну так быстро, как только мог.       Сбежать все равно не сумел. Потрошитель настиг его так же, как хищники настигали добычу. Хотя почему как? Они и были хищником и добычей.       Фран едва потянулся к окну, когда в ногу его вонзилось что-то острое. На полном ходу юноша шлепнулся на пол и чуть не расшиб лоб о стену. Это была меньшая из его проблем, определенно.       — Еще один бродяжка? И-ши-ши, какой же у Принца сегодня хороший улов!       Шумно глотая пахнущий гарью воздух, Фран неловко повернулся, попытавшись принять боевую позу. Тень легла на него. Все, что в тот момент зацепило внимание Франа — длинная челка, закрывающая глаза мужчины перед ним. Волосы у него были светлыми, словно луч Солнца… Последний луч Солнца в жизни Франа.       Вместо того, чтобы молить о пощаде, юноша сжал покрепче нож-бабочку. Фран не собирался сдаваться. Он, черт возьми, хотел жить! И собирался сделать все, чтобы выгрызть себе шанс на ещё один день, пусть и под небом неприветливой пустоши.       Воспоминания о доме и семье, оставленной в прошлом, растворились в приливе ярости, призвавшем устроить тут Ад.