Вкус твоего безумия

      Окллюминеция — надежная защита собственного разума, воспоминаний и ментального здоровья, которая при должной сноровке способна подавлять эмоции и внешне заменять их на маску безразличия. Северус ни разу не пожалел, что изучил и продолжал изучать её. Особенно сегодня.       Не впасть в отчаяние или ужас при виде мальчишки Поттера, сбежавшего и пропавшего между прочем, едва ли не под руку идущего с самим Темным Лордом, не было верхом его сил, но всё же на грани. Если Гарри здесь, то и про крестраж Волондеморт скорее всего догадается или уже знал, вопрос времени — не иначе. Но что поражало не меньше, так это вскрывшийся факт — Поттер выманил Темного Лорда на живца и, судя по странной связи с Долоховым, уже не раз. Чего стоило прятать этого несносного ребёнка от опасности, если тот сам ломится в самое пекло и в руки врага? И почему от него фонит темной магией? Судя по всему, годы исчезновения не прошли даром. — Поправь меня, если я не прав, — Люциус чуть склоняется в сторону профессора, но не отводит напряжённый взгляд от разворачивающейся картины: Белла и Гарри едва ли не с пеной у рта готовы порвать друг другу глотки, и катализатором балагана выступает сам Темный Лорд, — Поттер не просто нашёлся, а сам вышел на Милорда, а перед этим подрался с Беллой? — Похитил. Но я бы на его месте поступил бы также. Целеустремлённый, но безбашенный, правда, шкет, — склонившись к тому же Снейпу, вставил свой кнат Долохов и сжал кисть мальчишки, когда тот намеривался подорваться с места. — Не вижу ничего хорошего в этом щенке, — прошипел Люциус, как только заметил на себе нахальный взгляд: с больничной палаты совершенно не изменился, что неимоверно раздражало. — Ты в курсе, что он вытворил перед своим исчезновением? — Тише, Милорд смотрит.       Как можно менее заметно Снейп отодвинулся вместе с другом за Долохова, который потерял к ним интерес, когда Гарри начала одолевать судорога, а Беллатриса, не замолкая, тараторила нечто себе на уме. Темный Лорд отошёл прочь от стола вместе со своей змеёй, пускай никто кроме Поттера не мог расшифровать в этом шипении ни слова, но Снейп догадывался, что разгорающийся конфликт между двумя безумцами является некой проверкой. Эксперимент — более подходящее определение, судя по цепляющему взгляду наливающихся кровью глаз. Позволить нарушить ход собрания? Нет, Темный Лорд ценит свою репутацию, а любого посигнувшего карает не медля. Даже если это всего лишь взгляд, жест или слово. Беллатриса — негласный фаворит, но даже этого едва хватает, чтобы избежать гнева Милорда. Что-то явно не так, но что именно? Снейп не мог дать сейчас ответ, поэтому продолжил наблюдать за развитием перепалки двух, по мнению как минимум трёх присутствующих, сумасшедших и... Помешанных на Темном Лорде. Последнее, пожалуй, тошно осознавать. Жутко. — Лично привёл, под руку. — Он не мог! — Гарри едва не расшиб тыльную сторону ладони, если бы под столом её во время не перехватил Антонин. — Я был с ним всё время!       Снейп чудом сдержал маску спокойствия от подобного заявления. Мальчишка не чувствовал ни границ, ни рамок дозволенного и уж тем более адекватного. Зелёные глаза, что так напоминали профессору о милой, ныне покойной Лили, сейчас пылали безумным ядовитым пламенем — ещё в Хогвартсе он порой замечал нездоровый блеск, но Поттер прятал его, скрывал от всеобщего обозрения, почти боялся раскрытия. Время прошло. Поттер изменился, сомнений не осталось. — А что, темница из памяти выпала, малыш Потти? Пока ты там прохлаждался, я... — Белла, не смей, — вмешался подошедший Темный Лорд и взглядом пригвоздил на место распаленную мстительным злорадством ведьму. — То ес-сть, ты меня з-сапер и пошёл «ис-следовать» тело той с-суки? — разобрать то, что так злобно выплюнул шипящими Гарри не представлялось возможным, но Милорда разгневали его слова, а значит мальчишка окончательно потерял контроль над собой, не говоря уже о ситуации. — С-салаз-сар из-сбавт меня от отч-шаенных мер… — на грани слышимости произнёс на змеином Лорд и впился взглядом в мальчишку: эффекта, ранее произведённого на разом замолкнувшую Беллу, не последовало. — Это не ответ! — Гарри подскочил со стула с громким хлопком: Долохов оставил попытки спасти смертника и как можно менее заметно отсел ближе к нему с Люциусом. — Ты с ней спал?!       Все замолкли от обвинительного тона и значения восклика Поттера — лица Снейпа и Люциуса потеряли всякие краски. Шары люмуса наколились под потолком, пока вовсе не взорвались вспышкой с режущим слух треском. — Довольно!       Стол отъехал с дребезжанием от голоса Темного Лорда вместе с парой стульев. Пожиратели напоминали каменные извояния, не решавшиеся в страхе пошевелиться. — Собрание переносится, а ты, — кисть мальчишки оказалась зажата в тот же миг: Северус готов был поклясться, что расслышал хруст. — Молча следуй за мной, Поттер.       Мальчишка вырывался, но резкий рывок на Темного Лорда и попытки прекратились с треском апарации. Растворились. Поттер не жилец после своих выходок. Одним лишь Круцио разговор для него не окончится. Пожиратели молча поднялись со своих мест. Северус до побеления костяшек сжимал проклятую маску и следовал за Люциусом, не разбирая дороги. В голове оглушающе стоял тот хруст, шипение и крики Гарри. — Поттер совсем от рук отбился. Заявиться к Темному Лорду? Сам, — зелёные пятна проступили на белом полотне аристократических черт лица Лорда Малфоя. — Белла спит с ним. А щенок ревнует его, значит он тоже... — Молчи, меня вырвет, — закрыв не щадящий его уши рот, Северус натянул маску и исчез в камине.       Подальше от проклятого поместья, обречённого мальчишки и чудовища под ложной личной молодого тела...

***

      От аппарации вкупе с закипавшей внутри Поттера злости желудок сжало до тошноты, веки — до цветных разводов, а челюсть стиснута до хруста. Безвольное тело по инерции потянуло вперёд, сказалась потеря опоры. В голове стоял шум, треск и взывавшие к нему голоса. Паника? Шрам вновь тянуло. Он нарушил правило? Жжёт, сильно жжёт...       Том развернул мальчишку и опалил его фигуру до алых вспышек в глубине взглядом, желая видеть перед собой кучку пепла вместо перекошенного смесью злости и боли лица. — Я пустил тебя на собрания, чтобы ты ничего не учудил взаперти. Дал жалкие заверения в послушание. А, по итогу, что сделал в первый же час? Осознаешь, что ты сделал? — едва не прошипел Том, встряхнув за худое плечо: найденная опора исчезла, и Гарри рухнул на колени перед забывшимся в тираде старшим магом.

Жалкое отродье, что ты сделал? Стой прямо, когда я с тобой говорю!

      Ноги не держали вес юноши, но, повинуясь внутренним установкам, Гарри поднялся. Том даже не заметил перемены в их положении, когда вновь обернулся к мальчишке. — Больше тебя там не будет...

Ноги твоей в моём доме больше не будет, проклятый щенок!

— Понял?       Гарри поднял затуманеный взгляд. Кошмар, сдерживаемый в черепной коробке, застыл на мгновение от холода тона: гнев поутих у старшего мага, но не сошёл на нет окончательно. — Ты не ответил, — просипел чужим голосом Гарри: мысленно он ещё находился за продолговатым столом в окружении Пожирателей, а не наедине в скромной гостиной, как ему показалось на первый взгляд.       Однако другой образ пытался затащить его обратно, в ещё не тронутую гостиную на Тисовой, прижать к стене с дурно подобранным обоями и выбить воздух из лёгких. Нет, нельзя вспоминать. Запрещено. — И не собираюсь, моя личная жизнь тебя некоим образом не касается. — В смысле? — вскинув голову, Гарри старался отыскать признаки фальши в его словах, что угодно лишь бы то означало, что его Реддл не связан с безумной ведьмой. — Томми! — В прямом. И не смей меня так называть. Первое время спускал тебе с рук фамильярное обращение. Это оказалось ошибкой. Верить тебе, к слову, тоже.       Огонёк надежды потух под колпаком правды — это не его Том. Никогда им не был. Дневник мог сказать правду. Всегда говорил. Написал бы как хочет встречи, узнать о прошедшем дне... Настоящему плевать на Гарри. Нет, он врет!       Ложь. И эта Белла тоже. Как ты можешь ей верить?       Ложь. Я тебя не трону, только послушай меня.       Шрам перестал жечь, но толку от того не больше, чем от затихшей судороги в конечностях. — Не слышу ответа, — расстёгивая манжеты на рукавах, Том стоял в пол оборота к мальчишке и смотрел на своё отражение в зеркале: вспышки гнева не идут ему на пользу, особенно ему образу. — Да... Я понял, — шаг, и шёпот в голове затих. — Понял, что ты конченный мудак.       Темные брови перекосило в миг треснувшем зеркале. Нельзя допускать потерю контроля вновь. Но мальчишка отступать не намерен — не остановили, значит его слышат. — Ты сам довёл меня до этого, писал, заверял найти осколки твоей драккловой души! — шаг, и Гарри предстал перед ним.       Темный Лорд не видел и толики ясности ума в речах Поттера, а значит те не стоили его времени. Пусть лопочет, что вздумается. Тратить минуты, а уж тем более часы на чужие истерики ещё большая глупость, чем впускать мальчишку на встречу — эксперимент провалился вместе с верой в пользу Поттера. Пора вернутся в кабинет и перевести новые данные в записи. Однако тонкие пальцы перехватили его запястье — Гарри не имел в ту минуту силы, позволившей ему развернуть старшего мага к себе, но от попытки не отказался. Раздражало это самоволие на грани с дерзостью. — Куда ты собрался? Я не закончил, Том! — когда сопротивление усилились, Гарри не заметил, как магия пронзила его пальцы, а чужой рукав начал тлеть. — Лжец! И дневник твой с чёртовыми осколками. Ты... Вы... Ты последний!       Грань давно стёрта.       Звонкая пощёчина оборвала поток оскорблений забывшегося в полубреду. Шрам, пылавший сильнее с каждым брошенный словом мальчишки, затерялся на фоне садящей щеки. Дрожащие пальцы замерли на проступившем алом пятне. — Как ты со мной разговариваешь, мальчишка?

Как ты со мной разговариваешь, щенок? Забылся? Совсем страх потерял от своих фокусов, дьявольское отродье? Так я напомню твоё место, выродок...

— Сделай милость, скройся с моих глаз, Поттер, — спина старшего мага расплывалась перед заплывшим взглядом: Том не терпел истерик, тем более порчу его вещей. — Вот как... — глухой смешок сорвался с дрожащих губ, пальцы стиснули дерево остролиста. — Хорошо, Реддл, я уйду. Но напоследок...       Том развернулся в дверях в тот момент, когда острие чужой палочки блеснуло перед глазами. — Депульсо! — дверь захлопнулась перед носом старшего мага. — Конфринго максима!       Дверь вспыхнула огнём с громким взрывом бьющегося стекла и лопнувших деревянных вставок. Гарри понимал, что дуэль с Темным Лордом бесполезна. Часть чужой души в его теле не даст смертельно навредить своему хозяину, а Реддл ныне не настолько поглощен гневом и безумием, чтобы уничтожить свой крестраж. Но кто сказал, что Поттер смиренно подставит вторую щёку? Обида вместе со словами покойного дяди Вернона выжигали тело изнутри, так почему бы не поделиться с драккловым поместьем огоньком? А ведь Том привёл его к черному выходу, Гарри осмотрелся внимательней, ранее такие использовали домовики — прислуга! Гостей и дорогих для хозяина поместья людей не допускали в такие места в знак уважения. А миссис Блэк ещё считала, что не расскажет навязанному внуку ничего нового.       Смех вырывался с языками пламени — кровавые глаза уставились на бьющегося в истерике мальчишку. Слёзы мешались с грязью и кровью: осколки от взрыва разодрали и без того пострадавшую кожу лица.       Пора заканчивать прощание. — Всё могло быть иначе, Томми...       Взорвав половицы перед носками кед, Гарри скрылся за дверью до того, как луч ступефая достиг его. Пара минут пробежки под возгласы Реддла, и аппарационный барьер остался за спиной вместе с, к сожалению, затухавшим под чужой магией пожаром. — Сириус будет рад моему возвращению, — улыбка и влажные дорожки перекосили юное лицо за миг до щелчка аппарации.

***

— Жалкое отродье, что ты сделал? Стой прямо, когда я с тобой говорю!       Круги перед глазами сошлись в единую, безобразную фигуру дяди Вернона. Захотелось вновь видеть лишь пугающую темноту или болезненную муть. Всяко лучше искажённой отвращением гримасы.       Гарри допустил всего одну — лишь одну оплошность! — старая ваза, которая теперь покоилась в руках расстроенной тетушки, треснула от вспышки магии при упоминания в газете Турнира и его дисквалификации как победителя. Все участники получили раны, один даже едва совместимые с жизнью от выброса энергии Поттера и то, только от близости парня к проклятому кубку. Если уж его и подставил этот Крауч, то ударить в грязь лицом и проиграть слащавому пуффендуйцу у финишной прямой, тем более после позорного исчезновения с испытания на озере — Драко так и не ответил ни на одно его письмо, хотя в больничном крыле и принял извинения, — Гарри не мог. Гордость не позволяла.       Случай же с Малфоем заставил Поттера задуматься, а страх в серых глазах на больничной койке только укоренил намерения отказаться от тайного собеседника. Дневник отложен и спрятан в дорожной сумке с объявленным бойкотом за сговор с другим крестражем и саботаж в воде. Гарри прекрасно понимал, что на его положение в обществе это решение не повлияет ровным счётом никак, но поспособствует основой для письма с извинениями и просьбами встречи к Драко, и частично с помощью в этом Блейза. Своё имя и, пусть и ненавистное звание «избранного», он собственноручно очистить не сможет.       После того лабиринта и обряда его репутация пробила второе дно. Даже желтые статейки Скитер так не вгоняли имя Поттера в грязь, как тщедушный Турнир и обвинения в нарушении правил, намеренном причинении вреда участникам и сокрытия причины исчезновения с финальной борьбы с кубком и последующих событий. Может, Гарри и поступил опрометчиво, но голосить на весь замок о возвращении Темного Лорда он не стал. Оснований у его декана для сдачи нелюбимого студента в Мунго и без того достаточно. К тому же, хватало проблем и причин для его отстранение с последующим исключением — Дамболдора заставят принять меры, а этот двуличный старик не против проучить «неправильного» избранного и подмять его под себя. Слишком характерный слизеринец поступает вне рамок некого плана Дамболдора и приносит одни проблемы — Поттер знал, что возможность вернуться к обучению поставлена под вопрос, как Блейз передал ему подслушанный разговор в кабинете зельевара.       Один курс до минимального образования волшебника, всего один! Как же не вовремя он впал в немилость большей части преподавательской верхушки и журналистов. Ещё и Малфои на него всех собак спустить готовы за покалеченного сына. Своими силами выплыть из этого болота едва возможно. Да как же так!       Треснувшая ваза разлетелась на осколки от всплеска неконтролируемой магии, слегка поцарапав руку тёти Петуньи, которая так кстати решила проверить кастрюлю с супом и отрегулировать напор газа. Теперь проблемы возросли в разы. Вернон швырнул в него тряпку, и очки полетели вниз. Хоть бы не разбились, думал Гарри, хотя беспокоиться стоило явно не о стёклах. — Ноги твоей в моём доме больше не будет, проклятый щенок! — поцеловав руку жены, Вернон грузной жабой надвигался в сторону окаменевшего племянника: эту угрозу он слышал не в первый раз. — Я не хотел, — чужим голосом просипел Гарри от вида тонкой рубиновой струйки на чужой руке: лямка сумки скользнула по плечу, и дневник выглянул из кармана. — Оно...       Но его не слушали. Никогда не придавали значения его словам, так почему сейчас Гарри думал иначе? Вернон всей своей грузной тушой навис над хилым на его фоне подростком и рявкнул кривым ртом, так сильно вблизи напоминавшим свиное рыло. — Ты напал на мою дорогую женушку! Тебя вышвырнут из твоей школы уродов, как только я сообщу директору.       Ещё один груз на чаши весов склонился к исключению — нервный тик портил и без того размытую картину мира перед юным волшебником, так теперь его дополняло знакомое покалывание в кончиках пальцев. Опасно. Нужно держать самообладание. Гарри поднял расфокусированный взгляд на дядю и сделал глубокий вдох — не срываться. — Магглам нет доступа до мира Магии. Письмо не дойдёт даже до почтовых сов, это исключено законами.       Объяснение, как бы Гарри ни старался подавить приступ раздражения в голосе, вышло шатким, на грани вызова. Поросячьи глаза напротив затмило бешенство, подтвердив опасения. — Как ты со мной разговариваешь, щенок? Каким магглам? Забылся среди таких же уродов? Совсем страх потерял от своих фокусов, дьявольское отродье! — топот Вернона остановился в тот момент, когда под его тапком хрустнуло стекло: зелёные глаза померкли, застыв на расплывчатом очертании его очков и чужой ноги на них. — Так я напомню твоё место, выродок.       Вернон схватился за лямку мельтишившей перед ним сумки и швырнул тому в ноги. С глухим стуком чёрная тетрадь выпала и заломила страницы — желваки заходили на лице юноши, подавив детские очертания на посеревшей коже. Шрам кольнул в безмолвной мольбе, в отражении мелькнул знакомый рубиновый взгляд. Шум в голове затмил все опасения, когда огромная нога Вернона пнула дневник в омерзении и в жалком удовлетворении от шока в изумрудных глазах, а затем вновь наступила на очки. Ещё раз. Ещё. Последний — правая обрава лишена стекла, а мелкие осколки отражались в треснувшем левом. — Будешь знать, как вредить нормальным людям. А это, — Вернон указал на кожаный переплёт и удовлетворённо подметил шок на грани, как ему казалось, страха в ненавистных глазах. — Ты сожжешь в качестве наказания. — Нет! — метнувшись, Гарри оттолкнул огромную руку и прижал к груди дневник: никакая обида и злость на его истинного хозяина не заставит отказаться от единственного понимающего его человека в этом доме.       Гарри поздно понял, что натворил, и в тот же момент его голова встретилась с косяком. Щека горела, а в носу стало неприятно липко. Непрошенные слёзы замылили нечёткий взгляд, очертили одна за другой садящую кожу и смешались на полураскрытых губах в соленоватую жидкость с привкусом железа. В висках стояли звон и нарастающий треск помех. Свиное рыло дяди раскрывалось в беззвучных оскорблениях. Гарри не разобрал ни одно из них. Внимание перешло на нарастающую боль и шёпот. Они тебе не семья.       Грудь чуть опалил жар нагретых страниц. Он посмел поднять на тебя руку!       Зеленые, цвета свежей летней травы глаза заполнял яд — едкий, выжигающий лишние сомнения оттенок. Он хотел лишить тебя дневника. Лишить последнего собеседника. Тебя вновь запрут в чулане.       Покалывание в пальцах сменилось ощутимым, но не обжигающим жаром. Рядом задребезжали стеклянные полки и старый фарфоровый набор. Или убьют тебя? Заморят голодом, лишат света. Они ненавидят тебя. Защищайся! Избавься от них! — Чёртово отродье, прекрати это! — взвизгнуло свиное рыло, а топот вновь сопроводил треск линзы — про очки можно забыть.       Пухлые пальцы потянулись к худому плечу, а полные яда глаза распахнулись в неверии. Вновь ударит? Его запрут? Прав... Он всегда говорил правду! — Не смей!       Крик перерос в окольцевавший фигуру волшебника вихрь сажи из камина, обрывков журналов и осколков бывшего набора. Шкафы и кухонные полки распахивались и грохотали. Посуда соскальзывала на пол с громким треском и поднималась к остальному хламу. Вскрик тетушки от ставшего до упора газового рычага проглотил крик дяди — мелкие осколки фарфора и очков впились в пухлые ладони и щёки. Гарри толкнули в грудь — вихрь затмил всю гостиную и кухню. Горло сдавило окровавленная рука, нехватка кислорода затмила последние остатки разума. Фартук вспыхнул от неконтролироваемого огня, поглотившего кастрюлю — горло больше не сдавливали, грузные шаги направились в сторону женского визга. Дневник больше не давил на грудь, и новая волна паники охватила тело волшебника. Забрал? Он его забрал! Шёпот перерос в крик в сдавленной извнутри черепной коробке.       Гарри рухнул с нечеловеческим воем, когда длинный порез пронзил ногу. Боль. Резкая боль и пропажа дневника. Слёзы смешались с кровью, а страх — со слепой яростью. Хлам и осколки замельтишили в неконтролируемом потоке воздуха с такой скоростью, что Гарри больше не чувствовал ни разрезы на его спине, ни садящие руки на прижатой к паркету голове.       Пик магического выброса оглушил взрывом. Тело волшебника откинуло к стене, встретившей затылок резкой болью и пустотой перед глазами. Остался только звон в ушах.       Темнота...       Ребра сдавило от резкого вздоха. В носу защемило от запаха гари и опаливших ноздри пепла. Мутные пятна расходились перед слезящимися глазами, но алые и рыжие волны затмили все прочее. Руки тряслись и отзывались мелкой болью, казалось бы, во всем теле, но Гарри со сжатой челюстью оперся на них и сел на колени.       Гостиная и кухня, если так раньше и можно было назвать эти комнаты, сейчас застилала темная завеса дыма, а в мелких разноцветных пятнах на полу Гарри узнал летавшую мебель и посуду — ныне хлам. Недалеко от лестницы валялась его дорожная сумка и, как он надеялся, запасные очки. Слепым котёнком Поттер не разберет и половины дороги, а сгореть заживо перспектива не из лучших. Правую голень словно набили стеклом, но времени на пересиливания и уговоры себя не было, и Гарри полз. Сумка оказалась далека от очага пожара и потрепана лишь от действий дяди, поэтому, нашарив на скорую руку, футляр в тайном отсеке, дрожащие пальцы достали очки. Правая линза пострадала от пинков и тычков ранее, но это лучше, чем пустая оправа и осколки. Легкие напомнили о режущей боли, а потому вместе с сумкой на перевес Поттер передвигался на пределах возможности своих сил в сторону. Кашель придавал стимула ползти вперёд, к пробивавшемуся сквозь разбитые окна свету запасного входа.       Дым и смоu поглощали большую часть помещения и мебели, но Гарри мельком оценил царивший, учиненный им хаос — теперь он точно без всяких угроз бездомный. Вернон вышвернет его, как только пожарные закончат со всем. Плевать. Гарри не считал это место домом, а дядю и тётю, особенно с их отпрыском, семьёй. Он и так планировал сегодня улизнуть к крестному в тайне ото всех.       Шрам на фоне боли во всем теле не выделялся, пока знакомый голос не заставил его обернуться. Дневник... Паника настигла юношу у дверной ручки. Он сгорел? Огонь убил его тайного друга? Том бросил его? Остановись. Его нельзя уничтожить простым пламенем. Восстановись и вернись за ним. — Нет, я... Я не вернусь. Сейчас, надо сейчас! — Гарри набрал в лёгкие воздух у окон без стекл, и, несмотря на выступившие от боли слёзы, пополз назад.       Дневник унёс Вернон к кухне или тот отбросил туда же его волной — точнее Гарри разобрать в те минуты помутнения не смог, даже если бы старался вспомнить больше деталей. Опрокинутый диван и часть пламенеющего стола, стулья калеками и рухлядью валялись в углах. Шрам напомнил о себе, и перед красными от дыма глазами блеснула железная оправа дневника. Цел!       Гарри, охваченный облегчением и радостью на фоне общей истерики, не сразу заметил разводы и огромную темную лужу рядом со сливавшимся с ней переплётом тетради. Когда же до опьяненного от адреналина сознания дошло, картина сложилась воедино — желудок скрутило, и его вырвало от запаха железа, дыма и горящей плоти. Вернон и Петунья не прогонят его. Они больше ничего ему не скажут...       У дневника на залитом кровью паркете лежала рука безвольного грузного тела. Выше — массивная шея со вспоротой куском стекла артерий и опалённое, красное, но теперь уже не от гнева лицо. Бездыханное тело дяди расплывалось перед глазами мальчишки. Кровь застыла в жилах, когда мутный взгляд скользнул по кровавым ошметкам у горящих ног дяди и зацепился за остатки любимого фартука Петуньи. Новый позыв рвоты ожег гортань кислотой. Тело тёти сломанной куклой покоилось на столе, а в голове... Нет, дыру с остатками костей, опаленных клочков волос, кожи и висящим на мышце глазное яблоко не хотелось называть головой. Она была слишком близко к плите. Они мертвы, Гарри. Хочешь присоединиться к своим мучителям?       Гарри через силу мотнул головой, не отводя слизящегося от дыма и тошноты взгляда от горящих останков. Лёгкие жгло, горло разъедало от желчи, но он продолжал смотреть. Не жалей тех, кто по-свински обращался с тобой. Крестный — твоя семья. Ты оставишь его ради них? Умрёшь рядом?       Сердце сдавило от вспыхнувшего в голове образа — Сириус не переживёт потерю Гарри. Прикусив внутреннюю часть щеки, он заставил себя отогнать лишние чувства. Нужно выбираться. Смерть удел мёртвых, а не его. Класть свои кости рядом из-за случайного взрыва и жертв обстоятельств? Нет. Пора думать о себе.       Дневник и сумка выйдут наружу с Поттером, а прошлое сгорит вместе с проклятым домом и телами чужих для него людей...

***

      Хлопок, и бутыль разбилась, едва не сбив очки с носа волшебника. — Гарри! — Сириус навернулся с кресла, когда тот подскочил от неожиданности: ногу и локоть ломило, но подняться смог только со второй попытки. — Не появляйся среди гостиной! Сколько просил!       Гарри не дрогнул ни от осколков, усыпавших край ковра у его ног, ни от скрипа половиц от приближения крестного. Он дома. Вновь дома вместе с Сириусом, и ничего не произошло. Совсем ничего. Резкий хлопок у виска заглушил нарастающий шёпот. Царапающий стенки черепа изнутри, скулящий, молящий, угрожающий... — И вообще, нам надо серьёзно поговорить, слышишь? Меня не устраивает это твоё «ненадолго в гостях задержусь», когда ты мне об этом пишешь спустя три дня отсутствия. Я же поседею так! — жилистая рука легла на плечо: ощущение ткани перчатки вспыхнуло на периферии сознания, губы сжались. — Совершеннолетия нет, палочкой пользоваться лишний раз опасно, следы заметаешь пар... Эй, Сохатик, ты слушаешь?       Медленный поворот головы, а на привычно бледном, сейчас же форфоровом лице застыла улыбка, но потухшие глаза не отражали ни грамма искренности. Гарри стоял в пол-оборота, не замечал ровным счётом ничего, хотя и смотрел на крестного. В тот же миг Сириус уловил терпкий, удущающий запах гари, пыли и... Крови? Серые глаза расширились от осознания, заметались по испачканному в саже лицу, пока не застыли на струйке крови, перемешанной с грязью: пальцы, дрожащие после пары часов глушения собственного горя и волнения в стакане, развернули голову крестника к себе. Рваные края пореза на правой щеки отразились болью на собственной. — Сохатик... — Прости, — севший голос казался чужим, как и знакомые глаза, отражавшие пугающую пустоту: в груди загудела непривычная, но ставшая частой гостей за последние пару суток тревога. — Прости, больше такого не повторится. Я не выйду из комнаты, переживать не стоит. — Постой, а как же, — Сириус неосознанно провел по щеке, и тут же пожалел, когда крестник едва заметно скривился. — Не, не стоит. Я сам.       Гарри бережно отодвинул руку со своего лица и, пошатываясь, направился, хотя Сириус назвал бы это, машинальным переставлением ног, в сторону лестницы. Хромает? Сломал что-то, поэтому стреляет при каждом шаге? Что из этого? Нечто хуже? Что с ним? Что?       Царапины и последствия пожара, какого именно и где произошедшего он не ведал, но точно уверен, что подобную феерию уже встречал пару лет назад, когда Гарри подался в бега и появился на его пороге. Теперь же поведение сравнимо лишь с, как бы ни хотелось того признавать, старой сломанной куклой Эванс, а не некогда пышущего энергией и энтузиазмом юного волшебника. Пустая оболочка навевала мутный образ — перед глазами вновь зима седьмого курса, сорванная со стены колдография и рваные обрывки неудачной попытки признания.       Сириус далёк от психологии, правильно поддерживать никогда не умел, не понимал тонкостей воспитания и родительской заботы, по личному же опыту знал только о том, что повторять ни в коем случае не стоит, но ему не чуждо сопереживание. Роль крестного, а к тому же сейчас и неофициального опекуна как-никак, обязывала подавать достойный пример решения проблем и жизни в целом, но волшебным образом Сириус не исправится. Он маг, конечно, но некоторые вещи даже магия не в силах исправить. Не идеальный, зато рядом. И с этими мыслями Сириус убрал старые и новые осколки, стёр засохшие и свежие пятна с ковра и обоев, леветировал огневиски на восстановленный кофейный столик и пару стаканов — больше подходил, конечно, чай, но это изначально будет тяжёлый для обоих и по своей природе несуразный разговор. К чему усложнять их положение ещё больше, если перешагну, он сделает лучше им обоим? — Непедагогично, зато действенно, — приставив рядом к своему креслу ещё одно, Сириус поджег камин и обернулся к лестнице. — Но сначала попытка разговора, да... С этим гораздо проще справился бы, — лохматые кудри растормашила грубая ладонь, — нет, не нужен он мне. Сам справлюсь, не студент уже.       Выбросить из головы пришедший образ и голубые омуты — правильный выбор. Сириус должен в это верить. Обязан. Половицы скрипнули под решительным шагом, пока сверху его не заглушил крик крестника и последующий звон стекла. Сердце ухнуло вниз.