The Blood

Чонгук просыпается. Вспоминает, кто он такой, и о делах, которые нужно сделать сегодня. Он вспоминает, как вчера завис, глядя на старшего брата. Вспоминает узкое красивое лицо с четкими скулами и покусанными губами. Тело, которое, несмотря на особенности скелета, создающие впечатление постоянной болезненности и излишней хрупкости, оказавшееся наполненное силой. Чонгук сглатывает, вспоминая подтянутые, рельефные, сухие мышцы, выделяющиеся из-под бледной кожи. Вспоминает, как чёрная ткань рубашки ярко контрастировала с этой аристократической бледностью, создавая захватывающий образ, который невозможно забыть. Этот мужчина, этот альфа, так откровенно и бесстыдно красив, что его внешность захватывает дух. Рубашка из тончайшего шелка не только не скрывала, но и, напротив, подчеркивала великолепную наготу крепкого торса, создавая чарующий контраст между изысканной тканью и мужественной силой тела блондина. В тихом ужасе он вновь ложится, издав отчаянный стон, и зарывается под одеяло с головой. Пролежав несколько минут, он выныривает, смотрит на часы и отправляется в ванную. Под теплыми струями воды подросток поддаётся своей природе, от которой, как ни старайся, невозможно укрыться. Презирая себя, всё же сполна наслаждается фантазиями, которые с недавних пор приобрели четкие очертания и формы. Стараясь не вглядываться в свое отражение в зеркале, чтобы не встречаться с собой взглядом, потому что знает, что хочет себе сказать, пристыженный и раздосадованный, он направляется в кухню. Чонгук смешивает свежую клубнику со сливочным молоком, чтобы приготовить свой любимый утренний коктейль, который обычно дарит ему радость и бодрость. Однако сегодня даже этот напиток не может улучшить его настроение. Воспоминания о вчерашнем вечере и сегодняшнем утре всплывают в его памяти, вызывая тошноту и отвращение к самому себе. Он снова и снова прокручивает в голове моменты, когда всё пошло не так, и когда его мысли занял лишь один альфа. Оправдания, которые он находил для себя раньше, больше не помогают, и настроение стремительно падает до отметки ноль. Он закрывает лицо ладонями, не в силах больше выносить эту внутреннюю борьбу и чувство стыда. — Боже, воды, — хрипит незаметно вошедший Юнги. — Умираю от сушняка. Чонгук, встрепенувшись, мгновенно напрягается всем телом, мышцы сжимаются, как натянутая пружина, готовая к прыжку. Старший слегка хлопает его по плечу и бормочет что-то похожее на «Доброе утро». Чонгук так и не понимает, потому как вид сонного и помятого старшего брата, со взлохмаченными волосами и отекшим лицом, в футболке с глубоким вырезом, открывающим вид на острые ключицы, простых спортивных штанах и босых ногах. На всего такого «домашнего» Мина Юнги вызывает у него бурю эмоций. Юнги, с жадностью поглощающий воду, запрокинув голову, выглядит невероятно сексуальным. Чонгук любуется длинной шеей и резкими движениями кадыка, в этот момент осознавая всю красоту работы этого незатейливого элемента организма. Он вздрагивает, услышав звук очередного гвоздя, забиваемого в крышку гроба собственного самоосознания, и понимает, что к тем нежным чувствам к Мину Юнги теперь добавились еще и физиологические. Это осознание пронзает насквозь. С каждым ударом молотка внутри что-то сжимается все сильнее, а дыхание становится прерывистым. Теперь он не просто ощущает глубокую привязанность, но и чувствует физическую реакцию на присутствие альфы. — Доброе утро, — отвечает он неуверенным кивком и нежной улыбкой, краснея от смущения. Старший, испытывая лёгкое головокружение после вчерашнего веселья, проводит тыльной стороной ладони по подбородку, стирая капли воды. Он не замечает, как младший брат стыдливо краснеет. Перед ним просто подросток с едва влажными волосами и распаренным лицом после душа. — Ты голоден? — заботливо спрашивает Юнги, внимательно глядя на брата. Тот кивает, и глаза-блюдца уже начинают сиять от радостного предвкушения совместного приготовления завтрака. — Подожди немного. Сейчас я приведу себя в порядок, и мы съездим позавтракать. Хорошо? Чонгук снова кивает, на этот раз более уверенно, и с искренней улыбкой. А внутри разливается радость от предстоящего совместного времяпровождения с альфой. По венам и сосудам растекается приятное тепло, словно по ним пустили заряженные током частицы, а горячая кровь разносит по телу чувство удовлетворения и окрыленности, что приносит ощущение будто он парит в облаках. Он готов вспыхнуть от счастья, как фейерверк, освещая своим внутренним светом весь мир вокруг. — Круто! — Проведем день вместе. Не против? Мин оперевшись пальцами на стойку, раскидывает руки и чуть наклоняет голову вбок, вопросительно уставившись на младшего брата, прячущего свои светящиеся глаза. — Вдвоем? — переспрашивает Чонгук и вдруг теряется, осознавая, сколько неловких моментов ему сегодня предстоит пережить. — Вдвоем, но если хочешь, можем позвать с нами Хоби или пригласим И-Чжона. А теперь он ощущает, как внутри него разгорается ураган. Мысленно он прописывает себе с десяток джебов* и хуков,* добивая апперкотом.* Радость стремительно сменяется обжигающей ревностью, которая грозится поглотить его целиком. Нет, он не собирается делиться! «Не сегодня!» — Мне не хочется знать ничего об отцовском бизнесе или слушать о том, какой Чонин оказался меркантильный, — решительно заявляет он, стараясь, звучать твердо. — Я хочу провести этот день только с тобой. В ответ раздается понимающий смех. Этот смех, эта улыбка, этот тёмный взгляд, как у дьявола, — всё это так красиво. «Очень красиво. Ты попал, Чонгук, как же ты попал!» — Как скажешь, будем только вдвоем, — отвечает Старший. Слова Юнги звучат приглушенно, будто сквозь толщу воды, и едва достигают мозга, который пылает от восторга. А под кожей разливается лишь хрипловатый голос, как сладкий мёд. Юнги, улыбаясь, проходит мимо младшего брата, ласково потрепав его по волосам и направляется в гостиную, где находится лестница, ведущая на второй этаж. И Чонгук ощущает целый букет незнакомых запахов омег, тянущихся за ним. «Двое? Трое?» Сердце начинает колотиться в груди, как бешеное, и ревность, как черная змея, обвивает душу, вызывая жгучую боль. Его внутренний зверь, все равно что взбешенный хищник, рвется наружу, готовый разорвать любого, кто посмел прикоснуться к брату. А еще он хочет разрыдаться, но его удерживает лишь гнев, смешанный с теплыми чувствами к альфе. Эти две противоположности, которые не могут ужиться, но и не могут существовать друг без друга, раздирают изнутри. Внутри зверя обжигает обида, так сильно, что кажется, будто сейчас с него слазят клоки кожи с шерстью, обнажая кровоточащие раны, оставленные разницей в возрасте, разными сексуальными предпочтениями и его стыдливым молчанием. Он давит эти эмоции в себе, утрамбовывая где-то под грудиной, потому что хочет урвать себе хотя бы немного внимания и времени от любимого хёна. И отправляется приводить себя в порядок вслед за братом. Джеб* — в боксе удар передней рукой. Хук* — удар согнутой рукой без замаха. Апперкот* — удар снизу.

***

К центральному входу особняка подъезжает синий BYD. Автомобиль заметно отличается от S-класса, на котором привыкли ездить Чоны. Дверь со стороны пассажирского сиденья открывается, и Младший нерешительно подходит ближе. Заглянув внутрь, он видит брата, который, перегнувшись через панель управления, одной рукой опирается на соседнее пассажирское кресло. — Запрыгивай, — мягко улыбается тот, приглашая в салон авто. Чонгука охватывает радость, которая, кажется, не умещается в груди. Он будто слегка опьянен, по коже бегут мурашки, а в организме вместо крови разливается сплошной окситоцин. Подросток быстро садится в машину, и они трогаются с места. На заднем сидении лежит корзина с мандаринами. Чон хорошо знает, что это любимые фрукты старшего брата. Они едут в тишине, которую лишь изредка нарушают нежные звуки музыки. А его напряжение и неуверенность постепенно уходят, сменяясь всепоглощающим счастьем. Удивительно, но машина оказывается очень удобной и примечательной. Она бесшумно едет, имеет множество мультимедийных и развлекательных функций, а также современную электронику, что сразу отмечает для себя Чонгук, успевая нажимать на все кнопки в салоне, пока Юнги сосредоточенно следит за дорогой. Он уже не помнит, когда в последний раз сидел на переднем пассажирском, но именно сейчас он чувствует себя иначе. Это ощущение не совсем понятно, но точно отличается от того, когда сидишь позади водителя. Возможно, всё дело в том, что он находится в салоне автомобиля своего предмета обожания. И он так близко, что можно коснуться прозрачной кожи, стоит только протянуть руку через консоль с рычагом. И эти ужасные и постыдные мысли больше не кажутся ему дикими. Теперь пусть будет так. Иногда плыть по течению — не самое худшее решение. Чонгук сейчас честен с собой. Он пытался избавиться от них, пытался не упрекать себя за жестокие мечты, но не мог выбросить мысли о другом альфе, как и желание размозжить себе мозг. Поэтому он просто позволяет себе полностью погрузиться в этот момент и наслаждаться обществом старшего альфы, зная, что время на самобичевание у него всегда будет. — Куда мы едем? — с неподдельным восторгом спрашивает он, а глаза буквально сияют от нетерпения. — Вчера я говорил, что возьму тебя с собой на одно дельце. — Ты говоришь серьезно? — Представь себе, — подмигивает брат, — совмести́м приятное с полезным. Братья проводят в пути больше часа, пока седан медленно въезжает в столицу. Всю дорогу они непринужденно болтают о повседневных вещах. Юнги интересуется у Чонгука его успеваемостью в школе, профессиональными достижениями в боксе и другими темами, о которых Чонгук не особо хочет говорить. На самом деле, ему гораздо больше хочется узнать о Старшем: как тот живет, чем занимается и есть ли у него кто-то особенный. Но в конечно счете почему-то не решается спросить. Лишь украдкой поглядывая на красивый профиль, лебединую шею и руки с выступающими венами, ощущая, как сердце бьется гораздо быстрее чем обычно. Наконец, седан останавливается на одной из парковок в не самом престижном районе Корё. — Пойдём, — с загадочной улыбкой и нотками предвкушения в голосе произносит Юнги, потирая ладони. Старший уверенно шагает по улице, проходя мимо фруктовых лавок и магазинчиков с картонными и деревянными вывесками. Ловко лавирует между салонами красоты, предлагающими разнообразные услуги — от парикмахерских до тату-студий, а также уличными торговцами едой, которые зазывают прохожих ароматами свежеприготовленных блюд. Чонгук семенит следом, стараясь не отставать. Наконец, Юнги останавливается перед двухэтажным зданием из красного кирпича, выполненным в европейском стиле. На фасаде ярко выделяются крупные прописные буквы «Cafe Choco Bun».* По периметру здания расположены четыре больших затонированных окна с красно-белыми маркизами,* а дверь из темного стекла добавляет загадочности этому месту. Два металлических круглых столика со стульями уютно располагаются снаружи заведения, приглашая гостей насладиться утренним кофе и свежей выпечкой. — Нам сюда. — блондин открывает дверь и пропускает Младшего вперёд. Они попадают в просторный зал, который, как оказалось, вмещает всего дюжину столиков. Вдоль одной из стен тянется бордовая волнообразная панель, украшенная черно-белыми полотнами с изображениями бейсболистов, увлеченных игрой. Потолок выполнен в черном цвете, что создает гармоничное сочетание с хаотично свисающими шарами-люстрами, создающими иллюзию ночного неба. У другой стены находится кофейный бар. Интерьер выглядит несколько мрачновато, но благодаря искусному освещению помещение кажется гораздо более привлекательным. Ребята занимают места у окна и начинают изучать меню. — Что будешь? — Не знаю, — отвечает Чонгук бодро. — Я много чего бы съел. — Бери все, что хочешь, — Юнги машет рукой, приглашая к щедрому пиршеству. — Тогда говяжий чизбургер с картофелем фри и чапагури* с ребрышками. Спустя некоторое время стол оказывается заставлен разнообразными блюдами и закусками. Чонгук, как обычно, с удовольствием поглощает еду, выражая своё наслаждение звуками. Особенно вкусные кусочки он отмечает эмоционально, закрывая глаза и похлопывая в ладоши, словно аплодируя повару. Юнги не может не умиляться этой привычке младшего брата наслаждаться едой, погружаясь в воспоминания о детстве. Он думает о том, что некоторые привычки людей остаются неизменными. Чонгук, уплетая еду с аппетитом, замечает, что Старший едва прикасается к еде, с трудом доедая свою порцию кукси.* — Ты совсем не ешь. — Я не голоден, Гуки. Если честно, у меня расстройство желудка после вчерашнего вечера. Чонгука внезапно поглощают мысли. Он думает о том, что интонация, с которой произносятся слова, имеет большое значение. Даже самые нейтральные фразы могут вызвать у человека болезненные эмоции, если они будут произнесены с определенным чувством. Однако его мозг пытается сказать ему нечто иное, потому что сейчас его буквально триггерит от простого словосочетания — «вчерашний вечер». Он не слышит ничего предосудительного в тоне, которым говорит брат, Юнги не произносит ничего оскорбительного или обидного. Но это слово, «вчерашний», вызывает у него волну раздражения, которая захлестывает с головой. — Как вчера отдохнул? — неожиданно спрашивает он, и в тоне его голоса звучит непривычная холодность. — Неплохо, — сухо отвечает брат. — Я это почувствовал, — теперь с обидой говорит Младший и почти с гневом добавляет: — От тебя утром разило дешевыми омегами из борделя. — А ты, я смотрю, опять забываешься. Я могу вернуться домой хоть с запахом альф на себе, — Юнги произносит слова с ледяным спокойствием, но его тон пронизан такой сталью, что не оставляет ни малейших сомнений: отныне и впредь он не потерпит подобного обращения. — Это не даёт тебе права говорить со мной в таком тоне. Ни со мной, ни с кем-либо из близких. Чонгук замолкает, осознавая, что его гнев неуместен. Он не имеет права злиться на Юнги за то, как тот распоряжается своей жизнью. Ведь, как бы ему ни хотелось, они чужие люди. Они не связаны кровными узами и не являются парой. Они просто друзья, которые называют друг друга братьями. Но именно сейчас Чонгук ощущает сильное чувство собственничества, граничащее одновременно со страстью и коварством. Его цель одна — завоевать любовь хёна. — Извини, — наконец произносит он, — просто я беспокоился за тебя вчера всю ночь, а ты, оказывается, развлекался. Ревность и обида не отступают ни на шаг. Они душат, не давая свободно вздохнуть. Кажется, что нет силы, способной заглушить эти мучительные чувства, которые разъедают изнутри, как кислота. — Я взрослый человек и сам решаю, как проводить свое время, — отвечает тот, стараясь смягчить тон. Чонгук кивает. Он прекрасно осознает, что ему нужно извиниться и объяснить свои чувства. — Извини. Я ревную, — наконец признается он. — Что? — с недоумением смотрит на него брат. — Я ревную, что мы мало времени проводим вместе. Не так, как раньше в детстве. Сейчас Чонгука звучит так искренне и с такой болью, что Юнги понимает, ведь младший брат действительно переживает. Глубоко вдохнув, он старается подобрать слова, чтобы ответить с пониманием. — Ты прав, Гуки, — мягко говорит он. — Я тоже чувствую, что дни пролетают незаметно, и мы не успеваем насладиться друг другом. Я бы тоже хотел, чтобы мы встречались чаще и делились всем: радостью, заботой, каждой минутой. Не думай, что я не скучаю. Без тебя каждая секунда — как вечность, и я не могу перестать думать о тебе. — Он издает тихий, короткий и слегка смущенный смешок. Ведь он не привык делиться своими сокровенными мыслями и чувствами с кем-либо. Этот смех — его единственная защита от жестокого мира, где каждый сантимент может стать оружием против него. «Кому-то невероятно повезло бы видеть его улыбку каждый день»,— с тоской размышляет Чонгук. В голове мелькают образы уютных вечеров, проведенных вдвоем, теплых объятий и беззаботного смеха. Он представляет, как было бы замечательно просыпаться рядом с этим человеком и видеть это смущенное лицо каждое утро. Сердце сжимается от мысли о том, что Мин Юнги, возможно, никогда не узнает, как сильно он на него влияет. А тот продолжает говорить довольно быстро, но уверенно. Чужой взгляд проникает глубоко, прямо в душу, будто читает все его мысли. — Ты — самое важное в моей жизни, и я хочу, чтобы ты это знал. Чонгук улыбается. Волна облегчения накрывает с головой. Снова это волшебное ощущение тепла, которое разливается внутри, лишая его способности сопротивляться. Он больше не находит в себе ни сил, ни желания бороться с этими новыми, захватывающими эмоциями. Юнги, продолжая смотреть ему в глаза, тихо произносит: «Ты даже не представляешь, как много для меня значишь. Благодаря тебе я чувствую себя живым, и это чувство невозможно описать словами». В душе происходит нечто невероятное: она трепещет и ноет, словно там распускается нежный бутон. Эмоции Чонгука колеблются от ярости к нежности, от грусти к восторгу. Такое чувство, что он балансирует на краю пропасти. Диафрагма сжимается от переполняющих чувств, как тугой узел, готовый еще чуть-чуть и развязаться, но все еще удерживающий свои тайны. Внутри сейчас произойдет локальный взрыв, как фейерверк чувств, который осветит его душу. Каждое слово произнесенное Старшим захватывает дух. И Чонгук произносит единственное, что в этот момент может сказать: — Спасибо, Юнги-хëн. Мне очень важно слышать от тебя такие слова. — Мы всегда сможем обсудить наши чувства, — добавляет Юнги, — Главное — мы есть друг у друга. Мин произносит эти слова, не осознавая, что Чонгук вкладывает в них совсем иной смысл. Подросток решает, что на сегодня достаточно эмоциональных переживаний, вызванных чувствами к Старшему, и начинает разговор на отвлеченную тему. — Почему мы именно здесь остановились? — спрашивает он. — Мне нужна работа, — Юнги хитро ухмыляется и заговорчески подмигивает. — И так получилось, что именно в это кафе требуется бариста. — Работа? Но я думал, ты работаешь с отцом, — Чонгук удивленно поднимает брови. — Ага, — многозначительно произносит тот, откладывая палочки в сторону. — Доедай, а я подойду к менеджеру. Скоро вернусь. С этими словами старший брат уходит в сторону бара, оставляя его одного. Чонгук продолжает есть, но все мысли заняты братом. Он знает, что тот склонен к авантюрам, но сейчас его поведение кажется необычным. Он решает подождать и посмотреть, что будет дальше. Спустя десять минут возвращается тот, кого провожает восхищённым взглядом менеджер. На вид омега, не старше самого Юнги. Это молодой человек с узкими глазами, игриво вздернутым носом и губами цвета коралла. Его волосы нежно-розового оттенка, как и тени на веках. На миловидном лице — тишейды.* Что делает его еще более очаровательным и невинным. И внутренний зверь молодого Чона готов вцепиться в горло и разорвать этого нежнейшего омегу не из страсти, а из острого чувства соперничества. — Красивый, — лишь выдавливает из себя он. — Обычная няшность. Неинтересно, — равнодушно отвечает Мин, бросив на стол салфетку с наспех нацарапанными цифрами и криво выведенным именем Кихëн. Чонгук наслаждается своей победой непроизвольно, глубоко в душе как дитя. Лицо преображается, а глаза так и сияют от счастья. — Ну что, малыш, ты наелся? Чонгук, довольно подтянувшись, отвечает: — Угу, — и поглаживает свой набитый живот. — Раз так, тогда погнали! Покажу тебе одно место, которое тебе точно понравится. Тишейды* — очки анатомической круглой формы. Чапагури* — блюдо из лапши. Кукси* — холодный суп с лапшой.

***

Перед Чонгуком открывается зрелище, которое захватывает дух своей красотой и величием. Вода, окрашенная в золотисто-желтые оттенки, простирается до самого горизонта, где сливается с бескрайним голубым небом, разделяя мир на две части. Песчаный пляж, усыпанный мелкими ракушками и галькой, тянется вдоль береговой линии, а за ним возвышаются живописные скалы и утесы, которые кажутся застывшими стражами этого райского уголка. Неделю назад закончились дожди, и теперь мир предстает перед Чонгуком во всей своей красе. Он сидит на деревянном пирсе, вдыхая соленый морской воздух, который наполняет легкие свежестью и бодростью. Чайки кружат над водой, их крики добавляют нотку жизни в эту умиротворяющую картину. Звуки лениво набегающих волн, словно колыбельная, убаюкивают сознание. Чистый морской воздух, наполненный йодом и солью, кажется, проникает в каждую клетку тела, даря ощущение легкости и свободы. Юный альфа глубоко вдыхает, наслаждаясь этим моментом, чувствуя, как тело наполняется энергией и гармонией. Морской ветер нежно пробегает по коже, напоминая о том, что он здесь не один. — Ну как, нравится? — раздаётся со стороны родной голос старшего брата. — Здесь просто потрясающе! — с восторгом отвечает он. — Это место как будто создано для нас. Юнги садится рядом с ним так близко, что их плечи соприкасаются. И как же нелепо чувствует себя Чонгук от силы впечатления, которое приносит всего лишь лёгкое соприкосновение. Тем временем Юнги невозмутимо достаёт из пакета, принесенного с собой, нечто, завернутое в фольгу. — Поешь, — говорит он. — Это хотток. — Спасибо, — бормочет Чон, раскрывая упаковку, принимаясь за еду. Он наслаждается каждым кусочком лепешки со сладкой начинкой. — А ты? — Если бы у меня был такой сын, как ты, я бы чувствовал себя сытым, просто наблюдая за тем, как ты ешь, — отвечает брат, положив руку на плечо Младшего. — Я сыт, Гуки. Смотрит на него с такой нежной улыбкой, наполняя сердце подростка теплом. — Как называется это место? Некоторое время брат не произносит ни слова, пристально вглядываясь в горизонт над водной гладью. Глубоко вздохнув он, все же отвечает: — Мы в заброшенных доках Минов. Чон понимает, что это место имеет особое значение для брата. Они находятся в Вирсоне, городе, расположенном на берегу моря Хуанхай, известного в народе как Желтое море. Для его брата Вирсон не просто город, а символ утраченного прошлого, место, где он потерял всё. Чонгук осознает, что это место служит болезненным напоминанием о том, что потерял Юнги, и о том, как далеко он ушёл от своих корней, связанных с наследием Желтого Дракона. — Это же… Это… — запинается он, не в силах подобрать слова. — Да, когда-то этот город был моим домом... — с этими словами Юнги замечает, как Младший меняется в лице. Чонгук посмотрев на брата с удивлением, внезапно роняет голову на грудь. Юное лицо отчего-то искажается тенью вины. — Что случилось? — Юнги, взяв за подбородок Чонгука, ловит его виноватый взгляд и продолжает: — Я вижу, кто-то слишком много знает. Ещё одно прикосновение — у Чонгука по телу пробегает дрожь, и, кажется, его сердце на мгновение останавливается. Слишком близко, слишком интимно, ему не хватает воздуха. Он боится, что не сможет вынести такую близость. Чёрные глаза блестят, словно два угля, а щёки сейчас заливает жаркий, удушливый румянец. Пульс учащается, а тело напрягается. Но прохладные пальцы старшего брата соскальзывают, и бледная рука опускается на дощатый пирс, возвращая его к реальности. Юнги вглядывается в глаза своего брата, и в их глубине замечает смесь вины и стыда, словно Чонгук несёт на своих плечах груз чужих преступлений. «Почему?» — задаётся вопросом Юнги, не в силах выразить свою растерянность. Но одно он знает точно: его брату сейчас чертовски стыдно. Юнги отпускает чужой подбородок и убирает свою руку, будто боясь, что его прикосновение только усугубит тяжесть этого момента. — Я слышал немного о твоей семье, но я понял, что мой отец как-то причастен к тому, что ты остался один, — виноватым тоном говорит Младший. — Гуки, не смей даже думать, что ты в чём-то виноват передо мной или моей семьей, — с нажимом произносит он. — Понял меня, малыш? — Да. — Никогда не опускай голову перед теми, перед кем ты не виноват. Скажи, что ты понял? — Да, я понял. Не опускать голову, если не виновен, — растерянно проговаривает подросток. — Почти верно... — устремив свой взгляд на горизонт, Мин договаривает: — В конечном счёте, я ничуть не огорчен. Я рад, что у меня теперь есть Сонджин-ним, Хоби и особенно ты, Гуки. В груди Чонгука сердце начинает бешено колотиться, а ладони становятся влажными. В теле пробегает дрожь, а в горле встает ком. Каждый вдох кажется тяжелее предыдущего. Мысли в голове путаются. Этот момент может стать решающим, и от его выбора сейчас зависит многое. Юный альфа пытается успокоить свою душу, которая, кажется, найдет покой только в ответных и искренних чувствах. «Но можно ли назвать это признанием?» Он всё больше запутывается в лабиринте любви, в себе, в поиске верного и неверного решения. Эти новые чувства не дают ему покоя, они настолько сильны, что он не может их больше скрывать. Чонгуку нужно найти в себе силы и мужество, чтобы открыться перед тем, кого он полюбил. Но он понимает, что это может изменить всё в худшую сторону, но также знает, что это сейчас единственный правильное решение. И вот, собрав всю свою смелость, Чонгук решается сделать шаг вперед, готовый встретить любые испытания и последствия своих слов. Однако последовавшие затем слова Юнги мгновенно разрушают все планы, оставляя его в полном оцепенении и не давая возможности высказать то, что он так долго прячет в себе. — Ты мне как брат. Мой младший брат. Родной, самый близкий человек. Я люблю тебя больше всего на свете. Ты — моя семья, и я готов на всё ради тебя. Внутри что-то обрывается, и поток горечи от услышанных слов накрывает Чонгука с ужасающей силой, сметая все иллюзорные границы между мечтами о том, где он вместе с хёном, и жестокой реальностью происходящего. Этот мощный прилив эмоций стирает все различия между фантазиями и суровой действительностью, оставляя его в плену бушующих воплей подсознания, которые разрывают сейчас его на части. От словесного потока, излившегося из уст Старшего, его начинает слегка подташнивать, от этих «теплых» слов веет сквозняком. Тот почему-то упрямо продолжает не замечать то, что так очевидно. А именно, что он сейчас находится на грани отчаяния. Ведь Чон Чонгук хочет быть для Мина Юнги не просто младшим братом, а любимым человеком. — Кстати, я записал для тебя песню. Хочешь послушать? — спрашивает Юнги. — Для меня? — переспрашивает он. И вновь ему дарят это ощущение, будто он воскресает, вдыхая глоток жизни, словно минуту назад не умирал от горечи. — Да, для тебя, — как нечто само собой разумеющееся, произносит тот. — Подожди, сейчас включу. Вынув телефон из-за пазухи, Мин с сосредоточенностью начинает листать плей-лист. После нескольких минут поиска он наконец находит нужную композицию. В следующее мгновение из динамиков льется баллада, наполненная тонкими гитарными переборами и нежными струнными звуками, создавая поистине волшебное вступление. По мере того как песня набирает обороты, её мягкие и приглушенные элементы сменяются более насыщенными и выразительными. Припев, словно взрыв эмоций, звучит немного громче, но все еще сохраняет свою душевную теплоту. Теплый серебристый тембр вокалиста, связывает каждое слово текста, подчеркивая его глубокий смысл и заставляя маленькое сердце биться чаще.

«Я не боюсь заблудиться во тьме,

Потому что ты освещаешь мне путь.

Мы как единое целое, улыбнись,

Ты моё отражение, а я твоё.

Иногда я боюсь, что ты исчезнешь,

Неизвестность пугает меня.

Моя спокойная жизнь закончится,

И в неё вновь вернуться кoшмapы.»

Чонгук слушает не отрываясь, его глаза закрыты, а губы едва заметно шевелятся, подпевая каждому слову припева. Он полностью погружается в музыку, позволяя ей проникнуть в самые потаенные уголки своей души.

«Я устал, запутался, не знаю, где искать спасения,

Реальность это или вымысел?

Единственный, кто меня спасает, это Ты.

Чтобы не случилось, я всегда буду рядом,

Чтобы не произошло, я буду рядом с тобой.

Пожалуйста, только живи.

Единственный, кто меня спасает, это Ты.

Пожалуйста, только живи.

Пожалуйста, только живи.»

Несколько минут тишины и улегшегося водоворота чувств требуется, чтобы вернуться в реальность. Сердце подростка продолжает биться в ритме музыки, а последние строки все еще звучат в голове. Наконец Чонгук находит в себе силы заговорить, голос дрожит, словно он сейчас пережил что-то невероятное. — Очень красиво, — сделав глубокий вдох, он пытаясь подобрать слова, которые могли бы передать всю гамму его эмоций… — Мне пон…равилось… Очень.. — Я написал этот текст давно, примерно в твоем возрасте, — говорит Юнги. — Почему именно мне? Юнги смотрит на него с теплом и нежностью, которые всегда предназначались только для него одного. В темных глазах видна глубокая привязанность и любовь, которую он не скрывает. — Ты, наверное, не помнишь, но когда ты был совсем маленьким, ты очень сильно заболел, — вспоминает брат. — Я тогда очень испугался. — Испугался? — Да, я боялся, что потеряю тебя. Поэтому я посвятил тебе эту песню. Юнги вздыхает и продолжает: — Ты был так слаб, что я боялся не успеть помочь тебе. Я чувствовал себя беспомощным и оттого уязвлённым. Именно тогда я осознал, что ты — самое ценное, что у меня есть. И я поклялся себе, что буду рядом с тобой всегда, несмотря ни на какие испытания. Эта песня — моя клятва тебе, что я никогда тебя не оставлю. Юнги снова отворачивается, устремляя взгляд вдаль, а Чонгук хочет встретиться с ним глазами. Он хочет прикоснуться к этому острому подбородку и заставить его обладателя посмотреть на него, чтобы утонуть в этом тяжёлом взгляде и раствориться в его чёрном огне, как в густой патоке. И, кажется, легкие перестают функционировать. Мозг забывает обо всём, что он когда-либо знал, оставляя голову совершенно пустой. А сердце, готовое вырваться из груди, вероятно, сейчас светится так ярко, что его свет виден даже сквозь одежду. — Спасибо, Юнги-хён, — находит в себе силы выдавить Чонгук, потому что он не в силах справиться с нахлынувшими на него самыми нежными чувствами. Время словно песок, быстро убегающий сквозь пальцы. Счастливые минуты, проведенные за созерцанием великолепного вида Желтого моря, остаются лишь приятными воспоминаниями. А комфортное молчание нарушает заинтересованный голос старшего брата. — У тебя уже есть омега? Чонгука словно выдергивают из сладких грёз, возвращая в реальность. Как всегда, хён не изменяет себе. Он то заставляет его умирать, то воскрешает. «Как же это раздражает!» — Нет, у меня никого нет, — резко отвечает подросток. — Неужели? Куда только смотрят Омеги из твоей школы? Посмотри на себя, ты же красавчик. Маленькое сердечко сжимается от боли. Ему грустно слышать эти слова, хотя они и звучат как комплимент. Чонгук пытается понять, почему хён не видит, что всё уже и так написано на его лице? Как объяснить, что он чувствует, что никто не нужен ему, кроме него? И он вынужден искать слова, чтобы ответить, стараясь не выдать своих истинных чувств. — Я просто не знаю, как подойти к кому-то, — лжёт он, опустив голову. — Мне кажется, что я ещё не готов к отношениям. Юнги замирает на мгновение, обдумывая слова брата. — Всё будет хорошо, Гуки, — говорит он, мягко положив руку на плечо брата. — Не торопись. Ты обязательно встретишь своего человека. — Что, если меня никто не устраивает? Вокруг все не то и все не те, — с оттенком раздражения в голосе произносит он. — Не ищи идеального человека, и уж тем более не ищи любовь. Завышенные ожидания приведут тебя к разочарованию, — уверенно произносит Юнги. — Любовь не должна быть идеальной, она должна быть настоящей. И она обязательно придет, когда ты меньше всего этого ожидаешь. А Чонгук понимает, что уже скорее всего встретил свою любовь. Эта любовь — его учитель, друг и старший брат, которого он глубоко уважает. Он испытывает к нему нежные и страстные чувства, и тот отвечает ему взаимностью, но только как старший брат. Его любовь даже не представляет, насколько он счастлив рядом с ним. Они настолько разные, но, возможно, именно это и привлекает Чонгука в Старшем. Хотя в своем характере он замечает, что все же есть в нем что-то от хёна. Возможно, это та же отстраненность от людей и способность прятать свои чувства глубоко внутри, как и у Юнги. Однако, несмотря на свою альфовую внешность и уверенность, он удивительно чувствителен. Даже трогательный фильм может заставить его прослезиться. Опустив голову, подросток наконец-то осмеливается заговорить. То ли он мазохист, то ли решил окончательно добить себя сегодня, но Чонгук задает вопрос, который давно не дает ему покоя и вызывает острое чувство ревности: — А у тебя? — произносит он тихо. — У тебя есть кто-нибудь? — О, поверь, малыш, у меня совсем нет времени на отношения, — тяжело вздыхает Юнги, не замечая, такого же вздоха со стороны. — Кстати, о времени, нам пора домой. У меня есть неотложное дело. Внутри Чонгука поднимается волна разочарования, и, возможно, даже некое эгоистичное облегчение. Он смотрит на море, которое словно отражает все его чувства: бурные и неукротимые. Но вместо того чтобы поддаться захлестнувшим эмоциям и умолять брата провести с ним еще немного времени, он решает взять себя в руки. Чонгук делает глубокий вдох, стараясь подавить бурю чувств, и говорит ровным, безразличным голосом: — Понятно, — слова звучат холодно и отстраненно, но внутри все дрожит от тоски и разочарования. — Что ж, тогда пойдем. Он поднимается и медленно плетется следом за братом. Ветер, словно невидимый сообщник, уносит его сомнения и разочарования, освобождая от невысказанных, но мучительных чувств. В глубине души он понимает, что эта тайна будет преследовать его еще долгое время, оставаясь неизменной частью его внутреннего мира. Дорога в Силлу занимает больше часа. Юнги привозит младшего брата домой ближе к вечеру. Счастливый и воодушевленный подросток не хочет выходить из машины, пока они вместе не войдут в дом. Чон ощущает странное и непреодолимое желание привязать этого альфу веревками к стулу, чтобы тот снова не исчез. — Тебе пора, Гуки, — едва слышно произносит Юнги, кусая губу и стараясь не встречаться взглядом, глядя куда-то в пустоту между рулём и педалями. Чонгук замечает, что брат не собирается возвращаться в дом вместе с ним. — Да, конечно, — растерянно отвечает он, чувствуя нарастающую тревогу. — А ты? Старший брат поднимает голову, поворачивается к нему и смотрит на него с таким сожалением, что Чонгук не может сдержать внутреннюю дрожь. — Извини, Гуки, — хриплый голос дрожит. А красивое лицо искажается, словно Юнги только что сломался под тяжестью невидимого груза. И Чонгук уже ощущает, как мир уплывает из-под ног. — За что? — тихо спрашивает он, внутренне сжимаясь от страха услышать ответ. Юнги не моргает, глядя в лобовое стекло, глаза-полумесяцы застывают, как ледяные глыбы. Голос звучит подавленно и едва слышно. — Я должен уехать, — продолжает он, каждое слово отзывается болью в сердце мальчишки. — Я улетаю в другую страну. Снова. Взгляд Юнги скользит мимо брата, не останавливаясь ни на мгновение. Дракон внутри него, разрывает его грудь острыми когтями, словно мстит за своего ребенка. Ведь сейчас его маленький и родной Гуки задыхается от боли, и сердце Волчонка стучит в унисон с сердцем Юнги, но он не в силах помочь. Каждый вдох Чонгука — как кинжал в сердце Юнги, и он бы хотел облегчить его страдания, но увы. — Что? — Шепчет мальчик, и воздух вдруг застревает в горле. Сердечная мышца сокращается с трудом, как будто сейчас рассыплется в крошево под тяжестью пресса. А это всего лишь давят собственные легкие, в которых застрял весь необходимый кислород, что теперь он как-будто жжется. — Почему? — Сегодня я завершаю все дела в Силле и отправляюсь в Ямато.* — Как же работа в том кафе? — Чувство горечи и влаги подступает к краю глазничной щели. Воздух перекрывается где-то между гортанью и бронхами, но Чонгук старается держаться. «Я не буду рыдать, как омега. Я же чертов альфа!» — думает мальчишка, осознавая, что не имеет права на слабость. — Зачем же ты искал работу?! — возмущается он. — Прости, это была лишь небольшая разведка. — Не глядя ему в глаза, отвечает старший брат. — А поиск работы — это лишь повод узнать что-либо о хозяине того заведения. Юнги не хочет видеть, как его младший брат разрывается от осознания того, что им снова придется расстаться. Ведь вернется ли он к Чонгуку — это зависит лишь от госпожи Смерти. Потому что Шуга не знает, когда она придёт за ним. — Что за глупости? — Подросток в отчаянии дергает за ручку двери. Сердце бешено колотится. Ему хочется как можно скорее уйти и скрыться от человека, который сейчас безжалостно растоптал вместилище его души. Место, где зародилась эта странная, но такая сильная любовь и привязанность. Но, к сожалению, он не может. Чонгук слишком слаб и сейчас ведет себя как истеричный омега, не в силах сдержать эмоции. — Почему не открывается? — Мальчишка дергает за ручки, его руки дрожат от злости, и он с силой бьет по двери ребром ладони, выплескивая свою ярость на ни в чем не повинную преграду. — Я хочу выйти! — Чонгук, прекрати, ты поранишься, — старший брат хватает его за руку, как всегда звучит спокойно, но твердо. — Пожалуйста, успокойся. — Ты заставляешь меня нервничать! — выкрикивает он, вырывая руку и порывисто прижимаясь затылком к подголовнику сиденья. Как же он ненавидит это всегда невозмутимое лицо старшего брата! Он не понимает, какие эмоции скрываются за этими темными глазами, которые сейчас смотрят на него с таким холодным спокойствием. — Послушай меня, — Блондин принимает зеркальную позу, крепко цепляясь пальцами в руль. — Через пять лет я вернусь. — Да, — звучит едко и сердито. Чонгуку сейчас, если честно, всё равно. Его внутренний зверь спущен с цепи, и волен проявлять свое настроение, как пожелает. — Как всегда, я узнаю о твоем возвращении только через неделю или две, увижу тебя самым последним, а потом ты снова исчезаешь на целую вечность? — Я, может быть, и сообщил о своём возвращении остальным, но ты был первым, с кем я встретился по возвращении в этот город. «Как у него это получается?» Этот альфа убивает, но тут же воскрешает. Дарит восторг, но тут же приносит негодование. Этот человек — настоящий маг, владеющий искусством манипуляции эмоций. Его слова всегда оставляют неизгладимый след в душе Чонгука, заставляя его чувствовать и переживать. Он — загадка, которую невозможно разгадать, и влияние старшего альфы на него неоспоримо. Чон сжимает кулаки так сильно, что костяшки белеют, а вены на руках вздуваются. Глаза горят яростью. Он не может понять, почему старший брат имеет над ним такую власть. Почему каждое его слово, каждое движение вызывает в нем такой спектр эмоций — от гнева до трепета, от ненависти до восхищения? — Ты не был сегодня настоящим, — произносит он сквозь зубы, голосом дрожащим от обиды и боли. — Поэтому ты как-будто был где-то далеко, не со мной, в своих собственных мыслях и планах. Юнги смотрит на него, его лицо остается по-прежнему невозмутимым, но в глазах мелькает что-то похожее на сожаление. — Гуки, я делаю всё это, чтобы защитить тебя. Ты должен понять, что это не просто слова. — Защитить меня? — Младший горько усмехается. — Ты нужен мне здесь, со мной. Мне плохо без тебя. Чонгук резко отворачивается к окну. Плечи дрожат от едва сдерживаемых рыданий. Что за нелепость – чувствовать себя таким одиноким и преданным, когда ему говорят, что всё это ради него. Потому что Чонгук всё же знает, как старший брат его любит, и для Юнги разлука с ним не менее болезненна. Мин тяжело вздыхает, он ощущает чужую боль, как свою. Но понимает, что у него нет иного выбора. Шуга должен следовать своей миссии, даже если это означает, что он причинит боль тому, кого любит. Он должен нести свой крест ради того, чтобы младший брат жил в мире, где он сможет прожить счастливую жизнь с теми, кого любит, и не будет оглядываться по сторонам, ожидая своего палача. — Чонгук, прости меня, — тихо говорит Юнги, голосом полным искреннего раскаяния. — Я клянусь тебе, что однажды вернусь и останусь с тобой навсегда. Я буду твоей опорой, твоим защитником и верным синоби. Я буду тем, кто всегда будет рядом, кто будет защищать твою семью, твою любовь и твоё счастье до последнего своего вздоха. Я буду служить твоему Дому. Тебе, твоим детям и супругу. — Мне ничего этого от тебя не надо, — с проникновенностью смотрит на него брат. — Просто вернись домой. Просто будь рядом, как в детстве. — Гуки, малыш, мы уже не дети. — Знаю, — разочарованно говорит Чонгук. — Что за дурацкая жизнь? Почему у взрослых всё так сложно? — Знать бы. — Затянувшаяся пауза молчания, и Юнги заканчивает свою мысль. — Знаю одно: жизнь — тяжелая штука, и не всегда всё получается хорошо. Но мы должны быть смелыми и продолжать жить. Я теперь верю, что даже в самые трудные времена можно найти смысл. Потому что в тебе я нашел смысл быть на этой земле. Чонгук, терзаемый муками самобичевания, уже несколько месяцев балансирует на грани срыва. Собственное тело и разум предают, нарушая законы его природы как альфы. Он, словно слепой котенок, отчаянно ищет убежище, но не может найти покоя. Юноша погружен в свои страдания, и они причиняют ему невыносимую боль. Ноша, которую он несет, кажется невыносимо тяжелой для подростка тринадцати лет. Ему приходится мириться с тем, что он не такой, как другие альфы. Однако старший брат, сам того не осознавая, становится для него источником столь необходимой поддержки своими словами. — Правда? — Чонгук говорит это уже с меньшей тревогой в голосе. Слова брата задевают за живое, вызывая в груди щемящее чувство. А Юнги снова отворачивается, устремив взгляд в окно. Он не привык высказывать свои чувства открыто, но сейчас, именно сейчас, он не может их скрывать. — Правда, Гуки. — Хоть голос непривычно дрожит, но он продолжает говорить. — С того самого дня, как я впервые увидел тебя, я почувствовал, что должен защищать тебя. Это словно мое призвание, мой единственный смысл жизни. — Хён? — Что? — Можно я тебя обниму? — Конечно, Гуки. Старший едва успевает прикоснуться к брату, как тот уже льнет к нему, словно дитя к груди отца. Мальчишка ощущает тепло родного человека, которое необходимо ему, как воздух. Сейчас Чонгук принимает эту дерьмовую реальность, в итоге понимая, что в жизни есть солнце, удовольствие и любовь, а есть холод, разочарование и боль. Теперь боль, наверное, это его спутник, потому как человек, в которого он так безнадежно влюблен, скорее всего, никогда не ответит ему взаимностью. А Чонгук постарается жить с пониманием того, что он «гребаный катамит».* — Ты снова просто исчезнешь, — с нотками разочарования в голосе произносит Чонгук, недовольно ворча. — Я обещаю, что буду тебе звонить. На этот раз. — Ну, это уже хоть что-то. — Боюсь, что ты устанешь от меня, — произносит Юнги с иронией, явно имея в виду что-то иное. — Почему? — Я собираюсь звонить тебе каждый день. Чонгук вздергивает брови в изумлении, зрачки расширяются. В глубине его глаз начинает разгораться искра надежды, этот крошечный огонек, готовый разжечь пламя. — Ты серьёзно? — Абсолютно, — отвечает тот с улыбкой. — Я не хочу больше терять ни минуты общения с тобой. Старший лукаво подмигивает и, прищёлкнув языком, обнажает свои ровные зубы, заставляя брата вспыхнуть, как огонь, и, словно бабочка, улететь в дом, бормоча что-то невнятное и счастливое. Эти же бабочки с силой подбрасывают его на просторную кровать, на которой он раскидывается морской звездой. Глупо улыбаясь, он бездумно смотрит в потолок, а в голове проносится множество мыслей, перебиваемых лишь одним бархатным голосом: «Я буду звонить тебе каждый день». Когда душа настраивается на лад от разочарования к надежде, размягченная теплыми ласковыми словами Юнги, Чонгук чувствует, как еще большая любовь поднимается в груди, прибывая и разливаясь по всему его существу. Маркиза* — навес из ткани, который размещают с внешней стороны здания над оконными проемами для защиты от Солнца. Choco Bun* — по корейски Чокочимпам или шоколадная булочка. Катамит* — Альфа испытывающий сексуальное влечение к своим сородичам, а не к Омегам. Аналог гомосексуалов в нашем мире (Омегаверс).