The Blood

Сокджин, глотая сладкий алкоголь, начинает захлебываться, не в силах справиться с таким количеством жидкости. Растерянный взгляд встречается с глазами незнакомца, который, не мигая, как завороженный, наблюдает за ним. С ужасом он осознает, что мужчина не собирается останавливаться. Ким резко отдергивает голову в сторону и вытягивает ноги. Лицо искажается от гнева и раздражения. Шампанское проливается на черные штаны, расползаясь мокрым пятном в области паха. Только он поднимается, намереваясь уйти, как сильные руки хватают его за затылок и тянут назад. Он дергает ногой, чтобы высвободиться, но не успевает среагировать, когда его голени быстрым и уверенным движением успевают оседлать. Тот, крепко сжимая между своих бедер тонкие ножки, больно придавливает их всем своим весом. Начинается схватка, сопровождаемая глухими звуками ударов, гневными сопением и короткими криками. Сокджин хаотично сыплет удары. Сбитое дыхание возвращается неровными рывками, а в ушах звучит громкий стук крови. Он пытается высвободить ноги, крепко схватившись обеими руками за стальное предплечье мужчины, впиваясь в него короткими ногтями. Однако тот, словно тисками, сжимает его за загривок. А второй рукой болезненно хватает за подбородок, заставляя поднять лицо и посмотреть в мутные голубые глаза. Омега осознает, что ему не хватит сил одолеть этого альфу, который быстро скрутит его и сомнет, «а потом…» В карих глазах вспыхивает отчаянная решимость, и тогда он вновь и вновь пытается высбодиться из крепкой хватки. — Нет! — громко и отчаянно кричит Сокджин. — No! No! Альфа, замечая сопротивление омеги, усиливает хватку, и в голубых глазах вспыхивает холодный блеск. Он наклоняется ближе, так, что его дыхание обжигает красивое лицо омеги, и на губах появляется плотоядная улыбка. В следующее мгновение Сокджин ощущает острую боль, пронзающую до искр из глаз, до всплеска мозга. Мужчина ударяет его затылком о стену с такой силой, что перед глазами вспыхивает ослепительная вспышка. А потом на короткий на миг в глазах темнеет. Подросток пытается открыть глаза, вдохнуть, сказать хоть что-то, но все силы уходят на то, чтобы просто не потерять сознание. — Be obedient and open your mouth.* — Шипит альфа. Запрокинув ему голову, тот с силой давит пальцами на его нижнюю челюсть. — No.— стонет мальчишка. Снова получив удар затылком о стену, почти шепчет: — Отвали. А мужчина сжимает ему челюсть ещё сильнее, так что мышцы поддаются, и Сокджин чувствует, как рот раскрывается. Ягодно-фруктовый шлейф заполняет пространство, и вскоре он ощущает, как липкое и сладкое шампанское обильно льется по подбородку, пачкая белоснежную рубашку. Собрав последние силы, подросток плотно сжимает губы. Розовое шампанское «Brut» с его свежим фруктовым запахом и преобладанием ягодных ноток, кажется, навсегда останется в памяти омеги как символ этого страха, который отныне прочно поселился в каждой его клетке. В этот момент напряжение достигает своего пика. Страх и беспомощность смешиваются, создавая горький привкус отчаяния, который будет преследовать Ким Сокджина всю его жизнь. Мужчина отталкивает бутылку, и она, скользнув по полу, отлетает в сторону. А затем резко повернув лицо омеги, он медленно проводит языком по челюсти. Растягивает удовольствие, вылизывая дорожку вверх по щеке и размазывая слюну по гладкой коже. С наслаждением втягивает мочку уха, сжимая между зубами металлическое кольцо-серьгу. Альфа с упоением вдыхает аромат, исходящий от запаховой железы за ухом омеги. — How sweet you smell. My wild rose.* — Иди к черту. — Презрительно цедит подросток слабым голосом. Потому что сейчас он испытывает животный страх, который почти парализует его. Этот страх смешивается с глубоким отчаянием от унизительного ожидания предстоящих мучений. Заранее готовясь пережить весь ужас того, как его плоть будут насиловать и истязать. Он так сильно боится того, что происходит в этой комнате, и того, что будет дальше. Как легко его скрутили и размазали по стене. Сейчас его просто возьмут насильно в собственном доме. После такого он уже никогда не сможет собрать себя воедино. Гораздо заманчивее сейчас даже просто смерть. Или продолжать бороться до последнего вздоха, но не позволить взять себя в свои нежные тринадцать. Поэтому он отчаянно вгрызается мертвой хваткой в изгиб между большим и указательным пальцами, воспользовавшись тем, что альфа, поддавшись своей природе, ослабил хватку под воздействием феромона омеги. Мужчина с утробным ревом вырывает почти с мясом ладонь, по которой уже потоком течет алая кровь. — Oh, you bitch!* — Альфа издает грозный рык и, отползая назад, сжимает свое запястье другой рукой. Он поднимает руку вверх, подставляя ее под свет, и внимательно осматривает. Лицо еще больше наливается алым гневом, а в глазах вспыхивает ярко-голубое бешенство, когда он видит повреждение, нанесенное ему хрупким на вид мальцом. — You little shit!* Секунда. Сокджин вскакивает и уже срывается к спасительной двери, когда его хватают за лодыжку и рывком тянут так, что он валится, словно срубленное дерево, успев смягчить удар подбородка о мраморный пол. Сердце стучит с удвоенной скоростью. В глазах мутнеет. Он ощущает, как грузное тело движется по его ногам, поднимаясь выше, и то, как его цепляют за пояс штанов. Упираясь, брыкаясь, как бешеный, цепляясь руками за зеркально отполированный пол, он отчаянно лягается ногами, не давая альфе возможности забраться на себя целиком. Сердце пропускает очередной удар, и кажется, что оно готово вот-вот остановиться. А когда вновь запускается, колотится отчаянными и сильными толчками, сбивая дыхание. Из груди вырывается крик такой силы, что, кажется, он способен снести дверь с петель. — Помогите! Помогите! — кричит он. Но его, очевидно, никто не слышит, потому что помощь не приходит. А омега продолжает кричать, ощущая, как с него резким движением стягивают штаны и нижнее белье по голени. Он кричит, визжит и отчаянно сопротивляется. Подросток пытается вырваться, но слышит, как с треском рвётся ткань льняной рубашки на спине. Чудовище, нависшее над ним, давит всем своим весом, причиняя невыносимую боль хрупкому телу. Альфа крепко сжимает худую руку за спиной. И теперь слабому мальчишке точно не вырваться из сильного захвата взрослого человека. Всё мгновенно сливается в остром восприятии реальности. Сокджин балансирует на тонкой грани между надеждой на спасение и готовностью сражаться до последнего вздоха. Сердце колотится, как пойманная птица, в груди, и каждый вдох кажется последним. Но в глубине его слабого и маленького существа нарастает тёмное желание сдаться, погрузиться в мрачную бездну беспамятства, где нет боли и этого унижения. Голова кружится, острые чувства обрушиваются на него с сокрушительной силой, разрывая на части душу и разум. Это мгновение — как грань между жизнью и смертью, между светом и тьмой, и Сокджин не знает, что выбрать. Ледяной ужас захлестывает сознание, а к горлу подступает колючий ком, который он не может ни проглотить, ни выплюнуть. С жадностью причмокивая твёрдыми губами, оставляя засосы на нежной коже спины, с глазами, горящими от похоти, оскалив зубы, альфа шумно втягивает в себя и сглотывает слюну, обильно брызжущую из рта. Снова и снова. А затем сплевывает в сложенную лодочкой ладонь. Омега ощущает, как монстр, насильно раздвинув его ягодицы, проводит обслюнявленной рукой, смачивая узкое кольцо мышц. Из самой глубины груди вырывается вопль — жуткий, животный: — Нет! Нет! Помогите! Мгновение, и будто тысячи кинжалов пронзают плоть, разрывая её на части, лишая осязаемости и теперь она рассыпается. Тело слабеет, боль становится невыносимой. Альфа входит резко, подчиняет своей воле, и эта адская боль прошивает девственное тело, словно внутри одновременно ломают все кости и выворачивают кожу наизнанку. Сознание ускользает, оставляя лишь отчаяние и боль, перед лицом страшного и неизбежного конца. Сокджин не осознает, как долго продолжается этот кошмар. Его мозг решил облегчить страдания и погрузил омегу в состояние, напоминающее пограничье между реальностью и забвением.  Находясь на периферии сознания он слышит глухой стук и чувствует, как что-то тёплое и мокрое окропляет голую спину. Тяжёлая туша придавливает его. Наступает тишина, прерываемая лишь собственным рваным дыханием. Он понимает, что на нём лежит мёртвое тело, еще содрагающееся в агонии и обильно истекающее кровью. Омега резким движением наполовину скидывает с себя мертвую тушу. С трудом выползая из-под неё. Лежа на животе несколько долгих минут, он жадно вдыхает воздух. Сердце бешено колотится. Постепенно дыхание становится ровным, но адреналин все еще пульсирует в венах. Проходит немало времени, прежде чем подросток переворачивается на спину и, подтянув штаны, пытается встать. Руки дрожат, ноги подкашиваются, но омега упорно поднимается, пока не оказывается на коленях. Кое-как сев, он поджимает ноги под себя и упирается руками в пол. Туманным взглядом смотрит на безжизненное тело насильника. Из его рыжих волос торчит черный наконечник с кольцом. Под неподвижным телом, из-под головы, растекается бордовая лужа крови. От металлического запаха смерти или от пережитого стресса подростка тошнит прямо на мраморный пол. — Господин Ким Сокджин, — знакомый голос дрожит, почти шепчет. — Вам нужно прикрыться… Голос обрывается, и в воздухе повисает тишина, в которой омега слышит лишь собственное тяжелое дыхание. Он поднимает голову и видит перед собой фигуру в темной одежде. В полумраке невозможно разглядеть лицо, но голос кажется знакомым. Мужчина с легкостью срывает с окна тяжелые плотные портьеры и бережно укутывает ими хрупкое тело омеги. Сокджин вздрагивает от прикосновения, но не отталкивает незнакомца. Пережитый стресс не дает ему ясно мыслить и что-либо ясно видеть. Мальчишка просто окаменел. А его взгляд прикован к растекающейся луже крови, и он не может оторвать глаз, смотрит не моргая. Густой, пьянящий запах крови настолько силён, что оседает сладким налетом на языке, смешиваясь с букетом розового шампанского «Brut», создавая изысканный коктейль из ужаса и наслаждения. — Вставайте, вам нужно привести себя в порядок. Спаситель протягивает ему раскрытую ладонь. Сокджин пытается сосредоточиться на образе стоящего перед ним человека, который всё ещё размыт и неясен. На вид этот черноволосый альфа, примерно двадцати пяти лет, высокий. От него исходит аромат ладана, который словно пытается заглушить тяжелый запах смерти. Тепло, исходящее от мужчины, окутывает и убаюкивает. Полупрозрачные занавеси на окне слегка колышутся под лунным светом, создавая атмосферу умиротворения. Аромат дурманит, и Сокджин ощущает лёгкое чувство благодати, разливающееся по телу теплом и мягкой пульсацией. Каждая клеточка крошечного существа омеги вибрирует и светится. Сокджин глубоко вдыхает и прикрывает глаза, наслаждаясь этим ощущением. Тело будто становится легче, и тяжелые веки опускаются под воздействием тонкого забвения. На мгновение ему кажется, что даже воздух вокруг замер в блаженстве. Он медленно открывает глаза и, увидев протянутую руку альфы, слабым голосом произносит: — Чан Хëк? — Да, господин. Это я. Be obedient and open your mouth.* — Будь послушным и открой рот. How sweet you smell. My wild rose.* — Как сладко ты пахнешь. Моя дикая роза. Oh, you bitch.* — Ах ты, сука. You little shit!* — Ты маленький засранец!

***

— Блядь, Чан Хëк! Какого хуя! — Гневно выпаливает глава клана. — Это тварь, крупный бизнесмен! У нас с ним намечался выгодный контракт. У меня для этого уебана был новогодний подарочек приготовлен. Разгневанный Ким Джи Хун выбрасывает указательный палец в сторону так и лежащего на полу трупа. — Не паникуй! Чего истеришь, как блядский омега! — Приказывает скрипучим голосом самый старший альфа в комнате. Иссохший мужчина с ожесточенным взглядом и трясущейся головой. Кажется, что ему стоит немалой силы каждое произнесенное слово. Чуть пошатнувшись, тот хватается за спинку дивана. — Отец! — Чан Хёк подбегает к Старшему и подхватывает его под локоть. — Твой сын, блядь! — Глава Ким в несколько шагов становится напротив мужчины похожего на обтянутого кожей скелета, вторгаясь в чужое личное пространство. — Конченый долбоеб! Он угандошил гостя на моей вечеринке. А ведь этого рыжего ушлепка здесь все видели. Что прикажешь делать, когда сюда заявятся британские спецслужбы? — Не рычи, Джи Хун! Вызывай чистильщиков, пусть приберут здесь. А мой сын заметет следы. Засветит в городе перед камерами машину этого педофила, — Мужчина с гордостью указывает на сына, ткнув пальцем в грудь господина Кима. — Не сомневайся в нем. Захочешь, и сегодня он так сыграет этого гребаного рыжего бриташку, что отец родной не отличит! Чан Дон Гон, консильери клана Ким, — единственный, кто может взять на себя риск встать лицом к лицу с одним из самых влиятельных людей на полуострове, грозный рык которого эхом отдается во всех уголках Корë. — Надеюсь, что твой сын исправит свой косяк. Так что никто даже не подумает искать следы этого гребаного… рыжего… бриташки в моем доме! — Отчеканивает Ким. Злобный оскал искажает его лицо. Встряхнув волосами, он боком разворачивается к трупу, взглянув на всех присутствующих поочередно. Потом поворачивается и бросает тяжелый взгляд на замершего и не моргающего, смотрящего в одну точку пространства сына. — Ты! — голос, наполненный властным холодом, разрывает тишину. — Какого хера выперся из своей комнаты? Омега растерянно моргает, будто выходя из транса. Его взгляд скользит по разгневанному лицу отца, но не смеет задержаться на нем. Красивое лицо омежки выглядит измученным и испуганным. В красных глазах стоят слезы, которые вот-вот прольются. На щеке ссадины, а в уголках рта чужая засохшая кровь. Подбородок опух, волосы растрепаны, и весь он выглядит так, словно его пропустили через мясорубку. — Отец, прости, — едва слышно шепчет Сокджин. — Я ослушался тебя. — Не слышу! — гремит голос отца. — Прости, отец! Я ослушался тебя! — отчаянно выкрикивает младший Ким. — Ты позволил трахнуть себя этому ублюдку! Омега, соскочив с кресла, с дрожью во всем теле, больше не сдерживая эмоций, бросается к отцу с отчаянным криком: «Отец!» Слезы, брызнув из глаз, стекают по щекам. Разрыдавшись, мальчишка отчаянно вжимается в грудь отца, хватаясь за лацканы пиджака с такой силой, словно это единственное, что может удержать его от падения в бездну отчаяния. «Я не смог…» — шепчет он сквозь рыдания, голосом дрощим от боли и чувства неоправданной вины. — Жалкий омега! — С каждым словом отец с нарастающей яростью отбрасывает от себя тонкие руки сына, одну за другой. — Воняешь этой тварью! Сокджин, рухнув на пол, издает пронзительный крик. Судорожно обхватив руками ворсистый ковер шегги,* он пытается удержаться на месте. Его взгляд, полный отчаяния, впивается в лицо отца. Слёзы, мгновенно застывшие в глазах, больше не смеют скатываться по щекам, превращаясь в ледяные капли. — Был бы ты альфой, то не позволил бы себя разложить! — С таким явным презрением, будто выплевывая слова, произносит мужчина каждое из них. — Что? Что? — Сокджин потрясенно качает головой. В моменте пожалев, что не может стать глухонемым, чтобы не слышать этих слов. — Да и с альфой, в принципе, подобного бы не произошло! — продолжает говорить тот, вколачивая эти ядовитые слова в сердце сына. — Что ты такое говоришь, отец? — спрашивает Сокджин. Во влажных глазах застывает взгляд, который теперь кажется отцу незнакомым. — Ты позор семьи! Тебя, блядь, перепутали со шлюхой из борделя! Ты позволил себя осквернить! — Не ты ли в этом виноват?! Впустив в дом чудовище! — пронзительно кричит подросток, срывающимся голосом, кричит из самого сердца боли и отчаяния. — Не смей рот разевать, омега! Может, ты сам этого захотел. Вы, блядские омеги, только для этого и годитесь! Сокджин слушает хорошо знакомые слова, которые отец повторяет чуть ли не каждый день, всякий раз в разном контексте, лишь с малыми изменениями. Но именно сейчас его слова проникают в самое сердце, как раскаленное лезвие, вызывая агонию, которую невозможно унять. Они вскрывают старые раны, которые так и не затянулись, и наносят новые, глубокие, кровоточащие. Сердце омеги разрывается на тысячу осколков невыносимой боли. Оно бьется, как маленькая птица в клетке, охваченная яростью и отчаянием. Стук. Еще раз. Ритм замедляется, и кажется, что время останавливается, как будто сама Вселенная замерла в ожидании. Три. Два. Один. Биение почти замирает, и ледяные тиски сковывают его в ледяном объятии. Оно перестает биться, погружаясь во тьму, оставляя за собой лишь пустоту, бездонную и бесконечную. Оно больше не чувствует. Сокджин чувствует лишь жгучую ненависть, разливающуюся по его венам, словно расплавленный металл, сжигающий изнутри. Сын поднимает на отца пронзительный, холодный взгляд, как клинок, вонзающийся в душу. Джи Хун, охваченный мрачными предчувствиями, ловит его, встречаясь с глазами, полными ненависти и отчаяния. Измученный и обессиленный, омега замечает свой пиджак, который всё это время лежал между диванами. Он с трудом подтягивает его к себе и поднимается на дрожащие ноги. Сокджин медленно, шаг за шагом, приближается к отцу и останавливается рядом с ним. Он не обращает внимания ни на кого из присутствующих, его взгляд устремлён на резную позолоченную дверь гостиной, будто он уже давно находится где-то в другом месте. Голос, лишенный эмоций, звучит как эхо в пустом пространстве: «Если сейчас ты меня не убьешь...» Повернув голову, Сокджин пристально смотрит на отца, встречаясь с отражением собственных темных, бездонных глаз напротив. Похожих, как две капли воды. «Знаешь, моя жизнь — это ад на земле. Я сделаю так, что ты почувствуешь, каково это». В словах, произнесенных сыном звучит не только угроза, но и невыносимая боль, разрывающая изнутри. Омега уходит, так и не накинув на себя пиджак. Альфы остаются в недоумении, глядя ему вслед. Они видят его полуобнаженную спину, лоскуты разорванной рубашки и капли чужой крови. А отец смотрит на пустое место, где только что стоял его сын.

***

Сокджин входит в свою комнату. Свернувшись клубочком на его кровати, спит маленький Тэхён, крепко обняв и прижимая к себе подушку, которая выглядит огромной по сравнению с ним. Крошечные ручки и ножки, маленькое кругленькое личико — само воплощение невинности. Невозможно представить, что на его месте мог бы оказаться этот ангел. Внезапно, чувство страха острыми когтями впивается в горло подростка, заставляя его судорожно вдохнуть и замереть посреди комнаты, сминая разорванную рубашку на груди. Грохот сердца оглушает, отдаваясь в ушах, а дыхание становится прерывистым, как у загнанного зверя. Руки и ноги словно парализованы, и он с трудом удерживает контроль над своим телом. Омега пытается сосредоточиться на дыхании, но паника лишь усиливается, охватывая всё больше и больше. В комнате становится невыносимо душно, холодный пот струится по спине, стекая вниз, а воздух вокруг тяжёлый и давит на грудь, как невидимый груз. Сокджин делает шаг, но ноги подкашиваются, и он рушится на пол, не в силах больше сопротивляться. Паника продолжает нарастать, и омега понимает, что находится на грани разрыва сердца. — Джин, — тихий голос маленького «ангела» прорывается сквозь сумрак воспаленного сознания. — Тэ, помоги! — сдавленно, с трудом выговаривает Сокджин. В состоянии безграничного ужаса он поднимается на ноги и бросается к младшему брату. Рухнув на кровать, омега содрогается от нахлынувших эмоций. Закрыв лицо дрожащими руками, он ощущает, как страх уже окутывает его в непроницаемый кокон. — Джин, — голос Младшего мягкий, но в нём звучит твердость, не свойственная детям его возраста. Присев на колени, Тэхён обхватывает голову брата, прижимаясь к нему всем телом, словно пытаясь заслонить от всех ужасов мира. — Не бойся, Джин. Больше тебя никто не обидит. Слова, произнесённые с такой искренностью и заботой, проникают в самую душу. Сокджин чувствует, как удивительное тепло окутывает его, даря утешение и надежду. Постепенно страх начинает отступать, уступая место спокойствию и всепоглощающему теплу, исходящему от этого «ангела». Шегги* — Разновидность ковровых покрытий с высоким толстым ворсом достигающим длины 50мм.