they like to share you.

      Ты понятия не имеешь, как оказалась в ситуации, подобной той, в которой находишься сейчас — было бы ложью сказать, что ты никогда не представляла себе этого. Мечты о том, чтобы оказаться в таком моменте, блуждали в твоем сознании. Они не заходили так далеко, но были времена, когда ты пыталась не думать об этом, ломала себя, сжимая бедра, грех захватывал тебя целиком и пожирал заживо; однако сейчас это самое греховное, что ты делаешь, вопреки тому, что просто мечтаешь об этом. До этого момента ты не могла поверить, что столкнешься с таким грехом — однако каждый нерв твоего тела кричал, что это самое неземное чувство, которое ты когда-либо испытывала.       Это не тот грех, когда развратная женщина бесстыдно думает о братьях Лин Куэй — каждую ночь, пока не получит их, нет, это тот грех, который врезается в твое тело изнутри души.       Не грех пожирает тебя заживо, нет, это Томаш — самый драгоценный мальчик из всех, кого ты знала, с очаровательным характером, благодаря своей невинной и нежной натуре, особенно когда дело касается тебя, но когда ты смотришь в его глаза, когда его голова остается между твоих бедер, которые могут раздавить его в любой момент (что он с радостью примет), язык входит и выходит из твоей киски, которая истекает на его лицо и шею. Только вид этого может заставить тебя кончить ему на лицо, но ты пытаешься сдержаться, глаза устремлены в его глаза, полные слез от того, что твоя жадная киска так ему нужна, отражение тебя — доказательство греха, который только что был совершен.       И то, что Томаш поедает, сосет и вылизывает тебя — не единственное, что ты получаешь.       Ты сильнее впиваешься в его голодный рот, желая, чтобы он утонул в твоем вкусе, чувствуя потребность в доминировании, ты откидываешь голову назад, когда Куай Лян щиплет твои затвердевшие соски, не обращая внимания на то, как его младший брат лежит на кровати, ты над ним, тепло течет по твоим венам, заставляя тебя испытывать еще одно чувство уязвимости, будучи обнаженной, полностью, пока они остаются неподвижными в своей одежде.       — Куай Лян... — пытаешься сказать ты, но получаешь еще один щипок за сосок, и тело содрогается от этого, а он остается позади тебя, стоя. Он внимательно следит за твоим лицом, в отличие от Би Хана, который сидит на своем кресле, облокотившись на него, подложив одну руку под лицо, закрытое маской, и упираясь локтем в подлокотник, а его холодный взгляд путешествует по вам троим, наблюдая так, как будто для него устроено специальное шоу.       — Да, принцесса? — спрашивает Куай Лян, глядя на то, как твои руки забираются в серые волосы Томаша, тянут их и двигают бедрами быстрее — он понимает, что ты близка, они все понимают.       — Я... я сейчас... Томаш!       Томаш издаёт милый смешок, гордясь собой, когда ты не можешь закончить фразу от прикосновения его языка — или от того, как он жадно поедает тебя, как будто умрёт, если не сможет насладиться твоим прекрасным вкусом. Его руки находят твою задницу, ещё сильнее прижимая тебя к себе, желание быть первым, кто заставит тебя кончить, сковывает его.       Куай Лян, желая помочь тебе достичь этого как можно быстрее, желая увидеть, как ты кончаешь, чтобы потом иметь тебя, берет тебя за подбородок, приподнимая твою голову, чтобы страстно поцеловать тебя, вдыхая твои стоны в его рот. Одна твоя рука нащупывает его щеку, притягивая его ближе, а другая остается в волосах Томаша, лаская их, чтобы найти источник устойчивости, когда два брата Лин Куэй овладевают тобой, а самый старший из них наблюдает за происходящим перед ним.       Когда вы разрываете поцелуй, громко стоная от такой близости, раздается голос — тот самый, от которого по позвоночнику бегут мурашки.       — Я позволял тебе это делать? — спрашивает Би Хан, звуча как никогда холодно — он что, специально? Ты пока не можешь решить, голова кружится.       — Ч-что? — спрашиваешь ты, зная, что оба брата Лин Куэй тоже удивлены внезапными словами старшего брата, и поворачиваешь к нему взгляд — все вы смотрите на него.       Он лишь поднимает бровь.       — Я позволял тебе кончать?       — Но Би Хан...       — Но брат... — вы с Томашом пытаетесь найти предлог, чтобы он позволил тебе кончить; чтобы достичь кульминации, которая нужна тебе, и чтобы иметь возможность вылизать ее — получить вкус твоего сладкого сока — со стороны Томаша, вот причины, по которым вы звучали так умоляюще.        — Ты кончишь, когда я скажу, — затем он скрещивает руки, как будто это не он тебя обламывает. Глядя на лицо Куай Ляна, он наклоняет голову в сторону твоего тела. — Подними ее.       Сморщившись от того, что ты так близка и в то же время так далека от кульминации, ты видишь, как Томаш тихо извиняется, не понимая намерений старшего брата, пока не чувствует, как Куай Лян поднимает твое тело, обнимая за талию, и снова опускает тебя — прямо на отвердевший член Томаса, и ты стонешь, когда твоя обнаженная киска касается его через ткань тонких тренировочных штанов.       Похоже, Куай Лян — единственный, кто может признать чистые намерения Би Хана, он шепчет тебе на ухо, поднимая руки вверх и дотягиваясь до грудей, которые слегка подпрыгивают от ударов твоих бедер о бедра Томаша, не задумываясь об этом, просто желая что-то почувствовать.       — Любовь моя, потерпи еще немного, — говорит он, лаская твою грудь, посылая в твое тело новый толчок удовольствия — медленное горение усиливает огонь, готовый вырваться на свободу. — Томаш, — говорит он, бросив быстрый взгляд в сторону Би Хана, чтобы понять, правильно ли он делает или нет. — Она уже готова.       — А ты? — спрашивает Томаш, приподнимаясь и приближая ладони к твоим угодицам, когда ты усаживаешься к нему на колени, демонстрируя себя во всей красе — осталось немного стыда, который исчезнет вскоре после того, как ты поймешь, что будет дальше. — Если ты хочешь остановиться, мы можем... Я могу. Просто скажи и...       Ты останавливаешь его на полуслове. Будучи таким заботливым человеком, даже в такие моменты, как этот — возможно, в основном в моменты близости на высшем уровне, он хочет быть уверен, что ты хочешь этого — всем сердцем и душой. И ты хочешь. Улыбаясь, ты киваешь, прикладывая поцелуй к его губам, одновременно любящий и похотливый, и, заслужив несколько скулящих звуков от мужчины, ты берешься за край его брюк, опуская их вниз, чтобы освободить его ноющий член.       — Пожалуйста, Томаш, — говоришь ты. — Хочу, чтобы ты меня наполнил.       Не ожидая от тебя такой дерзости, он замирает на мгновение, прежде чем решить, что ты в таком состоянии, что все эти вещи, которые они с тобой делают и скоро сделают — вопрос жизни и смерти — или греха и любви, если быть более честными.       Он удерживает себя от ругательств, когда чувствует, как твои голые бедра касаются стороны его члена. Снова откинувшись на спину, он кладет руки тебе на талию, шаг за шагом опуская тебя вниз, так ласково, что тебе кажется, будто он видит в тебе хрупкий цветок.       Положив ладони на его голую грудь, ты поворачиваешься к Куай Ляну, глаза слезятся, когда ты чувствуешь, как толщина Томаша проникает внутрь твоих теплых стенок. Это уже слишком много, но тебе нужно больше — ты хочешь еще. Есть много причин, почему ты ведешь себя так непристойно: во-первых, ты шлюха для них, как сказал Би Хан (как он может быть всегда прав насчет тебя?), во-вторых, ты любишь их всех, и, наконец, ты хочешь доказать им, в основном Би Хану, что ты способна принять троих из них — физически и духовно.       — Сними их, — звучит из твоих уст скорее как приказ, чем как просьба, и ты чувствуешь над ними какую-то власть, когда Куай Лян не просит тебя знать свое место, в отличие от своего старшего брата. Когда он кивает, на его привлекательном лице появляется нахальная улыбка. — Пожалуйста, — заканчиваешь ты свои слова, чтобы быть помягче, но он уже снимает с себя одежду, не сводя глаз с твоих, устраивая тебе шоу, в то время как Томаш уже в шаге от того, чтобы полностью войти в тебя.       Когда ты видишь его идеальную фигуру, отличающуюся по форме и позе от нежной, приветливой и успокаивающей фигуры Томаша, ты не можешь удержаться, чтобы не сесть на член Томаша одним движением, желая, чтобы он взял тебя, потому что твой разум больше не может этого выносить, а для такого головокружения еще слишком рано! В каком состоянии ты будешь, когда их будет трое, спрашиваешь ты себя, будет ли такое вообще?       Все вопросы, оставшиеся без ответа, исчезают, когда Томаш начинает двигаться, желая хоть на мгновение отвлечь тебя от Куай Ляна, потому что ему нужно видеть, как ты теряешь рассудок, пока он трахает тебя — отдавая тебе все, и получая все взамен.       — Томаш, — ты громко произносишь его имя, его головка глубоко врезается в тебя, толщина раскрывает тебя шире, пока он продолжает неравномерно входить в тебя — и ты, и он в этом впервые, и это заставляет вас оставаться неустойчивыми, с затуманенными мыслями. Он слишком потерян во вкусе твоей киски, которая прекрасно сжимается вокруг его длины, а ты получаешь кайф от его толстого члена и тяжелых яиц, безжалостно бьющих тебя, даже когда он хочет быть внимательным, не желая причинить тебе боль, но это так хорошо — ты чувствуешь себя так хорошо, что он клянется, что уже пристрастился к этому.       — Т/и, ах, че-е-ерт! — почти ругается он, когда открывает глаза, так и не поняв, что вообще их закрыл, и видит твою подпрыгивающую грудь, открытый рот, слезящиеся глаза, которые полузакрыты, когда ты наблюдаешь, как его удовольствие заметно проступает на его лице. Твои ногти царапают его шею.       — Томаш! Мне так хорошо! — ты хочешь сказать больше; хочешь, чтобы он знал, как хорошо он старается, принося удовольствие до искр в глазах с каждым его толчком. Ты чувствуешь умиление и желание одновременно.       — О, неужели? — резкий голос Би Хана разрывает напряжение между тобой и Томашом, заставляя тебя отвести взгляд, когда он усмехается над твоей попыткой отмахнуться от его слов, чтобы почувствовать еще больше того, что дает тебе Томаш.       Однако твоего внимания добивается еще один брат Лин Куэй — Куай Лян, чья рука лежит на его члене, пока он дрочит при виде того, как тебя трахает его младший брат, и даже с такого расстояния Би Хан видит, как он старается держать себя в руках, желая, чтобы ты была первой, кто признает его бесстыдные действия и позволит ему подойти ближе. Би Хан считает, что его братья ведут себя так, будто ты самый хрупкий цветок на земле — да, это так, но не в данный момент. Только Би Хан знает, какой шлюхой ты можешь быть для них, по своим прошлым поступкам до того, как он решил позволить всему произойти.       Поэтому он не замолкает, наоборот, ставит локти на край кресла, руки соединяет в замок, наклоняясь ближе, не сводя с тебя глаз.       — Тогда будь чертовски хорошей девочкой и с радостью прими еще один нуждающийся член в свою дырку и поблагодари их за это, моя милая потаскушка.       Даже в такой момент он не может не испытывать к тебе собственнических чувств — что заставляет его называть тебя своей, а не указывать на то, что ты принадлежишь им троим, не только Би Хану, но и тому, кем ты теперь являешься, чтобы судить о тебе, особенно после того, как ты стала игрушкой для его младших братьев после того, как долгое время желала этого.       Слезы текут по твоему лицу, пока ты продолжаешь подпрыгивать на члене Томаша, уже слишком потерянная от кайфа, который ощущается так, будто ты приняла дюжину афродизиаков. Власть, которую они имеют над тобой, невозможно пресечь, да ты и не хочешь, поэтому покорно киваешь, держа себя в руках, чтобы дотянуться до руки Куай Ляна. Положив его теплую ладонь себе на живот, ты заставляешь его подойти ближе, слушая скулеж и тихие стоны Томаша, которые он издает с большой застенчивостью — в отличие от своих братьев, он самый закрытый, когда дело доходит до громкого выражения своих чувств и мыслей.       Однако можно сказать, что он близок к развязке, когда между стонами ты начинаешь говорить с Куай Ляном.       — Позволь мне, огненный мальчик, — говоришь ты, с ухмылкой глядя на него, когда начинаешь дрочить ему, заставляя напрячься. Еще одно чувство удовольствия проносится по твоему телу, когда Куай Лян издает рык — более звериный, чем ты можешь себе представить, и его влияние становится заметным и для тебя, когда он вгоняет свой член в твой кулак, не задумываясь, используя только чистые инстинкты. Ты начинаешь думать, как справишься не только с толстым членом Томаша, но и с членом Куай Ляна, который стоит во всей своей красе: теплый в твоей ладони, истекающий предэаякулятом и подергивающийся при виде твоей задницы.       Видя, как член его младшего брата исчезает и появляется снова, когда он трахает тебя, Куай Лян воспламеняется, потому что теперь он понимает, о чем говорил Би Хан — как он не понимал, что имел в виду его брат, называя тебя их шлюхой, но теперь он стал свидетелем этого; он видит, как ты смотришь на его член со вздутыми венами, пока принимаешь член Томаша. Очевидно, что ты хочешь, чтобы он присоединился.       И кто он такой, чтобы отказаться от твоего молчаливого предложения? Он может сражаться с сотней мужчин, если ты этого хочешь, но он не сможет остановиться, когда у него есть ты — у них есть ты. Он нежный любовник, правда. Может быть, он не может показать это так же нежно, как любовь Томаша, или так же жестоко, как Би Хана. Он знает, что ты и не стремишься к этому. Ты полюбила их такими, какие они есть, и Куай Лян сгорает от желания показать свою любовь, заявив о тебе как о своей.       Почувствовав член Томаша в твоем животе, он теряет рассудок, и последнее, что приходит ему в голову — это быть помягче с тобой, когда он проделывает путь к заполнению твоего пустого входа.       — Пф-ф, — слышит он насмешку Би Хана над своими трусливыми действиями; он все еще сдерживает себя, чтобы дождаться, пока ты кончишь, и немного расслабишься. Он смотрит в твои умоляющие глаза, когда Би Хан добавляет. — Просто трахни ее уже наконец. Я даже отсюда вижу, что она скоро умолять начнет, — затем он низко ухмыляется. — Или, может, подождешь еще немного, брат. Её мольбы довольно сладки на вкус. Разве не так, малышка?       Закрывая глаза, на твои щеки капает слеза, но она останавливается на щеке, когда Куай Лян кладет ладонь на твое лицо, вытирая его с такой нежностью, что ты снова открываешь глаза. Не плача из-за слов Би Хана, нет, они только добавляют еще больше удовольствия, ты позволяешь Куай Ляну поцеловать тебя в лоб, в жесте уверения, что все будет хорошо — это будет эйфория, и ты веришь ему.       Кивнув, ты поворачиваешься лицом к Томашу, говоря при этом с Куай Ляном.       — Делай со мной все, что хочешь, малыш. Я выдержу.       Бросив себя на его милость, ты снова кладешь руку на грудь Томаша, чувствуя под пальцами биение его сердца, щекочущее кожу из-за того, как быстро оно поднимается и опускается в такт с его членом, который может разорвать тебя на две части, если захочет.       — Черт... да, да! — кричишь ты в удовольствии, вызывая в них дикость, сама того не зная, слишком занятая собой и членом Томаша, который снова и снова попадает в твои самые сладкие точки, когда он извлекает из тебя самый прекрасный звук.       — Вот так! Черт, Томаш, так хорошо, пожалуйста, пожалуйста, детка, продолжай трахать меня!       — Конечно, конечно, моя богиня, — Томас звучит так, будто он на грани плача благодаря твоему собственному удовольствию. Мужчина под тобой летает в небесах не только потому, что трахает тебя, но и потому, что каждая частичка твоего тела кричит о том, что он очень хорош в этом деле. Он находит все большее насыщение в твоем восторге. — Все для моей любимой леди... а-ах — что угодно!       Через некоторое время — ты не можешь сказать, сколько именно прошло, потому что ощущение времени перестало работать — ты чувствуешь, как губы Куай Ляна касаются твоего уха, его голос проникает под кожу, когда он говорит, положив руку тебе на спину и толкая тебя на грудь Томаша.       — Мне так жаль, — ты не понимаешь истинного смысла его слов, ты просто медленно выгибаешь спину, руки располагаются по бокам головы Томаша, затвердевшие соски касаются его груди, и из мужчины под тобой вырывается проклятие с громкими стонами. — Я пытался сдержаться, но не могу не быть рабом своего зудящего желания услышать, как ты стонешь мое имя, как это было с Томашом.       Осознание настигает тебя, когда все твое тело соединяется с телом Томаша, заставляя его член проникать глубже и достигать тех мест, которые никто из вас не мог ожидать. Вы оба в туманном состоянии: медленные толчки, стоны, пот и взгляд в глаза Куай Ляна, в которых горит оранжевое пламя.       Томаш дышит в твою шею, грудь к груди, ты смотришь, как пальцы Куай Ляна исчезают позади тебя, и выгибаешь спину, когда они проникают в твою пустую дырочку. Положив лоб между шеей и плечом Томаша, ты кусаешь губы, из тебя вырывается болезненный стон, заставляя Томаша обеспокоенно посмотреть на тебя.       — Брат! — предупреждает он своего старшего брата, ладонью обхватывая твое лицо и поглаживая его, чтобы ты могла расслабиться между его руками, которыми он обхватывает твое маленькое тело — он защищает тебя больше всего среди своих братьев. — Ты причиняешь ей боль, ты должен прекратить...       — Все в порядке, Томаш, — говоришь ты, целуя его подбородок, чтобы показать, что ты это серьезно, а Куай Лян уже затуманен похотью, пальцы не останавливаются, прибавляя еще один, чтобы быстрее привести тебя в готовность. Боль теперь более ощутима, смешанная с возбуждением от того, что Куай Лян возьмет тебя сзади. Новые слезы появляются на твоем лице, когда Куай Лян вынимает свои пальцы из твоего теперь более широкого отверстия, руки на твоих бедрах, заставляя тебя оставаться неподвижной, пока его головка медленно проникает в тебя. — Я могу — ах! Я могу принять его тоже!       — Ш-ш-ш... — говорит Томаш, пытаясь удержать тебя, чтобы помочь брату. В сердце Томаша нет эгоизма, ведь он делится тобой со своими старшими братьями. Он знает, что ты нужна им, как воздух для дыхания, и в какой-то момент он верит, что ты нужна им больше, чем воздух, чтобы выжить — чтобы продолжать жить. — Все будет хорошо, дорогая, — он осыпает поцелуями все, до чего может дотянуться: щеки, лоб, нос, подбородок, плечо — везде, где твоему телу нужно успокоиться. — Просто нужно еще немного привыкнуть.       Ты доверяешь ему больше, чем себе; и правота его слов воплощается в жизнь после того, как Куай Лян вводит и выводит член из твоей дырочки, заставляя ее привыкнуть к его толстой длине, и в конце концов ты начинаешь умолять его — умолять, чтобы они вошли сильнее, глубже и грубее.       Слышны насмешки Би Хана, которые тебя не волнуют.       — Я же говорил вам, какая она шлюха, раз с таким удовольствием принимает оба ваших члена, — ты сосредоточена на том, чтобы принимать их так хорошо, что невысказанный факт полностью заполняет воздух; они никогда не избавятся от тебя.       Ты не знаешь, чье имя вылетает из твоего пересохшего, полуоткрытого рта, да тебе и не важно. Тем не менее, очевидно, что, что бы ты ни сказала, им достаточно, чтобы трахать тебя глубже, грубее и жестче, потому что, когда твоя спина прижимается к обжигающей груди Куай Ляна, а руки обхватывают сильные руки Томаша, они начинают входить в тебя одновременно, а не по очереди, член одного из братьев Лин Куэй заполняет тебя, пока другой покидает свое место, чтобы ты не разбилась на части.       И ты клянешься, что так лучше — не лучше, нет, лучше всего на свете; они оставляют твои дырочки в покое, жаждущие еще одного толчка, и, словно слыша, как твои киска и задний вход умоляют, они всаживаются в тебя снова, заполняя тебя полностью.       Куай Лян, чьи ладони лежат на твоих бедрах, трахает тебя грубее, чем Томаш, с животной дикостью, рыча и стоная тебе в ухо, время от времени покусывая твое плечо; посылая по твоему телу перевозбуждение, стараясь оставаться настолько рациональным, насколько он может — просто его собственного кулака было недостаточно, как он понимает, и в отличие от твоего рта, твоя дырка, сжимающаяся вокруг его длины, нечто иное — и он не может представить, как будет ощущаться твоя киска. Он завидует своему младшему брату, но Томаш должен быть первым после Би Хана, как предложил Куай Лян, когда Би Хан сказал им, что ты будешь готова для них, и он никогда не мог быть более прав.       Томаш на взводе — это видно по его сосредоточенному лицу, посветлевшему от похоти, греха и огромной любви. Его руки на твоих бедрах, крепко держат их, возможно, оставляя красные следы, как руки Куай Ляна на твоих бедрах, он хочет вести себя нормально, но не может; его член опьянен вкусом твоей киски, которая смазала его соком, как и все его тело, опьяненное тобой в полной мере. Милый брат Лин Куэй имеет привычку мечтать о тебе и ваших общих моментах; каждой детали в его голове.       Томаш одержим тобой не на шутку, и то, что ты для него превращаешься в месиво, доказывает это — его любовь не меньше, чем у его братьев, и он может сказать, что ты свидетельница этого, когда он умоляет тебя позволить ему кончить внутрь твоего лона.       — Моя богиня, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне... а-ах... я — я — мне нужно это... Позволь мне кончить внутрь!       Прежде чем ответить на его мольбы, ты слышишь, как Куай Лян говорит то же самое, держа тебя за подбородок, надавливая пальцами на плоть под ними, облизывая твою шею.       — Да, принцесса, позволишь? Скажи да, пожалуйста, моя любовь, позволь нам кончить внутрь... нам нужно это! Да, Томас? Нам нужно это.       — Томаш.... К-Куай Лян... Я...       Тебя останавливает старший брат Лин Куэй, о присутствии которого начинают вспоминать все трое, когда ты поворачиваешься в сторону и видишь его, стоящего во всей своей красе; маски больше нет на его лице, рука на поясе, нахмуренный взгляд направлен на тебя, глаза устремлены на твои, посылая вибрацию опасности.       — Разве я не учил тебя просить об этом? Я знаю, что мои братья слишком потеряны, чтобы соображать, но ты, — его пальцы касаются твоего подбородка, полностью поворачивая твою голову к нему, все твое внимание сосредоточено на нем, пока его младшие братья продолжают трахать тебя, не останавливаясь ни на секунду — они просто не могут, полагаешь ты.       — Моя прекрасная шлюшка, — унижает он тебя, заставляя сжиматься вокруг двух принимаемых тобой членов и посылая импульсы их обладателям. — Разве недостаточно того, что ты кончила без моего разрешения, чтобы ты позволила им кончить внутрь без спроса?       — Ч-что? — спрашиваешь ты, тратя некоторое время на то, чтобы понять слова, и, глядя вниз, видишь, как на их членах блестит твой кремовый сок. Когда ты успела кончить без разрешения? Черт, как же сильно они вытрахали все связные мысли! — Я... я так сожалею, Би Хан, я не знала, ах... черт, я не... — слова сожаления затихают, когда Би Хан опускает голову и, не задумываясь, начинает целовать твои губы, словно пытаясь доказать, что является их законным владельцем — и твои жаждущие губы просят большего, язык проникает в его рот, и он позволяет тебе — его жестокость исчезает на мгновение, когда он занимается с тобой любовью, используя свои холодные губы, которые становятся теплее в твоих.       — М-м-м... Би Хан... — холод проникает в твои груди, когда он обхватывает их и внимательно играет с каждой из них.       — Что ж, одна из твоих дырочек все еще пуста, верно? — бросает он, расстегивая ремень и снимая штаны до плотных бедер, демонстрируя затвердевший член на животе. Он ухмыляется, когда ты открываешь рот шире, хотя он не просит тебя об этом —теперь это как инстинкт. Ты смотришь, как он опускает колени на кровать, не обращая внимания на то, как жалко выглядят его братья, ожидающие, когда вы двое закончите.       — Хорошая девочка, — Би Хан хвалит тебя, когда твои губы обхватывают его член, рот принимает его так хорошо, как всегда, и он продолжает хвалить тебя, когда ты начинаешь работать над его членом, рука обхватывает его бедро, чтобы притянуть его ближе, чтобы он весь был в твоей жадной глотке. Его правая рука нащупывает твои волосы, сначала лаская их, а потом грубо дергая. — Чертовски хорошая девочка — так хорошо сосешь... — он усмехается, глядя на то, как Томаш плачет под тобой, продолжая двигаться, глаза молят о разрядке, а Куай Лян теряет последние крохи рассудка, безжалостно вбиваясь в тебя.       Он смотрит на тебя сверху вниз, видит твои блестящие глаза, глядящие на его член, покрытый венами и истекающий твоей слюной, смешивающейся с его предэякулятом, и ругается под нос; ты его послушная шлюха, как он говорит, но в дополнение к этому ты принадлежишь ему — так было задолго до того, как ты влюбилась в его братьев. Это повышает его эго.       — Посмотри на себя. Принимаешь члены моих братьев. Скажи, они хороши, а?       — Д-да, — говоришь ты, стоны низкие, сильные, слышные. — Они слишком хороши, я... черт... я хочу, чтобы они кончили в меня.       — О, неужели? — спрашивает он, зная, что ему нужно сделать только одно, и он делает это. Заткнув твою просьбу, он снова наполняет твой рот, на этот раз грубее, чем раньше, и трахает твой рот так же, как его братья трахают два других твоих отверстия. — Тогда позволь нам всем кончить в тебя одновременно. В конце концов, ты создана для меня, — после он добавляет. — Для нас.       Хмыкнув, ты киваешь, посасывая, облизывая и упиваясь им, и в то же время кончаешь снова — давая им возможность кончить тоже, и кажется, что это происходит внезапно — они кончают синхронно после еще нескольких мощных толчков, которые они посылают в самое твое ядро и отверстия — и если бы они не держали тебя, ты бы рухнула в пустоту после того, как Томаш кончил в твою киску, Куай Лян в твою задницу, а Би Хан полностью заполнил твой рот.       С последней ниточкой, соединяющей тебя с реальностью, ты выпиваешь каждую каплю спермы Би Хана, а сперма Лин Куэя прекрасно заполняет твое лоно.       В объятиях Томаша все тело болит, усталость бьет ключом, во рту пересохло, и, кроме этого, каждое место на теле покрыто влагой. Ты не чувствуешь никакого сожаления, наоборот, кажется, что ты приняла правильное решение всей своей жизни.              Непризнанный тобой страх исчезает в воздухе, когда Томаш говорит тебе на ухо.       — Моя богиня, ты так хорошо справилась. Теперь отдыхай и не волнуйся, мы позаботимся о тебе.       И с этим обещанием и доверием, которое ты испытываешь к братьям Лин Куэй, ты припадаешь к его груди, и сладкие волны сна окутывают твое тело. Последнее, что ты успеваешь подумать — как тебе повезло, что они у тебя есть.