Время агнцев

- Нас уже должны были встретить, молодая госпожа. Служанка, сопровождавшая свадебную процессию, нервно одёрнула занавесь свадебного паланкина. Ваньэр сама начинала тревожиться. Не о том, что Вэньгун мог передумать. В силе их чувств она была уверена так же, как в том, что небо покрывает мир сверху, а твердь земная не позволит провалиться человечеству в небытие. Тревожилась она за своего возлюбленного. Вдруг опять война? Она стерпит что угодно. Даже сотни влюблённых красавиц, трепетно вздыхавших о красавце герое. Но пережить один только страх потери она не желает вновь. - Не будем ждать. Поедем в дом жениха сами. Шангуань Циньюань, ехавший рядом с паланкином на коне, напряжённо свёл брови. Мудрый учёный не был ярым поборником традиций, считая, что часть из них даже вредят их обществу. И точно знал, что в семье Сун старшее поколение в этих традициях закостенело. Подобное пренебрежение ритуалу тревожило. - Гарью пахнет, госпожа. Соглашаясь со служанкой, Циньюань положил руку на золочёную раму паланкина, останавливая носильщиков и всю процессию вместе с ними. - Подождём немного здесь. Го Ли, сходи вперёд и разведай, не случилось ли чего? Один из слуг семьи, почтительно склонился и побежал вперёд. До поместья оставалось не более десяти минут пешком. Свадебная процессия уже вошла в знаменитый бамбуковый лес, что окружал поместье Сун. Семья Сун славилась своими искусными воинами. Каждый из сыновей рода был мастером в своём ремесле. Поговаривают, что даже дочерей обучали обращаться с оружием. А бамбук известен своей неукротимой энергией роста. Так чем же прославился бамбуковый лес у поместья Сун? У семьи Сун была традиция тренироваться в густых зарослях гибкого бамбука. И оставить после себя всё так же, как и было. Отсутствует ли почти всё мужское поколение на войнах или на службе? Днями или годами? Кто бы не оставался в поместье, лес не разрастался. Ни выходил за очерченные ему пределы, не покрывал дороги. Но при этом выглядел живым и процветающим. - Всадники, господин, всадники! Циньюань, дёрнув поводья, развернул лошадь обратно к дому. Всадников, судя по грохоту копыт, было много. Но ход их был неровным и суетным, торопливым. Не стройным и торжественным, как было бы положено. Из-за поворота выступил обширный конный отряд. Не в пурпуре семьи Сун. В неприметных коричнево-чёрных одеяниях. Но людей, что лишь изображают из себя простолюдинов всегда можно отличить от настоящих простолюдинов. Слишком хороша ткань одежд, слишком прямая спина для загнанных работой людей, слишком породисты кони и слишком хорошо оружие для обыкновенных разбойников. Один из всадников, прорезая на скаку группу сопровождавших слуг, подскочил к паланкину и отдёрнул занавесь, удивлённо замирая. Даже сквозь неплотное покрывало было видно, насколько Ваньэр прекрасна. - Ну что, красавица, дождалась? - Вы не из поместья Сун. Мужчина, потрясший собравшихся своей наглостью, прямо посмотрел на Циньюаня. Почитаемый учёный не так давно перешагнул порог сорокалетия, но был прям и крепок, как редкий мужчина бывает и в тридцать лет. Умеренная работа и отсутствие распущенности отразились на его здоровье. К сожалению, на фоне обыкновенных слуг зажиточного человека, он был единственным, кто представлял какой-то вес. - И это плохо для тебя, мудрец. Повинуясь жесту всадника, пол десятка его спутников выехали вперёд, распаляя встревоженных лошадей. Всадники, не придержав коней, прошли сквозь группу слуг и оставили после себя с десяток рухнувших на землю тел, захлёбывающихся кровью из перерезанных глоток. - Ты понял, мудрец, что лучше с нами не спорить. А теперь пошли. Слуги, пугливо втягивающие шеи в плечи, подняли паланкин и, с заметно меньшим энтузиазмом, пошли по дорого, ведущей к поместью Сун. Само поместье показалось, когда дорога вывернула на последний прямой отрезок, ведущий прямо ко двору. Точнее, то, что оставалось от поместья. Деревянное поместье яростно пылало, охваченное жадным пламенем на все три этажа. Перед кухней и конюшней лежало, убитыми, несколько слуг. Остальные, наверняка из-за необходимости, были в доме. Вместе с хозяевами. На крытой уличной кухне на скамье рядом с телом молодой кухарки, из чьего обнажённого, чуть округлившегося живота, торчал усыпанный камнями кинжал, сидел владелец столь дорогого и полезного оружия только против слабых безоружных слуг. Молодой, красивый, в богатых ярко-жёлтых одеяниях с золотой вышивкой. Завидев молодого мужчину, Циньюань с неожиданной для него ловкостью соскочил с коня и уверенно направился к нему. - Мин Цзычэнь, подобное поведение приемлемо для наследника дракона? Наследный принц, лениво оторвавшийся от гайвани с чаем, прямо и холодно посмотрел на своего учителя. Бесстрастное выражение его лица не изменилось даже тогда, когда учитель вцепился в его ворот. Шангуань Циньюань, в отличии от многих учителей, никогда не был сторонником телесных наказаний. Но сейчас как никогда думал, что наследного принца надо было пороть всё его детство, чтобы этот щенок сидеть не мог и только о том и думал, а не о том, как бы ещё сильнее опозорить своего благочестивого отца. Шангуань Циньюань хотел было ещё что-то сказать, но стоявший рядом с принцем стражник, выступив вперёд, извлёк из ножен дао[2] и опустил оружие на запястье почтенного учителя. Утративший кисть руки учёный согнулся пополом, с тихим скулежом баюкая культю у груди. - Отец! Выскочившая из паланкина Ваньэр, придерживая ворох алого шёлка, кинулась к отцу. У самого порога кухни её за локоть перехватил тот самый всадник, что встретил их на лесной дороге. Тряхнув девушку, он подвёл её ближе к принцу. Лениво облокотившись о столешницу за спиной, Мин Цзычэнь поддел пальцами край покрывала, прежде чем сорвать его с головы Ваньэр. - Наверное, сейчас ты спрашиваешь меня, как я могу проявлять подобную непочтительность к своему учителю? Но разве есть мне за что его уважать? Он, и ты, мэй-мэй, проигнорировали мой приказ. Разве долго бы пришлось ждать, пока я взойду на престол? Давящий боль Циньюань, и Ваньэр выбрали молчать. Найдутся ли теперь слова, что будут способны заставить этого паршивого щенка оставить свидетелей его преступлений в живых? Нет, не будет таких слов, которые он услышит. Что им остаётся, кроме как лишить его радости? Наследный принц, раздражённый молчанием своих пленников, кивнул своему наперснику. И того, и другого раздражало, что они не услышали тут же слов мольбы. Но ещё всё впереди. - Сюэ Да, слуг убить. Служанок отдай желающим. Пару стражников сюда. Я хочу, чтобы почтенный учитель смотрел. Когда Сюэ Да ушёл, принц, поднявшись на ноги, подошёл к подруге своего детства и мягко огладил её щёку. - Мэй-мэй, тебе есть что сказать мне? - Долгих лет правления Сыну неба Мин Чанцзе. Разгневанный Цзычэнь схватил Ваньэр за волосы, от чего дорогие шпильки из её причёски посыпались на отполированный пол кухни. Дёргая за длинные шелковистые волосы, наследный принц подтащил девушку в угол кухни, где были свалены мешки с рисом. Толкнув девушку на мешки, Мин Цзычэнь лёг на неё, придавив своим весом, пытаясь задрать подол свадебного одеяния. И сейчас, в отличии от многих раз до этого, сопротивление его не забавляло. Шангуань Ваньэр будто бы не боялась серьёзно навредить принцу. Она пиналась со всех сил, кусалась и царапалась. Когда ногти красавицы размашисто прошлись по лицу принца, тот окончательно рассвирепел и после нескольких сильных ударов по лицу красавицы позвал своего Сюэ Да, чтобы тот держал ноги девушки. Первое проникновение не было щадящим или хоть сколько-нибудь неспешным. Прикусив опухшие от ударов губы, Ваньэр подавила болезненный крик, но стон всё равно вырвался из сжимающегося горла. Напористые движения Цзычэня будто раз за разом разрывали её и, скорее всего, это было так, ибо мешок под ней быстро стал влажным, а тяжёлое болезненное дыхание отца обратилось сдавленным яростным рычанием. Больно и мерзко. Противно, что этот отвратительный человек брал её прилюдно, на глазах у десятков мужчин, причиняя ей и физические страдания своим беспощадным и ненасытным напором. А насытиться Мин Чзычэнь не мог долго. Пот, заливший от усердия его лицо, щипал глубокие царапины, мешая погрузиться в садисткое удовольствие. И когда он наконец-то излился в Ваньэр с короткой судорогой удовольствия, на лице его не было ничего, кроме раздражения и разочарования. Лишь боль и страдание, отразившиеся на лице несостоявшейся невесты, немного подняли ему настроение. - Ну и чего ты дуешься? Сегодня тебя бы всё равно поимели. Какая разница кто: я или твой несостоявшийся муж? Утерев ладонью пот с лица, Мин Цзычэнь болезненно дёрнулся. На белой ладони остались кровавые полосы, а разум принца затопила паника. Отец всё узнает. И увидев своего наследника, обо всём догадается. Он и так уж больно недоволен теми случаями с уездными дочками. Чтобы задобрить отца-императора ему приходилось признавать ублюдков этих недостойных. А что теперь? Злость расправила чёрные крылья в душе Мин Цзычэня. Но куда могущественнее оказался пока ещё робкий росток страха, который, подобно бамбуку, в считанные часы разрастётся до леса. И ни капли удовлетворения. - Ту руку, которую она посмела поднять на меня, отруби. А потом её может взять любой, кто захочет. Сюэ Да, продолжающий удерживать ноги Шангуань Ваньэр, взглянул на разорванное своим господином влагалище. Девушку находили привлекательной очень многие. Но, увидь её кто-нибудь такой, наверняка ощутил бы горечь разочарования и даже брезгливость. Сюэ Да уж точно побрезгует совать туда, где только что побывал другой мужчина. Пусть даже это и был его принц. А вот нетронутое колечко ануса выглядело вполне привлекательно. - Прости, красавица, приказ есть приказ. Дикий вой наконец-то разнёсся над выгорающим поместьем, вызывая толику удовлетворённости в чёрных душах убийц и насильников. Сюэ Да не стал ждать, когда Ваньэр справится с болью в культе. Воспользовавшись неконтролируемым состоянием девушки, он перевернул её на живот и придавил своим весом, прижимаясь членом к судорожно сжатым ягодицам. Что ж, он любил трудности. А потом был ещё десяток стражников принца. Не потому что им хотелось именно деву Шангуань. Просто потому, что таких девушек им никогда не достанется. Слишком высоко летают. Так судьба улыбается лишь раз в жизни и этим шансом будет глупо не воспользоваться. Когда принцу надоело слушать тишину - Ваньэр ослабла до такой степени, что даже скулить была не способна, а Циньюань от ругани охрип до немоты, - он вернулся на кухню, сжимая в руке богатую шпильку Ваньэр. Согнав так и не получившего разрядки слугу с Шангуань Ваньэр, Мин Цзычэнь приподнял её голову за спутавшиеся волосы. Поразительно, теперь его бывшая мэй-мэй не казалась такой красивой. Воспалённые веки, дрогнув, приподнялись. Взгляд прозрачно-серых глаз пересёкся с чёрным бешеным взглядом Шангуань Циньюаня. - Мне кажется, что наш почтенный учитель сегодня сказал столько всего лишнего. Разве это простительно говорить про наследного принца и его доблестных воинов? Гул одобрения мужских голосов разнёсся по двору поместья. Сытые до безумия убийцы. Толпа безмозглых ублюдков. В глазах Шангуань Циньюаня разлилось омерзение. - Мне кажется, что голова почтенному учителю более не нужна. Подобная смелость под стать только обезумевшему животному. Кто-то из стражников лихо выхватил оружие. Один взмах и голоса прославленного мудреца катится по пропитанным кровью доскам. Мин Цзычэнь смотрит на Ваньэр. Всё это время смотрит, надеясь уловить хоть отсвет страха. Но в холодных глазах девушки появляется лишь одно, упрямое и непокорное «запомню». То последняя капля для Чанцзе. - Ох, бедняжка Ваньэр. Кому же ты теперь нужна? Тебя же такую никто не возьмёт. Ты не сможешь выполнить своего предназначения перед предками[3]. Мин Чанцзе сильнее тянет вверх на волосы, заставляя девушку почти что сесть. Боль, от истерзанного насилием нутра отражается на некогда прекрасном лице. - Не беспокойся, мэй-мэй, я позабочусь о тебе. Зажатая в кулаке шпилька, с коротким замахом входит в глазницу, протыкая прозрачно-серый глаз. Дёрнувшись, Ваньэр с тихим хрипом выдохнула и обмякла, заваливаясь на рисовые мешки. Шпилька так и осталась в её глазнице. Мин Чанцзе посмотрел на свои окровавленные руки. Отвратительно. Этот день принёс ему одно сплошное разочарование.

***

-Поверили они словам его И спутника прогнали своего. Настиг суфия беспощадный враг- Садовник с толстой палкою в руках, Сказал: "Эй ты, суфий-собака, стой! Как ты проворно в сад залез чужой! Чистый детский голос, старательно выводящий слова недавно выученного стиха, ввинчивался в голову, вызывая лютое раздражение, добавляющее головной боли, более чем достаточной, к тем страданиям, что он уже переносил. - Заткните этого ублюдка. - Мой император, это же пятилетний пятьдесят первый принц. Мин Цзычэнь недовольно скрипнул зубами, бросая лютые взгляды на почтенного старца, который лишь по нелепости стал первым лекарем. Когда перед тобой мучительно страдающий император. - Принеси что-нибудь, что избавит меня от этих болей. И без лекарства не возвращайся. Почтительно кланяясь, старик покинул покои Сына Неба. Мин Цзычэнь подозревал, что под дверями остались слуги, жёны и наложницы, даже дети. Веди они себя потише, он даже был бы польщён. - Достопочтенная императрица. От обращения старика император дрогнул. Вот та, кого он не видел рядом с собой долгие годы. Он уже не помнил ни имени, ни лица этой женщины. Даже имя её клана стёрлось из его памяти. Наверняка она была влиятельной женщиной, раз отец навязал её ему в супруги. Кажется, он даже сделал ей нескольких сыновей. Но напрочь забыл о ней, меняя красавиц и фавориток с такой частотой, что сейчас не мог вспомнить ни единого женского лица. - Почтенный Мо Бэй, как здоровье нашего господина? Голос императрицы, к удивлению Мин Цзычэня, был моложав и приятен. В сознание императора закрались сомнения, что он вовремя покинул её покои. Всё, что мог с должными усилиями вспомнить Цзычэнь, что в его гареме всегда был порядок. Наследие его матери, сохранённое его супругой. - Моя императрица, я вынужден сообщить вам скорбную весть. Сын Неба покинет нас, самое позднее, к рассвету. - Госпожа, это значит, что братец взойдёт на трон? Тот самый звонкий голосок, прекратив начитывать бестолковые стишки, подобрался ближе к двери и осмелился задать столь неподобающий вопрос императрице. Мин Цзычэнь ожидал, что его императрица сейчас прилюдно отругает чужого, в чём император не сомневался, ублюдка в назидание остальным. Но больного императора ждал новый удар. - Мин Пенг, ты хочешь передать вести своему брату? - Если вы позволите, матушка! Видимо, женщина отослала его небрежным движением руки. То, с какой скоростью ублюдок побежал прочь, было прекрасно слышно в покоях. - Когда Мин Няньцин воцарится, в империю вновь вернётся покой. Наследный принц был любимцем почившего Мин Чанцзе потому, что был больше всего похож на своего достойного деда. Какая-то служанка или наложница пела дифирамбы наследному принцу и его отцу. Этот старый пень долго держался. Его гордая спина успела согнуться, а волосы посидеть и опасть, как лепестки миндаля, а он всё сидел на троне. Шесть лет. Только шесть лет правления отмерила судьба правлению Мин Цзычэню. Он помнил тот день, когда спустя многие дни всё же предстал перед своим отцом. Он был почтительным сыном, но Мин Чанцзе смотрел на него так, будто позорная рваная борозда всё ещё украшает его лицо. Терпеливо выслушав все положенные ему приветствия от сына, его отец поклялся ему, что сделаем всё, чтобы трон отошёл к нему как можно позже и на самое краткое время. К тому времени у отца не было иного выбора. Понимая последствия своих действий, понимая, что кровь друга и этой шлюшки Ваньэр станут для отца последней каплей, он сделал всё, чтобы остаться единственным наследником своего отца. Внутренний дворец вспыхнул на следующую же ночь после неудавшейся свадьбы. Мин Цзычэнь пожертвовал своей матерью, что покинула этот мир в огне. Но он остался единственным наследником. И, наверное, его поспешность сыграла против него. Если и можно было бы вызвать какие-либо сомнения в душе отца, то два роковых события, следующие одно за другим, уже мало походили на случайность. Мин Цзычэнь помнил ту острую обиду и непонимание того, что отец сразу же подумал на него и бросил столь жестокие слова своему единственному сыну в лицо. Да, он был прав. Но всё же он его единственный сын. А потом прошла обида. Настало время мстить за нанесённую обиду. Но Мин Чанцзе будто бы охраняли все духи их общих предков. Мин Цзычэнь, порой, задавался вопросом, умер ли отец от старости, или всё же последняя чаша с ядом выполнила назначенное ей. - Или тебя забыть последний стыд Наставили Джанейд и Баязид?" До полусмерти палкой он избил суфия. Голову раскровенил. Сказал суфий: "Сполна мне этот зверь Отсыпал. Ваша очередь теперь! Сын Неба тревожно дёрнулся на кровати, когда, напевая стишок под нос своим чистым серебряным голосом, в покои вошла девица, державшая в руках изысканно расписанную гайвань. Должно быть, прислужница лекаря. Хотя девушка была облачена в белые траурные одежды, пусть и искусно вышитые серебристыми фениксами, её плечи и голову покрывал богатый алый свадебный покров с тяжёлыми кистями. Дождавшись, когда девушка приблизиться, император схватил её за руку, притягивая ближе к кровати. На какой-то миг он почувствовал прилив сил. Молодой голос и тонкий стан воодушевили его. И в самом деле, не может же он умереть от каких-то болей в животе? Пусть никто и не надеется. А кто надеется – тот будет казнён. - Ты, красавица, будешь меня лечить своими нежными ручками? Раскрыв руку девушки, император пощекотал пальцем её ладонь, обозначая игривый интерес к помощнице лекаря. Девушка не отпрянула. Но и не прильнула в желании угодить. Её спина царственно выпрямилась, а свободная тонкая рука потянулась к краю покрывала, резко откидывая его с лица. На долгие мгновения Мин Цзычэнь поддался любованию этим ликом. Лицо, словно вырезанное из белого нефрита, ярко-алые, как киноварь, губы, и холодные льдисто-серые глаза. Левый, тот самый, куда вошла шпилька, скрывал в себе вечного зверя, поедающего самого себя. Задыхаясь от ужаса, Мин Цзычэнь отбросил руку Шангуань Ваньэр, будто до этого держал в руках ядовитую змею. - Ты! Шангуань Ваньэр мягко улыбнулась и кивнула. Признаться, она и по прошествии всех этих лет, не могла сказать, она это или не она. Она знала, что умерла. Знала, что её любимый учитель, великий золотой мудрец, опоздал на её торжество по вине самого мечтательного из принцев, что с первого же урока влюбился в мастерство алхимии. Что в его смущённой годами скитаний, внутренней борьбы и разговоров всколыхнулось душе. Те, кто имел надежду стать жёнами и матерями, те, чья боль за поруганное целомудрие становилась их силой и жаждой справедливости. Те, чья пережитая боль распалила её огонь жизни и благоразумия вновь. И теперь Ваньэр не знала только одного. Она ли это, или ставшие старшей жертвой погибшие в песках Ксеркса. - Ты, это всё ты! Это из-за тебя? - Вам стоит выпить отвар, император. Он снимет боли. - Не буду я ничего пить! Это всё ты! Ваньэр пристально посмотрела на беснующегося от ярости императора, будто бы призывая его припомнить всё то, в чём он обвиняет свою жертву. Наверное, для самой Ваньэр не было секретом, где она перешла дорогу Сыну Неба. А в памяти императора яркими росчерками на полотне расцветали его былые обиды. Лишившись матери и расположения отца, он жил словно гость в своём родном доме. Но домом на долгие годы ему стали земли клана Яо. Его дядя и дед всегда были рады угодить ему. Их дары и торжества, устроенные для наследного принца, стоили баснословного количества серебра. Предоставленные прекрасные наложницы всегда были обеспечены вместе с их отпрысками. Клан Яо не позволил ему потерять веру в то, что трон однажды унаследует он. Особенно после редких визитов Мин Цзычэня в столицу к отцу с очередным отпыском, в попытках напомнить, что будущее династии исключительно за ним. На деньги клана Яо были наняты самые хитроумные убийцы и отравители, дабы приблизить дни царствования своего родственника. Просто в один момент дед сдался. Его жестокие слова стоили тому головы. Казнь главы Яо была первым указом, выпущенным новым иператором. Но даже когда голова старика катилась по мощёной площади, в ушах нового императора звучал старческий хрип: - Я смотрю на тебя каждый день и, должно быть, вижу то, что видела моя дочь, запрещая дарить тебе радость и удовольствия. Однажды она, потеряв терпение, назвала тебя балованным щенком. С тех пор прошло много лет, и ты уже давно не щенок. Балованная истеричная псина. Потом головы лишился дядя. Тот не был смел на слова. Отважен он был в другом. Своей щедростью он купил себе место в совете и вскоре министерства заполнили его люди, берущие не только взятки, но и растаскивающие казну. И когда спустя пару лет окружавшие его женщины становились счастливее не от его милости, а от непомерно дорогих даров, он осознал, что не может делать дорогие подарки. Девица, чьей семье он не сумел вернуть имение, так как поместье более не было в собственности императора, от отчаяния - император точно знал, что от отчаяния - позволила себе непростительное. - Посмотрите на себя, Ваша милость. Посмотрите внимательно. Ваши красота и молодость давно ушли. Пусть вам лишь немного за сорок, но вы походите на старую жирную свинью. И даже щедрые дары не могут пробудить ни в ком и искры желания. Если у моей судьбы нет будущего, то нет его и у меня. Ни в гареме, ни на вашем ложе. Нет, девушка за свою смелость не была казнена. Красавица выпрыгнула в окно его покоев и расшиблась насмерть о черепичную крышу. А вот дядя был не столь удачлив. И посаженные им министры тоже. А потом его покинул его верный друг. Он никогда не сомневался в Сюэ Да. Он доверил ему охранять его личные покои. Свою жизнь. Но не гарем, на который тот посягнул. Его застали на одной из младших жён. А потом каялись десятки наложниц. Его верный друг принуждал его женщин разделить с ним ложе. Его ублюдки занимали уже половину гарема. Его, а не сильного яньского корня императора. Сюэ Да был казнён на главной площади столицы вместе с запятнанными им женщинами и его ублюдками. Сейчас, вспоминая все свои неудачи, Мин Цзычэнь понимал, кто был причиной всех его бед. Шангуань Ваньэр, мягко, так многообещающе улыбаясь, склонилась над его ложем. - Я столько лет наблюдала за тобой, дагэ. Знаю, что ты сейчас перебираешь в голове все свои обиды, всю несправедливость, что отсыпала тебе судьба. Винишь меня. Должно быть, это я надоумила наследника самых плодородных земель забросить тяжкую науку и сунуть руку в казну? Или же это я надоумила это животное насиловать женщин имперского гарема? Знаешь, что тебе скажу? Тот, кто знает людей — благоразумен; знающий себя — просвещен; побеждающий людей — силен; побеждающий самого себя — могуществен. Мне не приходилось побеждать себя или людей. Я не знаю ни себя, ни того, кто я теперь. Но я знаю людей. Я знаю тебя. Чтобы отомстить тебе, мне не пришлось делать ничего. Ты пришёл к этому сам и прожил эту жизнь так. Ты выбрал в друзья и приблизил к себе тех людей, с которыми даже волк не станет водить знакомства. Обидел и допустил несправедливость ко многим людям, и теперь никто не будет днями жить у твоей могилы и оплакивать тебя. Твой сын, воцарившись, примется исправлять твои ошибки, а не лить слёзы на иссохшую душу, которой место лишь в пламени диюя. - Наставница! Наставница, что вы тут делаете? Голосок, что ранее зачитывал глупые стишки в коридоре, раздался со стороны дверей. Мин Цзычэнь, сейчас глядя на мальчика, что развеял этот кошмар, с удивлением думал, что даже не знает это лицо. И взор малыша был направлен не на него. На красавицу, что царственно поднялась с ложа. С каждым её шагом взгляд юного принца разгорался восторженной любовью, которой пылают юные сердца к своим почитаемым не мерее родителей наставникам. - Принесла лекарство нашему императору, Ваше Высочество. Не будем более его беспокоить. Начнём наш урок. Мин Пенг, чем мы закончили наш последний урок? - Того ж отведать, что отведал я, Придется вам, неверные друзья! Вы - обольщённые своим врагом - Подобным же подавитесь куском! Всегда в долине злачной бытия К тебе вернется эхом речь твоя[4]!"