Tankhun knows better

— Порш… опять?       Когда Кинн застаёт своего беременного омегу, упирающегося большим животом в край кухонного ящика, наспех пережевывающим содержимое его рта, всё, что ему хочется сделать, это завыть на луну. Благо, до гона ещё долго и все повадки альфы под контролем. — Ну… вкусно же. Будешь?       И дело не в том, что на часах два ночи. Хотя, наверное, и в этом тоже. Просто его чудо-бегемотик Порш стоит там с пиалой сгущённого молока, в которое макает королевские креветки, и смачно облизывается каждый раз, пихнув это несочетаемое сочетание в рот.       Кинн старается держать себя в руках. В принципе, что такого? Разве ему жалко креветок и сгущённого молока для омеги, ради которого он достанет даже луну? Но в прошлый раз это было мороженое с горчицей и маринованными грибами, а в позапрошлый — карри с клубникой и майонезом. — Ммм, точно не будешь? — с надеждой спрашивает Порш, когда остаётся последняя креветка и капелька сгущенки.       Кинн качает головой: — Нет, любимый. Ешь сам на здоровье, — Кинну кажется, что его взгляд сейчас прямо как у этой несчастной креветки, которую окунули в приторное сгущённое молоко. — Там молоко ещё в баночке есть. А вот креветки — последние, закажем? — Порш, причмокивая, облизывает пальцы. — Прямо сейчас?! — Круглосуточную доставку отменили? — Порш… — Кинн, крепясь, лезет за телефоном. — Да я шучу, Кинн, — Порш ковыляет к нему и обнимает за шею, — утром закажем. — Хорошо, — Кинн притягивает Порша к себе, — пойдем спать? — Ага.       До утра Кинн вынужден слушать ураган в животе омеги, но тут уж ничего не поделаешь.       Ладно. Ещё несколько месяцев. Терпимо.       К выходным всё только усугубляется. Порша не пронимает даже беседа с вызванным на дом врачом, с которым они обсуждают полезное питание. К вечеру Порш сам заказывает себе том ям, который съедает вприкуску с тостом, густо намазанным толстым слоем джема и арахисовой пасты.       Кинну нужен совет понимающих. Так что в воскресенье после обеда он, Вегас и Ким сидят за круглым столом и, ухмыляясь, поглядывают друг на друга. — Ну что? Выкладывайте, — Кинн кивает обоим альфа — родному младшему брату и кузену-ровеснику. — Сегодня на завтрак у Пита был пластилин. И вчера тоже, — Вегас делает глоток виски, исподлобья усмехаясь на отвисшие челюсти Кинна и Кима. — В смысле… настоящий пластилин? — осторожно уточняет Ким. — Нет. Нарисованный, — язвит Вегас. — Конечно настоящий. Еле отобрать успел оба раза. После того, как он тайком взял его у Вениса. — Кхе-кхе, — Кинн кашлем прочищает горло, — то есть съедобные антишедевры Порша — ещё даже не самый худший вариант. — Ага, видимо, — Вегас зачесывает назад лезущую на глаза челку, — и главное знает, что это несъедобное, но ничего не может с собой поделать. Так и говорит: а мне хочется, и всё! И что он в нём нашел? Я крошку в рот пихнул — чуть не вырвало. А он целыми кусками готов поедать. Интересно, когда это девятимесячное путешествие на американских горках закончится, они хоть сами поймут, чем пичкали себя? Как настолько могут измениться вкусовые предпочтения у беременных? — Гормоны… — одновременно вздыхают Кинн и Ким. — Одним словом, мне пришлось уговорить Вениса на то время, что «у папы Пита в животе растет твой братик», обойтись без пластилина, мелков, слаймов и прочего. Хвала Небесам — Венис всё понял. И не стал капризничать. — Эх… мне бы ваши проблемы с едой, — вздыхает Ким. — А у Чея какие запросы? — со снисходительной улыбкой спрашивает Кинн младшего брата. — Не про еду. Максимум лимоны или дыня с солью. Но это ерунда. — А что не ерунда? — Слёзы. По любому поводу. И ладно бы действительно был повод, но Порчей рыдает, да-да, не плачет, а рыдает на пустом месте. Вчера вечером я не успел заменить в вазе засохшие цветы на свежие — рыдает; утром закончился его любимый шампунь — рыдает. Грустная мелодия — рыдает, увидел на улице маленькую хромую собачку — ухоженную, с хозяином — истерика и «Ким, давай заберём её себе, она никому не нужна». Не помогают ни уговоры, ни мои объятия, ничего. Сильные успокоительные пить нельзя, а те, которые можно — «не хочу» и опять рыдания. Я все понимаю, — Ким поднимает одну бровь и кривит рот, — но я сам держусь на последней нервной клетке. — Ну, — Кинн расстёгивает верхнюю пуговицу на сорочке, — он ещё сам недавно был ребенком. Совсем же юный. Сделай скидку на это. — А я, по-твоему, её не делаю? Именно это и твержу себе: Ким, не забывай, у тебя муж ещё сам почти ребёнок. И я его люблю, очень люблю, но не знаю, как помочь… видеть каждый день его распухшие веки и синяки под глазами — невыносимо. От жалости к нему, в первую очередь. — Да уж, дела… — Вегас допивает свой виски и наливает ещё себе и Кинну. Ким по-прежнему не пьет алкоголь. — Тук-тук-тук, — раздаётся от двери, а через секунду рядом со столом нарисовывается Танкхун. — Отставить панику! Танкхун здесь — и Танкхун вам поможет.       Трое альф сомнительно фыркают и переглядываются. Но их брат и кузен Танкхун, будучи бетой, от нечего делать и в предвкушении сразу троих племянников, наконец-то вместо сериалов уже несколько месяцев подряд изучает всё, что связано с детьми от зачатия до рождения и последующего воспитания. Я должен быть готов к любой внештатной ситуации, — любит он гордо повторять. На случай, если от счастья или страха вы, дорогие мои альфы, будете невменько. — И что же ты там придумал, спасение ты наше, — с сарказмом интересуется Вегас. — Увидишь. Так, Порш здесь. А Пита и Чея привозите завтра с утра. У них начинается суперспецкурс для беременных от Танкхуна. Через неделю вы забудете о пластилине на завтрак, ночных креветках со сгущенкой и слезах по поводу и без, — Танкхун драматично утирает невидимые слёзы, — ещё друзьям меня рекламировать будете. — Нет уж, — Кинн делает патетическое выражение лица, — ты нам нужен самим. Наш драгоценный Танкхун. — Не иронизируй. Если не хочешь, чтобы я посоветовал Поршу в следующий раз захотеть отведать свежего акульего мяса, которое ты — как истинно любящий муж — добудешь ему собственными руками.       Кинн скрипит зубами, но помалкивает. Он знает: его старший брат и не на такое способен уговорить Порша.       В течение недели Вегас и Ким исправно привозят Пита и Порчея в комплекс главной семьи. Провожают в апартаменты Танкхуна и выдыхают. Удивительно, но ни один из их омег даже не звонит и не пишет им в течение дня, так что альфы могут заниматься своими делами. Кинн и Вегас успевают вместе съездить на дело, а Ким записывает новую песню. Что там творит с их мужьями Танкхун — они не в курсе, но каждый вечер они забирают их в молчаливом состоянии, чему-то своему улыбающимися в сторону и без каких-либо истерик и «Вегас, я хочу пенопласт на ужин».       И всё-таки любопытство берет верх. Трое альф подкарауливают Танкхуна в столовой и атакуют схожими вопросами: — Что ты сделал с моим Поршем? Он, как загипнотизированный, ест одни овощи с индейкой. — Почему Порчей вместо рыданий теперь всё время поёт себе под нос? — Пит перестал поедать «детский набор для творчества», но теперь он делает домашний шоколад в форме пластилина и объедается желе, что происходит, Танкхун, как тебе это удалось?       Танкхун спокойно заканчивает трапезу, пока альфы нетерпеливо ждут ответов на свои вопросы. Затем встаёт и, приняв достойную позу, объясняет: — Так же, как это могло бы удасться и вам. Если бы вы захотели. — А именно?! — Поговорил с ними. С каждым. Несколько раз. Выслушал их тревоги и пожелания. И мы вместе пришли к компромиссу. У Порша, — Танкхун смотрит на Кинна, — не просто странные вкусовые предпочтения были. Он не мог насытиться, как выяснилось. Обычная пища не дарила ему чувство насыщения, вот он и начал пробовать всё подряд со всем подряд, в конце концов это вышло из-под контроля. Ну и бушующие гормоны никто не отменял. Но мы договорились с ним: хочешь есть — съешь огурец, можно с каким-нибудь белком. Не хочешь огурца — значит, не хочешь есть. — Э-э… ясно, — Кинн опускает взгляд, внутренне кипя — Порш, его любимый Порш был голодным, а он даже не удосужился разобраться во всём. — А мой Пит? — Вегас сворачивает на груди руки. — А с твоим Питом решили, что, когда ему в очередной раз захочется съесть что-нибудь несъедобное, он приготовит нормальную еду в форме этого несъедобного. Элементарно, друг мой, — Танкхун щелкает Вегаса по носу кончиком указательного пальца, на что Вегас скрипит зубами и вслед за Кинном опускает взгляд. — А Порчей? — Вот с ним было посложнее. Наш малыш действительно переживает из-за всего. А потом переживает из-за того, что переживает, но больше всего — из-за того, что расстраивает тебя… Э-э, рот можно закрыть, Ким. Так вот. Мы решили с ним, как в том мультике — освободить место для новых эмоций. Договорились, что каждый раз, когда он чувствует, что вот-вот расплачется — будет петь. Тихонько. Как будто колыбельную для вашего малыша.       Ким так и не смог закрыть рта, поэтому Танкхун помогает ему ладошкой. — Иииии?       Альфы в недоумении переглядываются, а Танкхун хмурится и поджимает губы: — Не слышу. — Чего?.. — робко интересуется растерявший всю свою надменность Вегас. — Где моё «спасибо огромное, Кхун, ты лучший на свете, что бы мы без тебя делали!». Иииии? — Танкхун изображает барабанную дробь. — Спасибо огромное Танкхун. — Ты лучший на свете. — Что бы мы без тебя делали.       Когда альфы по очереди, не сговариваясь, поют ему дифирамбы, Танкхун гордо вскидывает подбородок: — Вот. А вы не верили. Кхм. А теперь я могу спокойно выпить кофе?       Альфы кивают и спешно покидают столовую.       С вечера Кинн засыпает, со спины обнимая своего любимого бегемотика, но уже в час ночи обнаруживает его на кухне. Щелкает выключателем и чуть не падает со смеху: его Порш стоит возле холодильника, прижимая к груди пакет огурцов, а один из огурчиков торчит у него изо рта горько-сладкой попкой.