Принц Змей

                                                                                                                                                20 ноября 1956 год.       Оливия сидела на кухне, поглощённая миром старых колдографий, которые лежали перед ней, словно окна в давно ушедшее время. Листая страницы альбома, доставшийся ей в подарок от Тома, она невольно задерживала взгляд на знакомых лицах: вечно улыбающийся Нотт, строящие из себя аристократов Розье и Малфой, кутилы Кэрроу и Обри, которых часто ловили за распитием огневиски во время квиддича, заводилы Мальсибер и Дюбо, всегда готовые сорвать уроки Зельеварения, подбрасывая в котелки бомбы-вонючки, чтобы устроить небольшой хаос в учебной рутине. Хоть Олив и не со всеми поддерживала хорошие отношения, но она сохранила в памяти только положительные стороны слизеринцев, не смотря на то, что практически все однокурсники к тому времени стали либо Пожирателями Смерти, либо Блюстителями Чистоты при Министерстве Магии.       Почти пролистав до конца альбом, Олив отпила из чашки горячий чай и тут же замерла. На последней странице была всего одна колдография, которую девушка старалась избегать взглядом. Сквозь время и пространство на неё смотрел он — Том Реддл. На живом снимке он величаво возвышался над Олив, спрятав руки за спину. Его взгляд, холодный и надменный, пробирал до костей, а на губах играла хищная улыбка. В этот момент её охватил животный ужас, словно Том был не просто изображением на старом снимке, а стоял перед ней, его присутствие было почти осязаемым. Прошло столько лет, но Оливия помнила его ледяной голос, который безжалостно произносил раз за разом смертельное заклинание, убивая напоказ грязнокровок. Убивал таких, как она.       Я милостив и пощажу тебя, когда наступит время перемен. Пощажу, если ты останешься на моей стороне.       Он сказал эти слова на пятом курсе, уже зная, что будет самолично править волшебным миром. Олив вспомнила, как Том протянул ей руку, чтобы она согласилась с его превосходством, подчинилась ему.       Ты либо со мной, либо против меня.       Каждый его взгляд, каждое слово становились всё холоднее, всё более расчётливыми. Он не видел людей, не ощущал их боли или радости — для него они были всего лишь пешками, инструментами, которые можно было использовать и выбросить.       Будь со мной...       О чём она только думала, когда присоединилась к его желаниям очистить мир от подобных ей? Будучи подростком, она трепетала от мысли стать правой рукой самого могущественного волшебника, жаждала вместе с ним воплотить мечту Салазара, быть рядом с ним в этом великом деле. Но теперь, оглянувшись назад, стало ясно, что Олив никогда не смогла бы остаться подле него и разделить триумф победы.       Она захлопнула альбом, встала из-за обеденного стола и направилась к кладовке под лестницей. Спрятав альбом на одну из верхних полок, Олив тихо закрыла дверь и с облегчением выдохнула: быть может, некоторые вещи, как и прошлое, нужно было оставить в покое?       Тёмные углы второго этажа скрывали наблюдателя. Амфисбена, как невидимая тень, сливалась с полумраком, следя за каждым движением девушки.       – Интерес-с-сно, – тихо зашипела гадюка и скользнула обратно в комнату к сладко спящему Орфеусу.

***

      Выйдя ранним утром из спальни, Оливия направилась к лестнице и остановилась, поражённая увиденным. На деревянных ступеньках сидел Орфеус. Он съёжился от холода и прижался лбом к перилам. Мальчик изо всех сил боролся со сном, пытаясь не закрывать глаза. Тихие, почти не заметные вздрагивания проходили по его маленькому телу, как будто он не мог совладать с усталостью. На его руках уютно устроилась Амфисбена: её гладкое тело было изогнуто в кольца, а хвостик тихо вздрагивал в ритме дыхания мальчика, словно она была частью своего хозяина.       – Орфеус, милый, ты чего здесь делаешь?       Услышав голос мамы, мальчик резко открыл глаза и вскочил на ноги. Он подбежал к ней, держа в руках проснувшуюся Амифсбену: от такой резкой встряски гадюка испугалась и прижалась сильнее к груди Орфеуса.       – Можно нам с тобой пойти?       – Прости, сынок, но вам со мной нельзя, – виновато ответила Оливия, с сожалением глядя на малыша. Он насупился, поджав губки, и его зелёные глаза заблестели от подступающих слёз. – Там, куда я иду, не место для детей.       – Но ты же обещала показать мне Косой переулок… – тихо возразил Орфеус, не в силах скрыть разочарование.       – Знаю, – Олив присела на корточки и нежно обняла сына. – Сегодня я и не собиралась туда идти. Маме нужно сходить по делам в другое место и купить продукты.       Орфеус шмыгнул носиком и вытер слёзы рукавом свитера. Один его вид разбивал матери сердце.       – Я так хочу, чтобы у меня была волшебная палочка, а ещё красивая метла с красным флажком, – прошептал он, не отрывая взгляда от её лица.       Услышав слова сына, Олив печально улыбнулась. Денег едва хватало на еду и одежду для Орфеуса, который рос так быстро. Вряд ли в ближайшее время она смогла бы порадовать его такими дорогими покупками. Ладно, вместо метлы можно было бы использовать швабру, завалявшуюся где-то на пыльном чердаке, наложить на неё чары левитации и аккуратно, чтобы малыш ничего не заметил, контролировать полёт, а вот с палочкой немного сложнее…       – Я обязательно что-нибудь придумаю, – она погладила мальчика по тёмным кудрявым волосам.       – Хорошо, – кивнул Орфеус, склонив голову в сторону Амфисбены.       – Проследишь за ним? – Олив с улыбкой обратилась к змее, но та лишь в ответ недовольно зашипела, угрожающе высунув язычок. – Мерлин, да что я опять не так сделала?       Орфеус пожал плечами и удивлённо посмотрел на свою подругу.       – Ч-ш-што она с-с-сказала? – Амфисбена замахала хвостом. Обычная человеческая речь была непонятна для неё.       – Мама разреш-ш-шила выйти из дома, – невозмутимо ответил он. Врал ведь и не краснел!       – Прямо-таки? – с сомнением произнесла она, явно не веря, что мама Орфеуса могла бы на такое пойти. Для гадюки было очевидно, что разрешение на прогулку для мальчика вряд ли могло быть столь простым.       Оливия с улыбкой наблюдала за разговором Орфеуса и Амфисбены. Их общение всегда оставалось за пределами её понимания. Гадюка, несмотря на свою приручённость, всё ещё оставалась вспыльчивой, и её реакции часто озадачивали Олив. Орфеус почти не выпускал Амфисбену из рук, таская повсюду, а змея, в свою очередь, не уползала слишком далеко, как будто боялась оставить мальчика одного.       Быть может, она так сильно привязалась к нему, что теперь в любом существе видела угрозу?       – Не переживай, мам, – улыбнулся малыш. – Амфисбена сказала, что проследит за мной.              – Спасибо ей большое, – Олив кивнула змее, надеясь, что та её поймет. Гадюка же невозмутимо отвернулась в сторону и положила голову на плечо мальчика. – Я вернусь ближе к вечеру. Дверь никому не открывай и за пределы двора не выходи.       – Ты каждый раз это говоришь, – устало ответил он, поджав губы. Он уже не маленький, чтобы повторять одно и то же из раза в раз.       – Люблю тебя, – девушка поцеловала сына в лобик, взяла свою сумку, накинула плащ и вышла из дома.       Как только входная дверь захлопнулась, Орфеус грустно вздохнул от осознания, что мама опять не взяла его с собой. Обещала, но не взяла. Он недолго постоял у двери, надеясь, что она вернётся и изменит своё решение, но ничего не изменилось. Он устало поднялся по лестнице в свою комнату, положил Амфисбену на мягкую подушку, а сам лёг на край кровати, поджав ножки.       Видя грустное лицо своего хозяина, змея подползла к нему поближе и прошипела:       – А я знаю один с-с-секрет.       – Что за с-с-секрет? – нетерпеливо и так по-детски встрепенулся Орфеус.       – Мамин, – коротко и без объяснений ответила ему Амфисбена. Она и сама не знала, что прячет Оливия в кладовой. – Она скрывает это под лес-с-стницей на верхней полке.       – Там, кроме пылес-с-сос-с-са, ничего нет.       – С-с-сходи и проверь, – покачала головой Амфисбена.       Орфеус взял на руки подругу и спустился вниз к кладовой. Непримечательная дверь под лестницей никогда не притягивала к себе лишнего внимания. Содержимое каморки тоже интереса не вызывало: садовые инструменты, пылесос, старые игрушки, книги прошлых жильцов – ничего необычного. Открыв кладовую, Орфеус впервые заметил деревянные полочки, до которых, увы, он не дотягивался.       – Акцио мамин секрет, – властно приказал мальчик, вытянув руку в сторону полки, но ничего не вышло. Посмотрел на свои ручки. Нахмурился. – А у мамы получаетс-с-ся…       – С-с-стул нужен, – подсказала змея, и Орфеус громко цокнул. – Мама редко пользуетс-с-ся магией в таких с-с-с-ситуациях.       – Потому что она большая! – обидчиво возразил Орфеус и направился на кухню.       Схватив первый попавшийся стул, он с грохотом поставил его на пол, с дрожью в ногах встал на деревянную поверхность и потянулся к полке. Пальцы почувствовали что-то плотное и мягкое, похожее на дутую обложку книги. Какой же это секрет? У него таких книг в спальне целый стеллаж.       Вытащив толстую книгу, Орфеус опешил. На коричневой дутой обложке был изображен белый череп с выползающей изо рта змеёй, прикоснувшись к которой мальчик почувствовал приятное тепло на кончиках пальцев. Ему так понравилось это ощущение, что он приложил к ней свою ручку.       Сквозь щели старых окон засвистел ветер, обдувая холодом мальчика и его подругу. Орфеус привык к такому и потому даже не испугался, однако, Амфисбена свернулась клубком возле стула и притаилась.       – Пойдём на кухню, – предложил он, спрыгнув на пол. – Там тепло.       – Я не боюс-с-сь холода, – равнодушно прошипела змея, последовав за своим господином.       На кухне действительно было теплее, чем в прихожей. Орфеус подогрел на плите молоко, достал из шкафчика последнюю пачку печенья и вернулся обратно к найденной книге. Оказалось, что это была вовсе не книга с огромными, скучными текстами и кучей букв, а фотоальбом с живыми изображениями людей, которые могли двигаться. Мама раньше показывала подобные снимки, но обычно на них не было ничего интересного.       – Кого-нибудь узнаёш-ш-шь? – Амфисбена опустила мордочку на одну из фотографий, и люди при виде неё стали разбегаться в разные стороны.       – Никого, – ответил Орфи.       Пролистав так почти весь альбом, он остановился на чёрно-белой карточке с очень знакомым лицом.       – Мама? – он удивлённо облокотился на стол и повис на его краю.       – Она, – согласилась Амфисбена, затем ткнула хвостом на человека, что стоял подле неё. – А этот на тебя похож-ш-ш-ш.       Действительно, что-то было в нём знакомое: те же тёмные вьющиеся волосы, как у мальчика, худое лицо, острый подбородок. На одежде у него был значок с буквой «С», а чуть ниже была видна красивая зелёная эмблема со змеёй. Мужчина на фотографии стоял ровно, надменно улыбался, подняв слегка подбородок, а взгляд был такой, словно он смотрел прямо на Орфеуса.       Именно таким он и представлял отца. Только глаза у него должны быть добрыми, а руки обязательно тёплыми. Мужчина на фотографии хоть и был красив, но в то же время и холоден, слишком серьёзен.       – Ха! Смотри-ка, какой важный! – мальчик поддразнил мужчину на фотографии, пытаясь повторить его позу и взгляд, на что тот лишь закатил глаза.       – Поразительное с-с-сходс-с-ство, – сказала змея то ли шутя, то ли была серьёзна. Она заползла на альбом и хвостом указала на имя, написанное внизу под колодграфией. – Читать умееш-ш-шь?       – Умею, – гордо ответил мальчик, хотя он с мамой изучил только двенадцать букв, и всё же ему было приятно похвастаться перед подругой. Он положил пальчик на первую букву, затем на вторую, а потом и на третью. Замер, как будто засомневался в прочитанном. – Том.        – Спросиш-ш-шь маму про него?       Орфеус недовольно захлопнул альбом и отодвинул его в сторону. Разве он мог просто так спросить? Если мама прятала от него эти колдографии, то вряд ли она хотела что-то рассказывать про людей, которые были на них изображены. Спросить в открытую – значит признаться в том, что он без разрешения взял альбом. Мама в любом случае обидится и не даст ответов, а расстраивать её мальчик не хотел.       – Боиш-ш-шься? – Амфисбена сползла на пол и легла около дверного проёма между кухней и коридором.       – Нет, – грустно ответил Марволло, опустив взгляд на кружку с молоком. – Я просто знаю, что она ничего не расскажет.              Они просидели некоторое время в тишине, не разговаривая друг с другом. И дело было вовсе не в обиде. То молчание было паузой для размышления. У Орфеуса было так много вопросов: он жил практически взаперти, и мама редко разрешала ему покидать территорию дома. Она говорила ему, что это всё ради безопасности, но мальчик так и не знал, от чего или кого его оберегают. Орфеусу хотелось вырваться наружу, сбежать из дома. Быть может, он даже смог бы найти отца... Где он? Почему папа не навещал его? А вдруг он обиделся? Или они его обидели?       – Кто-то идёт, – прошипела змея, вытягивая голову в сторону прихожей.       – Как же ты слыш-ш-шиш-ш-шь, ес-с-сли у тебя уш-ш-шей нет? – спросил смущенно Орфеус, отпивая из кружки заварное молоко. Он ничего не слышал.       – Мне не нужны уш-ш-ши, ч-ш-штобы слыш-ш-шать, – она раздражённо ударила хвостом по полу. – Дом с-с-старый, вс-с-сё с-с-скрипит и дрожит. Я чувс-с-с-ствую вибрации.       – Это мама, – пожал он плечами, спрыгивая со стула, затем протянул руку Амфисбене, чтобы она как обычно обвила его предплечье, и выбежал из кухни.       Оттолкнувшись пару раз от стен узкой прихожей, он открыл дверь и замер от испуга: это была не мама. Перед ним стоял незнакомец на каменном порожке, в тёмном плаще, с тростью в руках, как будто именно она удерживала его от падения. Его внешний вид был настолько отталкивающим, что сердце мальчика замерло. Мужчина был выше входной двери, но стоял слегка сгорбившись, словно нависал над Орфеусом, создавая ощущение, что его фигура заполоняет всё пространство. Лицо незнакомца было худым, с острыми скулами, но что больше всего пугало, так это отсутствие левого глаза. Вместо него только тусклая кожная плёнка, затянувшаяся и образующая едва заметное углубление. Всё это вместе придавало незнакомцу зловещий, почти нечеловеческий вид.       – Здравствуй, мальчик, – вежливо поздоровался мужчина, слегка поклонившись Орфеусу. – Твои родители дома?       – Нет, – смутился он, ощущая, как его сердце забилось быстрее. Юный Реддл вспомнил все те наставления матери: «Не разговаривай с незнакомыми людьми», – но что делать, если к ним и так никогда не приходили посторонние? Он как-то не подумал спросить: «Кто там?» перед тем, как открыть дверь.       Амфисбена, почувствовав, как кровь в теле господина стала сильнее давить на стенки артерий, резко встрепенулась, готовясь напасть при малейшей угрозе.       – Какой милый питомец, – незнакомец едко ухмыльнулся, разглядывая встревоженную змею: на языке вертелось Випера Эванеско, но такое ничтожество убить можно было и голыми руками. – Обычно дети в твоём возрасте боятся змей.       – А я необычный, – резко и холодно ответил мальчик, приподняв подбородок, чем вызвал удивление у собеседника.       – Мне хотелось бы поговорить с твоей мамой, – спокойно продолжил мужчина, окинув беглым взглядом ближайшее окно, из которого виднелась маленькая пустая гостиная. – Я могу подождать её внутри?       – Нет, – отрезал Орфеус, и руки его стали поглаживать змею.       – Что ж, – кисло улыбнулся мужчина. – Пожалуй, я зайду позже. Быть может, мы ещё увидимся.       Ударив тростью об каменную поверхность порожка, он произнёс про себя: «Обливиэйт!» и в ту же секунду замер на месте, почувствовав на себе оглушающие чары. Мальчишка продолжал спокойно стоять перед ним и даже никак не изменился в лице. Змея, словно всё поняла, удручённо покачала головой в разные стороны и высунула с издёвкой язычок. Или же ему это привиделось?       – До свидания, – хмыкнул Орфеус и захлопнул дверь перед лицом ошарашенного волшебника.       Мужчина простоял так в оцепенении несколько минут. Когда чары стали ослабевать, он начал в раздумьях то сжимать, то разжимать рукоять трости, после чего вальяжно развернулся, вышел за пределы внутреннего дворика и в последний раз осмотрел маленький викторианский дом, который ничем не выделялся от таких же одинаковых собратьев, что стояли рядами от начала и до конца улицы.       – Вот как, защитный купол, – обратился он в пустоту. – Кто бы мог подумать, что я тебя найду здесь, Олив.       Встав посреди улицы и очертив носком обуви полумесяц, мужчина ударил тростью по земле и трансгрессировал прочь.

***

      Вернувшись домой, Оливия заметила, что защитный барьер, окружавший дом, сильно истончился. Сердце пропустило удар, и она испуганно побежала ко входной двери. Оказавшись в прихожей, Оливия увидела перед собой обрадованного Орфеуса и лежавшую на консольном столике Амфисбену. Мальчик тут же кинулся обнимать маму, крепко прижимая её к себе.       – Орфеус, к нам кто-то заходил? – она ласково гладила сына по тёмной макушке, чтобы унять тревогу.       – Дядя какой-то приходил, – отпустив маму, спокойно ответил Орфеус.       – Ты что, открывал дверь? – Оливия прищурила глаза, сдерживая внутри нарастающее напряжение и страх. Она могла поддаться страху и накричать на сына, но понимала, что в этом нет смысла: он сам испугается и начнёт плакать. – Дядя? Какой дядя? Он представился?       – Нет, но он сказал, что зайдёт позже.       – Зайдёт позже, – повторила она, кладя ключи и палочку на консольный столик рядом со змеёй. – Как он выглядел?       – Высокий и одного глаза не было, – Орфеус поднял взгляд на потолок, пытаясь вспомнить внешность мужчины. – Он хотел зайти к нам, но я не пустил.       – Умница, – Оливия стала быстро перебирать в голове образы всех знакомых, но никто под такое описание не подходил.       Орфеус забрал на руки Амфисбену, чтобы та не мешалась, и побежал в гостиную. Оливия нервно прикусила губу: если бы пришли Пожиратели или Блюстители Чистоты, то они бы давно вторглись в дом, чтобы избавиться от неё и сына, но ничего подобного не произошло. Барьер ослаб от чужой магии, значит, тот, кто приходил, был волшебником. Кто это мог быть? Какое заклинание он использовал? Как он нашёл их?       – Мам, смотри! – Марволло вырвал Оливию из раздумий и протянул листок.              На нём был детский рисунок. Ничего необычного: посередине был изображён их дом и кустарники, что росли во дворе, справа нарисована женская фигура, видимо, Оливия, чуть подальше мальчик с зелёной кривой линией, значит, это были Орфеус с Амфисбеной, а рядом с ними...       – Я нарисовал нашу семью, – пояснил мальчик, показав пальцем на человечков. – Ты, я, Амфисбена и папа.       – Очень красиво, – наигранно ответила Оливия, глядя на мужскую фигуру с тёмными волосами. Нет, к дракклу всё это, нужно было сменить тему, отвлечься... – Ты, наверное, голоден, да?       – Немного, – Орфеус грустно улыбнулся, почувствовав в голосе матери безразличие. Он в этот рисунок вложил душу: хотя бы на листе бумаги его родители могли быть вместе.       – Иди тогда в ванную и намой руки, а я накрою на стол.       Олив сняла обувь, повесила пальто и пошла на кухню. Дойдя до холодильника, она тяжело вздохнула и нехотя повесила листок на металлическую дверцу.       – Даже тут ты, Том...       Лёгким взмахом руки Оливия разложила вилки, салфетки на обеденный стол. Достав тыквенный пирог из печи и поставив его на металлическую подставку, девушка вышла на задний двор и протянула руки к небу: барьер, который она создавала на протяжении многих лет, засиял с новой силой. Затем яркий свет от купола погас, и он снова стал невидим для глаз обывателей.       Вернувшись на кухню, Оливия увидела сына за обеденным столом: малыш хитро улыбался, поглядывая на тыквенный пирог. Она игриво цокнула, достала из ящика ножик, чтобы разрезать десерт.       – Это у меня от папы способность говорить со змеями? – Орфеус опустил взгляд, как будто стыдясь своего вопроса. Он знал, что мама часто уходила от ответов, когда речь заходила об отце, но почему-то в тот момент мальчик почувствовал сильное желание узнать хоть что-то о нём. – Ты этого не умеешь, значит, от папы, да?       – Верно, – нехотя подтвердила Оливия, с нажимом разрезая тыквенный пирог на равные части.       – А какой он, наш папа?       – Он был хорошим человеком, – устало бросила Олив, встав из-за стола, чтобы достать из кухонного буфета блюдца для десерта. На деле же ей не хотелось продолжать этот диалог.       – Был? – удивлённо уточнил Орфеус. Всё, что он знал об отце, – это то, что тот был «хорошим», но «ушёл». Почему? Когда? И почему не вернулся? Эти вопросы бесконечно вертелись в его голове. – Он теперь плохой?       Тихий вздох послышался за спиной мальчика, и он повернулся лицом к матери, которая стала с шумом перебирать всю посуду в буфете. Услышав скрип детского стульчика, она всё же достала старенькие тарелки, сполоснула их в раковине и поставила на стол. Эти лишние движения вызывали ещё больше напряжения, и ребёнок не выдержал:       – Почему он не живёт с нами? Он не любит нас или я ему не нужен? Может, мы его чем-то обидели? – в детских глазах засияли подступившие слёзы отчаяния, и от этого Оливии стало только хуже. Она виновато присела на корточки перед сыном и обняла его, крепко прижимая к себе. – Мам, он хотя бы жив?       – Жив, – прошептала она в ответ. – Он очень тебя любит, сынок, и меня тоже.       – Тогда почему он не с нами? – тяжёлое дыхание вперемешку с горькими всхлипами, словно ножом резали материнское сердце.       Что она должна была ответить сыну?       В нём текла кровь Слазара Слизерина, великого легилимента и змееуста, который боролся за чистоту крови и владел Тёмной магией, а отец мальчика воплотил в жизнь план своего предка, захватив власть в Министерстве и устроив массовый геноцид магглорождённых. И не смотря на наличие кровных связей с родом Слизерина, Орфеус не являлся чистокровным волшебником, поэтому от него бы сразу избавились Блюстители Чистоты, проводившие точечные рейды по всей Англии, выискивая таких, как он. А если бы о его существовании узнали члены отряда Сопротивления? Они бы с радостью поквитались с Оливией и её сыном за то, что она стала причиной, по которой Тому удалось захватить Хогвартс.       Что она должна была ответить сыну?       Том не знал ни о внебрачном ребёнке, ни о выжившей возлюбленной, ни о том, что они прячутся от его приспешников. Ситуацию усугубляла новая директива Министерства Магии о переписи всех волшебников. Оливии с большим трудом удалось подделать регистрационные списки, чтобы доказать принадлежность её семьи к давно забытому роду Рид, предки которых жили на территории Шотландии несколько сотен лет назад.       Что она, драккл побери, должна была ответить сыну?!       Она лишила Орфеуса нормальной семьи, законного имени и фамилии, беззаботного и счастливого детства, у них даже не было денег, чтобы купить метлу и палочку. Всё было так сложно: их жизни полностью зависели от воли случая. Мальчик хотел знать своего отца, увидеть мир за пределами их маленького дома, обучиться магии, которая в нём просыпалась, но могла ли Олив возложить весь груз правды на плечи маленького сына?       – Сынок, папа рискует жизнью, чтобы защитить нас от плохих людей. Он сейчас очень далеко и не может быть с нами, но уверена, что каждый день он думает о тебе. Я клянусь, – её голос был твёрдым, хотя она сама не знала, сможет ли сдержать это обещание. – Ты обязательно встретишься с ним, и у вас будет время поговорить обо всём. Да, это не произойдет сейчас и не в ближайшее время, но ты увидишь его.       Орфеус отстранился от мамы, подняв на неё свой взор, чтобы задать последний вопрос, который тревожил его целый день.       – А как зовут папу?       Оливия на мгновение потеряла дар речи. Внутри всё сжалось, и мир вдруг стал слишком громким: гудел холодильник, тикали настенные часы, завывал за окном осенний ветер, из крана капала вода.       – Том, – наконец выдохнула она.       – Красивое имя, – улыбнулся Орфеус: всё-таки на снимке, который он недавно видел, был изображён его отец. Жаль только, что из альбома нельзя было забрать колдографию.       – Очень, – согласилась Олив, целуя сына в лобик.       За этим искренним общением между двумя родственными душами с интересом наблюдала Амфисбена, свисавшая на ручке английской печи. Она чувствовала радость за юного господина, который смог освободиться от бремени тягостных мыслей, и высунула раздвоенный язычок, как если бы могла улыбаться.       Отведав кусочек вкусного тыквенного пирога, Орфеус поблагодарил маму, поцеловав ту в щёчку, снял с чугунной ручки змею и ринулся по лестнице вверх в свою комнату. Как только дверь захлопнулась за спиной мальчика, змея обвила руку хозяина и зашипела:       – Она права, ты ос-с-с-собенный.       – Да, поэтому мама с папой прячут меня, – Орфеус плюхнулся на кровать и задрал руку вверх, поднимая свою подругу к потолку.       – Не в этом дело, – покачала головой Амфисбена. – Я не вс-с-с-стречала раньш-ш-ше подобных тебе. Только ты говориш-ш-шь со змеями.       – И папа, – гордо поправил мальчик. В голове его родилась идея.       Медленно встав с кровати, Орфеус положил змею в её уютную коробку и открыл шкаф, на внутренней дверце которой было длинное зеркало. Он увлечённо разглядывал своё лицо, представляя, как выглядел бы его папа:       – У него чёрные, как у меня, волосы. Он высокий и носит плащ, как тот странный дядя, что приходил днём. Ещё у него тоже есть волшебная палочка, как у мамы. А ещё он очень могущественный волшебник, потому что защищает нас с мамочкой, пока мы здесь!       Образ, рождённый в голове, появился в отражении зеркала перед Орфеусом и был таким живым, что мальчик протянул к нему ручку в надежде почувствовать тепло человеческого тела. Отец стоял величаво: прямая осанка, расправленные плечи, уверенный и притягательный взгляд, резкие, но не грубые черты лица – таким видел его Орфеус. Высокий мужчина в чёрном и длинном плаще нежно улыбался сыну, кладя одну руку на худенькое плечико, а в другой крепко держал белую палочку, обхватив её своими худыми и длинными пальцами. В глазах любящего ребёнка отец выглядел героем, добрым персонажем из детских сказок, которые ему рассказывала мама.       – С-с-скорее бы вс-с-с-стретитьсс-с-я с-с-с тобой, – на змеином языке прошипел мальчик, прощаясь с образом по ту сторону зеркала.       Пока Орфеус переодевался и готовился ко сну, Амфисбена выползла из своей коробки и витиеватыми движениями переселилась на подоконник. Она пристально вглядывалась в тёмные закутки между соседскими домами, как будто поджидала кого-то.       – Ты чего? – тихо спросил Орфеус. В такой тьме ничего не разберёшь, но змея всё продолжала смотреть на улицу.       – Ложис-с-сь, – непринужденно ответила Амфисбена. – Только ос-с-ставь дверь открытой. Хочу поис-с-скать полёвок в с-с-саду.       – Не напугай маму, – Орфеус выключил свет в комнате, оставил дверь слегка приоткрытой и лёг в кровать.       Змея терпеливо подождала, когда дыхание хозяина замедлится, станет более глубоким и спокойным, а затем сползла на пол и покинула спальню, остановившись у лестничных перил. С высоты второго этажа была видна маленькая, узкая прихожая, обставленная консольным столиком и настенной вешалкой. Амфисбена, плавно растянувшаяся на холодном полу, неподвижно лежала, пристально следя за входной дверью. В её глазах читалась настороженность — она чувствовала, что совсем недавно кто-то скрытно стоял на улице и осматривал их дом.       Вдруг раздался стук в дверь. На кухне послышались неспешные, неуверенные шаги, и в коридор вышла Оливия. Она в испуге повернулась к входной двери, явно не ожидая в такое позднее время гостей, и на автомате очертила рукой невидимый купол над своей головой. Стук повторился, но уже громче, настойчивее и даже угрожающе.       Деревянные половицы скрипели от каждого её шага, и всё же она продолжала идти. Амфисбена же не сдвинулась с места, лишь задумчиво наблюдала за происходящим. В голове быстро пронеслась мысль: если случится что-то страшное, она первым делом разбудит господина и посоветует ему спрятаться под кровать или в шкаф.       Олив схватила волшебную палочку с консольного столика, затем коснулась ручки двери.       Вдох.       Дверь открылась.       – Здравствуй, Оливия, – стоявший на пороге незнакомец, что уже ранее приходил сюда, ядовито улыбнулся.       – Розье?       Выдох.