Невероятные приключения корейцев в Тмутаракани

— То есть, ты был влюблен в этого корейского мужика, с которым случился курортный роман на Майорке, но вы продолжили отношения, и у вас все было взаимно, а потом он выбрал карьеру и женился на женщине, так? — переспрашивает Хёнджин, потирая ноющие виски. Услышав жуткий шепот из спальни отца, он буквально вломился без стука и застал Михая за просмотром клипов какого-то корейского мужика. Теперь они сидят на кухне за стойкой, распивая кофе с коньяком, и младший не знает, то ли ему кринжово от таких подробностей жизни отца, то ли от ночных откровений барона грустно — не каждый день слышишь о любовных страданиях своих родителей, но именно в такие моменты по-настоящему понимаешь, что они тоже личности со своими переживаниями, и начинаешь сочувствовать, смотреть по-другому. — Почти, — вздыхает Михай. — Насколько у нас сильна гомофобия, но в Корее всё хуже из-за института семьи, который устроен по-другому. Он старший сын, продолжатель рода, на нем большая ответственность. Поэтому я его бросил. Но мы иногда переписываемся… — Ты что?.. — захлебывается возмущением Хёнджин и стучит кружкой по каменной столешнице. — Как так?! Бросил?! — А что я, по-твоему, должен был сделать? — Вцепиться в него кракеном и послать всех к черту! — Эх, если бы всё было так легко, — горько усмехается Михай. — Я рад, что ты живешь с возможностью бороться за того, кого любишь… — Люди сами всё усложняют. Я верю, что если оба человека любят, то вместе могут преодолеть любые преграды, опираясь друг на друга, — мотает головой Джинни. Отчасти он понимает пропасть поколений, воспитания, менталитета, но до конца принять не может. Ему кажется, что он в любом времени, в любой стране, в любой реальности за свое боролся бы до конца. — Ты вообще женат хоть раз был? Я-то и так понятно, что приемный, но что насчет Рамира и Баро? — С чего это ты взял, что приемный? — теперь возмущается барон. — Да ты посмотри на меня! У меня даже фамилия двойная. Тут любой поймет, что я не родной. — Ерунду не неси! — отец отвешивает парню слабый подзатыльник. — Даже если бы кровь была разная, это не значит, что мы не семья! А фамилия двойная, потому что одна от меня, вторая — от твоей матери. — Извини, — Хёнджину тут же становится стыдно за свои слова. И правда ведь неважно. Михай — его единственный родитель, которого он знает и признает, а других ему и не надо. О матери он слышал мало. Поначалу интересовался, доставал барона расспросами, ведь у всех детей в школе были мамы, а у него — нет. Михай лишь говорил, что они были знакомы недолго, а потом она уехала, оставив крошку Джинни на попечении отца, по очень важным причинам. Повзрослев, Хёнджин единожды обдумал эту ситуацию, принял как что-то неизменное, смирился и больше вопросами себя не мучил. В важные причины, невыносимые обстоятельства и прочую ерунду он верил слабо, но решил оставить всё это на совести родной матери. — Меня точно не табор украл? — шутит парень, чтобы отец перестал так хмуриться. — Господи, ну что за дурак? — вздыхает Михай, но все же слабо улыбается. — Рамир — сын моего покойного друга, а Баро я забрал из приюта, — признается мужчина и чувствует, будто с души упал огромный груз оттого, что смог с кем-то разделить свой секрет, тщательно оберегаемый десятки лет. — Но ни при каких обстоятельствах им этого не говори! Я доверяю тебе, Хенджин, поэтому честно душу раскрываю. Знаю, что ты можешь быть серьезным парнем. — Я ни за что не расскажу! — горячо заверяет тот. Хёнджину хочется доверие отца оправдать несмотря ни на что. — Можешь не переживать на этот счет! — Ты — единственный мой родной сын. Родной и порой слишком глупый. Можем сдать тест ДНК, если есть сомнения. — То есть, серьезно?! Я не приемный? Как так? — Хёнджин реально удивлен до глубины души. — Серьезно, — отвечает мужчина и встает с высокого стула, чтобы сварить еще кофе. — После свадьбы Джинёна я узнал, что мой армейский друг погиб и его сына хотят отдать в детский дом, поэтому забрал Рамира к себе, оформил усыновление, и мы жили вдвоем. Ребенок, знаешь ли, требует много сил и времени, на личную жизнь ничего не остается. Потом посещал по работе один приют — я же раньше в краснодарской мэрии работал — и встретил Баро. Он такой замухрыжка мелкий был, больной весь, забитый. Не смог я мимо пройти. А через три года познакомился с Хван Чанми, она по обмену училась в Краснодаре. Это была просто мимолетная связь, которая повторилась пару раз, а потом Чанми просто исчезла, ничего не сказав, и появилась с тобой на руках почти через год. Сказала, что не может тебя воспитывать, что всю беременность врала родителям, что не может приехать домой из-за учебы, и что в Корее ее ждет жених, с которым она хочет прожить всю жизнь. Не знаю… Я подумал, что у тебя должно быть что-то от матери, поэтому оставил имя, которым она назвала, и дал двойную фамилию. — Вот это Санта-Барбара, — выпучив глаза, выдыхает Хёнджин подозрительно тихо для него. — Нам действительно нужно сделать тест, вдруг она развела тебя, как лоха. — Ха-ха, очень смешно, — ни разу не улыбнулся Михай. — Допивай и вали спать, клоун. Они расходятся по комнатам ближе к десяти утра, и Джинни чувствует странное воодушевление. Его действительно давно не волновало, где его мать и родной ли он сын Михая Вицони, но все равно после откровений отца будто дышать стало легче, и малюююсенький червячок, сидящий где-то очень глубоко внутри и погребенный под слоем «плевать», сказанных с различной интонацией, скончался наконец, перестав мучиться сам и мучить Хёнджина. А вот за Михая теперь сердце болит. На протяжении долгих лет любить одного человека, зная, что у вас никогда ничего не будет, наблюдать за его карьерой, за тем, как он улыбается с экранов — наверное, это безумно тяжело. С другой стороны, не будь этой несчастной любви, не появилась бы и их странная, но родная Тмутаракань. — Я хотел создать место, где каждый сможет быть собой и любить того, кого хочет, — сказал отец. — У нас такого места не было, но я хочу его для своих детей, друзей и просто хороших людей, что окружают меня. И поэтому, когда нашел недостроенный Советским Союзом город, решил, что здесь и буду строить свою мечту. До вечера Хёнджин смотрит клипы некоего J.Y. Park, изучает краша отца и неистово кринжует, но тем не менее понимает, почему тот так зацепил Михая — сумасбродный, самоуверенный, наверняка тот еще бунтарь. Такие обычно нравятся спокойным людям вроде Михая. И Хёнджин не может не провести параллель между собой и уравновешенным Чаном. Но разница в том, что Хёнджин тот самый кракен, и если случится между ним и участковым такая же сильная любовь, разгоревшись от искры глупой влюбленности и симпатии, что есть сейчас, то Джинни точно от Чана не откажется. Украдет его, и дело с концом. Будут жить на болотах по соседству с Лягушкой и кикиморами, но такой драмы точно не допустит.

✤✤✤

В это же время, пока Хёнджина терзали душевные муки отца и собственное неспокойное сердце, поезд из Москвы вез в Тмутаракань новых жителей, у которых из русского только временный переводчик, благодаря которому они не заблудились и не умерли по дороге. Кузены Ли Минхо и Ян Чонин, наследники императорского рода, были сосланы отцами в далекие чуждые земли за многочисленные проступки. Один потел в шубе и темных очках на нижней полке, второй с особым интересом изучал подстаканник, притулившись в углу напротив. Чонин, по мнению родителей, опозорил фамилию своим увлечением блоггерством, да еще и бесил всех жутко тем, что не расставался с камерой, а потом еще нагрубил претендентке в жены, которая была из очень влиятельной семьи, после чего, разумеется, разгорелся скандал. Кто в здравом уме будет говорить девушке, что она безвкусно одета? Ян Чонин. А Минхо вообще был избалованным гаденышем и грубияном похлеще своего кузена. Проще сказать, когда он был вежлив и покладист, чем вспомнить все его прегрешения. Последняя выходка, когда Минхо исполнил донельзя развратный танец на каблуках, а Чонин все это снял и выложил в свой ТикТок с заголовком «Завидуйте, сучки, это мой братец!», довела родителей до крайности. Парней хотели лишить наследства, вычеркнуть из семейного реестра, отречься, одним словом. Парни при этом считали, что семья слишком драматизирует и вообще застряла в прошлом веке. Они же никого не убили, не изнасиловали, наркотики не принимали, в аварии не попадали. Подумаешь, ну сложился у них творческий тандем, которым оба были довольны, и что? Минхо потрясающе танцевал, у Чонина был прирожденный операторский талант — грех таким не пользоваться. Их известность росла в геометрической прогрессии. Стоило им появиться в Каннаме, как их тут же окружала толпа друзей, знакомых и тех, кто хотел хотя бы рядом постоять. А теперь их веселой жизни богатых и знаменитых пришел конец. К счастью, тут подоспел добрый дядюшка Джинён и предложил отправить их в далекую деревеньку в России, где жил его старый друг. Во-первых, это настолько далеко и настолько глушь, что никто и не будет знать, что среди них принцы корейские бродят. Во-вторых, парни поживут в суровом климате, простой жизнью и начнут ценить то, что имеют. В-третьих, за ними присмотрят и не дадут умереть. В-четвертых, своими азиатскими мордашками среди местных выделяться не будут. Парни перед родителями виду не показали, информацию о наказании выслушали, одинаково иронично изогнув брови, но уже в самолете начали представлять грядущие ужасы, когда до них дошло, что шутки кончились. Трясло так, что никакая турбулентность рядом не стояла. Фантазия подкидывала картины одна страшнее другой, а полная неизвестность делала все кошмарнее в тысячу раз. Даже Гугл выдал «По вашему запросу ничего не найдено», что уже о многом говорило. И неважно, что они неправильно ввели название, парни-то об этом не знали. Но долго бояться у них не получилось. Врожденная тяга к приключениям и всему необычному вселяли надежду на грядущее веселье. — Надеюсь, там хотя бы будет интернет, — смиряется со своей участью Чонин перед посадкой. — Не зря же я все оборудование взял… — И горячие задницы, которые можно облапать, — добавляет Минхо. Братья переглядываются и начинают хохотать. Если родители надеялись сломить их дух, у парней для них плохие новости. Долгий перелет, путь в такси и погрузка в поезд прошли слишком быстро, не дав корейцам как следует осмотреться. Одно Чонин успел понять — не везде в России холодно и шубу он взял зря, но не снимает и продолжает обжариваться, опасаясь, что именно в пункте их назначения будет адский холод. И пока два заморских принца познавали прелести РЖД, в кабинете Чана ныл Джисон. — Я не социальное существо! У нас полгородка — корейцы, неужели больше никого на роль переводчика не нашлось? — Раз я тебя тут уговариваю, значит, не нашлось, — отвечает по ощущениям в сотый раз Чан. — Я отпускаю тебя с работы на то время, пока ты будешь выполнять роль переводчика, но зарплату тебе платить будут также — это прямой приказ председателя. Остальные заняты, и их начальники не такие великодушные, как я. — Может, и ты не будешь великодушным? Ну же, стань сволочью, умоляю! — Да что такого страшного в этом? — участковый хватается за голову. Джисон его маринует уже несколько часов с небольшими перерывами. — Побудешь пару дней их переводчиком — уверен, они дольше тут не продержатся — и получишь неплохую надбавку к окладу, тут сам барон подсуетился. Это его личная просьба к председателю, а от председателя к тебе. — Неужели никого больше не нашлось? — Семён отказывается выходить с фермы, говорит, что без него всё накроется медным тазом. А Софья Джунхёновна улетела в Тайланд. Всё. Полгородка — корейцы, а на корейском разговаривают три человека! — Бан Чан возмущен! — Я не могу их отпустить без переводчика, они же в ближайшем болоте потонут! — Но с ними же сейчас кто-то есть? — И этот кто-то отказался даже за все деньги мира оставаться здесь. Джи побеждено опускается на маленький диван и растекается по нему расстроенной рыбой-каплей. — А доплата большая? — через минуту подает голос снова. — За неделю — твоя месячная зарплата. — Так чего же ты раньше молчал?! — Джисон подрывается с дивана, воодушевленный, будто не он ныл несколько часов. — Через сколько поезд прибудет? — Завтра утром, в семь пятнадцать… — Тогда на сегодня мои полномочия все! — Джи отдает честь и идет к двери. — Мне нужно морально подготовиться! Не могу поверить, это же я себе наконец ремонт доделаю… — последние слова уже бубнит себе под нос, покидая кабинет. Чан с облегчением выдыхает, откидывается на спинку кресла и несколько минут бесцельно крутится туда-сюда, а потом упирается взглядом в стикер, на котором его собственной рукой записан список дел. Посетить ферму. Раздобыть цветы для Хенджина. Купить хлеб и яйца. Первое скорее для собственного успокоения, потому что только там он еще не бывал. Нужно сходить посмотреть, что да как и к чему нужно быть готовым. На всякий случай. Он со своей совестью за недолгое пребывание в Тмутаракани сторговался и принял решение жить в свое удовольствие, раз уж оказался в полной заднице. Нет, он не собирается портить себе жизнь и здесь. Ну и пусть маковое поле. Ну и пусть ворованные лошади и разборки. Чана это не касается, пока это не касается благополучия жителей Тмутаракани. Второй пункт пока что первостепенный, потому что хлеб и яйца можно купить хоть в магазине, хоть у милой бабули, которой он помогал чинить крыльцо, а вот цветочных магазинов он не видел или, по крайней мере, не обращал внимания, поэтому нужно было исправляться. Онлайн-карты ничего внятного не сказали, потому что владельцы бизнеса редко сами регистрировались на таких платформах — зачем, если и так все Тмутаракань вдоль и поперек знают, а открытие чего-то нового становится целым событием, достойным хотя бы малюсенького праздника? А приезжие пусть разбираются, как хотят. Непорядок. Чан уже пытался придумать, как освободить для этого время, пройти и методично нанести на карты все заведения. Справедливо решив, что нужно сначала выполнить самые неприятные дела, он аккуратной стопочкой сложил раскиданные по столу документы, поправил форму, закрыл участок и сел на велосипед, который принадлежал Джи и временно выполнял роль транспортного средства. Бан Чан пока так и не решил, какую машину хочет и нужна ли она ему. Раньше было достаточно общественного транспорта, но именно с этим у Тмутаракани были проблемы. Редкие автобусы ездили по расписанию в Краснодар, попутно цепляя другие села и городки, школьный автобус, две машины скорой помощи и пожарная. Раньше, по словам Джисона, у участка тоже было авто, но позапозапрошлый участковый умудрился утопить его в болоте. Доставать старую «девятку», понятно дело, никто не стал. А потом и нужды в транспорте не было. Возможно, такая ситуация сложилась потому, что почти у каждой семьи было хоть какое-то средство передвижения: машина, мотоцикл, велосипед, трактор, лошадь. Всякие автобусы и маршрутки не окупали своего существования. Пока Чана устраивал и велосипед. Было приятно неспеша ехать по чистым улочкам, по ровным дорогам и дышать свежим воздухом. Но зима близко, а значит, надо было что-то решать. Прямо у ворот фермы его встретил хмурый брюнет. И лицо у него было такое, будто он стоит здесь со дня приезда Бан Чана в Тмутаракань. Ждал-ждал, а он только сейчас соизволил приехать. Аж неудобно как-то стало. — Ким Семён Александрович, — сходу представился брюнет и сжал руку участкового в своей клешне. Чан из вредности сдаваться не хотел и давил в ответ, пока на лице нового знакомого не мелькнула тень довольной улыбки. Возможно, благодаря своему упрямству, Чан только что прошел какой-то тест. — Бан Ча… — Я в курсе, — совершенно невежливо перебил Семён и повернулся к Чану спиной, открывая вид на самое настоящее ружьё, переброшенное через плечо. — Не обессудьте, но у меня много дел, покажу быстро, что да как, на полноценную экскурсию времени нет. — Мне и быстрого осмотра хватит. Просто, чтобы быть в курсе, — Чан удивляется, что ему дали договорить. Семён, судя по всему, с манерами близких знакомств не водил. По данным Бан Чана, полученным от Джи, Семён (он же Сынмин) был внуком председателя. Родители жили в Корее, а младший сын буквально сбежал к старикам ещё в десять лет. Ну как сбежал — приехал на лето, а потом отказался уезжать, вцепившись в берёзу, от которой его не могли оторвать всем семейством. Оно и понятно: в Корее кругом жёсткие правила, вечная гонка в попытке вписаться, достигнуть недостижимого идеала. В Тмутаракани всё было проще: ты — это ты; будь собой, но не будь гадом; как ты, так и к тебе. После оформления всех документов, Семён учился в школе Тмутаракани, потом поступил в аграрный, а после встал во главе фермы, к которой парень относился как к собственному детищу и, несмотря на возраст, вел дела намного лучше своих предшественников. Ему и Хёнджину удалось создать удивительно прибыльный дуэт. Экскурсия и правда была очень быстрой. Для Чана в единое пятно слились ровные ряды овощей в теплицах, поля на горизонте, яблони и бесконечные стойла с коровами, белые барашки в загонах, клетки с кроликами, курицы за сеткой, те самые гуси-рецидивисты, огражденные колючей проволокой, целая стая радостных собак-пастухов, бегающих по территории животноводческого корпуса друг за другом. И люди в форменных зеленых комбинезонах, что скользили тенями, выгодно сливаясь с местностью. Некоторых из них Чан уже знал и отвечал на тихие приветствия, проходя мимо. — Незаконное маковое поле? — скорее для приличия спрашивает Чан, хотя и так всё знает и не собирается что-либо с этим делать. — Вам показалось, — спокойно отвечает Семён. — А за спиной у вас что? Ружье? Лицензия есть? — Я всерьез беспокоюсь за ваше зрение, — монотонно бубнит парень. — Какое же это ружье? Палка-пугалка, птиц отгонять. — О, и правда, как я сразу не догадался, — кивает Чан, чувствуя себя идиотом. И, судя по лицу, Семён с ним это чувство разделяет. Они смотрят друг на друга некоторое время, а потом молча пожимают руки и расходятся: Чан идет к выходу, Сынмин — в сторону теплиц. За его спиной болтается «палка-пугалка», заряженная солью, и Чан коротко молится за то, чтобы эта «палка» не выстрелила. Он предполагал, что знакомство с местной фермой будет длиться дольше, но даже рад избавиться от компании мрачного Семёна. Уж лучше остаток дня потратить на поиски цветочного магазина, купить хлеб и яйца, а потом приехать домой и завалиться в пенную ванну. Ему как раз с маркетплейса доставили новую пену и бомбочки.

✤✤✤

— Джинни, внучок, — позвала бабушка Семёна, которой Хёнджин раз в месяц привозил лекарства из города, — подойди, секрет тебе расскажу. Парень послушно сел рядом на скамейку и приготовился слушать. — Новый участковый расспрашивал, какие цветы тебе нравятся, — зашептала бабуля Ким, положив руку на плечо Хёнджина. — Я сказала, что красные пионы, и отправила его к Ленке Егоровой. Так что жди, — старушка весело захихикала, увидев на лице парня довольную улыбку. — Я же говорил, что он от меня без ума! — А я и не сомневалась! Ну кто перед тобой сможет устоять? — умиляется бабушка. — Слепой? — И тупой. — Как хорошо, что это не про Чана, — смеётся Джинни, окрылённый новостями. Квартира по соседству пока ему не светила, доставать участкового в рабочее время тоже не хотелось, Хёнджин урок усвоил. Вот и получалось, что при всей занятости обоих не было никакого прогресса! Джинни почти был готов заявиться в гости без приглашения на ужин. Но шутки шутками, а он себя слишком уважал, чтобы так нагло навязываться. Этот вечер он точно проведет в хорошем настроении, предвкушая цветы и приглашение на второе свидание.