Devour

flora cash — OVER

Ниган самоустраняется. Больше не мельтешит тенью, не оказывается по близости случайно или нарочно, а, если и проходит мимо, то тут же ретируется с глаз долой. В общем, исполняет желание Мэгги, как и просила. Нравится отрицать очевидное, изображать равнодушие, скрывать то, что так паскудно рвётся и рвётся наружу — ради бога. Он придерживается другой политики и перед собой остаётся честен. Ниган не дурак, и понимает, почему его сердце выламывает рёбра, едва он слышит её голос. Такое не спутать ни с чем, если за плечами есть хоть какой-то житейский опыт. У Нигана же он имеется с излишком — отсыпать бы кому-нибудь хоть половину, — и гадать на кофейной гуще не приходится. Он влюблён в неё до одури, и принимает это внутривенно, как само собой разумеющееся. Правда, это по-дурному иронично: влюбиться в женщину, мужа которой расколотил битой прямо у неё на глазах, и надеяться, что она однажды сможет увидеть в нём кого-то кроме чудовища. Но... Мэгги умеет удивлять. Ненависть — обратная сторона любви, и он с фотографической точностью помнит момент, когда ощутил, как что-то в ней поменялось. Дом, ходячий, меткий выстрел, огромные глаза. Впрочем, в тот самый момент Ниган понял многое и о себе. Тот страх вгрызся в подкорку мозга. Опоздай он на миг, и мир бы рухнул ему на плечи, придавил к земле. Конечно, он бы оправился, продолжил бы существовать и дальше — с Люсиль же смог, — но едва ли бы был живым. Так, подобие человека, мешок с кровью и костями. И поэтому он соглашается со всеми условиями и отступает. Жива, здорова — пожалуй, причин для счастья хватает. А то, что им не засыпать и не просыпаться вместе, не трахаться до рассвета, не смеяться просто так, от дурости — ничего страшного. Бывает и хуже — Нигану ли не знать. Ему достаётся один горький поцелуй, и он носит его в себе, как носят военные жетоны на груди. Мэгги — та же война, где либо умирают, либо выползают назад другими. Ниган поменялся, былое мировоззрение треснуло и из осколков собралось новое и, кто знает, не случись её на той дороге, чтобы с ним сталось бы в принципе. Ведь на деле самой страшной вещью оказываются ни людская ненависть, ни гонения, ни тюрьма — их может пережить любой, если очень сильно постарается и найдёт источник силы; самое страшное — это встреча с самим собой. Тень, вышедшая из тёмных закоулков души, смотрела ему прямо в глаза и злостно усмехалась, пока Ниган лил горькие-горькие слёзы в надежде сдохнуть. Сейчас он знает — так погибает эго, так очищается душа от скверны, так перерождаются. И за оказанную услугу Ниган всегда будет Мэгги благодарен, пусть никогда и не скажет об этом вслух. Не потому, что не хочет, а потому что она сломается. Ниган больше не может причинять ей боль. Пусть живёт, растит сына, управляет общиной, улыбается новому дню. Пусть притворяется, что не нужен, не важен, что чужой и лишний. Пускай. Ему достаточно знать, что она — есть. И этого, если посудить, уже чертовски много. Даже больше, чем он заслуживает. * И правильно говорят: когда отпускаешь ситуацию, всё налаживается само собой. Впрочем, отпустить вожжи при галопе — не самая блестящая идея, приходившая Нигану в голову, но что сделано, то сделано. С лошадьми он ладит исключительно находясь на своих двоих, а вот седло — не его стихия. Закономерный итог: потеря сознания, намёк на сотрясение, два сломанных ребра, ушиб бедра и стёсанные в мясо ладони. Он всеми правдами и неправдами отнекивается от ночёвки в лазарете, и его отпускают лишь под надзором Кэрол. — Не удержишь ведь, — возражает Ниган на её протянутую руку помощи, кое-как поднимаясь с койки. Боль терпимая, но вероятность того, что ноги или голова подведут, всё ещё велика. — Ну, тогда валяйся здесь дальше, — Кэрол пожимает плечами и разворачивается к выходу. Нрав у неё — мама не горюй, но своей благосклонности по непонятным Нигану причинам она не скрывает ни перед ним, ни перед другими. Видимо потому и вызвалась на подмогу, когда другие отчалили кто куда. — Эй, Кэрол, тормози! Меняю показания. Ниган медленно хромает на выход, и Кэрол приходится подстроиться, придерживая его руку на своей шее. До дома — шагов сто с лишним, и преодолеть их — ещё та задачка. — Говорила же, не лезь к Джей, она своенравная, но нет, ты всегда найдёшь проблемы на свою задницу. — О, дорогуша, строптивые — моя слабость, — смеётся Ниган, но тут же хватается за рёбра, останавливаясь и вздыхая короткими урывками. — Да, я уже заметила. — А отсюда поподробнее. — Сам знаешь, — Кэрол смиряет его многозначительным взглядом, но тут же отворачивается — хоть кто-то должен следить за дорогой. — Другие может и слепые, но не я. И её лёгкий, едва заметный кивок в сторону дома Мэгги, заставляет Нигана усмехнуться. Смеяться он больше не рискует. — Ну, мисс Марпл, смею тебя заверить — между нами ни черта нет. Как там говорилось? А, вспомнил — разногласия непреодолимы. Впрочем, знаешь и сама. — Наверно именно поэтому она и сбежала за ворота с одним ножом, едва тебя притащили в общину без сознания. Разногласия, точно. — Блять, — вырывается у Нигана сквозь зубы, и тревога начинает колошматить сердце. Только этого, твою мать, для полного счастья и не хватало. — Успокойся, Ромео, ничего с ней не случится. Мэгги всегда встаёт на тропу войны, когда переживает. Это что-то по типу... терапии. Нигану нужен тайм-аут. Он жестом просит женщину остановиться, потому что некоторые вопросы стоит задавать исключительно в глаза. И, кажется, холодные арктические льды Кэрол только этого и ждали. — Зачем ты всё это говоришь? Ты ведь должна понимать, что хэппи энда не получится, хоть я из кожи вон вылезу. Мэгги... — глубокий вдох даётся через боль, хотя, здесь замешаны не только сломанные ребра, но и то, что бушует под ними, — никогда меня не простит. — Кто знает, что можно простить, если... не всё равно, — она подныривает под руку Нигана снова. — Пошли, у меня и помимо помощи немощным и скудоумным достаточно дел. Я не нанималась тебе в няньки. — Господи, Иезекиилю нужно поставить памятник при жизни. Ай! — и после тычка под рёбра, Ниган затыкается — с такими, как Кэрол, лучше не шутить — себе дороже. Они оказываются на пороге его дома через несколько минут, и она уточняет: — До кровати доберёшься? — Да, всё в норме. Хочу немного передохнуть, — кивает Ниган на ступеньки и кое-как на них усаживается, потирая потревоженное бедро. — Ну, здесь действительно отличный обзор, — подъёбывает его напоследок, косясь на ворота и растягивая губы в издевательской улыбке. — У тебя, кажется, были пиздец какие важные дела, Кэрол. — Уж поважнее тебя, — без обидняков отвечает она и уходит. Ниган же бросает уже в спину: — Спасибо. — Ага. За что именно — сообразит сама. С причинно-следственными связями у Кэрол всё в полном ажуре. * На ёбаных ступеньках он сидит около часа, который кажется ему бесконечным. Просроченная давным-давно таблетка обезболивающего всё ещё выполняет свои функции, но полного избавления от страданий не приносит. — И где тебя черти носят, — Ниган чувствует себя беспомощным. Если бы не травмы, уже бы потащился искать её, но сейчас от него толку ноль, и даже если Мэгги будут грызть ходячие прямо на его глазах, Ниган всё равно не успеет к ней на выручку. К счастью, этой пытке всё же суждено кончиться. Скрипучие ворота распахиваются, и силуэт Мэгги отчётливо выделяется в закатных лучах. Ниган шумно выдыхает и опускает голову вниз, без остановки приглаживая волосы перевязанными ладонями. Теперь можно сматывать удочки и валить в нору, но он позволяет себе ещё один взгляд, чтобы убедиться, что с Мэгги всё окей, и отшатывается от неожиданности, потому что она каким-то магическим образом оказывается в нескольких шагах от него. Видимо, головой он приложился не хило, и течение времени и пространства дало сбой в самый неподходящий момент. — При-вет, — развесёлый тон Ниган явно не клеится с его помятым видом, раз Мэгги выглядит такой взвинченной, что даже забывает скрыть свои эмоции за маской безразличия. И ничего лучше, чем задать идиотский вопрос, он не находит. — Как прогулка? Она молчит, не сводя с него прямого убийственного взгляда, и Ниган сдаётся — сил ломать комедию нет и у него. — Свалился с Джей, сам виноват. Ерунда, скоро пройдёт. — Мне сказали, что у тебя сотрясение и сломаны рёбра. — Я же говорю, ерунда, — общаться с ней после месяца молчания, словно слетать на другую планету. Что-то из рода сверхъестественного и невозможного. Едва ли и Мэгги даётся этот разговор легко, а тем более после случившегося между ними на вышке. Но, тот факт, что подошла, а не продефилировала мимо, будто он пустое место, уже грело Нигану душу. «Кто знает, что можно простить, если... не всё равно». — Ездить верхом — не твоё, — сообщает она очевидное им обоим дрогнувшим голосом, и Ниган замирает на полувздохе. Ему знаком этот страх за чужую жизнь, и сейчас он плещется в её бездонных глазах. — Теперь я в этом убедился, — мягко усмехается ей и с благодарностью кивает. — Спасибо, что пришла проведать. Мэгги поджимает губы и выглядит растерянной. Очевидно, в её светлой голове проносятся какие-то дельные мысли, и Ниган понимает, что пойман с поличным ещё до того, как вопрос долетает слуха. — Насколько я знаю, при сотрясении мозга, в наличие которого у тебя я сильно сомневаюсь, положен постельный режим. Решил поспать на пороге? «Боже, детка, как же я скучал по этому дерьму». Она делает шаг навстречу, наступая себе на горло. Нигану так хочется рассмеяться, и хер бы с этими рёбрами, пусть режут изнутри, там и там всему пиздец. Выходит больно, но широкая улыбка остаётся на его лице, когда он кивает на ворота: — Решил посмотреть на закат. Ждал его, как придурок. Боялся, вдруг он не наступит. Без жалости разъёбывает и себя, и Мэгги, которая от подобных откровений начинает дышать урывками, но дикого взгляда не отрывает. — Что ж, ты дождался. Наслаждайся. Два шага назад — всё, как по инструкции. Впрочем, у Нигана есть коррективы в успевший заебать его по всем статьям сценарий. И будь что будет. — Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Поможешь добраться до комнаты? Сомнения Мэгги понятны, а Ниган терпелив и спешить ему некуда. Откажет, что ж, добредёт сам, ничего страшного. Поможет, так успеет насладиться её присутствием рядом, потому что чёрт знает, когда они снова сойдутся на одной орбите в такой близости. — Поднимайся. Ниган делает рывок, одной рукой хватаясь за перила, а другой — за ладонь Мэгги. И морщится от простреливающей голову боли. — Твою мать, — шипит сквозь зубы, замирая в полусогнутом состоянии и стараясь дышать неглубокими вздохами. — Не торопись, — просит Мэгги, и в голосе — столько сочувствия и беспокойства, что просто не верится и, чтобы убедиться, он всматривается в её серьёзное личико. Она просекает фишку и, уже тише добавляет: — Да. Доволен? Капитуляция с поля боя слишком резкая, чтобы успеть перестроиться и как-то ответить. Такой прыти и откровенности Ниган от Мэгги не ожидал и близко, а потому теряется, не зная, как реагировать в принципе. — Так вот как тебя можно заставить заткнуться. Класс. — Мэгги... Она всем видом даёт понять, что трепаться не намерена, и он правила игры принимает, деваться некуда. На расстояние в пятнадцать шагов они тратят минут пять, потому что ёбаные мозги на самом деле в кучу, и вряд ли стоило так спешно подниматься на ноги.   — Осторожно, — Мэгги, как личный ангел-хранитель, не даёт врезаться в кресло и оставляет подпирать стену, откидывая заправленное одеяло в сторону и кивая на кровать. — Вперёд. — Жестокая... Мне нравится, — Ниган усмехается, но кое-как делает несколько шагов, оседая на край постели и стаскивая с себя ботинки. Голова не варит, и чувствуется всё так, будто его залили расплавленным свинцом и оставили застывать. Он лишь на момент прикрывает глаза, ускользая куда-то вдаль, как над ухом слышится возглас: — Эй, ты чего? Ниган, посмотри на меня! — Я здесь, — фокусируется на Мэгги и кивает, не совсем понимая, почему её глаза так напуганы. Одно понятно — красивая до невозможности. — Мне кажется, ты потерял сознание. — Ни черта... подобного. Просто на момент потемнело в глазах. — Ложись, сейчас принесу воды. Ниган уже сталкивался с таким состоянием в молодости, когда в драке несколько раз прилетело по голове. То, что всё кружится и распирает изнутри — нормально, нужно просто пережить. Попытаться поспать. — Пей, — настойчивый тон вновь возвращает из небытия, и Ниган послушно исполняет приказ. Бьёт себя по карману куртки и, найдя таблетку, закидывает её в рот. Мэгги серым кардиналом наблюдает за ним, и стоит дать комментарии происходящему, пока она не вызвала недоучку-доктора прямо сюда. — При сотрясениях всегда так. Со мной правда всё нормально, Мэг. — Не похоже. Переживает. Что ж, падение с лошади точно того стоило, и даже если он сегодня и помрёт, то точно со спокойной душой. Чего ещё желать. — Спасибо за помощь, — закатное солнце приятным мягким светом ложится на бежевые стены и бликами играет с распущенными волосами Мэгги. Прекрасное зрелище, и Ниган не может сдержать улыбки. Но, хорошего понемногу. — Тебе наверно нужно к сыну... — Он у Саманты. У него там друзья-погодки, и о моём существовании он не вспомнит ещё как минимум час. И, словно в подтверждение серьёзности своих слов, она присаживается на кровать и глубоко вздыхает, будто всё это — пытка. Может, для неё так оно и есть, Ниган вряд ли бы посмел утверждать обратное с учётом всех обстоятельств их многострадальной истории. — Ты правда хочешь остаться? — Так мне будет спокойнее. Как уснёшь, я уйду. — Возьми кресло, оно лёгкое и на нём будет куда удобнее наблюдать за умирающим мной. Смех. Искренний, чистый и настоящий. И самый первый. Нигану больно его слышать, потому что достался ему он кровью и потом, отчаянием и разочарованием в самом себе сотни, а то и тысячи раз. Мэгги притягивает кресло совсем близко к кровати. Дотянуться до неё ничего не стоит, но, в то же время, стоит Нигану всего. Он безотрывно смотрит на женщину, за которой пойдёт в самое пекло и без сожалений умрёт, и понимает, что терять ему действительно нечего. Кто знает, может сегодня его не станет, случится кровоизлияние в мозг и всё кончится, а он так и не успеет сказать то, что считает действительно важным. — Я люблю тебя, Мэгги. Не имею никакого ёбаного права, но люблю. Она меняется в лице, вся вспыхивает изнутри, а может, просто солнце своим огнём ошпаривает её щеки, и на секунду Нигану кажется, что она наорёт на него, отколошматит — будто мало того, что с ним и так случилось, — но Мэгги всегда удивляет. Её насмешка выходит чертовски милой, и Ниган сохраняет её в памяти. — Ты и правда собрался умирать? — Ну, это признание на случай, если это всё-таки случится. Не хочу оставлять незавершённых дел на этой грёбаной земле. Она возводит глаза к потолку, долго молчит и задаёт вопрос: — Хочешь, чтобы я ответила? Ниган дьявольски усмехается — если и играть, то только по-крупному. — И ни в чем себе не отказывай, любовь моя. На острых скулах — влага, и один бог знает, чего стоит ей это откровение. Каждое слово — острозаточенный нож, прокалывающий Нигану сердце, и он принимает, удар за ударом, смотря прямо в её глаза, и страшнее вещи, чем эта, с ним случалась лишь единожды — когда умерла Люсиль. Когда он кончился, как человек, и начался, как зверь. Дикий, беспощадный и загнанный в клетку. — Я никого не презирала так, как тебя. Никогда не испытывала такой ярости, такой ненависти, такого отчаяния. Годами жила лишь этим, мечтая убить тебя такими страшными способами, что лучше не знать. Это страшнее биты, куда страшнее... Ей приходится прервать тираду, чтобы вытереть лицо от слёз и прокашляться. Ниган же чувствует, как из сомкнутых до хруста ладоней снова начинает сочиться кровь. И эта боль ничто по сравнению с тем, что происходит внутри. Ничто. — И я так долго жила с этим, что уже срослась. Я и эта боль, вся эта грязь, весь этот ужас... И, когда я вернулась обратно, всё снова ожило. Стоило только тебя увидеть, услышать это издевательское «Привет, Мэгги»... И как тебе, сволочи, только хватило совести сказать мне это. Посмотреть в глаза. Боже, Ниган... Ты самое ужасное, что я видела в своей жизни, я не думала, что такие люди, как ты, существует, но ты есть, а значит, блять, этот мир заслуживает того, что с ним случилось, — Мэгги иссякает, прерывисто дышит и, словно вернувшись обратно из самого страшного места в недрах души, делает то, что Нигана разъёбывает на куски окончательно — разрывает его ладони, смотрит на окровавленные бинты, и бережно сжимает одну из них в своей руке. — Хватит. Делаешь только хуже. — Как и всегда, — хрипло отзывается он, глядя большим пальцем её тёплую кожу. Вариант с бесславной кончиной с каждой минутой становится всё привлекательнее. — И знаешь, что хуже всего? — продолжает Мэгги уже спокойнее и тише. — Ты и в самом деле изменился. Не сделал вид, не притворился. Это правда, но из-за неё мне только паршивее, потому что ненавидеть тебя было проще, а теперь... Я не имею права чувствовать к тебе всё это, и я предаю Гленна каждой мыслью о тебе, но ничего, слышишь, ничего не могу поделать. Ты — здесь, — она сжимает кулак у себя на груди и, опуская голову, качает ей из стороны в сторону. И, в глухом беспросветном рыдании Ниган слышит повторяющееся в страшном шёпоте: — Здесь, здесь... И я не знаю, как жить. Это плохая мысль, дерьмовая по всем статьям, но Ниган очень ясно понимает, что ничего больше помочь ни ей, ни ему не сможет. Лекарство — тот же яд, просто в правильной дозировке. — Иди сюда, Мэг. И вместо побега она с покорностью идущего на плаху соглашается, потому что устала бежать и от Нигана и от себя. Ложится под бок, и кажется, будто всегда и была рядом. Будто только здесь ей и место, и Ниган горько усмехается, обнимая её за плечи. — Поспи, — просит она, и в этой заботе можно утопиться. — Потом, — отвечает он. — Хочу... запомнить. Закатные блики в тёмно-русых волосах, высыхающие на футболке слёзы, глубокое дыхание, тонкие пальцы в разодранной ладони, биение чужого сердца в больные рёбра, огромные бездонные глаза, дрогнувшие губы, горькую отчаянную честность. Тебя. * На прикроватной тумбочке — фрукты, вода, целая пластинка с обезболивающим и листок, сложенный вдвое. Ниган разворачивает его к окну под свет сияющих звёзд и читает единственное слово: «Здесь». И, прижатое к сломанным рёбрам, оно исцеляет душу.