Работа над ошибками

- Почему именно вино, учитель? - Вкусное. - Просто отвечает учёный. - А если не вкусное? - Тогда не вижу смысла его пить. - А как же эффект? Неужели от алкоголя вам нужен только вкус? - Обычно я не ставлю перед собой задачи напиться до такого состояния, чтобы на ногах не стоять. - Сурово сдвинув брови проговорил Чу Ваньнин. Он всё ещё не может отпустить ту ночь, когда ему пришлось ехать за мальчишкой в замызганный ночной клуб. И всё то, что было после. Только вот это последнее отпускать от себя и не хочется. Хотя физик всё ещё не уверен в искренности своего подопечного о том, что все события начисто стёрлись из его памяти. Но Мо Жань упорно утверждал обратное, иногда по-своему подтрунивая над своим учителем на эту тему, а по большей части стараясь и вовсе её не касаться. - Ну всё-всё! - Подросток отрывает руки от тележки и поднимает ладони вверх, демонстрируя, что готов сдаться. - Вы же меня уже отругали за это, и мы, вроде, договорились не возвращаться к прошлому. Я, может, не самый примерный ученик, но действительно раскаиваюсь в том, что позвонил вам тогда. Чу Ваньнин ничего не ответил, отвернувшись к полке со всевозможными снеками. Их тележка для покупок была почти пустая, несмотря на то, что школьник пол вечера убедительно доказывал ему необходимость похода в магазин за продуктами. - А крепкие напитки вы вообще не признаёте? - Как ни в чëм не бывало, продолжает допытываться юноша. - Мне нравятся те, у которых есть вкус, но только если он меня устраивает. - Мужчина протягивает руку к хрустящим шоколадным шарикам, которые, как он считает, обязан попробовать. - Так сколько же вина вам надо выпить, чтобы хоть немного опьянеть? - Точно больше одной бутылки - зависит от качества и выдержки... - Физик вновь зависает над полкой с очередной сладкой дрянью, но останавливается, оборачиваясь к парню. - Зачем это тебе вообще? - Через два с половиной месяца моё совершеннолетие. И отпраздновать это я хотел бы дома, в кругу семьи. - Ослепительная улыбка Мо Жаня - как удар под дых. Где-то он слышал поэтическое описание бабочек в животе, но никак не может связать с этим свои ощущения. От чувств к своему ученику не хочется порхать, как тонкокрылое, невесомое создание. Разве что удавиться - в этом случае он тоже не будет касаться ногами земли... - Хорошая идея, но всё ещё не вижу связи. - Чу Ваньнину хочется звучать язвительно, но выходит так себе. - Вы... Стали очень близким человеком для меня. Я хотел бы, чтобы в этот день вы тоже были рядом со мной. Учёный не может унять участившийся пульс усилием мысли. Если бы только этот ребёнок знал, насколько сильно ему хочется того же. Быть рядом. Но именно поэтому он согласился на предложение швейцарской компании о сотрудничестве. Условия труда там были приближены к рабским, но зато хорошо платили, а ещё - он будет находиться на расстоянии почти в половину земного шара от Мо Жаня. Этот вариант был лучшим из всех рассмотренных именно по последнему пункту. Пусть только на лето, всего пара месяцев. Но этого должно хватить, чтобы взять себя, наконец, в руки. Да и мальчишка, наверняка, потеряет к нему всякий интерес за это время. - Я... Боюсь, что не смогу принять твоё приглашение. - Почему? - Чу Ваньнин с безотчетной болью наблюдает, как свет медленно гаснет в ярких глазах юноши, а улыбка постепенно меркнет. - Потому что в это время буду в Швейцарии. Ночной рейс сразу после выпускного экзамена. - Никак нельзя перенести на пару дней? - У меня контракт, Мо Жань. - Контракт... Понимаю. - Подросток толкает тележку дальше, уводя их в отдел с морепродуктами. Он знает, что его учитель не особо жалует мясо, но зато любит вкус обитателей морских вод. Школьник молчит, почти не глядя хватая несколько упаковок креветок и большой кусок охлаждённого тунца. Чу Ваньнин поражается, насколько досконально тот выучил вкусовые привычки своего преподавателя. Пожалуй, даже Хуайцзуй не знал предпочтения приёмного сына так же хорошо. - Учитель? - Всегда жизнерадостный голос звучит так глухо, что мужчине становится стыдно за отказ от приглашения. Но он понимает, что делает правильный выбор, от которого не намерен отступать. - М? - Вы когда-нибудь живёте для себя? - Что? - Вопрос и правда нетривиальный, в два счета загнавший его в тупик. Жить для себя? А он разве не этим занят? - У вас всегда работа и контракты... Я знаю, что вы трудитесь на благо всех, что-то там конструируете, разрабатываете полезное. Это, конечно, здорово. Но как насчёт вас? У вас бывают выходные? Отпуск? Вы отдыхаете? Есть какие-то желания, которые касаются только человека по имени Чу Ваньнин, а не всего остального мира? Несмотря на работающие в помещении кондиционеры, мужчине становится душно в своей водолазке с высоким воротом, который кажется слишком узким и нещадно сдавливает шею. Но точно ли одежда всему виной? Может, это те самые желания его душат? Которые личные и касаются только его. Вернее, не только, однако, именно в этом и проблема. - Ложь и порок - худшие из человеческих грехов, мой мальчик, ты должен избегать и того, и другого. - Детская рука совсем не дрожит, когда мягкая кисть проводит очередную уверенную линию по бумаге. - Но, отец, - ребёнок редко бывает не согласен с тем, чему учит его старший, однако на этот раз не может промолчать, - а как же воровство и убийство? - На такие преступления может пойти человек, который уже поддался искушению, а всякое искушение начинается со лжи. - Но если... Человек украл потому что умирает от голода, а тот, у кого он крадёт половину еды выкидывает собакам? Что если убил, чтобы защитить себя или близких? Что, если солгал, чтобы спасти чью-то жизнь? - И какое же оправдание ты придумаешь пороку? - Тёмные глаза смотрят с прищуром: мужчина видит, что малыш уже подрос. И это измеряется не в цунях, что прибавляются на новой одежде*. Гораздо громче об этом говорят вопросы, бесконечным потоком льющиеся на него. Вопросы, ответы на которые давать всё труднее. - Я... Я... Не знаю, что такое порок, отец. Не понимаю этого слова... - Порочный человек идёт на поводу своих желаний, которых ему следует стыдиться. - Очередная чёрная линия, что должна была стать изящным дополнением к остальным, съезжает по листу неровным росчерком. Изъян совсем незначительный, но брови мужчины уже нахмурены. Мальчик лет восьми с трепещущим сердцем всматривается в лицо своего сурового наставника: промолчит или заставит начать заново? Тот тяжело вздыхает, будто принимает на себя ответственность за весь мир, и поднимает взгляд от испорченного иероглифа к лицу сына. - Получается, что я именно такой... - Что заставляет тебя так думать? - Когда я съедаю кусок османтусового пирога, мне тут же хочется второй... Но если съесть второй, то хочется ещё. Я иду на поводу своих желаний... Мне никогда не достичь выхода из цикла перерождений? - Если это - так и останется твоим самым большим пороком, то будет не так уж и плохо. - Пытаясь спрятать улыбку, Хуайцзуй скребёт чисто выбритый подбородок. - Но лучше ограничиться одним куском. - Да, отец. - Радостные лучики, вспыхнувшие в больших и выразительных глазах феникса, тут же померкли. Он понимал, что это не поощрение его тяги к сладкому, а, скорее, наоборот, запрет. Много позже, когда Чу Ваньнин выйдет из-под родительской опеки, первое, что он позволит себе - конфеты и пирожные, в таком количестве, в котором всегда хотелось. Возможно, это тоже станет своеобразным выражением протеста отцу, а может, тот плод, что столько лет оставался под запретом, окажется ещё слаще, но на долгое время именно сладкое будет для физика той потайной дверцей в мир удовольствий, которых в его жизни будет не так уж и много. Хуайцзуй ревностно чтил законы и постулаты выбранной религии и тому же пытался научить своего приёмного сына. Он хотел воспитать из него идеального человека, поэтому фанатично вкладывал в юную голову все важные ценности, которым не всегда был в силах следовать сам. Проблема заключалась в том, что ему недоставало мудрости и гибкости, чтобы ребёнок захотел пройти этот путь вместе с ним по доброй воле. Как это часто бывает между родителям и детьми, с определённого момента между ними всё чаще начали возникать разногласия во взглядах на мир и общество вокруг них, и на своё место в нём. Но многое из того, чему его учили в детстве, Чу Ваньнин пронес с собой во взрослую жизнь. Вот только это мало ему помогает. Скорее, наоборот. Перекошенные и искорëженные понятия своих собственных чувств редко позволяли правильно себя оценить. Ему было стыдно за свои желания, даже самые невинные, а потому он предпочитал и вовсе избавиться от них. Его меню не отличалось изысканностью, а гардероб - вычурным стилем. Он был непритязателен в обстановке предоставляемого ему жилья, выдвигая минимальные требования комфорта. Это происходило не из скромности, взрощеной в нём Хуайцзуем, а, скорее, из-за ощущения неловкости и смущения, которые он так презирал и изо всех сил старался побороть в себе. Его привязанности он сам же и обесценивал, открытое проявление доброты считал слабостью и позëрством. Помощь другим, каких бы масштабов она ни была, желательно было скрыть так, чтобы никто и подумать не мог, что это его рук дело. В его перевёрнутом вверх тормашками мире всё было иным. И Чу Ваньнин уже не смог бы точно сказать, виновато ли в этом только воспитание, или же, со временем, он сам начал пестовать в себе эти качества. Ведь, чем дальше, тем явственней он понимал, насколько хорошей защитой является эта броня, выкованная с годами. Там, внутри неё, он, возможно, всё так же оставался тем серьёзным и любознательным малышом, открытым всему миру, всем чувствам, всем порывам, которые может пережить его трепетное сердечко, но тот взрослый мужчина, что скрывал его своей тенью, вряд ли сам догадывался о нём. Физик никогда не задумывался о своих желаниях. Его никто о них не спрашивал. Но сейчас он смотрит на Мо Жаня, который так легко, всего лишь одной фразой смог вскрыть его доспех, словно консервную банку остро заточенным ножом, и, играючи, поманить за собой того ребёнка, полного стремлений, чаяний, жизни... Зачем он это сделал? Ведь Чу Ваньнин в который раз не знает, как на это реагировать. Как вернуться обратно, в то изначальное состояние. - Помимо желаний, есть такие понятия, как долг и ответственность. - Смог, наконец, взять себя в руки учёный. Он ни за что не пойдёт на поводу у этого бесстыдника. - К тому же, не все прихоти стоит исполнять. Иначе, наше общество скатится прямиком в ад. - Ого! - Мо Жань, очевидно, как всегда, понял его скомканное наставление по-своему. - Неужели ваши желания насколько... Неприличные? - Подросток хитро щурится, вряд ли осознавая, насколько близок к истине. - Мо Жань! - Я теперь не смогу ночами спать, пока не узнаю, что же это? Полная корзина рассыпчатых лотосовых печений? Целый османтусовый торт? А может... - Его ухмылка становится похожей на оскал, а глаза, всё же, поймавшие взгляд Чу Ваньнина, смотрят с таким пониманием, что на мгновение в голове физика проносится ужасная мысль: он всё знает. Как? Откуда? Чем он себя выдал? Наверняка, помнит всё, происходившее в ту ночь, после клуба... Но прежде, чем паника успела затопить его сознание, мальчишка звонко расхохотался. - Только не говорите, что ваша самая эгоистичная мечта - это ведёрко сливочных конфет! Тогда, и правда не стоит, иначе всю оставшуюся жизнь будете работать на дантистов. Чу Ваньнин незаметно переводит дыхание и слегка качает головой, стараясь, чтобы этот жест выглядел укоризненно, а не так, словно гора с плеч упала. Интересно, под каким углом смотрит на мир этот юноша? Ваньнин всё ещё не мог этого понять. Однако, глядя на хохочущего в голос подростка, на то, как притягательно он выглядит в этой своей озорной бестактности, кое-что мужчина понимает совершенно чётко - теперь он в курсе что такое порок. И, как бы ему не было стыдно за это, поддаться этому искушению хочется не меньше, чем воспротивиться. Украдкой любуясь им, он слабо улыбается, пока парень этого не видит, но тут же напускает на себя строгий и даже рассерженный вид. - Немедленно прекрати! Не вижу в этом ничего смешного! Абсурд! - Он раздражённо взмахивает руками, и уходит вперёд, якобы, чтобы выбрать упаковки с лапшой. На деле же - успокоиться. - Простите, учитель! - Мо Жань привычно бежит следом, в его голосе всё ещё слышна улыбка, - Само вырвалось. Вы же знаете, у меня язык без костей. - Вот и держал бы его за зубами! К чему весь это цирк? - Наверное, я просто хотел знать... А, впрочем, не важно. Простите, учитель. Ваш ученик просто очень глупый. - Подросток снова идёт с ним вровень, сам выбирает лапшу, в которой учёный всё равно ничего не понимает, и широко ему улыбается. Но на этот раз улыбка какая-то неестественная, будто пластмассовая. Однако, даже с ней лицо парня не теряет своей красоты. Чу Ваньнин думает, что на самом деле они с Мо Жанем чем-то даже похожи. Оба привыкли скрывать себя настоящих за непроницаемыми масками. Только если его замораживала и отталкивала людей, то Мо Жаня - манила и плавила. И он никак не может отделаться от ощущения, что сам, как глупый мотылёк, повёлся на эту яркую уловку. Постепенно их тележка всё же начала заполняться, на кассе обернувшись двумя вместительными пакетами. Чу Ваньнин сомневался, что ему действительно нужно столько продуктов - он и половины названий то не знал. Но его спутник уверенно настаивал, что, да, нужно, ведь это он у них повар. А учёный пребывает в некотором замешательстве: когда успело появиться это фамильярное "у них"? Синие апрельские сумерки разбавленными чернилами стекли на землю, затапливая улицы, разливаясь по городу темнотой раннего весеннего вечера. Но ярко горящие фонари и вспыхивающие неоном вывески не дают подкрадывающейся ночи погрузить всё во тьму. Огни ночного города сияют для его жителей, словно тысячи маленьких солнц, приглашая прогуляться по тротуарам, наслаждаясь приятной прохладой, пришедшей на смену зимним холодам. И было действительно немало тех, кто поддался на эти нехитрые чары. Настолько немало, что выходя из дверей супермаркета, уворачиваясь от столкновения с торопливым мужчиной, пытающимся проскользнуть внутрь, Чу Ваньнин не заметил, как задел плечом кого-то другого. - Эй! Глаза раскрой пошире! - Грубая фраза была сказана возмущённым девичьим голоском, прозвеневшим над их головами праведным гневом. - Простите, я не заметил... - Несколько секунд они просто смотрят друг на друга. Учёный и молодая девушка, может, чуть старше двадцати. Коротко стриженые, ярко-рыжие волосы обрамляли её вызывающе накрашенное миловидное личико, а броская одежда выгодно подчёркивала достоинства фигуры, не скрывая того, что должна была бы. То есть, конечно, девица не была полуголой или что-то в этом духе, но глядя на неё, сомнений в том, какую из профессий она представляет, сомнений ни на мгновение не возникало. Даже у такого человека, как Чу Ваньнин. Лицо учёного тут же обрело привычную бесстрастность, хотя внимательный наблюдатель, наверняка, заметил бы, как слегка порозовели кончики его ушей. Ещё раз склонив голову, он ровно проговорил. - Извините. - И прошёл мимо, собираясь продолжить свой путь. Однако, не успел сделать и нескольких шагов, как сзади раздался свист. - Тц, Золотце, да ты, никак, с небес к нам спустился! - Развязным тоном бросила вслед девица. - Учитель... Это она вам. - Идущего рядом подростка ситуация, похоже, веселила, но Чу Ваньнин не собирался как-то реагировать на этот цирк, игнорируя и еë, и Мо Жаня. Тем не менее девушка отступать не собиралась, вероятно, желая привлечь к себе побольше внимания. - И за что же тебя оттуда турнули? Надеюсь, за любовь к земным удовольствиям. Если это так, то я с радостью тебе помогу в этом, даже денег не возьму. Тут уже юноша не смог сдержать свой шутливый нрав, развернувшись к ней лицом и продолжая вышагивать спиной вперёд. - Что-то я не понял, нас же двое. Разве мне не полагаются бонусы за компанию? - Хм, бонусы?.. Разве я похожа на Старбакс? Хотя, твоя правда - с такой мордашкой, можешь рассчитывать на сумму в несколько сотен юаней полегче от изначальной. - Что? Так не честно! Эй, сестрёнка, посмотри на меня повнимательнее. Ведь я же тоже красавчик. Неужели мне не полагается скидка посущественнее? Хотя бы в половину! - На лице Мо Жаня сияет улыбка, сверкающая ямочками. Мальчишка шутит, но Чу Ваньнин чуть не задыхается от возмущения. - Прости, красавчик, люблю мужчин постарше. - Звонко смеётся девушка. - Твой приятель просто идеал! Где такого нашёл? - В школе. - Беспечно открывает правду парень. - Ученик Мо, имейте стыд! - Мужчина разве что не вскипел от гнева. Причём одинаково злило и предложение этой распутной женщины и реакция на это всё Мо Жаня. - Простите, учитель, уж чего нет, - развёл руками подросток в притворном раскаянии, - вы же сами всегда называете меня бесстыжим. Тем не менее, он ещё несколько раз обернулся, чтобы подмигнуть оставшейся у магазина представительнице древнейшей в мире профессии. Но безошибочно угадав разрушительную ауру Чу Ваньнина, почел за лучшее какое-то время помолчать, идя чуть позади физика. На самом деле, мужчине было до крайней степени неловко оказаться в таком положении и получить этот нелепый титул ("какое он, к чертям собачьим, Золотце??") от вульгарной девицы. Хуже того, этому всему были свидетели. Но самое смущающее, что рядом был Мо Жань. - Не сердитесь, учитель. Я просто шутил, хотел немного подбодрить её. В их жизни не так много веселья. Мне просто жаль девушку. - Жаль? - Чу Ваньнин всё ещё клокотал, не понимая, что тут можно жалеть. - Она сама выбрала распутство, ещё и бахвалится этим! - Этот выбор не всегда добровольный. - Веселье школьника окончательно сошло на нет, и Ваньнин вдруг понял, какой же он тупица! Он осторожно скосил глаза, чтобы посмотреть на своего спутника, но Мо Жань будто намеренно прятал взгляд за длинной чёлкой. - Иногда бывает, что выбирать приходится между гордостью и жизнью, и далеко не каждый выберет первое. - Я не подумал об этом. - Тихо признал учёный. - Вы и не должны были. - Тон парня налился резкостью, будто тема закрыта раз и на всегда. Учитель не настаивал. Кто он такой, чтобы бередить старые раны? Если его отвратительные догадки верны, вряд ли Мо Жаню вообще захочется когда-то и с кем-то это обсуждать. Несколько раз Чу Ваньнин ловил себя на мысли, что своим распутством юноша просто пытается заглушить ту боль, что ему причинили, пока он был ребёнком. Что с ним делали? Как? И кто это был? Всякий раз, когда он думал об этом, сердце начинало гореть огнём от жажды убийства - Ваньнину казалось, что он смог бы голыми руками лишить жизни человека, который без зазрения совести лишал детей детства. - Дядя ведь рассказал вам? Мужчина посчитал, что нет смысла увиливать от ответа: - Да, но только то, что знал. - Хах, наверняка, для того, чтобы смягчить ваше сердце по отношению ко мне. - Парень какое-то время обдумывает следующую фразу, будто не решаясь её высказать. - Вы поэтому столько мне позволяете, учитель? Жалеете мальчишку с психологической травмой? - Не думаю, что тебе нужна моя жалость. - Он старался аккуратно подбирать слова, чтобы не задеть опасно натянутые струны в душе своего ученика. - Да, - парень, теперь совсем не скрываясь, смотрит на него в упор, и мужчина не понимает, почему ему от этого становится так неловко, - это совсем не то, что мне от вас нужно. - Кхм, - Ваньнин прочищает пересохшее горло, стараясь оставаться невозмутимым. - Но если речь идёт о чём-то, с чем сложно справиться, не лучше ли обратиться к специалисту? - Кто сказал, что мне сложно? Да и разве это что-то изменит? Можно склеить разбитую вазу, но целой она от этого не станет. - Однако, в неё всё ещё можно будет поставить букет. - Разве что сухоцветы. И не так уж сильно я пострадал, чтобы настолько драматизировать. Было больно, да, и какое-то время ещё страшно. Но потом всё пришло в более-менее привычное русло и даже жизнь стала сносной. - Сносной? К такому можно привыкнуть? - А почему нет? Главное знать алгоритм и на рожон не лезть. - А что же потом? Что случалось с теми детьми, что достигали совершеннолетия? - В общем-то, по-разному. Сами видели. Но мне повезло. Им не удалось сделать из меня очередную подстилку и они решили, что проще будет избавиться от такой проблемы. Зря только с Сюэ Чженъюном связались. - Постой, так ты не?.. Тебя не?.. - Даже всех его душевных сил не хватило бы на то, чтобы озвучить те мысли, что он и так гнал от себя, размышляя об этом. - Что вы там себе напридумывали, учитель? Что я всем подряд свою задницу подставлял? - Чу Ваньнин проигнорировал грубость, боясь прервать этот доверительный диалог. - Да я бы лучше сдох. В любой ситуации есть, как минимум два решения, не так ли? - Тогда... - Мужчина не знал, как подобрать слова, чтобы объяснить такие свои выводы. - Ну... Ты ведь жив. - А кто сказал, что они не пытались? Забить щенка до смерти - дело пустячное. Щенок вот только живучий попался. - Парень замолкает, словно взвешивая - говорить дальше или нет. Но всё же продолжает. - В первый раз так и было. Я... Скажем так, не смог найти общий язык с одним важным гостем. За это последовало наказание. Первые два дня думал, что сдохну. Но, как видите, цел. - Мальчишка уже не смотрит на него, пока говорит, но Ваньнин считает, что это к лучшему. Ведь в противном случае, он не смог бы сдержаться от того, чтобы прижать его к себе и гладить до тех пор, пока не заберëт хотя бы часть той боли, что тому довелось вынести. А мальчишка продолжает так, будто это всё происходило не с ним и его самого вовсе не касается.- У них там было правило, что мы, ну, воспитанники, должны были сами, по доброй воле, обслуживать посетителей. Со всем возможным рвением и пи-е-те-том, - по слогам тянет он недавно разученное словечко, - это была такая фишка заведения. Чтоб никакой наркоты для сговорчивости или верёвок, для таких, как я. Всё, типа, по добровольному согласию. Но, я думаю, вы догадываетесь, какими методами это согласие выбивалось. Вобщем, видимо, планов на меня было много, поэтому не сдавались до последнего, хотя пиздили исправно... Ой! Простите, учитель. - Мо Жань прикрыл рот рукой, сконфуженно смотря на своего наставника. Но Чу Ваньнин будто и не замечал того, в каких фразах подросток описывал небольшой но очень колоритный отрывок из жизни, сосредоточившись лишь на самой сути. Он просто напросто не знал, что ему надо сказать. В конце концов, он до сих пор так и оставался тем неумелым в отношениях человеком каким был всегда. А потому, всё, на что его хватило, было короткое, хотя и бесконечно искреннее: - Мне жаль. - А я жалею только о том, что не был тем, кто поджёг фитиль. - В словах юноши слышна такая опустошающая ненависть, какой мужчина и предположить в нём не мог. Физик привык к тому, что его ученик - легкомысленный повеса, умный, талантливый, но, что называется, безбашенный. Да, Мо Жань, наверняка, был способен на подлости, и шутки его, порой можно было назвать грубыми и даже злыми. Но за этим ярким фасадом явно скрывалось что-то намного более глубокое и грозное, что-то, что тщательно прятали от посторонних глаз. И Чу Ваньнин не мог предположить, что однажды ему доведётся даже не увидеть, услышать, таящегося взаперти зверя. И он в который раз удивляется тому, как мало, на самом деле, знает о своём ученике. О том человеке, что с такой лёгкостью завладел его сердцем и разумом. А ещё он совершенно точно не понимал, почему Мо Жань рассказал это всё именно ему. К слову пришлось? Что это могло значить? Ведь если на то пошло, то это Сюэ Чженъюн - тот кто должен был удостоиться правды, а не строить сводящие с ума догадки. Они молча возвращались обратно, каждый гружёный покупками и тяжёлыми мыслями. Судя по непривычно сосредоточенному выражению на лице юноши, думал он о чём-то крайне неприятном. Учёный решил, что скорее всего его ученик вспоминает не самые лучшие моменты своего прошлого. Сам же он пришёл, наконец, к выводу, что парень сделал это не из особой привязанности, а скорее наоборот. Это как с попутчиком в долгом путешествии: ты видишь перед собой человека, с которым вряд ли когда ещё встретишься, и это позволяет тебе обнажить все самые потаённые секреты, которые подчас давят непосильной ношей. Как правило, такое не хотят рассказывать близким людям, боясь услышать в свой адрес осуждение, увидеть презрение в родных глазах. Да и в любом случае, от тех, с кем связан узами прочных отношений, так легко не распрощаться. Поэтому, сидящий рядом незнакомец становится идеальным кандидатом в анонимные психологи в краткосрочной перспективе. Не то, чтобы Ваньнин когда-то был склонен к тому, чтобы излить душу чужому человеку. Просто за всё время его научной деятельности, путешествовать приходилось не мало. И он сам несколько раз становился тем самым незнакомцем, которому раскрывали сердце. Благо, ничего особенного говорить при этом не надо было, просто сидеть молча и делать вид, что слушаешь. Это он умел. Намного сложнее сохранять спокойствие, зная, что речь идёт не о ком-то, а именно о Мо Жане. В этом случае его безучастие не работает, а небольшие крупицы правды остаются в его сознании навсегда. ****** Белые символы и цифры уравнения тянутся через всю доску, переползая на третью строчку, но заканчиваться всё не желают. Школьница самозабвенно продолжает покрывать тёмную поверхность меловыми росчерками, даже не подозревая о допущенной ошибке практически в самом начале. Чу Ваньнин её не останавливает. Он вместе с остальным классом следит, как яркий солнечный зайчик скользит по линиям, яростно вычерчивая правильный ответ там, где была замечена погрешность. Но и это он никак не комментирует, продолжая смотреть, как маленький светлый блик крадётся по стене, приближаясь к тому месту, напротив которого стоит преподаватель. Словно неуклюжий щенок, пытающийся добиться внимания хозяина, неровный пучок света то появляется в поле зрения, то вновь исчезает, скрываясь в его тени. Он стоит спиной к ученикам, но точно знает, в чьих руках находится предмет, с помощью которого устроено это представление, и Чу Ваньнину, иногда даже кажется, что он чувствует тепло там, где его коснулся этот озорной лучик. Мужчина не может подавить мягкую улыбку, прежде чем совершенно морозным голосом предупредить: - Ученик Мо, если продолжите в том же духе, то, вместо положительной отметки за правильное решение, рискуете получить дисциплинарное взыскание. Солнечный блик заполошно метнулся из стороны в сторону и тут же исчез. Ученица перед доской растерянно обернулась на физика. - Можете садиться на место, госпожа Ма: в ваше уравнение закралась ошибка. Какая именно, вам предстоит выяснить дома, в качестве дополнения к основному заданию. И имейте ввиду, в решебниках этого уравнения нет, так что придётся поработать над ним самой. Девушка захлопывает начавший возмущённо приоткрываться рот, но, так и не сказав ни слова в своё оправдание, царственной походкой следует за свою парту. Чу Ваньнин делает незаметный тяжёлый вздох, прежде чем развернуться к остальному классу. Его немного пошатывает и, чтобы обрести желанное равновесие, он снова опирается бедром об учительский стол. - До конца занятия десять минут и мы их потратим на короткую проверочную работу. - По комнате прокатывается недовольный шорох, но на более явную акцию протеста никто так и не отваживается. - Совсем не вижу энтузиазма, молодые люди. Через два месяца аттестационный экзамен, а в следующем году Гаокао. Надеюсь, никто из вас не собирается завалить ни то, ни другое. Ответом ему тишина и скрип шариковых ручек по бумаге. Чу Ваньнин нервничает: он говорит об энтузиазме и живости, но у самого ни того, ни другого и в помине нет. Третий день подряд его накрывает непонятная слабость. Все свои немногочисленные силы он отдаёт на то, чтобы проводить уроки и проверять задания. В остальное время просто спит, отрубаясь практически сразу по возвращению домой. Доктор Таньлан утверждает, что это побочное действие от нового препарата и скоро должно стать лучше. Но через сколько наступит это скоро? Учёный решил на какое-то время приостановить приём лекарств, но легче не становилось. Если не сказать, что наоборот. Сегодня было особенно тяжело. Он уже с трудом мог закончить свой последний урок, отсчитывая секунды до, как никогда, желанного звонка. - Учитель? - Принимая исписанные листы с проверочными работами от учеников, он даже не сразу понял, что перед ним стоит Мо Жань. - Да? - С вами всё в порядке? - Физик знал, что не избежит этого вопроса. Со стороны он, скорее всего, казался немного рассеянным и совсем чуть-чуть заторможенным, но парень точно заметил перемены. - Я думал, что ты подошёл узнать об оценке. Мо Жань и сам последнее время странно тихий и всё больше задумчивый. Он стал реже появляться у него, много времени посвящая учёбе. Сколь одарённым ни был бы этот ребёнок, хорошо подготовиться к аттестации по всем предметам за какие-то несколько месяцев действительно тяжело. Но мальчишка старается. И Ваньнин втайне гордится им. Он ему этого, конечно же, не скажет, но это одно из лучших чувств, что физику приходилось испытывать. - Точно, оценка. - Разве не ради неё ты превратил урок в шоу? - Что плохого в шоу, если оно поможет усвоить и понять материал? - Ты не ответил. - Нет. Не ради оценки. Я хотел, чтобы вы улыбнулись. Вы... Красиво улыбаетесь... Но смысл последней фразы ускользает от Чу Ваньнина, потому что редкие крохи энергии, что ещё циркулируют в нём, едва заметно, хотя и неумолимо, испаряются. Он только замечает, как на них с подозрением косится один из учеников, что ещё не покинул класс. И недовольно хмурится, понимая, что юноша опять несёт какую-то ерунду. - Твои слова неуместны, а поведение - неприемлемо... - Мужчина следит за тем, как закрывается дверь за последним школьником, покинувшим помещение. У него недостаточно ресурсов, чтобы отчитывать Мо Жаня, а уж тем более, вступать с ним в полемику. Всё, что он ещё способен понять и осознать, так это тот факт, что ему нужно, как можно скорее оказаться дома. - Как и обычно. - Пожимает плечами подросток, наблюдая за растерянными действиями физика, который пытается собрать сумку. В конце концов, Мо Жань не выдерживает, и, упираясь руками в столешницу, перегибается через весь стол, нависая над сидящим в кресле преподавателем. Он заглядывает в глаза феникса, которые сейчас кажутся стеклянными и какими-то безжизненными, и требовательно произносит. - Только вы тоже не ответили на мой вопрос. Как вы себя чувствуете, учитель? Но Ваньнин не хочет отвечать на него. Он не хочет говорить правду, а солгать и сделать вид, что всё в порядке слишком тяжело физически. И, возможно, впервые он так радуется Ши Мэю, который появляется в дверном проходе. - Ох, простите, я помешал? - Старшеклассник смотрит на развернувшуюся картину с некоторым сомнением, не решаясь войти. - Нет, всё в порядке, Ши Минцзин. - Слегка замедленно отвечает физик. - Вы можете быть свободны, ученик Мо. Увидимся на следующей неделе. - Занятие же сегодня. - У меня очень много дел, боюсь придётся перенести его на следующий раз. Парень ничего не отвечает, только бурчит "До свидания" перед тем, как покинуть класс вместе со старшим соучеником. Но пока собирается и вызывает такси, через распахнутую дверь учёный невольно слышит обрывки их разговора. - Информатика? - Там всего несколько страниц... - Мы же ещё не проходили... - А-Жань, ты такой способный! Уверен за две минуты разберëшься... - И как я могу тебе отказать?.. Возможно, он бы весь оставшийся вечер так и провалялся на диване в этом полуобморочном состоянии недосна, в котором обнаружил себя, открыв глаза. Скорее всего, так бы и было, если бы не решительный стук, который и стал причиной по которой он так внезапно очнулся. И не надо было быть пророком, чтобы сразу понять, кого это там принесло. - Чего тебе надо? - Мо Жань игнорирует и вопрос, и неприветливый тон, проходя вглубь квартиры. Единственное, что его беспокоит, это внешний вид учителя. Всегда такой безупречный, сейчас Чу Ваньнин, наверняка, представляет собой не слишком презентабельное зрелище. Ну ещё бы! Ведь всё, что он успел, перед тем, как рухнуть на диван в гостиной, это скинуть легкий светло-бежевый тренч, который бесформенной тряпкой валялся где-то по пути в комнату. Судя по ощущениям, даже туфли всё ещё оставались на его ногах. Мальчишка задумчиво оглядывает его с головы до ног, и непонятно к каким перекрученным идеям приходит на этот раз. Но тем не менее, мягко предлагает: - Учитель, позвольте, я вам помогу. - И, прежде чем Чу Ваньнин успевает как-то отреагировать, принимается стягивать с него отвратительно мятый пиджак, оставляя в не менее мятой рубашке и таких же брюках. Его движения плавные, аккуратные. В другое время мужчина уже метал бы громы и молнии от негодования и стыда, но сейчас не было сил даже на эти чувства. Мо Жань берёт его озябшую ладонь в свою горячую руку и ведёт в спальню, бережно поддерживает, усаживая на кровать. И сам опускается на колени перед ним. - Я не предлагаю вам помочь переодеться, но надо разуться и вынуть ремень - он вам будет мешать. Голос подростка тихий и, если бы учёный не знал его достаточно хорошо, можно было бы сказать, что смущённый. Но Ваньнин не уверен. Он вообще не уверен в том, что сейчас происходит, всё, на чем он может сконцентрироваться, это эфемерное тепло на своей руке. Такое же, что окутывает сейчас стопы, когда Мо Жань поочерёдно обхватывает их, скользя пальцами, снимая не только обувь, но и носки. Это тепло не вызывает в нём страсти, огненного возбуждения, которыми обычно реагирует его тело на прикосновения к юноше. Оно забирается глубже, в самую суть его существа, приятно грея, но не обжигая. - Почему вы не сказали, что вам плохо? - Вполголоса сетует школьник, помогая ему лечь прямо поверх покрывала. - Почему никогда не попросите о помощи? Вряд ли это те вопросы, на которые он ждёт ответа, но Чу Ваньнин хотел бы ответить на них хотя бы себе. Однако, сейчас так трудно даже думать, что он продолжает просто молча лежать и, насколько позволяет его состояние, внимательно следить за действиями парня. - Вам ещё что-нибудь нужно? - Мо Жань с беспокойством заглядывает в его глаза и вытерпеть этот пытливый взгляд не так-то просто. - Воды? Или, может... Может, нужно принести ваши лекарства? - И ты знаешь, где их найти? - Подаёт голос преподаватель. На самом деле, он думает, что это не такая уж и плохая идея. Доктор Таньлан говорил, что прекращать приём препаратов не стоит. Мог ли его самовольный перерыв послужить причиной ухудшения состояния? Подросток выходит из спальни, чтобы через несколько минут вернуться со стаканом воды и хорошо знакомой, до отвращения ненавистной пластиковой баночкой в руках. - Почему они другого цвета? - Мо Жань критически разглядывает синюю капсулу, прежде чем отдать её физику. - Учитель? - Я не обязан перед тобой отчитываться. - Они оба смотрят, как стакан в его руках мерно дрожит, пока он подносит его ко рту. - Вам хуже? - Зачем ты пришёл? - Вновь повторяет свой изначальный вопрос мужчина, игнорируя настойчивость ученика. Тот же, понуро качает головой, будто смирятся с невозможностью добраться до правды. - Я... Беспокоился о вас. Знаю, что никто не позаботится... - Не переставая что-то говорить, Мо Жань разворачивает махровый плед, который сам же не так давно притащил в квартиру - достаточно плотный, чтобы согреть, но недостаточно тёплый, чтобы под ним стало некомфортно от жары. Парень аккуратно накрывает им своего учителя, предусмотрительно подтыкая края со всех сторон. Он в курсе, что Чу Ваньнин игнорирует потребность укрыться, как бы остро в этом не нуждался, а потому старается сделать так, чтобы во сне тот не скинул одеяло на пол. - Мне не нужна твоя забота. - Устало шепчет Чу Ваньнин, натягивая плед почти до самых ушей. - Всем нужна забота, учитель. А ещё - ласка и... Любовь. - Что ты знаешь о любви, Мо Жань? - Еле слышно бурчит физик из-под плотного слоя ткани. Он не хотел, чтобы эти слова прозвучали, но так ослаблен, что с трудом соображает, а потому и контролировать свою речь становится тяжело. Почти невозможно. Однако, учёный не слышит ответа на свой вопрос, хотя, чувствует присутствие школьника рядом. Щурясь, он приоткрывает один глаз и выглядывает из своего укрытия. Мо Жань смотрит прямо на него, не отрываясь. Его взгляд серьёзен и физик ловит себя на том, что редко видит своего ученика таким. Но кроме серьёзности, там ещё много того, чему трудно найти определение и подобрать слова. Лицо юноши открыто, не спрятано за лживой ухмылкой или напускным весельем, но так сложно его прочитать. Да и сил на это совсем нет. Чу Ваньнин снова смеживает веки, считая, что, очевидно, ответ на этот вопрос так и не получит. Да и что ему мог сказать на это семнадцатилетний юноша, для которого любой резкий всплеск гормонов - уже будет равен романтическому чувству до гробовой доски. - Больше, чем хотелось бы. - Всё же слышит мужчина тихий вкрадчивый голос. - Но намного меньше, чем мне необходимо... - Не надо отрабатывать на мне умение играть словами. - Вяло возмущается преподаватель. Он чувствует, что его слабость вот-вот обернëтся сном, в который с таким желанием готов провалиться. Но из зыбкой дрëмы его выталкивает голос Мо Жаня. - Неужели учитель может дать лучшее определение? Определение чего? О чем он вообще говорит? Учёный теряется в пространстве, чувствет только, что ему сейчас хорошо и спокойно, несмотря, на состояние. Почему? Что здесь происходит? Отчего ему так тепло и комфортно?.. Он пытается сосредоточится и вспоминает, где находится и о чем они говорят. - Любовь - это жестокая и несуразная болезнь... И лекарство от неё не всем везёт получить... - Чуть слышно шелестит он, на грани понимания происходящего, вновь соскальзывая обратно. - Вы правы учитель... Так бесконечно правы... - И уже не важно, звучат ли эти слова в наползающем на него сне - он же всё равно не может этого определить. Как и чётко идентифицировать мягкое, едва ощутимое прикосновение к своим волосам. Это и есть та самая ласка, которая нужна всем? Он не в ответе за весь мир, но ему самому, человеку по имени Чу Ваньнин, - очень нужна.