Работа над ошибками

- Если бы вы знали, насколько глубоко мне насрать на ваши "обстоятельства", вы бы охуели, доктор Цзян! - Но это наука, - разводит руками красивый мужчина средних лет, который, впрочем, совсем не выглядит на свои годы, - здесь может случиться всё, что угодно. - Ваше "что угодно", каждый раз обходится мне в миллионы юаней! - Собеседник декана, очевидно, не отличался не только изысканностью манер, но и выдержкой. Громовой голос был слышен ещё задолго до того, как его обладатель чуть не сшиб Мо Жаня, стремительно вылетая из здания университета. Да и это "чуть" случилось лишь благодаря тому, что сам студент был под стать незнакомцу, иначе тот попросту смëл бы его, вряд ли вообще заметив. Вэйюй досадливо поморщился, глядя вслед удаляющейся фигуре под два метра роста, в идеально сидящем костюме. Явно не в масс-маркете приобретённом. Наверняка подгоняли с особым тщанием, пока этот расфуфыренный хлыщ вслух подсчитывал во сколько ему там обходится каждый неучтенный сантиметр. Молодой человек кивнул декану, следовавшему за мужчиной с любезной улыбкой, за которой огромными огненными буквами было написано желание слать своего спутника к такой-то матери. Но даже если Цзян Си его и заметил, то виду не подал. Студент посчитал, что это даже справедливо. Если бы его на месте препода в такую рань отчитывал подобный типчик, он бы тоже вряд ли обращал внимание на своих учеников. Стоя в дверях главного корпуса, Мо ещё раз взглянул на мужчину, подошедшего к ярко красной спортивной машине, небрежно припаркованной прямо посреди университетского двора. Да уж, наверное, если теряешь миллионы на благо науки, можно позволить тебе такую незначительную вольность. Парня, почему-то, раздражал этот человек. И своим поведением, и наплевательским отношением к установленным правилам, и вообще. Хотя, какое ему дело, он его и знать-то не знает. Надо же... Мо прикинул максимальное количество денег, которые мог бы позволить себе спустить, и в этих подсчётах оказалось всего несколько сотен. Да и тех жалко. Кем вообще надо быть, чтобы так запросто говорить о подобных суммах? Когда-то Жань хотел стать богатым и влиятельным. Он был заносчивым и тщеславным юнцом, хотел, чтобы весь мир был у его ног и крутился только вокруг него одного. Он бы честно вернул все свои долги, и так же честно и беспощадно взыскал со своих должников. Он был глуп и амбициозен, что являлось, пожалуй, худшим сочетанием качеств. В какой момент всё поменялось? Юноша хорошо знает ответ на этот вопрос. Помнит слишком ярко, чтобы легко всё забыть. Не хочет забывать. Но даже если бы захотел, разве смог бы? Это кажется таким удивительным. Чу Ваньнин столько энергии потратил, чтобы сделать из своего нерадивого ученика достойного человека, но всё без толку. Мо изо всех сил упрямился, стремясь доказать свою независимость ему, самому себе, а заодно и всем вокруг. Но к чему привели эти глупые и смешные потуги? Стоило учителю исчезнуть из его жизни, как перемены, словно разверзшаяся буря, повалила его на колени, не оставив никаких шансов. Хотя, парню кажется, что первые изменения с ним произошли уже тогда, в их самую первую встречу, когда ни один из них не мог и предположить, к чему это приведёт. Ведь порой достаточно одного мимолётного взгляда, незначительного жеста или обыденного слова, чтобы разбить покой чьей-то души. Чаще всего, колесо судьбы делает самый значительный свой поворот тихо и буднично, без громоподобных фанфар и ослепительного сияния. Спокойным, почти равнодушным голосом, судьба сказала: "Здравствуй, Мо Жань". Но он так легко отмахнулся от её приветствия. И что же теперь? Теперь ноги юноши вели его в аудиторию, где должна была пройти первая пара. Конечно же, под протекцией того самого человека, перевернувшего всю его жизнь. Было ещё слишком рано, сонные студенты разрозненно слонялись по корпусу, в ожидании начала занятий. Жань уселся прямо на пол возле двери нужной аудитории, рассеянно перебирая пальцами чётки. Сейчас они не были для него частью обряда, всего лишь вещь удерживающая его в реальности. Ведь как бы он ни старался практиковать осознанность, разум его витал очень, очень далеко отсюда. "- Дядя, я хочу у вас спросить кое о чём. - Парень разворачивает стул для посетителей и садится на него верхом, прижимаясь грудью к спинке. - Спрашивай. - Сюэ Чженъюн сидел склонившись над какими-то бумагами. Он выглядел уставшим, хотя, выходные только закончились. И, что удивительно, старший провёл их дома, значит, должен был хорошо отдохнуть. Может, ему уже пора в отпуск? Честно говоря, Мо Жань ни разу не видел, чтобы этот мужчина делал длительный перерыв в работе. Если даже далеко не каждый выходной он мог позволить себе расслабиться, то что уж говорить о большем. Наверно, надо поговорить об этом с тётушкой, может, ей удастся повлиять на своего трудолюбивого мужа. - Скажите, учитель болен? - Учитель? - Чженъюн поднял обеспокоенный взгляд на племянника. Впрочем, почти сразу понял о ком речь, хотя Чу Ваньнин уже несколько месяцев, как уволился. - Мы говорим о Юйхэне? Почему ты спрашиваешь об этом сейчас? - Что с ним? - Ох... Я думаю, что он не хотел бы, чтобы ты знал. - Почему? - Потому что иначе сказал бы тебе об этом сам. - Но я... - Он не знал, какую убедительную причину можно придумать . - Ведь я уже знаю. - Но очевидно не всё. - Дядя долго смотрит на Мо Жаня, внимательно разглядывая лицо юноши, пытаясь считать каждую возникшую эмоцию, но тот старается не допустить этого. У него был хороший наставник. В конце концов, мужчина сдаётся. - Это не болезнь. У него... Наверное, это можно назвать патологией. - Это серьёзно? Патология чего? - Мо Жань, всё что тебе надо знать, это что Чу Ваньнин справляется. - Да ни хрена он не справляется! - Почти кричит школьник. В памяти безжизненное тело с ледяными, фиолетовыми губами и ощущение всепоглощающей беспомощности. Разве это так справляются с трудностями? А если бы это случилось где-то в другом месте? На улице или в магазине или ещё где-то. Да даже если в том же самом кабинете, но Мо Жаня бы там не было. Что тогда? И всё же подросток понимает, что повышать голос не стоило. - Простите, дядя. - Что тебе известно? - У него был... Наверное, это называется приступ. Он... Аж посинел весь. И пока не проглотил эти свои таблетки... Я думал, что он умирает. - Всё не так плохо, Жань-эр. - Тогда как же? - Ему, конечно, нелегко с этим приходится. Но в следующем году у него будет операция. И если всё пройдёт успешно, то он сможет жить, как обычный человек. - А если нет? - Тихо спрашивает Мо Жань. -...... - Дядя, что если она пройдёт не успешно? - Тебе не надо переживать об этом, мой мальчик. Юйхэн крепче, чем кажется. К тому же, его будет оперировать один из лучших кардиохирургов мирового уровня. - Кардиохирург? Так это сердце? - Да нах... срать, какого он там уровня! Что будет, если... - Восемьдесят процентов успеха! - Резко прервал Чженъюн, вскакивая со стула и нависая над Мо Жанем, упираясь руками в рабочий стол. - Никакого "если" не будет! Это не было чётким ответом на конкретный вопрос. Но ему больше и не требовались слова, чтобы понять, что стоит за оставшимися двадцатью." Лишь много позже он узнал, что дядя говорил о трансплантации донорского органа, который мог не прижиться, мог не захотеть работать, как надо... Могло случиться абсолютно что угодно, и ни о каких восьмидесяти процентах речи, конечно же, не шло. А ещё, что операцию пришлось провести значительно раньше, чем планировалось. И настоящим чудом стало уже то, что она вообще состоялась. Можно ли было ненавидеть сильнее, чем Мо Вэйюй себя в тот момент. Возможно, что да. Но легче ему от этого не становилось. Юноша прекрасно понимал, что причиной этой безумной спешки - он. Человек, который обещал себе заботиться о Чу Ваньнине, настойчиво подталкивал его к операционному столу, каждым своим компрометирующим поступком, каждым неосторожным словом. Пока, наконец, не нанёс свой сокрушительный удар. Жань умел быть настойчивым и мало по малу выпытал у дяди всю подноготную, касающуюся странной патологии Чу Ваньнина. Но, как оказалось, Сюэ тоже не лыком был шит, и объяснять причины, по которым физику не подходило его собственное сердце, не собирался ни под каким предлогом. Но даже тех крупиц информации, добытых с таким трудом, было достаточно, чтобы парень понял: чего ни в коем случае нельзя было допускать учёному, так это волнения и любых других ярко выраженных эмоций. Это ли было причиной его холодности и отстранëнности? Бесконечное количество масок - как способ спасения своей жизни? Конечно же, юноша не мог знать этого, когда играл в свои игры с учителем. Но разве его это оправдывает? Мо был в шоке, узнав, что его наставник не мог себе позволить даже порадоваться как следует. Под запретом оказались любые сильные переживания. Зачем он изводил физика? Чего ему тогда не хватало? Внимания? Заботы? Если уж начистоту, и тем, и другим он был одарён больше, чем любой другой ученик Чу Ваньнина. Правда в том, что Мо Жань был жадным и эгоистичным подростком, не умеющим выразить свои чувства. Столько времени прошло, прежде чем он смог связать в одно целое все свои эмоции и переживания? Злость, привязанность, обида, разочарование, бессилие должны были жечь его снова и снова, прежде чем из всего этого, как мифический Феникс из пепла, явилось понимание, что Ханьсюэ оказался прав с самого начала. Он любил Чу Ваньнина. Как только он признал это, всё встало на свои места, нашлись ответы на многие вопросы по поводу его поведения и реакций. Но он был настолько глуп, настолько закостенел в своих убеждениях относительно этого чувства, что пришлось проделать долгий путь, прежде чем понять это. Понять, к сожалению, слишком поздно. Тогда, когда что-либо исправить было уже невозможно. Он так любил этого человека, и так был перед ним виноват. Сейчас, глядя на фигуру профессора, ставшую ещё тоньше, чем он помнил, Мо Жань не мог не задаваться вопросом: есть ли ему прощение? Заслужил ли? Все пары Чу Ваньнина теперь проходят за жадным разглядыванием мужчины. Мо даже не думает о том, чтобы как-то скрыть эти наблюдения, будучи уверенным в своей безнаказанности. Ведь сам профессор либо вовсе игнорировал его присутствие, либо, как сегодня, несколько раз за занятие всего лишь мазнул по нему своими яркими глазами. На занятиях физика юноша специально старался сесть, как можно дальше, вести себя как можно незаметнее. Но учёный будто чувствовал, где именно расположился студент Мо, время от времени кидая в ту сторону редкие мимолётные взгляды. Вот и сейчас, парень поймал один из них. Создавалось впечатление, что они оба подглядывают друг за другом. На мгновение их взгляды тесно переплелись, у обоих рождая неловкость, прежде чем немедленно разлететься в разные стороны. Молодому человеку кажется, что на него плеснули кипятка. Но придя в себя и вновь вернувшись к прежнему занятию, юноша с каким-то щемящим восторгом отмечает покрасневшие кончики ушей, которых когда-то так хотелось коснуться. Интересно, за всё то время, что они существовали параллельно жизням друг друга, никак не пересекаясь, Чу Ваньнин думал о нём? Вспоминал ли? Вэйюй точно уверен, что бывший учитель материл его, на чем свет стоит, но было ли что-то ещё? Ведь он отчётливо помнит, как именно физик отреагировал на его непристойное предложение в тот злосчастный вечер. И по сей день его терзает только один вопрос: было ли это чистой физиологией, или существовала хотя бы крошечная вероятность того, что Мо Жань ему действительно нравился. Хотя бы чуть-чуть. Непрошенные воспоминания накатывают приливной волной, и Мо с тоской думает о том, что всё возвращается на круги своя. И если любовь спрятать будет возможно, то что он будет делать с желанием, которое не только никуда не исчезло, а с осознанием чувств лишь возросло? Раньше он считал, что любить - значит бросить своё сердце к ногам возлюбленного и с благоговейным трепетом принимать от него и благосклонность, и безразличие. Добираясь до юношества, парень половину жизни провëл на улице, черпая понятие любви лишь из поступков и слов своей матери. Женщины, которая способна была отдать свою жизнь в обмен на его. Она-то и стала для него примером чистой и беззаветной любви, что не просит ничего взамен. По такой схеме он любил Ши Мэя: тот проявил доброту к Мо Жаню, и парень без оглядки отдал ему своё сердце. Подросток был уверен, что именно это и есть глубокая влюблённость, чистая, светлая, незамутнëнная плотскими инстинктами. В заблуждении своём он полагал, что там, где есть место похоти и низменным удовольствиям, на которые он сполна насмотрелся в приюте, весна не расцветёт. Либо, либо. Но Мо Жань серьёзно просчитался в своих выводах. С болью ему пришлось признать, что только когда душевная и телесная привязанность переплетаются, может родиться любовь настоящая, страстная и чувственная, способная затопить душу медовой сладостью и изменить её носителя до неузнаваемости. "Мо Жань, глупая же ты псина! Разве теперь может быть всё так же, как раньше?" Звенит в голове голосом Сюэ Мэна. Даже если новое сердце учителя всё такое же безгранично доброе, как прежде, уже точно не будет. Хотя бы потому, что сам юноша стал другим. Хотя бы потому что теперь многое понимает про себя. И это понимание говорит о том, что никакие богатства, дворцы и пентхаусы, власть и влияние, добиться которых так важно было раньше, не могут идти ни в какое сравнение с малюсенькой старой квартиркой, жалкой лачугой, которую бы с ним вместе разделил человек, ставший его спасением от мрака, что ежедневно разъедал его душу в те дни. - Студент Мо? - Из липкого болота воспоминаний и размышлений его вырывает резкий и требовательный голос. Юноша тут же поднимает голову со сложенных рук, на которых она с таким удобством возлегла. - А? - Повторите концепцию, что я только что дал. - Эээ... Да. - Отовсюду начинают раздаваться смешки. Мо Жань вновь чувствует себя шутом подле этого человека, но сейчас в этом даже есть своё удовольствие. Он уже понял, что не сможет вернуться к тому, что между ними было. Ему этого нестерпимо мало, а потому, всё, что ему остаётся, это добиться Чу Ваньнина. Пускай крохотными шагами, даже если на это придётся потратить кучу времени, он готов. Ведь если этот человек не будет с ним рядом, то зачем ему кто-то другой? - Что "да"? - Недоуменно приподнимает бровь профессор. - "Да", ваша лекция, как всегда, была на высоте! А что касается концепции, то я её обязательно выучу к следующему уроку. Дайте мне время. - Что ж, раз вы у нас любите блестящие лекции, прослушайте курс Энрико Ферми для Чикагского университета и на следующем занятии объясните теорию "Гильбертова пространства". - Что? Но это же не имеет никакого отношения к вашему предмету. - Отлично, значит, вам ещё предстоит это отношение найти и обосновать. Это не справедливо, и смешки сменились сочувственными вздохами и тихим свистом. Однако Мо Жань не собирается спорить с Чу Ваньнином. Больше нет. - Конечно, профессор Чу, как скажете. - Искренне улыбается студент, сияя заманчивыми ямочками на своих щеках. Мужчина лишь поджимает губы, возвращаясь к прерванной лекции. Пускай бранит и нагружает заданиями, пускай валит и оскорбляет - всё лучше чем безразличие. Тем более теперь Мо Жань ясно понимает, что эта маска больше не необходимость, а, скорее привычка, с годами въевшейся в самые кости. Он с ней справится. У него просто нет права на проигрыш. - Профессор Чу, простите, я хотел бы уточнить у вас по поводу дополнительного задания... - Студент Мо! - Резко прерывает его преподаватель. - Вы проспали почти всю пару, а теперь хотите, чтобы я закрыл глаза на такое пренебрежение к материалу? Мо Жаню и хотелось бы оправдаться, что он вовсе не спал, но неизвестно, что лучше - сон или откровенная правда о том, что мысли юноши были заняты исключительно профессором. Пара закончилась и большинство учеников уже покинуло аудиторию. Мо Жань, боясь, что Чу Ваньнин снова сбежит, подлетел к преподавательскому столу, едва не врезавшись в учёного. И теперь растерянно оглядывал своего бывшего учителя сверху вниз, в очередной раз поражаясь, насколько сильно физически изменилось их положение. Будучи школьником, Жань был лишь на сантиметр другой ниже него. К концу второго класса старшей школы и вовсе сравнявшись ростом с физиком. Но даже тогда он уже был шире, его кисти с такой лёгкостью могли обхватить тонкие запястья. Сейчас же, рядом с ним мужчина казался особенно хрупким, Мо не сомневался, что без проблем сможет обхватить его тонкую талию своими здоровыми ладонями. Но лучше об этом не думать. - Ни в коем случае, - машет головой студент, покорно опуская её вниз, - вы абсолютно правы, я заслужил. - Чу Ваньнин смотрит на него внимательно, словно силясь понять, где здесь подвох. - От вас я приму любое наказание, профессор, - тихо продолжает молодой человек, поднимая голову и глядя прямо в глаза мужчины, - любая ваша воля для меня - закон. Вэйюй только сейчас замечает, как близко они находятся друг от друга. Во взгляде физика читается смятение, хотя виду он, привычно, не подаёт. Лишь проведя самым кончиком языка по пересохшим губам, учёный отворачивается, начиная суетливо собирать вещи на столе. - В таком случае, к следующему занятию жду от вас грандиозных успехов в осознании квантовой физики. Вам это пригодится. Да, кстати, - добавляет он, когда Мо Жань уже развернулся к двери, собираясь покинуть помещение вслед за одногруппниками. Парень останавливается, оборачиваясь на преподователя. Чу Ваньнин по-прежнему ковыряется в бумагах, не обращая на него ровным счётом никакого внимания, будто ведёт разговор с пустотой. - У вас сегодня есть тренировки по баскетболу? - Нет... - Медленно отвечает Вэйюй. Да даже если бы были, он бы ответил точно так же, потому что понимает, к чему этот вопрос. У них не было дополнительных две недели с того самого раза, когда вечером за ним зашёл Ши Мэй с контейнерами для ужина. И Мо готов был солгать, вопреки всем своим установленным правилам, ради того, что было сказано дальше. - Тогда, сегодня, то же время, и то же место. Только будьте добры, перед встречей перекусите, как следует. Боюсь, сегодняшнее занятие будет дольше предыдущего: придётся наверстать упущенное. - Конечно, уч... Профессор. - Быстро исправился парень, но оговорка не ускользнула от мужчины. Однако тот лишь сильнее сдвинул брови, отчего складка на идеально ровном лбу стала глубже и чётче. - У тебя первый матч через две недели? - Мо Жань запихивает в себя очередную куриную ножку с хрустящей корочкой, добросовестно исполняя волю Чу Ваньнина по утолению голода. Звонок брата застал его в самом начале трапезы, так что, Мэнмэну пришлось смириться с чавкающими звуками, время от времени раздающимися на другом конце. - Ага. Приедешь? - Ну так с нашей же сборной. Естественно, я буду. - За столько лет, Сюэ Мэн мог сделать себе карьеру профессионального спортивного фаната, ведь ни одна поездка в Пекин на соревнования не обходилась без его участия. Даже если игра предстояла не с Бэйханем. Даже если не по баскетболу. Какая, собственно, разница? Главное, возможность встретиться, а повод найти не проблема. Мо, в свою очередь, не оставался в долгу. - Мэи тоже собираются. В полном составе! - В голосе брата появляются капризные нотки. - У старшего хоть голова на месте, но младший!.. Как ты с ним справлялся? - Секрет в том, что никак. - Просто тебе не приходилось делить с ним одну крышу. - Мо Жань смеётся от того, насколько младший сейчас напоминает сварливую жену после нескольких лет брака. Старший Ханьсюэ поехал учиться в Шанхай сразу после школы, не раздумывая ни минуты. А вот Сюэ, сдав Гаокао, вертелся из стороны в сторону, как стрелка сломанного компаса, не в силах определиться, в каком направлении двигаться дальше. Баллы по выпускному у него были хорошие, двери всех престижных ВУЗОВ нараспашку. Но именно стремление стать лучше всех сыграло с молодым человеком злую шутку. Ведь осознанно выбрать что-то одно оказалось для него сложнее, чем безбожно впахивать на протяжении всей школы по всем основным дисциплинам. Тут-то старший друг и протянул такую необходимую руку помощи, избавив без пяти минут студента от нелёгких терзаний выбора. Ну а где старший, там, непременно, и младший. Так что, когда Сюэ Мэн принимал предложение близнецов занять место третьего в их шанхайской квартире, покинувшего её при странных обстоятельствах, он совершенно точно не знал, на что подписывается. Теперь же, невзначай пожаловаться на этих двоих при каждом удобном случае, парень, наверняка, считал своим долгом. Тем не менее, съезжать от них он не собирался, а все возможные праздники, каникулы, выходные, и более-менее значимые события, ребята старались проводить вместе. Ну точно дружная семейка. - Вот тебе смешно, а я бы посмотрел на тебя, если бы этот смазливый выпендрёжник твоей маской для лица мыл свои ручищи! Мо расхохотался ещё громче: ну и кто тут выпендрёжник? О том насколько его брат повёрнут на своей внешности юноша знал ещё в школе. Но в детали парень никогда не вникал, считая, что проблема ограничивается брендовыми шмотками, бальзамом для волос и дорогой туалетной водой. Что ж, а размах-то оказался куда более внушительным. - Соскучился по вам, ребята. - Неожиданно для себя самого усмехается Мо Жань в трубку, стискивая её до побелевших костяшек. Фактически, если не считать Ши Мэя, то эти трое - его самые близкие друзья и ему хотелось бы сейчас, чтобы они были рядом. Он знает, что из всех, окружающих его людей, единственный, кто сможет его понять это младший Мэй. И Мо хочет, чтобы приятель оказался здесь прямо сейчас. Чтобы обнял покрепче и, хлопая по плечу, выдал своё коронное "Ну что ты, ей-богу, как не мужик! Давай, соберись уже. Ну или поплачь - только бы полегчало!". Мо Жаню частенько доводилось проходить реабилитацию с помощью этой немудреной мэевской терапии, но действовало всегда безотказно. Сейчас бы тоже, наверняка, помогло. Хотя бы чуть. - Не надо было в эти свои Гималаи мчаться, как какому-то хипстеру недоделанному. Оставался бы с нами на море до конца каникул, понежился бы под солнышком, наобщался, назагорался... - Да я, вроде, и без этого назагорался. - Так я ж не о том. - Мне нужно было, Мэн-эр. - Мо вспоминает аскетичные монастыри, застывшие на границе жизни и смерти. Ещё на земле, но поднимишься чуть выше и, кажется, что рукой можно потрогать бесконечную пустоту космоса. Умиротворенных монахов, в глазах которых лениво плескалась нирвана. Эта их осознанность так запала в душу, что только в ней он разглядел своё спасение. И практика безмолвия, долгие ежедневные медитации, простой труд в стенах монастыря казались единственно правильным образом жизни, если он хотел достичь освобождения. Но оказалось, что причина была совсем не в этом. Поддавшись трансцендентной атмосфере, Мо Жань поверил, что это и есть его судьба: медитировать в горах, в прямом смысле, до потери пульса, чтобы обрести прозрение, стать бодхисаттвой и пребывать в бесконечном блаженстве от осознания жизни. Он верил в это и был уверен. Вплоть до тех пор, пока вновь не увидел ровный нос с высокой переносицей. Чёрные, мягкие, словно императорский шёлк, волосы. Невозможные, белоснежные костюмы. И, конечно же, прямые брови, так легко сходящиеся вместе, словно готовые к вечному бою мечи. - Сюэ Мэн? - М? - Я должен тебе кое-что сказать. - Ого, как официально! Обычно, после таких заявлений признаются в чём-то... Ну, не знаю... Ты же никого не убил? - Пф, шутки у тебя! - Улыбается Мо Жань, понимая, что таким образом брат пытается его подбодрить. И ему это почти удаётся. Почти. Удалось бы, не будь Мо Вэйюй так сильно погружён в тот хаос, что творится в его душе. - Учитель Чу Ваньнин. Он теперь преподаёт у меня. Между ними повисает напряжённая тишина, и Мо на самом деле не уверен, что брат просто не сбросил звонок от негодования. - Мэн-эр? - Напомни мне, почему я не стал поступать в Пекинский государственный? - Ты сказал, что двоих из семьи Сюэ им будет дохера. - Не забывай говорить о том, что я придурок, при каждом нашем общении. - Ну ты и придурок! - Смеётся Вэйюй. - Я серьёзно. - Да брось, он всё равно ведёт "Системы контроля" на моём факультете. Это даже близко не твоя тема. - Было что-то странное в том, чтобы обсуждать Чу Ваньнина с Сюэ Мэном. - Но так у меня хотя бы была возможность видеться и общаться с ним иногда. - Студент в курсе, насколько младший благоговеет перед физиком. И довольно долгое время его это раздражало и бесило, но сейчас осталось лишь понимание такого отношения. У каждого есть свой кумир. Для Сюэ Мэна им стал безупречный Чу Ваньнин, которым так легко восхищаться. Интересно, отношение к идеалу изменилось бы, узнай братец о его совсем неидеальных сторонах? Вероятнее всего, нет. Что ему до каких то там изъянов, для него учёный Чу всё равно останется божеством. Сюэ Мэн никогда не смотрел на него как на человека. Юноша подумал, что возможно, не точно, но вероятность есть, все его проблемы как-раз из-за того, что он сам никогда не воспринимал мужчину так. Да, сравнивал с небожителем, но, в отличие от большинства, видел в нём исключительно человека. - Погоди! "Системы контроля"? Те самые, из-за которых ты вынес мозг всем, кто смог тебя слушать? - Ага, они самые. - Так значит, он теперь твой куратор?! - В голосе Сюэ Цзимина звучит такая обида, приправленная щедрой горстью возмущения, будто старший братец собственноручно прибрал к рукам достижения всей его жизни, давшиеся непосильным трудом. - Значит, да. - Уныло соглашается Мо. - Это ещё что за тон? Ты должен от радости скакать, что твой любимый учитель снова будет с тобой возиться. Блин, и почему кому то всё, а кому-то подгорелая рисовая пампушка? - Это ты Мэев с пампушкой сравниваешь? - Жаню срочно хочется сменить тему, будто новость, сказанная им, настолько буднична, что младший Сюэ с лёгкостью её пропустит мимо. - Похоже на то. - Мо искренне рад за то, что ни один из братьев не услышит такого сомнительного сравнения.- Ну? - Ну что? - Ой, да брось! Даже когда ты был негодной блохастой псиной, каким-то образом смог завоевать статус любимого ученика. Наверняка, учитель Чу оценил разительные перемены, произошедшие с тобой. - Я... Не знаю. Он мне не говорил об этом. - Серьёзно? Вы хоть вообще общаетесь? - Только если это касается учёбы. Слушай, ты ведь знаешь, какой он. Слово то доброе с трудом можно вытянуть, не то, что похвалу. Или ты думал он мне тут дифирамбы будет петь? - Вряд ли брат имел ввиду именно это. Но Вэйюй чего-то такого, конечно же, хотел бы. Чтобы этот человек обратил внимание, что юноша теперь стал совсем другим, что больше нет того невыносимого подростка, готового вымотать все нервы, лишь бы заполучить хоть крохотную крупицу заинтересованности со стороны физика. И он мог хоть тысячу раз внушать себе, что все метаморфозы нужны лишь ему одному, Жань всегда прекрасно знал для чего, а вернее, для кого именно стал таким. И пусть перед ним не было цели всенепременно добиться признания от учёного, но где-то в самой глубокой глубине души, его грела мысль, что однажды тот узнает. Что когда-нибудь обязательно поймёт. Что ж, реальность оказалась не такой, как его зефирные фантазии. И это, признаться, приносило изрядную долю расстройств, которые молодой человек стоически стремился игнорировать. - Это ещё зачем? - Мо удивляется, почему стакан с имбирным чаем в его руках все ещё горячий, ведь вместе с словами изо рта мужчины должно было вырваться облачко пара. Похоже, за пять лет Чу Ваньнин знатно прокачал этот скилл, научившись создавать вокруг себя атмосферу вечной мерзлоты одним своим видом. А уж если добавить к этому его голос... - Просто правила хорошего тона. - Улыбка юноши бессильна накинуть хоть пару градусов тепла к промëрзшему воздуху между ними, но лица не покидает. - Позвольте мне быть одним из многих, ведь я не первый. - Вэйюй кивает на преподавательский стол, где стоит с десяток стаканчиков с различными видами кофе. Чёрный эспрессо, сладкий латте, приторные раф и мокко, классический американо... И ни один из них не тронут. Чу Ваньнин не пьёт кофе. Из всей толпы благоговеющих студентов, об этом знает только Мо Жань. И уже это выделяет его среди всех, позволяя глупой радости омыть тёплыми волнами все его естество. Учёный кивает на самый дальний край стола, где находится маленькое пространство для небольшого бумажного стаканчика, и они начинают занятие. - Ваша идея провальна, студент Мо. - Вы так считаете, профессор? - Юноша с трудом сдерживает желание улыбнуться, наблюдая, как преподаватель машинально тянется к стаканчику с чаем. И жалеет лишь о том, что не захватил с собой сливочных конфет. Хотя, видя подчеркнутую отстранённость мужчины, понимал, что ещё совсем не время для подобных жестов. Будет ли оно когда-нибудь? Юноша не хотел бы напирать. В школе учитель был вынужден взять его под свою опеку протекцией дяди и настойчивыми действиями самого Мо Жаня, в этом он уверен. В университете у учёного вновь не оказалось возможности для отказа. Молодому человеку почти жизненно необходимо знать, как поведёт себя Чу Ваньнин, если этот самый выбор дать ему хотя бы раз. Поэтому нужно учиться действовать мягко. Вода камень точит. А уж глыбу льда и вовсе способна растопить. - Ваш робот требует больших затрат. И конечная цена его будет огромна. - Да, если идти проторенным путём. Но если вот здесь и здесь, - Мо Жань провёл рукой по чертежу, обозначая нужные зоны, - изменить исходные материалы, то можно значительно снизить итоговую стоимость. - И чем же вы решили заменить? - Вот. - Студент протягивает преподавателю формулу сплава, что собирается использовать. - Лёгкий и прочный, самая низкая цена на рынке. - И это было бы прекрасно, если бы не его свойства. - профессор смотрит в блокнот, вспоминая свойства металла, скрытого за обозначениями формулы. - Лёгким и прочным он становится только при низких температурах. - В его голосе сквозит разочарование напополам с раздражением. Вэйюй смотрит на него из-под опущенных густых ресниц и не может поверить, что снова видит его таким. Он всё ещё не привык к тому, что это правда, и через пятнадцать минут не найдёт себя в разворошеной постели, с досадой провожая один из самых прекрасных снов за последние годы. - Верно, и система охлаждения здесь именно для этого. Взгляните. - Пару минут преподаватель задумчиво изучает чертёж, одобрительно хмыкая. - Хорошо, тогда как вы решили задачу скорости и точности движений? Что будет делать ваш робот в случае опасности? - Никак, - пожал плечами студент, тут же хитро прищурившись. - Хотя я и доработал некоторые моменты, касающиеся жестов и способа перемещения... Но особенность Стража в другом. Помимо сенсоров и датчиков, сканирующих человека на предмет холодного и огнестрельного оружия, он может считывать мимику. Эмоции, потоотделение, расширение зрачков, учащённое дыхание - робот будет "видеть" в каком состоянии находится объект перед ним. И от того, насколько оно критично, будут зависеть дальнейшие действия. Страж может действовать мягко, попытаться заговорить с человеком, с тем чтобы задержать его. Одновременно с этим предупреждающий сигнал будет отправлен администрации здания и на основной пост охраны. Он так же может автоматически вызвать полицию, если "заметит", что ситуация выходит из-под контроля. Как крайняя мера, в зоне грудной клетки находится встроенный скорострел с автоприцелом, заряженный транквилизатором. Если Страж заметит, что злоумышленник пытается воспользоваться оружием или сбежать, он немедленно отреагирует... Ну а потом уже администрация, охрана и полиция... - Идея не нова. - Да, я в курсе. Разница в том, что диапазон Стража расширен на 263 жеста и 142 тона изменения в голосе, по сравнению с тем, что есть сейчас. Ошибки возможны, как и везде, но в этой модели они сведены к абсолютному минимуму. - Неплохо, - Сдержанно отозвался Чу Ваньнин после нескольких мгновений тишины. Однако, помимо его воли, уголки губ приподнялись в мимолётной улыбке. - Вы не теряли времени даром, студент Мо, это достойно похвал. Мо Жань молчал, глядя на эту мягкую улыбку и чувствуя, как внутри что-то переворачивается. Это было вот так? Те долгие пять лет назад, его учитель так же улыбался одобряя его? Тогда хотелось сделать что-то действительно стоящее, чтобы вновь вызвать эту улыбку и вернуть её обратно, беззаботно смеясь в ответ. И, конечно, хотелось бы позволить себе куда больше. Как и сейчас. Обнять его. Очертить подушечками пальцев эти улыбающиеся губы и просто быть рядом. Мо Жань опустил голову в лёгком поклоне, пряча глаза. Как будто через них его эмоции могли выпорхнуть наружу, вместе с намерениями, откровенно заявляя Чу Ваньнину, что эта его сдержанность и почтительность всего лишь очередная маска. Совсем, как та, что он носил раньше. И, вместе с тем, совсем, абсолютно другая. - Благодарю, профессор Чу.