Работа над ошибками

Второй день подряд он стоял перед этой простой деревянной калиткой, вмурованной в глухую каменную стену, надёжно скрывающую двор от посторонних глаз. Но если вчера, пока он ждал здесь такси и трясся от холода, его переполняли гнев и обида, то сегодня Мо Жань был в полнейшей растерянности. Он ведь абсолютный кретин! Почему ему никто об этом не говорит? Ну, хорошо-хорошо, Сюэ Мэн твердит об этом с завидным постоянством. Но меньше всего хочется верить, что павлин прав. Хотя, это и так. Ну, бля! Остаток дня прошёл в раздумьях и совершенно не типичных для Мо Жаня попытках самоанализа. Ну и с домашкой параллельно, чего уж там. Конечно, тот факт, что к физике готовиться не надо, значительно облегчал задачу, но помимо неё в старшей школе ещё целая куча предметов. Он, как мог, пытался отгонять от себя мысли о Чу Ваньнине, но они, назойливыми мухами крутились вокруг, то и дело залетая в голову. Первое, что парень сделал, вернувшись в свою комнату, после разговора с тётушкой, проверил телефон. И правда, в отправленных нашлось сообщение дяде, написанное накануне. Мог ли это сделать Чу Ваньнин? Глупый вопрос - конечно мог. Как оказалось, этот высокомерный сноб способен на такие поступки. Отдать своё тёплое пальто ученику, оказавшись совершенно беззащитным перед холодным октябрьским ливнем, зная, какие будут последствия? Может, это и было безрассудно, но внутри Мо Жаня становилось светлее от осознания, что учитель сделал это для него. Вот так, запросто, одним своим решением Чу Ваньнин пошатнул весь фундамент, на котором зиждилась ненависть юноши к нему. Нет, он не воспылал к этому человеку неземной любовью, но и растоптать его, как попавшее под ногу насекомое, мстительно смешав с грязью, теперь тоже не хотелось. Тогда, как назвать то, что он ощущал где-то глубоко в недрах своего сознания, вспоминая тепло и запах нагретой чужим телом одежды? Благодарность? Признательность? Мо Жань, усмехнувшись сам себе, бросил взгляд на аккуратно сложенные на кровати вещи учителя. Интересно, тихий голос внутри настаивает на том, чтобы не возвращать их из благодарности или всë-таки из-за признательности? Ему было очень сложно анализировать свои чувства относительно Чу Ваньнина. Оба вышеперечисленных там тоже присутствовали. Но к ним примешивался ещё и явный интерес, снова вылезло наружу робкое восхищение. Однако, отвращение к высокомерию всё ещё оставалось на месте. Да и недоверие никуда не делось: а может, это совершенно сумасшедший способ выбить себе больничный и сделать передышку? Последняя неделя для всех преподов выдалась тяжёлой. Даже дядя Сюэ, который и так практически всего себя посвящал работе, всё это время разве что не жил в школе. Так что, после того, что Мо Жаню довелось увидеть в квартире учёного, его бы вряд ли удивил такой нестандартный подход к отдыху. Как раз, под стать Чу Ваньнину. И всё бы ничего, с этим коктейлем эмоций ещё можно как-то смириться, если бы над шотом с аккуратно вылитыми слоями не полыхало это жгучее сексуальное желание, которое никак не получалось усмирить. Наверное, именно оно стало тем самым пинком под расчудесный можанев зад, придавший решительности в том, чтобы расставить все точки над "I" относительно Ши Мэя. Мо Жаню казалось, что его нездоровый интерес к учителю возник не только в следствии длительного полового воздержания (а несколько недель в его возрасте - уже срок), но и потому что тогда ещё, в самом начале, Чу Ваньнин ведь ему понравился. Не то чтобы он когда-то целенаправленно думал о нём в подобном ключе. Нет, нет и ещё раз нет! Просто, могло же так получиться, что изначальная симпатия к этому человеку, сыграла роль своеобразного катализатора, который сработал совершенно неожиданным образом, вылившись в итоге... Ну, вот в это вот всё. В полный пиздец, короче. На самом деле, Мо Жань не уверен в своих выводах, он ведь не мозгоправ какой-то и во всей этой еболе разбираться не обязан. Но чтобы не погружаться в свои ненормальные эротические фантазии ещё глубже, парень решил, что наилучшим выходом, а точнее, спасительным бегством, будет заменить тот кавардак, что создал Чу Ваньнин в его голове, на глубокую любовь к Ши Минцзину, проверенную годами. Ему казалось, что открыто признавшись, он получит, наконец, то, о чëм так давно мечтал. И все эти дурацкие мокрые сны, последствия которых с завидным постоянством приходилось устранять по утрам, постепенно сойдут на нет. Откровенно говоря, он просто заебался, хоть и не в том смысле, в каком хотелось бы. Вот, что стало причиной его признания Ши Мэю. Не чистое, светлое чувство, что он лелеял столько времени, не желание сделать любимого счастливым. Нет. Он открыл своё сердце, только для того, чтобы избавиться от эротической привязанности к человеку, которого терпеть не мог. И ведь если так задуматься, то для построения отношений, это полная хрень! Но, как ни странно, как раз об этом Мо Жань не сильно задумывался. На тот момент, юношу больше пугало иное. Ши Мэй не просто отшил его, он сказал, что ему нравится кто-то другой. И, о боги, небеса не рухнули тут же на его тупую голову, и даже земля осталась на месте, не собираясь уходить из-под ног. Всё продолжало быть на удивление... Прежним. Да, радости эта новость не прибавила, но к отказу Мо Жань отнёсся на удивление спокойно. Даже, в какой-то мере, философски: он же сам столько тянул, нужно было сделать это раньше. Чего Мо Жаню стоило поговорить с Ши Мэем напрямую, когда его влюблённость цвела буйным цветом, и он не хотел даже замечать кого либо ещё. Почему не решался? Наверно, ему всегда казалось, что это и так очевидно, а получить прямой ответ на прямой вопрос было страшно. Страшно, что не примут, да. Но ещё больше пугал положительный результат. Что ему делать, если Ши Мэй согласится с ним встречаться по-настоящему, быть его парнем? Мо Жань ещё мог себе представить их совместное времяпрепровождение, свидания и даже поцелуи... Но что дальше? Вопреки своей низменной, звериной натуре, в сторону Ши Мэя у него никогда не возникало ни одной запретной мысли. Он хотел оберегать своего старшего друга, дарить всё тепло, на которое был способен, но как долго он смог бы поддерживать такие целомудренные отношения? Как скоро начались бы интрижки на стороне? Ведь ему ничего не мешало любить Ши Мэя самой чистой и искренней любовью, и в это же время заниматься самым грязным, животным сексом с другими людьми. Но оскорблять и обижать его таким поведением Мо Жань не был готов. Может, он с самого начала интуитивно чувствовал, что старший соученик в его жизни подобен прекрасному, недосягаемому цветку, который он никогда не станет срывать, любуясь им лишь со стороны. И если бы не эта нелепица с Чу Ваньнином, он, возможно, так и не решился бы на этот отчаянный шаг. Все эти мысли кипятят его мозг вечером и следуют за ним по пятам в ночь. Парню снится какая-то дичь, и наутро он чувствует себя совершенно разбитым. На автомате вползая в кухню, Мо Жань застаёт там дядю, читающего утреннюю газету прямо за столом, во время завтрака. Это просто супруги нет поблизости, поэтому Сюэ Чженъюн позволил себе такую вольность. Ибо чтение во время приёма пищи вредно для глаз, утверждает тётя. А у неё, как никак, медицинское образование, и ставить её слова под сомнение нет ни одной причины. Но не пойман - не вор, так ведь? Подросток вымученно улыбается, клацая кофеваркой. - С добрым утром, дядя. Что интересного пишут? - Его, на самом деле, умиляла эта привычка старшего. Казалось бы, эпоха интернета - любое периодическое издание доступно онлайн. Но, очевидно, этот человек ловил какой-то свой, особый, кайф разворачивая несколько страниц тонкой бумаги формата А-3. Что ж, у всех свои приколы. - Здравствуй, Жань-эр. Да ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать. - Дядя складывает газету, откладывая её подальше от себя. "А то мало ли", внутренне смеётся школьник. Он замечает, что несмотря на ранее утро, мужчина кажется уставшим и загруженным. Хотя, только началось воскресенье, директор Сюэ, судя по всему, уже по уши в делах. Иначе, зачем бы он в такую рань сидел тут в свеженьком костюме? - Будете омлет? - Мо Жань замечает, что кроме кружки кофе и достопамятной периодики перед мужчиной ничего нет. Поэтому достаёт из холодильника всё необходимое - вопрос можно считать риторическим, дядя всегда рад стряпне племянника. Но, очевидно, сегодня явно не их день. - Ох, боюсь, что придётся отказаться, мой мальчик. У меня через час самолёт и такси уже подъезжает - Куда летите? - В Чэнду. Меня не будет до среды, так что позаботься, пожалуйста, о своей тёте и младшем брате. - Дядя провёл рукой по лицу, будто смахивая сонливость. - А, кстати, о нём. Ты не мог бы передать ему вот это. - Мужчина достал из кармана брюк два ключа на одном колечке и положил их поверх газеты. - Хочу попросить Сюэ Мэна, чтобы он Юйхэна проведал. - Учителя? Что с ним? - В том и беда, что неизвестно. Он со вчерашнего дня не берёт трубку и не отвечает на сообщения. Поэтому я волнуюсь за него. - Он взрослый человек и у него всего-навсего простуда. Что такого с ним может случиться, чтобы ехать к нему домой? - Мо Жань говорит это с напускным безразличием, а у самого внутри как-будто что-то переворачивается: неужели всё может быть настолько плохо, что Сюэ Чженъюн готов наплевать на личные границы друга, которые тот так ревностно оберегает, отправив к нему домой сына? Мо Жань на секунду представил, как Чу Ваньнин, в гневе, избивает Сюэ Мэна одной из своих валяющихся в беспорядке книг, за то, что тот посмел самовольно войти в его обитель. Картина прекрасная, но, почему-то подростку совсем не хочется, чтобы бестолковый павлин расхаживал по дому учителя. - Твой учитель, он... Тяжело переносит самую обычную простуду. Мы с ним не первый год знакомы, поэтому, уж я то знаю, что повод для волнения есть. - Хм, раз это так важно для вас, я могу съездить. Сюэ Мэн ещё неизвестно до скольки дрыхнуть будет. - Серьёзно? Ты же терпеть Юйхэна не можешь. Юноша пожал плечами: - Не такое уж это и большое дело. К тому же, я просто его недолюбливаю - это не одно и то же. "Тебе просто надо удостовериться, что он жив", на полном серьёзе напутствовал дядя. И Мо Жаня, признаться, несколько пугала эта формулировка. Конечно, он не думал, что может найти хладный труп в квартире, но, что-то подсказывало, что готовиться надо ко всему. В подсознании крутится образ женщины, в беспамятстве бредящей на узкой грязной кровати, где вперемешку навалено разное тряпьё, призванное хоть немного согреть сгорающее от болезни тело. Отчаяние и бессилие накатывают волнами, и парень всё никак не решается поставить ключ в замочную скважину, чтобы открыть, наконец, эту калитку и сделать шаг вглубь двора. Руки едва заметно дрожат, и юноша понимает, что это очень глупо. Хватит! Он уже не тот беспомощный ребёнок. У него с собой целый пакет лекарств, и Чу Ваньнин сейчас находится в тёплой постели. Его тело не истощено постоянным голодом и лишениями. Непонятно, что двигало им, когда он соглашался на просьбу дяди. Возможно, желание вернуть должок? Но Мо Жань даже не представлял, что воспоминания о смерти матери так живо предстанут перед ним на пороге этого дома. Воспоминания, которые, как ему казалось, он давно похоронил и не хотел к ним возвращаться. Подросток старался чтобы в его памяти Дуань Ихань навсегда осталась нежной, доброй и улыбчивой красавицей, никогда не теряющей волю к жизни, какие бы испытания не выпадали на её долю. В самые тяжёлые времена, Жань держался за этот образ и, порой, только благодаря ему удавалось прожить очередной день. Прежде чем, наконец, зайти в засыпанный опавшими листьями двор, он выкуривает подряд три сигареты. Видения прошлого отступают, и дышать становится легче. Дав племяннику ключи от дома учителя, Сюэ Чженъюн вручил ему карт-бланш на нахождение там. Он всего лишь зайдёт, узнаёт, как у того дела, оставит лекарства и уйдёт. Отправленное дяде сообщение станет окончательной точкой, означающей, что миссия выполнена. Тут нет ничего такого. Школьник поднялся по лестнице и первое, что заставило его усомниться в том, что всё будет так просто, как хотелось бы, был объемный бумажный пакет, сиротливо стоящий у входной двери. Сюэ старший в утреннем разговоре упомянул, что Чу Ваньнин накануне так и не пустил его к себе, попросив оставить лекарства на пороге. Мужчина знал, что спорить с учёным себе дороже - таких упрямцев ещё поискать! А потому просто выполнил просьбу, не ожидая никакого подвоха. Не мог же Чу Ваньнин забыть о том, что принёс ему друг. Мо Жань нерешительно постучался. Физик, конечно, своеобразный человек, но провалами в памяти не страдал. Может, и правда, всё так серьёзно? - Учитель? - Стук становится настойчивей и громче. - Учитель Чу, это ученик Мо. Откройте! Но в ответ не последовало ни единого звука. Ну что ж, по крайней мере, правила приличия соблюдены. Надеясь, что за свою дерзость не получит по первое число, парень, наконец, заходит в квартиру. Его встречают тишина и полное отсутствие признаков жизни. Мо Жань проходит по коридору, заглядывает в кухню, где на столе по-прежнему стоит практически нетронутый завтрак, который он сам же вчера и готовил. Если бы не настежь распахнутые двери в ванну и туалет, которые, школьник точно помнит, были плотно закрыты при его уходе, можно было бы подумать, что в помещении со вчерашнего дня никого и не было. Дверь в спальню чуть приоткрыта и оттуда доносятся слабые непонятные звуки. - Учитель? - Парень, на всякий случай, негромко стучит, но ответа не следует. Набравшись смелости, он всё же заходит. К беспорядку школьник был готов ещё до того, как вошёл в жилище учёного. К чему он готов не был, так это увидеть своего учителя физики беспомощно свернувшегося в трогательный калачик на самом краю постели. БОльшая часть одеяла была скрыта под ворохом какого-то невнятного хлама, среди которого даже поблëскивали острые края инструментов! Мо Жань почувствовал, как начинает злиться. Да он совсем чокнутый! Как можно так жить? Подросток резко скинул лишнее на пол, не особо заботясь о сохранности всех этих вещей. Изначальным планом было разместить Чу Ваньнина поудобнее и укрыть освободившимся одеялом. Казалось бы, чего уж проще? Однако... Глядя на бессознательного учителя, он будто зависает. Тот обхватил себя руками, и, страдальчески сведя прямые брови, что-то бессвязно скулил. Парень почувствовал себя безнадёжным извращенцем, рассматривая оголённые ступни и влажную от пота талию под задравшейся свободной футболкой. Этот мужчина был сильным и суровым человеком, при виде которого, добрая половина школы впадала в благоговейный трепет. Но сейчас, он казался до того хрупким и беззащитным, что щемило в груди. И то, что Мо Жаню хотелось сейчас сделать с ним, даже отдалённо не напоминало помощь ближнему в трудной ситуации. Внутри него будто проснулся безжалостный монстр, о существовании которого, юноша никогда не подозревал. Он повелительно рычал о том, что необходимо сотворить с Чу Ваньнином, пока ему это позволено. О том, какой он сейчас расслабленный и податливый, как легко будет закинуть его ноги себе на плечи, чтобы... Да ну это пиздец какой-то! Кто здесь действительно больной, так это он сам! Какая радость в том, чтобы трахать бесчувственное тело?! Однако, заинтересованно приподнявшийся член считал, что радость в этом всё же есть. Мо Жань был с ним категорически не согласен. Блядь, да это же Чу Ваньнин! Его учитель, друг его дяди. Мало ли какие фантазии порой мелькают в буйной подростковой голове? Кто вообще готов их все претворить в жизнь? Этот мужчина точно никогда не должен узнать о нездоровом интересе школьника к своей персоне. Парню даже сложно было представить, что с ним сделает учитель, если правда всплывёт наружу. Это немного охладило его пыл, хотя чудовище продолжало требовать хоть каких-то действий. Прижаться к сухим, тонким губам, пройтись ладонью по обнажённому боку или, задрав футболку ещё выше, царапнуть ногтем розовый сосок... Ведь никто не увидит. Никто за это не накажет... Да что за нахуй такой?! Мо Жань резко разворачивается и чуть ли не бегом несётся в ванную, где сует голову под холодный душ и стоит так до тех пор, пока, наконец, не приходит в себя. Это уже нихуя не смешно. Ему реально надо лечиться. Вернувшись в спальню, он быстрым движением одëргивает на Чу Ваньнине футболку, приподнимает на руки и перекладывает в центр кровати, натягивая одеяло до самого подбородка. Мужчина оказывается не таким уж и тяжёлым, а сам весь горит огнём, что ясно чувствуется через ткань одежды. Юноша прекрасно понимает, что его нельзя так оставлять одного. Может, нужно вызвать скорую? Хотя, вряд ли такое решение обрадует учителя, ведь вчера он и сам мог это сделать, но, по всей видимости, отчего-то не стал. Парень проходит на кухню, где остались все привезённые лекарства. Для начала, надо сбить температуру, а затем, каким-то чудом заставить выпить то, что приготовила тëтя. Мо Жань крутит в руках ампулы и ленту шприцов с иглами и раздумывает над тем, что уколы он делать не умеет. Да даже если бы и мог, для этого ведь надо будет оголить определённую часть тела, а к такому он явно не готовился. Инъекции - однозначно не его вариант, однако, как заставить бессознательного учителя выпить таблетки? Не изо рта в рот же переливать. Хотя, идея, конечно, заманчивая... Но точно нет! Решение приходит благодаря всё тем же мединструментам. Как-то в далёком детстве, когда у него ещё была нормальная семья с мамой и папой Сюэ, он видел, как их соседка по подъезду выпаивала из шприца маленького котёнка, подобранного на улице. Малыш был не в восторге от такого обращения, но послушно позволял проделывать все эти манипуляции над собой, вероятно, понимая, что для него это единственный шанс на выживание. Он растолок одну таблетку в порошок и развёл водой, в ванной обнаружилось небольшое полотенце неизвестного назначения, которое после тщательной стирки должно было принять на себя обязанности холодного компресса. Изначально он планировал приехать, поговорить с учителем и тут же вернуться домой, но, видимо, придётся задержаться подольше. Он провёл возле Чу Ваньнина все воскресенье. Учитель оказался ужасно проблемным пациентом, даже не будучи в сознании. Весь день ему пришлось ставить компрессы и вливать в упрямый рот лекарства. Очевидно, лечиться физик совсем не любил, отчаянно сопротивляясь настойчивым попыткам помочь. Мо Жаню приходилось насильно раздвигать тонкие губы, чтобы протолкнуть шприц в рот. И юноша старался вообще не думать, что он делает. Где-то он слышал фразу, что можно подумать об этом завтра - именно так он и поступит, а пока...Таблетки чередовались с тëтушкиным отваром, горячей водой и зелёным чаем, так что работы было предостаточно. Но больше всего Мо Жаня выматывала постоянная необходимость накрывать этого человека снова и снова - он ни за что не желал находиться под одеялом, хотя всё это время его била крупная дрожь. К вечеру парень совсем вымотался, но температуру удалось сбить, и Чу Ваньнин перестал метаться по постели, провалившись в глубокий, спокойный сон. Совсем не хотелось оставлять своего учителя одного, но близилась ночь, и ему пора было отправляться домой - завтра в школу, да и домашнее задание он сделал не всë. Мо Жань поставил на прикроватную тумбочку воду, кружку чая, который вопреки всему пришлось щедро сдобрить сахаром, кружку с лекарством Ван Чуцин, несколько блистеров с таблетками и сироп от кашля. Перед уходом он долго смотрел на безмятежно спящего Чу Ваньнина, на его расслабленное лицо, с прямыми бровями вразлëт и длинными, пушистыми ресницами. Подросток склонился прямо над ним, настолько низко, что мог тщательно изучить каждую трещинку на бледных губах, каждую едва заметную морщинку на нефритово белой коже. Приложив свои пальцы тыльной стороной к бледной скуле, он еле слышно прошептал: - Не болей, Чу Ваньнин. Он сжал бледную, дрожащую ладонь своей, с приглушённым рыком толкаясь глубже. Сцеловывая тихие стоны с мягких губ, прикусывая упрямый подбородок, касаясь языком нежной шеи, он чувствует, как внутри рождаются и гаснут сверхновые. Тело под ним горит огнём, а внутри так жарко, так удушающе хорошо. До чего же хорошо! "Мо Жань... Прошу... Остановись, мне больно..." Больно! Тьма ворвалась в распахнутые глаза, пока в ушах затихали мольбы: "Больно!" Несколько минут он лежал, пытаясь отдышаться, тупо пялясь в потолок. Утро было ещё слишком ранним, но тусклого света убывающей луны хватало, чтобы различать очертания предметов в комнате. Мо Жань был и зол, и расстроен одновременно. Прекрасно! Замечательно! Просто трахать Чу Ваньнина ему мало. Теперь он, конечно же должен поиметь больного человека. Как глупо было надеяться, что этот похотливый монстр заткнëтся по первому приказу. Парень почти с ненавистью заглянул под одеяло, убеждаясь, что без холодного душа и сегодня не обойдётся. Обречённо вздохнув, он направился устранять проблему. Мо Жань всё ещё был непоколебим в этом вопросе, и дрочить на своего учителя не желал, считая, что таким образом он оставался, как бы, и не при чëм. Разве он может нести ответственность за своё подсознание и, тем более, сны? А вот поступки это совсем другое дело. Прохладная вода приносила физическое облегчение, но никак не моральное. Почему он вляпался в это дерьмо? В Китае людей немерено, в "Сышэн" только около тысячи человек, почему это должен обязательно быть именно Чу Ваньнин? Вот с этой проблемой он, пожалуй, даже на психолога согласился бы. Но только как объяснить Сюэ Чженъюну такое решение? "Знаешь, дядя, я тут твоего драгоценного Юйхэна выебать хочу. Точнее, не то чтобы я и не то, чтобы хочу, но в том и загвоздка. Давай уже что-то с этим решать". Интересно, ему сразу укажут на дверь или просто не воспримут всерьёз? Наверное, единственный, кого не сильно удивит эта прочувствованная речь, будет Сюэ Мэн. Наверняка, чего-то такого он от него и ждёт. Что Мо Жань вконец оскотинится и утащит в грязь всю семью одним махом. Никого и никуда утаскивать парень не собирался, но избавиться от этого эротического недоразумения в своей голове хотелось до трясучки. Только как этого добиться?