Работа над ошибками

Это была чистой воды провокация. Глубокие чёрные глаза искрились насмешкой, а красивые полные губы кривила очаровательная улыбка. Насквозь фальшивая, но от этого не менее яркая и притягательная. - Ну же, учитель Чу. Вы ведь даже не знаете, от чего отказываетесь, - в длинных юношеских пальцах было зажато аппетитное лотосовое пирожное домашнего производства, которое источало восхитительный тонкий аромат. Чу Ваньнин готов был поклясться, что догадывается, от чего ему приходится отказаться. - Я сам их готовил. Весь класс уже попробовал и все в восторге. Хотелось бы и ваше мнение узнать, как ценителя. Мальчишка продолжал трясти пирожным прямо у его носа, словно не замечая, насколько неподобающе себя ведёт. Хотя, пожалуй, правильно было бы сказать, что он намеренно игнорировал этот факт. Мужчина устало выдохнул и потер переносицу. - Ученик Мо Жань, если вы сейчас же не прекратите, рискуете заслужить наказание. - Оу? - Чертята запрыгали по радужке фиолетовыми искорками. Да он точно издевается! Чу Ваньнину было неловко, и он привычно пытался скрыть это за равнодушием. Однако, мужчина совершенно не понимал, чего добивается этот нахальный юнец. - Что будем переписывать на этот раз? Или... Вы предпочитаете перейти к телесным наказаниям? Учёный почувствовал, что ему не хватает воздуха. Можно ли задохнуться от возмущения? Вполне возможно, что Чу станет первопроходцем. Почему слова мальчишки теперь звучат так... Так непристойно и двусмысленно? Или это всё только в его голове? В конце концов, это ведь его одолевают все эти неправильные чувства, подстрекающие искать двойной смысл в каждой фразе, втайне заставляя надеяться... На что? Он был в курсе, что его ученику нравятся не только хорошенькие девушки. Но думать о том, что он каким-то образом сможет привлечь этого горячего и яркого парня? Он, занудный и холодный учёный, с отталкивающей внешностью, и целым ворохом проблем? Было очевидно, что шансы заинтересовать юношу не просто стремились к нулю, они уже вошли в отрицательное значение. И в какой-то степени это даже... Нет, не радовало, но успокаивало пониманием, что так нужно, что это правильно. Хорошо, что у него есть его гордость, за которую всегда можно уцепиться, как утопающий за спасательный круг. Да, пожалуй, именно этим сейчас и стоит заняться: обратившись ко всем своим внутренним резервам, не дать себе увязнуть ещё больше в нелепом чувстве к взбалмошному подростку. К тому же, после рассказа Сюэ Чженъюна о прошлом Мо Жаня и том, что с ним, возможно, происходило, вина и отвращение к себе только возросли, и он отгонял все лишние мысли о своём ученике с удвоенной силой. - К сожалению, философские трактаты пишутся с меньшей скоростью, чем назначаются ваши наказания. - Что ж, тогда можем пройтись по уже известным материалам. Что вам ближе, учитель, буддизм, даосизм? Хотя, нет, вам больше подойдёт конфуцианство - мораль и реализм. Я прав? Как там было? Дайте-ка вспомнить... - Усиливая эффект своей пантомимы, Мо Жань почесал затылок, лишь наводя ещё больший беспорядок на своей голове. Чу Ваньнин с тоской поймал себя на том, что тоже хотел бы зарыться пальцами в эти светлые волосы. Интересно, они такие же жёсткие, как кажется или наоборот?.. - А! Вспомнил! "Учитель сказал: — Учиться и время от времени повторять изученное, разве это не приятно? Встретить друга, прибывшего издалека, разве это не радостно? Человек остаëтся в неизвестности и не испытывает обиды, разве это не благородный муж?"* Благородный муж... Чу Ваньнин резко развернулся к доске, не смея больше смотреть на юношу. - Положите на стол. - И хотя голос звучит ровно и спокойно, внутри творится настоящий хаос. - Как скажете, учитель, - елейно пропел ученик, пристраивая пирожное на краю стола. - Надеюсь, вам будет достаточно сладко. - Добавляет он и, не менее сладко улыбнувшись, идёт на своё место. Весь урок Чу Ваньнин запрещает себе даже думать о том, что в верхнем ящике учительского стола его ждёт соблазнительное подношение, сделанное руками этого невозможного мальчишки. Звенит звонок на большую перемену, и Мо Жань выскакивает из класса одним из первых. Наверняка, торопится покурить, с досадой думает учитель. Ему не нравится, что парень курит. Не нравится, что таскается по клубам. И всё то, чем он там занимается, не нравится тоже. Но какое это имеет значение для самого Мо Жаня? Ведь по большому счету, у Чу Ваньнина нет особого влияния на него, даже как у учителя. И кроме самого себя винить в этом некого. Чженъюн был прав, когда сказал, что Мо Жань, поначалу, был рад физику. Он буквально хвостом следовал за ним по всей школе, с каким-то странным восторгом заглядывая в глаза. Казалось, готов выполнить любую прихоть, только пожелай. И это сильно сбивало с толку - чего от него хочет этот пацан, зачем столько внимания? Чу Ваньнин привык к тому, что немногие люди жаждут с ним общения. Замкнутый и немногословный - он комфортнее чувствовал себя в окружении книг и механизмов, чем среди людей. Идея поработать школьным учителем не была спонтанной, он хорошо всё взвесил, прежде чем позвонить Сюэ. И, разумеется, был готов к тому, что на пару-тройку лет выйдет из своей зоны комфорта. Но всегда приходится чем-то жертвовать в этом мире, правда? На тот момент, чтобы скрыться с глаз премногоНЕуважаемого директора Наньгун Лю, Чу Ваньнин был готов на эту жертву. Фактически, место преподавателя в "Сышэн" стало своеобразным укрытием, где его вряд ли стали бы искать. Не то, чтобы он мнил себя настолько важной персоной, что его могли выслеживать. Но какое-то время не хотелось иметь никаких контактов с миром науки, новых разработок и крупных корпораций. Ведь "Жуфэн", которую Чу Ваньнин покинул, демонстративно расторгнув контракт в одностороннем порядке, была, пожалуй, одной из самых крупных среди них. Да, на прошлом месте работы у него была своя собственная лаборатория, бюджет по количеству нулей стремящийся к пределу мечтаний, и вишенкой на торте красовалась свобода действий. Правда, как в итоге выяснилось, тортик-то прогнил изнутри. Об этом учёный узнал уже после того, как его любимое детище, над которым он трудился практически без сна и отдыха, доводя до совершенства, было продано. В руках компании оказались все права на разработку, а потому мнение самого Чу Ваньнина в этом вопросе не учитывалось. Но не это стало решающим фактором в цепи последующих событий. По иронии судьбы, технологии, что должны были помогать людям в мирной жизни, попали в руки военным. Да, пойдя на такую сделку, компания получила куда больше денег, чем планировалось. Но для Чу Ваньнина не всё в этой жизни можно было измерить деньгами. Мужчина посчитал, что лучше уж быть простым учителем, чем вот так. По крайней мере, здесь невелики шансы, что тобой воспользуются без твоего ведома. Так что, физик счёл присутствие большего количества людей в своей жизни не такой уж и непомерной платой за чистую совесть и спокойное сердце. И оставался при этом мнении ровно до того момента, как переступил порог школы. Но если с непривычным количеством внимания со всех сторон ещё удавалось мириться, то с интересом, направленным на него, одного конкретного ученика совладать было сложно. Это сбивало с толку, жгло, как луч прожектора, задевая внутри что-то, доселе неизвестное. Что-то, что трепетало почти неощутимо, словно крылья бабочки, однако, не заметить этого было невозможно. Чу Ваньнин привык к безразличию и отчуждению, которые невольно вызывал в людях своим поведением и скверным характером. И он не жаловался - за долгие годы справляться с этим стало для него почти естественным навыком. А вот те эмоции, которые вызывал в нём Мо Жань, откровенно пугали. Мальчишка будто пытался заглянуть внутрь, узнать его. Не ученого Чу, выдающегося физика, который интересовал многих. А Чу Ваньнина - человека, что не был нужен... Да, пожалуй, никому особо он нужен и не был. И вот, впервые столкнувшись с такой настойчивостью, мужчина откровенно растерялся. Не понимая, как поступать в этой ситуации, он всё больше отгораживался от подростка стеной раздражения и отчуждения, попросту не зная других способов. И, будучи непревзойдённым мастером в отшивании людей, своей цели он добился, превратив их непонятные отношения в открытое противостояние учителя и ученика. И, несмотря на то, что ненависть юноши, кое-как прикрытая чем-то похожим на почтительность, больно царапала нутро, это было лучше. По крайней мере, так было... Правильно? Наверно, да. Ведь теперь эта ненависть была отрезвляющей пощëчиной, что не давала робкой, хоть и выматывающей все нервы, симпатии перерасти во что-то большее. Чу Ваньнин грустно улыбнулся лотосовому пирожному. У Мо Жаня нет ни одной причины, чтобы вновь приблизиться к своему учителю физики. А у Ваньнина наберётся с десяток поводов, чтобы ещё больше увеличить это расстояние. Так что, чаяния Чженьюна на их сближение были совершенно беспочвенны. И хотя действительно холодный, расчётливый ум эта мысль радовала, неверное глупое сердце, будто сжималось, начиная болеть чуть сильнее, чем обычно. ****** Тяжёлые капли барабанили по подоконнику монотонной дробью, врываясь в помещение размеренной мелодией осени. Сентябрьскую жару, сменила дождливая прохлада октября, потянувшая за собой бесконечные простуды и ОРВИ. Тоненько чихнув, Чу Ваньнин подошёл к открытому окну. Ему нравился запах дождя, но жертвовать здоровьем в угоду пристрастий в его намерения не входило. И хотя с закрытой створкой стук капель никуда не делся, в комнате стало заметно тише. Мужчина замер на несколько секунд, ловя мгновения спокойствия и тишины, которые стали настоящим дефицитом в его нынешней жизни. Наверно, это больше всего не устраивало учителя Чу - шум, что сопровождал бОльшую часть дня. Поначалу к этому сложно было привыкнуть человеку так сильно ценящему уединение. Но со временем он приспособился. И теперь такие мгновения, как это, были на вес золота. Поймав свой собственный минутный дзен, физик, наконец, немного расслабился, приступая к своим непосредственным обязанностям. Точнее, не совсем своим, но всё же. Откровенно говоря, он не считал, хорошей идею поставить его на замену учителю биологии. Всё же, его специализация - неживая материя, точные законы, которые можно проверить строго выверенными формулами. В живых организмах, конечно, тоже присутствует определённая закономерность, но всегда остаётся процент неопределённости, который так сильно не нравится учёному. Нет, биология - определённо не его тема. Да только куда ему деваться, если сам преподаватель этого предмета сейчас лежит с температурой в свой законный больничный, а неугомонные школьники алчут знаний? Ну, не то, чтобы прям алчут, и уж точно не все, но тут ничего не попишешь. Чу Ваньнин, правда, недоумевал, почему сам ещё не свалился с простудой. Ведь с его восприимчивостью к этому недугу, он должен был быть в первых рядах пострадавших от холодов. Что ж, надо радоваться, что цепкие лапы болезни ещё не впились в его стареющие кости, и браться за работу. Класс биологии был разделён на две части. Одна из них, та, что побольше, отводилась непосредственно для проведения уроков. Из неё вела дверь в помещение намного меньших размеров, которое Чу Ваньнин мог охарактеризовать, как что-то среднее между лаборантской и личным кабинетом учителя. Здесь жались друг к другу стеллажи, до отказа заполненные книгами, тетрадями, микроскопами, колбами и пробирками, всевозможными образцами для лабораторных работ. У стен штабелями расположились наглядные пособия в виде пары скелетов, объемных пластиковых макетов клеток и внутренних органов, и прочих необходимых для изучения органической жизни материалов. Ближе к окну, царём расположился компьютерный стол, с рабочим креслом. Но было здесь нечто, совершенно не вписывающееся в общую картину, тут же приковывающее взгляд случайного посетителя. Тоже кресло. Только совсем не рабочее. Скорее, наоборот - оно выглядело таким мягким и комфортным, что хотелось забраться в него с ногами и не вылезать до конца дня. А может даже и дней - смотря насколько тяжёлыми выходили часы, проведённые в соседней комнате. Чу Ваньнин справедливо рассудил, что раз уж он сегодня заместитель, то имеет полное право вести себя, как законный хозяин кабинета, и с комфортом расположился в нём с раскрытым учебником. До конца большой перемены оставалось почти двадцать минут, школьники всё ещё пребывали в столовой, и класс пустовал. Поэтому мужчина решил не терять зря драгоценное время и потратить его на изучение параграфа, по которому ему предстояло спрашивать домашнее задание, а потом провести самостоятельную работу. Хорошо хоть новый материал излагать не придётся, и на том спасибо. Однако, дочитать тему до конца ему так и не дали, бестактно прервав на завершающей стадии развития эмбриона. Хлопнула входная дверь в класс, а затем послышалась какая-то возьня. Дверь в лаборантскую была чуть приоткрыта, и звуки из основного помещения долетали достаточно чётко. - А-Жань, перемена же, нам нельзя здесь находиться! - Мягкий голос разлился в воздухе звенящими колокольчиками. Не сложно было понять, кто его обладатель. - Так ведь было открыто. - Впрочем, и этот нагловатый, тягучий баритон невозможно с кем-то спутать. К тому же, названное ранее имя и так раскрыло его личность. Чу Ваньнин нахмурился. Этого ещё не хватало! Что эти двое тут забыли? - Вот именно! Значит, здесь кто-то есть. - Да брось, Ши Мэй, ты кого-нибудь ещё видишь, кроме нас? Старик Сюаньцзи на больничном. Наверняка, класс просто открыли заранее, чтобы ученики успели к звонку занять свои места. Вряд ли вообще пришлют замену, ведь почти все болеют. А если и найдут такого придурка, то он точно не явится заранее. Чу Ваньнин: ??? - Не знаю, - Ши Мэй все ещё колебался. - Мне показалось, что учитель Чу... - Бл... Боги! Почему мы должны сейчас говорить о нём? - Мо Жань непривычно грубо перебивает приятеля, и в его голосе явно слышится нескрываемое раздражение. - Почему вся школа с ним носится, как с тухлым яйцом? Что в нём такого особенного, если почти каждый разговор, касающийся учëбы, так или иначе сводится к нему? - Ну, может, он и правда, особенный? Он очень талантлив. Чу Ваньнину приятно слышать хоть один голос в свою защиту. Жаль только, что он принадлежит именно этому человеку. Ши Мэй был хорошим парнем, добрым, мягким, красивым... Именно таким, каким учёный никогда не был и не станет. И кто знает, может, если бы не столь явный интерес Мо Жаня к старшему соученику, не было бы этих изнуряющих сравнений, неизменно оседающих тошнотворной кислятиной на кончике языка. Умом Чу Ваньнин прекрасно понимал, что Ши Мэй ни в чëм не виноват. Если уж на то дело пошло, ребята даже не встречаются. Это было глупо и не педагогично, это было совершено иррационально. Он не должен так относиться к неплохому, в общем-то, ученику только лишь потому, что тот нравится Мо Жаню. Он не имеет права быть таким пристрастным. Но был. И это осознание буквально выворачивало наизнанку. - Разве достаточно одного таланта, чтобы быть особенным? - Ты действительно так сильно не любишь учителя Чу? - А почему я должен его любить? Разве он сделал что-нибудь, за что мог бы мне понравиться?.. - Думаю, ты ошибаешься, А-Жань. Учитель на самом деле хороший человек, он очень заботится о своих учениках, всегда старается помочь усвоить материал. И даже совсем безнадёжным, таким как я, даёт возможность действительно получить знания, а не просто зазубрить наизусть. Он намного лучше, чем кажется на первый взгляд. - Просто это ты очень добрый. Ко всем относишься с теплотой. Но, боюсь, как бы твоя доброта не вышла тебе боком, Ши Мэй. Не все в этом мире заслуживают её. - А-Жань... Ты, переживаешь за меня? - Возможно, это всего лишь слух подводил мужчину из-за полученной порции негативных эмоций, но голос Ши Мэя прозвучал очень странно. Будто он заранее знал ответ, но специально спрашивал, чтобы Мо Жань сам подтвердил это. Зачем? - Конечно! Ведь ты мой друг. И хоть старше меня, но такой наивный. Ши Мэй... - Юноша взял небольшую паузу, в течении которой всё пространство погрузилось в безмолвие. Чу Ваньнин не хотел становиться свидетелем этого разговора, он чувствовал, что сейчас здесь третий лишний. Но только что он мог сделать? Выйти, тем самым показав, что слышал, как они его обсуждают? Попытаться незаметно закрыть дверь, отделяющую класс от кабинета - без вариантов, сразу заметят. Разве что, уши заткнуть. Но этот план казался ему совсем детским. Наконец, парень, решил продолжить свою речь. - Ши Мэй, я... На самом деле, я хочу сказать тебе кое-что... Слышать, как Мо Жань нерешительно мнётся перед старшеклассником, было очень странно. Наглый и беззастенчивый подросток, сейчас робел и смущался, явно пытаясь найти правильные слова, чтобы донести свою мысль. - Я слушаю тебя, А-Жань. - И опять этот тон. Если бы мужчина не знал ребят, что вели диалог, он бы решил, что всё, как раз наоборот. Он бы подумал, что Ши Минцзин играет с Мо Жанем как кошка, с пойманной мышью. Однако, последняя всё ещё не в курсе, что ее часы уже сочтены, и стоически вырывается из лап, в попытке убежать. Только вот глупая мышка по имени Мо Жань, очевидно, не понимает, что перед ним искушённый хищник, и бросается прямо в когтистые лапы. Об этом думает Ваньнин, являясь невольным слушателем, но понимает, что всё это не более чем бред, разбуженный непривычной горечью разливающейся внутри. - Ши Мэй, я бы хотел... Чтобы ты мне стал больше, чем просто друг. - Больше, это как? - Как умелый манипулятор, юноша словно вытягивает из приятеля признание миллиметр за миллиметром. И это кажется особенно странным. Ведь ни для кого не остаётся секретом то, как Мо Жань смотрит на своего старшего, как заботится о нём. Так почему же самому молодому господину Мо так сложно это сказать? Чего он-то тянет? Ведь всё и так ясно. - Я... Ты... - Мы что, А-Жань? - Ты будешь со мной встречаться? - Это прозвучало так, будто парень, наконец, набрался решимости, и одним махом нырнул в ледяную воду с головой. Чу Ваньнину было неприятно всё это слушать. Идея закрыть уши руками уже не казалась такой дурацкой. Он с силой потер левую сторону груди, где сердце по-привычке болезненно отбивало свой ритм. Только сейчас оно ещё как-то странно, тянуще ныло, тем самым, если и не усиливая боль, то делая её отчётливее. Мужчина понимал, что ему нужно успокоиться и выпить лекарство. Которое было в сумке на столе. И чтобы его взять, ему понадобилось бы встать с кресла и выдать себя. А этого Чу Ваньнин никак не хотел. Он готов был терпеть боль, лишь бы эти двое так и не узнали, что кроме них здесь присутствовал кто-то ещё. Кто-то, кто точно не должен был всё это услышать. - Встречаться?.. Внезапно классную комнату наполнил гомон и смех ввалившихся учеников, и разговор захлебнулся в резком шуме. Не скованный более принципом тишины, Чу Ваньнин вскочил со своего места и чуть подрагивающими руками достал из сумки баночку с лекарством. Вытряхнув белую капсулу на ладонь, он тут же засунул её в рот, глотая. За столько лет, он даже привык обходиться без воды в этом вопросе. Два судорожных вдоха спустя, он смог, наконец, прийти в себя, потихоньку выравнивая дыхание. Не то, чтобы таблетка так быстро подействовала, но, спасибо психосоматике, само знание того, что спасительные вещества уже внутри, несло огромное облегчение. Промокнув выступившие на лбу крошечные бисеринки пота белоснежным платком, мужчина взял со стола всё необходимое для ведения урока и пошёл в класс. Звонок вот-вот должен был прозвенеть, и, судя по царившему в помещении гвалту, львиная доля учащихся была на месте. Твёрдой походкой Чу Ваньнин прошёл к учительскому месту, раскладывая на столе всё необходимое для занятия. И хотя призыва к уроку ещё не прозвучало, в комнате стало тихо и даже как-то неловко. Учёный бегло осмотрел собравшихся, невольно задержавшись на высветленной макушке, покоящейся на сложенных руках. Создавалось впечатление, что юноша спит, но вряд ли это и правда так, после того, что случилось несколькими минутами ранее. Даже такой толстокожий пацан, как Мо Жань, вряд ли сразу же прыгнул в объятия Морфея. Вне зависимости от ответа Ши Минцзина, это было бы, как минимум, странно. Черт возьми, ну почему он должен сейчас вести именно этот класс? Чу Ваньнин нахмурился. Хватит! Какое ему дело до того, с кем гуляет Мо Жань, кому признается в любви, кому теперь принадлежит этот полный восхищения взгляд? Он всего лишь его школьный учитель, который, к тому же, у него не на очень хорошем счету. Словно почувствовав пристальное внимание, школьник резко поднял голову, встречаясь взглядом с мужчиной. Было сложно понять, что у мальчишки в голове, но Ваньнину казалось, что ещё немного и тот прожжëт его насквозь. Однако, сдаться первым означало признать поражение, чего физик никак не мог себе позволить. Их безмолвную дуэль прервал звонок. Чу Ваньнин досадливо поморщился: это так глупо! Почему он сам ведёт себя, как ребёнок? Кому что хочет доказать? Ладно упрямый подросток, но он? Урок проходит на удивление спокойно и легко, несмотря на то, как далек этот преподаватель от темы. Впрочем, весь этот час* он вообще был далеко от этого места, погрузившись в невеселые мысли. За всё время занятия, он больше ни разу не смотрит в сторону Мо Жаня.