На заре — на расстрел

В ушах звенит от выстрелов, кажется, что дым из револьверов палачей заполнил собой все, даже проник внутрь, отравил воздух, разъел глаза. В груди остро, страшно болит, перед глазами — кровавая пелена, за которой почти ничего нельзя разглядеть. Но Николай пытается, из последних сил ищет её, Александру, свою Аликс, лучик солнца, который тоже все ещё пытается светить, даже когда пуля уже пробила её корсет. Ему удается, Николай мысленно благодарит Бога за то, что перед смертью он может в последний раз коснуться её, посмотреть на неё. — Аликс, не смотри туда, смотри на меня! — Николай видит, что Александра всё ещё пытается закрыть собой рыдающих детей, но и их уже не спасти — самая младшая княжна Мария уже лежит без чувств, кажется, мертв и Алексей. Она до последнего не хочет закрывать глаза и сдаваться, борется за жизнь, которую любила — как Бога, как детей, как мужа, только молится сейчас не за себя, а за то, чтобы её родные выжили. Александре не хочется верить, что для них всё кончено, она сызмальства имела неунывающий и веселый нрав, даже несмотря на события, так круто изменившие ее характер. Николай пытается приподняться, ему это все-таки удается. Он притягивает к себе истекающую кровью жену, которая в свою очередь пытается спрятать за собой еще, кажется, живую Анастасию. Стреляют в них неумело, косо, будто в припадке, будто каждый раз давая шанс, веру в то, что они выживут, но стоит палачам услышать малейший вздох, даже самый тихий стон боли — как пуля срывается и летит туда, откуда слышен звук. Когда оба, и Николай, и Александра, чувствуют, что сердца их замедляются, а в голове становится совсем мутно, они только крепче пытаются друг к другу прильнуть. Погибать — так рука об руку, вместе против всех, даже когда над головой свистят пули, даже когда они уже не те, кем были. — Прости им, Господи, ибо не ведают… что творят… — слова Христа, знакомые с детства, с тех теплых, счастливых времен, когда Николай впервые читал Библию, сами срываются с губ, и это последнее, что он говорит. Александра Фёдоровна тоже хочет что-то ответить, сказать, попросить у Бога за детей, но не успевает —ещё одна пуля становится для неё роковой. Когда их глаза стекленеют, когда княжна Анастасия, которую добили штыком в последнюю очередь, застывает на полу в луже собственной крови, за страшными стенами дома начинает заниматься заря, небо на горизонте становится красным. Таким же красным, как их невинная кровь. Но оно, небо — молчит. Не бьет молнией в землю, не разражается громом, а убийцы не застывают соляными столпами, а вытирают полами грязных шинелей свое оружие и поднимаются наверх — спать, потому что у них в груди пусто и окаменело, и они могут уснуть после того, как загубили чужие жизни. Но на Небе уже готовят им, погибшим, самые лучшие, самые яркие венцы, такие, каких ни один царь на земле не носил. Они наденут их по праву. Потому что любили друг друга и свою страну. Потому что погибли за свою любовь. Потому что выполнили главную Господню заповедь — возлюби ближнего своего, как себя. И цена их любви известная — их жизни.