Погорячилась

      — Ты упомянула Арнольда, расскажи подробнее, пожалуйста.       Хельга вздохнула, закатила глаза — больше по привычке, чем искренне — и откинулась на спинку дивана, уставившись в потолок. Потолок был рельефный, «попкорновый».       — Да нечего рассказывать. А в каком году это здание построили?       — В конце восьмидесятых, так что асбеста на потолке нет, можешь не волноваться. Давай вернёмся к Арнольду.       Хельга склонила голову набок и покосилась на доктора Блисс. Вся такая правильная, профессиональная, доверять ей можно. И не виделись они уже давно, есть что рассказать на самом деле. Чёрт.       — Вы же слышали про шумиху с нашим кварталом? Что его снести пытались, а потом старые документы всплыли, в итоге квартал спасён, бла-бла-бла… — Доктор Блисс кивнула. — Скромничать не буду, это моя заслуга. Ну и Арнольда. И Джеральда. Но в основном моя.       Доктор улыбнулась одними уголками губ: без издёвки, будто подтверждая правдивость её слов как нечто само собой разумеющееся.       — Такой эпик был, вы не представляете… А ещё мы с Арнольдом оказались на крыше небоскрёба.       Воспоминания о том самом моменте накрыли с головой, и Хельга поморщилась, но продолжила:       — Этот кабачок репоголовый узнал, что я тайно им помогала, и докопался с тупыми вопросами: а зачем ты это делала, зачем скрывала, а в чём причина, пачиму-пачиму-пачиму, — она затараторила, размахивая руками, но перед следующим предложением остановилась. — И я…       Слова не хотели идти наружу.       Хельга сморщилась ещё сильнее, зажмурилась, выпалила, прямо как тогда:       — Я ему призналась! Ещё и целоваться полезла! А-а-а… — и спрятала мгновенно запылавшее лицо в ладонях, заглушив тем самым крик раненого лося.       — Это очень смелый поступок, Хельга, — сказала доктор Блисс ровным тоном, и стало немножко спокойнее, но забиться под диван, под ковровое покрытие и на всякий случай пол всё ещё хотелось. — Что ты в тот момент чувствовала?       — Злость, — пробубнила она из ладоней первое, что пришло в голову. — Уязвимость. — Она проглотила слово «любовь», оставила в покое ладони и выпрямилась, стараясь не встречаться взглядом с доктором. — Облегчение... Счастье.       — А сейчас?       — А сейчас я жалею, что призналась. Всё прошло внезапно и совсем не идеально, не так, как я представляла. После этой истории с кварталом мы как бы условились, что ничего не было.       — И тебя это устраивает?       — Не знаю, — пожала Хельга плечами. — Я сперва обрадовалась, а потом обидно стало. Как будто… всё зря.       — Признаться наверняка было очень сложно.       — Ещё бы! До сих пор трясёт, как вспоминаю. А он даже ответить не потрудился.       Она поразмыслила, нахмурилась и сжала губы. Помолчала несколько секунд и воскликнула:       — Для него ведь это так удобно — сделать вид, что ничего не слышал! Лучше бы сразу послал меня куда подальше, я бы его побила, и стало бы легче.       Пока взгляд доктора Блисс не превратился в строгий, Хельга спешно добавила:       — Да, я помню, что бить людей не выход, но вы же всё понимаете.       — Неопределённость пугает и злит, я понимаю. Ты надеялась на другую реакцию, и твоё разочарование абсолютно естественно.       Хельга задумалась, а доктор продолжила:       — Однако это выбор другого человека, даже если он выбирает ничего не делать. У него могут быть свои причины.       — Например?       — Например, ему нужно больше времени, чтобы разобраться в себе. Учитывая, что признание было внезапным.       И вроде бы всё сказанное доктором звучало логично и разумно, но…       — Я же не могу просто сидеть и ждать, пока он решится.       Кто знает, сколько лет понадобится этому тормозу.       — Ждать необязательно. Ты уже сделала первый, самый трудный шаг — Арнольд может сделать шаг навстречу, а может и не сделать. Но каким бы ни был его выбор, он не изменит тот факт, что ты решилась и преодолела свой страх.       Хельга кивнула. Теперь её признание уже не казалось таким позорным, в нём появились даже героические нотки. Она действительно смогла.       Мир не перевернулся, и ей всего одиннадцать. Всё ещё впереди.