Культ имени неудачника

И меня поразила не столько её красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах

Булгаков. «Мастер и Маргарита».

Они познакомились с Тодороки Шото благодаря ей же. Урараке. Хотя нет, не совсем так.

***

Тучи продолжали сгущаться над жизнью Изуку. Дни шли невыносимо медленно и мучительно. Один за другим, они сменялись, не принося ничего нового. Все казалось безрадостным, серым и скучным. Изуку перестал читать мангу, смотреть телевизор, общаться с одноклассниками. Ничего не вызывало интереса, на замену радости пришла перманентная усталость, меланхолия и чувство неизбежности. Он каждый день пытался понять причину, по которой все стало однообразным и тусклым, ведь даже после инцидента он не ощущал себя таким пустым. Не имея ответ на этот вопрос он чувствовал, будто так будет продолжаться всю оставшуюся вечность… Голос Урараки прозвучал, как гром, искры её глаз сверкнули, как молнии в этот очередной пасмурный день. Она шла рядом с ним в столовой и воодушевлённо щебетала, подыскивая столик. Непонятно почему она так дружелюбно относилась к Мидории, почему бросала своих одноклассников и тащила Асуи Тсую с собой в его компанию, почему подбегала каждый раз, как видела его в толпе учащихся. Мысли Изуку так и норовили уйти в рассуждения о её побуждениях, но он старался внимательно слушать Урараку и концентрироваться на реальности. Она всегда рассказывала об одноклассниках и учителях, профессиональных героях, ярко описывала тренировки и много болтала о своих успехах и неудачах. Иной раз его кололо чувство острой несправедливости. Он давил его, пихал глубже и запирал под замок, но оно мелькало жалостью к себе, тут же потухая под гнётом совести. Изуку завидовал ей. Она никогда не мечтала стать героем, её целью всегда был заработок. Она не упивалась отчаянием понимая, что ее мечте не дано сбыться, не чувствовала себя бесполезной и неважной, не плакала от безысходности и беспомощности. Она не знала какого это, рвать когти, стерать руки в кровь, биться головой об стену, но понимать, что все без толку. Ей нужны лишь деньги… И все же, в ей не было меркантильности, она хотела помочь родителям. Она душевная и открытая, в ней чувствуются добрые намерения и желание помогать людям. Она откровенна и вежлива со всеми. Она достойна звания будущего героя, и Изуку понимает это. Понимает что не имеет право выливать свою обиду на нее. Урарака так мила по отношению к нему и он не заслуживает такой теплоты. Она напоминала ему мать: круглолицая и улыбчивая, она так и излучает оптимизм и волю к жизни, остаётся рядом без причины и нужды. И та зависть, отвратительная, хоть и мимолетная, заставляет его чувствовать себя виноватым, ненавидеть и стыдиться себя. Они уже сидели за столом, когда тон Урараки сменился и стал печально-беспокойным. — Неужели ты не придёшь на спортивный фестиваль? В груди неприятно кольнуло. Изуку поморщился и перевёл взгляд с девушки на свою тарелку. Бледные пальцы сжимали в руке ложку, карри с рисом медленно остывало. Ком застрял у него в горле, так что есть больше не хотелось. Впрочем, большого аппетита все равно не было. — Я не знаю… Я ещё не определился — начал невнятно мямлить он, проглотив вязкую слюну. Непослушные завитки скрывали лицо от чужих глаз, Изуку возил ложкой по рису, смешивая его с карри. Поднять голову он не решался, не смел: каждое слово было предательством, изменой себе. Изуку знал, месяцем ранее он не простил бы себе этих колебаний. Не простит бы себе даже мысли о том, что бы сидеть дома в этот день. Спортивный фестиваль — это событие, которое он с особым трепетом ждал каждый год, с откровенным восторгом наблюдая трансляции и мечтая попасть туда, как обычный ребёнок мечтает попасть в Диснейленд. И сейчас, имея возможность увидеть все в живую, он сомневался. Потому что боялся или потому, что на самом деле, в своих мечтах он был участником фестиваля — не важно. Сейчас рассуждать над этим уже не имеет смысла. Решение идти или нет придется принять здесь и сейчас. — Ох, но разве твоя одноклассница не будет участвовать? Ты не придёшь поддержать её? — голос Урараки звучал беспокойно, что показалось Изуку странным. Должна ли они беспокоится за поддержку Мэй? — Она никого из нас не просила об этом, не думаю что ей это нужно, скорее наоборот, она «не хочет иметь конкурентов» Он все же оторвал взгляд от мешанины из риса и карри, положил ложку на стол и показал пальцами кавычки, обозначая слова Мэй. В конце концов он просто пожал плечами и, оперев ладонью подбородок, уставился на Урараку. Девушка же отвернулась. Изуку мог видеть, как густо покраснели её уши. Мягкими подушечками пальцев она перебирала прядки волос. Спустя мгновение она сделала усилие над собой и со сдержанной решимостью повернулась обратно, выдерживая недоуменный взгляд Мидории. — Тогда — она резво начала, но продолжила более сдавленно, все ещё теребя прядку в руках — можно я попрошу тебя поддержать меня? — А...— Изуку потерялся в словах, он тоже покраснел, сам не понимая отчего, и поспешно ответил — Да, конечно Он поспешил вновь отвести взгляд в тарелку, но ложку он больше не трогал. Ненадолго воцарилась неловкая пауза и Урарака поторопилась заполнить её пустой болтовнёй. Мидория слушал вполуха, раздумывая над её словами, над тем, как неожиданно она застала его врасплох и как незамедлительно он попался.

***

Они познакомились с Тодороки Шото на спортивном фестивале. В день, когда все вернулось на круги своя, а может стало даже лучше. Изуку чувствовал себя счастливым. Казалось, не было никогда тех мучительных месяцев апатии, никогда он не встречался с Всемогущим на крыше и не задумывался над жестокостью сверстников. Словно, он оставался наивным, жизнерадостным ребёнком, улыбчивым и солнечным. И не было бесцельной ходьбы от дома к академии и обратно, не было чувства бессмысленности, отчаяния и неприязни к себе, и таблеток в жёлтых баночках никаких никогда не было. Хотя возможно дело в них, в увеличенной дозе и в том, что они начали действовать. Изуку находился в некой эйфорической дереализации. Жизнь ощущалась по-другому, будто выкрученная на максимум контрастная картинка. Радость, восторг и вдохновлённость ощущались крайне остро, так что Изуку немного терял связь с реальностью, растворяясь в разговорах с Ураракой и Иидой, её одноклассником, в гомоне толпы, тёплых лучах солнца и пронзительно свежем воздухе. Он не мог унять энергию, что била ключём. Быстро говорил, активно жестикулировал и много улыбался. Асуи, в своей привычке подмечать детали, отметила его энтузиазм. Изуку говорил со всеми, кроме Бакуго и красноволосого парня рядом с ним. Кацуки продолжал держать обещание, лишний раз даже не смотря в сторону Деку, но возбужденное состояние не мешало затылком почувствовать палящий взгляд алых глаз. Изуку это решительно игнорировал, продолжая излучать оптимизм и дружелюбие. Он был невероятно смел в этот день.

***

Солнце светило ярко, загоняя в тень арку выходящую на арену. Тодороки Шото мрачно молчал. Когда события приняли такой оборот?

***

На спортивном фестивале было много всего невероятного: сильные люди, яркие способности, интересные приёмы. Чего стоил бой Урараки с Бакуго? Шум крови в ушах глушил рев толпы, когда Урарака в изнеможении упала на землю. Бакуго прошёл в следующей этап, но все понимали — Урарака победила. Изуку не мог обсудить все с ней, она мирно отсыпалась в кабинете Исцеляющей Девочки, поэтому мозг его ломился от мыслей. Он дёргал ногой и бормотал себе под нос, записывая заметки на листке бумаги, что бы выплеснуть поток восхищения и не потерять детали анализа. Его отвлекли выкрики зрителей, когда объявляли выход Тодороки. Изуку сложил листок в карман. Облокотившись на стену он следил за парнем, что медленно и бесстрастно направлялся к арене. Изуку уже знал Шото до этого. Сложно было не знать, слухи о нем распространялись по академии, как пожар, и кто-то постоянно подкидывал в него сухих веток. Изуку знал какая у него причуда, видел на фотографиях и фрагментах видео с тренировок геройского факультета. И, конечно, всем без исключения было известно, чей он — сын Тодороки Энджи или же Старателя — героя номер два в Японии. Шото выделялся даже среди обилия подающих надежду первокурсников. Его нельзя было не заметить и не только из-за выделяющейся внешности — которая в реалиях супергеройского мира не была такой уж примечательной, но все же он был невероятно красив, с этим сложно спорить — или из-за знаменитого отца. У Шото была своя особая аура, в живую он не просто впечатлял, он обладал непонятной притягательностью. Он как неоновая вывеска заслоненная огоньками жёлтых лампочек в старом пабе, и ты не знаешь чем цепляет тебя именно этот холодный, искусственный, неоновый свет. На поле боя он бы страшен и решителен. Жара огня не было, был лишь холодный отблеск льда в глазах, и он впечатляюще пугал. Мастерство владения стихией чувствовалось в каждом движении его рук, повороте ног, даже в инертном полёте волос. Его искусство ведения боя было словно динамичный танец, который манил, увлекал, и вскоре ты ловишь себя на том, что уже не в силах следить за боем, потому что более он таковым не является — теперь это выступление, театральная постановка, где Тодороки играет главную роль. Завязка сюжета: Противники вышли на арену. Короткий, режущий взгляд Шото продлился секунду и утонул в начавшемся сражении. Развитие действий: Он работает масштабно, размашисто, не стесняется демонстрировать свою мощь, обозначать свою силу, устрашая противника хладнокровной решительностью своих действий. Массивные глыбы с острыми краями настигали Токоями, осколки летели во все стороны. Его Тень ловка и проворна, змеёй проскальзывает между валунами, и Тодороки теряет терпение. Кульминация была обозначена лишь одним изящным, резким и динамичным движением руки. Пики льда покатились по поверхности, все дальше и дальше заполоняя собой пространство, будто разгорающийся пожар. Половина стадиона была окутана льдом, по спине побежали мурашки, то ли от холода, то ли от внушительной силы, окатившей даже трибуны. Развязка последовала незамедлительно. Тодороки Шото победил. За эпилогом Изуку особо не следил. Работники пытались разморозить стадион, а он дёргал ногой, покусывая кончик карандаша. Он не стал разбирать приёмы и ходы, которые предприняли участники, его гораздо сильнее занимали другие мысли. Аналитическое чутье Мидории подсказывало, что вся эта демонстративность не спроста, навряд ли Шото просто любит хвастаться, он крутил в руках карандаш накидывая разные варианты: Тодороки Шото хочет доказать отцу и себе самому свою силу, а людям доказать, что добьётся всего без славы родителя? Логичное предположение, учитывая все, что Изуку знал о Шото исходя из слухов о нём, его взглядах на отца и ответных взглядов Старателя, из коротких фраз брошенных парнем, его манере говорить, ходить, вести бой. Из маленьких деталей образ человек складывается сам по себе, а на осознание и обдумывание всех этих деталей нужно время и весомые аргументы, не основанные на ощущениях или предположениях. Изуку не знал отчего он окликнул Шото, собирался ли он подтвердить свои догадки или просто выразить своё восхищение боем, в любом случае начал он не с этого. — Ты холодный, тебе стоит начать использовать огненную силу, иначе тебе не победить, твоё тело больше не выдержит, ты трясешься и… — Я не стану этого делать. — обжигающе холодный тон его прервал. Но Изуку продолжил с большим напором. В голову ему ударила безрассудная решимость, хотелось говорить все что приходит в голову. И возможно, потом будет стыдно, но под адреналиновым зарядом всего дня ему сложно было мыслить наперёд. А солнце так и пекло над аркой выходящей на арену.

***

Изуку помнил мрачное молчание, но не помнил как и когда оно прервалось. Как завязался тяжёлый разговор, что конкретно тогда рассказал ему Шото и что отвечал сам Изуку. Наверняка что-то глупое и сентиментальное, но с тех пор прошло слишком много подобных разговоров, они все смешались, превращаясь в одно большое душевное откровение. Как началась их дружба не знал никто. Тодороки просто стали замечать за столиком с Ураракой и Мидорией. Он ничего не говорил, лишь молча ел смотря на ребят. Иногда Изуку старался вовлечь его в разговор, и их видели переговаривающимися у входа в академию. Мидория всегда выглядит дружелюбно и слегка смущенно, Шото в своей манере не выражал никаких чувств, но разговоры их казались увлекательными. Изуку тоже не помнил как все так завертелось. Бывает, пытаешься вспомнить, когда дружба началась, но не видишь ни её начала, ни конца. Не можешь вспомнить то, как все зарождалось — какой разговор был первым после спортивного фестиваля, где он был и о чем — как и не сможешь никогда вспомнить своё собственное рождение. Кажется что этот человек всегда был в твоей жизни, а может никогда и не было его отдельно, а вы — одно целое, что разделилось на двое и прожило разные жизни с одними чувствами и мыслями. Так сильно ты понимаешь этого человека, соглашаешься с любым его словом и признаешь, что думаешь так же. Словно Изуку выдумал Шото. Не существует такого человека и существовать не может. Это мираж, надежда утопающего, желание быть выслушанным и понятым, что обрело тело и сознание. Но он существует, он разговаривает с другими людьми, у него есть своя жизнь и он занимает место в пространстве, никакой другой объект не может находиться в той же точке что и он одновременно. Поэтому он существует. А ещё его руки на ощупь шероховатые и сухие. От него веет жаром живого человека. И одновременно холодом. Он — море, что отдаёт своё накопленное тепло, мягкий, тёплый бриз на берегу осеннего пляжа. Или летний раскалённый асфальт, остывающий под темны, чистым ночным небом. От него почти можно услышать запах томящегося летнего вечера. И на коже от его присутствия ощущается закат. Яркий закат ярко красного солнца. Такого же красного, как щеки Изуку, что ныли от широких улыбок, а грудь болела от непрерывного смеха. Он будто вновь оказался в состояние спортивного фестиваля, вновь прибывая в дурманящей эйфорической радости. Он чувствовал себя легко и хорошо, забыв, что когда-то могло быть иначе. Жизнь вновь приобретала вкус сахарной ваты. — Как ты сказал? — задыхаясь, он успел произнести эти слова, прежде чем снова залиться детским смехом. — Но ты действительно на него похож — Шото говорил с таким серьёзным выражением лица, будто действительно собирался уверить Изуку в том, что он — это Наруто — У тебя ораторский талант, ты умеешь убеждать. Изуку снова рассмеялся, поддаваясь назад и падая на спину. Его грудная клетка вздымалась и отпускалась, пока тот не выровнял дыхание достаточно, что бы снова начать говорить. — У меня два раза в неделю посещение психиатора, а не ораторский талант. Думаю, я просто вижу людей насквозь? Изуку приподнялся на локтях — все ещё весь красный, от шеи до ушей — наблюдая за Шото, который крепко задумался. Он часто выглядел слишком серьёзно, на лице его отобразилась обеспокоенность и настроение быстро сменилось. Похоже от слов Мидории ему вспомнилась тяжёлая мысль, что не давала ему покоя некоторое время, и он все набирался решимости спросить. — У тебя все хорошо? — неожиданно задал вопрос он, — Ты избегал меня две недели. Это сново началось? Вопрос тяжестью повисли в воздухе, стало тихо. Шото почувствовал, как испортил момент столь серьезной темой и тут же пожалел. Пожалел о том, что так и не научился подбирать момент, выбирать правильные слова и вести непринужденные разговоры достаточно долго. Игравшее вокруг веселье развеялось, но из зелёных глаз оно не исчезло, лишь осознание мимолетно скользнуло в них, будто Изуку только что вспомнил о событиях двух недель. — Нет, все нормально, — он мотнул головой, беззаботно и просто, будто бы это было обычным вопросом, будто бы действительно ничего не случилось. — Мидория, — серьезно позвал Шото, привлекая внимание парня, — в тот день… почему ты решил покончить с собой? — А почему ты спрашиваешь? Боишься, я снова попытаюсь? Сказанное, хоть и было произнесено порядком тише, все же отдавало будничным тоном и скукой. Словно они обсуждали золото-алый свет солнца, что освещал лицо Тодороки, все больше подчёркивая его красоту и бледность лица, тронутого шрамами. Будто Шото античный бог, запечатленный в мраморе греками и имевший небольшие сколы в области левого глаза. Выражение его изменилось, напоминая, что он вовсе не бюст. Оно изобразило сдержанную обеспокоенность и горечь, а ещё смятение. — Тогда, — вставая Изуку продолжил, не заметив взгляда друга — это была импульсивная вспышка эмоций, вызванная… неким человеком, — медленно расхаживая в доль крыши, продолжал он — не думаю, что готов раскрыть его имя. Он очень много значил для меня раньше. То, что тогда произошло было неправильно, и я просто не могу произнести этого в слух. Мне все еще больно это вспоминать, — голос дрогнул, но в секунду вновь переменился, — но это пока что. Я расскажу. Многие должны знать об этом. Изуку вскочил на широкий парапет, медленно расхаживая по нему. Шото напрягся и тоже встал, не двигаясь, лишь внимательно наблюдая, как бы тот не свалился Вдруг он вскрикнул и замахал руками, изображая потерю равновесия. Сердце Шото больно ударилось о грудную клетку, в глазах промелькнула вспышка, как-будто выронил чашку и уже ожидаешь звона битого стекла. Инстинкт сработал незамедлительно, и он схватил руку Мидории, пустив холодок по коже. Он оттянул его на себя и тот рухнул на пол. Все это произошло за одно мгновение. Сердце успело пропустить один колкий удар, замерло, в после быстро забилось, когда Изуку оказался на земле. Шото выглядел напугано, хоть его лицо по прежнему не выражало красочных эмоций. А Изуку смеялся, был спокоен и весел, словно его шутка оказалась крайне удачной. Он чувствовал свою неуязвимость, будто шагни он намеренно просто завис бы в воздухе. Он не боялся, потому что знал, был уверен — он будет в порядке. — Сейчас я чувствую себя великолепно, — внезапно начал он — мне нужно было побыть одному эти две недели, чтобы разобраться со всем. Понимаешь, вдруг все так изменилось… Тодороки не понимал, но слушал. — Тогда я чувствовал себя отчаянно, бесполезно и не нужно. Тот человек сказал мне «смирись», и я поверил, смирился со своей никчемностью. Он вытянул ноги, под шортами виднелись веснушки, что особенно густо покрывали его лицо, шею, бёдра и плечи. Чуть ниже, на голени находился шрам от открытого перелома. Последний лучи солнца ускользали за горизонт. Небо залилось болезненно буры. — Потому что я чувствовал себя никчёмным всю жизнь, но осознал это только тогда. И это осознание свалилось на меня горой горечи и жалости к себе. — Изуку не выглядел грустно, говоря это, скорее вдохновлено, — Но не волнуйся, сейчас все хорошо, я больше не чувствую себя убогим. Наоборот, я чувствую себя отлично, чувствую, что начал иметь значение, что справлюсь с чем угодно. Шото, я чувствую, приближение чего-то важного. В глазах его сверкнули последние лучи утопающего солнца, прежде чем наконец потухнуть. Небо начало темнеть. Тодороки молчал, внемля словам друга. Странная, неуловимая неопределенность скользнула в его грудь, оседая щекочущим волнением внизу живота. Он взглянул на Изуку, бесстрастного, умиротворенного. Того, кто игнорировал его сообщения две недели, а потом сам позвал гулять. Того, кто явно боялся в признаться в чем-то. Того, кто, задумавшись об отстранено далеком, смотрел вдаль, пока ночь укрывала небо темнотой.