My chest feels like it's going to burst

Джинкс вцепилась в шею дрожащими пальцами, борясь с обмотанными вокруг нее кожаными ремешками. Борьба была безрезультатной. Она лишь ударилась плечом о дверной проем и, спотыкаясь, влетела в мастерскую Экко. Тупой чокер. Тупой стиль. Нужно было слушать Экко, но нет! Она успела захлопнуть дверь, прежде чем начался кашель — хриплый, сильный, заставляющий ее тело содрогаться при каждом мучительном выдохе, что вырывался из горла. Джинкс разорвала ремешки и пряжки, обвивавшие ее руки, избавилась от тяжелых разномастных сапог, стараясь сосредоточиться на неровностях пространства вокруг. Все было тщетно. Она все еще ощущала чужие руки, которые сжимались на шее, сдавливая, перекрывали доступ к столь желанному вдоху. «Ты виновата, — не прекращали шипеть голоса в ее ушах, — Ты во всем виновата». Джинкс могла бы разодрать уши в кровь — какая же радость, что она их так и не проколола, — но, терзая их ногтями, все равно не могла заглушить этот зловещий шепот. Голоса продолжали вторить, каким проклятием она есть. Она пыталась схватиться за остаток волос, склоняя голову. — Прекратите. Прекратите. Хватит… — шептала она сквозь стиснутые зубы, ударяя сжатыми ладонями по голове с каждым словом. С Силко она такого не случалось. Он не позволял. Он прижимал ее голову к своей груди и успокаивающе проводил длинными пальцами вдоль висков. Его руки осторожно касались маленьких кулачков, пока она не разжимала их. Когда дыхание выравнивалось, а сознание понемногу возвращалось, он всегда начинал говорить. — Этот гнев и боль, что ты порождаешь в себе, должны ощущать твои враги. Ты должна заставить их ощутить все сполна. Если твои кулаки и будут достигать цели, то пусть это будет кто-то другой. Ты же понимаешь? Она всегда кивала и снова утыкалась носом в его грудь, не обращая внимания на едкую смесь запахов дыма, металла и сладости духов, полностью пропитавших его одежду. Только вот Силко сейчас не было рядом, чтобы сказать, что делать. Она вновь ударила себя. Ничего не изменилось, как и при прошлом ударе, как и при любом другом. Только голоса лишь усиливались — из противного шепота превращались в оглушительный гул. Она чувствовала его вибрации, ощущала, как они проходят через скрипучий деревянный пол. Джинкс нащупала на своем боку Заппер, который нуждался в хорошей чистке: металл покрывала смесь красочных брызг и когда-то алой, теперь уже потемневшей крови. Ее дикие налитые кровью глаза метались от одного угла комнаты к другому, не задерживаясь ни на чем даже на мгновение, а дрожащие пальцы панически направляли оружие во всех возможных направлениях. «Это все из-за толпы снаружи», — твердил Заппер. Она направила его на маленькое круглое окно в углу. Мутное стекло и переплетения металлических конструкций не мешали солнечному свету проникать внутрь. — Какая, блядь, толпа? — возмутилась девушка, убирая длинные пряди челки с глаз. «Толпа тех, кто откликнулся на твой призыв?». Это была толпа. Снаружи. Точно. Джинкс опустила оружие, возвращая его на свое бедро. Она попыталась сосредоточиться и смогла уловить отголоски криков и разговоров. Они общались и ликовали что ли… Другое слово для описания происходящего никак не приходило в голову. Но оно наверняка всплывет позже — в самый неподходящий момент. Так всегда бывает. Что Джинкс тут делала? Она стояла рядом с Экко, произнося воодушевляющую речь о будущем Зауна, единстве и прочем дерьме. Перед ней стояли все эти люди. Они верили и смотрели на нее с невыносимым восхищением, которого она точно не заслуживала. Особенно с теми лицами за ее спиной. Лицами мертвых. Большинство из них погибло по ее вине. Возможно, они даже не осознавали, насколько сокрушительными и обременительными были их взгляды для нее. Ожидание… Вера… Насколько же ложным было их представление о ней. Джинкс видела все фрески и картины, но это никогда не была она. Кривой нос, слишком раскосые глаза, неправильный рост. Даже ее косы были не такими. Ни тот выстрел в Совет, ни та выходка в Стоячих Водах не были поводом гордости для заунитов. Она делала это не ради них — чудаков с отвратительными прическами и странным пристрастием к кожаным топам. Но это не мешало им всем стоять здесь и слушать ее речь. Как и говорил Экко. Все эти люди не знали ее, но были готовы отдать свои жизни за цель. Просто потому, что она просила. Полнейший бред. «Ты будешь ответственна за их смерти», — шептали голоса. — Хватит! — выкрикнула она. Единственное, что она могла сделать, чтобы уйти подальше от всей этой толпы, — это пробормотать Экко какое-то неубедительное оправдание. Что-то о необходимости нового оружия. Она могла бы просто спрыгнуть с террасы, до которой всего пару шагов. Высота, конечно, была не смертельной. Но это лишь вернуло бы ее обратно к толпе, от которой она так отчаянно пыталась убежать. Оружие. Верно. Джинкс нужно было новое оружие. Пау-Пау и Рыбьи Кости нуждались в новом брате или сестре. Специально для этих позолоченных ублюдков. Экко тогда лишь бросил на нее внеочередной обеспокоенный взгляд. Последние дни он постоянно смотрел на нее так, будто пытался этим взглядом передать все те слова, которые не были сказаны и, вероятно, никогда не будут. Однако, несмотря на выражение его лица, он без особых возражений кивнул и сказал, что она может спокойно сходить с ума в его комнате. Что она и сделала. Джинкс поднялась и направилась ко столу в центре комнаты. Со всей силы она хлопнула ладонями по столешнице, наслаждаясь резкой болью, которая отозвалась жжением в ее руки. В помещении на ящиках лежали металлические прутья, детали и стальные полотна. Все поверхности были завалены различными инструментами, рулонами чертежей оружия и каких-то зданий, банками и баллончиками краски. Джинкс умела это. Она занималась этим почти ежедневно. Разбирала что-то старое, уничтожала, а затем превращала в нечто совершенно новое, безумное и, чаще всего, чудовищное — настолько, чтобы называться ее новым творением. Она металась по комнате, хватая аккумуляторы, металлические лопасти, стеклянные трубки, и прикрепляла их к Пау-Пау. Она старалась не думать. Не вспоминать счастливые моменты, которые, как она уверяла себя, были отброшены в самые дальние уголки ее сознания. Но это было глупо. Даже такая простая вещь, как обычная трубка, заставляла ее застывать, погружаясь в тягучую пучину мыслей и теряя себя. Только вот это не имело значения. Та ночь на мосту не имела значения. Все не имело значения. Сейчас она должна создать свое новое дитя. Ради революции! И всего остального. Она могла создать что-то — и сделает это ради кого-то достойного. Может быть, ради Вай. Или не для нее. Джинкс тяжело сглотнула. Они снова были там. Снова скребли когтями по ее ушам, кусали шею своими ядовитыми клыками. Она терла уши о плечи, но безрезультатно. Они медленно ползли к щекам, к глазам. Неудивительно, что все плыло. Позади раздался скрип двери. Даже не раздумывая, Джинкс резко обернулась и потянула рычаг своей новой игрушки — нужно будет придумать для нее какое-нибудь креативное название, — прицелившись прямо в дверь. Оружие возбужденно загудело в ее руках, лопасти и стволы начали бешено вращаться. Сквозь затуманенное зрение она различила силуэт в громоздких штанах, с темной кожей и светлыми волосами. — Вижу, ты закончила, — усмехнулся Экко, стоя в проеме открытой двери. Натянутость в его голосе и напряжение в плечах выдавали неудачную попытку казаться непринужденным. Из чудовища, которое она держала в руках, повалил густой темный дым, а из его многочисленных проводов начали лететь искры. Она снова попыталась его завести, отчего Экко вздрогнул. Бом-Бом — нет, не подходит, — затрещал и затрепыхался еще сильнее, а потом резко затих. Джинкс не могла сделать правильно даже то, в чем, как ей казалось, она была действительно хороша. — Он… Он не работает! — она снова потянула рычаг, ворча и нанося удары по бесполезной железяке, когда тут же замолкала, — Работает. Не работает. Она быстрее ощутила парня рядом, чем заметила, как он подошел. — Мы можем поработать над ним позже. А пока, я думаю, тебе нужно оставить его в покое, — пробормотал Экко, смотря на нее тем самым взглядом. Они перешептывались между собой — голоса, знакомые ей, почти различимые слова. Джинкс представила, как за ее спиной возникает огромная драконья морда, как огненное дыхание развевает волосы, как дракон обнажает пасть с зазубренными зубами и окровавленными деснами. — Тихо! — выкрикнула она, будто обращаясь к чудовищу, — Да! Носорог! Его имя! — Это всего лишь я. Все в порядке, — спокойным голосом говорил парень, поднимая руки перед собой, не касаясь ее. Джинкс ощутила, как когти продолжали скользить по ее голове, а их шепот возле ушей покалывал мочки. — Они громкие. Они не уходят… — прошептала она, прижимая ладони к вискам и сильно надавливая. Нечто теплое накрыло ее руки и мягко, но уверенно начало опускать их вниз. Подняв глаза, она увидела нахмуренное лицо Экко с губами, стиснутыми в жесткую линию. — Я знаю. Знаю… — тихо проговорил он. Одной рукой Экко потянулся к Носорогу, а другую оставил на ее ладони, — Позволь мне убрать его. Ты можешь пораниться… Идиот. Беспокоился о ней, хотя пострадать от Носорога больше мог сам. Уничтожить себя, находясь рядом с ней? Отличная идея! А потом он, конечно же, превратится в еще один голос и сольется с какофонией остального шепота, что преследует ее постоянно. Эта мысль вызвала у Джинкс больше раздражения, чем она ожидала. Его рот двигался. Вероятно, он снова произносил какую-то внеочередную чушь о безопасности, жизни и прочем бла-бла-бла. Джинкс уже слышала эту речь, наверное, в сотне вариаций. Она бы могла пересказать ее Экко дословно, не запинаясь. — Я возьму его, хорошо? Потом мы поработаем над ним, — сказал он, потянувшись к Носорогу. Взяв его, парень осторожно положил оружие в пяти шагах от них, убедившись, что стволы этой железяки направлены в сторону. Не то чтобы это имело значение. Он все равно не работал. Даже если бы Джинкс приставила все три дула к голове и нажала на курок, эта тварь не оказала бы ей того милосердия, которого лишил ее Экко. Она не могла сделать нормально оружие. Не могла стать нормальным героем. Она должна была просто убить себя. Как и собиралась. Только вот Мальчик-спаситель все испортил. — Я не могу этого сделать… Я… Я не могу… Я не могу! — она вскочила, начала раздирать ногтем кожу возле большого пальца, пока не ощутила, как что-то теплое стекает по нему, — Мне жаль, Экко, но тебе нужно найти кого-то другого, кто сможет стать лицом твоей революции. Она развернулась и направилась к двери, но парень оказался быстрее. — Джинкс, я все понимаю. Все в порядке, — сказал он мягко, яккуратно. Он смотрел на нее так, будто она была каким-то диким, обезумевшим зверем. Или сумасшедшей, которая угрожает покончить с собой. — Отойди. Дай мне уйти, — Джинкс уставилась на него, сильнее вдавливая ноготь в кожу. Экко осторожно сделал несколько шагов к ней, пока они не оказались лицом к лицу. — Если не хочешь сражаться, я пойму. Но я не позволю тебе уйти. Я не хочу, чтобы ты снова пыталась навредить себе. Его голос был тихим, почти шепотом. Это нервировало девушку даже больше, чем если бы он просто кричал на нее. Джинкс сделала несколько неглубоких вдохов, ее губы сжались. И, блядь, снова он. Этот взгляд. Если бы Экко был кем-то другим, она бы давно выцарапала ему глаза. — Это неправда! Нет! Нет! — она схватилась за голову. Даже без голосов, что нашептывали ей, она прекрасно знала: она не была тем идеалом из его сна. Та совершенная девушка, которая так на нее похожа, жила окруженной любящими людьми, в мире, который ей никогда не будет доступен. Она — Джинкс. Эксперт по взрывам, разрушениям и огнестрельному оружию. Невезучая, сумасшедшая, чужая. Она стала просто новым питомцем Экко, бродяжкой, которую он решил выходить и спасти. Джинкс была такой же, как все те наркоманы, что находили приют в этой общине у дерева. Она вновь попыталась прорваться к свободе. И вновь Мальчик-спаситель все испортил. — Джинкс… Ее кулак метнулся к его животу, прежде чем она успела это осознать. Экко упал на спину, со стоном схватившись за живот. С его губ сорвалось несколько резких ругательств. Карие глаза стали холодны, когда он уставился на нее. — Какого черта?! — Я ухожу! Ты не остановишь меня. — Я не позволю тебе уйти, — задыхаясь, чуть ли не рычал он. По пульсирующей жилке у его губ Джинкс поняла, как сильно он старается сохранять спокойствие. Призраки ее прошлого не собирались замолкать. — Заткнитесь! — она била себя по голове так сильно, что вокруг все начинало кружиться, — Заткнитесь! Экко вздрогнул, нерешительно протянул к ней руки, колеблясь между желанием прикоснуться, успокоить, и страхом вмешаться. В конце концов, его ладонь осторожно легла на ее плечо. — Все в порядке, — мягко произнес он. Похоже, это стало девизом дня. Или недели. А может, и месяца. Наверное, эти слова будут преследовать ее все время, пока она остается в этом дерьмовом месте. Джинкс резко сбросила его руку. — Прекрати нести этот бред! Сколько раз его можно повторять?! — прошипела она, выплескивая в слова накопившийся яд, — Все эти люди умрут. И это произойдет из-за меня! — Это неправда… — Прекрати, Экко! Хватит! Меня уже тошнит от всего этого! Надоело! — она пнула ногой стол, и с него посыпались гаечные ключи, отвертки и банки краски, — Я прекрасно понимаю, кто я для тебя. Я просто еще один твой проект! Сломанный человек, который так отчаянно нуждается в спасении. Ты молодец! Ее голос дрожал от злости. — С трудом, но ты смог уговорить меня прийти сюда. Ты поручился перед всеми своими светлячками, что я, блядь, не подорву это место. Молодец! Спасибо! Я поняла! Я — просто супер-безумный наркоман, спасая которого, ты облегчаешь свою душу! Руки парня сжались в кулаки, а челюсть заметно напряглась. — Джинкс, — в его голосе звучало предостережение. Только вот, если она и умела что-то делать — а список этого, как оказалось, стремительно сокращался, — так это игнорировать любые предостережения. Она безумно рассмеялась, схватившись за давно пустующий желудок. — Не мог устоять, да? Ты просто обязан спасти меня. Не волнуйся, Мальчик-спаситель! Это, — она трижды постучала пальцем по своей голове, — не исчезнет так скоро. Так что не переживай, что-то да ты сможешь спасти. Когда-нибудь. Она запрокинула голову назад и снова рассмеялась. Только вот это даже близко не походило на смех — скорее на захлебывание воздухом или рвоту песком. Лицо Экко смягчилось, как и его взгляд. Он отвел глаза, поджав губы. Джинкс вдруг заметила то, чего не видела раньше: темные мешки под его глазами, вялые, уставшие движения. Он больше не злился. Теперь он просто выглядел… — Почему ты это говоришь? Эти слова разозлили ее еще сильнее. — Почему? Ты злишься на меня? Я затронула больную тему? — ее лицо все больше искажалось от гнева. — Нет! Я не… В одно мгновение они оказались нос к носу. Джинкс, не моргая, смотрела в его карие глаза своими розовыми, выискивая в них любые признаки гнева и ненависти. В конце концов он сломается. Как делали это все. Пусть случиться сейчас, пока она готова, пока она сможет выдержать это. — Просто признай это. Для меня. Для себя. Ты привел меня сюда будто трофей. Вот, посмотрите на меня! Я герой! — пародировала она Экко, намеренно понижая голос. Его нос едва заметно дернулся, а уголки губ опустились. Вот оно. Как она и предполагала. Он был, как все. С губ девушки сорвался очередной издевательский смешок. — Не хочу тебя разочаровывать, Мальчик-спаситель, но ты ошибаешься. Ты просто должен был позволить мне умереть. Разлететься на маленькие кусочки от взрыва и исчезнуть! Я должна быть мертва сейчас. Джинкс потянулась к Запперу. В этот раз. В этот раз точно. Только вот у Экко были другие планы. — Нет! — крикнул он, быстро выбивая оружие из ее руки. Заппер полетел вниз и слегка откатился от них. Джинкс бросилась за ним, протягивая руки, чтобы схватить оружие. Но парень был быстрее: он схватил ее руки, прежде чем она успела дотянуться до пистолета, и прижал ее так, что она оказалась спиной к нему. Джинкс резко подняла ногу и стремительно ударила его по ноге. Экко на мгновение ослабил хватку, и девушка, выкрикнув что-то нечленораздельное, снова бросилась к оружию. Но стоило ей приблизиться, как из ниоткуда появился его сапог, отбросивший пистолет в другой конец комнаты. Заппер ударился о стену и с глухим звуком упал на пол. Экко снова схватил ее, на этот раз скрестив запястья позади, так что их тела оказались грудью к груди. — Остановись! Услышь меня! — выкрикнул он, пытаясь удержать ее. Джинкс снова попыталась ударить его ногой, но парень уже был готов и легко уклонился. Она знала: еще чуть-чуть, и она смогла бы выбить из него все дерьмо, схватить оружие и завершить начатое. Но силы стремительно покидали ее. Даже стоя на месте и корчась, она чувствовала, как слабость накрывает с головой. — Просто дай мне умереть! Ты не можешь спасти всех! — кричала Джинкс, умоляя. Ее движения становились все медленнее, дыхание — все прерывистее, пока она, наконец, не застыла на нетвердых ногах. — Некоторые люди не достойны спасения… — едва слышно, пробормотала она. Экко жадно глотал воздух, его грудь вздымалась и опускалась с каждым вдохом. Это почти напоминало рыдания. — Я должен пытаться, — прошептал он с глазами, что блестели от непролитых слез. Он ослабил хватку на ее запястьях. Но у Джинкс не было сил — ни стоять, ни тем более продолжать борьбу. Она попыталась сделать шаг назад, чтобы хоть немного увеличить расстояние между ними, но ноги не выдержали подкосились. Экко подхватил ее прежде, чем она успела упасть. Его руки надежно удерживали, а ее тело, словно по сигналу, обмякло, и она рухнула на него, вцепившись в сильные плечи. Джинкс ощутила, как сжалась ее челюсть и заслезились глаза, прежде чем первая слеза сорвалась и скатилась вниз. Плакса. А Экко снова был рядом, позволяя положиться на него, даже после всех ударов и колких слов. Ее губы не хотели слушаться и дрожали. — Я погублю тебя. Так же, как погубила остальных… — Уж постарайся, — ухмыльнулся он. — Я тебя убью. — О, будто ты когда-нибудь сможешь победить меня в драке. Она всхлипнула, смахивая слезы дрожащими руками. Но они все продолжали стекать вниз, а ее голос становился все тише. — Ты меня бросишь… Так что уходи. Оставь меня. Брось… Пожалуйста, уходи… Я погублю и тебя. Ты уйдешь из-за этого… Пожалуйста, просто уйди… Казалось, Экко потерял дар речи. Но то, как крепко он обнял ее, как зарылся носом в волосы, говорило больше любых слов. Когда слезы иссякли, небо за окном уже окрасилось в оранжевый, а по комнате начали плясать тени. Язык прилип к небу, и, когда она вытянула ноги вперед, пропуская их под ногами Экко, в комнате раздался глухой хлопок. Единственными звуками остались их тихие, почти синхронные вздохи, нарушавшие тишину. В каком-то смысле это помогало — следить за его дыханием, за размеренным движением его груди. Это было что-то постоянное, что-то предсказуемое, способное вернуть к реальности. Иногда он делал особенно глубокий вдох и задерживался на несколько секунд, и тогда Джинкс казалось, что ее легкие вот-вот лопнут. Но стоило Экко выдохнуть, как она судорожно втягивала сладкий воздух сквозь зубы. В голове гудело так, будто вместо мозга там была каша. Его рука перестала скользить вверх и вниз по ее спине. Вместо этого запястье безвольно повисло у нее на боку. Даже во сне он старался не касаться ее обнаженной кожи. Джинкс нашла рядом одну из банок краски, которые полетели со стола во время ее истерики, и открыла ее. Она оказалось розовой, что даже немного приободрило ее. Девушка погрузила пальцы в цветную массу. Не обнаружив поблизости никакой минимально подходящей поверхности для рисования, она начала наносить краску на свою штанину: короткие штрихи, длинные, кружки и маленькие крестики. В какой-то момент она дошла до того места, где ее нога переплеталась с ногой Экко. Замешкавшись всего на мгновение, Джинкс увидела в нем второй холст. Ее окрашенные пальцы блуждали по его ногам, рукам и груди, покрывая узорами большую часть кожи и ткани его одежды: ее имя, маленькие обезьянки, рожицы, пятна и даже песочные часы — те, которые он так любил. Розовый, фиолетовый, зеленый — все цвета находили гармонию в ее безумии. На каком-то этапе ее творчества Экко, вероятно, проснулся. Она услышала едва различимое хихиканье, которое отразилось в легком движении его груди. Парень осматривал себя, оценивая ее работу, и пробормотал что-то о запасных листах в ящике стола. Только вот Джинкс, похоже, рисовать по коже нравилось гораздо больше. Она рисовала зеленые песочные часы на нижней части его икры, когда он потянулся за розовой краской, и его грудь столкнулась с ее плечом. Экко задумчиво поджал губы, а два розовых пальца вынырнули из банки. Его глаза блуждали по ее фигуре. Наконец уголки его губ дернулся вверх, расплываясь в мягкой ухмылке. Джинкс закрыла глаза, когда его пальцы приблизились к ее лицу. Странный сладковатый запах краски донесся до нее, когда его пальцы коснулись ее щек, размазывая розовый под глазами. — Тебе осталось только найти сковородку, и ты готова к бою, — поддразнил он, вытирая остатки краски с пальцев о свое бедро. Девушка не смогла сдержать тихий смешок. Ее взгляд пробежался по комнате, изучая каждую баночку с краской, разбросанную вокруг, пока она не обнаружила нужную. Повернувшись, Джинкс взяла спрятанную за спиной серебристую банку и подковырнула крышку первой попавшейся отверткой. В отличие от других красок, здесь ей пришлось потрудиться, чтобы нащупать небольшую лужицу белого. — Не двигайся, — сказала она, протягивая два пальца, измазанных белой краской, к его лицу. Экко откинул руки назад, выдвинув грудь и лицо вперед. Его глаза были закрыты, а он сам старался оставаться неподвижным, словно статуя. Но улыбка, которую он изо всех сил пытался сдерживать, портила все старания. Джинкс схватила его за подбородок другой рукой. — Я сказала, не двигайся, — слова прозвучали почти как смех. Она чувствовала тяжесть его взгляда, когда пальцами аккуратно проводила линии от его лба до носа, окрашивая кожу в белый. Время от времени их глаза встречались, и уголки его губ чуть заметно подрагивали. Девушка не могла понять, нравится ли ей это или лучше снова попытаться сбежать. Закончив наносить краску, она протянула Экко крышку от банки. Он одобрительно хмыкнул, подперев подбородок пальцами. — Вполне неплохо. Немного грубоватое отношение в процессе. Но, в целом, неплохо. В какой-то момент Джинкс начала считать это соревнованием: кто нарисует больше, кто покроет краской большую часть тела противника, кто доберется до еще не испачканной кожи? В итоге каждая частичка тела парня, до которой она могла дотянуться, была в ее метках. Только вот Экко, похоже, считал иначе. Он даже не пытался дотрагиваться до ее спины или груди, но ее руки и ноги парень полностью покрыл узорами из розовой и зеленой краски. Последний раз, когда Джинкс была так покрыта краской, ей понадобился не один день, чтобы избавиться от всех цветных пятен на коже. Она резко вспомнила маленькое личико и сердитые янтарные глаза, когда оттирала красный. Точно. Теперь малышка мертва. Как и все, кто осмеливался подходить к ней слишком близко. Джинкс не смогла ее спасти. Это все ее вина. Она виновата! Она убила… — Расскажи мне больше о своем сне. Экко поднял глаза от наполовину готовых фиолетовых песочных часов, что рисовал на ее бедре. Он на мгновение задумался, обдумывая, что сказать. Прежде чем начать, он дорисовал последнюю линию часов. — Я попрощался с Бензо. Сказал, каким он был важным для меня, — в его голосе ощущалось облегчение и тихая радость. — И что он ответил? Он опустил уголки губ, а брови нахмурились в преувеличенно плаксивом выражении. Поднеся все еще испачканные фиолетовые пальцы к глазам, он осторожно, чтобы не задеть и без того окрашенную кожу, притворно вытирал невидимые слезы. — Эта проклятая аллергия! — воскликнул парень, понизив голос по сравнению с обычным тоном. На лице Джинкс появилась мягкая улыбка. Она смутно помнила Бензо, друга Вандера и наставника Экко. У него был забавный голос и остроумные шутки. Перед глазами встала картина маленького Экко — Малыша, с нежностью подумала она, — спешащего ухватиться за высокую и широкую фигуру Бензо. — И! — внезапно воскликнул он, будто вспоминая что-то важное, — В Зауне был солнечный свет. Повсюду деревья. И вечеринки! У нас была одна прямо перед конкурсом с едой и танцами… — парень захихикал, и Джинкс поймала себя на мысли, что могла бы слушать его голос весь день, — И ты, конечно же, вышла на сцену со всеми этими шариками и огнями. Ты даже попросила Герт о специальной песни. — Герт? — Диджея, — ответил он так, словно это была самая очевидная вещь в мире, — Тебе нравилось танцевать. Экко взглянул на нее сверху вниз со странных блеском в глазах. Джинкс тут же решила, что срочно нужно покрыть его ногу дополнительной россыпью маленьких розовых крестиков. — Мы танцевали под каждую песню, — продолжил он, смягчив голос. — Танцевали? — Ну ты танцевала. Ты же танцуешь, в конце концов. А я просто следовал за тобой. — Хм… — она прижалась к телу парня, лобом касаясь изгиба его шеи. Джинкс нарисовала огромный розовый крест на его груди. «Большое сердце для такого мальчика, как он», — подумала она. — Что еще? — Я говорил, что Хеймердингер был со мной? Он очень помог с этой штукой. Без него бы ничего не вышло… — в его голосе проскользнула маленькая, едва заметная нотка грусти. — А после вы занялись с ним страстным сексом. Он откинул голову назад и рассмеялся. Хорошо. Это было хорошо. Это была Джинкс. — Да, прямо на этом самом месте. Именно так. Она не успела никак скрыть улыбку, что озаряла ее лицо. — Ну конечно. А что насчет Вай? Его улыбка дрогнула на мгновение. — Она… Вай попала в группу. У нее шикарный голос. Они выступали в «Последней капле» каждую пятницу. Лжец. Экко лгал, и она это знала. Но задавать вопросов не хотела. Правда, вероятно, была слишком тяжелой, чтобы вынести ее сейчас. Особенно когда за спиной Джинкс все еще слышится едва уловимый шепот, готовый в любой момент вернуться. — Я не понимаю, как тебе это удается. Просыпаешься и живешь, будто только что не видел рай, — сказала она, покачав головой и избегая его взгляда. Никто и ничто не смогло бы вырвать ее из такого прекрасного мира — сна, или как там Экко это называл. Не раз она ложилась на свой узкий матрас и смотрела на ветхую ткань палатки. Джинкс представляла, что это всего лишь затянувшийся кошмар. Что однажды она проснется, и все будет хорошо. Все будут живы. Все будут счастливы. И все будут любить ее, как прежде. Но каждый раз, просыпаясь, она видела те же дыры в ткани. А все были мертвы, как и прежде. — Это трудно… Но я всегда осознавал, что это не мой мир. Что я должен вернуться сюда. Мне там было не место. Не с ними… — сказал парень, неосознанно касаясь своего свежего пирсинга. — Точно. Потому что твое место — в нашем поганом мире, где свиньи — советники, а наркобароны — лидеры. Не говоря уже о прочем дерьме, — пробормотала она, закатывая глаза. — Ну вообще-то да, — ответил Экко таким тоном, будто сам удивился своему ответу, — Я должен быть здесь. Я нужен этим людям. Я не могу быть эгоистом и просто бросить их. — Никто не будет тебя винить за это. Никто не возненавидит тебя за желание побыть немного эгоистом. — Я бы возненавидел себя. Не знал бы, как жить, если бы просто бросил всех. Экко, казалось, был единственным человеком в Зауне, которого не сломили ни жестокость, ни несправедливость. Он не только остался собой, но и создал место, где люди заботятся друг о друге, несмотря на грязь, смерть и жадность, пропитавшие город. Джинкс могла только догадываться, что подталкивало его к таким решениям. Маленький мальчик-сирота, оставленный всеми. И вместо того, чтобы погрязнуть в горе и жалости, он построил дом и собрал вокруг себя отбросов общества, наркоманов и людей, которым некуда идти. Он сделал все, чтобы никто больше не чувствовал себя одиноким и брошенным. Когда-то ей казалось, что после ухода Вай и смерти всех остальных она так одинока, что только Силко мог помочь. Но впервые с того дня Джинкс не могла не задаться вопросом, как бы сложились ее жизнь, если бы она просто не пошла тогда с ним, а сбежала и нашла Экко. Она провела пальцами по его колену, обводя розовые точки. — Почему ты попросил меня о помощи? — Ну, я не был уверен, что моя идея сработает… — Почему именно я? Экко подмигнул ей. «Скажи мне, что я полезна. Скажи, что нужна. Скажи, что я не проклятье», — хотела умолять она, проводя пальцем по его коже, надеясь, что каждое прикосновение передаст ему нужные слова. — Потому что ты гениальна. Ты знаешь, как выпутаться с любой передряги и решить любую проблему. Я могу дать тебе молоток и несколько кусков металла, а ты сделаешь из них что-то новое, что-то прекрасное. Ну и… ты понимаешь меня, как никто другой. И мы были… — он замялся, переводя взгляд на свои грязные ботинки. — Кем мы были? — спросила она, наклоняя голову вбок. Экко, видимо, решил, что почесать затылок куда важнее, чем ответить на ее вопрос. Джинкс подумала, что таким образом он пытается скрыть румянец, проступающий на щеках. О! Они были… Джинкс прикусила губу и поспешно отвернулась. Она солгала бы, если бы сказала, что никогда даже не задумывалась об этом. Такие мимолетные мысли иногда посещали ее. Но она всегда отмахивалась от них: у нее не было времени на подобную роскошь. Да и глупость это, особенно для нее, когда приходится скакать с крыши на крышу с пристегнутыми к бедрам пистолетами и спрятанной дюжиной бомб. Однако в редкие моменты, лежа под открытым небом, когда холодный ветер обдувал кожу, или в тишине между ящиками мерцания, Джинкс позволяла этим мыслям задержаться чуть дольше. Она представляла мимолетные встречи в темных углах, быстрые касания губ, переплетение тел. Пальцы тянулись к губам, и она задавалась вопросом: а действительно трахаться так же прекрасно, как все любят рассказывать? Потом она вспоминала о несчастных, которые попадали в лапы Марго и ее подручных. Толпы умоляющих мужчин и рыдающих женщин, жаждущих снова испытать удовольствие от рук группы извращенцев в масках и черном латексе. Ха! В конце концов, Джинкс решила не рисковать. Это глупо и непрактично! Она прожила 19 лет без секса, и была уверена, что сможет прожить еще столько же. Но… Джинкс оторвала взгляд от своих босых ног и посмотрела прямо в его карие глаза. Если это когда-нибудь случится; если в какой-то момент она окончательно лишится остатков разума и решит, что хорошая идея — полностью раздеться и лечь рядом с кем-то, у кого даже ножа при себе нет; если она однажды добровольно позволит кому-то прикасаться к себе так, как он хочет, не испытывая при этом желания сломать ему все конечности; если — а это было очень большое «если» — она позволит себе оказаться во власти другого человека, то, пожалуй, не будет возражать, если этим человеком окажется Экко. Только вот, глядя в его глаза, Джинкс понимала, что в том сне они не просто трахались. Нет. Один лишь взгляд на его горящие уши и метающиеся глаза подтверждал все. Они были возлюбленными. Экко, явно смущенный, старательно избегал ее взгляда. Его шея была вывернута так, что, казалось, это доставляло ему дискомфорт, поза была точно не самой удобной, а глаза отчаянно выискивали что-то в полу. Она заметила заживающую рану над его бровью. Экко обработал порез ранее, нанеся полупрозрачную мазь с легким зеленоватым оттенком, запах которой девушка до сих пор могла ощущать — свежий, мятно-лиственный. Ее ладонь застыла в нескольких сантиметрах от его лица, будто боясь прикоснуться. Джинкс на секунду замерла, а затем лишь кончиками пальцев провела линию от брови к щеке. Она почувствовала, как Экко напрягся от этого прикосновения. Она облажалась. Как всегда. Стоило бы лишить ее всех пальцев, а лучше — вообще избавиться от рук, спалив их до костей. Но прежде чем она успела отдернуть свои предательские пальцы, парень нежно положил свою руку на ее, зажимая ту между своей большой ладонью и мягкой щекой. Его глаза закрылись, а на лице застыло умиротворение. Экко прильнул к ее ладони так, что при малейшем движении губами касался кончика ее большого пальца. Джинкс чувствовала, что должна что-то сказать, но только ком, образовавшийся в горле, не давал нормально даже вздохнуть. Ей оставалось лишь хватать воздух короткими глотками. Казалось, одно движение — и она могла задохнуться. — Я была добра к тебе? — наконец сумела выдавить из себя девушка. — Да, — прошептал Экко с явным усилием. В его сне — в другом, идеальном мире, где невозможное возможно, — они были возлюбленными. Та, другая она, была добра к нему, а он любил ее. И самое ужасное: она, вероятно, любила его в ответ. Джинкс же едва позволяла себе думать о таком. Это нелепо! Более нелепо, чем секс! Любить кого-то, по ее мнению, — значит добровольно взять нож и разрезать себя на мелкие кусочки плоти и костей, сложить все это в аккуратную коробочку, повязать сверху красивый бантик и прикрепить записку: «Делай со мной, что пожелаешь. Я тебе все позволю». Тупо. Глупо. Почти что самоубийство. Но потом она посмотрела на Экко. Он ничего от нее не ждал, ничего не просил, ну, кроме как пока не умирать. Он всегда находил ее на секунду позже, чем нужно, но все же на минуту раньше, чтобы застать ее еще дышащей. После той катастрофы с Вандером и ее братьями, а также после того, как Вай ее бросила, она усвоила урок. Смерть Силко — точнее, убийство — еще сильнее закрепила ее в этих мыслях. А потом… Потом была она. Она встретила ее… И потеряла. Потому что… На мгновение Джинкс снова обрела семью, а потом ее так же стремительно ее лишилась, когда она… Когда малышка… Блядь, произнеси же ее имя! Она снова посмотрела на Экко и не смогла избавиться от навязчивых мыслей о будущей жизни — о том, как они могли бы жить вместе. Где она была бы достаточно хороша для него, чтобы он подарил ей частичку себя, а она смогла бы это принять. Разве ей не хватило? Разве она не усвоила урок? Разве ее сердце не уничтожали достаточно раз, чтобы она знала, чем все это закончится? Любить — значит уничтожать себя. И Джинкс это слишком хорошо понимала. Ей больше не нужен никто. Спасибо. Но! Но! Но! Но! Но! Она смотрела на парня и видела, какой он ее видит. Это вызывало в ней такую усталость, что она едва могла сопротивляться. Джинкс боролась с желанием наконец прекратить бежать, отдохнуть и, спустя годы отказа от любви, позволить себе это чувство. Только вот это был Экко. Она знала, что он никогда не причинит ей вреда. Тот взгляд на мосту был достаточным доказательством. Она, в каком-то смысле, была такой же. Сколько раз убеждала себя, что все это — часть стратегии: сначала избавиться от подчиненных, а потом уничтожить босса. Но Джинкс не могла признаться даже самой себе, что приставить пистолет к его голове означало бы посмотреть в его глаза. А посмотреть в его глаза — это увидеть, как он видит ее. Именно так, как смотрит сейчас. В затянувшейся тишине, Экко снова принялся покрывать узорами ее ноги и руки. Вот именно, когда она задумывалась, что вроде бы не против трахнуть его. Джинкс резко схватила его за запястье. Теперь ее очередь задавать темп. Она сделала это как раз в тот момент, когда он заканчивал новый узор на внешней стороне ее бедра. Направляя его руку к своей груди, она двигалась медленно, давая ему возможность остановиться, если захочет. Когда его пальцы замерли в воздухе, едва не касаясь бинтов, она заметила, как сильно они дрожат. Экко сжал челюсти и шумно сглотнул. Она кивнула. Джинкс не отрывала взгляда от его глаз, пока его пальцы осторожно скользили по ее груди. Она лишь резко вдыхала каждый раз, когда он приближался к соскам. Видимо, Экко заметил это и потому снова сглотнул. Девушка не понимала, почему столь ненавязчивое действие так сильно влияло на нее. От его тела — твердого и крепкого во всех нужных местах, мягкого в немногих других — исходило притягательное тепло, которое невозможно было игнорировать. Магнетическое ощущение, исходящее от него, держало ее на месте, не позволяя оторваться. Неужели они все время были так близко? Плевать. Завтра им предстоит опасная схватка. Нужно было доработать Носорога или что-то еще — что угодно, чтобы повысить их шансы. Но все равно вероятность погибнуть была слишком высока. Может, все уже и правда настолько плохо? Может, стоит взять нож в последний раз? Отрезать еще один кусочек себя, чтобы получить другой взамен? Джинкс повернулась и села на колени так, чтобы они оказались напротив друг друга. Она обхватила его лицо ладонями. Когда их взгляды встретились, Экко смотрел на нее в ответ, совершая глубокие, ритмичные вдохи, словно считая про себя. Если бы она не боялась, что ее вырвет прямо на него, она бы рассмеялась. Она, которая смотрела в дуло сотен пистолетов и выстреливала в разы больше, сейчас испытывала что-то, что казалось страшнее смерти. В эту минуту — рука, прижатая к щеке Экко, его объятия, их спутанные ноги — ее сердце билось так, словно хотело вырваться из груди. Гул крови в ушах заглушал все вокруг, а его тепло она ощущала даже на кончиках пальцев. Когда в последний раз она чувствовала себя настолько живой? Парень выдохнул, обдав теплым дыханием ее кожу. Она провела языком по губам, словно пытаясь уловить вкус его дыхания. Лишь на долю секунды –и она точно заметила — его глаза переместились на ее губы, следуя за движением языка. Экко шумно сглотнул, осознав, что его поймали. Ее ногти скользнули вдоль его щеки, зацепившись за подбородок, а большой палец провел по нижней губе. С каждым вдохом ее нос приближался к его. Насколько они мягкие? Джинкс может это сделать. Ей нужно лишь преодолеть последние сантиметры. Она подумает обо всем позже, когда будет осыпать врагов бомбами и пулями. Она стремительно сокращала расстояние между ними, наблюдая, как эмоции мелькают на его лице, сменяя друг друга. Но буквально в последний момент Экко решил отвернуться. — Не так, — тихо прошептал он, почти касаясь губами ее губ. — Почему? — удивилась девушка. Она выпрямилась, кладя руки на его грудь, затем плавно переместила их к шее, снова наклоняясь вперед. Ее губы почти касались уголка его губ. Только вот Экко покачал головой. Каждый его выдох опалял ее кожу. — Легче от этого тебе не станет. Не так, как должно было бы. Джинкс лишь раздраженно щелкнула языком. Чудесно! Не скрывая досады, она выбралась из его объятий. Подтянув колени к груди, девушка обхватила их руками, пытаясь сохранить остатки драгоценного тепла. Экко бормотал извинения. Она игнорировала его. Бесит! Она положила подбородок на руку. — Я уверена, ты трахнул ту, хорошенькую меня, — пробормотала девушка себе под нос. За ее спиной послышался грохот. Экко ударился головой о стол, пытаясь подняться. — Что?! Нет! Никого я не трахал! — он выкрикнул это так громко, что она могла почти физически ощутить его смущение. — Ставлю свой левый глаз и второй средний палец на то, что ты это делал, — бросила она с вызовом. — Джинкс, честно, мы не… Ну, ладно, мы целовались. Но не более! — Ну конечно, целовались, — насмешливо закатила глаза она, — Тупая и идеальная девушка из сна. Зачем вообще нужна реальная Джинкс? — Ты и она — один человек. Ты идеальна в моем сне только потому, что… — Экко осмелился замешкаться, — Потому что ты уже такая. Ты идеальна. — Да неужели? Она тоже разговаривает со своим оружием? — насмешливо хмыкнула девушка. Медленно и нерешительно он потянулся к ее щекам, большими пальцами проводя круги на бледной коже. Потребовалось несколько попыток, прежде чем он смог удержать взгляд на ней дольше секунды. На его губах заиграла мягкая, едва заметная улыбка. — Ты идеальна. Джинкс сжала кулаки и резко вдохнула. Он не знал. Она не могла винить его. Но ее тело помнило все. Как тяжело было нести труп через весь город. Как пальцы горели от часов, потраченных на оттирание крови с испорченной одеждой. Как ледяная вода вонзалась в кожу, будто сотни ножей. Она не могла устроить ему тех похорон, которых он заслуживал. Человеку, который создал что-то из паразитов и смерти в Зауне. Человеку, который смог создать почти человека из маленькой проблемной девочки. По крайней мере, она не позволила ему гнить на той мрачной фабрике. Она достойно упокоила его. Столько чести, сколько он мог получить на дне мутной реки. Тем временем эти тупицы из Пилтовера хоронят своих мертвецов в золотых гробах с дорогущими цветами. Они относятся к своим мертвецам лучше, чем к живым. Эти паразиты. Они за все поплатятся… Дрожащие пальцы обхватили ее запястья, притягивая ближе и вырывая из пучины мыслей. Экко внимательно смотрел на нее, его губы мягко касались ее пульса в легких, почти невесомых поцелуях. Он не мог знать. Но она все равно приняла его извинения. Ну, что-то вроде. — Думаю, я должен сказать тебе еще кое-что, — произнес он шепотом. Джинкс хмыкнула. Она не была уверена, что сможет говорить, не сорвав голос. — Одной из причин моего возвращения было то, что… — Экко замолчал, словно собираясь с мыслями, — Я увидел, какой жизнью жила Паудер, какой она могла бы быть у тебя и у всех остальных. Я не мог просто остаться, зная, что могу что-то сделать… — Спасти нас? — Помочь тебе. Его взгляд скользнул к ее кровоточащим пальцам, и, заметив это, парень нахмурился. Джинкс едва успела понять, что происходит, как он уже прижимал ее пальцы к губам: подносил один пострадавший за другим, оставляя на каждом одинаково нежный поцелуй. Как ему это удавалось? Даже тогда, на мосту, когда они пытались убить друг друга — а потому она была слегка занята, — голоса просто замолкали. Она только теперь осознала, что могла сосредоточиться на кругах, которые он выводил на ее коже, почувствовать, как его ноготь перемещается, ощутить силу его прикосновений. И все это — без противного шепота и гула в ушах. Последний человек, с которым ощущала что-то подобное… Это было с… Джинкс прикусила губу. Ей нужно взять себя в руки. Она обязана не забывать ее, особенно теперь, когда, казалось, все остальные уже забыли. Эта храбрая, упрямая и самоотверженная малышка, которая была так полна жизни, встретила ее… Проклятье… — Я встретила ребенка. Ее звали… — она сглотнула, стараясь не сорваться, — Ее звали Иша. У нее тоже так получалось… — Делать тебе массаж? — Заставлять их замолкнуть. Э Экко придвинулся ближе, его подбородок коснулся ее лба, а щека едва заметно прижалась к ее коже. — Уверен, она была особенной, — сказал он мягко. — О да, она была такой. Ты бы полюбил ее. Она ощутила, как его губы растянулись в улыбке. Блядь. Как же Джинкс устала. После стольких дней за решеткой, лишая себя сна и еды, она едва могла двигаться. И, конечно, не помогало то, что Экко продолжал водить пальцами по ее коже, рисуя успокаивающие круги. Снаружи доносились приглушенные разговоры и легкий звон металла, словно все вокруг боялись издать лишний звук, который мог бы разрушить хрупкий пузырь тишины, окружающий их двоих. Где-то щебетали птицы, раздавался радостный смех детей. Джинкс решила, что попытается воспринять это позитивно. Она не станет думать о детях, которые осиротеют после предстоящей битвы, о домах, что опустеют навсегда, или о том, что на одну тарелку станет меньше. Нет. Вместо этого она будет думать, что даже в преддверии битвы, когда создается новое оружие и мир живет насилием, все еще есть и смех, и радость, и… Какое-то слово вертелось у нее на языке, но она никак не могла его вспомнить Через несколько часов они отправятся на помощь Пилтоверу. У нее была идея, как можно использовать ее убежище, но для этого, вероятно, понадобится помощь Экко. И все, конечно же, пойдет наперекосяк. Они будут убивать людей, разрушать здания, спасая будущее. Чтобы обрести мир, они сначала должны побороться за него. Вместе. Какая же ирония! Только вот сейчас… Сейчас она позволит себе отдохнуть. Вздохнув, она прижалась к Экко всем телом. Обхватив его за спину, она прильнула щекой к его горячей груди, позволяя ровному ритму его сердца убаюкивать ее. Он, в свою очередь, крепко обнял ее руками. Джинкс наслаждалась теплом его тела. После стольких дней, наполненных холодом, это было настоящим спасением. Ах, теперь она вспомнила. Надежда. Все снаружи прекрасно знали, как все может закончиться. И даже несмотря на это, они ликовали, радовались и смеялись. Ведь у них была надежда. Надежда на светлое будущее. Заун или Пилтовер — не важно. Они будут сражаться. Экко был здесь, ведь верил, что в ней есть добро. Если он вернулся в этот мир ради этого, значит, она должна была хотя бы попытаться. Если не ради себя — то ради него. Ради Иши. Ради Вай. Прежде чем сон окончательно поглотил ее в своих объятиях, она ощутила, как что-то теплое и легкое коснулось ее макушки. — Когда-нибудь… — пробормотал Экко в ее волосы. Это звучало как обещание.