Анютины глазки

Не было места хуже, чем кладбище. Не важно, в какой сезон ты приедешь сюда. Кажется, что заезжая за черту этого вечно спящего дома, погода меняется сама собой. Здесь не светит солнце, словно видя, что некого тут греть. Уставшие деревья, что вечно оплакивают людей, склоняют крону к земле, будто бы молясь. Лишь тихий шелест листвы напоминает, что здесь осталась незначительная жизнь. Вороны с презрением переговариваются друг с другом, слетаясь от могилы к могиле. Они бессовестно клюют конфеты, раздирают острыми лапами блины, оставляя за собой след черномазых перьев. А могилы, как лабиринт, утягивают все дальше за собой. Оборачиваясь, уже не можешь найти входа, а впереди все невидно конца. Безжизненное эхо доносит до уха горький плач у совсем свежей могилы. Трясущиеся руки поправляют венок, собранный от самых близких. Бережно протирают платком фотографию того, кто навечно застыл с улыбкой. А годы жизни так несправедливо малы. Запах мокрой земли мешается с мерзким запахом воска, чьи горячие капли разъели придорожную листву. И лишь печальный сторож ходит вокруг, собирая брошенные могильниками лопаты. Он окрестит новую могилу, прижимая кепку к сердцу. Как много в последнее время погибает молодежи. Эту дорогу Аня не забудет никогда. Очень долго идти вперед, один раз свернуть направо и снова вперед. Вдоль новых, дорогих могил пройти минут двадцать, и ты приходишь к краю кладбища. Кресты здесь давно накренились, иссохли. Оградки заросли кустами. Эти люди больше никому не нужны. Выделялась среди остальных одна могила, принадлежащая юной девушке. Черно-белая фотография в стеклянной рамке висела на кресте. На большее денег не хватило. От руки написано имя и фамилия, годы жизни насчитывали всего лишь двадцать два. Девчонка с широкой улыбкой и небольшими глазами. «Светлана Сакк» – так ее звали. Анечка опустилась на корточки, поправляя рамку. Салфеткой протерла стекло, брезгливо хмурясь грязи. Это было ее единственное фото сестры, и оно отправилось на ее могилу. Витя стоял чуть позади, убрав руки за спину. Он здесь впервые. Изучал фотографию. У сестер одинаковые улыбки. Но глаза совсем разные. – Детский дом даже не выделил средств на оградку, что уж зарекаться о каменном памятнике, – отстраненно бросила Анна, осматривая прогнивший крест. – Раз умерла собачьей смертью, то и память о ней должна быть соответствующей. Наверно, так они думали. – Я поговорю с Белым. Пару месяцев, и заменим тут все, – Витя говорил серьезно и уверенно, не ставя эти слова под вопрос. Анечка обернулась, подымая голову на спутника. Брови печально поднялись домиком, затряслись. – Если что, это не предложение. Сделаем. Девчонка вновь обернулась к сестре, поджав губы. Ничего время не лечит. Оно лишь помогает забыть, отречься, но стоит ковырнуть эту рану – словно в гное, она начнет жечь и раздражаться. Аня потянулась к сумке, доставая оттуда пакет с конфетами. Шоколадные, вкусные. В детстве они ели такие не часто, но Света всегда приносила сестре хотя бы одну штучку. Отказывалась, когда Аня предлагала, говорила, что не хочет. Конечно же хочет, но ради маленькой Анечки готова отказаться. Сакк младшая положила конфеты перед крестом. Пчелкин подошел ближе, опускаясь на корточки к любимой женщине. Ему не приходилось кого-то терять. Бабушки, дедушки, что остались призрачным воспоминанием из детства, ушли так незаметно, будто их и вовсе не было. Он не знал, какого это – потерять близкого человека. Неужели и вправду можно остаться совсем одним на этой земле, и не иметь ни одного родного. Как страшно, однажды придется хоронить родителей. В последний раз посмотреть на их лица, что целовали тебя, улыбались тебе, называли твое имя. Придется неподвижно стоять и смотреть, как гроб станет опускаться в могилу, а земля беспощадно его скроет. А однажды ты проснешься в своей постели и придешь к осознанию того, что не помнишь, как звучат родительские голоса. – Я рада, что мы встретились, – еле слышно сказала Аня. – Два года назад я думала, что мне нечего терять. Моя жизнь, мой каждый день, он не имеет смысла, – пустой серый взгляд встретился со взглядом голубых глаз. – Теперь, смысл есть. Витя молча взял Аню за ладони, поднимая ту на ноги. Обнял, крепко прижимая к себе. Девушка уткнулась носом в его кофту, прикрывая глаза. По щекам вновь заструились слезы. Какая большая ответственность в его руках. Кажется, жизнь Пчелкина обрела смысл только тогда, когда в ней появилась она. Здесь было очень тихо. Вечерняя Москва влюбляла в себя каждый чертов день. Как загораются огни, как засыпает одна жизнь, и просыпается другая. Люди становились в пробки, понимая, что точно не успеют к началу своего любимого телешоу. Дети выгуливали собак перед сном, с трудом поспевая удерживать поводок. Кафе закрывались, а яркие клубные вывески загорались. Это был вечный механизм, бесконечный поток людей, в котором ты либо становился шестеренкой, либо вылетаешь оттуда, как пробка. А спрятаться от всей суеты можно было лишь в своих четырех стенах. Лишь там можно хотя бы на время остановить эту гонку, передохнуть, вновь набраться сил. Квартира Пчелкиных старших была очень уютной. На полках фотографии с разных годов, стопки книг, географические карты. На кухне всегда стоит пиала с печеньем и конфетами, а на плите варится суп. Комната выросшего сына была закрыта, а за дверью – всегда идеальный порядок. Ане здесь нравилось. Ей нравилось наблюдать за любящими родителями и неловким сыном, который по сей день морщится от материнской ласки. Но Павел Викторович говорил, что Витя это специально, чтобы «покруче» выглядеть перед Анечкой. Папа-Пчелкин был рад, когда сын привел в дом девушку. Конечно, ведь Витя столько месяцев в спешке убегал из дома, а возвращался глубокой ночью, с довольной улыбкой и отпечатками помады на щеках и лбу. Было ясно, что убегает к подружке, но как долго он ее скрывал. А вот Надежда Иосифовна отнеслась к Ане холодно, даже пренебрежительно. Сыну говорить не решилась, но вот Павлу все уши прожужжала про то, что девочка она бедовая, и не под стать сынуле. Отец злился на жену, причитая о том, что это счастье, что сын вообще нашел себе пассию, и уже так долго с ней в отношениях. Конечно, не замечать этого отношения Сакк к себе не могла. Всякий раз, что они ездили в родительский дом, Анечка старалась привозить что-то к чаю, порой даже сама готовила заранее. Надежде Иосифовне привозила цветы,, а с Павлом Викторовичем долго болтала о прошлом, рассматривала потускневшие фотографии в альбоме. С тех пор, как Витя уехал, разговаривать стало не с кем. Не было больше слушателя, которому можно во всех подробностях рассказать, как на самом деле шла Великая Отечественная. И вот, Анечка уже превращалась в «дочурку», в желанную гостью. Надежда Иосифовна чуть придирчиво учила девушку ее фирменным блюдам, как правильно гладить рубашки ее сыну. Но она не учла одного из главных качеств Нюты – всегда улыбаться, согласно кивать и не перечить. Игра велась в одни ворота, и когда Аня взяла лидерство, Надежда сдалась. «Ну как ты можешь! Девочка совсем одна, а такая умненькая, хозяйственная, и Витя с ней счастлив» – причитал Павел. И вот, Надежда стала первой приглашать сына и его спутницу в гости. К зиме мама-Пчелкина даже связала Ане носки, старательно изобразив на них цветочный узор. Наконец, Сакк стала дочуркой не только для папы, но и для мамы. Дверца духовки открылась, и оттуда хлынул жар. Надежда Иосифовна замахала прихватками, пытаясь «выгнать» сильный запах в открытое окно. Аня, резавшая овощи за столом рядом, прищурилась. – Ну и дела, надо менять печь, – протараторила мама, беря противень и вынимая курицу. С момента, когда жизнь Вити и компании поменяла направление, Пчелкин стал часто заявляться к родителям с полными пакетами продуктов. Конечно, тот никогда не признавался, какая именно работа может приносить столько дохода, чтобы позволять себе в обычные дни есть то, что жалко есть даже на праздники. Самым главным для Вити стало то, что родители могут ни в чем себе не отказывать. – Ой, у нас тоже что-то с духовкой, – вздохнула Аня. – Она теперь не жарит, а будто варит. Готовила на днях картошку, достаю, а она даже корочкой не покрылась. – Не умеют делать технику совершенно, – недовольно закачала головой Надежда Иосифовна, перекладывая тушку с противня на блюдо. – Такие деньги сдирают, чтобы мы потом еще больше тратили на починку! Мужчины были в зале. Перед ними – перевернутый стол, с почти отлетевшей ножкой. Павел Викторович достал несколько инструментов из ящичка, попутно командуя сыну «сидеть рядом». Он же теперь гость здесь. Но Пчелкин все равно отобрал у отца отвертку, начиная выкручивать старые шурупы. – У вас-то хоть как, хорошо все? – папа-Пчелкин расселся на полу, спиной облокотившись о диван. – Бать, ну что за вопрос, – в улыбке хмыкнул Витя, вынимая последний шуруп. – Конечно. А разве должно быть плохо? Подай лучше новые шурупы. – Ну это понятно, что плохо быть не может, – шумно вздыхал отец, подавая сыну инструменты. – А свадьба когда? Кольцо хоть купил уже? – Мы пока не планируем, – сухо ответил Пчела, стараясь уйти от ответа. Когда речь заходит о свадьбе, перед глазами Вити начинает вырисовываться одна и та же картина. Аня заходит в подъезд, сама того не замечая задевает леску, та вырывает чеку из бомбы и… – Ну вы не тяните с этим! – хмыкнул Павел Викторович, протирая стеклышки очков рубашкой. – Мы с матерью поможем, чем сможем. – Пап, неси сверло, – устало выдохнул Витя, зачесывая волосы назад. Отец оценил ситуацию, всплеснув руками. В самом деле, чего они за этот стол взялись, лучше бы на кухне поели! – Вы что, еще не починили его? – удивленно спросила Надежда Иосифовна, оказавшись в зале. В руках она держала блюдо с курицей, выложенной на картофеле. Солнце спряталось за горизонт, а значит, квартира Пчелкиных погрузилась в сон. Первый в спальню ушел Павел Викторович, заботливо пожелав семье добрых снов. Долго Надежда Иосифовна не отпускала Анечку с кухни, беседуя о своем, о женском. Несколько раз Витя устало заходил на кухню, всем своим недовольным видом показывая, что намеревается забрать свою девочку из цепкой хватки матери. Это сработало только на третий раз, когда Надежда Иосифовна сама вспомнила о сне. – Аня, захочешь есть, не стесняйся. Все что видишь в холодильнике, то и бери, – повторяла мама-Пчелкина из раза в раз, когда молодые оставались у них дома. – Мамуль, я думаю в сотый раз твоих причитаний она уже точно не будет стесняться, – прикрикнул Витя из некогда своей спальни. – Спасибо большое, – мягко улыбнулась Аня, останавливаясь в проходе в спальню. – Спокойной ночи. – Спокойной! Комната Вити не была большой, но зато в ней не было ничего лишнего. Почти на всю спальню расстилался разобранный диван. У изголовья дивана большое окно, что выходило на длинные, перепутанные дороги и сияющие многоэтажки вдали. Рядом с дверью скромно притаился небольшой шкаф с одеждой, а на стене три полки с книгами и журналами. Корешки потрепаны, листы глянца затерты до дыр. На подоконнике стоял неказистый ночник, светивший теплым, желтым светом. – Мне твой папа дал энциклопедию о народах мира, – девушка с трудом вытащила из-за спины толстенную книгу, и тут же упала с ней на спальное место. Она лежала на диване, уютно расположившись на животе, ее ноги непринужденно были подняты вверх, покачиваясь в такт ее мыслям. Эта поза всегда выдавала ее расслабленность и легкую игривость, словно в этих невесомых движениях ног таилось безмятежное спокойствие и мечтательность. Аня казалась полностью погруженной в свои мысли, весь ее вид излучал то спокойствие, которое приходит, когда мир вокруг кажется простым и понятным. Когда не о чем переживать, не в чем сомневаться. Тонкие пальчики с интересом изучали первые страницы книги, а дата издания, которую уже с трудом можно разобрать, приводила в легкий шок. Витя лежал рядом на спине, раскинув руки. Ему по сей день было странно видеть даму своего сердца в родительском доме, где он сам не так давно еще жил. А тут она, бессовестно разгуливающая в его шортах и майке, лежит на его кровати, так еще и читает книги его отца. Картина эта будто все еще была непривычной, но такой притягательной. – Ого, ну и книженция, – протянул Пчела, растягиваясь в довольной ухмылке. – Аннотацию осилишь? – Бестактный и глупый, – обиженно фыркнула в ответ Аня. – Вообще-то, Павел Викторович дал мне ее на столько, сколько понадобится. Как дочитаю, приеду и верну. – Ну что ты, цветочек, я же шучу, – Витя подпер голову рукой, укладываясь набок в сторону девчонки. – Ну давай, почитай мне первую главу. Введем это в традицию перед сном. Можно было воспользоваться и другой традицией, но заниматься сексом у отца с матерью дома ты не хочешь… – Глава первая! – повысив тон, начала читать Анечка. Кудрявый прыснул со смеху. В детстве Сакк часто ходила в библиотеку, беря для себя книжки. Печатные издания в детском доме были, в большинстве случаев, для совсем маленьких. Аня любила читать о древних Риме и Египте, о космосе, о динозаврах. Более того, она наизусть помнила названия этих здоровенных ящериц и знала, чем они отличаются! Интересно, куда деваются эти знания с возрастом? Наверно, их просто заслоняют собой взрослые дела и проблемы, которые всегда нужно держать в голове. Аня читала неспешно, порой отвлекаясь и удивляясь прочитанному. Витя не смел перебивать. Она водила пальцем по схематичным рисункам, что подкрепляли текст. Страница вновь перевернулась, и боковым зрением дама заметила, как Пчелкин изумленно раскрыл рот. Аня повернулась к юноше, и как оказалось, он вовсе не удивился от прочитанного дамой. Он просто уснул, раззявив рот. Ночник был потушен, книга оказалась рядом с ним. Аня накинула одеяло на уснувшего Витю, что уже лежал на спине. Зарывшись носом в одеяло, девчонка прильнула к парню, прижимаясь к его боку. Привычный утренний шум машин вобрал в себя звук поющего телевизора. Глупая мелодия, что взялась из ниоткуда, верещала на всю квартиру. Витя испуганно вытаращил глаза, вырываясь из сна. Он скинул с себя одеяло, осматривая спальню, залитую солнцем. Пчелкин поднялся на ноги, тихо открывая дверь спальни. В зале стоял Павел Викторович, который почти в панике пытался выключить телевизор, но чудо техники включалось вновь. Отец заметил появившуюся фигуру в помещении и беспомощно развел руками. – Вить, ну не выключается и все! А на экране плясали красивые барышни. Балерины, одетые в белоснежные пачки, перемещались по сцене друг за другом, отрешенно смотря в спины друг другу. Именно в этот самый момент восхитительное «Лебединое озеро» выглядело так пугающе. Из окон послышались крики, ругань. Советского союза больше нет.