cure for pain

«Ты принес мне радость. ты меня разрушаешь. Ты принес мне радость. У меня есть время прошу тебя, поглоти меня, измени меня до самого основания. почему бы не ты?» — «Хиросима, любовь моя» Снова уходит. Вот он был рядом, полный жизни — вот уходит в темноту города. Машины проезжают, люди возвращаются домой, а он уходит. Возвращается ли он домой, или у него вовсе нету дома? Где его дом?... Она хотела бы, чтобы она была его домом. Она хотела бы, чтобы он не уходил, чтобы всей душой принадлежал лишь ей — она не знает, как этого достичь. Как заставить его полюбить ее? Мягкой, всепрощающей любовью, о которой писал Достоевский? Или своей гордостью? Гордостью, сжигающей, которая была бы ответом, зеркалом на его гордость. Как бы она хотела ударить его, как бы он хотел, чтобы она лишила его свободы воли, лишила всех мыслей... Роза никогда не лишала. Хотела, но никогда не действовала. Он плохой человек, она плохой человек, но ему все хватает смелости ее ранить, а она мечется, теряется в утверждениях о любви и нежности. Делает вид, что ей чуждо причинять боль. Флок уходит. Это все, что он делает. Неважно, сколько времени он проведет с Розой, неважно, что она ему говорит, как касается, как выглядит, что слушает, что читает — итог всегда неизбежен. Он, конечно, вновь придет, но цены в этом более нет. Он обидел ее, она вернулась. "Я же верный песик, ты сам знаешь", говорит она, когда снова предает хорошего парня ради этого мудака. "Погавкай", невозмутимо просит Форстер. Месяц расставания для него ничего не значил. Даже сейчас ему необходимо заставлять себя вспоминать все хорошее о ней, чтобы согласиться принять обратно. Она гавкает. Тявкает, виляет хвостиком. Ей все равно, что он не хочет ее, знает, что она не для него, что есть женщины лучше, идеальнее нее. Для себя она давно решила, что эта ненормальная любовь испепелит ее. Так она готова. Освобождение никогда не приходит. Флок никогда не рядом. Роза, на самом деле, тоже, но ему, глупому, рыжему, максималистичному концептуалисту плевать. Ему плевать, что она его копия, он не верит в это. И когда она хватает его за челюсть, когда нависает на плече, когда шепчет, будто в бреду: "Мы одинаковые, как же ты не понимаешь? Ты плохой человек, так и я тоже. Ты эскапист, так и ты тоже. Ты истощаешь себя, так и я. Мы созданы, чтобы гореть вместе." Тогда ему благостно. Тогда он улыбается, когда она, в точности как Иуда, целует его. "Да, целованием любви мы предаем тебя", а потом уходит. Она уходит!..