Шепот будущего

Любая наша победа — это всего лишь отсрочка перед следующей атакой!

Месяцы проходили медленно, оставляя за собой череду тихих, напряженных дней. Совет неустанно работал, методично восстанавливая разрушенную Систему. Планы, сети, секретные пути были собраны в сложный, почти живой организм, подчиняющийся только Пак Сухо и его ближайшим советникам.   Каждый отчет, каждая обновленная диаграмма и каждое зашифрованное сообщение передавались с военной точностью. Технические команды устраняли уязвимости, неисправности и перепрограммировали узлы Системы, заменяя устаревшие компоненты новыми, защищенными слоями сложного кода.   В Тени Правды по-прежнему царило затишье. Спецслужбы не сообщали ни о взломах, ни о новой волне протестов. Враги, казалось, исчезли, ушли в подземные туннели своих баз или потеряли надежду.   Затишье перед бурей? Эти мысли пронеслись в голове Сонмин, когда она просматривала очередной технический отчет, но она быстро отогнала эти мысли. Сейчас важно одно: завершить последний этап подготовки.   Чимин. Его тренировки стали более жесткими и целенаправленными. Теперь он выполняет задания без промедления, оттачивая каждое движение до автоматизма. Под постоянным присмотром Сухо и Сонмин его разум очищался от всего лишнего. С каждым днем Чимин становился тем, кем его хотят видеть: инструментом власти, не задающим вопросов и подчиняющимся приказам.   Речь готовилась и заучивалась им до совершенства. Сонмин лично проверяла каждое слово, интонацию, заставляя его повторять текст до тех пор, пока он не звучал так, словно был высечен из камня. Голос Чимина стал холодным, уверенным, полным скрытой силы. Таким, каким и должен быть голос нового мира.   Каждое публичное заявление было просчитано. Вещание должно было быть безупречным, в закрытой сети, защищенной лучшими программами шифрования. Как бы ни старались враги, они никогда не найдут его. Система стала монолитом, недосягаемым для любого злоумышленника.   Их оружие готово. Оставалось только ждать дня выхода в эфир. Дня, когда Чимин станет представителем нового порядка.   Совет больше не видел в нем человека. Теперь он — всего лишь голос власти, машина в человеческом теле, полностью очищенном от прошлого.

***

Подготовка к трансляции Вещания велась с напряженной концентрацией, присущей только тем, кто создает нечто столь величественное, но в то же время хрупкое и требующее абсолютного контроля. Закрытая зона вещания располагалась глубоко под землей, скрытая от посторонних глаз огромными стальными перегородками и защищенная многоуровневой системой безопасности. Снаружи не было ни окон, ни дверей, только бесконечные коридоры, залитые холодным электрическим светом.   Центральный зал представлял собой стерильное, почти нечеловеческое пространство, лишенное каких-либо признаков жизни. Высокие бетонные стены тянулись вверх, слегка дезориентируя в ярком белом свете прожекторов. Каждый звук шагов, скрип обуви и приглушенное жужжание серверов — эхом разносился по пустоте, придавая этому месту зловещую атмосферу.   В зале находилась сцена, простая и величественная, символизирующая непреодолимую силу. В центре сцены возвышался огромный металлический постамент с пультом управления и камерой, способной передавать изображение на всю страну. Камера оснащена самым современным оборудованием. И ни одно движение, ни один взгляд не останется незамеченным.   В комнате работали технические специалисты, проверяя соединения, коды доступа и каналы передачи. Тонкие линии света на стенах, едва заметные невооруженным глазом, свидетельствуют о сложной сети связи, готовой в любой момент подать сигнал. Проверялись все системы: звук, изображение, защита данных. Все это должно было работать идеально.   На краю комнаты неподвижно, как каменные статуи, стояли охранники Совета. Без эмоций, их лица были пусты, словно отполированные маски.   Вдалеке, за прозрачной стеклянной перегородкой, находилась зона управления. Там Сонмин наблюдала за последними штрихами. Ее взгляд был холодным и профессиональным, но в глазах мелькало нетерпение. Все шло по плану, все системы работали идеально, и теперь оставался только один человек, которого все ждали.   Как только был подключен последний кабель, все системы начали ритмично работать, словно сердце безостановочной машины. Зал наполнился безжизненным мерцанием экранов и ламп, готовых осветить лицо того, кто вот-вот выйдет на сцену.   Чимин.   За закрытыми дверями, в другом месте комплекса, он готовился к своему торжественному выходу. Его руки были аккуратно сложены за спиной, а взгляд оставался невыразительным, сосредоточенным на одной неизвестной точке перед ним. На нем была строгая униформа, подчеркивающая его стройную фигуру и идеальную осанку. Его темные волосы, которые он успел перекрасить за последние несколько месяцев и избавиться от блонда, были уложены так, чтобы придать ему еще больше строгости и уверенности.   Он не помнил, почему оказался здесь. Он не задавал никаких вопросов. Его цель была ясна. Он должен был выйти на сцену, произнести заученную наизусть речь и подтвердить новый порядок.   Зал был готов.   Секунды текли медленно. Весь комплекс словно затаил дыхание, ожидая момента, который изменит судьбу страны. Сухо медленно подошел к сыну, его шаги гулко отдавались в пустом коридоре, ведущем в закрытую зону вещания. Его суровый взгляд упал на прямую осанку парня, оценивая его, как солдата перед боем. Чимин стоял неподвижно, с прямой спиной, словно слившись с холодными стенами этого мертвого места. Его руки были сложены за спиной, пальцы расслаблены, как у человека, полностью контролирующего свои действия.   — Ты готов? — Голос Сухо был низким и неумолимым в своем требовании. Это был не просто вопрос. Это была последняя проверка машины, на создание которой он потратил месяцы.   Чимин медленно обернулся, но его лицо оставалось невыразительным. Казалось, его чувства давно исчезли под давлением бесконечных тренировок и промывания мозгов. В его глазах была ледяная пустота, из которой исчезла даже тень его прежнего облика.   — Готов, — произнес он ровным, почти механическим тоном. — Я сделаю это идеально.   Он удовлетворенно кивнул. В его взгляде светилось нечто близкое к гордости — не отцовской, а гордости творца перед завершением шедевра. Он воспринимал Чимина как результат собственных усилий, как инструмент абсолютной точности.   — Так и должно быть, — сказал он сухо. — Сегодня все начнется. Чимин не ответил, даже не кивнул, продолжая стоять неподвижно, словно слова отца были всего лишь очередным приказом, не заслуживающим никаких эмоций и размышлений.     Сухо некоторое время оставался неподвижным. В наступившей между ними тишине ему казалось, что между ними висит что-то тяжелое, невидимое, но беспомощно давящее на воздух. Он хотел что-то сказать, но сдержался. В этом не было смысла. Все, что можно было влить в сына, уже влилось в него.   Он развернулся и решительно зашагал к выходу, оставив Пака в одиночестве и молчании перед сценой, на которой сияли белые прожекторы. С металлическим лязгом дверь за Сухо захлопнулась, прервав все контакты с внешним миром.   Чимин остался один.   Перед ним открылись огромные двери, ведущие на сцену. Пустой зал был наполнен неестественным светом, которому, казалось, не будет конца. Микрофоны, камеры, экраны — все было направлено на него. В центре сцены мерцала круглая платформа, на которой стояло всего одно кресло — холодный, с металлическими вставками. Похожий на трон безликой фигуры, готовой править, но лишенной чувств.   Чимин сделал первый шаг вперед. Каждое его движение было точным и идеально отработанным, словно его телом управляли невидимые нити. В его голове не было ни сомнений, ни мыслей о прошлом, ни воспоминаний о людях, которые когда-то были важны. Все это было вытравлено препаратами, бесконечными часами изнурительных тренировок и жестокой дисциплины.   Он — идеальный инструмент.   Легкий стук активируемой системы эхом отдавался в его ушах. Все каналы связи, камеры и экраны были настроены на реальное время, готовые транслировать его появление на всю страну.   Он поднял взгляд. Его глаза были темными и пустыми, как бездонный колодец, давно поглотивший все теплые воспоминания и эмоции. Он больше не помнил ни Чонгука, ни Тень Правды. Он не знал, от кого и ради чего хотел убежать. Все эти образы уже давно утонули в глубокой пустоте его разума, заменившись единственной целью — подчиняться приказам.   Сцена ждала. Яркий свет проекторов разрывал темноту пустой комнаты. Камеры начали свою беспрерывную работу, передавая изображение во все уголки Универсиума. Молчание в зале стало почти физически ощутимым, словно сама тишина была частью церемонии, предвестником грядущего закона.   Чимин шел вперед твердым, идеально отработанным шагом. Его сапоги стучали по металлическому полу, звук отдавался в пустоте, словно был единственным проявлением жизни в этом бездушном пространстве. В центре зала возвышался большой подиум с серебряной эмблемой Совета Вестников. Позади нее вспыхивали голубые голографические экраны, на которых вскоре должно было появиться лицо Пака.   Он застыл перед подиумом, сохраняя безэмоциональный взгляд, его руки опустились на холодную поверхность, едва касаясь ее кончиками пальцев. Его взгляд был сурово устремлен на центральную камеру. Зрачки не двигались, а лицо оставалось таким же холодным, словно было высечено из мрамора.     Прямой эфир начался. — Текущие события, а также необходимость обеспечить порядок и стабильность в Универсиуме, привели Совет Вестников к решению, от которого зависит дальнейшее существование нашего общества. — Голос Чимина звучал ровно, с безупречной четкостью, в нем не было ни капли сомнения или колебания. Он был абсолютен.   Пауза. Камеры приближали его лицо, свет усиливался, отделяя от окружающего мира.   — С этой минуты я объявляю Закон Тишины от имени Совета Вестников.  Тишина в зале среди всех работников стала почти оглушающей. — Каждый гражданин Универсиума обязан вступить в контакт с Системой. — Он произнес эти слова с бесстрастной неумолимостью, словно судья, выносящий приговор, который уже нельзя оспорить. — В течение ночи, начиная с одиннадцати вечера и до пяти утра, граждане обязаны принять Закон. Его взгляд оставался твердым. — Отныне и навсегда, никто не имеет права хранить бессмысленные мысли, вести несогласованные беседы и мероприятия без одобрения Системы, если они могут повлечь за собой нарушение Тишины. Ни один мускул на его лице не дрогнул.  — За неисполнение своих гражданских обязанностей информация немедленно будет передана Совету Вестников и может повлечь за собой немедленное изгнание… Его голос прервался, и наступила тягостная тишина. Ни аплодисментов, ни кивков, только бесконечная пустота экрана, готовая проглотить каждое его слово. Он говорил все идеально, точно по заученному сценарию, но с такой холодной уверенностью, словно это была его собственная идея и вердикт миру.   Последний взгляд в камеру. Он медленно поклонился, проведя руками по телу в безупречном жесте преданности Совету. В этом движении не было ни смирения, ни благодарности, просто хорошо отрепетированный жест. Словно он поставил точку в конце документа.   Затем он повернулся и ровным шагом покинул сцену.  Металлическая дверь со щелчком закрылась за ним, изолировав Чимина от мира, который теперь был частью Закона Тишины.   Там, в пустом коридоре, его шаги стали единственным звуком. За огромной металлической дверью Пак Сухо и Сонмин уже ждали Пака. Под слепящим неоновым светом их строгие фигуры выделялись на фоне холодных белых стен коридора. Сухо скрестил руки на груди, его лицо было непроницаемым, но в глазах мелькнул намек на одобрение.   — Отличная работа, Чимин, — произнес он сдержанным голосом. — Ты справился лучше, чем я ожидал. Все прошло идеально. Чимин лишь кивнул, его взгляд оставался пустым, словно похвала отца была обыденным делом, не заслуживающим внимания. Стоявшая рядом с ним Сонмин лишь слегка улыбнулась, скользнув взглядом по лицу парня, словно оценивая его готовность к следующим действием.   — Сейчас мы должны подготовиться к контратаке, которую может предпринять Тень Правды. — Сухо продолжил, его тон снова стал деловым. — Вещание прошло успешно, но они не останутся в стороне. Мы мобилизуем военных, усилим охрану всех важных объектов и задействуем секретные наблюдательные пункты. — Все должно быть подготовлено заранее, — добавила Сонмин, ее голос был мягким, но под спокойной внешностью таилась решимость. — Если они решат действовать, мы не будем застигнуты врасплох. Чимин снова молча кивнул, как будто он был всего лишь частью их продуманного плана. Затем он по привычке повернулся и зашагал вперед по бесконечно длинному коридору. Его шаги гулко отдавались в пустоте, пока голоса Сухо и Сонмин обсуждали дальнейшие детали подготовки.     Он не оглянулся. Ему и не нужно было.

***

На базе Тени Правды царила тяжелая, напряженная атмосфера. Старая, грубая деревянная мебель и тусклое освещение еще больше нагнетали обстановку. Каждый был занят своими делами: Юнги перелистывал файлы с отчетами разведки, Намджун и Тэхен вели небольшой, но напряженный спор о новых местах наблюдения, а Хосок проверял записи скрытых камер.   Внезапно Хосок поднял голову в сторону главного экрана, где на одной из камер Совета он заметил парня, и быстро обернулся в поисках пульта.   — Включите телевизор. Немедленно, — сказал он строгим, почти приказным тоном, которого от него никто не ожидал.   — Что случилось? — спросил Тэхен, нахмурившись, но подошел ближе вместе с остальными.   Когда Юнги беззвучно нажал на кнопку, экран старого монитора вспыхнул, и в комнате воцарилась тишина. Секунда. Две. Вдруг сквозь эфир прорезался знакомый, но холодный и безэмоциональный голос.   «— С этой минуты я объявляю Закон Тишины от имени Совета Вестников…» На экране появился Чимин.   И все замерло. Сидящего на краю потертого дивана Чонгука охватил ледяной озноб, и он медленно встал. Его взгляд упал на экран.   Это был он. Чимин. Но не тот, которого он знал.   Его светлые волосы, что всегда мягко спадавшие на лоб, теперь были темными, уложенными с болезненной аккуратностью. Черты его лица казались резкими, уголки рта напряженными, а глаза… Эти глаза были мертвыми, где не было ни капли жизни, которую так любил видеть в них Чонгук.   — Нет… — едва слышно выдохнул он, шагнув ближе к экрану.   Чимин продолжал, бесстрастно произнося слова о контроле и законе. Его голос звучал безупречно, ровно, холодно и без эмоций.   Ни намека на прежнего Чимина. — Это не он… — хрипло произнес Чонгук, а кулаки его сжались до боли. — Это… не может быть он… Но это был он. Чимин. Его Чимин.   Все парни стояли рядом, не говоря ни слова, ошеломленные внезапным появлением того, кого они считали потерянным. Каждый из них чувствовал тяжесть увиденного и услышанного. Но никто так сильно не ощущал это, как Чонгук.   — Они сломали его… — прошептал он, ударив кулаком по деревянному краю стола, оставив глубокую вмятину. — Они сделали из него марионетку… Но даже в своем разбитом и чужом облике он оставался Чимином. И Чонгук поклялся вернуть его, чего бы это ему ни стоило. Все словно замерло после того, как Чимин произнес последние слова Закона Тишины. Воздух стал тяжелым и наполнился напряжением, от которого невозможно было дышать.   Чонгук стоял перед старым телевизором и смотрел на погасший экран. Его грудь вздымалась и опускалась, когда невыносимые крики преследовали его, разрывая изнутри.   — Чонгук… — с осторожностью окликнул его Намджун, делая шаг вперед.   Но было слишком поздно. В порыве ярости Чонгук ударил кулаком по ближайшему металлическому столу. Тяжелая конструкция с глухим звуком влетела в стену, опрокинув стопку бумаг и сломав несколько стульев.   — Они… забрали его… — голос Чонгука дрожал от гнева, что буквально обжигал его изнутри. Кулаки сжимались, а суставы побелели от напряжения. — Они… убили его… Настоящего Чимина.  Он схватил первый попавшийся ящик с инструментами и с яростным криком швырнул его через всю комнату. Удар был таким громким, что стены задрожали. А гаечные ключи и разбитые детали рассыпались по полу, как горькие слезы.   Юнги тут же придвинулся ближе, пытаясь что-то сказать, но его голос заглушил звук еще одного удара. Чонгук опрокинул тяжелую полку так, словно она ничего не весила.   — Чонгук! Остановись! — вскрикнул Хосок, но его слова не достигли сознания друга.   Гнев, боль, отчаяние и чувство вины. Все это смешалось в разрушительном вихре внутри Чонгука. Он не мог смириться с этим. Он потерял Чимина. Потерял его полностью.   Он не успел… Он не спас его… Чонгук рухнул на колени среди обломков и старых проводов. Его руки сжимали голову, а плечи сотрясались от затрудненного дыхания. Взгляд был полон ненависти к себе, к Совету, к Сухо. Ко всем тем, кто позволил его Чимину стать бездушным вестником Закона Тишины.   — Я… должен был найти его… Я… обещал… — пробормотал он, его голос сбился на хриплый шепот.   Намджун и Тэхен подошли к нему, готовые остановить его, если он снова сорвется, но вместо этого Чонгук просто сидел, опустив голову. Его руки тряслись и кровоточили от ударов, но он не обращал на них внимания.   — Мы вернем его… — с твердостью в голосе произнес Юнги, встав рядом. — Он все еще где-то там. Живой. Но для Чонгука этих слов было недостаточно.  Все внутри кричало в агонии. Эта разрушающая пустота разрывала его на части, и он жаждал только одного: отомстить. Он не хотел ничего, кроме как вернуть Чимина. Даже если для этого придется сжечь весь этот мир дотла.

***

База Тени Правды была окутана зловещей тишиной. Разбитые полки, осколки экранов и разбросанные инструменты говорили о том, что несколько минут назад здесь прошел разрушительный ураган. Воздух в помещении был наполнен напряжением, гневом и отчаянием.   Старая металлическая дверь со скрипом открылась. На пороге появился Сокджин и затаил дыхание, разглядывая помещение. Его взгляд упал на сломанную мебель, темные следы от ударов на стенах и разбитое оборудование, которое когда-то было сердцем базы. Он ничего не сказал, но его губы слабо дрогнули.    Тишина была тяжелой. Казалось, само время остановилось, застыв в руинах. Лишь негромкий звук шагов эхом разносился по пространству. Сокджин прошел дальше, остановившись перед остатками центрального стола для совещаний, где когда-то проводились самые важные встречи. Теперь он лежал на боку, искореженный, словно он устал безнадежно нести свою ношу.   Намджун стоял в стороне и хмурился, глядя на разрушенную базу, словно виня себя за то, что допустил это. Рядом с ним сидели Хосок с Тэхеном, беспомощно прислонившись к стене, а в их глазах читалась безграничная усталость. Юнги прислонился к сломанной полке и вытирал грязные руки, скрывая горечь от случившегося за ледяной маской.   Сокджин не задал вопросов, но его глаза требовали объяснений. Он ждал.   Не поднимая взгляда, Намджун произнес, казалось, борясь с тяжестью своих слов: — Было вещание… Чимина.   Слова повисли в воздухе, словно эхо чего-то необратимого. Сокджин моргнул, словно пытаясь осознать сказанное Кимом, но выражение его лица оставалось неуловимым. Медленно он перевел взгляд на разбитый телевизор, в котором некоторое время назад, возможно, отражалось то, что осталось от Чимина. Не нужно было ничего объяснять дальше. Сокджин понял все сразу.   Тот, кого они искали, за кого боролись и обещали спасти, оказался вне пределов досягаемости. Они опоздали. И он жалеет, что не сказал раньше о том, где находится Пак.  Словно обреченные герои выгоревшей легенды, они стояли среди руин своих надежд. Среди обломков того, что должно было стать их убежищем, но стало отражением их собственного бессилия.   Сокджин провел рукой по сломанной рации на ближайшем столе, словно пытаясь стереть с нее несуществующую пыль. Пальцы дрожали, но он быстро убрал руку, не позволяя себе испытывать ни малейших эмоций.   Все эти месяцы борьбы… Все надежды, которыми они дорожили… Были разрушены холодной и безэмоциональной речью Чимина, из уст которого прозвучал безжалостный указ, сделавший его чужим.   Но в глубине души Сокджин знал, что борьба еще не окончена. Пока они могли дышать, пока они были здесь, среди руин своего мира, оставалась надежда. Даже если он дрожит, как слабое пламя свечи на ветру. Чонгук лежал на полу, его тело расслабилось, словно лишившись всех сил. Он казался безжизненным, охваченным отчаянием, но в глубине его взгляда все еще горела яркая искра жажды мести. Глаза его были прищурены, и он из последних сил пытался собраться с силами, чтобы заговорить. Он не двигался, не вставал с земли, но говорил тихо. Тяжелым и приглушенным голосом, слова которого, казалось, проникали в самые души всех, кто его слышал. — Намджун, подготовь войска. Юнги, отправь послание. В его словах не было крика, гнева или отчаяния, как можно было бы ожидать от человека, находящегося на грани. Это были спокойные, почти безэмоциональные слова, но в них чувствовалась решимость, которую невозможно было не заметить. Намджун, стоявший рядом с ним, слушал с непередаваемым выражением лица, словно слова пронзили его до глубины души. Он хотел что-то сказать, но промолчал, не в силах даже выразить нахлынувшие эмоции. Он кивнул и пошел готовить войска, потому что знал, что Чонгук прав. Времени на раздумья у них не было. Юнги молчал, но его глаза заблестели, когда он услышал слова Чона. Он молча направился к компьютеру, чтобы подготовить послание, которое будет видеть каждый с Совета.  Чонгук по-прежнему лежал на полу, но взгляд его был тверд и сосредоточен. Он больше не мог видеть разрушенные стены, обломки и трудности, которые его окружали. У него был только один путь: месть, которая обещала освободить его от всего, что отнял у него Совет Вестников. — Мы объявляем войну Совету Вестников, — добавил он почти шепотом, но слова в этом голосе прозвучали так мощно, что, казалось, весь мир вокруг них остановился. В этих словах не было никаких сомнений. Это был момент, когда все было решено. И когда ни одна сила не могла уже остановить их ход.