Шепот будущего

Заканчивая долгие переговоры среди глубокой ночи, Тэхен подошел к Чимину и, глядя на него с мягкой улыбкой, сказал: — Пойдем со мной. Ты пока поживешь у нас с Хосоком. Это будет самое безопасное место на ближайшее время. Чимин, немного успокоенный происходящим, кивнул и последовал за другом. Остальные ребята стали расходиться, Намджун и Юнги отправились домой, чтобы отдохнуть перед следующими серьезными заданиями. Только Хосок и Чонгук остались на базе, обсуждая планы. Когда Чимин и Тэхен ушли, Хосок, слегка прищурив глаза, посмотрел на Чонгука.  — Что у вас происходит с Чимином? Вы двое сегодня максимально странные. Я это заметил, как только мы пришли. Мужчина улыбнулся, делая вид, что ему все равно, но в его глазах читалось легкое беспокойство. — Ничего такого, — сказал он, уклоняясь от ответа. Но Хосок, не удовлетворившись таким оправданием, продолжает: — Да ладно, я же не слепой. Более того... — Он сделал паузу, указывая на стоящий неподалеку мусорный бак, в котором виднелась упаковка использованного презерватива. — Я нашел кое-что, что говорит само за себя. Чонгук посмотрел на него, и в его глазах промелькнуло нечто среднее между раздражением и смущением. — Это не твое дело, Хосок, — сказал он. — Не лезь в это.  Но Хосок только рассмеялся, явно наслаждаясь тем, что сумел задеть Чонгука. — Ну, знаешь... Просто удивительно видеть, как ты с Чимином... ну, сам понимаешь. Чон лишь тяжело вздохнул, не желая дальше поддерживать разговор, и отвернулся. Хосок, заметив напряжение друга, решил не оставлять эту тему так просто. Он слегка наклонил голову и с усмешкой добавил: — Знаешь, Чонгук, я не ожидал от тебя такого. У тебя же есть девушка, — улыбнулся он, явно наслаждаясь его реакцией. Чонгук резко обернулся, его глаза потемнели от злости. — Я не гей, Хосок, — грубо отрезал он. — Это был один раз, и больше не повторится. Тем более, Чимин сын Пак Сухо, и все это... не правильно. Его голос был твердым, но в нем чувствовалась неуверенность, будто он пытался убедить не только Хосока, но и самого себя. Хосок слегка приподнял бровь, колеблясь с ответом, но потом заговорил снова: — Ладно, ты не гей... Сделаю вид, что верю тебе. А как же тогда твоя девушка? — Он с интересом посмотрел на Чонгука. — Тебе не кажется странным, что она так внезапно исчезла? Ты же с тех пор ни разу о ней не говорил. Что это значит? Чонгук на мгновение замер от такого вопроса, а затем, нахмурившись, ответил: — А что не так? Она уехала из города с родителями. Мы по-прежнему на связи, так что все под контролем. Хосок слегка кивнул, но что-то в его глазах говорило о том, что он не совсем верит его словам. Он осторожно продолжил, уже более мягким тоном: — Тебе не кажется, что это как-то связано с тем, что произошло тогда? На Вещании. Ты ведь помнишь тот момент, когда все пошло не по плану? — Он сделал паузу, чтобы дать Чонгуку осмыслить свои слова. — Кто-то стрелял в Чимина и промахнулся. И учитывая все, что произошло, я не могу не думать, что это как-то связано с твоей девушкой. Чонгук нахмурился еще больше, его тело напряглось. Его глаза вспыхнули от напряжения, когда он наконец понял, к чему клонит Хосок. — Думаешь, это была она? — с вызовом спросил мужчина, но в его голосе уже не было прежней уверенности. Хосок вздохнул и аккуратно продолжил: — Я лишь хочу сказать, что она исчезла очень странным образом. И она не появлялась с тех пор, как наш план провалился. Чонгук задумался, стараясь не подозревать свою же девушку раньше времени. Ему нужно узнать у нее лично или же найти любым способом человека, который тогда мог увидеть, кто стрелял.  Когда Хосоку позвонил Тэхен, он не заставил себя долго ждать. — Мне нужно идти, Тэхен просит помочь с гостевой комнатой для Чимина. Вроде бы все почти готово, но они никак не могут закончить, — улыбнулся он, вставая с дивана. — Подумай над моими словами. Чонгук лишь кивнул, не пытаясь его остановить. Когда Хосок ушел, в комнате воцарилась тишина, прерываемая только его собственными мыслями. Он сел на край дивана и уставился в пол, мысленно перебирая события последних дней. Перед глазами промелькнули моменты, проведенные с Чимином. Но они цепляли его сильнее, чем он ожидал. Этот парень был не просто частью плана — в нем было что-то другое, чего Чонгук не мог понять. То, как Чимин обнял его, когда они снова встретились после долгого отсутствия. Он почувствовал странную близость. А сам он почему-то не отстранился. Чонгук вспомнил его лицо — чистые и тонкие черты, словно слеплены с особой тщательностью. Этот чертов Чимин был слишком красив, и это злило его. А злило потому, что он не должен был этого замечать.  Он также знал, почему Чимин пропал на долгое время. Его помощник в Совете, с которым он поддерживал связь о планах Тени Правды, сообщил обо всем: отец Чимина устроил полный контроль над ним. Но даже сегодня Чонгук продолжал срывать на нем злость, словно забыв, что у Пака не было другого выхода. Он помнил, как вышел из себя, как отдалился от него после того момента, когда они провели время вдвоем. И это должно было стать просто маленькой ошибкой и разовой слабостью. Но парень зацепил его гораздо глубже, чем он себе позволял признать. Чонгук, все еще сидевший на краю дивана, вернулся к тому, что все еще удерживало его на тропе борьбы: к Тени Правды и ее планам. Он должен был сосредоточиться на главной цели, а не на личных разногласиях или эмоциях, которые так внезапно возникли. Он думал о своих родителях, вспоминая, почему все это началось — ради памяти о них, ради справедливости, ради уничтожения Системы, которая отняла у него семью. Вот уже пять лет он преследует эту цель, сражаясь с Системой, которая контролирует все и вся, подавляя любые попытки восстания. И теперь, когда они готовились сделать следующий важный шаг, передать следующее сообщение, он не мог расслабиться. Мысли о восстании и планах вновь заполнили его разум. Он знал, что ставки на этот раз высоки, особенно после того, как отец Чимина заявил о своей готовности объявить войну. И они не могли оступиться. Судьба многих людей была в их руках, а для этого необходимо забыть обо всем личном. Чонгук бросил взгляд на окно. Он знал, что не может сбиться с пути. Он знал, что их борьба — это его долг. Перед родителями, перед теми, кто уже погиб в этом чертовом мире.

*** флешбек ***

В мире, где вся власть принадлежит Совету Вестников, каждый с детства знал, что его жизнь — лишь механизм для служения величию Совета. Чонгук родился в семье, где верность этому режиму была законом. Его мать и отец были высокопоставленными слугами Совета, и их долг защищать его интересы определял все — от их мыслей до движений. Как и тысячи других, они верили в Законы Системы.  Чонгук рос в строгой обстановке и, как и его родители, был воспитан скрытным и бесстрашным. Отец редко бывал дома, его работа заключалась в подавлении восстаний в отдаленных районах. Его мать отвечала за то, что официально не разглашалось: она возглавляла отряды, которые отлавливали и перевоспитывали тех, кто осмеливался критиковать Совет. Когда Чонгуку исполнилось восемнадцать, ему впервые разрешили принять участие в миссии. Ему поручили сопровождать мать в рейде по поиску ненавистника Системы. Официальные источники внушали людям, что эти люди пытаются уничтожить цивилизацию и вернуться к хаосу прошлых столетий. Но Чонгук колебался. В рассказах матери и отца было что-то тревожное, скрытое за их холодной уверенностью. Во время миссии Чонгук увидел девушку своего возраста, которую считали предательницей и предводительницей противников. Она не сопротивлялась, но смотрела на него глазами, в которых была странная смесь смирения и гордости. Он хотел отвернуться, выполнить приказ и не думать о ней, как его учили. Но вдруг она заговорила спокойным, но твердым голосом. — Совет боится нас, потому что мы помним правду. Когда вы все откроете глаза, то поймете, как сильно они вас обманывали. Ее слова были как заноза в его голове. В ту ночь Чон не сомкнул глаз. Он снова и снова прокручивал в голове ее слова. Разве Совет не наводит порядок? Разве его родители не служили самому благородному делу? Но он не знал ответа. Через несколько дней отец вернулся из нового похода и впервые за долгое время собрал семью за обеденным столом. Что-то изменилось в разговоре. Отец говорил сдержанно, но в его голосе чувствовалась усталость, которой Чонгук раньше не замечал. После трапезы парень смело спросил:  — Отец, что происходит за пределами? Почему люди не доверяют Совету? Отец на мгновение замер, глядя на сына с выражением боли и отчаяния. — Мы верим в то, во что должны верить, Чонгук, — сказал он. — Но если мы перестанем это делать, все рухнет. Этот ответ шокировал Чонгука. Он осознал, что даже его родители не могли до конца верить в то, что защищали. В их глазах промелькнуло то, что скрывалось за строгими приказами и железной дисциплиной, — страх перед правдой, которую они отвергали в пользу иллюзии стабильности. На следующее утро мать застала его смотрящим в окно, где на горизонте виднелись далекие руины старого мира. Она положила руку ему на плечо, но голос ее был холоден. — Ты должен сделать выбор, — заявила она. — Мы не можем позволить себе колебаться. Либо ты останешься и будешь верно служить Совету. Либо... Она не договорила, но Чонгук понял, что это значит. Заглянув в глаза матери, он увидел, что она уже сделала этот выбор много лет назад. Но сейчас, стоя перед ним, она ждала его решения. С этого момента в глубине его души началась борьба. Чон осознал, что его родители служат Системе, которая жестоко обращается с людьми и искажает реальность. Но сможет ли он вырваться из этой жизни и воспитания, которое получал с детства? Сможет ли он разрушить мир, созданный его родителями? Он понимал, что Совет Вестников может подавлять сопротивление, но никогда не смогут ответить на главный вопрос Чонгука, что так сильно его тревожил: Что если этот построенный мир вовсе не свобода, а тюрьма?  Шли годы. Чонгуку было уже двадцать восемь, и его жизнь ничем не отличалась от жизни других из Совета Вестников. Он носил ту же форму, выполнял те же приказы, что и его родители. Совет следил за каждым его шагом, но все уже привыкли к такому надзору. Как и в детстве, он знал, что каждая его мысль, каждое движение контролируются. Но что-то внутри него давно изменилось. Он знал, что больше никогда не сможет доверять Совету. Слова девушки, которую схватили десять лет назад, навсегда запечатлелись в его памяти. Сомнения росли, но Чонгук молчал. Он притворялся верным слугой, потому что знал: если Совет узнает, о чем он думает, его уничтожат. Все вокруг него было наполнено страхом разоблачения. Восстание, о котором так часто говорили, было жестоко подавлено, и никто не мог бросить вызов режиму. Но в последние годы произошло нечто еще более странное: его родители, прежде такие преданные и требовательные, стали другими. Все чаще и чаще они возвращались в свой старый дом, туда, где начиналась их карьера, туда, где Совет вырастил их верными слугами. Это место было почти забыто: руины старых заводов и лабораторий, где теперь жили только старики и изгои. Чонгук заметил перемену. Они возвращались домой поздно, молчаливые, но с новым блеском в глазах, который он не мог объяснить. Однажды вечером, когда его отец и мать готовились снова отправиться в старый дом, Чонгук резко спросил:   — Почему вы так часто туда ходите? Что вы ищете в руинах? Они обменялись взглядами, словно ожидая вопроса. Отец тяжело вздохнул и медленно произнес: — Некоторые люди оттуда до сих пор помнят, каким был мир до Совета. Они не прогнулись под его тяжестью. Когда мы служили Совету, мы думали, что служим истине. Но Совет — это ложь.   Мать, стоявшая рядом с отцом, добавила: — Мы верили, что порядок лучше хаоса, но в этом порядке не было свободы. Совет боится правды и уничтожает тех, кто ее знает. Чонгук находился в состоянии шока. Он понял, что его родители изменились. Они давно предали Совет, но никто об этом не знал. Они откровенно говорили с ним об этом, как будто понимали, что он уже давно не на стороне режима. Его сердце бешено колотилось. — Тогда почему вы ничего не говорите? Почему вы не уйдете? — Он задал этот вопрос, но знал, что ответ будет сложнее, чем он предполагал. — Потому что если мы уйдем, они нас найдут. Совет повсюду, — негромко ответил отец. — Но у нас есть время. И возможность подготовить тех, кто может сражаться. Именно в старых районах мы встречаем тех, кто еще помнит о свободе. Мы готовимся к тому, что рано или поздно Совет рухнет. И когда придет время, мы должны быть готовы. Чон чувствовал, как дрожит его тело. Все, что он знал, и чему учили, рушилось на глазах. Его родители, которых он считал воплощением власти Совета, оказались предателями Системы. Но он не мог осуждать их, потому что понимал, что согласен с ними. Он давно чувствовал, что в сердце Совета таится гниль, а свобода — лишь иллюзия, созданная для того, чтобы держать всех в рабстве. В этот момент Чонгук принял молчаливое решение. Он не предаст своих родителей. Более того, он не стал противиться тому, что уже давно зрело в его душе. Он станет частью их плана, частью чего-то большего, чем простое повиновение режиму. Последующие месяцы стали для Чонгука периодом двойной жизни. Днем он продолжал работать, скрывая свои сомнения за маской лояльности. По ночам он вместе с родителями ходил в старый квартал, чтобы встретиться с теми, кто тайно боролся за свободу. Он впервые узнал, что за барьерами Совета есть другие земли, куда еще не проникла власть, где люди живут по-другому. Он слушает истории о свободе, о жизни без контроля. Однажды на одной из таких встреч Чонгук встретил ту самую девушку, которую они арестовали десять лет назад. Она повзрослела, но в ее глазах по-прежнему светилась уверенность. Теперь она была лидером в своем старом районе. — Я знала, что однажды ты узнаешь, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Теперь тебе предстоит решить, на чьей ты стороне. Чонгук молчал, но решение уже давно было принято. Он знал, что, когда придет время, он предаст Совет, как и его родители. В глубине души он уже предал его. Через несколько месяцев случилось то, чего Чонгук боялся больше всего. Совет Вестников внезапно получил сообщения о растущем сопротивлении в старом районе, и слухи распространялись быстрее огня. Чонгук знал, что рано или поздно этот момент наступит, но все же надеялся, что можно выиграть время. Его родители продолжали вести двойную жизнь, но казалось, что их шаги становятся все более неосторожными. Это был день конференции, на которой собрались высокопоставленные члены режима, чтобы обсудить внутренние угрозы и новые меры по укреплению порядка. Чонгук был одним из молодых офицеров, впервые присутствовавших на совете, и он чувствовал тревогу, витавшую в воздухе. В зале царила странная атмосфера — нервное напряжение, смешанное с ожиданием чего-то необратимого. На совете присутствовал сам Пак Сухо, глава Совета Вестников, человек, обладающий абсолютной властью. Его лицо всегда оставалось непроницаемым. Он редко говорил, но его слова звучали в сердцах людей как приказ о беспрекословном повиновении. Чонгук сидел среди всех членов Совета и старался не волноваться, когда на сцену вывели двух человек — его родителей. Сердце парня сжалось. Увидев их, он сразу понял, что их разоблачили. Серые, изможденные лица его матери и отца не выражали страха, но в их глазах, когда они смотрели на сына, было что-то глубокое и безмолвное — как будто прощение. Они знали, что это конец. Оба находились под охраной, их руки были скованы наручниками за спиной, но они были удивительно спокойны, будто давно смирились со своей участью. Раздался голос одного из Совета: — Два человека, десятилетиями служившие Совету, оказались предателями. Они вступили в сговор с сопротивлением и помогали укрывать опасных врагов режима. Их преступления доказаны.  Эти слова ударили как тяжелый молот. Никто в зале не осмелился ни слова сказать. Всем известно, что единственным наказанием за измену является смерть. Чонгук почувствовал, как по его спине струится холодный пот. Его парализовало, и он не знал, что делать. Он не мог встать, не мог произнести ни слова. Если бы он произнес хоть что-то, его бы разоблачили вместе с родителями. Ему пришлось сидеть молча, как и всем остальным. В этот момент Пак Сухо, который до этого момента молча наблюдал за происходящим, слегка поднял руку, и все замерли. Их взгляды были устремлены на него. — В предательстве нет пощады, — спокойно сказал Сухо, а в его глазах сверкнула ледяная пустота. — Законы Совета на первом месте. И те, кто нарушил хоть один из них, не заслуживают пощады. Чон не мог поверить в то, что происходит на его глазах. Он знал, что его родители были суровыми и сильными людьми, но сейчас они молча стояли рядом, ожидая приговора. Сухо медленно кивнул и сделал жест. Военные тут же исполнили приговор. Один выстрел. Второй. И глухой стук тел, упавших на пол, разорвали тишину зала. Все произошло так быстро, что Чонгук едва успел осознать, что его родители мертвы. Он не мог кричать, не мог даже дышать. Его горло словно зажало в тисках. Он сидел молча, глядя на их тела, но в глубине души все рушилось. Это была не просто потеря, это был конец жизни, какой он ее знал. Глава Совета Пак Сухо бросил короткий взгляд на Чонгука. На миг ему показалось, что их глаза встретились. И в этих безжизненных глазах мужчины было что-то, что заставило его сердце сжаться сильнее. Он знал, что Чонгук уже давно предал Систему. Но ничего не сказал. Он просто молча вернулся к своим делам, словно ничего не произошло.  Конференция продолжалась.  Чонгук поднялся со своего места и вышел, стараясь не привлекать к себе внимания. Каждый его шаг отдавался эхом в пустой душе. Его родителей больше нет, но их идеи — свобода, за которую они боролись, теперь жили в его сердце. Он понимал, что это больше, чем просто сопротивление Совету. Это была его ответственность. Его родители отдали свои жизни за него, и он больше не мог оставаться в стороне. Его страх исчез. Теперь остается только месть и борьба за правду, за которую его родители были убиты. Чонгук покинул зал, стараясь скрыть бушующий внутри шторм. Он шел по бесконечным коридорам, механически вышагивая, не замечая лиц и взглядов окружающих. Все его существо пребывало в оцепенении. Он не мог понять, как можно сидеть в зале и молчать, как можно просто наблюдать, не двигаясь с места. Он чувствовал себя предателем самого себя и своих родителей, которых только что казнили на его глазах. Когда он наконец оказался за пределами здания Совета, ноги сами понесли его к лестнице. Он медленно сел, чувствуя, как в груди поднимается невыносимая тяжесть. Все, что он держал в себе все это время. Эмоции, раздиравшие его душу, больше не сдерживались. Горло сжалось, а дыхание стало прерывистым, и он разрыдался, зарывшись лицом в ладони. Слезы текли непрерывно, вырываясь из глубины его души. Ему было все равно, видит ли его кто-нибудь. Все кончено. Его мир рухнул, и то, что раньше было важно — прятаться и притворяться, больше не имело значения. Он был один. Его родители погибли, и никто больше не мог понять его горе. Внезапно он почувствовал чье-то присутствие рядом. Тихий, но настойчивый голос прорвался сквозь глухую пелену боли: — Все будет хорошо. Ты не один.  Чонгук не сразу понял, что говорили ему.  Он поднял голову и увидел девушку, присевшую рядом с ним. Ее лицо было мягким и полным сочувствия. Она смотрела на него с теплотой и пониманием, которые привели его в замешательство.  — Кто… кто вы? — тихо спросил он, пытаясь стереть слезы с лица. — Сонмин, — представилась она, протягивая руку. — Я видела, что случилось. Я знаю, что ты расстроен, но ты все еще не один. Он не сразу взял ее руку. Эти слова казались пустыми, а утешения — бесполезными. Но ее присутствие словно растворило невыносимую пустоту, которую он ощущал. Чонгук не понимал, почему эта девушка решила подойти к нему в такой момент, но не мог сдержать слез. — Они были моими родителями, — слабо прошептал он, чувствуя, что наконец-то говорит это. — Я видел, как их убили... Я ничего не сделал. Я просто сидел как трус. Сонмин молча кивнула, ее взгляд оставался мягким, без осуждения.  — Иногда мы не можем изменить то, что случилось, — ответила она. — Но мы можем решить, что делать дальше. Совет забрал твоих родителей, но ты все еще здесь. То, что ты сейчас чувствуешь, очень важно. Ты должен пройти через эту боль, чтобы найти в себе силы продолжать жить и действовать. Чонгук смотрел на нее сквозь слезы, не понимая, откуда у нее такая уверенность, но ее слова нашли в нем отклик. Он чувствовал себя на грани, но Сонмин не дала ему упасть. Она присела ближе к нему, и Чон почувствовал ее руку на своем плече. Ее прикосновение было теплым, как будто она хотела разделить с ним свое горе. — Ты знал, что они сделали правильный выбор, — говорила она низким голосом. — Они боролись за правду. Теперь настала твоя очередь. Но сначала нужно избавиться от боли.  Чонгук закрыл глаза, чувствуя, как поток слез постепенно утихает. Ему все еще было больно, но слова Сонмин помогли ему. Она говорила не как незнакомец и не как человек, который просто хочет утешить. В ее голосе звучала искренность, как будто она сама прошла через нечто подобное. Они сидели на холодных ступеньках здания Совета, и мир вокруг словно остановился. Чонгук чувствовал, как выравнивается его дыхание и немного облегчается тяжесть на сердце. Он не знал, кто эта девушка и почему она здесь, но в тот момент ее присутствие стало для него спасением. И последующие годы, она помогала ему держаться на плаву, оставаясь всегда рядом. До определенных дней…

*** конец флешбека ***

Чонгук едва успел сомкнуть веки, как его охватила усталость. Он заснул прямо на диване на базе, его мысли все еще были заняты планами и воспоминаниями, но тело сдалось после нескольких дней напряжения. В тишине комнаты было слышно только его ровное дыхание, пока не послышался странный шелестящий звук. Едва слышный звук открывающихся ящиков заставил его напрячься. Чон ненадолго открыл глаза, но промолчал и попытался прислушаться. Звуки стали отчетливее, когда кто-то медленно перебирал бумаги, стараясь делать это как можно тише. Он нащупал рядом с собой маленькую лампу и осторожно включил ее. Свет мягко осветил комнату, и перед ним появилась Сонмин, что стояла к нему спиной с документами в руках. Она на мгновение замерла, явно не ожидая, что ее поймают. Чонгук, все еще лежавший на диване, уставился на нее, не веря своим глазам. — Что ты там делаешь? — Его голос звучал хрипло, но спокойно. Сонмин медленно обернулась и взяла бумаги в руки. Лицо ее было неподвижно, но в глазах мелькнула паника. Чонгук поднялся с дивана, не сводя с нее глаз. Он контролировал свои движения, хотя уже закипал от злости. В свете лампы фигура Сонмин выделялась из полумрака, и напряжение в воздухе стало почти осязаемым. — Отвечай, блять, — голос его был тверд и холоден как лед. — Что ты здесь делаешь? Сонмин медленно выдохнула, оценивая свои шансы, но поняла, что выхода у нее нет. Ее взгляд стал странно спокойным, как будто все происходящее было спланировано. —Хорошо, что ж, наконец-то... — начала она, и в ее голосе прозвучало почти облегчение. — Я ждала этого момента, Чонгук... И если быть честной, я все время оставалась с Советом. Я... Я всегда была на их стороне, — продолжала девушка. — Когда я тогда тебя встретила, рыдающим на лестнице, после смерти твоих родителей, так было нужно для Системы.  Ее слова поразили его, как удар грома среди ясного неба. Внутри Чонгука все закипело. Он подошел ближе и сжал кулаки. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, хотя внутри уже знал ответ. Именно это объясняло ее странное поведение и исчезновение.  Сонмин, собрав бумаги в руках, сделала шаг назад, словно рассчитывая на расстояние между ними. Она смотрела ему прямо в глаза, на ее лице не было ни страха, ни раскаяния. — Изначально я была с вами, Чонгук, — твердо сказала она. — От меня лишь требовалось наблюдать за Тенью Правды и докладывать Совету. Он замолчал и позволил ее словам течь сквозь него, каждое предложение, казалось, приковывало его к месту. — Получается… ты выстрелила в Чимина? — Он выдавливал слова сквозь стиснутые зубы. Сонмин на мгновение замолчала, но потом кивнула, словно испытывая облегчение от того, что все выяснилось. — Да, это была я. Мне пришлось. Совет подозревал, что Тень Правды готовится к чему-то. Я не могла допустить, чтобы все пошло по их плану. Чонгук стоял в ступоре. Догадки Хосока подтвердились. Пытаясь связать ее слова с реальностью, и понять, как человек, которого он знал и доверял, мог предать их так хладнокровно. Его кулаки побелели от напряжения. — Чонгук, ты не понимаешь, — продолжила Сонмин более спокойным голосом, но с непоколебимой уверенностью. — Совет готовился уничтожить Тень Правды. Если бы я тогда не выстрелила в него, они бы сделали это сами, но гораздо более жестоким способом. Я пыталась спасти его. Чонгук не смог подавить свою ярость. Ее слова эхом отдавались в его голове, но не могли погасить внутренний огонь. Он подошел ближе и грубо схватил ее за плечо. — Пыталась спасти его? — голос мужчины дрожал от гнева. — Ты выстрелила в него, Сонмин. И разрушила наш план! Девушка не дрогнула, ее глаза горели странной смесью решимости и сожаления. — Если бы я этого не сделала, Совет нашел бы вас раньше. Это был единственный выход. — Единственный выход? — Чонгук почти закричал, но отпустил ее. — Ты предала меня! И нас всех! Он сделал шаг назад, его грудь тяжело вздымалась и опускалась. Сонмин, видя его гнев, спокойно продолжила: — Я все еще могу помочь. Совету известны ваши планы, но они знают не все, благодаря сам знаешь кому. Но я могу помочь изменить ход событий. Чонгук уставился на нее. Каждое ее слово звучало как яд. Он продолжал смотреть на Сонмин, а его лицо было искажено гневом и болью. Она стояла перед ним, словно все, что было сказано, не имело для нее значения. Все эти слова о предательстве, о ее роли в совете, о том, что она выстрелила в Чимина, звучало как факты, лишенные каких-либо эмоций. Он больше не мог этого выносить, а ее спокойствие словно подливало масла в огонь.  — Знаешь что, Сонмин? — его голос был низким. — Все кончено. Все это. Между нами. Он отпустил ее, словно сбрасывая с себя ношу, которая тянула его вниз. Он не мог убить ее и переступить ту тонкую грань, которая когда-то связывала их. Но, разрывая эту связь, он почувствовал облегчение. Сонмин слегка приподняла брови, а в уголках ее рта появилась кривая улыбка. — Правда? Ты решил, что между нами все кончено? Забавно, ведь ты уже променял меня. — Она с ухмылкой посмотрела на него, но в ее голосе было что-то более резкое, чем просто сарказм. — На Чимина? Он тоже в Совете, Чонгук. Но ты почему-то выбрал его, а не меня. Эти слова Сонмин словно пробили его насквозь. В голове всплыли моменты проведенные с Чимином, но теперь они казались такими уязвимыми. Она задела слабое место и знала об этом. Чонгук сделал шаг к ней, его взгляд, словно нож, разрезал пространство между ними. — Чимин больше не привязан к Системе. Он один из нас, — голос его был холоден, но решителен. — И не смей даже трогать его. Если ты посмеешь хоть пальцем его тронуть... Сонмин улыбнулся, а в глазах блеснуло презрение. — Ах, вот как... Ты так привязался к этому мальчишке? Ты думаешь, он действительно на твоей стороне? Думаешь, он сможет избежать своего отца и вырваться из Системы? — С насмешкой произносила девушка. — Запомни, Чонгук — он всего лишь пешка. И ты должен знать это лучше, чем кто-либо другой. В один день он предаст тебя.  Мужчина сжал кулаки, но не двинулся с места. Он уже все решил. — Убирайся, Сонмин, — сказал Чон сквозь стиснутые зубы. — Я не убью тебя, но если ты снова предашь меня и посмеешь снова пойти против Тени, тебе конец. Сонмин усмехнулась и сделала шаг назад, похоже, довольная тем, что достигла своей цели. — Не волнуйся, — спокойно сказала она, убирая документы в сумку. — Я сделаю то, что должна. А что касается тебя... Побеспокойся о своих чувствах и друзьях. Она повернулась и вышла из комнаты, оставив Чонгука одного, все еще кипящего от гнева. Но на него нахлынуло странное чувство облегчения. После догадок Хосока, он знал, что ее предательство будет неизбежно, но теперь мог сосредоточиться на главной цели. О борьбе с Системой… и о Чимине.