пока ты здесь, доверься мне

под конец знойной только в их проявлениях ночи и под подкрадывающийся рассвет, робко мажущий пастельными красками и бликами по небу, вова уже окончательно признаёт, что компания в лице лёши немного более, чем приятна. что он на приличный шаг впереди всех бесконечных знакомых, чьи лица не вспоминаются даже крупными деталями. вову на этом фоне слегка ломает. ему не нравится непонятная, будто искусственно вплетенная в его голову, тяга к лёше, доверие, которое проламывается сквозь его кости и грозится просочиться сквозь мышцы, и своё безволие на этом минном поле человеческих взаимоотношений. однако, стоит лёше задать слишком типичный для кого-то извне вопрос, или улыбнуться коротко и на первый, поверхностный, взгляд даже сжато, следом склонить голову чуток набок, семенюк от всех анализов своего состояния тут же отрывается, будто если не застанет новый оттенок эмоций на лице мужчины – потеряет самого себя. его это, конечно, нервирует. ему даже кажется, что он может почувствовать ледяное дыхание липкого в своей ипостаси страха где-то на затылке, только в какой-то момент, примерно между тем, когда лёша сам берёт его за руку, и тем, когда они разделяют по-особенному длинный взгляд, договариваясь о чём-то своём, вова решает послать всё к чёрту. он жадный во многих планах, не удивительно, что он жаден и к людям, поэтому, когда перед ним маячит кто-то, чьё присутствие отзывается теплом где-то по пояснице, семенюк, естественно, не готов отпускать его в угоду своей неуверенности. она всё же всегда была на шажок слабее его безрассудства. под тихое подпевание птиц где-то на грани слышимости они приближаются обратно к бару, где слегка подвыпивший, как оказалось позже, разум лёши (вова, если честно, благодарен ему настолько, что готов кидаться заявлениями про бога) решил, что из них выйдет что-то большее, чем отвлечённый разговор посреди неона. семенюк немного медлит, видя поворот в сторону своей обители, и неловко застывает на месте, не успевая подобрать слов для того, чтобы намекнуть лёше, со странно отражающимся на нём энтузиазме, резво шагающему в очередной непонятный закуток, что это конец их весёлого приключения на двоих. – вов? – окликает его мужчина, мерно сокращая образовавшееся меж ними расстояние, и слегка хмуря брови. – это, вроде как, всё, – семенюк разводит руками, улыбается и взглядом подаётся в ту сторону, куда ему вроде как нужно, – я живу в той стороне. наверное, лучше продолжить это всё завтрашним вечером, – и пытается взглядом своим пробраться лёше в самую душу, растормошить всё как положено и выбить из него необходимое ему самому согласие. – хорошо в моменте смазываются в одну картинку, бьющую по сенсорам яркостью, их неловкие объятия, улыбка лёши с новым оттенком и вовино воодушевление. семенюк до квартиры доходит быстрее, чем в обычные дни, и практически сразу же хватается за блокнот, наполовину заполненный ломанным почерком. на бумаге для него всё легче, и вова уверен, что даже если проживёт сотни лет, то её точно не променяет на любой вид электроники. он черкает несколько общих заметок, кропотливо подписывает новые строчки к старым наработкам и записывает несколько сумбурных абзацев для дальнейшей работы. вова любит своё дело, а те дни, в которые вдохновение наконец к нему возвращается, предстаёт нагулявшейся музой, вместе с собой принёсшей скрытые от него до этого момента слова и домыслы, готов выделять в потрёпанном календаре ярко-красным, чтобы позже играть им годовщины. ложась на помятый диван, вова невольно задумывается о лёше. его бы он тоже пометил, таким ярким цветом, такой привязкой, чтобы ни за что не потерять на любом из уровней чувствительности в этом мире. под эти домыслы резво поднимается солнце, оживляя лишних прохожих, а в грудной клетке, по рёбрам, растекается то, чего семенюк уже слишком давно не чувствовал. он лишь сильнее кутается в эти чувства, будто надевая на себя вторым слоем кожи. /// в следующий вечер всё так же, как и в предыдущий, но при этом так чётко отличается от вчерашнего, что вове кажется, будто всю эту разительную смену тонов может почувствовать любой, вошедший в бар за сегодня. и как обычно (для вовы – будто в честь такого знаменательного события) пятница радует приличным количеством лиц и возможностью оплатить аренду. с таким приятным набором привелегий на сцену выходить становится значительно легче, даже будучи обременённым столькими мыслями из-за резкого сдвига перспективы. но в этот раз вове ничего не мешает, не ломает выстроганную по пунктиру конструкцию его самого, и ощущение такое, будто в этот раз всё, что он из себя извергает идёт из того чистейшего уголка сердца, на который божественный свет ему указал только сейчас. он по привычке не вглядывается в зал, но ему нравится думать, что он действительно ощущает присутствие лёши. его мягкий взгляд, ещё не успевший хоть как-то измениться из-за отсутствия чего-то высокоградусного под рукой, который ощущается как так необходимый ему сейчас глоток воды, слишком чётко рисуется в отдельном уголке его головы, так, что записывается на подкорку, и вова откидывает последние мысли о том, что он просто решил всё себе надумать. подобные чувства его не обманывают, а даже если в этот раз его и ловко обвели вокруг пальца, то мысль подобная всё равно дарит ему лишь слишком по-откровенному положительные эмоции. он заканчивает на слишком яркой ноте, той песней, которую обычно приберегает для середины в лучшем случае половины выступлений, но публика ему вторит, награждает даже тихим сиплым свистом из-за барной стойки, и вова с облегчением сходит вниз. он пытается выискать в толпе знакомый силуэт, боясь разочароваться в собственных же фантазиях, до сих пор подбивающих дыхание, когда его мягко хватают за руку и отводят чуть в сторону. он видит перед собой лёшу, одетого в то же, что и вчера, со слегка помятой причёской и отблеском чего-то пока что неуловимого в глазах. он призывно улыбается, и вова борется с прокатывающимся по коленям желанием обнять его. – в этот раз было лучше, – зачем-то сообщает он, с толикой гордости, и подбородок задирает, начиная улыбаться. – было отлично, – вторит ему лёша и подхватывает улыбку. после – мягко подводит к своему столику, упрятанному в густой тени от барной стойки. вова замечает тот же коктейль, что пил вчера, и охотно придвигает бокал к себе, радуясь его целостности. в следующие минуты, что тянутся патокой, они делят долгие взгляды, странную мелодию на фоне, созданную слишком странными отзвуками клавиш, и короткие глотки не такого уж и вкусного спиртного. семенюк думает, что отдал бы всё, чтобы время застыло в этом моменте, а странное предчувствие вновь прихватывает его за загривок, как нашкодившего щенка. сегодня бар светится приглушённой фуксией, слишком хищной для всей его наполненности, но они отделены от этого царства не-жизни незримой стеной. она плотно укрывает их от любого шага и взгляда извне, смягчает зажатые позы, совершенно различные по роду своей тревожности, и позволяет алкоголю действовать тем дурманом, который проявляется только в крайних случаях взвода. вова плавится в своих мыслях, даже сейчас хватаясь за отрывочные строчки-ниточки, которые наверняка забудет на рассвете, сожалея о том, что не сможет посвятить их этой эре его жизни, и взгляд его постепенно более явно скользит по всему мужчине напротив, будто освобождаясь от непонятных даже ему самому установок. к лёше тянет сильнее, чем вчера, но вова знает, что для развития этого импульса есть целое поле вселенной времени. он бы наверняка написал и про красные нити, и про именные татуировки, если бы смог заставить себя хоть чуточку вздрогнуть, непременно сломав момент, но, кажется, любой в этом душном помещении понимал, что право на это у него просто отобрали. ночь скатывалась в калейдоскоп ярких огней, сбившегося дыхания по запястьям и совершенно мутных мыслей скорее не от нескольких осушенных бокалов, а от яркого присутствия правильного человека рядом. смесь из картинок обрывается на морозной улице, под мутным светом полной луны и звёздами, частично стянутыми облаками, оттого расположенным как-то нескладно и хаотично. воздух отрезвляет частично; скоре из-за того, что от лёшиной скованной улыбки мажет в несколько раз сильнее, чем даже от синтетики. в этот раз вова даже не достаёт сигареты, сразу пускается в прогулку по ещё неизведанным закуткам памяти и молчаливой красоты, которая в его путеводителе кончается возле его подъезда, возле которого неоном должна гореть вывеска о совсем уж прямом намёке. – пробуди во мне эти места заново, – в этот раз шепчет вова, слишком подозрительно-привычным движением хватая чужую руку.