Bound for Pleasure

Просто Джисон считал, что его парни достаточно хорошо вели себя в этом году. Он долго мучился с выбором подарка. Задача всегда становится немного сложнее, когда вспоминаешь, что у тебя, в самом деле, не один, а целых два любящих партнёра, которые наверняка проявят креатив и опять подарят что-то слишком крутое. Как это было в прошлом году. И позапрошлом, собственно. Как это было всегда. Нет, Джисону действительно было приятно их внимание. А кому было бы неприятно от того, что ради вас так заморачиваются? И всегда, черт бы их побрал, помнят даже о самых незначительных мелочах. Джисон же, к сожалению, таким умением не обладал, потому в конце каждого года, когда приходило время расчехлять свой кошелёк, сначала долго на себя злился, а потом долго выкручивался. Этот раз был не исключением. Хан днями и ночами ломал голову, пытаясь уцепится за самые крохотные моменты или диалоги, что всплывали в памяти. Но, в конечном счёте, обнаружил, что на протяжении стольких месяцев на самом-то деле и не присутствовал во время подобных разговоров. Он помнил, что парни частенько спрашивали о его хотелках, вместе или по-одному. Но сами же не проронили и словечка. И Джисону выть хотелось оттого, будто они намерено усложняли ему жизнь. Он перерыл кучу сайтов, обходил все возможные магазины в поиске действительно хороших подарков, что могли бы понравится их потенциальным получателям. Но, как сам считал, не нашёл ничего действительно стоящего. А потом в его голове вдруг всплыла самая похабная в мире мысль, от которой ему захотелось провалится под землю. Хан старательно её отгонял, честно пытался забыть, как страшный сон, ведь от одного только упоминания уши начинали гореть так, будто он действительно мог бы взорваться. И по-началу у него хорошо получалось. Но финальной точкой, когда все его сопротивления были безжалостно уничтожены в пух и прах, стал Феликс, что в совершенно обычный, будничный день прислал ссылку. Ссылку на абсолютно шикарное нижнее бельё с пышными красными бантами. Джисону стало совсем дурно. Ему отчего-то начало казаться, будто весь мир настроен против его идеально-вылизанного образа приличия. Словно так и кричит, подталкивает на вульгарные действия. И Хан соврал бы, сказав, что не приходит в полный восторг, представляя, как парни, придя домой после тяжелого рабочего дня, находят его в этом ебучем белье с бантиками под новогодней ёлкой. Хотя вслух никогда бы это не озвучил. Потому, взвесив все "за" и "против", а так же переборов последние отголоски своей светлой стороны, что усердно пытались вразумить и заставить его купить какую-то новую приставку, вместо пары красных ниточек на один вечер, Джисон приступил к выполнению своего коварного плана по соблазнению своих же парней. Хотя процесс шел не так гладко, как хотелось бы. Первой проблемой стал выбор размера. У Хана вообще-то никогда и не было красивого нижнего белья, что включало в себя и пояс с гартерами, и лиф, а уж тем более не было опыта в покупке таких прелестей. Потому одним вечером, решив измерить свои параметры, он немного не рассчитал время и попался на глаза голодному Минхо, что вернулся с работы и неожиданно застал своего парня в шикарном виде: в одних трусах, с измерительной лентой вокруг груди и ужасно недовольным выражением лица. Джисон, конечно, сумел выкрутится, сказав, что просто проверял свой прогресс после похода в зал. Возможно, Минхо и поверил ему, вот только от одного занятия, за которым их неожиданно застал Феликс, Хана это не уберегло. Впрочем, никто не жаловался. Да и старшему такой ужин пришелся по вкусу. Второй проблемой, что образовалась абсолютно случайно, стал довольно логичный вопрос: как пронести и спрятать бельё так, чтобы его не нашли? С первым было проще — рабочие дни парней почти идеально совпадали, если не брать в счет того, что перед праздниками они частенько сбегали домой раньше положенного, оправдываясь отсутствием начальства на рабочем месте. Второе же, на самом деле, казалось почти невозможным. У Джисона всё бельё, даже то, что предназначалось для особых случаев, было нейтральных цветов. Чаще просто чёрным — неизменная классика. А тут, упс, явная несостыковка. Учитывая, что подобные ажурные прелести из них троих на своей полочке прятал только Хан, все подозрения единогласно свелись бы к нему одному. И в таком случае всё, сюрприз испорчен. Пришлось прибегнуть к старой-доброй находчивости, которой у Джисона явно было не занимать. Третьей из возможных проблем могла стать неожиданная поездка в травмпункт, когда он, пытаясь забросить чёрный непримечательный пакет с интересным содержимым в дальний ящик на верху шкафа, чуть не свалился со стула, нечаянно оступившись. Если подытожить, то хоть на этот раз удача оказалась на его стороне и "подарок" был успешно скрыт от чужих любопытных глаз. И на том спасибо. Четвёртой, самой большой из всех насущных проблем, оказалось долгое ожидание. Как бы Джисон не плевался изначально на всю эту затею, но в конечном итоге захотелось и ему. И захотелось до такой степени, что отныне в его жизни ни сна нормального не было, ни исполнения обычных домашних обязанностей, ни походов в зал. Все мысли, так или иначе, сводились только к этому ебучему подарку. Раздражало ли это? Да. Заставляло ли хотеть ещё сильнее? Определённо. К концу недели на нервное и взбудораженное поведение Джисона стал обращать внимание не только он сам. Феликс, кажется, первым начал догадываться о том, что Хан замышлял что-то нечистое, но в то же время что-то очень интересное. Блондин частенько заводил об этом разговор ни с того ни с сего, чем вводил второго в многократный ступор, что почти всегда заканчивался обиженным видом и надутыми губами. Мол, ничего он не готовит, даже не собирался. Минхо же, подхватив интересную тенденцию, не объявлял о своих предположениях открыто, но то и дело пытался вывести Хана на чистую воду, задавая двусмысленные вопросы во время разговоров на совершенно иные темы. И от такого излишнего внимания Джисон потихоньку начинал терять самообладание, желая, чтобы день "икс" наступил как можно скорее. Он и наступил. Возможно, не так быстро, как хотелось изначально, но теперь Хан предпочёл бы отмотать время назад и выкинуть нахрен идею с таким подарком из своей непутёвой головы. И прямо сейчас, сидя под пышной ёлкой с кучей новогодних игрушек в гостиной, он действительно нервничает. Думает, что недостаточно хорош в новом белье, что парни не оценят задумку и посчитают его извращенцем. Джисон отчего-то слишком сильно себя накручивает, нервно теребит маленькие бантики на чулках и мысленно жалуется на пробку в заду, которая только подливает масла в огонь. Но дело уже сделано и отступать действительно поздно. Потому он, тяжело вздыхая, принимает четкое решение: будь что будет. Уши Хана улавливают звон ключей, что проворачиваются в замочной скважине, и сердце предательски пропускает парочку ударов. Он затаивается, в надежде слиться с общим праздничным антуражем, плотнее кутается в бархатную зелёную шаль с пушистыми белыми ободками и изо всех сил старается не пискнуть, когда слышит привычное: — Хани, мы дома! Кажется, что минута тянется целую вечность, и за это время Джисон успевает придумать сто один провальный сценарий в своей голове, отчего страх лишь усиливается, а ладошки слишком интенсивно потеют и холодят. Он поджимает колени и, сам того не осознавая, открывает довольно пикантный вид на молочные ягодицы, что лишь частично прикрывается ступнями. Хан невольно улыбается, хихикая, когда Минхо начинает бурчать что-то о предпраздничных пробках на дорогах, а Феликс подхватывает, делясь и своим недовольством. Тревога понемногу отступает от понимания: может, днём эти парни и были серьезными мужчинами в строгих костюмах, но вечером резко превращались в домашних, ласковых котов, что липнули к Джисону со всех сторон, не давая проходу. И это действительно помогало расслабится. Бурные обсуждения вдруг утихают, сменяясь давящей тишиной, и улыбка с лица Хана исчезает, будто и не появлялась совсем — первым в гостиную заходит Феликс. Он выглядит слишком удивлённым, жилистой ладонью озадачено зарывается в светлые волосы и кидает короткий взгляд в прихожую, кивая старшему на сидящее перед ним недоразумение, мол, иди посмотри. Минхо утихает вслед за ним и спустя долю секунды показывается в дверном проёме. Он шумно вздыхает, как только замечает причину удивления блондина, и многозначительно оскаливается, отчего Хан прикусывает язык и, кажется, забывает как дышать. — Видимо, Санта принёс наш подарок немного раньше положенного, — он смотрит на Феликса, который мигом растягивается в довольной улыбке и недобро сверкает глазами. — Похоже на то, — блондин рывком снимает тёмный пиджак и, совершенно не заботясь о его состоянии, откидывая куда-то в сторону. Он медленно подходит к ёлке, заинтересованно, почти хищно разглядывая "подарок", а затем присаживается на корточках. У Джисона колени отчего-то разъезжаются в слишком призывном жесте, а губы сушит и увлажнить их хочется до чёртиков сильно. Феликс тихо смеётся хриплым голосом и длинными пальцами цепляет подвязку от ярких гартер, намерено задевая бледную кожу, что тут же покрывается мурашками. Минхо наблюдает со стороны. Подворачивает рукава тёмной рубашки до самых локтей, но взгляд не отводит. Он тяжело дышит и сжимает челюсти, будто сдерживаемый прочной цепью, ведь хочет вдоволь насладится предоставленной картиной. От начала до конца. Если Джисон хотел устроить шоу, то он несомненно его получит. Хан вскрикивает, когда пальцы предательски неожиданно отпускают гартер, что негромко шлёпает о молочное бедро, и прикусывает губу. Чужая ладонь заботливо ложится на раскрасневшуюся щеку, мягко поглаживая, и губы Феликса вдруг оказываются до невозможности близко к уху Джисона, опаляя тёплым дыханием. Он чувствует тёплое прикосновение на собственном бедре, что ведёт выше и немного сжимает податливую кожу, а затем прикрывает глаза и сводит брови, когда до одури приятный голос шепчет прямо в шею. — Ты был послушным мальчиком, Хани? Джисон теряется. Тихо стонет, податливо выгибаясь навстречу желанным касаниям. И Феликс всё понимает, потому мокро целует возле уха, окончательно сводя с ума. Хану становится слишком душно и хочется скинуть ту чертову шаль, только вот тело будто парализует от настойчивых ласк. Тёплая ладонь цепляется за острый подбородок и поворачивает его голову немного правее, отчего он охотно приоткрывает глаза, встречаясь взглядом с довольным Минхо. — Ты ведь знаешь, что послушным мальчикам полагается приятное вознаграждение? — он щурит глаза и улыбка становится ещё шире, когда Джисон нетерпеливо кивает. Хан смотрит со слишком диким обожанием, облизывает пухлые губы и тянется за поцелуем, на который старший заботливо отвечает. Запускает ладонь в тёмные волосы и мягко массирует кожу головы, совсем не напирая. Феликс хрупкие плечи слабо кусает и мокро целует, избавляясь от мешающей накидки. Гладит бока с лёгким нажимом, лишь изредка позволяя себе шалости, когда ногтями царапает несильно выпирающие рёбра. Джисон мелко дрожит и низ живота больно тянет, отчего он посылает жалобные вибрации в поцелуй, а чужая рука на затылке сжимает волосы сильнее обычного. Долго он не продержится. Феликс ведёт мокрую дорожку из поцелуев к чувствительной груди, как вдруг останавливается и отчего-то хрипло смеётся, разбавляя влажные звуки со стороны. Хан разрывает поцелуй и недовольно смотрит на белую макушку, в то время как Минхо тёплыми руками спускается к напряженным плечам, мягко их разминая. Еле ощутимо ведёт носом по тонкой шее, из раза в раз вдыхая приятный, родной запах, и украдкой наблюдает за действиями блондина. Тот, будто издеваясь, медленно обводит указательным вокруг бантика на лифе, а затем надавливает на него же, внимательно следя за реакцией. — Милые бантики, Хани, — Джисон давится коротким вдохом, ведь касание приходится прямо на чувствительный сосок. Феликс жадно облизывает губы, довольствуясь немым ответом. — Где-то я их уже видел. Он не отводит взгляд и ласково гладит по ткани, а затем внезапно сжимает, отчего Джисон прикрывает глаза и откидывает голову прямо на широкое плечо сидящего сзади Минхо, пока тот заботливо устраивает его между своих ног, позволяя прижаться голой спиной к разгоряченной груди, покрытой плотной тканью офисной рубашки. Старший почти заметно улыбается и жилистой ладонью обвивает его шею, ощутимо сдавливая. Хан тихо скулит и сводит ноги, когда блондин отодвигает одну из чашечек яркого лифа, припадая мокрыми губами к часто вздымающейся груди. Он может признать, что грудь действительно была его слабым местом. Парни же, в свою очередь, могли признать, что прекрасно об этом знали и частенько пользовались. А ещё Хан может признать, что готов кончить от одного только упоминания о стимуляции его излюбленной эрогенной зоны. Потому буквально приходит в бешенство, когда Феликс из раза в раз неосторожно кусает сосок, тут же старательно зализывая, и пальцами до чёрта чувственно сдавливает красноватые бока, пока Минхо неизменно удерживает за шею, играясь с противоположной частью груди. У Джисона тысячи маленьких звёздочек перед глазами, дыхание ощутимо сбивается и в красивых трусиках становится до одури тесно. Он крючковатыми пальцами цепляется за чужую жилистую руку, что отчасти перекрывает дыхание, и короткими ноготками царапает, теряясь в экстазе. Феликс зубами сжимает ещё усерднее, дабы услышать такие желанные стоны, а светлые волосы щекочут чувствительную кожу. Хан задыхается и издаёт сдавленный короткий писк, горячая ладонь давит на кадык сильнее, заставляя глаза закатываться и дрожащими пальцами шарить по полу, ища опору. Минхо гортанно рычит прямо возле уха, шепчет что-то слишком вульгарное, а Феликс заботливо подставляет собственное предплечье, дабы Джисон смог ухватится за него и сжать до посинения. Напряженные ноги остервенело сдавливают бока блондина, а впалый живот вдруг бьют слишком приятные спазмы. Хан сильно жмурит глаза, крупно дрожит, а пухлые губы округляются в немом стоне. У него внутри будто что-то взрывается. Волна удовольствия накрывает с головой и всё происходящее вдруг начинает казаться слишком нереальным и сюрреалистичным. Он стыдливо утыкается носом в чужую шею, переводя дыхание, и полностью тает в таких желанных прикосновениях. Тёплые руки заботливо гладят обмякшее тело, мокрые губы многократно мажут раскрасневшиеся щёки мягкими поцелуями. И почему-то именно сейчас Джисон понимает, что решение устроить этот вечер — лучшая идея в его жизни. — Только посмотри на него, — насмешливо тянет Феликс, обращаясь к старшему Ли, пока проворные пальцы тянут тонкий ремешок испачканных трусиков, что неприятно сдавливают и порядком мешают. — Мы ещё даже не начали, а он уже кончил. — Плохой, плохой мальчик, — сладко шепчет Минхо, подхватывая, и Хан готов поклясться, что от этой интонации хочет рассыпаться на тысячи маленьких кусочков. — Как же ты собираешься извинятся перед нами за свою дерзость? Джисон виновато смотрит в тёмные глаза напротив, что опьяняюще блестят и будто подталкивают к действию. Блондин приближается к его лицу, когда их губы почти соприкасаются, и целует, мягко перебирая на себя инициативу. Хан в этом поцелуе окончательно теряется и коротко мычит, понемногу отпуская контроль над ситуацией. Феликс отстраняется с характерным вульгарным чмоком, пока вязкая ниточка слюны тянется между разгоряченными лицами. — Хочешь помочь своему папочке, Хани? — он мажет вязкую жидкость большим пальцем, распределяя на покрасневших губах, и Джисон непроизвольно кивает, точно заколдованный. Феликс тепло улыбается и легонько хлопает того по щеке. Тёплая ладонь неожиданно подталкивает его со спины, заставляя прогнуться в коленно-локтевой, носом утыкаясь в пах блондина, что уже порядком возбужден и желает разрядки. Хан тянется к ширинке, снизу вверх смотрит слишком невинно, отчего хочется прямо сейчас схватить его за непослушные волосы и засадить по самые гланды. Блядство. Джисон слишком медленно возится с тёмными брюками и блондин не выдерживает, нетерпеливо помогая тому избавится от лишнего, в данный момент, атрибута одежды. Заодно стягивает и мешающие боксеры, отчего налитый, крупный член предстаёт перед Ханом во всей своей красе. Хан облизывается, от чего сердце светловолосого вдруг пропускает удар, а затем вопросительно поднимает глаза, будто спрашивает разрешения. Феликс одобрительно запускает ладонь в мягкие волосы, подталкивая того к действию. И прикрывает глаза, лениво откидывая голову, когда Джисон берёт в рот головку. Сначала вылизывает только её, будто дразня, лишь сжимает губами и не заходит дальше. Своей небольшой ладонью медленно поглаживает у основания, чем вызывает тяжелые вздохи. И податливо разводит колени шире, когда Минхо оказывается сзади, одаривая покрасневшие бока мягкими касаниями шершавых рук. А затем чувствует, как на ягодицу приходится сильный, размашистый шлепок, отдающий приятным жжением, и мычит, отчего по напряженному члену разносятся вибрации. Блондин сдавленно стонет, наматывая отросшие каштановые волосы на кулак, и закатывает глаза, когда Хан вбирает глубже, почти давясь его длиной. — Черт, бельчонок, да ты основательно подготовился, — старший подмечает с явной насмешкой в голосе, но не может не согласится, что Джисон абсолютно точно приложил усилия, дабы порадовать своих парней. — Прости, сладкий, но от этого нам придётся избавится. Феликс устремляет заинтересованный взгляд в сторону Минхо, наблюдая, как тот нетерпеливо стягивает тонкие трусики с округлых молочных бёдер, а Хан замедляется, будто ожидает чего-то конкретного. И по-началу блондин не понимает, в чём, собственно, дело, как вдруг старший, с характерным звуком, вынимает что-то небольшое из виляющей задницы, отчего Джисон поддаётся назад и жалобно стонет, вызывая у первого шипение вперемешку с довольным хохотом. Ну конечно, этот чертенок использовал пробку. Он мягко треплет непослушные волосы, но возвращает Хана на прежнее место. Тот без сомнений возобновляет активные движения, чувствуя, как бёдра жадно сжимаются в приятных жилистых руках. Усердно работает ртом, втягивая щёки, подстраивается под дыхание Феликса, желая выбить как можно больше довольных стонов. Вбирает слишком глубоко и вдруг давится, а глаза распахиваются в удивлении, когда чувствует влажное касание прямо по сжатому сфинктеру. Ли проводит по нему языком, выбивая из младшего громкий, приглушенный членом стон, а после проникает внутрь, обводя тугие стенки и хорошенько смазывая их своей слюной. Он проделывает свои манипуляции слишком умело и Хан совсем не впервые теряет голову от этих действий, хоть всё ещё не до конца свыкся со странным, но таким приятным увлечением старшего. Глаза закатываются сами собой, а покрасневшие от интенсивного трения коленки предательски дрожат, когда он пытается не терять самообладание и не забывать о блондине, который, в свою очередь, растирает напряженную спину, помогая собраться с мыслями. Феликс наклоняется, заботливо заправляет за ухо тёмную выбившуюся прядь и шепчет так сладко, что сердце невольно замирает. — Не вздумай кончать раньше нас, Хани, — приказ слишком разнится с ласковым тоном, отчего Хан теряет голову и жалобно скулит в непонимании. — Ты ведь не хочешь злить своего хёна? Будто в подтверждение сказанному, Минхо до боли сжимает бедро и углубляет движения языка, а Джисон мысленно готовится к тому, что на утро кого-то из них двоих придется отправлять в аптеку за мазью, ибо такое, блять, количество синяков и укусов выходит за все рамки дозволенности. Интересно, кто же эти рамки в своё время устанавливал? Внезапно Минхо отстраняется, забирая вместе с собой всё приятное тепло и стимуляции, а Хан от этого недовольно хмурится, вбирая твёрдый член по самые яйца, что сопровождается протяжным стоном сверху. Чужие пальцы вплетаются в волосы и настойчиво тянут назад, отрывая от дела, отчего Джисон охает. Он встречается взглядом со старшим Ли, что излучает непоколебимую властность одним только своим видом и вовлекает в страстный поцелуй, подчиняя. Кусает чужие губы, рвано дышит, ощутимо напирает и Хану кажется, будто он плавится под воздействием этих сильных рук, что никак не оставлят его в покое. Минхо разрывает поцелуй и бросает короткий взгляд на Феликса, проверяя его готовность к следующему этапу. Тот откидывает ненужную рубашку, собирает светлые волосы в небрежный хвост, дабы предотвратить заминки во время процесса, а затем выдавливает на пальцы смазку, разогревая её специально для Джисона. Минхо мажет мокрыми губами шею младшего и спрашивает, намеренно опаляя чувствительную кожу горячим дыханием. — Хочешь оседлать папочку Феликса, малыш? — он наблюдает, как Джисон активно кивает в ответ, потому быстро мажет поцелуем его губы и отпускает, предварительно шлёпая подтянутое бедро. — Давно не виделись, котёнок, — Хан устраивается на коленях блондина, неуверенно ёрзая, будто впервые. Чувствует тёплые руки, что принимаются подготавливать его, щедро размазывая гель между ягодицами. Феликс слишком по-доброму улыбается и много-много целует тонкую шею, отчего по телу бегут приятные мурашки. Он острожно пристраивается ко входу и Джисон на несколько долгих секунд замирает, сильнее вжимаясь крючковатыми пальцами в широкие плечи. Блондин поддерживает его снизу, плавно насаживая, и неотрывно смотрит на парня, что выгибается, инстинктивно прижимаясь ближе к оголённой груди. Хан негромко шипит, когда член входит почти полностью, и утыкается в чужую шею: размеренно вдыхает родной аромат, пытаясь унять интенсивную пульсацию внутри. Феликс даёт ему время, чтобы привыкнуть. Сыплет поцелуями плечи, шепчет похвалу и мягко гладит напряженную спину. Он начинает двигаться, когда Джисон даёт зелёный свет, негромко "угукая". Терпеливо входит в размеренном темпе, контролируя тело Хана своими сильными руками, пока тот тихо постанывает в шейный изгиб. Постепенно Феликс ускоряется. Сжимает пальцы на хрупкой талии, сильно кусает ключицы и выбивает звонкие вскрики, что ласкают слух лучше любой музыки. Джисон заметно распаляется, уже самостоятельно насаживается на твёрдый член, то и дело от удовлетворения закатывая глаза, откинув голову. Разум мутнеет, и всё, о чём он может сейчас думать — это секс с любимыми парнями. Он хочет доставить им море удовольствия, отдать каждую частичку себя, растворяясь в их сильных руках, полных любви и ласки. Почувствовать их глубоко внутри себя, сорвать голос от постоянных криков и выдохнуться настолько, чтобы собственные ноги не держали. Глубоко. Слишком глубоко, но так, блять, приятно. — Думаешь, он сможет? — голос Минхо приятным тембром ударяет в уши, и Феликс заинтересованно смотрит на него, чуточку замедляясь. — Не уверен, — блондин мягко треплет влажные от пота волосы, обращая внимание Джисона на старшего Ли, что держит два пальца прямо возле тугого входа, рядом с членом Феликса, терпеливо дожидаясь разрешения. — Что скажешь, Хани? — Мы можем попробовать, — сипло говорит он, задумавшись лишь на долю секунды, и сверкает приоткрытыми глазами, слабо улыбаясь. — Умница, — Минхо довольно целует его в макушку и выдавливает лубрикант, обильно смазывая пальцы. — "Светофор"? Хан одобрительно кивает, отвечая на интересующий вопрос. Старший дожидается, пока блондин приостановится, а затем, вместе с новым медленным толчком, аккуратно вводит первый палец. Джисон хмурит брови, слабо шипит и липнет к разгоряченной груди Феликса. Тот встречает его мягким, располагающим поцелуем. — Как себя чувствуешь? — он перебирает тёмные пряди волос в успокоительном жесте и внимательно смотрит Хану в глаза. — В порядке, — заверяет тот, сдержанно улыбаясь, на что получает короткий кивок. Минхо начинает движение в размеренном темпе, следуя блондину. Второй прерывисто дышит от приятного трения, возникшего во влажной тесноте, и неизменно одаривает Джисона мягкими касаниями. Спустя время, когда тот немного привыкает, старший Ли добавляет второй палец. Хан жалобно скулит от ощущения наполненности, собственный член непрерывно ноет от желания кончить, а Феликсу от этого почти сносит крышу, отчего он до боли сжимает покрасневшие ягодицы, вызывая характерный вскрик. Минхо трепетно целует напряженную спину и терпеть давление в узких брюках с каждой минутой становится в разы сложнее. Старший Ли вдруг замечает, как Хан, находясь в состоянии полного экстаза, невольно тянется к своему паху, в надежде поскорее достигнуть желанной разрядки, и на лице вдруг расцветает слишком явный оскал. Прежде, чем Джисон успевает свершить задуманное, в него врезается неожиданно грубый толчок, выбивая из равновесия. Он громко вскрикивает, когда тело пробивает крупная дрожь, пытаясь уйти от движений, а в уголках глаз выступают слёзы. Феликс перехватывает тонкие кисти, укоризненно смотря тому в глаза, и Минхо удовлетворенно улыбается, почти-что урчит, как сытый кот. — О чём я тебя предупреждал? — блондин приближается, шепчет в самое ухо так, словно цедит сквозь плотно сжатые зубы. Хан отчего-то боится смотреть в глаза, потому старательно отводит взгляд, не решаясь ответить. — М? Он сдавливает кисти сильнее, толкаясь ещё раз, когда на ягодицу приходится звонкий, сильный шлепок, и Джисон пищит, крепко жмурит глаза, не выдерживая, а по щеке скатывается первая слезинка. У Феликса отчего-то взгляд блестящий и слишком голодный, он отпускает чужие руки и до боли сдавливает бёдра, вызывая очередной вскрик. Старательно выдерживает зрительный контакт, вбиваясь в податливое тело ещё усерднее, что на долю секунду начинает казаться, будто младший этого не выдержит. Джисон голову откидывает назад из-за чьей-то напористой руки, что сдавливает волосы, и громко, рвано стонет от любого движения. Он дрожащими пальцами пытается ухватится за чужие бёдра, что двигаются слишком активно, и почти теряет рассудок. Чувствует, как Феликс утыкается в шею, хмуря брови, и сильно кусает выпирающую ключицу. Толкается в последний раз слишком сильно и рычит гортанно, отчего кажется, будто каждая косточка в теле Хана громко трещит и ломается надвое. Джисон мелко подрагивает в чужих руках, пытаясь перевести дыхание. В глазах двоится и в голове словно пустота. Ни единой мысли, лишь неизменная тяжесть внизу живота, что слишком сильно давит, почти до слёз. Хочется кончить. Минхо не медлит — стаскивает его с Феликса на пол, садясь сверху, стягивает с собственных брюк широкий ремень и крепко фиксирует им проворные руки, заводя за спину. Расстегивает ширинку и приспускает боксеры, не удосужившись даже избавится от нeнужного элемента одежды. Щедро льет прохладный лубрикант меж ягодниц, разводит дрожащие ноги шире, пристраиваясь, и рычит. — Нужно отвечать, когда тебя спрашивают, — он неосторожно толкается в податливое тело и у Хана из глаз будто искры сыпятся. — Плохой, невоспитанный мальчик. Он не дает должного времени, чтобы привыкнуть, вместо этого начиная двигаться почти сразу, вбиваясь четкими сильными толчками. У Джисона щеки мокрые, он рвано кричит, задыхаясь, и едва-ли может пошевелится. Бёдра неистово горят от постоянных шлепков и ударов, Минхо тянет за красный пояс на талии, что больно врезается в мягкую светлую кожу. Рядом садится Феликс. — Он ведь предупреждал, — длинными пальцами перебирает спутавшиеся от влаги волосы, а затем приближается и шепчет на ухо, отчего Хану выть хочется. — Назови цвет, Хани. Джисон жалостно скулит, когда толчки становятся быстрее и жестче, и блондин острым носом выводит незамысловатые узоры на шее, издеваясь. А затем прохладной рукой тянется к напряженному паху и всё происходящее ощущается не иначе, как настоящая утопия. Феликс сжимает ладонь на члене, что сильно течёт и до одури желает разрядки, отчего Хан рвано стонет, резво толкаясь в чужую руку. Из глаз словно искры сыпятся, сердце бешено колотит в часто вздымающейся груди, и Джисон начинает думать, что умрёт от удовольствия, как только достигнет такого желанного конца. Блондин двигается в такт толчкам Минхо, много-много целует покрасневшую от укусов шею, заботливо их же зализывая. Он знает, что Джисону много и не нужно, ведь тот и так ждал этого момента слишком долго. Всего парочка умелых движений и Хан на пике — теряется в пространстве от наслаждения, не находя сил даже на то, чтобы открыть глаза. Но Феликс заставляет его говорить. — Зелёный, — он почти кричит, когда Минхо входит в последний раз слишком грубо, и закатывает глаза. Феликс, не отрывая хитрый взгляд, довольно улыбается, кусая покрасневшую кожу. — Умница. Хан кончает. Он чувствует нехарактерную пустоту и лёгкое жжение, когда старший выходит из него. Глаза открывать слишком лень, пальцы мелко подрагивают от усталости. Тёплые губы целуют его в районе поясницы, отчего он невольно вздыхает сильнее обычного. Сверху сипло посмеиваются в два голоса и он отчего-то улыбается вместе с парнями. — Не думал, что ты выдержишь, котёнок, — Минхо бережно поднимает младшего с пола, опирая на собственную грудь. Перебирает тёмные волосы, а Феликс ластится, ложась сверху на мягкий живот. — Небольшая передышка, да? — Развязать тебе руки? — блондин подымает заинтересованный взгляд на уставшего парня, а пальцем мягко выводит рисунки на бледной коже. Хан отрицательно мотает головой. — Мне нравится, когда вы такие, — он смотрит на растрепанные светлые волосы, когда Феликс устраивается поудобнее на расслабленном животе. Минхо целует младшего в висок, затем наклоняется к чувствительному уху, шепча. — Какие? — Властные, — Феликс почти слышно посмеивается и тянется к Джисону за поцелуем, на который тот охотно отвечает. На этот раз поцелуй до одури мягкий и чувственный, от которого, Хан готов поспорить, вполне можно уснуть, скрутившись в клубочек на чужой груди. Он любил этот контраст в поведении ровно настолько же, как и контраст в сексе. Возможно просто потому, что любил своих парней. Рядом с ними действительно было не важно ничего. Рядом с ними становилось приятным любое слово, любое действие. Рядом с ними Хан чувствовал себя любимым и желанным. — Готов продолжить, сладкий? — приятный голос вырывает из раздумий и он слабо кивает, отвечая на поставленный вопрос. Им предстоит долгая ночь. Но теперь Хан точно знает, что идея с этим чёртовым подарком — лучшая в его жизни.